Любовь

Существо, лежащее напротив, шевелило тонкими узловатыми лапками и длинными усами. Переводчик шептал в ухо слова.

Ксеноисторик Маркс не знал ксенофобии — в академии учили и воспитывали хорошо. Но с таким он встречался впервые.

Во-первых, хозяева этой планеты были мелкие. С ладонь человека, не больше. Во-вторых, они все-таки были насекомыми. А насекомые и люди — это очень разное. Мыслящие насекомые — тут не то, что докторская диссертация или книга фантастическая, тут просто самое настоящее открытие. В третьих, как-то неуютно было в полутемных подземных переходах и небольших каморках, которые для местных жителей служили огромными залами.

— Все мы проходим пять ступеней в своем развитии, — шептал переводчик, интерпретируя движения «старика» в знакомые понятия русского языка.

Маркс так посчитал, что именно — старика. Мелкие колючие волоски на его конечностях побурели и даже стали серыми и белыми на кончиках. Четыре ноги (или это правильнее назвать лапами?) от слабости не держали тело. Поэтому старик лежал. Две передние конечности исполняли роль рук у человека. И еще роль языка, что ли. Хотя, вот и вибрация длинных гибких усиков — она тоже какую-то информацию несла. Так что не понятно до конца, как они разговаривают. Судя по всему, в беседе участвует все тело — так они «говорят».

— Пять ступеней? У нас тоже есть такие существа, которые в своем развитии разные ступени проходят. Только они неразумные. И обычно у них этих ступеней четыре.

Маркс говорил в коробку переводчика, а уж как он там передавал гигантскому насекомому… Вибрацией опять же, что ли…

— Пять, — переводчик шептал с хрипотцой, как бы подчеркивая старость организма, лежащего перед ксеноисториком. — У нас — пять. И только у нас из всех, живущих на планете.

Наверное, они были если не родственниками — откуда тут родственники? — то кем-то однотипным с земными пауками. Хотя, нет. Пауки — они же с восемью ногами. И глаз у них гораздо больше. Но вот тело и сами лапы были похожи именно на паучьи. И развитые челюсти-хелицеры. Или все же — муравьи? Но муравьи гладкие, а тут все в волосках. И тело округлое и тяжелое — все же больше паучье…

В общем, это была задача для ксенобиологов. А ксеноисторики занимались обществом и его развитием. Но «старик» не обращал внимания на такие мелочи. Или для него эти вот пять формаций и есть общественное развитие? Или просто неотделимы они от него по каким-то внутренним причинам?

Переводчик хрипел и покашливал. Маркс слушал. Запись шла.

Они называли себя «жжа» — так перевел аппарат. Что-то звукоподражательное, похоже. Жужжащее что-то.

Давным-давно, когда самый первый жжа вылез на свет из вечного мрака подземелий, началось заселение поверхности планеты. Питания тогда хватало для роста популяции. А рост этот был необходим, чтобы поддерживать стабильность в обществе. Иначе, если бы все разом, все несколько немногочисленных жжа легли в куколку — кто бы охранял их, кто переворачивал? Много жжа — много воинов и много ученых. Много жжа — это разные стадии у больших групп. Пока планета не стала полностью принадлежать жжа — это было условием выживания. Все должны были проходить этапы реформации в разное время.

Сначала жжа откладывали яйца. Их требовалось охранять и держать в теплом помещении.

«Ну, это и у наших насекомых в основном так», — подумал Маркс. — «Как раз у муравьев и термитов».

Потом из яиц выходили личинки жжа. Цель личинки одна — набрать массу. Личинок много, но они очень маленькие. Очень. Гость понимает меня?

Гость смотрел на это существо и думал: а очень маленькие по отношению к этому телу — это какого же они, выходит, размера? Под лупой только увидишь, под микроскопом?

Личинки только едят. Они не владеют речью, они не разумны. Только двигаются и только едят. Двигаться необходимо, чтобы развивались конечности. И чтобы искать еду.

Потом они вырастают до нужного размера и переходят в куколку.

Куколка — полуразумна. Она не шевелится, не двигается. Она как бы спит и видит сны. С ней уже работают ученые и учителя. Они постоянно говорят с куколкой. Рассказывают, читают, объясняют. Куколка еще не отвечает им, но уже все воспринимает. Именно на этой стадии закладывается фундамент дальнейшего развития разумного жжа.

А потом куколка — раз, и раскрывается, и на волю вылетает самое прекрасное творение природы — легкий и крылатый жжа. Он красив. Крылья его украшены неповторимым узором, по которому узнают его издали. Он уже понимает речь и может сам отвечать. Но силы бурлят в нем и часто пересиливают — тогда жжа совершает глупые поступки. Но если бы не было этих глупых поступков, кто знает, как бы оно все шло. И бывает ли развитие общества без таких глупых поступков? И не сами ли эти глупые поступки подталкивают развитие?

«Старик» замер. Переводчик затих. Потом он снова заговорил.

Летучий жжа — это первооткрыватель земель. Летучий жжа — первооткрыватель глубин атмосферы. Летучий жжа — всегда легок и весел. Он лихой разбойник, он путешественник и бродяга, он шут, он герой, он рыцарь. Он красив, как бог. Боги жжа — прекрасны и крылаты. Крылаты и светлы, как крылаты и светлы жжа, когда выходят из куколки.

И так же, как боги, летучие жжа легкомысленны. Они влюбляются и любят, они считают себя вечными, они красуются друг перед другом, они оплодотворяют друг друга, они обещают друг другу вечную жизнь в звенящем летнем небе и вечную любовь вместе с этой вечной жизнью.

Но нет ничего вечного в этом мире.

И рано или поздно наступает осень и зима. А жжа сбрасывают свои крылья и прячутся в подземельях, там, откуда вышли первые и куда уйдут последние.

Они становятся тяжелыми. Они становятся мудрыми. Они становятся сильными.

Подземный жжа сильнее десяти крылатых. Потому что его не держит воздух, и ему нужны силы, чтобы ходить под землей.

И сразу кончается любовь.

Влюблялись в крылатых. Любили — красивых. Обещали вечную жизнь — воздушным и легким.

А тут…

«Старик» пошевелил по очереди каждой лапкой, поднес передние к глазам, будто рассматривая их впервые, будто удивляясь тому, что увидел.

— И однажды наступает момент, когда жжа разбегаются в разные стороны. И бегут быстро-быстро, чтобы не обернуться, не увидеть своего любимого, не вернуться… Потому что возвращаться им просто нельзя. Потому что у древних жжа, у тех, что не были еще разумны, был обычай убивать партнера. В пятую формацию из каждых двух переходил только один — тот, что сильнее. И это было справедливо. Так шло дальнейшее развитие. Тогда, в древности, это было справедливо. Но сейчас мы просто разбегаемся. Быстро-быстро.

— У нас тоже есть существа, которые убивают партнера. Только не разумные, — вспомнил Маркс про пауков и еще про богомолов.

— А вы, разумные, вы не убиваете своих любимых?

— Нет, — Маркс уже не заметил, как сам стал отвечать на вопросы.

— Значит, вы тоже просто разбегаетесь?

— Ну-у-у…, — замялся Маркс. — Не все и не всегда. У нас нет такого обычая.

— Но как же вы тогда терпите рядом с собой вот это? — «старик» снова повертел перед глазами страшными жесткими колючими, покрытыми бурыми с сединой волосками конечностями. — Старый жжа — страшный жжа. Жить таким страшным вместе — не разумно. Противно. Страшно.

— Так ведь, — стеснительно пожал плечами Маркс. — Любовь…