Домой Андрей добирался в прескверном настроении.
На шоссе, километрах в пяти от посёлка, прямо под колёса его старенького автомобиля выскочил бродячий пёс. Андрей двигался соблюдая правила, не превышая разрешённой скорости и не пытаясь выжать из своей видавшей лучшие времена автомашины больше, чем был способен дать её изношенный двигатель. Собственно, у прибывших к месту аварии сотрудников дорожной полиции не было к нему никаких претензий. Они только бегло осмотрели место происшествия и сообщили «куда следует».
После их отъезда Андрей долго оттирал влажными гигиеническими салфетками кровавые пятна с капота машины, обнаружив при этом несколько царапин и вмятин. Необходимо было срочно обращаться в пункт технического обслуживания, что совершенно не входило в его сегодняшние планы. Андрей с ненавистью посмотрел на виновника происшествия, бесформенный комок серой окровавленной шерсти. С досады он пнул собачий труп так, что тот улетел на обочину, и сел за руль.
На станции техобслуживания его уже ожидали вызванные полицией представители Общества Защиты Вещей — невысокий лысый мужик в слегка помятом костюме и худощавая дама в очках, с острым носом и неприятным пронзительным голосом. Дамочка настояла на полном техосмотре. Заверения, что Андрей надлежащим образом следит за машиной, и предоставленные документы о буквально на днях пройденном обязательном ежеквартальном осмотре автомобиля были оставлены без внимания. Была проведена тщательная проверка, естественно, выявившая множество небольших дефектов и неисправностей, так что всё завершилось составлением административного акта и приличным денежным штрафом.
Пришлось оставить автомобиль на станции техобслуживания и домой добираться в тесной маршрутке. Старенький «Фольксваген» был переполнен, Андрей с большим трудом втиснулся на заднее сиденье между толстым стариком и молодой беременной женщиной. Те, как показалось Андрею, весьма неохотно двинулись в стороны, чтобы освободить ему место; он едва сдержался, чтобы их не обматерить.
Вылезать пришлось за три квартала от дома, ближе остановки не было. Андрей, не любивший ходить пешком, медленно шёл по улице. Возле одного из домов он заметил мальчика, пытавшегося пристроить на ветку тополя кормушку для птиц. Оболтус не придумал ничего лучше, как взгромоздиться грязными кроссовками прямо на седло своего новенького велосипеда, прислонённого к стволу дерева. Андрей сделал ему замечание, мальчишка огрызнулся в ответ. Андрей пообещал нажаловаться родителям, что их сын не относится надлежащим образом к доверенным ему Вещам. Невозможность воплотить эту угрозу в действие (мальчик был ему совершенно незнаком) ещё больше испортила настроение.
На газоне, сбоку от тротуара, сидела гладкошерстная чёрная кошка, неспешно умывавшая лапкой свою белую мордочку, и настороженно посматривавшая по сторонам круглыми жёлтыми глазами. Андрей не был суеверен, но всё же огляделся в поисках какого-нибудь тяжёлого камня или обломка кирпича, которым можно было бы запустить в наглое животное. Словно почувствовав недобрые намерения человека, кошка вскочила и скрылась в зарослях кустов акации.
Уставший, вспотевший и запылённый, Андрей наконец добрался до своего дома. Дверь была не заперта, сын уже вернулся из школы.
Он прошёл на кухню, взял в холодильнике пакет сока и прошёл в гостиную. Есть не хотелось, он решил дождаться, пока жена вернётся с работы и что-нибудь приготовит.
Андрей тяжело опустился на диван. Пощелкав пультом с западавшими кнопками, включил старенький телевизор. Выбрал программу, по которой шло какое-то бессмысленное телешоу.
Скрипнула дверь, в комнату тихонько вошёл сын.
— Чего тебе? — не поворачивая головы спросил Андрей.
— Пап, — сказал ребёнок. — Когда ты купишь мне новую планшетку?
— А что случилось с твоей? Сломал? Дима, когда ты наконец научишься бережно относиться к Вещам?!
— Нет, с ней всё в порядке, — поспешно заверил мальчик. — Я её берегу.
— Тогда в чём дело?
— Ну, она уже старая…
— Какая же она старая?! — вскинулся Андрей. — Мы купили её тебе всего два года назад, выбрав самую лучшую модель!
— Два года, — кивнул Дима. — За это время операционная система не раз обновлялась. Куча программ появилась, которые планшетка не поддерживает, а перепрошивку никак не сделать. И игры новые на ней не установишь — оперативки не хватает, да и внутреннюю память хотелось бы побольше…
Андрей глубоко вздохнул и постарался успокоиться. В конце концов, по десятому разу объяснять ребёнку очевидные для любого взрослого вещи — разве не в этом состоит суть воспитания?
— Дима, я тебе уже много раз объяснял. Мне кажется, ты уже большой мальчик и должен всё понимать. Нельзя просто так взять и выбросить Вещь, если она тебе надоела. Вещи надо беречь. Любить. Заботится о них. Так?
— Ну, так… Папа, но ведь это очень неудобно! Наш телевизор настолько старый, что изображение двоится, и громкости никакой. В холодильнике лампочка не горит, когда дверцу открываешь. Автомобиль тебе ещё от дедушки остался, ты сам всё время говоришь, что надо кучу денег тратить, чтобы поддерживать его в рабочем состоянии. Мама жалуется, что стиральная машинка всё время глохнет и вода подтекает. А к микроволновке я даже подходить боюсь! К тому же у нас целая комната забита старыми вещами, которые мы никак не соберёмся починить. Почему нельзя всё это выбросить и купить новые?
Напоминание об автомобиле вновь едва не вывело Андрея из себя. Действительно, этот разменявший уже второй десяток неповоротливый агрегат он не раз называл «ржавой консервной банкой». Но ведь это же — любя. Автомобиль — часть их семьи, за много лет бескорыстного служения превратившийся в настоящего близкого друга. Но как это объяснить сыну, который смотрит на Вещи исключительно с точки зрения их полезности?
— Дима, я уже тысячу раз объяснял. Раньше люди так и поступали. Если старая Вещь ломалась, или просто надоедала — они выбрасывали её и покупали новую. Разумеется, ни к чему хорошему это не привело. Вещей требовалось всё больше и больше. Фабрики производили всё новые и новые Вещи, а старые в огромных количествах вывозились на свалки. И то и другое наносило непоправимый вред экологии нашей планеты. Стремление предпринимателей производить и продавать как можно больше Вещей вело к разным политическим проблемам. Конкуренция, борьба за рынки сбыта, промышленный шпионаж, и много ещё всяких плохих явлений, которых попросту нет в нашем новом мире. В конце концов, Вещей стало больше, чем люди могли купить. И тогда начался мировой экономический кризис, едва не закончившийся большой войной, которая могла уничтожить всю нашу планету.
Андрей перевёл дыхание и продолжил:
— И вот тогда люди поняли — Вещи нужны не для того, чтобы покупать их и потом выбрасывать. Не для того, чтобы их просто использовать в своих интересах. Вещи — часть нашего дома, часть нашей семьи, они создаются для того, чтобы давать нам комфорт и уют. И мы, в свою очередь, должны заботиться о Вещах, так же как они о нас. Мы должны любить их. Пока Вещь способна приносить пользу, пока её можно отремонтировать — от неё нельзя избавляться. А новых Вещей теперь производят совсем немного. Как раз столько, сколько необходимо для замены отслуживших свой век и безнадёжно вышедших из строя. Конечно, до сих пор далеко не все люди надлежащим образом заботятся о своих Вещах. Кто-то просто ленится за ними ухаживать, кому-то жалко денег на ремонт. А кто-то, совсем как ты, непременно хочет получить вместо ещё вполне исправной Вещи более новую и крутую. Но этого просто нельзя допускать — иначе в мире снова начнётся хаос. За тем, чтобы люди бережно относились к своим Вещам, берегли их и любили, следят и полиция, и сознательные граждане из Общества Защиты Вещей…
Андрей почувствовал, что не может подобрать нужных слов. Простых, правильных, убедительных. Поэтому он решил завершить свой монолог.
— Ты всё понял?
— Да, — уныло ответил мальчик. Было похоже, что он понял лишь то, что новой планшетки ему не увидеть как собственных ушей.
— Хорошо. К разговору о новой планшетке мы вернёмся через пару лет.
— Ладно… Пап, а может, во что-нибудь поиграем?
— Не видишь — я занят. И вообще, ты уроки сделал?
Дима вздохнул и тихо вышел из комнаты.
Андрей некоторое время продолжал бессмысленно пялиться в телевизор, следя за неуклюжими движениями размытых, едва различимых силуэтов. Затем он поднялся с дивана, подошёл к телевизору и стал протирать влажной тряпкой выпуклый тусклый экран, бережно и нежно. Мелькнула мысль, что надо бы позвонить матери в дом престарелых, спросить, как у неё дела. Но мысль мелькнула и пропала. В конце концов, это можно будет сделать и на следующей неделе.