Любовь на руинах

1. Рыжая

…Грязь и вонь… Вонь и грязь – это первое, что приходит на ум, когда Слепой спрашивает о моих ощущениях, о впечатлениях от прошедшего дня. Это – наша с ним традиция. Бывают дни, когда я до жути жду вечера, чтобы на пару минут заглянуть к нему в комнату, чтобы, увидеть его, чтобы услышать этот вопрос. Но отвечаю совсем другое:

- Женя, сегодня был замечательный день. Я видела солнце!

- Рыжик, это невозможно…- он улыбается. – Столько лет – ни разу! А тут – солнце!

- Правда, Женечка! – хоть он и не видит, я все равно утвердительно трясу головой. – Во время операции в окно проник огромный золотой луч солнца! Он от скальпеля отразился. Правда, когда я выглянула в окошко, минут через сорок, небо снова было затянуто облаками. Но я не успела только потому, что этот… мудак, Пашка, мало кетамина вколол – Петрович не заснул, а задремал только. Пришлось добавлять, чтобы раньше времени не очухался. А как добавила, копаться стала – спешить-то не нужно! Но, знаешь, кетамин, сука, к концу подходит… Что делать будем?

- Зойка, не ругайся – тебе не идет. Придумаем. Что-нибудь обязательно придумаем.

- Не идет, говоришь? Ох, ты знаешь, мне вообще ничего из нынешней жизни не идет. Помнишь, как в ванне с горячей водой полежать можно было? Пены налить с запахом цветочков разных, соли морской! А сейчас… До сих пор привыкнуть не могу к тому, что грязная такая! Страшилищем себя чувствую!

Сейчас с мытьем - проблема, как, собственно, и с водой в целом…

- Нет, Рыжая, тебе-то грех жаловаться – я еще помню, какая ты! Ты – красавица! Тебя ничто не испортит – ни грязь, ни запахи, ни пороки нашего времени…

...Женька потерял зрение из-за черепно-мозговой травмы, которую заработал во время очередной атаки сумасшедших, живущих в развалинах бывшего хлебозавода. До сих пор корю себя, что не смогла ему помочь. Да и как тут поможешь? Я же все-таки не нейрохирург! Хотя, на самом деле, я уже и сама не знаю, кто я. Я и хирургом-то не стала по-настоящему. Успела только один курс на специалитете отучиться, когда все случилось. Просто некому было помогать пострадавшим...

Иногда с грустной улыбкой вспоминаю своего преподавателя, кандидата медицинских наук, выдающегося хирурга Будигай Александра Ивановича. Он всегда хвастал, что к своему, не такому уж и серьезному возрасту – 55 годам, успел сделать огромное количество операций – что-то там к нескольким десяткам тысяч! Нам, студентам, казались эти цифры заоблачными. В этой жизни, я поначалу считала операции, сделанные мной. Да потом бросила. Порой, как хирурги в годы далекой Великой Отечественной, падала от усталости прямо у операционного стола! Какие уж тут подсчеты! Уверена, что еще в первые пять лет после катастрофы, по количеству операций значительно опередила своего бывшего преподавателя.

Не все, живущие в группе под руководством Евгения Чуйкова, Слепого, могли похвастаться наличием собственной комнаты. У меня же она была. Собственные апартаменты – это знак великого уважения ко мне. Пожалуй, не было ни одного человека в нашей группе, которому я прямо или косвенно – через кого-то из близких, не оказала бы помощь. Я была специалистом широкого профиля – хирург, терапевт, инфекционист, психолог или даже иногда психиатр.

Людям было трудно. Миллионы погибли в результате катастрофы. Да, что там, миллионы! Миллиарды! Но и сейчас легче не стало. Теперь нас потихоньку убивает радиация, инфекции, отсутствие нормальной пищи в достаточном количестве, а больше - воды, ну и мы сами.

Когда все началось, еще существовало телевидение, выпускались газеты, существовал интернет, в конце концов. Нам сообщалось, что Краснодарская АЭС, которой руководил мой отец, находившаяся в небольшом городке Энергетиков на берегу реки Лаба, в пятидесяти километрах от города-миллионника Краснодара, в результате неудачного эксперимента, просто взлетела на воздух. Заражение всей южной территории страны было настолько сильным, что в стране началась паника. Чернобыльская катастрофа была так, мелочью, по сравнению с тем, что случилось сейчас. Людей оттуда, с юга, тела которых фонили, как графитовые стержни, не впускали на территорию, которая по первоначальным подсчетам ученых, была заражена меньше. Но они находили лазейки. В считанные дни была построена полноценная стена-граница, которая поделила нашу страну на тех, у кого еще был шанс жить и тех, кому осталось совсем немного.

Сколько себя помню, в моем детстве и юности по телевизору вечно показывали ролики, особенно в информационных передачах, типа «Время» или «Новости», где рассказывалось о том, как наша страна оказывает помощь различным государствам, пострадавшим в результате природных катастроф или военных конфликтов.

Когда случилась беда у нас, правительство обратилось за помощью к США, а потом к различным другим странам. И получило ее. В виде мощной группировки войск, которая прибыла на Север России с вполне понятной целью – захватить и подчинить. Речи о помощи не шло. Но ведь у нас же было ядерное оружие!

Я иногда думаю, что при всем том бедственном положении, гуманнее всего было бы просто убить на месте того подонка, который приказал нажать на пресловутую красную кнопку.

Пусть лучше бы наше государство было захвачено врагами. Пусть лучше нас, русских, вообще бы не было больше. Зато где-то были бы еще чистые незараженные территории. Где-то бы можно было бы спокойно засеивать поля, не боясь радиации, накопленной в почве. Где-то можно было бы рожать детей, не страшась увидеть у новорожденного лишнюю ногу...

2. Ярослав

Машина тряслась по ухабам, то и дело подбрасывая меня и прикладывая макушкой о крышу или плечом об дверь. Асфальт на улицах давно превратился в некое подобие стиральной доски, с помощью которой когда-то моя бабуля стирала свои цветастые халаты и панталоны с начесом.

До рези в глазах всматривался в сумерки - мы проезжали особо опасный участок. Заставлял себя думать только о деле, держать под контролем любое движение за бортом, но почему-то именно сегодня, именно сейчас вспомнилась мама... Тот день, когда видел ее в последний раз.

... - Славочка, сынок, ты, как только прибудешь на место, позвони мне. Ты же знаешь, что я волноваться буду.

Мама в голубом платье с длинными рукавами и вышивкой по подолу замерла возле двери. Красавица! Стройная, моложавая, с кудрявыми русыми волосами. Мои ребята однажды увидев ее, не могли поверить, что я её сын - так молодо она выглядела. А ведь мне уже двадцать пять было!

- Мам, ну ты что? Обычная рядовая командировка! - безбожно врал, но с моей мамой по-другому было нельзя - слишком уж большой паникершей была она, а еще у нее было больное сердце. - Мы просто охранять какой-то государственный груз будем. Ничего опасного.

- Ой, отец твой тоже всегда так говорит. Да только три года назад вот так же с охраны груза его с пулевым привезли!

Я пошел по стопам отца - служил бойцом специального назначения. Пока был рядовым, но вот-вот погоны должны были сменить - последнее задание было выполнено на все сто, поэтому вскоре ожидал повышения.

Отец давно уже не участвовал в боевых операциях. Да, как раз с того момента, когда получил ранение три года назад. Теперь он был, так сказать, теоретиком и имел достаточно высокий чин в нашей структуре. В тот момент он находился в Краснодаре по какому-то сверхсекретному заданию.

Мать безумно его любила. Так сильно, что умерла от разрыва сердца в тот момент, когда узнала о катастрофе...

Я был одним из тех солдат, которые служили в так называемых заградительных отрядах. Только после катастрофы в Краснодаре применялись данные боевые подразделения скорее для контролирования границ и не допущения прохождения их нашими же собственными гражданами, чем для борьбы с внешними врагами. То есть, по сути дела, мы ограждали одних граждан нашей страны от других.

Насмотрелся всякого. Видел, как отчаявшиеся люди делали подкопы под разделившую надвое страну, огромную по высоте стену, построенную военными в считанные месяцы. Видел, как расстреливали целые семьи в первые дни после принятия решения о недопуске на север тех, кто жил на юге. На моих глазах боец, присутствовавший на казни вот таких несчастных, среди которых было несколько детей, пустил пулю себе в рот. Видел, как некоторым удавалось проникнуть в запрещенную зону с помощью подкупа военных...

Когда стало понятно, что в стране царит хаос, что правительство потеряло всяческий контроль, что американские интервенты прочно обосновались у наших границ и вот-вот начнут операцию по захвату, именно тогда мы с моим другом и сослуживцем Валеркой Шуваевым ночью покинули место несения службы, попросту дезертировали.

Нужно было спасать собственные шкуры. Ну, у Валерки к тому времени уже была семья - жена и сын. Ему было что терять. Я же остался совершенно один. Опасаясь и своих, и чужих, мы с огромным трудом пробрались в Питер.

Меня в родном городе ждала закрытая квартира. Что случилось с матерью я уже знал. Правда, на похоронах не присутствовал - не отпустили, тогда мы были на военном положении. Мать похоронил дед, ее отец. Съездил к деду, который один жил в деревне за городом, на даче, как любил называть свою старую хатку он сам. Посидели, помянули, как положено и мать, и отца.

Я уговаривал деда ехать со мной в Сибирь, куда мы решили рвануть с Валеркой, но он отказался. Да, впрочем, мы тоже не успели. Именно тогда было приведено в действие ядерное оружие и наша страна уничтожила с его помощью практический весь остальной мир. В городе было множество бомбоубежищ, в том числе и со времен Великой Отечественной. Здесь многие спаслись.

....Молниеносное движение какого-то предмета от груды железа, в которую превратился замерший на обочине дороги много лет назад трамвай, под колеса нашей старой, потрепанной, но вывозившей из разных серьезнейших переделок, "Рыси" М65, которая способна была выдержать взрыв минного боеприпаса до 6.5 килограммов в тротиловом эквиваленте, я засек сразу, несмотря на задумчивое состояние. Только, ЧТО это было, не понял.

Мишка, мой помощник и по совместительству, водитель, резко ударил по тормозам. Он явно решил остановиться. Да только моя интуиция подсказывала, что делать это в данном месте и в это самое время, смертельно опасно.

- Миха, едем дальше. Только осторожно, могут бросить зажигалку.

Хотя я понимал, что если бы нас хотели взорвать - уже взорвали бы. В данном случае бросили что-то безобидное, вероятнее всего, надеясь остановить и выманить из машины. Высунув из приоткрытого окна автомат, я дал очередь в сторону трамвая. Видимо, момент устрашения сработал, потому что до базы мы доехали без приключений.

Только выставленный Антоном часовой на основном входе почему-то бросился навстречу.

-Яр, там мальчишка твой...

Сердце похолодело в груди. Ох, и неугомонный у меня сын! Хотя, и самому себе уже давно признаваться не хотел, что пятнадцатилетний Сашка - не мой. Что когда-то, почти семь лет назад я клялся его отцу, моему другу Валерке, умирающему от ранения в живот у меня на руках, заботиться о мальчишке. Обещание удавалось сдержать. До сих пор.

3. Ярослав

Сашка по дороге очнулся. Стонал и плакал от боли. Я сцепил до скрипа зубы и старался гнать как можно быстрее. Только бы успеть! Только бы найти!

Естественно, практически у места, дорогу нам преградила охрана. Два дюжих мордоворота выскочили как из-под земли и замерли, уставив стволы в нашу сторону. Метрах в двадцати перед ними было что-то разбросано по земле. В темноте, освещаемой только фарами, не разобрать, что же именно - стекло, гвозди, а может, вообще, взрывчатка?

Я остановился, чуть не доехав до этого места. Вышел из машины, подняв вверх руки и оставив автомат на сиденье. Ребятам приказал ждать в машине. Права на ошибку у меня не было.

Так и шел к ним с поднятыми руками до тех пор, пока не услышал характерный звук передергиваемого затвора. Остановился.

- Мне нужен Слепой.

- Кто ты такой?

- Ярослав Дорофеев, боевой командир из группировки Жука. Слыхали о таком?

В свете фар было видно, как мордовороты переглянулись.

- Ну, предположим, слыхали. Что надо?

- Слепой. Мне нужно поговорить с главным.

- Слепой по ночам не принимает. Приходи завтра.

Я бы сам так сказал. Но сейчас добиться встречи просто жизненно необходимо.

- Передайте Слепому, что у меня есть вещь, которая его заинтересует.

- Приноси ее завтра.

- Завтра будет поздно. Или сейчас или никогда.

- Что это?

- Генератор.

- У нас есть свой, - один мордоворот сказал, а второй резко взглянул на него - конечно, я предлагал нужный предмет. Очень нужный. Я бы даже сказал, что это одна из самых нужных сейчас вещей. Достать которую было чрезвычайно сложно. У меня он на самом деле был. В одной заварушке добыл. Была когда-то банда, которая неподалеку от нас обосновалась. Так вот промышляли они людоедством. Жили в старом бомбоубежище. У них и забрал, после того, как мои бойцы уничтожили банду под чистую. Выбора не было - по-тихому, сволочи, нападали. Особенно любили баб или детей украсть - видимо, считали их вкуснее.

Второй, который тут же показался мне более умным, имеющим проблеск интеллекта на лице, развернулся ко входу, открыл дверь и кого-то позвал. Из дверного проема высунулась вихрастая голова мальчишки с заспанным лицом.

- Пашка, сгоняй к Слепому. Скажи, что тут Жуковцы предлагают нам генератор. Пусть скажет, что делать.

Пока пацан не исчез, я успел ему прокричать:

- И чтоб быстро! Иначе, скажи, к Слепому я все равно попаду - перестреляю ваше сонное царство и попаду!

Не нужно было угрожать, конечно. Да только счет шел на минуты. Счет Сашкиной жизни.

Правда, нужно отдать должное пацану. Он вернулся быстро.

- Слепой сказал, чтобы вы его завели. Только одного и без оружия.

- Без оружия не пойду.

- Тогда вали отсюда.

Пашка сделал предупреждающий жест рукой.

- Слепой сказал, что он нам нужен.

Два мордоворота, придвинув свои морды друг к другу, посовещались, не забывая поглядывать в мою сторону. И тот, который был умнее, сказал:

- Значит так, зайдешь с оружием. Но возле кабинета Слепого отдашь его. Согласен?

Условия понятны - видимо, Слепой очень уж важная у них фигура. Я бы к Антону тоже никого с автоматом не пустил. Пришлось согласиться.

Возле "кабинета" или, если быть честным, какой-то комнатушки, мой калаш отобрали не церемонясь. Комната освещалась свечей. В ее неярком свете Слепой производил неоднозначное впечатление. Высокий, даже чуть выше меня, плечистый, уверенно двигающийся по помещению - он ходил из угла в угол. Совершенно седой, хотя на вскидку я не дал бы ему и сорока. Ну и жуткий шрам на месте правого глаза. Левый был слегка прикрыт, видимо, край раны лишь слегка его задевал. Если бы не глаза, он бы, наверное, нравился бабам.

- Ярослав Дорофеев. Правая рука Антона Жука. Бывший спецназовец. Человек, который всегда побеждает.

Откуда он знает? Я же не представился. А мордовороты, которые знают кто я, так и остались на своем месте. С мальчишкой они не разговаривали. Может быть, он не такой уж и слепой? Но я-то его вижу впервые!

- Зачем пожаловал?

Виду, что удивлен, я, естественно, не подал. Рассказал, как есть. Правду. Слепой молчал. Тогда я назвал свою цену за услугу - генератор, больше, собственно, было нечего предложить.

Он подумал, склонив голову, и сказал:

- Согласен. Только есть ещё одно условие. Не зависимо от исхода операции, ты должен будешь со своими бойцами сопроводить одного моего человека в заданную точку, а потом с грузом привезти в целости и сохранности обратно.

- Какой груз, куда нужно ехать и кто этот человек?

Слепой снисходительно улыбнулся.

- Ты уверен, что у тебя есть время на эти вопросы?

Он был абсолютно прав - у меня не было времени торговаться.

4. Зоя.

    На нас напали. Иначе почему этот чужак стоит в моей комнате с оружием наперевес и совершенно не обращает внимание на вой сирены? Не факт,  что если я выстрелю, смогу убить его сразу - вон какие металлические пластины у него на груди, точно бронежилет!

    Думай, Зоя, думай! И я навела пистолет на, как мне показалось, самое уязвимое в его костюме (и теле - все мужики одинаковы) место. 

    - Шаг назад, иначе отстрелю яйца!

   Он иронично поднял черную, красиво изогнутую, как у девушки, бровь. 

   - Скорее член. Если будешь целиться именно туда. 

   - По хрен. Все отстрелю.

   - Слушай, Рыжая, я сейчас был у Слепого... - я не дала ему договорить. Я подумала, что он убил Женьку. Что моего друга, человека, который стал моей семьёй,  моим братом, всем миром для меня, больше нет в живых, и бросилась на него с криком, размахивая пистолетом, как ножом. Не знаю, почему не выстрелила. Лупила его по плечам, по стальной, в буквальном смысле, груди. И даже, кажется, по лицу. 

    - Сволочь! Что ты сделал с ним? Убью тебя!

   Я находилась в такой дикой ярости, что пришла в себя только тогда, когда оказалась прижатой к стене его телом. Странно, но он не убил меня. Более того, он даже не попытался сделать мне больно. И уж совсем странно то, что он аккуратно прижал мои руки к телу, как если бы не хотел причинить мне вред. Но это же - враг! Не понимаю! А потом этот мужлан наклонился и неожиданно спокойно прошептал мне на ухо, будто бы любовник своей подружке:

    - Успокойся, рыжая фурия, я ничего не сделал твоему мужику. Он - жив и, наверное, здоров еще. Но на вас кто-то напал. И это не я. Мы договорились со Слепым, что ты прооперируешь моего... человека. Я за это окажу ему услугу. Все. Он разрешил. 

    Врет? Или, все же, говорит правду? Зайти так далеко в убежище, не убив никого из наших и не встретив сопротивления, невозможно! А от него не пахло горелым порохом - значит, не стрелял в ближайшее время. 

   Трудно было думать одновременно о двух диаметрально противоположных вещах - о том, что он говорит, и параллельно, о том, что он неожиданно приятно пахнет. Не так, как "пахнут" практически все мужики, и почти все женщины, которые когда-либо за последние годы подходили ко мне настолько близко, чтобы я могла ощутить их "аромат", обычно состоящий из нот пота, давно немытого тела, мочи и других всевозможных выделений. Он пах, конечно, не фиалками, как когда-то в другой жизни говорила моя подружка по институту Инночка, но приятным мужским запахом - чистой кожи, оружейной смазки, каких-то трав и чего-то неуловимо знакомого, что пока я не могла определить. Я невольно потянулась, чтобы проверить правильность моих ощущений и на секунду коснулась носом его шеи. 

    Он дернулся, как если бы я отвесила ему пощечину. Отодвинулся немного и заглянул в мои глаза с расстояния в несколько сантиметров. Я сразу же принялась разглядывать лицо. И была просто-таки разочарована тем, что вижу перед собой. Да он же... он же красавчик! Просто лицо сильно испачкано - сразу не разглядеть!

     Он тоже рассматривал меня. С интересом. 

    - Так что, доктор, поможешь моему пацану?

     У него ранен ребенок? О, ну, дети - это моя боль  и слабость. Тут я не могу отказать.

    - Где он? 

   - В твоей операционной.

   - Отпусти. Я иду смотреть его.

   - Только без глупостей.

   - Что ты! Я на такое не способна. 

   Я шагала по коридору к операционной, вновь натянув шапку и спрятав под нее волосы. 

    - Расскажи мне пока идём,  что с ним произошло и как его зовут.

    - Саша. Александр. Пуля попала в живот. Наш медик достал пулю, но она повредила внутренние органы. У нас нет хирурга и операционной.

   - Это твой сын?

   - Зачем тебе это знать? 

  - Скорее всего нужно будет ему кровь переливать. У близких родственников вероятность больше, что группа совпадет.

   - Нет. Не сын. Не родственник даже.

   И уже у двери я не удержалась и спросила лично для себя, просто из любопытства:

   - Как тебя зовут?

   Он удивленно посмотрел на меня, вновь подняв свою красивую бровь, но ерничать не стал, просто ответил:

- Ярослав.

    ... Мальчик был тяжёлый. Без сознания. Быстро осмотрела. Сделала анализ на определение группы крови.  Ну, тут мне повезло. Вторая положительная - одна из самых распространенных. У Пашки такая, например. 

    Мой медбрат уже был на посту. 

    - Пашка, молодец ты мой! Давай готовим его - наркоз и капельницу. И кровь ему твою переливать будем - у него тоже вторая. 

5. Ярослав.

       Она ничего не сказала при осмотре, но я столько ранений видел за свою жизнь, столько смертей, что понял и без слов - Сашка плох. И это неудивительно - крови потерял много и времени с момента ранения прошло немало. 

    Думал, что она меня выгонит, чтобы не глазел, но Рыжая указала на стул в соседнем помещении, которое связывало с операционной стеклянное окошко. Видимо, здесь когда-то делались показательные операции для студентов - медиков. 

    Через стекло, не идеально чистое, но и не кошмарно грязное, как все в их убежище, за пределами этой операционной, были видны все ее движения, все действия. 

     Я следил и сходил с ума от мысли, что мой мальчик может сейчас умереть.

   .... - А когда твои мама с папой ходили на работу ты с кем был?

    - Меня водили в детский сад.

   - А что такое детский сад?

   - Это такой большой дом, куда своих детей на время приводили родители. Там за ними присматривали воспитатели. Дети играли, кушали, спали. А вечером их забирали домой. 

   - И сколько там детей было?

   - Ну, в моей группе - много, человек двадцать, наверное.

   Санька удивленно округлил голубые глазенки.

   - Это как у нас, здесь?

   Ну, как тут объяснишь пятилетнему мальчишке, что когда-то детей в одном месте, в одной комнате, могло быть гораздо больше, чем шесть...

    Их, маленьких, вообще, немного выжило. Видимо, детскому организму нужна гораздо меньшая доза радиации, чтобы умереть. И условия дальнейшей жизни - грязь,  холод, голод, болезни, человеческая жестокость, в конце концов, сильно способствовали сокращению детского населения нашей планеты. Ну и конечно, мало кто хотел, да и в принципе, мог, рожать.

     Как быстро люди превратились в животных, озабоченных только одной целью - выжить! Сколько мне приходилось встречать таких, которые готовы были убить любого за банку консервов! Первые годы после катастрофы процветали насилие, мародерство, убийства без причины. 

    Мне повезло тогда встретить Антона. Человека, у которого была цель. Человека с принципами и идеалами, и самое главное, с честью и совестью. Да, в нашей группе состоят люди разные. Есть среди них и неидеальные, те, кому приходилось немало плохого совершить. Но каждый, попадавший к нам, должен был уяснить четко следующее: подлости,  неоправданной жестокости, лживости и предательства у нас не терпят. Но зато - немало дают своим соплеменникам: защиту, пищу, воду, примитивное лечение и заботу.

      Интересно, а как здесь, в группе Слепого все устроено? Вот эта Рыжая, она кто главарю? Судя по ее реакции, когда решила, что я его убил, его женщина. Вот зачем, спрашивается, слепому такая красивая баба? Он-то все равно ничего не видит - любая бы сошла! 

     Мысли плавно скользнули в сторону женского пола. Классифицировать женщин до катастрофы я бы не рискнул - слишком много пришлось бы выделять категорий. Но сейчас, на мой взгляд, они твердо делились на две четко очерченные группы: 

      Те, кто научился быть ценной, как человек. Например, выращивать в специальных клетях с землёй овощи и ухаживать за ними. Те из женщин, которые готовили пищу, шили одежду. Короче, представляли из себя что-либо сами по себе. У некоторых из них были мужчины. Причем, обычно они жили вместе и строили отношения на равных. Такие бабы были в цене. Их было немного. 

     Ну, и вторая категория - те, кто без мужика-покровителя не были способны ни на что. Эти хорошо умели только одно - продавать свое тело. И таких баб, которые пошли по этому простому и необременительному пути, так уж сложилось, было гораздо больше. В современном обществе, они переходили из рук в руки, затаскивались, и в конце концов, как старая ненужная вещь выбрасывались прочь. 

   Но тут, в конкретном случае, по отношению к этой женщине, я впал в ступор. Я не мог определиться, куда ее отнести. Тут, два в одном! И покровитель у бабы серьёзный,  и сама редчайший в нашем городе спец - хирург! Не медсестра какая-нибудь! Противный внутренний голос добавил: "И красивая! Вон как ты на ее руки смотришь!" И правда, руки Рыжей притягивали взгляд - быстро, четко, без лишних движений, спокойно делала эта женщина свое дело.

      И я невольно восхищался ею. Особенно, когда, выйдя из операционной часа через три, она устало села на стоящий рядом со мной стул.

    - Гарантий дать не могу. Но что могла - сделала. Больше в наших условиях  - нереально. 

   - Жить будет?

  Пожала плечами.

  - Я тебе не Бог, откуда мне знать. Но шансы есть. Вот придет в себя, увидим. 

   Ну, это уже немало! Я рад был и таким прогнозам. Обратил внимание, снимая окровавленные перчатки и не выбрасывая, а складывая их в металлический бикс, она посматривает в мою сторону, как будто чего-то ждет. Ах, ну да! Подчинившись внезапному порыву, сделал шаг навстречу и положил руку на ее запястье. Она почему-то вздрогнула, испуганно вскинув глаза. Я, отбросив неуместное желание погладить  теплую гладкую кожу, сказал:

6. Рыжая.

     - Зачетная у тебя задница. Врать не буду - смотрел! Но ты тоже хороша - штаны посвободнее одеть не могла?

    Ни фига себе! Ну и наглость! А ведь десять минут назад, когда этот пошляк руку мою своими пальцами сильными, грубыми, ласково так, нежно сжал, я чуть слюной не изошла! Таким он классным казался! 

     - Я, вообще-то, у себя дома - что хочу, то и надеваю. 

    - А ну-ну! Это твое дело, конечно. Но я на месте Слепого своей бабе не позволил бы так ходить. 

   Что? Это он сейчас о чем? Причем здесь Женька? И кто его баба? Я, что ли?

    - Но ТЫ-то не на его месте. Так своей бабе указания и давай.

     И пусть считает, что я с Женькой... так многие думают. Даже наши и то подозревают, что я со Слепым иногда ночи провожу. Он, конечно, мне нравился, потому что такие мужчины, как Женька не нравиться просто не могут. Но дальше взаимной симпатии дело не зашло. Мне иногда даже казалось, что, кроме как, о своей цели, наш предводитель ни о чем больше думать не способен. Раньше, до ранения, когда он мог видеть, когда на красивом лице горели синие, как небо в солнечный день, глаза, возле него всегда крутились бабы. Да и сейчас многие бы согласились... Но давно уже Слепой никого, кроме меня, к себе не подпускал. 

    Возле комнаты Слепого маячила длинная худощавая фигура. Явился! Два месяца не было. Я думала, что все, прибили уже где-нибудь мудака этого. Но нет! Живее всех живых, только грязный, как свинья. Впрочем, он такой всегда, даже когда подолгу у нас ошивается. 

    - О, Зоечка, лисичка моя рыжая! - запел, облизывая свои тонкие обветренные губы, глазенками глубоко посаженными обвел с ног до головы. - Как я по тебе скучал! А ты ждала меня, моя хорошая? Я тут тебе подарочек привез. Я зайду к тебе вечером, меня тут немного ранили. Полечишь?

    Блядь! Как же неприятно! Да еще при этом ловеласе самоуверенном. Не удержалась, посмотрела на Ярослава. Снова бровь свою поднял и смотрит на меня пренебрежительно так. Словно я - последняя подстилка во всем Питере. Типа, а я что говорил - штаны свои надела специально, чтобы вот такие "герои" внимание обращали. Вон даже улыбается уголком губ... Красиво улыбается, между прочим, сволочь такая! 

   - Значит так, Валера. Еще раз со мной в подобном тоне заговоришь и я так тебя полечу, что мало не покажется. А подарочек свой можешь смело засунуть себе в жопу. 

   Победоносно посмотрев на ошалевшего красавчика, я первой открыла дверь и шагнула в комнату Жени.

   Всегда плотно закупоренное окно, сегодня было открыто. Слепой стоял возле него, упершись обеими руками в подоконник. Он даже не обернулся. Я молча вошла и он сразу спросил:

   - Рыжик, как прошла операция?

   Слышал наши голоса из-за двери? Или, как всегда, знал, видел каким-то своим внутренним зрением? 

   - Нормально прошла. Но мальчишка плох - поздновато к нам привезли. Да и крови много потерял. И Женя..., - понизила голос почти до шепота и шагнула ближе, чтобы эти двое, которые вошли и маячили за моей спиной, не поняли о чем речь. - у нас все уже на исходе. Еще одна, максимум две, вот такие операции - и все. Нечем будет даже царапину обработать! 

    - Знаю, Зоя, все помню. Но ты присаживайся, у нас будет долгий разговор, - он, наконец, повернулся и поднял невидящие глаза на  Странника, так у нас звали придурка Валеру. 

    Валера при этом не дышал даже, как мне казалось. Но улыбался. 

   - Здравствуй, Странник! - Слепой раскинул в стороны руки, давая понять, что готов обнять Валеру. Тот, рассмеявшись, шагнул навстречу.

   - Вот как ты это делаешь? Ну, ведь знаю, что не видишь ничего, а всегда узнаешь? По запаху, что ли?

   - Ну-у, по запаху сейчас тебя запросто можно за километр учуять! Чувствую я, чувствую! - и ведь не врал, по-моему... - Более того, я знал, что ты именно сегодня появишься. 

   Странник недоверчиво качал головой. Я изподтишка посматривала на Ярослава. Он пытался казаться невозмутимым, но явно был заинтересован тем, что слышит сейчас. Чувствовал он себя в чужом месте совершенно свободно. Прошел, прислонил автомат к стене, а сам сел на табурет, стоящий рядом. И дреды на его голове почему-то не казались мне чем-то грязным и мерзким... И глаза... какие у него глаза красивые! А ресницы, на кончиках светлые, а у корней - черные. Так и кажется, что подводкой глаза обведены. Хоть бы свалил уже быстрее отсюда, иначе... Не успела додумать, чем мне грозит долгое общение с этим мужиком, как Женька оборвал мои странные мысли:

    - Зоя, у тебя времени - до утра. Собери все необходимое в дорогу. Путь займет не меньше двух недель. Поедете на машине Яра. Вас будет шестеро. Учти, что обратно вы будете везти человека больного. То есть возьми с собой лекарства. 

   - Что-о? - эта новость была полной неожиданностью для меня. - Куда нужно ехать? Зачем? 

   Вообще-то, больше всего мне хотелось спросить, почему Я должна ехать с НИМ? Ни за что! Но об этом - только наедине! 

7. Ярослав.

      Антон задумался, обхватив руками кудрявую голову. 

     - Блядь, сейчас покурить бы! Яр, ты уверен, что это - не ловушка? Я про Слепого слышал. Умный, хитрый, а еще, говорят, что он - мутант. Из тех, которые хватанули радиации немерено, только она не лучевую вызвала, а, наоборот, сверхспособности открыла. Опасно будет. Он не просто так именно на тебя вышел. Ты ж понимаешь, ЧТО может случиться в дороге?

      - А что может случиться, Антон? Максимум, погибнем все. Неужели ты думаешь, что он все подстроил - Сашкино ранение, например? Но я ведь мог и не повезти пацана к ним. Да и разве стал бы он свою бабу отправлять с нами, если бы просто хотел ослабить нашу группу и напасть, когда меня не будет рядом с тобой?

    - Ну, во-первых, что значит для него какая-то там женщина? Может, так, разменная монета? А во-вторых, сколько человек в их группе? 

    - Меньше, чем у нас, однозначно. И, нет, этой бабой Слепой точно дорожит. Она - хирург, это она Сашку оперировала.

    - Яр, я не узнаю тебя! И просто удивляюсь твоему безрассудству! Как ты вообще мог рвануть к ним? А если бы тебя и остальных наших, кто с тобой поехал, просто расстреляли, даже ко входу не подпустив? А ведь они могли это сделать запросто! 

   - Сашка мог умереть! 

   - Я против твоей поездки. Отправь... вон, Давида. Или, на крайний случай, Стрелка! Они справятся. Почему именно ты должен ехать? 

    Я и сам подумал об этом. Но отправить кого-то из подчиненных практически на верную смерть, чтобы отдать Слепому свой, личный долг, я не мог. И еще одна странная, незнакомая мысль не давала покоя. Чем дальше я отъезжал от больницы, от места, где расположилась группировка Слепого, тем сильнее тянуло меня назад, тем больше хотелось вновь увидеть эту рыжую стерву...  В голове возникла совершенно нелепая суеверная мысль: ведь я не ел, не пил у них - опоить, отравить, приворожить к себе меня она не могла. 

    - Антон?

   - Вот только не начинай! Не вздумай говорить, что я должен буду о Сашке заботиться, если с тобой что-нибудь случиться!

   Я улыбнулся через силу и пожал плечами. Он сам все знает, к чему сотрясать воздух?  

    ....Старался тратить время только по делу: отобрал людей, подготовил машину, оружие проверил - почистил и смазал как положено. Попросил старушку Матвеевну, мать Лёхи-Стрелка приготовить нам что-нибудь в дорогу. Лёха - счастливчик! У него отдельные аппартаменты, в которых живет целая семья: мать, жена, двое детей. Мало кому повезло так же, все больше наши по-одиночке обитают, вот как я или Антон, но и ответственности на Лехе больше. А чего стоит прокормить такую ораву! Хотя мать у Стрелка, наверное, и из травы с пылью обед сварганить может! Так готовит, что пальчики оближешь. Старушка даже обрадовалась моей просьбе, несмотря на позднюю ночь. Знала, что в таких случаях из моих припасов всегда немного и для своих внуков выгадает. 

    Прошел еще раз по всему убежищу, проверил часовых - стоят, хорошо я их поднатаскал, не садятся даже. Помылся в холодной воде, благо в бывших душевых налажена постоянная ее подача. У нас такой уж большой проблемы с водой, как у других, не было. На территории бывшего хлебозавода, где мы обитали, была старая скважина и даже система очистки вполне сносно работала. Одел свежую одежду. Потом посмотрел на отцовские командирские часы, подаренные после первой моей удачной командировки, которые вот уже пятнадцать лет ношу на левой руке. Четыре часа в запасе еще есть. Неизвестно, когда в следующий раз получится поспать.

    Заснул, как всегда, в тот момент, когда голова коснулась подушки, вырубился, словно кто-то щелкнул выключателем. Последней мыслью было: "Хоть бы Наташка не пришла!" 

     Она явилась к утру. Скорее всего, всю ночь согревала другую постель. Я не подозревал даже, а знал наверняка, что Наташка помимо меня спит еще с парой-тройкой наших мужиков. И брезговал ею. Только ее мало смущал тот факт, что я никогда, кроме самого первого раза, два года назад, не  трахал ее традиционным способом. Элементарно боялся заразиться чем-нибудь. И, да, я знал, что многие болячки запросто передаются со слюной, но разве мог отказаться от ее умелых рук и губ? Наташка знала, как именно я люблю, и делала все на высшем уровне.

     Я почувствовал, что кто-то зашел в комнату, когда она, шагнув в чуть приоткрытую дверь, сделала первое движение в сторону постели. По плавным, уверенным шагам понял, что это именно она. Разделась, бросая одежду на стул, стоящий возле моей кровати. Залезла на нее, встала на колени между моих раздвинутых ног, руки легли сразу, без ненужной подготовки, на пряжку ремня. Рассегнула, оттянув резинку трусов, вытащила наружу мгновенно твердеющий член и, облизав, как леденец на палочке, вобрала глубоко в рот. Невольно подался бедрами вверх. Она довольно заурчала, так, словно ей, на самом деле, доставлял удовольствие этот процесс. 

     Чем занималась Наташка днем, я не знал. И не интересовался. Но по ночам она, совершенно точно, тренировалась. И была настоящим специалистом в своей, так сказать, области. Обычно, а наши встречи бывали не так уж и часто, ей нужно было потрудиться, чтобы я кончил, но сегодня хватило нескольких минут. А все потому, что перед моими закрытыми глазами маячило бледное лицо с зелеными глазами в обрамлении рыжих волос. Мне даже показалось, что на самом пике наслаждения именно Рыжая сказала:

8. Рыжая. Ночь перед отъездом.

     - Как ты можешь доверять чужаку? А вдруг он предаст? А вдруг он решит присвоить то, что мы будем везти назад?

   - Пророка? Да на хрен он ему сдался? - Женька смеялся. 

    Если честно, то я была уверена, что какой-то там мужик, которого Женя величает так высокопарно  - Пророком, только прикрытие, а настоящей целью нашей поездки является, например, оружие, продовольствие, лекарства, ну, или, семена каких-нибудь растений. То есть,  что-то на самом деле важное... Но из слов Слепого, исходя из его реакции на мои претензии, выходило, что наша цель, действительно,  он.

  - Но для тебя же он ценен? Вдруг и этому... как его там, он понадобится? А мы против него, с его же тремя бойцами, совсем ничего сделать не сможем! 

   - Что, даже имя не спросила? - его губы растянулись в лукавой улыбке, как будто что-то знает обо мне такое, чего я сама еще не знаю. - Зойка, он тебе понравился! Ты влюбилась! 

   - Женя, как можно влюбиться в человека, которого знаешь всего несколько часов? Глупости! 

   - Хочешь, я расскажу тебе о нем? - и, не дожидаясь моего ответа, начал. - Ярослав Дорофеев, тридцать пять лет, правая рука Антона Жука, лидера группы выживших, которые называют себя Северной группировкой. У них около полутора тысяч бойцов, хорошо натренированных, вышколенных, бесприкословно подчиняющихся своему командиру. ОН нам нужен, Зоя. ОН нам нужен даже больше, чем  Пророк. 

   Я, до этого ходившая из угла в угол, застыла статуей в центре комнаты.

    - То есть... то есть ты меня посылаешь с ними не для сопровождения больного! Не только для этого. Под него подложить хочешь...- у меня от одного предположения перехватило дыхание. Да как он смеет? Я - не вещь, которой можно вот так распоряжаться.

    - Зоя, поверь мне, все получится само собой. Наши кланы объединятся. Мы нужны друг другу. Ты знаешь, чего я хочу. Мы сможем этого добиться. Это будет непросто - люди разучились доверять друг другу. Но если мы хотим выжить, если хотим наладить, улучшить наше существование, мы обязаны объединиться. Для этого, как это ни странно, нужна сила. У Жука сила есть. Яр - его сила! 

     Фанатик! Мой Женька, человек,  которому я доверяла, настоящий фанатик! Да он по трупам пойдет ради своей идеи! И по моему трупу тоже сможет! И тут мой уставший, требующий отдыха мозг, пронзила догадка:

    - Женька, это твоих рук дело? Мальчишка ранен по твоему приказу?

    Он не ответил. Промолчал. Но я хорошо знала этого человека. Я поняла сама. 

    - Зоя, я знаю, что будет. Я вижу. Не глазами, нет. Когда-нибудь люди снова смогут жить не как крысы, каждая в своей норе - мерзкой и грязной, а на земле, на возрожденной, очищенной земле! Ради этого можно потерпеть  сейчас! 

    Я не смогу его переубедить. Это невозможно. Я сделала шаг в сторону двери. Но все-таки решила спросить:

   - А я? Меня ты тоже "видишь"?

  - Рыжая, ты будешь счастлива, очень. Иначе, я никогда бы тобой не рискнул. Иди, отдыхай, скоро утро. 

    Я обернулась у двери и в последний раз посмотрела на человека, который столько лет был моим другом и защитником. Он медленно протянул руку к свече, стоящей в стакане на столе прямо перед ним, и сжав пальцами огонёк, потушил ее. 

    Перед тем, как лечь спать, заглянула в операционную. Саша спокойно, размеренно дышал - видимо, так на него наркоз подействовал. Но сон для него сейчас  - лучшее лекарство. Пашка мирно сопел прямо на стуле, положив вихрастую голову возле ног раненого. Справится ли он один, без меня, если что-то пойдет не так? Сможет ли помочь парнишке? И лекарств почти не осталось. И перевязки делать нужно будет. Перед отъездом нужно дать ему последние наставления.

     ... Устала за день. Тело просило об отдыхе. Но голова отказывалась отключаться. Под плотно закрытыми веками, как в калейдоскопе, мелькали картинки-события сегодняшнего дня. Лица, люди, мальчик, в брюшной полости которого я ковырялась больше трех часов, и в конце концов, ЕГО лицо... с будто бы обведенными черной тушью глазами... Так, словно он сейчас передо мной. Так, словно я сфотографировала его и сейчас смотрю на проявленную фотографию. Я сама, против воли своей, потянулась к нему. Обняла за шею и почувствовала резкое, быстрое, судорожное движение навстречу. 

     И только когда его губы легли на мои, я поняла, что это не Яр. Так отвратительно - грязным, не знавшим воды, телом, застоявшимся потом - пахнуть ОН не мог! Я запомнила. Ярослав пах... замечательно. А этот... обеими руками уперевшись в грудь мужчины, я изо всех сил оттолкнула его, одновременно с этим толчком открывая глаза. 

     Распахнутая дверь впускала совсем немного серого утреннего света из коридора. В моей комнате окон не было, а вот в коридоре были - огромные, в полстены по высоте. 

    - Зоечка, ну что ты? Испугалась, моя хорошая? Не бойся, это же я. Ничего плохого я тебе не сделаю, - шепчет, а сам настойчиво лапает своими ручищами, тянет на себя, вызывая волну неконтролируемого отвращения.

9.

  Так и уснул, не испытав, по сути, удовлетворения. Да, даже физическое удовольствие было испорчено мыслями о чужой бабе! И, что уж совсем  ни в какие ворота - снилась тоже она! 

    Будто бы Рыжая лежит на берегу моря на желтом песке в одном купальнике, и ее босые ступни омывают ласковые волны. И купальник у нее - жёлтый с бусинками на бюстгалтере - видел так, будто вот он - рядышком, руку протяни и накроешь плотную, достаточно объемную чашечку. 

   ... Проснулся снова в боевом состоянии и даже потянулся к сопящей под боком Наташке. Провел рукой по линии плеч, вниз по талии к бедрам и понял, что нет, не то, не такая... Другую хочу. Солнечную, упрямую, дерзкую. И не просто хочу переспать с ней. Хочу понять. 

    Идиот! Впереди задание. Сложное. Путь неблизкий. А ты о чем думаешь? Как мальчишка, как сопляк какой-нибудь! Бабу увидел на других непохожую и тронулся умом! Усилием воли выбросил Рыжую из головы. 

     Оделся, собрал все, что приготовил к поездке и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Ребята подтянулись к машине вслед за мной. Выбирал себе команду с умыслом, таких, которым доверял, кого считал самыми лучшими. 

     Димон, как я и ожидал, пришел первым. Его у нас звали Десантником. Кличка точно отражала прошлое - он, действительно, в десантуре служил до катастрофы. В свободное время, по вечерам особенно,  Димон качался, медленно, но верное подтягивая к этому делу молодых ребят. Была у него штанга, гири разного калибра и даже отдельная комнатуха, где все это добро стояло. Сильный, выносливый, неглупый, помешанный на идее "братства", так он называл нашу Северную группировку. Преданный ребятам, и, конечно, мне с Антоном, до мозга костей. Такой, как Димон, запросто собой прикроет, если нужно будет. Таким - надежным и преданным - он был и в семье. Его жена, которую он знал и любил еще со школы, Елена, была женщиной мягкой, тихой, маленькой ростиком - едва по плечо Димону. Растили сына. Пацан по имени Артем был лучшим другом и ровесником моего Сашки. 

     Димон молча сел рядом на бревно. Во дворе завода огромное количество подготовленных и сваленных в кучу деревьев, распиленных "дружбой" на чурбаки. Часть из них ребята из тех, что помоложе, уже покололи на дрова. Чтобы не замерзнуть холодной длинной зимой их нужно очень и очень много. 

     - Яр, как Сашка? 

   - Вчера вечером был жив. Скоро узнаем, - говорил специально спокойно и практически равнодушно, но на душе кошки скребли. Переживал, как там мой мальчишка. За ночь ведь все что угодно могло произойти - вдруг хуже ему стало? 

     Зевающий Степка, растрепанный и даже в полусонном состоянии что-то жующий, одевался на ходу. Такому как Степан, конечно, нужно питаться лучше и употреблять гораздо более калорийную пищу, чем он может себе позволить. Степке было всего двадцать - растущий организм. А к тому же он имел высокий рост и богатырское телосложение. Димон покачал головой показывая мне глазами на парня, мол,  молодежь несознательная пошла - опаздывает, да еще и не в надлежащем для важного задания виде является. 

    - Степан, где Давид? Пора ехать.

   Степан посмотрел за дверь и резво соскочил с крыльца. На освободившемся месте появился Давид. И не один. О, сегодня нашего ловеласа провожает Маша. И вроде бы, девушка нормальная, серьезная - ничто не предвещало, что вот так запросто поддастся такому бабнику, как Давид. Но ведь умеет, сволочь, мозги бабам запудрить. Десантник, вставая с бревна, сплюнул на землю:

    - Яр, лучше бы ты Леху-Стрелка взял - глаза б мои этого... потаскуна не видели! 

    Давид, который, конечно, все слышал, только улыбнулся, поцеловал у нас на глазах покрасневшую от этих слов девушку и молча, первым сел в машину на заднее сиденье. На самом деле, боец он был замечательный - владел восточными единоборствами, стрелял без промаха, быстро соображал. И Антон прав, Давид мог бы заменить меня в этой поездке, справился бы. А его отношения с женщинами - это сугубо личное  дело, лезть в которое я бы не стал.

      Антон, естественно, тоже вышел. Попрощался, пожелал удачи. Ну и просил, по возможности, привезти что-либо из необходимого. Но это он мог бы и не говорить -  мы и сами отлично знали. И потом Жук ещё долго стоял у ворот, засунув руки в карманы брюк и глядя нам вслед. 

     К зданию больницы мы приехали за полчаса до назначенного времени - ровно столько потребуется, чтобы к Сашке заглянуть. 

    Давид мирно дрых сзади, явно ночью не до сна было. Не стал его трогать - территория все равно под контролем у людей Слепого - ничего с машиной случиться за время нашего отсутствия не должно. Но Степке все-таки приказал оставаться в машине, смотреть в оба и быть на готове.  Димон пошел со мной внутрь.

     Нас уже ждали. Коренастый пожилой мужичок, стоявший до этого рядом с одним из охранников возле входа, махнул рукой, призывая следовать за ним. Дорогу я узнавал - мы шли в сторону операционной. Мужик на вопрос о Сашкином самочувствии ничего не ответил, только плечами пожал. Сказал, что Слепой велел вести нас сюда, и больше он сам ничего не знает.

     Впереди, в полумраке длинного коридора, вдруг послышались странные звуки: какая-то возня, грохот, отборные маты, произносимые сдавленным женским голосом и мужской смех. Да это же из комнаты Рыжей доносится! Спросил у мужика:

10. Рыжая.

     Если бы это было возможно! Была бы я в машине сейчас совсем одна! Я бы плакала, рыдала бы свернувшись клубочком на жестком заднем сиденье этой фырчащей, похожей на маленький танк, машины. Страшно смотреть на серую мрачную картинку окружающей действительности. Просто страшно.

    Я привыкла к Питеру. Да, знала, что у нас все плохо. Но что настолько! Все вокруг серое и мрачное: буйно разросшиеся деревья и кустарники, превратившаяся в страшное месиво дорога, моросящий дождь, собаки эти, больные несчастные люди, никому не нужные, доживающие свои последние дни.. 

    А еще... этот красавчик с внешностью этакого восточного актера, даже небольшая бородка не портила нисколько. Какой же приставучий, какой настырный! Да поздно тебе, дружок, бисер перед свиньями метать - не дрогнуло сердце ни на минуточку... И ни бородка твоя, ни карие с поволокой глаза не изменят моего отношения. Вот такими мыслями сама себя развлекала. Ну и посматривала в зеркало заднего вида на водителя. Иногда ловила на себе его ответный задумчивый взгляд. Руки на руле - сильные пальцы, аккуратно обстриженные ногти, темные волоски на запястьях. Хоть бы этот,  сидящий сбоку павлин сладкоголосый, не заметил, как я на Яра пялюсь! 

    Начинало темнеть. Я, конечно, помалкивала. Но становилось немного жутко - по обе стороны от дороги густые непроходимые заросли... Кто в них сидеть может? Да кто угодно - и люди, и звери всякие! Ужас! Неужели мужики рискнут ночью ехать? Но нет, к счастью, свернули с главной дороги на узкое подобие грунтовки. По небольшому лесу буквально через десять минут выехали к деревушке. К бывшей деревушке. Сейчас от множества деревянных домиков, стоящих в ряд вдоль леса, осталось целыми всего несколько. Остальные - полуразрушенные, с заколоченными окнами. Зачем забивают их? Никогда не понимала этого - все равно, кто желает войти, тот войдет! 

     Выйти из машины было сродни подвигу - все тело затекло, ноги гудели, как будто я не ехала, а шла пешком целый день. Огляделась кругом - не покидало ощущение, что из лесной чащи кто-то наблюдает, следит за нами. Не хотелось бы мне здесь жить. Но ведь кто-то же живет!

    Странник открыл мудреную задвижку, просунув руку между двумя близко прибитыми, но все же имеющими небольшую щель, досками в воротах, легко запрыгнул на высокое крыльцо, игнорировав ступеньки и забарабанил в дверь. Яр и его люди осматривались, держа оружие в руках. За домом стоял небольшой сарайчик, из трубы на крыше которого столбом вверх уходил дым. Баня, что ли? Вот это да! Открывать нам не спешили, но шторка на окошке дернулась - правильно, гостей в наше время нужно сначала разглядеть, как следует, а уж потом в дом пускать...

     Странник сунул в окно свою наглую физиономию - мол, смотри, это я пришел! Дверь, спустя мгновение, открылась. На пороге стоял высокий худощавый пожилой мужик с длинной и жутко грязной бородой, лицо его было обмотано старым шарфом, чуть топорщащимся в районе щеки. Тело поверх одежды и мехового жилета, замотано еще одним шарфом - шерстяным, когда-то бывшим полосатым. 

    - Странник, опять ты? Ну только неделю назад же был? Чего приперся?

   - Тебе, Ванька, спасение привез! Пляши давай и в хату зови!

   - Какое спасение? Водку что ли?

   - Дурак! Доктора привез. Щас осмотрит тебя.

   Старик посторонился, впуская в дом и с любопытством, живыми, ярко-синими глазами осматривая сначала меня, а потом остальных.

    В доме было, на удивление, чисто. В центре комнаты - сложенная достаточно топорно, видимо, самим хозяином, печка. На ней чугунок, источающий аромат вареной картошки. В животе сразу же заурчало. Организм напоминал, что хоть раз-то в день кушать нужно, чтобы не помереть от голода. Мужики разошлись по комнатам, игнорируя возмущенные возгласы хозяина, осмотрели все, потом вернулись в кухню снова. 

   - Все чисто, кажется, - констатировал факт Медведь.

  - Хозяин, - Ярослав обратился к старику. - Разреши переночевать у тебя. 

  - Переночевать? Да где ж я вас всех размещать буду? На полу что ли?

  - Да хоть и на полу. Мы не балованные. 

  - Ну, если на полу - то пожалуйста! - мужик разговаривал с Яром, но глаза его настойчиво прощупывали каждого, как будто чего-то искали. - А где же ваш доктор? 

   Вон, оно что! Сильно прижало-то! Судя по щеке перевязанной - зуб болит невыносимо.

   - Я - доктор, - пришлось обратить на себя внимание, потому что меня из своего списка на должность врача, старик, видимо, вычеркнул сразу же, как увидел.

   - Ты? Ты же баба!

   Красавчик и Медведь расхохотались. Красавчик тут же спросил:

   - Как ты определил-то, старик, что она баба? Сисек, вроде, не видать. 

   - А ты помелом-то своим не мели. Зачем так о бабе говоришь? Нехорошо. Глаза у нее добрые, не то что у тебя, дурака. Так ТЫ, девонька, доктором будешь?

  - Да, я.

  - Помоги, Христа ради, прошу, - в глазах мужчины появились настоящие слезы. - Так намучился, сил никаких нет!

11. Яр.

    А мужик-то не один живет. Интересно, кто с ним? Похоже, ребенок. В комнате, под кроватью - игрушки. И явно засунуты туда наспех, чтобы мы не догадались. Почему прячет? Хотя... защитник из него - так себе. Видимо, приходилось сталкиваться с разными людьми, не доверяет первым встречным. И правильно делает... 

    Чем, интересно, живет этот человек. Чем кормится? Огород небольшой имеется, но одной картошкой сыт не будешь. 

     Машину нужно загнать, спрятать за воротами во дворе. Вышли со Странником на улицу, я осмотрелся - в принципе, места достаточно. 

    Ощущение чужого взгляда жгло затылок. Кто следит? Кто смотрит? 

     Следом за нами вышла Рыжая. Пока мы со Странником открывали скрипучие старые ворота, косо висящие на ржавых петлях, она направилась к машине, распахнула дверцу и сказала, обращаясь ко все еще сидящему в салоне Степке. 

   - Эй, парень, подай чемоданчик. 

   Краем глаз непроизвольно следил за ней. Поэтому сразу обратил внимание, что протянутый Степкой увесистый баул она почему-то не взяла, а вдруг шагнула в сторону леса, не отрывая взгляд от чего-то увиденного там. И шла, как зачарованная, в сторону кустарника. Бросив открытую наполовину створку ворот, пошел следом. Многое слышал, особенно в последние годы, о людях, которые научились с помощью мысленных приказов подчинять себе других, которые умели проникать в разум и читать мысли. Радиация странные вещи творила с человеком! Вдруг и Рыжая под гипнозом сейчас? Иначе, зачем бы ей рисковать - одной идти туда, где мог спрятаться враг? Да и шла она как-то странно - вытянув вперед одну руку. Но потом я услышал, как она сказала вполне осмысленным голосом:

     - Не бойся, я тебя не обижу... - ласково так, доброжелательно сказала, как если бы совершенно не опасалась того, к кому шла. 

     Я вгляделся в листву неизвестного мне густого кустарника с красновато-зелёными листьями и синими ягодами и увидел в переплетении его веток огромные глаза. Сначала именно их, и только потом все остальное. Только и глаза эти тоже увидели меня, испуганно округлились и девушка, достаточно взрослая, точно не ребенок, сквозь кусты рванула в глубь леса. 

     Рыжая резко обернулась, подскользнулась от неожиданности на влажной траве и упала бы, но я успел не допустить этого. Всю дорогу мысли то и дело, нарушая мои приказы, соскальзывали на нее. Всю дорогу сюда она не давала мне покоя, притягивая к себе, привязывая невидимыми нитями. Упустить такой шанс дотронуться до нее, прикоснуться, просто не мог, с каким-то извращенным удовольствием подхватил легкую тонкую фугурку и, делая вид, что просто не хочу позволить упасть, прижал к себе. И она, не пытаясь вырываться, жарко выдохнула в шею:

    - Ну, что же ты делаешь, а? - я и сам так думал. И не понимал, зачем, почему веду себя, как мальчишка, одурманенный, ошеломленный впервые нахлынувшими чувствами к представительнице противоположного пола. И тем неожиданнее стала для меня следующая ее фраза. - Ты же напугал ее!

    - Ты зачем одна к лесу пошла? - отпустил, понимая, что еще немного и я, не сдержусь и поцелую ее. Чувствовал, знал, кто именно и почему сейчас с ненавистью сверлит взглядом мою спину - выходили-то со Странником! А я и так слишком долго прижимал ее к себе.

     Рыжая, не обращая внимания на мой вопрос, задала встречный:

      - Разглядел ее? Странная, правда?

    Я ничего странного увидеть не успел, да, в принципе вообще ничего не разглядел, ну, может быть, только глаза. 

     - Что странного-то?

    - Пугливая, как ребенок малый, а сама взрослая уже - лет двадцать пять, точно. Мужчин боится, как огня. А во мне, несмотря на одежду, сразу женщину увидела и поманила к себе.

    - Загипнотизировала?

    - Нет. Позвала. Ты разве не слышал? Она меня Линой называла. 

    - Ничего не слышал. Тихо было. Мысленно, что ли, позвала?

   Зоя удивленно смотрела на меня. 

     - Неужели и, правда, мысленно? Я и не сообразила...

    - Ты понимаешь, что одной нельзя уходить? Опасно это. Для всех. А для тебя в первую очередь.

     Обиженно вскинула голову:

    - Почему? Потому что я - женщина, потому что за себя постоять не могу, да? Он ночью напал, пришел ко мне в комнату. Я просто не ожидала... 

    - Давай так договоримся, сейчас я за тебя отвечаю. Моя цель - сохранить твою жизнь. И я постараюсь это сделать. Поэтому запрещаю без моего разрешения уходить от меня дальше, чем на два метра. Поняла? Давай, каждый своим делом заниматься будет? Ты - врач, вот и лечи. А я охранять тебя буду и везти к месту назначения. 

     В сумерках, конечно, было не разглядеть, но мне показалось, что глаза Рыжей полыхнули яростью. Но она ничего не ответила, развернулась и быстро пошла к машине. Схватила с переднего сиденья, оставленный Степаном чемодан, и направилась к дому. 

12. Ночь.

      Хозяину дома полегчало где-то через час. Он, лежавший, свернувшись калачиком лицом к стене, вдруг медленно сел, все еще держась за щеку. Удивленно покрутил головой, как будто впервые разглядывая мужиков, которые заняли практически все горизонтальные плоскости в помещении. И, наконец, остановился взглядом на мне.

    - Не болит. Нет. Болит, но не так болит. Почти не болит.

   Красавчик, сидевший на стуле возле стола и все еще жующий, кстати, очень вкусную картошку, заржал:

    - Ты б уже определился, болит или не болит!

     Я подошла к нему, заставила снова открыть рот - толком-то не удалось обработать даже, совсем никакой он был после удаления наболевшего зуба. Ну вот, вроде получше. 

   - Нормально, через пару дней, вообще, забудешь  о нем.

    Он вдруг схватил за руку. 

   - Доктор, не знаю как и благодарить - так не хотелось из-за зуба какого-то подыхать до того, как... в смысле, раньше времени.

   Смочила кусок желтого от старости бинта из своих, стремительно подходящих к концу, запасов остатками перекиси из пластиковой бутылочки и дала ему. Видимо, своим лечением я вызвала уважение и, как следствие, доверие у мужчины, потому что он сказал тихонько, чтобы остальные не слышали:

    - Можешь сходить со мной... тут недалеко? Кое-что покажу. 

   Я пожала плечами, ночью с незнакомым человеком куда-то идти не очень-то хотелось. Но, в принципе, сидеть в чужом доме с толпой малознакомых мужиков, один из которых только утром пытался изнасиловать, вообще не слишком-то безопасно. Тем более, что Ярослав (надо же мне было, глупой, Славой его назвать! Он даже дернулся от неожиданности! Сама не поняла, с чего это я вдруг?) вместе с Медведем, так я называла его про себя, хотя уже и запомнила, что все обращаются к мужчине - Димон или Десантник, ушли на улицу. А нечего мною командовать - кто он такой, чтобы позволять себе так со мной разговаривать, как тогда, возле дома?

     Да и о девушке очень хотелось расспросить нашего хозяина. Почему-то она не давала мне покоя. Он снова наклонился к моему лицу и прошептал:

   - Если что, скажи им, что я тебя в уборную поведу.

    Я кивнула, собрала свои причиндалы назад в чемодан и, когда он снова обвязав лицо шарфом (правильно, чтобы не застудить), пошел на выход, я направилась за ним. Молодой нехотя встал со стула. 

    - Зоя, мне командир приказал тебя одну не отпускать никуда. 

    Хороший мальчик - спокойный, милый, добрый, симпатичный, не то что этот черноглазый, который ухмыльнулся и покачал головой, услышав Степкины слова.

    - Степа, хозяин меня в туалет проводит. Я скоро вернусь.

   Плевать. Я вам не барышня какая-нибудь, давно пришлось забыть о таких приятных, но ненужных в наше время вещах, как скромность. И на удивленный взгляд красавчика мне захотелось добавить: "Я и при тебе нужду смогу справить, если понадобится..."

    Хотела сказать это, но не стала. Только когда шагала за стариком через двор мимо машины, подумала, что при этом самовлюбленном наглеце смогла бы, а при Славе (тфу, блин, привязалось ко мне имя это!), при Яре - ни за что, лучше в штаны...

    За туалетом, на который, действительно, указал хозяин, видимо, на всякий случай, в заборе была дыра. Вот туда-то и нырнул старик. Я, естественно сгорая от любопытства, шагнула за ним. По хорошо натоптанной тропе мы быстро дошли задними дворами до еще одного, стоящего в ряд на улице полуразрушенного домика. Но мужик в дом не пошёл,  а открыл дверь в крепкий сарайчик.

    Вот все-таки страшно было идти туда за ним - мало ли, вдруг он - маньяк! Сейчас тюкнет меня по голове топором и поминай, как звали! Но он остановился и негромко проговорил в темноту:

    - Лина, не бойся, это я пришёл... И не один...

    Он шагнул в домик, а я стояла на пороге, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Было слышно, как чиркнула спичка, и скоро помещение осветилось керосиновой лампой, стоящей в центре на столе.

    Одна комнатка. Стол, лавка возле, в уголке - кровать. На кровати - та самая девушка, которую я видела в лесу. Она сидела, укрывшись по самую шею грязным ватным одеялом. Я рассматривала ее, а она меня. Спокойно, без страха. 

    Красивая очень, волосы только спутанные и сто лет немытые. Глаза огромные в пол-лица, маленький носик и четко очерченные полные губы, вдруг зашептавшие что-то. Я шагнула к ней, чувствуя непреодолимое, непонятно откуда взявшееся, желание дотронуться, погладить по голове и услышать, что именно она шепчет. И тут она резко встала с постели, отбросила одеяло и громко сказала:

   - Ли-ина...

    Я округлившимися глазами смотрела на нее. Ох, даже не знаю... как тут и быть....

13.

     Когда она пряталась в зарослях возле дома, огромный живот видно не было. Когда убегала, тем более - слишком густой кустарник хорошо скрывал ее тело. (Как же она с таким-то бежала вообще?) Да в тот момент я больше о мужчине думала, который неожиданно появился за моей спиной. Сейчас я ее разглядела. И ужаснулась. Широкая длинная рубаха не могла скрыть от глаз нереально большой живот. Двойня? Или даже тройня у нее будет! Как рожать их в вот в таких-то условиях? Верная смерть... Кесарево нужно делать. Операционная нужна. Ну, теоретически-то я могла бы попробовать, только к нам ее нужно. Успеем ли вернуться до того, как роды начнуться? Разрешат ли мне ее к нам привезти? Да и кто потом этих младенцев выхаживать будет? Е-моё! 

    Старик подошел к девушке, ласково погладил по плечу, подтолкнул к кровати. Она легла, он укрыл ее:

   - Ты не пугайся, она ничего не отвечает, да и не разговаривает почти. Я выйду ненадолго. Проголодалась, наверное, бедняжка моя. Сейчас  что-нибудь придумаю. Картошку-то съели всю, наверное. Доктор, посмотри ее, прошу тебя! Может, как помочь сможешь!

    Он и сам понимал, видимо, что все плохо.  Да только видно было, что жалел девчонку сильно. 

   - Тут у меня погребок есть неподалеку - сбегаю. Ей-то все время есть хочется, тянет из неё соки обжора такой! Посмотришь?

   - Посмотрю.

   Он ушел. Девушка молчала, но её глаза неотрывно следили за мной. Я подошла ближе, села рядом с ней. По всему ее виду, по странному поведению, было понятно, что она психически ненормальна. 

    - Лина, тебя же так зовут? - старалась говорить, как можно, спокойнее, ласковее, чтобы расположить девушку к себе.

    Она все так же молчала. 

   - Лина, можно я живот твой посмотрю. Я не обижу тебя. Только потрогаю. 

    Чуть спустила вниз одеяло, не встретив сопротивления, взялась за край рубахи. Блядь,  я ж не гинеколог! Принимала роды несколько раз. Но мне везло - бабы сами со своим делом справлялись. А вообще у нас в группе тётка одна живет, так вот она акушеркой когда-то работала. И больше меня о таких вещах знала.  Поэтому я и не старалась в эти дела вникать - Ирина всегда беременных сама обслуживала. 

     Лина, наверное, понимала, что я не представляю опасности - не мешала. Позволила задрать на себе одежду, только сжала руками, вытянутыми вдоль тела, одеяло. Я пощупала, попыталась послушать, приложив ухо к животу, - без инструментов тут совсем делать нечего. Живот был ещё не опущен. До родов, по внешним признакам, еще время есть. 

    Вот кто её так? Неужели дед этот? Ничему не удивлялась уже в этой жизни, да только все равно как-то неприятно, мерзко на душе было. Он же знает, что она ненормальная! Зачем?

    ... Вышла на улицу. Старик сидел возле входа на деревянном чурбаке, повесив голову и опустив плечи. Не смогла уйти сразу, остановилась возле него, хоть и хотелось сразу показать мое к нему отношение. И он заговорил:

     -  Полгода назад они приехали. Не помню уже, сколько их и было, человек шесть-семь. Машина, тоже военная - видно, такие служат дольше,  чем гражданские. И она с ними. Один из этих подонков с собой для удовольствия, как котёнка ручного, возил... А ей плохо - тошнит, блюет без конца. Они уехали. Ее оставили возле дома. Я не хотел в дом к себе звать - зачем мне лишний рот, сам себя-то с трудом кормлю? Да, гляну в окно - сидит на траве, на земле голой. И день сидит. И ночь сидит. Жалко стало. Забрал. А она-то от горя, от тоски по твари этой, отцу ребенка своего, с ума сошла. Твердит одно и то же: "Лина, Лина.. ". А кто Лина эта, я и не знаю. Может, ее саму так зовут? Сидит и в игрушки играет, как ребенок. А я их принес для малыша будущего... Вот и живем с тех пор. Как думаешь, доктор, сможет она сама родить? 

    Слушала его, молча, сжав зубы. Поражаясь одновременно и человеческой жестокости одних людей, и доброте душевной другого человека. Видела, что он любит... Может, по-своему, неумело и неловко, но любит несчастную девушку. 

   - Многоплодная беременность у нее. Сама при таком раскладе вряд ли сможет родить. 

   Я не слышала, как он приблизился к нам в темноте. Смотрела на мужчину перед собой и думала, как же помочь ему. Только вдруг над ухом раздался злой холодный голос:

    - Я же просил никуда без меня не уходить. 

     Испуганно повернулась к нему. Он продолжил:

  - Что вы здесь делаете? 

    Я неуверенно посмотрела на старика - можно ли о девушке говорить Яру. Но он молчал, а в темноте по глазам не поймешь. Поэтому решила дать им возможность разобраться самим. Я тут, собственно говоря, не при чем. Повернулась, чтобы идти назад и, не встретив никакого сопротивления со стороны мужчин, спокойно пошла уже знакомым путем. Слышала, что они о чем-то говорят за моей спиной, но старалась не вслушиваться, да и с каждым шагом прочь от них, становилось слышно все меньше. Спешила, чтобы не догнал, чтобы не пришлось оставаться наедине, только уже во дворе того дома, где я удаляла зуб, это все-таки случилось. Схватил за руку и резко дернул:

14.

     Вот что за каша у этой дуры в голове? Разве неясно сказано, чтобы одна никуда не совалась? Так нет же, стоило мне на полчаса отлучиться, как ее уже и след простыл. Отправил Степку, как проштрафившегося, в одну сторону деревни, сам же пошел в другую. А увидев ее рядом с Иваном, так звали хозяина дома, в котором мы остановились на ночлег, испытал ничем не оправданное чувство радости и облегчения. 

    Как только ей объяснить, чтобы поняла, чтобы прочувствовала наконец, насколько опасно одной уходить далеко от тех, кто может (и должен) защитить? 

    Всю бессмысленность разговоров с этой невыносимой женщиной я понял, когда догнал и попытался втолковать в ее глупую голову прописные истины. 

     - Почему, ну вот почему, ты считаешь, что можешь мной командовать? Я - взрослый человек и сама буду решать, куда и когда мне идти! А ты, а ты... достал ты меня уже!

    - Достал? Я тебя достал? - говорил спокойно, стараясь окончательно не потерять над собой контроль, но чувствовал, что закипаю. 

   - Ты, Славочка, ты. Ты кого хочешь достанешь. Что ты мне морали читаешь? Папочкой себя вообразил? И вообще, все вы мужики - скоты, только и думаете, как бы бабу трахнуть. Может, поэтому ты меня и преследуешь? А потом своего добьетесь и...

    Не понимая еще, что делая это, подтверждаю ее слова. Не раздумывая, зачем и почему, дернул за руку, так чтобы, без вариантов, ко мне шагнула. Она, не ожидавшая, просто упала в мои руки. Не думая о последствиях, обхватил ее лицо ладонями и прижался к губам. 

    Ничего больше... Просто прикоснулся. Просто почувствовал ее горячие губы, ее влажное дыхание, вдохнул, вобрал в себя ее испуг и ощутил, как вздрогнула, обмякла, неожиданно задрожала. Должен был остановиться, отодвинуться, оттолкнуться, и не смог. Языком ворвался в ее рот, коснулся ее языка и.... ну и сволочь же ты, Дорофеев! Она же именно о таком отношении и говорила, о том, что мужики вот так вот, потребительски к женщинам относятся. 

     Протрезвел, очнулся, с ужасом понимая, что руки мои уже на ее ягодицах, что плотно прижимают их к болезненно напрягшимуся члену. 

     - Зоя, прости. Я не знаю, что на меня нашло. 

    Хотел отодвинуться, чтобы позволить ей сбежать, уйти. Знал, что именно она сейчас скажет. То, что я ничем не лучше подонка Странника, еще утром пытавшегося сделать с ней то же самое. Но она вместо того, чтобы бежать в дом, придвинулась ко мне снова. Так же, как я несколько минут назад, ладошками обвила мое лицо и поцеловала... сама!

     Тонкие длинные холодные пальчики нежно поглаживали лицо, так ласково, так близко... как будто не было ничего более естественного, чем этот поцелуй. Всем телом своим ощущал ее нерешительность и одновременно желание, как если бы она боролась с собой и проигрывала. Она кружила своим язычком по моим губам, боялась проникнуть внутрь и тем самым делала мое состояние невыносимым. В мыслях только одно - глупая фраза: "Ну, давай же!" И нет... придется помочь ей, обнять снова, только теперь уже еще крепче, еще ближе, еще отчаяннее. 

     Я потом подумаю о том, что поступаю плохо. О том, что неправильно, нельзя, недостойно... Я потом попрошу ее простить и забыть. А сейчас... 

    - Сумасшествие какое-то... безумие... Слава... у меня голова кружится, - шепчет куда-то в шею и по голосу слышно - улыбается. - Ещё хочу... 

   Не могу отказать. Целую шею, целую мочку ушка - нежную сладкую кожу. Стаскиваю уродливую шапку, скрывающую ее солнечные волосы. Вдыхаю их запах и чувствую в точности то же самое, что только что озвучила она...   

     И только неприятная отрезвляющая мысль о том, что прошлой ночью она скорее всего точно также как со мной сейчас, целовалась со Слепым, приводит меня наконец-то в чувство. Выдыхаю через сжатые зубы, отстраняюсь и со странным удовольствием вижу, как она тянется следом. С огромным трудом удерживаю себя от того, чтобы не шагнуть к ней снова. Что за наваждение? Это. Чужая. Женщина. Ничем не лучше Наташки - она готова спать с каждым, кто что-либо может ей дать! 

    Хотя, ведь, говорит она совсем обратное. И ведет себя так... независимо, именно так, как считает нужным. Женщины, подобные Наталье, предпочитают соглашаться и подчиняться мужчине. И разве ее вина в том, что злость на поступки и слова,  ярость из-за ее непослушания заставили меня буквально накинуться на Рыжую, как голодного зверя на желанную добычу? 

     Как бы в подтверждение моих мыслей, где-то совсем рядом, за воротами раздался пронзительный вой, а за моей спиной голос Ивана:

    - Вы бы шли в дом. Ночью здесь опасно. А с машиной ничего не случится - у нас, как темнеет, так все воры в норы забиваются. 

    Рыжая обошла меня и спросила хозяина:

   - А это у вас баня, да? И вода там есть?

   - Баня. Топил сегодня. Думал, зуб свой прогреть, чтобы болеть перестал. Только остыла она уже. А вода... ну есть, конечно. В баке. 

    Она нерешительно обернулась на меня, но все же сказала:

15. Рыжая.

     Я помню те книжки - маленькие, с яркими обложками, на которых был непременно изображён красавец-мужчина с обнаженным торсом и девушка с развевающимися на ветру волосами. Мама любила их читать. И я... в тайне от неё. Читала и верила, что существует ТАКАЯ любовь! Чтобы от каждого прикосновения - удар тока, чтобы целовать - и забывать свое имя и обо всем, что окружает! 

     Тридцать один год в моей жизни не было ничего и близко похожего на эти глупые сказки... Восемь последних лет я ненавидела мужчин, и ни один из них по моей воле не касался меня. 

     Жила без мужика. И была этому рада. Не мечтала, не ждала. Хотя нет, вру, конечно, самой себе вру. При всей нашей примитивной, приземленной жизни, при всей низменности желаний современных людей, при всем при этом, где-то в глубине души я мечтала. О чем? Об искренних, честных, сильных чувствах? Мало верилось в них, особенно на фоне окружающей действительности. Просто хотелось быть не одной. Хотелось быть ЗА чьей-то сильной спиной. Хотелось, совсем немножко... чтобы было к кому прижаться ночью и не ждать предательства и боли.

     Только Ярослав... он не укладывался в круг моих представлений о современных мужчинах. Я мало его знала, но благородство и великодушие... их видно сразу. И сила. Маленькая девочка, еще живая, еще существующая, хоть и невидимая глазу, спрятавшаяся внутри меня, шептала тоненьким голоском: "И красота!!!" И как бы я не возражала ей, что это, как раз-таки неважно, понимала, что имеет значение, и важно, и нравится... очень нравится. Всё в нем: от высокого роста и размаха широких плеч, до красивых карих глаз с черными ресницами. И брови, и волосы... и пусть дреды...  они в его случае совсем не признак нечистоплотности. 

    И плевать на все... даже на мои собственные прежние размышления и чувства. Просто я - живая! Просто я чувствовала! Просто я до безумия, до восторга хотела трогать, целовать этого мужчину. Только его. Вот такого - который одновременно грубый и заботливый, чужой и близкий, непривычный и нужный... 

     Села в бане на деревянную скамью и невидящим взглядом уставилась в угол маленького совершенно тёмного помещения, в котором хозяин непонятным мне образом как-то умудрялся ориентироваться. А потом смотрела на огонь в печке-буржуйке, слушала и не слышала то, что рассказывает мне старик. Я еще переживала этот поцелуй, я все еще обнимала Славу... И поняла, что меня о чем-то спрашивают только тогда, когда Иван остановился рядом. 

    - Что?

    - Что делать с ней, доктор? Как помочь? Девчонка она совсем. А тут такое! Куда детей девать? Помоги, прошу тебя!

    - Да что я-то могу? 

   Он уселся на лавку рядом со мной. Опустил большие ладони на колени. Помолчал. Потом резко встал и шагнул к двери. Так жаль его стало, что я, мысленно ругая себя на чем свет стоит, быстро, чтобы не передумать, сказала:

   - Стой! Назад ехать будем, я ее попробую с собой забрать. У нас операционная есть. Если успеем только. И если раздобудем лекарств - у  меня почти ничего не осталось. 

   - Правда? - он не верил, по голосу это было хорошо слышно. - Заберешь? А они? Они тебе разрешат? 

   - Не знаю. Вот с командиром поговорить нужно. Если он согласится, то никто возразить не посмеет.

   - Я поговорю с ним?

   - Сейчас это не имеет смысла. На обратном пути я постараюсь сама поговорить. А ты смотри за ней пока, чтобы тяжелого не поднимала, далеко не уходила, не нервничала, иначе вдруг начнется раньше времени.

    - А если начнется, что мне делать тогда?

   - Если начнется, молись, чтобы она сама справилась. По обстоятельствам смотри. Хрен его знает, что! 

    - Ладно. Спасибо тебе и на том. Уже хоть какая-то надежда. Слушай, ты мойся быстренько - вода вот тут в баке возле печи, она тёплая должна быть. Возле двери в ведре - холодная, вдруг разбавить нужно. А я тебе сейчас полотенце принесу и штаны свои с рубахой  чистые. Если не побрезгуешь.

    - Тащи. Я мигом. 

   Он шагнул за дверь. А я начала стремительно раздеваться, на ходу хватая большое корыто из нержавейки и ставя прямо на пол. Налила воды прямо ведром из бака. Разбавлять не пришлось - терпимо горячая. Жаль мыла нет! Но и так сойдёт. Только уселась туда и намочила голову, как в дверь сначала кто-то постучал, а потом, не дожидаясь ответа, вошёл.  

    И хоть я и понимала, что при таком минимальном освещении меня практически не видно, но прикрылась в воде руками и обернулась. Нет, ну это ни в какие рамки!

    - Совсем обалдел? Чего приперся?

    - Ты бы предпочла, чтобы Ваня сам зашел?

   - Я бы предпочла, чтобы никто не заходил. 

   - Он вещи принёс. Куда положить? 

   - На лавку клади. И иди уже быстрее отсюда. 

    Ярослав, сделав от двери всего один шаг, так мала была баня (Да и баня ли это? Так помывочная какая-то!), сложил вещи и вдруг протянул ко мне руку. Я резко отпрыгнула в корыте в сторону от него. 

16. Ярослав.

     Если кто-то думает, что мужчины никогда и ничего не боятся, он очень сильно ошибается. Все боятся, не зависимо от пола и возраста... 

     Я чувствовал их. Они чувствовали меня. Они искали проход. Пока действовали тихо - боялись спугнуть возможную жертву, которой в данный момент мог стать я. 

     Проще всего было бы снова войти к Рыжей в баню и остаться там до утра. На рассвете все хищники обычно прячутся по своим норам. А если даже и не захотят спрятаться - справиться с ними будет проще, чем сейчас в кромешной темноте.

    Проще всего было войти в баню. Да только я не мог. Не хотел в ее глазах выглядеть озабоченным самцом. Сам себе удивлялся. Давно ли тебя, Ярослав, стало волновать, что именно о тебе подумает другой человек? Тем более, что именно таким - озабоченным - я и был, в отношении этой конкретной женщины. Но не только острое, жгучее желание вызывала она у меня. Была еще и необъяснимая потребность защищать ее от всего мира. А еще желание знать, что никто другой коснуться ее больше не посмеет. 

     Если бы Зоя была моей женщиной... Странно об этом думать. Но ведь думал, стоя на крыльце сарая и вглядываясь в темноту в ожидании нападения невидимых пока тварей! Так вот, если бы я был на месте их лидера Слепого, и она была моей, Странник был бы жестоко наказан за попытку ее изнасиловать. Слепой не мог не узнать о том, что случилось - рядом с нами был его помощник, который тоже как-то странно, неестественно отреагировал, кстати. 

    ... Волк появился буквально из ниоткуда - ни кустарника, ни высокой травы на ровном пространстве двора не было. Просто вдруг вырос в нескольких метрах от меня. И я был уверен - он здесь не один, вот-вот за ним из ночи вынырнут и другие крупные, сильные звери. 

     Медленно поднял автомат, наводя ровно в центр головы животного, сосредоточился, выбросил из головы лишние, опасные сейчас мысли и приготовился стрелять. 

     Только в эту секунду открылась дверь. Краем глаза я заметил, как волк метнулся в мою сторону - почуял, видимо, что я отвлекся. Я сделал единственное, что успевал - толкнул Зою внутрь и подставил ему плечо, одетое в некое подобие защитной одежды. Не укус животного я почувствовал в момент, когда зверь вцепился в меня, а сильнейший удар. Мощное животное просто вбило мое тело в дверь сарая так сильно, что даже стукнули зубы. Автомат куда-то упал.

    Вывернулся, выхватил из берца нож, теперь-то уж отлично чувствуя его зубы, пусть не слишком глубоко - все-таки помогла моя "броня", но в теле. Почему остальные ждут? Почему не нападают? Попытался достать ножом его морду или грудь - он стал двигаться из стороны в сторону, трепать меня, словно тряпичную куклу. Но и челюсти не разжимал. Сильный сука! 

    Дверь открылась снова. И я понял, чего они ждали. Они ждали того, кто находится за дверью и будет мне помогать. То есть, Зою. Она взмахнула руками, и изо всех сил ударила чем-то по телу волка, вцепившегося в меня. Он разжал зубы и громко заскулил. В эту же секунду еще два зверя бросились в нашу сторону. А от дома раздалась автоматная очередь! 

    Звери моментально исчезли, словно их и не было. Правда, тот, которого успела приложить Рыжая, убегал с воем  - больновато ему, наверное. Я пытался нащупать автомат, упавший куда-то с крыльца. Со стороны дома слышалась ругань моих бойцов, направляющихся сюда.

    - Слава, он тебя укусил? Ты ранен? - Зоя схватила меня за руку, пытаясь наощупь определить степень моих повреждений. 

    - Нет. Не сильно, - наконец,  автомат был найден и бойцы добежали до нас. 

   - Яр, что за фигня? Что это было? Ты живой? - Давид с автоматом в руках внимательно всматривался в ту сторону двора, куда скрылись звери.

    - Живой.  

  - Давайте быстрее в дом, - Зоя тянула меня за руку. -  Вдруг они за подмогой поскакали?

   - Дав, ты прикрываешь, - приказал и бегом в сторону дома, не отпуская доверчиво вжавшиеся в мою ладонь, пальчики.

    Уже в коридоре Давид, закрыв на щеколду дверь, остановил меня. Зоя тоже внутрь не пошла:

   - Давай я посмотрю, что там у тебя.

  - Сейчас. Ты иди. Я с Давидом переговорю и зайду.

   Когда мы остались наедине, Давид сказал:

   - Я так понимаю, дежурить во дворе не будем?

  - Нет. Не будем. Но в доме обязательно. Ты - первый.

  - Ага. И еще. Яр, ты и эта Рыжая...

   - Стоп, - понял, куда он клонит и мне это не понравилось. - Ты отношения со мной собрался выяснять? С этой бабой ты еще не спал?  

    - Нет, командир. Дело совсем не в этом. У меня с Машей серьезно. Правда. Просто я тут кое-что слышал...

17. Зоя.

Мужчины укладывались спать прямо на полу. Мне же хозяин выделил отдельную кровать во второй комнате. Только я не ложилась - ждала Славу. Села на кровать, прислушиваясь к звукам, доносившимся из соседней комнаты - смех, возня, потом голос Ярослава, зовущего Валерку, потом шум из коридора - еле слышный, но похожий на драку. Что они там такое делают? Потом тишина, которую буквально через десять минут после того как все улеглись, вдруг разорвал на части громоподобный храп Медведя. Как же спать в таком шуме?

Зажгла керосиновую лампу и достала свой чемодан с лекарствами. В детстве меня укусила чужая собака на улице, и целый месяц я получала больнейшие уколы от бешенства в живот. Но Яру я могу оказать только примитивную помощь - продезинфицировать рану и перевязать.

Ну, наконец-то. Он вошёл в комнату и с порога начал снимать с себя одежду.

- Зоя, почему не ложишься? Завтра рано вставать.

Я смотрела на то, как осторожно он вытаскивает из рукава тяжелой, похожей на доспехи, куртки, левую руку и думала, что досталось ему, похоже, неплохо, но молчит - не жалуется, что не всегда умеют даже мужчины. В моей практике встречались такие, которые ругались, визжали и даже рыдали, получив ранение. Подошла к нему и стала помогать, видя в неярком свете лампы, как хмурятся его брови. Тонкий свитер, одетый под куртку, на рукаве напитан кровью. Ярослав стягивал его через голову аккуратно, стараясь не испачкаться - сам этот факт производил на меня очень сильное впечатление. В моем понимании, мужики вообще - животные нечистоплотные, вонь и грязь - их стихия. Но от Ярослава не было неприятного запаха. Более того, без дезодорантов и туалетной воды (которых просто нет априори) он пах приятно - помогая ему, освободить раненую руку от одежды, я как ненормальная, втягивала носом его запах - ни застоявшегося, многолетнего запаха пота, ни грязи на вещах!

- Сейчас обработаем тебя и буду спать, - ох, что с моим голосом? Да просто глаза бессовестные не на рану смотрят - сколько я их видела за свою жизнь и ножевых, и пулевых, и укусов, и инфекций... Глаза на спину его, на мускулистые плечи и руки, на дорожку позвоночника, на сужающийся книзу, к бедрам торс... Если быть честной, то и голых мужиков я перевидала за свою жизнь немало. Но Слава красивый. Он смотрит на рану, а я, застывшей статуей, на его спину, едва сдерживаясь, чтобы пальцем не провести сверху вниз, чуть касаясь, по горячей коже...

- Рыжая, ты что застыла? Обрабатывай давай, - мне кажется или в его голосе слышится насмешка, хотя, нет, не смеется, вроде бы. - Иначе я тут все кровью залью.

Спохватилась. Опомнилась. Сглотнула вязкую слюну. Физиология - ничего более. Он - мужчина, я - женщина. Но почему никогда раньше такого со мной не было? Ведь в моих опытных руках (в опытных руках меня, как хирурга!) бывали симпатичные мужики! Налила в какую-то плошку воды, за нею пришлось сходить в другую комнату к ведру, стоящему возле печи, перешагивая через спящих. На обратном пути разглядела сидящего у окна Красавчика. Он молча смотрел на меня.

- Ты дежуришь что ли?

- Ага. Охраняю твой сон. Правда, за ревом этого турбодвигателя, - он толкнул ногой спящего на полу неподалеку от стола Димона, - можно и нападение армии не услышать!

С пола донесся голос:

- Я еще не сплю!

- Так это ты еще не спишь? Что ж будет, когда ты заснешь? - Красавчик толкнул еще раз.

На кровати заворочался хозяин дома. Я. неловко перешагивая через мужчин, потопала в спальню. Яр все также сидел на стуле. Осторожно, стараясь не касаться раны, что в полутьме было сложно, чистой тряпочкой, которых в моих запасах было много, смыла кровь с его предплечья. Рана рваная, заживать будет долго. Промыла перекисью, потратив последнее, что еще оставалось. Смазала зеленкой - больше просто было нечем. Он даже не дернулся, хотя представляю, как было больно! Забинтовала, стараясь делать это не слишком туго, чтобы не отекла рука.

- Слава, ложись на кровать. А я на полу могу.

Он взял со стула какую-то рубаху, которую я и не заметила раньше.

- Это - ерунда, Рыжая, заживет, как на собаке. Тем более у меня тут есть кое-что, - он сходил в другую комнату и вернулся с матрасом. - Сейчас будет просто царское ложе.

Я разулась. Сидела, задумчиво глядя на то, как он располагается в метре от моей постели.

- Я не поняла. Ты что, здесь собираешься спать?

- А что? Ты против?

Ага, только что сама ему кровать свою предлагала, а сейчас возмущаюсь тем, что рядом ляжет. Но ведь где-то в глубине души я хотела услышать предложение лечь вместе... Я бы не согласилась. Ни за что. Нет? Но пусть бы хоть предложил!

- Ну-у, в общем-то, я даже за.

Думала, что заснуть не смогу с таким-то соседом рядом, да еще и под аккомпанемент медведеподобного храпа, но начала проваливаться в сон сразу же, как только моя голова коснулась подушки. Мне даже уже начало что-то сниться и тут я услышала:

- Рыжая, мне никак не дает покоя один вопрос - почему ты меня Славой зовешь?

Неудержимо заулыбалась в подушку:

- Слава - это "славный", хороший, добрый, значит. А Яр - ну, яростный, что ли? Мне "славный" больше нравится. Но если ты против, буду звать тебя Ярославом.

18.

     Никогда не испытывал проблем с засыпанием, да и со сном, в принципе. Но сейчас заснуть не мог. Плечо болело. Тело устало до безобразия - почти весь день в машине! Завтра нужно ребят за руль по очереди пускать, иначе с моей рукой далеко не уедешь. Но ведь мне не впервой терпеть - бывали ранения и похуже, чем сейчас. Только вот Рыжая не давала покоя. 

    ...Давид рассказал о том, как выйдя во двор, они со Странником увидели меня и Рыжую целующимися. Блядь,  я так увлёкся, что даже не заметил их! Давид предупредил, что Странник в бешенстве, что, не сдержавшись, он угрожал убить "неверную", а заодно с нею и меня. Такие вещи, по моему мнению, нужно решать сразу. Поэтому, отправив Зою в дом, я позвал этого козла. Разговор вышел коротким, но содержательным:

    - Давай, высказывай свои претензии, - я честно старался не выходить из себя и разговаривать спокойно.

    - Это моя женщина, - он насупился и смотрел из-под бровей. 

   - Она знает об этом? Ты ее спрашивал? Что-то утром я не заметил, что она была рада тебя видеть! - не понимал причины, но меня задевал этот разговор, как если бы речь шла о близком, нужном мне человеке, как если бы эта женщина была моей.

   - Я, конечно, слышал, что у группы Антона Жука есть проблемы с бабами, но это - не повод зариться на чужое. 

     Это было правдой. Изначально Антон предпочтительнее брал в свою команду мужчин. Он был бывшим военным, всю жизнь занимался обучением молодых призывников. Ни детей, ни жены, ни дома. Для Антона в мире, пережившем страшнейшую катастрофу, изменилась только картинка, да уменьшилось количество подчиненных (и исчезли начальники). То есть, по большому счету, для такого, как он - новые условия жизни были вполне приемлимы. Иногда, общаясь с ним, мне казалось, что ему даже нравилось жить так, его все устраивало, именно к подобному Антон и готовился всю свою жизнь. Женщины у нас были. Но их было недостаточно. На почти две тысячи разновозрастных мужиков - всего порядка тысячи баб. Но никому не запрещалось приводить женщин из вне. Хотя, да, это было не так-то просто. Элементарно потому, что каждая группировка в городе жила обособленно, мало кто контактировал с другими, по большей части, наоборот, враждовали. Вынуждены были враждовать.

   - А я слышал, что Рыжая - женщина Слепого. 

    Странник неприятно осклабился.

   - Все так думают. Ей это выгодно - никто не лезет, а ему все равно. Она никого к себе не подпускает. Сколько лет ее знаю, всегда одна. 

    Я точно - идиот! Я ненормальный идиот! Я готов был его расцеловать! Вот за эти слова. Я обрадовался. Как ребенок, которому пообещали купить нереально дорогую, недоступную игрушку. И пусть придется ждать зарплаты, но шанс есть... А то, что мне он нужен, шанс этот, я уже знал, чувствовал. Я обрадовался, расслабился и пропустил удар в живот. Давненько меня вот так запросто не били в подобных драках! Но теперь, когда он сделал первый шаг, у меня есть настоящий, ненадуманный повод, хорошенько его уделать. Тренированное тело знало, что от него требуется - пару ударов по корпусу, один - в морду, захват и мужик поскуливает, лежа на полу.

     - Значит так. Запомни раз и навсегда. Сейчас у нас задание. Мне не нужен за спиной человек, который с радостью подставит из-за женщины. Давай личные дела уладим после. Она сама решит. 

     - То есть ты обещаешь ее не трогать?

     - Да. Но учти, если ты попытаешься ее трахнуть, как сегодня утром, я вырву тебе яйца. 

     - Я понял. Отпусти. 

     ...А теперь, после перевязки, она спала. Тихонько сопела на кровати всего в паре шагов от меня. А я заснуть не мог. Так и видел ее милое личико с белоснежной кожей, словно сияющей в свете керосиновой лампы. Я заметил, как она смотрела на меня во время перевязки - нравился ей и понимал это. И она мне... 

     И вот она - рядом, протяни руку и дотронешься. Ничего не стоит сейчас взять и лечь рядышком, просто спать, прижав к себе девушку, просто чувствовать ее близость. Но не смог бы. Просто спать рядом с ней? Зачем врать себе? Плюнул бы на все и на всех, если бы сейчас, вот в таком состоянии, только дотронулся до нее... Сам не заметил, как уснул. 

      А проснулся от ощущения, что кто-то рассматривает меня. И услышал вдруг ее шепот:

    - Ого, какой же ты огромный!

     Это обо мне? Нет, ну я, конечно, не малыш, но чтобы так ласково, так восхищенно, да пока я сплю - такого от женщин я еще не слышал. Осторожно открыл глаза. Рыжая лежала на самом краешке кровати, чуть свесив голову и смотрела совсем не на меня, а на огромную крысу, совершенно бесстрашно умывающуюся неподалеку от моего матраса. 

   - С чего ты взяла, что это самец? Посмотри, какая чистюля - умывается с утра, мужики разве так делают?

  Она заулыбалась, что было хорошо видно, благодаря серому рассвету, уже прокравшемуся в единственное окно. 

   - Это совершенно точно - самец.

  - Но у нее милая девчоночья мордашка!

19.

    В мгновение ока он оказался рядом. Встал на колени рядом с моей кроватью. Широкая шершавая ладонь легла мне на щеку, большой палец ласково погладил по ней. Я смотрела в его глаза и видела в них отражение тех же самых чувств, которые переполняли меня саму - страсть, нежность (откуда только она взялась?), желание касаться, быть рядом. Он просто смотрел в глаза, не делая попытки продолжить, а я мечтала о большем.

    - Слава, я не живу и никогда не жила с Женькой, со Слепым то есть. И с этим, с Валеркой тоже. Про Слепого я сама придумала. Чтобы всякие там не лезли. 

    - Я знаю, Зоя, - он помолчал немного и потом заговорил быстро и решительно. -  Я таких, как ты не встречал. Ты - особенная. Светлая, чистая. Любому помочь готовая, неважно, кто перед тобой - друг или враг. И знаешь как для меня важно знать, что ты ни с кем...

    Я зажмурилась, хотя по-хорошему нужно было бы закрыть уши, чтобы не слышать, как он заблуждается. Отодвинула его руку, хотя хотелось, наоборот, прижать ее к губам, вот так, ладонью открытой. Села рядом. Нужно быть честной. Нужно рассказать. Все равно ведь узнает рано или поздно. 

    - Нет. Все не так. Я не такая. Наоборот. Я - плохая, испорченная, грязная. Восемь лет назад, когда я еще Женьку не знала, когда я жила в другой группировке, на нас напали. Ночью. Их было очень много. Они сразу мне странными показались - бесстрашными, жестокими до ужаса. Они такое творили!  Я потом поняла, что они под кайфом все. Был у них один... он умел из всякой гадости наркоту делать. Что-то по типу "крокодила" у них получалось. Полугнилые все, в язвах, но боли не чувствовали, - говорила, быстро, чтобы не передумать, чтобы не отступить, и чувствовала, как колотит меня, как трясутся руки. - почти никого в живых не оставили - женщин, детей просто в кусок мяса превращали. Только главный у них нормальный был. Ну, в смысле, не наркоман, но сумасшедший, точно. Он меня для себя оставил...

     Голос предательски сорвался, потому что я старалась не вспоминать эти два месяца ада, и все равно по ночам в кошмарах он приходил ко мне - извращенец, садист, урод - и внешне - урод, и внутренне. 

   Без подробностей рассказывала о том, что насиловал каждую ночь, о том, что все тело у меня в шрамах из-за него, о том, как убить его пыталась, как избивал за это, потом себя убить хотела - да только струсила, не сумела. Глаза поднять на Ярослава боялась - знала, что жалость, брезгливость даже, могу увидеть в них. Руки перед собой сложила, чтобы не тряслись безудержно. А он так и стоял молча на коленях передо мной. Зачем? Зачем я выложила всю эту гадость ему? Может, не нужно было? Хоть какой-то шанс бы себе оставила, хоть немножко рядом с этим мужчиной побыть, который нравится, который такой восторг вызывает, что сердце замирает от одного взгляда на него. Так нет же! Честной решила быть! Кому нужна твоя честность? 

   Хотела встать, чтобы избавить его от необходимости выражать сочувствие, выказывать ненужную мне, обидную жалость. Дернулась, но не успела. Он был быстрее. Резко поднялся, обхватил за талию и, приподняв с кровати, усадил к себе на колени. Как ребенка прижал к себе, сам в плечо уткнулся лицом и прошептал:

   - Никогда, слышишь, никогда больше не вспоминай об этом! Такого с тобой больше не будет! Пока я жив, никому тебя в обиду не дам. 

   Сжав зубы, старалась не заплакать. Никто не говорил мне такого. Никто не обещал защищать. Руки сами прижали его голову ближе, и я все-таки заплакала впервые за много лет. 

    - Скажу сразу, чтобы ты знала, твой рассказ для меня ничего не меняет. Ты мне нравишься, очень. Только со Странником у нас уговор - пока мы на задании, к тебе ни один из нас не пристает. Но когда все закончится, когда мы вернёмся,  ты должна будешь выбрать. 

   Мне стало смешно. И я смеялась, размазывая по щекам слезы.

   - Выбрать? Ой, я не могу! Ты серьёзно сейчас? Ненавижу его! За то,  что он такой,  как остальные, которые только так, насильно могут. Которые не спрашивают, хочу ли я, нравится ли мне, а просто идут и берут и считают, что так и должно быть... Ни за что... Даже не думай!

    В соседней комнате Медведь громовым голосом вдруг заорал на весь дом:

    - Подъем, засранцы! Пора в путь-дорогу!

20. Рыжая

      Наскоро позавтракав, выложенными на стол общими припасами, попрощались с вышедшим нас проводить хозяином. Перед тем, как сесть в машину, отошла с Иваном на минутку подальше, чтобы никто не услышал.  Протянула ему кое-что из своих медикаментов, чтобы, если вдруг роды начнутся раньше времени, хоть как-то мог помочь бедняге.

     - Только, доктор, ты уж постарайся вернуться за ней. Сама понимаешь, что я ее не спасу в случае чего.

     При свете дня, как обычно, пасмурного и дождливого, Иван не казался мне стариком. С удивлением я поняла, что это неопрятный внешний вид и одежда делали его гораздо старше, а особенно неухоженная, длинная борода. Но руки, глаза, неглубокие еще морщинки возле этих глаза - все говорило о том, что я ошиблась вчера, приняв его за дедушку.

    - Я постараюсь, правда. 

     В машину уселись в том же порядке, как и вчера. И снова, Ярослав - за руль. Хотелось сказать ему, что раненную руку не стоит натруждать, но я не нашла в себе смелости давать ему советы при всех мужчинах. Хотя что-то в глубине души подсказывало, что ему, может быть, моя забота даже будет приятна.   

    Смотрела в окно на унылую серую дорогу, на мелкую морось, нескончаемым потоком льющую с неба. Вдоль полуразрушенной дороги буйно разрослись кустарники и бурьян. За десять лет от полей и лугов вдоль этой дороги располагавшихся, остались лишь намеки и очертания. Кое-где, правда, еще встречались, навеки застывшие грудой металлолома, бывшие комбайны  и трактора. 

     - Слышь, Странник, - Димон долго молчать не мог. - Я тут слышал однажды от знакомого человечка, что вроде бы где-то на Севере, в Сибири, значит, город такой есть, где люди все также, как до катастрофы, поля возделывают. Что заводы у них работают. И даже нефть добывают!  

    Красавчик удивленно посмотрел на меня, мол, ты такое слышала. Я пожала плечами - нет, никогда. В зеркало осторожно посмотрела на Славу - не хотелось, чтобы этот мой взгляд заметили остальные, но интересно было, что он о таком думает. Его глаза улыбались. Да-а, посмотреть-то разочек на него не трудно, да вот потом оторваться, заставить себя снова в окошко глазеть - не получается. Поймала себя на том, что пялилась на него, как зачарованная! Неужели правда все то, что он мне утром говорил? Да к чему бы ему врать? Но такой мужчина - невозможно красивый, сильный - вон как пальцы крепко руль сжимают, ласковый - так в дрожь и бросало от воспоминаний о том, как он меня касался утром, как целовал вчера во дворе, разве такой мужчина может выбрать такую, как я? 

    Отвлеклась, задумалась, хотя меня, как и всех, интересовал этот разговор. Очнулась, оторвалась от Славы и, как обухом по голове:

    - Нет, ну вы и дикари! Конечно, есть такой город. Я, правда, там не бывал... пока... Но дойду когда-нибудь. А вот Пророк как раз оттуда. Сами его расспросите, когда назад ехать будем. 

   Мужчины, перебивая друг друга, загалдели, спрашивая Валерку, споря. Я тоже хотела бы спросить, о многом, а главное, о том, принимают ли туда других, чужих людей. А вдруг там, действительно, так хорошо? Но я молча слушала разговор и, понимая, что мужчины отвлеклись и, скорее всего, на меня сейчас никто внимания не обратит, с каким-то болезненным удовольствием смотрела на его руки...

   - Командир, а что ты думаешь об этом? Может, правда, все бросить и рвануть в этот город, а?

    Он некоторое время молчал, вглядываясь в даль и старательно объезжая ямы, а потом твердо сказал:

   - Там нашлись люди, которые сумели наладить жизнь, объединить всех, заставить работать и жить по-другому, не так, как у нас. И мы должны в своем городе так сделать. Не нахлебниками к ним прийти, а самим пошевелиться, поработать и сделать такой же город.

     Все, кроме Красавчика, вновь включились в разговор. А Давид, перегнувшись через сиденье, наклонился к Яру и что-то тихо сказал практически на самое ухо. Ярослав согласно кивнул и  в скором времени, остановив машину, вышел наружу.  Красавчик сел за руль, а Слава занял его место рядом со мной, скомандовав:

    - Димон, прекращай болтать, Давид рулит, ты - следишь за дорогой.

    Я больше не слушала разговор, я не пыталась даже вникнуть в суть дальнейшего обсуждения. Да что там, я даже многого понять не могла из того, что рассказывал Валерка и спрашивал у него самый молодой из бойцов Ярослава - Степка! Просто нога Яра прижималась к моей, просто плечо касалось моего плеча и мне теперь удалось сосредоточиться только на одной единственной мысли: "Нельзя, ни в коем случае нельзя дотрагиваться до мужской ладони, до руки, которую Яр положил к себе на колено". Мне хотелось закрыть глаза и положить голову на его плечо. Мне хотелось, чтобы он обнял меня, закрыл от всего мира. И пусть бы сам решал - куда мне идти, как жить, только бы был рядом, только бы любил... 

    ***

   Я сделал большую ошибку, когда согласился поменяться с Давидом. Разве мог я теперь следить за дорогой? Разве мог рядом с ней думать о чем-то другом - о возможных засадах, о вполне реальном нападении, о будущей ночевке, в конце концов? Мало того, что обзор с моего места был теперь невелик, так еще и Рыжая сильно усложняла задачу.