1. Рыжая.

     …Грязь и вонь… Вонь и грязь – это первое, что приходит на ум, когда Слепой спрашивает о моих ощущениях, о впечатлениях от прошедшего дня. Это – наша с ним традиция. Бывают дни, когда я до жути жду вечера, чтобы на пару минут заглянуть к нему в комнату, чтобы, увидеть его, чтобы услышать этот вопрос. Но отвечаю совсем другое:

     - Женя, сегодня был замечательный день. Я видела солнце!

    - Рыжик, это невозможно…- он улыбается. – Столько лет – ни разу! А тут – солнце!

    - Правда, Женечка! – хоть он и не видит, я все равно утвердительно трясу головой. – Во время операции в окно проник огромный золотой луч солнца! Он от скальпеля отразился. Правда, когда я выглянула в окошко, минут через сорок, небо снова было затянуто облаками. Но я не успела только потому, что этот… мудак, Пашка, мало кетамина вколол – Петрович не заснул, а задремал только. Пришлось добавлять, чтобы раньше времени не очухался. А как добавила, копаться стала – спешить-то не нужно! Но, знаешь, кетамин, сука, к концу подходит… Что делать будем?

     - Зойка, не ругайся – тебе не идет. Придумаем. Что-нибудь обязательно придумаем.

     - Не идет, говоришь? Ох, ты знаешь, мне вообще ничего из нынешней жизни не идет. Помнишь, как в ванне с горячей водой полежать можно было? Пены налить с запахом цветочков разных, соли морской! А сейчас… До сих пор привыкнуть не могу к тому, что грязная такая! Страшилищем себя чувствую!

      Сейчас с мытьем - проблема, как, собственно, и с водой в целом…

     - Нет, Рыжая, тебе-то грех жаловаться – я еще помню, какая ты! Ты – красавица! Тебя ничто не испортит – ни грязь, ни запахи, ни пороки нашего времени…

     ...Женька потерял зрение из-за черепно-мозговой травмы, которую заработал во время очередной атаки сумасшедших, живущих в развалинах бывшего хлебозавода. До сих пор корю себя, что не смогла ему помочь. Да и как тут поможешь? Я же все-таки не нейрохирург! Хотя, на самом деле, я уже и сама не знаю, кто я. Я и хирургом-то не стала по-настоящему. Успела только один курс на специалитете отучиться, когда все случилось. Просто некому было помогать пострадавшим...

     Иногда с грустной улыбкой вспоминаю своего преподавателя, кандидата медицинских наук, выдающегося хирурга Будигай Александра Ивановича. Он всегда хвастал, что к своему, не такому уж и серьезному возрасту – 55 годам, успел сделать огромное количество операций – что-то там к нескольким десяткам тысяч! Нам, студентам, казались эти цифры заоблачными. В этой жизни, я поначалу считала операции, сделанные мной. Да потом бросила. Порой, как хирурги в годы далекой Великой Отечественной, падала от усталости прямо у операционного стола! Какие уж тут подсчеты! Уверена, что еще в первые пять лет после катастрофы, по количеству операций значительно опередила своего бывшего преподавателя.

     Не все, живущие в группе под руководством Евгения Чуйкова, Слепого, могли похвастаться наличием собственной комнаты. У меня же она была. Собственные апартаменты – это знак великого уважения ко мне. Пожалуй, не было ни одного человека в нашей группе, которому я прямо или косвенно – через кого-то из близких, не оказала бы помощь. Я была специалистом широкого профиля – хирург, терапевт, инфекционист, психолог или даже иногда психиатр.

   Людям было трудно. Миллионы погибли в результате катастрофы. Да, что там, миллионы! Миллиарды! Но и сейчас легче не стало. Теперь нас потихоньку убивает радиация, инфекции, отсутствие нормальной пищи в достаточном количестве, а больше - воды, ну и мы сами. 

     Когда все началось, еще существовало телевидение, выпускались газеты, существовал интернет, в конце концов. Нам сообщалось, что Краснодарская АЭС, которой руководил мой отец, находившаяся в небольшом городке Энергетиков на берегу реки Лаба, в пятидесяти километрах от города-миллионника Краснодара, в результате неудачного эксперимента, просто взлетела на воздух. Заражение всей южной территории страны было настолько сильным, что в стране началась паника. Чернобыльская катастрофа была так, мелочью, по сравнению с тем, что случилось сейчас. Людей оттуда, с юга, тела которых фонили, как графитовые стержни, не впускали на территорию, которая по первоначальным подсчетам ученых, была заражена меньше. Но они находили лазейки. В считанные дни была построена полноценная стена-граница, которая поделила нашу страну на тех, у кого еще был шанс жить и тех, кому осталось совсем немного.

     Сколько себя помню, в моем детстве и юности по телевизору вечно показывали ролики, особенно в информационных передачах, типа «Время» или «Новости», где рассказывалось о том, как наша страна оказывает помощь различным государствам, пострадавшим в результате природных катастроф или военных конфликтов.

      Когда случилась беда у нас, правительство обратилось за помощью к США, а потом к различным другим странам. И получило ее. В виде мощной группировки войск, которая прибыла на Север России с вполне понятной целью – захватить и подчинить. Речи о помощи не шло. Но ведь у нас же было ядерное оружие!

     Я иногда думаю, что при всем том бедственном положении, гуманнее всего было бы просто убить на месте того подонка, который приказал нажать на пресловутую красную кнопку.

 Пусть лучше бы наше государство было захвачено врагами. Пусть лучше нас, русских, вообще бы не было больше. Зато где-то были бы еще чистые незараженные территории. Где-то бы можно было бы спокойно засеивать поля, не боясь радиации, накопленной в почве. Где-то можно было бы рожать детей, не страшась увидеть у новорожденного лишнюю ногу...

2. Ярослав.

     Машина тряслась по ухабам, то и дело подбрасывая меня и прикладывая макушкой о крышу или плечом об дверь. Асфальт на улицах давно превратился в некое подобие стиральной доски, с помощью которой когда-то моя бабуля стирала свои цветастые халаты и панталоны с начесом. 

      До рези в глазах всматривался в сумерки - мы проезжали особо опасный участок. Заставлял себя думать только о деле, держать под контролем любое движение за бортом, но почему-то именно сегодня, именно сейчас вспомнилась мама... Тот день, когда видел ее в последний раз.

    ... - Славочка, сынок, ты, как только прибудешь на место, позвони мне. Ты же знаешь, что я волноваться буду.

     Мама в голубом платье с длинными рукавами и вышивкой по подолу замерла возле двери. Красавица! Стройная, моложавая, с кудрявыми русыми волосами. Мои ребята однажды увидев ее, не могли поверить, что я её сын - так молодо она выглядела. А ведь мне уже двадцать пять было! 

  - Мам, ну ты что? Обычная рядовая командировка! - безбожно врал, но с моей мамой по-другому было нельзя - слишком уж большой паникершей была она, а еще у нее было больное сердце. - Мы просто охранять какой-то государственный груз будем. Ничего опасного. 

   - Ой, отец твой тоже всегда так говорит. Да только три года назад вот так же с охраны груза его с пулевым привезли! 

   Я пошел по стопам отца - служил бойцом специального назначения. Пока был рядовым, но вот-вот погоны должны были сменить - последнее задание было выполнено на все сто, поэтому вскоре ожидал повышения. 

    Отец давно уже не участвовал в боевых операциях. Да, как раз с того момента, когда получил ранение три года назад. Теперь он был, так сказать, теоретиком и имел достаточно высокий чин в нашей структуре. В тот момент он находился в Краснодаре по какому-то сверхсекретному заданию.

    Мать безумно его любила. Так сильно, что умерла от разрыва сердца в тот момент, когда узнала о катастрофе... 

     Я был одним из тех солдат, которые служили в так называемых заградительных отрядах. Только после катастрофы в Краснодаре применялись данные боевые подразделения скорее для контролирования границ и не допущения прохождения их нашими же собственными гражданами, чем для борьбы с внешними врагами. То есть, по сути дела, мы ограждали одних граждан нашей страны от других. 

    Насмотрелся всякого. Видел, как отчаявшиеся люди делали подкопы под разделившую надвое страну, огромную по высоте стену, построенную военными в считанные месяцы. Видел, как расстреливали целые семьи в первые дни после принятия решения о недопуске на север тех, кто жил на юге. На моих глазах боец, присутствовавший на казни вот таких несчастных, среди которых было несколько детей, пустил пулю себе в рот. Видел, как некоторым удавалось проникнуть в запрещенную зону с помощью подкупа военных...

      Когда стало понятно, что в стране царит хаос, что правительство потеряло всяческий контроль, что американские интервенты прочно обосновались у наших границ и вот-вот начнут операцию по захвату, именно тогда мы с моим другом и сослуживцем Валеркой Шуваевым ночью покинули место несения службы, попросту дезертировали. 

     Нужно было спасать собственные шкуры. Ну, у Валерки к тому времени уже была семья - жена и сын. Ему было что терять. Я же остался совершенно один. Опасаясь и своих, и чужих, мы с огромным трудом пробрались в Питер. 

     Меня в родном городе ждала закрытая квартира. Что случилось с матерью я уже знал. Правда, на похоронах не присутствовал - не отпустили, тогда мы были на военном положении. Мать похоронил дед, ее отец. Съездил к деду, который один жил в деревне за городом, на даче, как любил называть свою старую хатку он сам. Посидели, помянули, как положено и мать, и отца.

    Я уговаривал деда ехать со мной в Сибирь, куда мы решили рвануть с Валеркой, но он отказался. Да, впрочем, мы тоже не успели. Именно тогда было приведено в действие ядерное оружие и наша страна уничтожила с его помощью практический весь остальной мир. В городе было множество бомбоубежищ, в том числе и со времен Великой Отечественной. Здесь многие спаслись. 

    ....Молниеносное движение какого-то предмета от груды железа, в которую превратился замерший на обочине дороги много лет назад трамвай, под колеса нашей старой, потрепанной, но вывозившей из разных серьезнейших переделок, "Рыси" М65, которая способна была выдержать взрыв минного боеприпаса до 6.5 килограммов в тротиловом эквиваленте, я засек сразу, несмотря на задумчивое состояние. Только, ЧТО это было, не понял.

    Мишка, мой помощник и по совместительству, водитель, резко ударил по тормозам. Он явно решил остановиться. Да только моя интуиция подсказывала, что делать это в данном месте и в это самое время, смертельно опасно. 

    - Миха, едем дальше. Только осторожно, могут бросить зажигалку. 

    Хотя я понимал, что если бы нас хотели взорвать - уже взорвали бы. В данном случае бросили что-то безобидное, вероятнее всего, надеясь остановить и выманить из машины. Высунув из приоткрытого окна автомат, я дал очередь в сторону трамвая. Видимо, момент устрашения сработал, потому что до базы мы доехали без приключений. 

3. Ярослав

     Сашка по дороге очнулся. Стонал и плакал от боли. Я сцепил до скрипа зубы и старался гнать как можно быстрее. Только бы успеть! Только бы найти! 

     Естественно, практически у места, дорогу нам преградила охрана. Два дюжих мордоворота выскочили как из-под земли и замерли, уставив стволы в нашу сторону. Метрах в двадцати перед ними было что-то разбросано по земле. В темноте, освещаемой только фарами, не разобрать, что же именно - стекло, гвозди, а может, вообще, взрывчатка?

    Я остановился, чуть не доехав до этого места. Вышел из машины, подняв вверх руки и оставив автомат на сиденье. Ребятам приказал ждать в машине. Права на ошибку у меня не было. 

    Так и шел к ним с поднятыми руками до тех пор, пока не услышал характерный звук передергиваемого затвора. Остановился. 

    - Мне нужен Слепой.

    - Кто ты такой?

  - Ярослав Дорофеев, боевой командир из группировки Жука. Слыхали о таком? 

   В свете фар было видно, как мордовороты переглянулись. 

    - Ну, предположим, слыхали. Что надо?

   - Слепой. Мне нужно поговорить с главным.

  - Слепой по ночам не принимает. Приходи завтра.

   Я бы сам так сказал. Но сейчас добиться встречи просто жизненно необходимо. 

   - Передайте Слепому, что у меня есть вещь, которая его заинтересует.

  - Приноси ее завтра.

  - Завтра будет поздно. Или сейчас или никогда. 

  - Что это?

  - Генератор. 

  - У нас есть свой, - один мордоворот сказал, а второй резко взглянул на него - конечно, я предлагал нужный предмет. Очень нужный. Я бы даже сказал, что это одна из самых нужных сейчас вещей. Достать которую было чрезвычайно сложно. У меня он на самом деле был. В одной заварушке добыл. Была когда-то банда, которая неподалеку от нас обосновалась. Так вот промышляли они людоедством. Жили в старом бомбоубежище. У них и забрал, после того, как мои бойцы уничтожили банду под чистую. Выбора не было - по-тихому, сволочи, нападали. Особенно любили баб или детей украсть - видимо, считали их вкуснее. 

   Второй, который тут же показался мне более умным, имеющим проблеск интеллекта на лице, развернулся ко входу, открыл дверь и кого-то позвал. Из дверного проема высунулась вихрастая голова мальчишки с заспанным лицом. 

   - Пашка, сгоняй к Слепому. Скажи, что тут Жуковцы предлагают нам генератор. Пусть скажет, что делать.

   Пока пацан не исчез, я успел ему прокричать:

   - И чтоб быстро! Иначе, скажи, к Слепому я все равно попаду - перестреляю ваше сонное царство и попаду!

   Не нужно было угрожать, конечно. Да только счет шел на минуты. Счет Сашкиной жизни. 

  Правда, нужно отдать должное пацану. Он вернулся быстро. 

  - Слепой сказал, чтобы вы его завели. Только одного и без оружия. 

  - Без оружия не пойду. 

  - Тогда вали отсюда.

  Пашка сделал предупреждающий жест рукой.

  - Слепой сказал, что он нам нужен. 

   Два мордоворота, придвинув свои морды друг к другу, посовещались, не забывая поглядывать в мою сторону. И тот, который был умнее, сказал:

   - Значит так, зайдешь с оружием. Но возле кабинета Слепого отдашь его. Согласен?

   Условия понятны - видимо, Слепой очень уж важная у них фигура. Я бы к Антону тоже никого с автоматом не пустил. Пришлось согласиться. 

     Возле "кабинета" или,  если быть честным, какой-то комнатушки, мой калаш отобрали не церемонясь. Комната освещалась свечей. В ее неярком свете Слепой производил неоднозначное впечатление. Высокий, даже чуть выше меня, плечистый, уверенно двигающийся по помещению - он ходил из угла в угол. Совершенно седой, хотя на вскидку я не дал бы ему и сорока. Ну и жуткий шрам на месте правого глаза. Левый был слегка прикрыт, видимо, край раны лишь слегка его задевал. Если бы не глаза, он бы, наверное, нравился бабам.

     - Ярослав Дорофеев. Правая рука Антона Жука. Бывший спецназовец. Человек, который всегда побеждает. 

   Откуда он знает? Я же не представился. А мордовороты, которые знают кто я, так и остались на своем месте. С мальчишкой они не разговаривали. Может быть, он не такой уж и слепой?  Но я-то его вижу впервые!

    - Зачем пожаловал?

    Виду, что удивлен, я, естественно, не подал. Рассказал, как есть. Правду. Слепой молчал. Тогда я назвал свою цену за услугу - генератор, больше, собственно, было нечего предложить. 

    Он подумал, склонив голову, и сказал:

   - Согласен. Только есть ещё одно условие. Не зависимо от исхода операции, ты должен будешь со своими бойцами сопроводить одного моего человека в заданную точку, а потом с грузом привезти в целости и сохранности обратно.

4. Зоя.

    На нас напали. Иначе почему этот чужак стоит в моей комнате с оружием наперевес и совершенно не обращает внимание на вой сирены? Не факт,  что если я выстрелю, смогу убить его сразу - вон какие металлические пластины у него на груди, точно бронежилет!

    Думай, Зоя, думай! И я навела пистолет на, как мне показалось, самое уязвимое в его костюме (и теле - все мужики одинаковы) место. 

    - Шаг назад, иначе отстрелю яйца!

   Он иронично поднял черную, красиво изогнутую, как у девушки, бровь. 

   - Скорее член. Если будешь целиться именно туда. 

   - По хрен. Все отстрелю.

   - Слушай, Рыжая, я сейчас был у Слепого... - я не дала ему договорить. Я подумала, что он убил Женьку. Что моего друга, человека, который стал моей семьёй,  моим братом, всем миром для меня, больше нет в живых, и бросилась на него с криком, размахивая пистолетом, как ножом. Не знаю, почему не выстрелила. Лупила его по плечам, по стальной, в буквальном смысле, груди. И даже, кажется, по лицу. 

    - Сволочь! Что ты сделал с ним? Убью тебя!

   Я находилась в такой дикой ярости, что пришла в себя только тогда, когда оказалась прижатой к стене его телом. Странно, но он не убил меня. Более того, он даже не попытался сделать мне больно. И уж совсем странно то, что он аккуратно прижал мои руки к телу, как если бы не хотел причинить мне вред. Но это же - враг! Не понимаю! А потом этот мужлан наклонился и неожиданно спокойно прошептал мне на ухо, будто бы любовник своей подружке:

    - Успокойся, рыжая фурия, я ничего не сделал твоему мужику. Он - жив и, наверное, здоров еще. Но на вас кто-то напал. И это не я. Мы договорились со Слепым, что ты прооперируешь моего... человека. Я за это окажу ему услугу. Все. Он разрешил. 

    Врет? Или, все же, говорит правду? Зайти так далеко в убежище, не убив никого из наших и не встретив сопротивления, невозможно! А от него не пахло горелым порохом - значит, не стрелял в ближайшее время. 

   Трудно было думать одновременно о двух диаметрально противоположных вещах - о том, что он говорит, и параллельно, о том, что он неожиданно приятно пахнет. Не так, как "пахнут" практически все мужики, и почти все женщины, которые когда-либо за последние годы подходили ко мне настолько близко, чтобы я могла ощутить их "аромат", обычно состоящий из нот пота, давно немытого тела, мочи и других всевозможных выделений. Он пах, конечно, не фиалками, как когда-то в другой жизни говорила моя подружка по институту Инночка, но приятным мужским запахом - чистой кожи, оружейной смазки, каких-то трав и чего-то неуловимо знакомого, что пока я не могла определить. Я невольно потянулась, чтобы проверить правильность моих ощущений и на секунду коснулась носом его шеи. 

    Он дернулся, как если бы я отвесила ему пощечину. Отодвинулся немного и заглянул в мои глаза с расстояния в несколько сантиметров. Я сразу же принялась разглядывать лицо. И была просто-таки разочарована тем, что вижу перед собой. Да он же... он же красавчик! Просто лицо сильно испачкано - сразу не разглядеть!

     Он тоже рассматривал меня. С интересом. 

    - Так что, доктор, поможешь моему пацану?

     У него ранен ребенок? О, ну, дети - это моя боль  и слабость. Тут я не могу отказать.

    - Где он? 

   - В твоей операционной.

   - Отпусти. Я иду смотреть его.

   - Только без глупостей.

   - Что ты! Я на такое не способна. 

   Я шагала по коридору к операционной, вновь натянув шапку и спрятав под нее волосы. 

    - Расскажи мне пока идём,  что с ним произошло и как его зовут.

    - Саша. Александр. Пуля попала в живот. Наш медик достал пулю, но она повредила внутренние органы. У нас нет хирурга и операционной.

   - Это твой сын?

   - Зачем тебе это знать? 

  - Скорее всего нужно будет ему кровь переливать. У близких родственников вероятность больше, что группа совпадет.

   - Нет. Не сын. Не родственник даже.

   И уже у двери я не удержалась и спросила лично для себя, просто из любопытства:

   - Как тебя зовут?

   Он удивленно посмотрел на меня, вновь подняв свою красивую бровь, но ерничать не стал, просто ответил:

- Ярослав.

    ... Мальчик был тяжёлый. Без сознания. Быстро осмотрела. Сделала анализ на определение группы крови.  Ну, тут мне повезло. Вторая положительная - одна из самых распространенных. У Пашки такая, например. 

    Мой медбрат уже был на посту. 

    - Пашка, молодец ты мой! Давай готовим его - наркоз и капельницу. И кровь ему твою переливать будем - у него тоже вторая. 

5. Ярослав.

       Она ничего не сказала при осмотре, но я столько ранений видел за свою жизнь, столько смертей, что понял и без слов - Сашка плох. И это неудивительно - крови потерял много и времени с момента ранения прошло немало. 

    Думал, что она меня выгонит, чтобы не глазел, но Рыжая указала на стул в соседнем помещении, которое связывало с операционной стеклянное окошко. Видимо, здесь когда-то делались показательные операции для студентов - медиков. 

    Через стекло, не идеально чистое, но и не кошмарно грязное, как все в их убежище, за пределами этой операционной, были видны все ее движения, все действия. 

     Я следил и сходил с ума от мысли, что мой мальчик может сейчас умереть.

   .... - А когда твои мама с папой ходили на работу ты с кем был?

    - Меня водили в детский сад.

   - А что такое детский сад?

   - Это такой большой дом, куда своих детей на время приводили родители. Там за ними присматривали воспитатели. Дети играли, кушали, спали. А вечером их забирали домой. 

   - И сколько там детей было?

   - Ну, в моей группе - много, человек двадцать, наверное.

   Санька удивленно округлил голубые глазенки.

   - Это как у нас, здесь?

   Ну, как тут объяснишь пятилетнему мальчишке, что когда-то детей в одном месте, в одной комнате, могло быть гораздо больше, чем шесть...

    Их, маленьких, вообще, немного выжило. Видимо, детскому организму нужна гораздо меньшая доза радиации, чтобы умереть. И условия дальнейшей жизни - грязь,  холод, голод, болезни, человеческая жестокость, в конце концов, сильно способствовали сокращению детского населения нашей планеты. Ну и конечно, мало кто хотел, да и в принципе, мог, рожать.

     Как быстро люди превратились в животных, озабоченных только одной целью - выжить! Сколько мне приходилось встречать таких, которые готовы были убить любого за банку консервов! Первые годы после катастрофы процветали насилие, мародерство, убийства без причины. 

    Мне повезло тогда встретить Антона. Человека, у которого была цель. Человека с принципами и идеалами, и самое главное, с честью и совестью. Да, в нашей группе состоят люди разные. Есть среди них и неидеальные, те, кому приходилось немало плохого совершить. Но каждый, попадавший к нам, должен был уяснить четко следующее: подлости,  неоправданной жестокости, лживости и предательства у нас не терпят. Но зато - немало дают своим соплеменникам: защиту, пищу, воду, примитивное лечение и заботу.

      Интересно, а как здесь, в группе Слепого все устроено? Вот эта Рыжая, она кто главарю? Судя по ее реакции, когда решила, что я его убил, его женщина. Вот зачем, спрашивается, слепому такая красивая баба? Он-то все равно ничего не видит - любая бы сошла! 

     Мысли плавно скользнули в сторону женского пола. Классифицировать женщин до катастрофы я бы не рискнул - слишком много пришлось бы выделять категорий. Но сейчас, на мой взгляд, они твердо делились на две четко очерченные группы: 

      Те, кто научился быть ценной, как человек. Например, выращивать в специальных клетях с землёй овощи и ухаживать за ними. Те из женщин, которые готовили пищу, шили одежду. Короче, представляли из себя что-либо сами по себе. У некоторых из них были мужчины. Причем, обычно они жили вместе и строили отношения на равных. Такие бабы были в цене. Их было немного. 

     Ну, и вторая категория - те, кто без мужика-покровителя не были способны ни на что. Эти хорошо умели только одно - продавать свое тело. И таких баб, которые пошли по этому простому и необременительному пути, так уж сложилось, было гораздо больше. В современном обществе, они переходили из рук в руки, затаскивались, и в конце концов, как старая ненужная вещь выбрасывались прочь. 

   Но тут, в конкретном случае, по отношению к этой женщине, я впал в ступор. Я не мог определиться, куда ее отнести. Тут, два в одном! И покровитель у бабы серьёзный,  и сама редчайший в нашем городе спец - хирург! Не медсестра какая-нибудь! Противный внутренний голос добавил: "И красивая! Вон как ты на ее руки смотришь!" И правда, руки Рыжей притягивали взгляд - быстро, четко, без лишних движений, спокойно делала эта женщина свое дело.

      И я невольно восхищался ею. Особенно, когда, выйдя из операционной часа через три, она устало села на стоящий рядом со мной стул.

    - Гарантий дать не могу. Но что могла - сделала. Больше в наших условиях  - нереально. 

   - Жить будет?

  Пожала плечами.

  - Я тебе не Бог, откуда мне знать. Но шансы есть. Вот придет в себя, увидим. 

   Ну, это уже немало! Я рад был и таким прогнозам. Обратил внимание, снимая окровавленные перчатки и не выбрасывая, а складывая их в металлический бикс, она посматривает в мою сторону, как будто чего-то ждет. Ах, ну да! Подчинившись внезапному порыву, сделал шаг навстречу и положил руку на ее запястье. Она почему-то вздрогнула, испуганно вскинув глаза. Я, отбросив неуместное желание погладить  теплую гладкую кожу, сказал:

6. Рыжая.

     - Зачетная у тебя задница. Врать не буду - смотрел! Но ты тоже хороша - штаны посвободнее одеть не могла?

    Ни фига себе! Ну и наглость! А ведь десять минут назад, когда этот пошляк руку мою своими пальцами сильными, грубыми, ласково так, нежно сжал, я чуть слюной не изошла! Таким он классным казался! 

     - Я, вообще-то, у себя дома - что хочу, то и надеваю. 

    - А ну-ну! Это твое дело, конечно. Но я на месте Слепого своей бабе не позволил бы так ходить. 

   Что? Это он сейчас о чем? Причем здесь Женька? И кто его баба? Я, что ли?

    - Но ТЫ-то не на его месте. Так своей бабе указания и давай.

     И пусть считает, что я с Женькой... так многие думают. Даже наши и то подозревают, что я со Слепым иногда ночи провожу. Он, конечно, мне нравился, потому что такие мужчины, как Женька не нравиться просто не могут. Но дальше взаимной симпатии дело не зашло. Мне иногда даже казалось, что, кроме как, о своей цели, наш предводитель ни о чем больше думать не способен. Раньше, до ранения, когда он мог видеть, когда на красивом лице горели синие, как небо в солнечный день, глаза, возле него всегда крутились бабы. Да и сейчас многие бы согласились... Но давно уже Слепой никого, кроме меня, к себе не подпускал. 

    Возле комнаты Слепого маячила длинная худощавая фигура. Явился! Два месяца не было. Я думала, что все, прибили уже где-нибудь мудака этого. Но нет! Живее всех живых, только грязный, как свинья. Впрочем, он такой всегда, даже когда подолгу у нас ошивается. 

    - О, Зоечка, лисичка моя рыжая! - запел, облизывая свои тонкие обветренные губы, глазенками глубоко посаженными обвел с ног до головы. - Как я по тебе скучал! А ты ждала меня, моя хорошая? Я тут тебе подарочек привез. Я зайду к тебе вечером, меня тут немного ранили. Полечишь?

    Блядь! Как же неприятно! Да еще при этом ловеласе самоуверенном. Не удержалась, посмотрела на Ярослава. Снова бровь свою поднял и смотрит на меня пренебрежительно так. Словно я - последняя подстилка во всем Питере. Типа, а я что говорил - штаны свои надела специально, чтобы вот такие "герои" внимание обращали. Вон даже улыбается уголком губ... Красиво улыбается, между прочим, сволочь такая! 

   - Значит так, Валера. Еще раз со мной в подобном тоне заговоришь и я так тебя полечу, что мало не покажется. А подарочек свой можешь смело засунуть себе в жопу. 

   Победоносно посмотрев на ошалевшего красавчика, я первой открыла дверь и шагнула в комнату Жени.

   Всегда плотно закупоренное окно, сегодня было открыто. Слепой стоял возле него, упершись обеими руками в подоконник. Он даже не обернулся. Я молча вошла и он сразу спросил:

   - Рыжик, как прошла операция?

   Слышал наши голоса из-за двери? Или, как всегда, знал, видел каким-то своим внутренним зрением? 

   - Нормально прошла. Но мальчишка плох - поздновато к нам привезли. Да и крови много потерял. И Женя..., - понизила голос почти до шепота и шагнула ближе, чтобы эти двое, которые вошли и маячили за моей спиной, не поняли о чем речь. - у нас все уже на исходе. Еще одна, максимум две, вот такие операции - и все. Нечем будет даже царапину обработать! 

    - Знаю, Зоя, все помню. Но ты присаживайся, у нас будет долгий разговор, - он, наконец, повернулся и поднял невидящие глаза на  Странника, так у нас звали придурка Валеру. 

    Валера при этом не дышал даже, как мне казалось. Но улыбался. 

   - Здравствуй, Странник! - Слепой раскинул в стороны руки, давая понять, что готов обнять Валеру. Тот, рассмеявшись, шагнул навстречу.

   - Вот как ты это делаешь? Ну, ведь знаю, что не видишь ничего, а всегда узнаешь? По запаху, что ли?

   - Ну-у, по запаху сейчас тебя запросто можно за километр учуять! Чувствую я, чувствую! - и ведь не врал, по-моему... - Более того, я знал, что ты именно сегодня появишься. 

   Странник недоверчиво качал головой. Я изподтишка посматривала на Ярослава. Он пытался казаться невозмутимым, но явно был заинтересован тем, что слышит сейчас. Чувствовал он себя в чужом месте совершенно свободно. Прошел, прислонил автомат к стене, а сам сел на табурет, стоящий рядом. И дреды на его голове почему-то не казались мне чем-то грязным и мерзким... И глаза... какие у него глаза красивые! А ресницы, на кончиках светлые, а у корней - черные. Так и кажется, что подводкой глаза обведены. Хоть бы свалил уже быстрее отсюда, иначе... Не успела додумать, чем мне грозит долгое общение с этим мужиком, как Женька оборвал мои странные мысли:

    - Зоя, у тебя времени - до утра. Собери все необходимое в дорогу. Путь займет не меньше двух недель. Поедете на машине Яра. Вас будет шестеро. Учти, что обратно вы будете везти человека больного. То есть возьми с собой лекарства. 

   - Что-о? - эта новость была полной неожиданностью для меня. - Куда нужно ехать? Зачем? 

   Вообще-то, больше всего мне хотелось спросить, почему Я должна ехать с НИМ? Ни за что! Но об этом - только наедине! 

7. Ярослав.

      Антон задумался, обхватив руками кудрявую голову. 

     - Блядь, сейчас покурить бы! Яр, ты уверен, что это - не ловушка? Я про Слепого слышал. Умный, хитрый, а еще, говорят, что он - мутант. Из тех, которые хватанули радиации немерено, только она не лучевую вызвала, а, наоборот, сверхспособности открыла. Опасно будет. Он не просто так именно на тебя вышел. Ты ж понимаешь, ЧТО может случиться в дороге?

      - А что может случиться, Антон? Максимум, погибнем все. Неужели ты думаешь, что он все подстроил - Сашкино ранение, например? Но я ведь мог и не повезти пацана к ним. Да и разве стал бы он свою бабу отправлять с нами, если бы просто хотел ослабить нашу группу и напасть, когда меня не будет рядом с тобой?

    - Ну, во-первых, что значит для него какая-то там женщина? Может, так, разменная монета? А во-вторых, сколько человек в их группе? 

    - Меньше, чем у нас, однозначно. И, нет, этой бабой Слепой точно дорожит. Она - хирург, это она Сашку оперировала.

    - Яр, я не узнаю тебя! И просто удивляюсь твоему безрассудству! Как ты вообще мог рвануть к ним? А если бы тебя и остальных наших, кто с тобой поехал, просто расстреляли, даже ко входу не подпустив? А ведь они могли это сделать запросто! 

   - Сашка мог умереть! 

   - Я против твоей поездки. Отправь... вон, Давида. Или, на крайний случай, Стрелка! Они справятся. Почему именно ты должен ехать? 

    Я и сам подумал об этом. Но отправить кого-то из подчиненных практически на верную смерть, чтобы отдать Слепому свой, личный долг, я не мог. И еще одна странная, незнакомая мысль не давала покоя. Чем дальше я отъезжал от больницы, от места, где расположилась группировка Слепого, тем сильнее тянуло меня назад, тем больше хотелось вновь увидеть эту рыжую стерву...  В голове возникла совершенно нелепая суеверная мысль: ведь я не ел, не пил у них - опоить, отравить, приворожить к себе меня она не могла. 

    - Антон?

   - Вот только не начинай! Не вздумай говорить, что я должен буду о Сашке заботиться, если с тобой что-нибудь случиться!

   Я улыбнулся через силу и пожал плечами. Он сам все знает, к чему сотрясать воздух?  

    ....Старался тратить время только по делу: отобрал людей, подготовил машину, оружие проверил - почистил и смазал как положено. Попросил старушку Матвеевну, мать Лёхи-Стрелка приготовить нам что-нибудь в дорогу. Лёха - счастливчик! У него отдельные аппартаменты, в которых живет целая семья: мать, жена, двое детей. Мало кому повезло так же, все больше наши по-одиночке обитают, вот как я или Антон, но и ответственности на Лехе больше. А чего стоит прокормить такую ораву! Хотя мать у Стрелка, наверное, и из травы с пылью обед сварганить может! Так готовит, что пальчики оближешь. Старушка даже обрадовалась моей просьбе, несмотря на позднюю ночь. Знала, что в таких случаях из моих припасов всегда немного и для своих внуков выгадает. 

    Прошел еще раз по всему убежищу, проверил часовых - стоят, хорошо я их поднатаскал, не садятся даже. Помылся в холодной воде, благо в бывших душевых налажена постоянная ее подача. У нас такой уж большой проблемы с водой, как у других, не было. На территории бывшего хлебозавода, где мы обитали, была старая скважина и даже система очистки вполне сносно работала. Одел свежую одежду. Потом посмотрел на отцовские командирские часы, подаренные после первой моей удачной командировки, которые вот уже пятнадцать лет ношу на левой руке. Четыре часа в запасе еще есть. Неизвестно, когда в следующий раз получится поспать.

    Заснул, как всегда, в тот момент, когда голова коснулась подушки, вырубился, словно кто-то щелкнул выключателем. Последней мыслью было: "Хоть бы Наташка не пришла!" 

     Она явилась к утру. Скорее всего, всю ночь согревала другую постель. Я не подозревал даже, а знал наверняка, что Наташка помимо меня спит еще с парой-тройкой наших мужиков. И брезговал ею. Только ее мало смущал тот факт, что я никогда, кроме самого первого раза, два года назад, не  трахал ее традиционным способом. Элементарно боялся заразиться чем-нибудь. И, да, я знал, что многие болячки запросто передаются со слюной, но разве мог отказаться от ее умелых рук и губ? Наташка знала, как именно я люблю, и делала все на высшем уровне.

     Я почувствовал, что кто-то зашел в комнату, когда она, шагнув в чуть приоткрытую дверь, сделала первое движение в сторону постели. По плавным, уверенным шагам понял, что это именно она. Разделась, бросая одежду на стул, стоящий возле моей кровати. Залезла на нее, встала на колени между моих раздвинутых ног, руки легли сразу, без ненужной подготовки, на пряжку ремня. Рассегнула, оттянув резинку трусов, вытащила наружу мгновенно твердеющий член и, облизав, как леденец на палочке, вобрала глубоко в рот. Невольно подался бедрами вверх. Она довольно заурчала, так, словно ей, на самом деле, доставлял удовольствие этот процесс. 

     Чем занималась Наташка днем, я не знал. И не интересовался. Но по ночам она, совершенно точно, тренировалась. И была настоящим специалистом в своей, так сказать, области. Обычно, а наши встречи бывали не так уж и часто, ей нужно было потрудиться, чтобы я кончил, но сегодня хватило нескольких минут. А все потому, что перед моими закрытыми глазами маячило бледное лицо с зелеными глазами в обрамлении рыжих волос. Мне даже показалось, что на самом пике наслаждения именно Рыжая сказала:

8. Рыжая. Ночь перед отъездом.

     - Как ты можешь доверять чужаку? А вдруг он предаст? А вдруг он решит присвоить то, что мы будем везти назад?

   - Пророка? Да на хрен он ему сдался? - Женька смеялся. 

    Если честно, то я была уверена, что какой-то там мужик, которого Женя величает так высокопарно  - Пророком, только прикрытие, а настоящей целью нашей поездки является, например, оружие, продовольствие, лекарства, ну, или, семена каких-нибудь растений. То есть,  что-то на самом деле важное... Но из слов Слепого, исходя из его реакции на мои претензии, выходило, что наша цель, действительно,  он.

  - Но для тебя же он ценен? Вдруг и этому... как его там, он понадобится? А мы против него, с его же тремя бойцами, совсем ничего сделать не сможем! 

   - Что, даже имя не спросила? - его губы растянулись в лукавой улыбке, как будто что-то знает обо мне такое, чего я сама еще не знаю. - Зойка, он тебе понравился! Ты влюбилась! 

   - Женя, как можно влюбиться в человека, которого знаешь всего несколько часов? Глупости! 

   - Хочешь, я расскажу тебе о нем? - и, не дожидаясь моего ответа, начал. - Ярослав Дорофеев, тридцать пять лет, правая рука Антона Жука, лидера группы выживших, которые называют себя Северной группировкой. У них около полутора тысяч бойцов, хорошо натренированных, вышколенных, бесприкословно подчиняющихся своему командиру. ОН нам нужен, Зоя. ОН нам нужен даже больше, чем  Пророк. 

   Я, до этого ходившая из угла в угол, застыла статуей в центре комнаты.

    - То есть... то есть ты меня посылаешь с ними не для сопровождения больного! Не только для этого. Под него подложить хочешь...- у меня от одного предположения перехватило дыхание. Да как он смеет? Я - не вещь, которой можно вот так распоряжаться.

    - Зоя, поверь мне, все получится само собой. Наши кланы объединятся. Мы нужны друг другу. Ты знаешь, чего я хочу. Мы сможем этого добиться. Это будет непросто - люди разучились доверять друг другу. Но если мы хотим выжить, если хотим наладить, улучшить наше существование, мы обязаны объединиться. Для этого, как это ни странно, нужна сила. У Жука сила есть. Яр - его сила! 

     Фанатик! Мой Женька, человек,  которому я доверяла, настоящий фанатик! Да он по трупам пойдет ради своей идеи! И по моему трупу тоже сможет! И тут мой уставший, требующий отдыха мозг, пронзила догадка:

    - Женька, это твоих рук дело? Мальчишка ранен по твоему приказу?

    Он не ответил. Промолчал. Но я хорошо знала этого человека. Я поняла сама. 

    - Зоя, я знаю, что будет. Я вижу. Не глазами, нет. Когда-нибудь люди снова смогут жить не как крысы, каждая в своей норе - мерзкой и грязной, а на земле, на возрожденной, очищенной земле! Ради этого можно потерпеть  сейчас! 

    Я не смогу его переубедить. Это невозможно. Я сделала шаг в сторону двери. Но все-таки решила спросить:

   - А я? Меня ты тоже "видишь"?

  - Рыжая, ты будешь счастлива, очень. Иначе, я никогда бы тобой не рискнул. Иди, отдыхай, скоро утро. 

    Я обернулась у двери и в последний раз посмотрела на человека, который столько лет был моим другом и защитником. Он медленно протянул руку к свече, стоящей в стакане на столе прямо перед ним, и сжав пальцами огонёк, потушил ее. 

    Перед тем, как лечь спать, заглянула в операционную. Саша спокойно, размеренно дышал - видимо, так на него наркоз подействовал. Но сон для него сейчас  - лучшее лекарство. Пашка мирно сопел прямо на стуле, положив вихрастую голову возле ног раненого. Справится ли он один, без меня, если что-то пойдет не так? Сможет ли помочь парнишке? И лекарств почти не осталось. И перевязки делать нужно будет. Перед отъездом нужно дать ему последние наставления.

     ... Устала за день. Тело просило об отдыхе. Но голова отказывалась отключаться. Под плотно закрытыми веками, как в калейдоскопе, мелькали картинки-события сегодняшнего дня. Лица, люди, мальчик, в брюшной полости которого я ковырялась больше трех часов, и в конце концов, ЕГО лицо... с будто бы обведенными черной тушью глазами... Так, словно он сейчас передо мной. Так, словно я сфотографировала его и сейчас смотрю на проявленную фотографию. Я сама, против воли своей, потянулась к нему. Обняла за шею и почувствовала резкое, быстрое, судорожное движение навстречу. 

     И только когда его губы легли на мои, я поняла, что это не Яр. Так отвратительно - грязным, не знавшим воды, телом, застоявшимся потом - пахнуть ОН не мог! Я запомнила. Ярослав пах... замечательно. А этот... обеими руками уперевшись в грудь мужчины, я изо всех сил оттолкнула его, одновременно с этим толчком открывая глаза. 

     Распахнутая дверь впускала совсем немного серого утреннего света из коридора. В моей комнате окон не было, а вот в коридоре были - огромные, в полстены по высоте. 

    - Зоечка, ну что ты? Испугалась, моя хорошая? Не бойся, это же я. Ничего плохого я тебе не сделаю, - шепчет, а сам настойчиво лапает своими ручищами, тянет на себя, вызывая волну неконтролируемого отвращения.

9.

  Так и уснул, не испытав, по сути, удовлетворения. Да, даже физическое удовольствие было испорчено мыслями о чужой бабе! И, что уж совсем  ни в какие ворота - снилась тоже она! 

    Будто бы Рыжая лежит на берегу моря на желтом песке в одном купальнике, и ее босые ступни омывают ласковые волны. И купальник у нее - жёлтый с бусинками на бюстгалтере - видел так, будто вот он - рядышком, руку протяни и накроешь плотную, достаточно объемную чашечку. 

   ... Проснулся снова в боевом состоянии и даже потянулся к сопящей под боком Наташке. Провел рукой по линии плеч, вниз по талии к бедрам и понял, что нет, не то, не такая... Другую хочу. Солнечную, упрямую, дерзкую. И не просто хочу переспать с ней. Хочу понять. 

    Идиот! Впереди задание. Сложное. Путь неблизкий. А ты о чем думаешь? Как мальчишка, как сопляк какой-нибудь! Бабу увидел на других непохожую и тронулся умом! Усилием воли выбросил Рыжую из головы. 

     Оделся, собрал все, что приготовил к поездке и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Ребята подтянулись к машине вслед за мной. Выбирал себе команду с умыслом, таких, которым доверял, кого считал самыми лучшими. 

     Димон, как я и ожидал, пришел первым. Его у нас звали Десантником. Кличка точно отражала прошлое - он, действительно, в десантуре служил до катастрофы. В свободное время, по вечерам особенно,  Димон качался, медленно, но верное подтягивая к этому делу молодых ребят. Была у него штанга, гири разного калибра и даже отдельная комнатуха, где все это добро стояло. Сильный, выносливый, неглупый, помешанный на идее "братства", так он называл нашу Северную группировку. Преданный ребятам, и, конечно, мне с Антоном, до мозга костей. Такой, как Димон, запросто собой прикроет, если нужно будет. Таким - надежным и преданным - он был и в семье. Его жена, которую он знал и любил еще со школы, Елена, была женщиной мягкой, тихой, маленькой ростиком - едва по плечо Димону. Растили сына. Пацан по имени Артем был лучшим другом и ровесником моего Сашки. 

     Димон молча сел рядом на бревно. Во дворе завода огромное количество подготовленных и сваленных в кучу деревьев, распиленных "дружбой" на чурбаки. Часть из них ребята из тех, что помоложе, уже покололи на дрова. Чтобы не замерзнуть холодной длинной зимой их нужно очень и очень много. 

     - Яр, как Сашка? 

   - Вчера вечером был жив. Скоро узнаем, - говорил специально спокойно и практически равнодушно, но на душе кошки скребли. Переживал, как там мой мальчишка. За ночь ведь все что угодно могло произойти - вдруг хуже ему стало? 

     Зевающий Степка, растрепанный и даже в полусонном состоянии что-то жующий, одевался на ходу. Такому как Степан, конечно, нужно питаться лучше и употреблять гораздо более калорийную пищу, чем он может себе позволить. Степке было всего двадцать - растущий организм. А к тому же он имел высокий рост и богатырское телосложение. Димон покачал головой показывая мне глазами на парня, мол,  молодежь несознательная пошла - опаздывает, да еще и не в надлежащем для важного задания виде является. 

    - Степан, где Давид? Пора ехать.

   Степан посмотрел за дверь и резво соскочил с крыльца. На освободившемся месте появился Давид. И не один. О, сегодня нашего ловеласа провожает Маша. И вроде бы, девушка нормальная, серьезная - ничто не предвещало, что вот так запросто поддастся такому бабнику, как Давид. Но ведь умеет, сволочь, мозги бабам запудрить. Десантник, вставая с бревна, сплюнул на землю:

    - Яр, лучше бы ты Леху-Стрелка взял - глаза б мои этого... потаскуна не видели! 

    Давид, который, конечно, все слышал, только улыбнулся, поцеловал у нас на глазах покрасневшую от этих слов девушку и молча, первым сел в машину на заднее сиденье. На самом деле, боец он был замечательный - владел восточными единоборствами, стрелял без промаха, быстро соображал. И Антон прав, Давид мог бы заменить меня в этой поездке, справился бы. А его отношения с женщинами - это сугубо личное  дело, лезть в которое я бы не стал.

      Антон, естественно, тоже вышел. Попрощался, пожелал удачи. Ну и просил, по возможности, привезти что-либо из необходимого. Но это он мог бы и не говорить -  мы и сами отлично знали. И потом Жук ещё долго стоял у ворот, засунув руки в карманы брюк и глядя нам вслед. 

     К зданию больницы мы приехали за полчаса до назначенного времени - ровно столько потребуется, чтобы к Сашке заглянуть. 

    Давид мирно дрых сзади, явно ночью не до сна было. Не стал его трогать - территория все равно под контролем у людей Слепого - ничего с машиной случиться за время нашего отсутствия не должно. Но Степке все-таки приказал оставаться в машине, смотреть в оба и быть на готове.  Димон пошел со мной внутрь.

     Нас уже ждали. Коренастый пожилой мужичок, стоявший до этого рядом с одним из охранников возле входа, махнул рукой, призывая следовать за ним. Дорогу я узнавал - мы шли в сторону операционной. Мужик на вопрос о Сашкином самочувствии ничего не ответил, только плечами пожал. Сказал, что Слепой велел вести нас сюда, и больше он сам ничего не знает.

     Впереди, в полумраке длинного коридора, вдруг послышались странные звуки: какая-то возня, грохот, отборные маты, произносимые сдавленным женским голосом и мужской смех. Да это же из комнаты Рыжей доносится! Спросил у мужика:

Загрузка...