Луна

— Идиоты! — заорал Грант Кэлторп. — Кретины! Болваны! Имбецилы! — Он яростно замолчал, не находя более выразительных слов, и в бессилии жестоко пнул кучку мусора.

Слишком жестоко: он опять забыл про одну треть земной тяжести, царившую на Ио. Тело его совершило длинную двенадцатифутовую параболу.

Четыре лунаря загоготали. Громадные, идиотские головы больше всего напоминавшие воздушные шары с комичными рожами, продающиеся на воскресных ярмарках для детишек, закачались в унисон на тонких пятифутовых шеях.

— Пошли к черту!.. — взорвался Грант, кое-как вставая. — Убирайтесь, валите отсюда! Нет вам шоколада! Никаких конфет! Ни черта, пока вы не поймете, что мне нужны листья лихры, а не мусор, который вы нахватали. Кыш!

Лунари попятились, грустно хихикая. Без сомнения, они считали Гранта таким же идиотом, какими он их, и были абсолютно неспособны понять причин его ярости. Но что сладостей не будет, они поняли, и в хихиканьи появилась нота острого разочарования. Такого острого, что их главный, издав последний дикий гогот, метнулся головой прямо в сверкающее каменное дерево. Его напарники небрежно подобрали товарища и потащили прочь; голова мертвеца на длинной шее волоклась за ними, словно ядро на кандалах каторжника…

Грант вытер лоб и устало двинулся к хижине из стволов каменного дерева. Однако его внимание приковала пара крошечных сверкнувших красных глазок. Шестидюймовым тельцем через порог метнулся мышкарь, волоча в маленьких тощих ручках что-то очень похожее на медицинский термометр.

Грант сердито рявкнул на зверька, схватил камень и запоздало швырнул. На самом краю кустарника мышкарь обернулся к нему полукрысиной, получеловеческой мордочкой, разразился пискливой тарабарщиной и в комично-храброй угрозе потряс микроскопическим кулачком. Затем, тряхнув складкой кожи, похожей на капюшон или короткий плащ, исчез. Он и в самом деле был очень похож на черную крысу в плаще.

Грант знал, что бросать камень было ошибкой. Теперь маленькие враги не дадут ему покоя, а их малые размеры и почти человеческая сообразительность помогут им стать опасными противниками. Однако ни эта мысль, ни самоубийство лунаря не обеспокоили его: у него вот-вот должен был начаться очередной приступ белой лихорадки.

Он вошел в хижину, прикрыл дверь и уставился на своего ручного некота.

— Оливер, — пробурчал он, — ты тоже хорош. Какого черта не гоняешь мышкарей? На что ты здесь тогда?

Некот поднялся на своей мощной задней ноге и уперся ему в колени передними лапами.

— Валет червей бьет даму пик, — безмятежно заметил он. — Десять лунарей любого с ума сведут.

Грант легко объяснил оба суждения. Первое, конечно — это его вчерашней партии в солитер, второе — от вчерашней же встречи с лунарями. Он неопределенно хмыкнул и потер заболевший висок. Без сомнения, опять белая лихорадка.

Он проглотил две таблетки лихранина и вяло присел на краешек топчана, гадая, дойдет ли приступ «бланки»[Белая (исп).] до бреда.

Не в первый раз Грант принялся проклинать себя: только идиот мог наняться на работу на третью обитаемую луну Юпитера, Ио. Крохотный мир был планетой безумия, ни на что не годной, кроме выращивания и производства лихры, из листьев которой земные химики получали столько же мощных алкалоидов, сколько когда-то из опиума.

Конечно, для медицины они бесценны, но ему-то лично какая разница? Даже при самом щедром жалованьи после года в экваториальном поясе Ио он почти наверняка вернется на Землю агрессивным маньяком. Он истово поклялся, что, как только в будущем месяце из Юнополиса прилетит транспорт за лихрой, он вернется в полярный город. Правда, в контракте с «Нейлан Драг» сказано «полный год», и он не получит ничего, если нарушит его… Ну и черт с ним. На что психу деньги?

Вся маленькая плакетка — лунарн, некоты, и Грант Кэлторп — была безумна. По крайней мере любой, кто рисковал ступить за пределы обоих полярных городов — северного Юнополиса и южного Гераполиса — был уже сумасшедшим. В городах можно было не бояться белой лихорадки, но где-то за двадцатой пареллелью…

Он утешал себя, вспоминая Землю. Всего лишь два года назад он был там счастлив, его знали как богатого и известного спортсмена. Да, он им был: с увлечением и азартом охотился на ножекрылов и мохнатых червей в горах Титана, а на Венере стрелял триопов и ногарей.

Так было до Золотого кризиса 2110-го, стершего в пыль все его состояние. Выбирая работу, он решил обеспечить свою жизнь, используя прежний межпланетный опыт — это было логично. И с энтузиазмом ухватился за шанс сотрудничать с «Нейлан Драг».

До этого он не бывал на Ио. Этот дикий маленький мир не был раем для охотников — здесь просто не на что было охотиться. Если бы его заносило сюда прежде, он никогда бы не пошел на эту работу. А так Ио представлялась ему чем-то вроде Титана, холодного, но чистого…

Вместо этого здесь было жарче, чем на Венерианских Сковородках, и здесь было полдюжины форм дня — солнечный день, день Юпитера, день Юпитера и Солнца, день Европы… Порой наступала настоящая, очень мрачная ночь. Вся эта катавасия совершалась за время сорокадвухчасового обращения Ио сумасшедшая смена света и светил. Он ненавидел головокружительные дни, джунгли и Идиотские Горы, встававшие за его хижиной.

Сейчас был день Юпитера и Солнца, и это было хуже всего, потому что далекое Солнце добавляло свою капельку жара к юпитерианскому. А чтобы окончательно досадить Гранту, надвигался приступ белой лихорадки. Он выругался — голову раскалывала боль — и проглотил еще одну таблетку лихранина. Его запас подходил к концу, надо будет не забыть попросить, когда транспорт… нет, он же улетит с ним!

Оливер потерся о его ногу.

— Идиоты-дураки-болваны-имбецилы… — любовно заметил некот. — С чего я должна плясать этот дурацкий танец?

— А? — сказал Грант. Он не мог припомнить, говорил ли что-то о танцах. Должно быть, решил он, вырвалось в бреду.

Оливер скрипнул, как дверь, затем захихикал, как лунарь.

— Все будет хорошо, — заверил он Гранта. — Папа должен скоро появиться.

— Папа! — повторил Грант. Его папа умер пятнадцать лет назад. — Откуда ты этого набрался, Оливер?

— Должно быть, это лихорадка, — безразлично заметил Оливер. — Ты славный котик, но если бы ты понимал, что говоришь. Хоть бы папа пришел… Он закончил глухим урчаньем, похожим на рыдание.

Грант ошеломленно уставился на него. Ничего такого он не говорил — тут он был уверен. Некот, видно, услышал это от кого-то еще. Кого-то? Где здесь «кто-то» ближе пяти тысяч миль?

— Оливер! — загремел он. — Где ты это слышал? Где?!

Некот испуганно попятился назад.

— Папа-идиоты-дураки-болваны-имбецилы, — сказал он возбужденно. — Валет червей бьет славного котика.

— Иди сюда! — зарычал Грант. — Чей папа? Где ты?.. Иди сюда, болван!

Он бросился к зверьку. Оливер поджал свою заднюю лапу и метнулся на колпак печки.

— Должно быть, лихорадка! — взвыл он. — Нет вам шоколада!

Трехлапой молнией он метнулся в дымоход. Когти проскрежетали по металлу, и он выдрался наружу. Грант выскочил за ним. От усилия заломило голову, и, хотя здоровой частью рассудка он понимал, что весь эпизод, без сомнения, бред белой лихорадки, он все же побежал.

Бег был кошмарным. Лунари мотали длинными шеями над зарослями травы-кровохлебки, и вкрадчивое хихиканье дурацких рож усиливало общее ощущение безумия.

Струйки зловонных, несущих лихорадку испарений взлетали на каждом шагу из рыхлой почвы. Где-то справа пищали и тараторили; Грант знал, что там небольшая деревенька мышкарей — однажды он заметил маленькие аккуратные постройки, сложенные из отлично пригнанных камешков, совсем как крошечный средневековый город, вплоть до башенок и укреплений. Говорили, что они даже воюют между собой…

Голова его трещала и гудела от смешанного воздействия лихранина и болезни. Конечно, это был приступ «бланки», и он понимал, что бродить при этом вдали от хижины — безумие. Лежать бы ему сейчас на топчане: лихорадка не опасна сама по себе, но уже не один человек погиб на Ио при галлюцинациях, вызванных горячкой.

У него определенно начиналась горячка. Он понял: ло, когда увидел Оливера, который спокойно разглядывал прелестную молодую девушку в вечернем платье. Явная галлюцинация. Девушкам нечего делать в тропиках Ио. А если уж каким-то непостижимым образом она оказалась здесь, то не в вечернем же платье, сшитом по последней моде!

У галлюцинации, видимо, тоже была лихорадка, о чем говорила белизна лица, давшая «бланке» название. Серые глаза осмотрели Гранта без всякого удивления.

— Добрый день, вечер или утро, — сказал он, взглянув на Юпитер, который вставал, и на солнце, собиравшееся садиться. — Или просто здравствуйте, мисс Ли Нейлан.

Она серьезно посмотрела на него.

— А знаете, — сказала она, — вы первая галлюцинация, которую я не узнала. Здесь уже побывали все мои знакомые, вы — первый незнакомец. Или нет? Вы знаете мое имя — но вы, должно быть, моя собственная галлюцинация…

— Не будем спорить, кто из нас галлюцинация, — предложил Грант. Сделаем так. Кто первым исчезнет, тот и галлюцинация. Ставлю пять долларов, что вы.

— А где я их возьму? — возразила она. — Со снов не оченьто наберешь.

— Это проблема, — нахмурился он. — Но моя проблема, а не ваша. Я-то уверен, что я есть.

— Откуда вы знаете мое имя? — поинтересовалась она.

— А! — сказал он. — Интенсивное чтение светской хроники в газетах, захваченных вместе с припасами. Я даже вырезал ваше фото и приклеил его над своим топчаном. Должно быть, поэтому вы мне и привиделись. Хорошо бы вас как-нибудь встретить наяву.

— Очень галантная реплика для привидения! — воскликнула она. — А кто же вы такой?

— Ну, я-то Грант Кэлторп. По правде говоря, служу у вашего отца, вымениваю лихру у лунарей.

— Грант Кэлторп, — эхом отозвалась она. Потом прищурила блестящие от жара глаза, словно для того, чтобы разглядеть его. — Боже мой, и правда…

Ее голос прервался, и она провела рукой по бледному лбу.

— Зачем вы вынырнули из моей памяти? Это странно. Три или четыре года назад, когда я была романтичной школьницей, а вы знаменитым спортсменом, я была в вас безумно влюблена… У меня была целая тетрадь ваших портретов: Грант Кэлторп в походной куртке на охоте за мохнатым червем Титана; Грант Кэлторп рядом с убитым им гигантским ногарем в Горах Вечности. Вы… вы и правда лучшая из галлюцинаций, что у меня были… Бред был бы просто прелестью, — она снова прижала ладонь ко лбу, — если бы… голова… не так болела!

«Ага» — подумал Грант. — «Если бы это было правдой, насчет тетради. Это психологи называют „бредом исполненного желания“». Капля теплого дождя шлепнулась ему на шею.

— Надо пойти лечь, — сказал он вслух. — При «бланке» дождь вреден. Надеюсь увидеть вас при следующем приступе.

— Спасибо, — сказала с достоинством Ли Нейлан. — Надеюсь на то же.

Грант поклонился, получив за это взрыв головной боли.

— Пошли, Оливер, — сказал он задремавшему некоту. — Слышишь?

— Это не Оливер, — сказала Ли. — Это Полли. Она составляла мне компанию целых два дня, и я назвала ее Полли.

— Неправильно: род не тот, — пробормотал Грант. — Кроме того, это мой некот, Оливер. Правда, Оливер?

— Надеюсь увидеть вас, — сонно сказал Оливер.

— Это Полли. Разве нет, Полли?

— Ставлю пять долларов, — сказал некот. Он встал, потянулся и скользнул в подлеск. — Должно быть, лихорадка, — сообщил он, исчезая.

— Скорее всего, — согласился Кэлторп. — Ну, до свиданья, мисс — или, может, называть вас Ли, по вы ненастоящая? До свиданья, Ли.

— До свиданья, Грант. Но туда не ходите. Там в траве деревня мышкарей.

— Нет. Она вон там.

— Она там, — настаивала Ли. — Я видела, как они ее строили. Но ведь они все равно вам не повредят, правда? Даже мышкарь не повредит привидению. Пока, Грант. — Она устало прикрыла глаза.

Дождь припустил всерьез. Грант пробирался через гущу кровохлебки, и красный сок сок собирался кровавыми каплями на его ботинках. Ему следовало быстрее вернуться в свою хижину, пока белая лихорадка и сопутствующий бред не заставили его окончательно заблудиться. Ему нужен был лихранин.

Внезапно он резко остановился. Прямо перед ним трава была расчищена, и на маленькой прогалине, высотой ему по плечо, торчали башенки и укрепления мышкаревой деревни — новой, потому что среди готовых домиков стояли и недостроенные. Шестидюймовые фигурки в капюшонах усердно трудились над камнями.

Раздался взрыв писка и болботанья. Он попятился, и тут же несколько дротиков свистнули рядом. Ни один, к счастью, не царапнул кожи — ведь они наверняка были отравлены.

Кэлторп двигался очень быстро, однако все вокруг в высокой траве уже шуршало, свистело и вопило.

Лунари мотали своими раздутыми головами над растительностью, то и дело хихикая от боли, когда мышкари кусали или кололи их. Грант свернул к кучке лунарей в надежде отвлечь крохотных врагов, и самый долговязый и краснорожий из них, выгнув длинную шею, усердно захихикал, тыча костлявыми пальцами в какой-то узел у себя под мышкой.

Однако Гранту было не до него. Он приближался к хижине. Казалось, он оторвался от мышкарей, поэтому позволил себе перейти на рысь. Однако вдруг остановился, нахмурившись, повернулся и зашагал обратно.

— Не может этого быть, — бормотал он. — Но ведь она мне сказала правду о деревне мышкарей. Я не знал, что там есть деревня. Как же галлюцинация могла мне сказать то, чего я сам не знал?

Ли Нейлан сидела на стволе упавшего каменного дерева там, где он ее оставил, и Оливер снова был рядом. Глаза ее были закрыты, а два мышкаря торопливо отрезали длинный кусок ее платья крошечными, сверкавшими ножами.

Грант знал, что их всегда привлекал земной текстиль: видимо, им не удалось повторить изготовление шелка и атласа, хотя они были адски искусными, а их крохотные ручки весьма умелыми. Когда он приблизился, мышкари уже отрезали лоскут от бедра до лодыжки. Девушка не шевелилась.

Грант крикнул, и подлые создания, завизжав неразборчивые проклятия в его адрес, бросились прочь с награбленым.

Ли Нейлан открыла глаза.

— Опять вы, — невнятно пробормотала она. — Минуту назад был папа. А теперь вы. — Ее бледность усилилась: белая лихорадка знала свое дело.

— Ваш отец! Так вот что слышал Оливер… Послушайте, Ли. Я нашел деревню мышкарей. Я не знал, что она там есть, но вы сказали правду. Понимаете, что это значит? Мы оба реальны!

— Реальны? — тупо спросила она. — Там за вашей спиной лунарь. Прогоните его. Меня от него тошнит…

Он глянул через плечо: точно, краснорожий маячил сзади.

— Послушайте, — сказал он, хватая ее за руку. Ощущение гладкой кожи стало еще одним доказательством. — Пойдем в хижину и примем лихранин. — Он поставил ее на ноги. — Понимаете? Я настоящий!

— Нет, ничуть, — ответила она.

— Послушайте, Ли. Не знаю, какого черта и зачем вы здесь, но я знаю, что меня-то Ио не свела еще с ума. Вы настоящая и я тоже. — Он крепко встряхнул ее. — Я настоящий! — крикнул он.

Слабая тень мысли промелькнула в ее глазах.

— Настоящий?.. — прошептала она. — Настоящий! Боже мой! Тогда уведите меня — заберите меня из этого сумасшедшего места!

Слава богу, что сила тяжести на Ио ничтожная, всего треть земной. Он без труда взметнул девушку на руки и зашагал и хижине, держась подальше от обоих поселений.

Вокруг него болботали восхищенные лунари, и краснолицый снова и снова хихикал и махал руками.

Дождь усиливался, и теплые ручейки стекали по его шее.

Вдобавок он замешкался возле жалящих пальм, чьи шипастые плети больно стегнули его сквозь рубашку. Эти шипы опасны, надо было срочно прижечь ранки: именно эти пальмы вынуждали агентов зависеть от лунарей, а не собирать лихру своими руками.

Солнце опустилось в мокрые тучи, и засиял багровый свет Юпитера. Наверное, Грант слишком пристально смотрел в лицо девушки, потому что внезапно снова очутился посреди мышкарей: они визжали и вопили, а краснолицый лунарь прыгал от боли, когда зубы и дротики впивались в него.

Крошечные дьяволы теперь суетились вокруг его ног.

Бормоча ругательства, Грант отчаянно пинался, отшвыривая крысоподобные тельца футов на пятьдесят. На поясе у него висели и автоматический пистолет, и огнемет, но он не мог ими воспользоваться. Палить из пистолета по ордам мышкарей было все равно, что по москитам; разнеси пуля одного, двух или сотню, это не произведет впечатления на тысячу уцелевших. Что же до огнемета, это было бы попыткой сбить муху из «Большой Берты». Огненный ураган испепелил бы на своем пути мышкарей, а вместе с ними деревья, траву, лунарей; но и это не подействовало бы на орды выживших, да еще понадобилось бы перезаряжать оружие новым черным алмазом и менять ствол.

В хижине у него были газовые бомбы, но сейчас они были недоступны, да и лишней маски не было, а ни один химик еще не смог синтезировать газ, убивающий мышкарей и не действующий на человека. И, наконец, он все равно не посмеет бросить Ли Нейлан, чтобы высвободить руки…

Впереди показалась прогалина у хижины. Площадка кишела мышкарями, но сама хижина была для них недоступной, по крайней мере на то время, пока бревна каменного дерева сопротивляются их зубам. Однако кучка мелких дьяволов копошилась у дверей, и внезапно Грант понял их намерения. Они накинули петлю на ручку двери и старались повернуть ее!

Кэлторп взвыл и бросился вперед. Ему оставалось еще полсотни ядров, когда дверь распахнулась и мышкари хлынули в хижину.

Он ворвался следом. В самую гущу. Маленькие тени в капюшонах полосовали одеяла на топчане, запасную одежду, мешки, которые он надеялся набить лихрой, волокли кухонные принадлежности и вообще все, что было им под силу.

Он зарычал и кинулся в самую толпу. Дикий хор воплей и тарабарщины, мельтешение теней… Враги были достаточно разумны, чтобы понять, что он ничего не сможет, пока его руки заняты. Они увертывались от его пинков, и, пока он атаковал тех, что были возле плиты, другие раздирали одеяла.

В отчаянии он бросился к топчану. Взмахнул над ним телом девушки, чтобы очистить место, бросил ее там и схватил метлу. Мощными взмахами он атаковал мышкарей, и вопли перемешались с криками боли и хныканьем.

Несколько тварей проскочили к двери, волоча добычу.

Вовремя обернувшись, он увидел, как полдюжины мышкарей срезают одежду с Ли Нейлан, тащат часы с ее руки и атласные туфельки с маленьких ног. Проревев ругательство, он сшиб их, надеясь, что ни один не успел оцарапать ее кожу зараженным кинжалом или ядовитым зубом.

Он начинал выигрывать схватку. Большинство зверьков, прижав черные капюшоны, бросались через порог со своей добычей. Наконец, вопя вовсю, остальные, нагруженные и ненагруженные, отступили, оставив дюжину пушистых вялых телец убитых и раненых.

Грант вымел и тех, и других, закрыл дверь перед носом лунаря, совавшегося в проем, заперся на засов и горестно уставился на разгром.

Консервы укатили или утащили. Все прочие предметы были захватаны грязными лапами мышкарей, а одежда Гранта висела на крючках сплошными лохмотьями.

К счастью, крохотные грабители не сумели открыть шкафчик и ящик стола, где была еда.

Шесть месяцев жизни на Ио сделали его философом: он от души выругался, пожал плечами и достал пузырек лихранина.

Его собственньш приступ кончился внезапно и окончательно, как это бывает только с «бланкой», когда ее лечат.

Но девушка без лекарства осталась неподвижной и бледной, как бумага. Грант взглянул на флакон: оставалось восемь таблеток.

— Ну, я всегда могу пожевать листья, — пробормотал он.

Это было менее действенно, чем таблетки, но годилось. Он растворил две штуки в стакане воды и приподнял голову девушки.

Она еще могла глотать, и он влил раствор в ее рот, затем устроил Ли как мог удобнее. Платье стало атласными клочками, и он накрыл ее одеялом, пострадавшим меньше других.

Затем продезинфецировал уколы пальм, составил два стула и растянулся было на них, однако тут же подскочил от цоканья когтей по крыше. К счастью, это был всего лишь Оливер, осторожно пробовавший, горяч ли дымоход. Через минуту он втиснулся вовнутрь и заметил:

— Я настоящий, и ты настоящая.

— Подумать только! — сонно пробурчал Грант.

Когда Кэлторп проснулся, светили Европа и Юпитер.

Он встал и взглянул на Ли Нейлан, которая крепко спала.

Краска на ее щеках была не только отблеском красного света за окном. «Бланка» проходила.

Растворив еще две таблетки, Кэлторп потряс девушку за плечо. Мгновенно открыв серые глаза, теперь совершенно ясные, она поглядела на него без всякого удивления.

— Привет, Грант, — промурлыкала она. — Опять ты. А лихорадка — это не так уж плохо.

— Может, мне следовало бы оставить тебя бредить, — ухмыльнулся он. — Ты говорила такие милые вещи. Выпей это и вставай.

Она внезапно поняла необычность окружающего.

— Как… где это? Все… настоящее?

— Точно. Выпей-ка лихранин.

Она подчинилась, затем пристально поглядела на него:

— Правда? — сказала она. — Ты настоящий?

— Думаю, что да.

Слезы появились в ее глазах.

— И я уже не там? Не в том жутком месте?

— Ну конечно. — Он почувствовал, что ее облегчение вот-вот обернется истерикой, и поспешил отвлечь девушку. — Ты не могла бы рассказать мне, как ты оказалась там — да еще одетая для званого вечера?

Она взяла себя в руки.

— Вечер… вечер в Гераполисе. Понимаешь, вообще-то я жила в Юнополисе…

— Нет, не понимаю. Прежде всего, что ты вообще делаешь на Ио? Если мне и приходилось о тебе слышать, то лишь в связи с нью-йорским или парижским обществом.

Она улыбнулась.

— Тогда, значит, не все было бредом? Ты сказал, что у тебя есть одна из моих… о, да вот она! — Ли сморщилась, увидев на стене вырезку. — Когда теперь газетный фотограф захочет снять меня, я постараюсь не ухмыляться так — прямо лунарь. А на Ио я прилетела с папой, который изучает возможность выращивать лихру — вместо того, чтобы зависеть от агентов и лунарей. Мы здесь пробыли три месяца, и я страшно скучала. Думала, на Ио будет восхитительно, но куда там — до недавнего времени.

— А что там про танцы? Как ты все же оказалась здесь, за тысячу миль от города?

— Очень просто, — медленно проговорила она. — В Юнополисе было чертовски скучно. Ни спектаклей, ни спорта… У меня появилась привычка летать в Гераполис, на танцы. Это всего четыре-пять часов на скоростном. А на прошлой неделе — или когда там — я собралась лететь, и Харви, секретарь папы, должен был меня доставить. Но в последнюю минуту он понадобился папе, который запретил мне летать одной…

Грант ощутил сильнейшее отвращение к Харви.

— Ну и? — спросил он.

— Ну и я полетела одна, — сказала она с притворной скромностью.

— И шлепнулась, да?

— Я летаю не хуже других, — отпарировала она. — Просто попробовала другой маршрут, и внезапно впереди появились горы.

— Идиотский Хребет, — кивнул Кэлторп. — Мой транспорт дает пятисотмильный крюк, чтобы избежать их. Они невысокие, но все же вылезают за пределы атмосферного слоя этой чокнутой планеты. Воздух здесь плотный, но низкий.

— Я это знаю. Знала, что не смогу пролететь над ними, но решила, что получится перескочить с разгону. Понимаешь, набрала полную скорость — и резко пошла вверх. Самолет герметичен, а притяжение здесь слабое… Кроме того, я видела, как это делают, особенно на реактивных. Двигатели помогают удержать самолет даже тогда, когда крылья бесполезны.

— Чертовски глупый трюк! — воскликнул Грант. — Конечно, это возможно, только тут уж надо быть мастером, чтобы выровняться, когда врезаешься снова в воздух.

— Это я и поняла, — печально сказала Ли. — Выровняться удалось, но не до конца, и я угодила в самую чащу жалящих пальм. Думаю, что удар их оглушил, потому что я успела выбраться до того, как они принялись хлестать все кругом. Самое ужасное, что я не смогла добраться до самолета, а потом я помню только два дня — потом начался этот кошмар.

— Так и должно было быть, — мягко сказал он.

— Я знала, что если не пить и не есть, можно избежать белой лихорадки. Но не есть еще можно было, а вот не пить… В конце концов я сдалась и напилась из ручья. Было уже безразлично, что будет потом. А после этого все уже смутно и неясно.

— Тебе надо было жевать листья лихры.

— Откуда мне было знать? Я не знала даже, как они выглядят, и потом, я все ждала, что появится папа. Он скорее всего уже начал поиски.

— Да уж, конечно, — иронично кивнул Грант. — А тебе не приходило в голову, что здесь тринадцать миллионов квадратных миль поверхности, на этой маленькой Ио? Когда летишь с северного полюса на южный, можно очутиться в любой точке планеты, не так ли?

Ее серые глаза расширились.

— Но я…

— Кроме того, — продолжал Грант, — здесь — самое последнее место, где тебя будут искать. Они решат, что никто, кроме лунаря, не полезет на Идиотский Хребет, и будут совершенно правы. Очень похоже на то, что ты, Ли Нейлан, застряла здесь до прилета очередного транспортника. Это произойдет через месяц.

— Но отец с ума сойдет! Он будет думать, что я погибла!

— Без сомнения, он так и думает теперь.

— А как же мы… — Она замолчала и обвела взглядом единственную комнатку маленькой хижины. Через минуту она вздохнула, улыбнулась и мягко сказала: — Да, могло быть куда хуже. Постараюсь отработать свое содержание.

— Отлично. Как ты себя чувствуешь, Ли?

— Совершенно нормально. Уже собираюсь работать. — Она сбросила изодранное одеяло, села и спустила ноги на пол. — Я приготовлю… Боже! Мое платье!.. — Она дернула одеяло на грудь.

Он ухмыльнулся.

— У меня тут был кое-какой разговор с мышкарями, когда мы вернулись. Моему гардеробу тоже досталось.

— Оно испорчено! — всхлипнула она.

— Нитка с иголкой не нужны? Это они оставили, по крайней мере: не справились с ящиком.

— Да из этого и купальника не сделаешь! — отмахнулась она. — Может, что-нибудь из твоего запаса?

Выкраивая, латая и штопая, она в конце концов подогнала один из костюмов Гранта. В рубашке и брюках она выглядела прелестно, однако он забеспокоился, увидев, что бледность снова возвращается на ее лицо.

Это была «рибланка», второй приступ лихорадки, обычно еще более жестокий и долгий. Лицо его было серьезным, когда он подал ей на ладони две из своих последних четырех лихраниновых таблеток.

— Прими это, — велел он. — И надо раздобыть где-нибудь побольше листьев лихры. Транспорт забрал весь мой запас на прошлой неделе, а с лунарями с тех пор мне чертовски не везло. Ничего не приносили, кроме травы и мусора.

Ли сморщилась от горечи лекарства, затем прикрыла глаза, справляясь с мгновенным приступом тошноты и головокружения.

— Где находят лихру? — поинтересовалась она.

Он задумчиво покачал головой, глядя на закат громадного Юпитера, пересеченного кремовыми и коричневыми полосами. Прямо над ними всплывал сверкающий диск Европы.

Внезапно нахмурившись, Грант глянул на часы, а затем — на календарь, приколотый к двери.

— Через пятнадцать минут засветит Европа, — пробормотал он, — а через двадцать пять наступит настоящая ночь. Первая настоящая ночь за полмесяца. Интересно только…

Кэлторп задумчиво посмотрел на лицо Ли. Он знал, где растет лихра. Конечно, люди не смели ходить в джунгли, где жалящие пальмы, лианы-самострелы и ядовитые черви.

Это было бы настоящим самоубийством для всех, кроме лунарей и мышкарей, но где растет лихра, он знал.

В настоящую ночь на Ио даже просека опасна. Не только из-за мышкарей; ночью из джунглей выползает и то зверье, что обычно прячется в вечной тени черви-зубатки, пулеглавые лягушки, тысячи неизвестных скользких, ядовитых, загадочных существ. Слыхали мы в Гераполисе истории…

Но ему надо раздобыть лихры, и он знал, где она растет.

Даже лунарь не посмел бы собирать ее там, но именно тут, в маленьких огородах вокруг поселений мышкарей, она и росла…

Сумерки густели, и он зажег свет.

— Я выйду ненадолго, — сказал он Ли, — и если «бланка» опять начнется, прими две оставшиеся таблетки. В любом случае тебе это не повредит.

— Грант! Куда ты?

— Я вернусь, — отозвался он, прикрывая за собой дверь.

Лунарь, пурпурный в голубом свете Европы, зашелся долгим хихиканьем. Кэлторп отмахнулся от него и осторожно двинулся в направлении деревни мышкарей — старой, потому, что другие вряд ли успели обработать прилегающие земли.

Он устало брел среди кровохлебки и думал, что то, что он делает чистейшее безумие.

Он подошел к краю мышкаревой поляны. За ним, двигаясь вслед за минутной стрелкой часов, катилась к горизонту Европа. Однако! Он застыл в изумлении, глядя на изящный маленький городок футах в ста от крошечных квадратных полей: в крошечных, не шире человеческой ладони, окнах мелькали огоньки! Он и понятия не имел, что культура мышкарей дошла до использования огня; но вот они, крохотные огоньки свечей или масляных ламп…

Кэлторп прищурился, пытаясь приспособить зрение к темноте. Второе из десятифутовых полей… да, это лихра.

Он пригнулся, протянул руки и достал уже до мясистых белых листьев. И тут откуда-то сзади раздался визгливый смех и треск стеблей. Лунарь! Безмозглый краснорожий лунарь!

Он рванул полные пригорошни лихры, вскочил и помчался к освещенному окну своей хижины. У него не было ни малейшего желания получить отравленный гарпун или заразный укус, а мышкари явно встревожились. Их крики слились в целый хор: земля казалась черной от них Он достиг хижины, ворвался внутрь, захлопнул и запер на засов дверь.

— Достал!.. — Он ухмыльнулся. — Пусть теперь беснуются.

Они бесновались. Их вопли были, словно визг изношенной машины. Даже Оливер открыл сонный глаз, прислушиваясь.

— Должно быть, лихорадка, — равнодушно подытожил он.

Ли не стала бледнее: «рибланка» благополучно миновала.

— Ух! — сказала она, вслушиваясь в бесчинство снаружи. — Я всегда ненавидела крыс, но мышкари еще отвратительнее. Вся пронырливость и мерзость крыс, плюс дьявольская сообразительность.

— Да, — сказал Грант задумчиво. — Я и не знаю, что они могут. Они бы все равно до меня добрались.

— Похоже, что они унялись, — сказала девушка, прислушиваясь. — Шум утихает.

Грант выглянул в окно.

— Они все еще вокруг. Просто перешли от проклятий к разработке плана. Хотел бы я знать, какого… В один прекрасный день, если эта несчастная планетка будет еще чего-то стоить, ох и дело тут будет между людьми и мышкарями!

— Достаточно ли они цивилизованы, чтобы стать серьезным препятствием? Кроме того, они такие маленькие!

— Они учатся, — сказал Кэлторп. — Они быстро учатся, и размножаются, как мухи. Предположим, они додумаются до газа или сделают маленькие ружья для своих отравленных стрел. Это вероятно, потому что они уже работают с металлами и знают огонь. Тут они встанут вровень с людьми в случае конфликта, да и что такое наши пушки и ракеты против шестидюймового мышкаря? Быть на равных с ними? Один мышкарь за одного человека? Нет, к черту такую торговлю!

Ли зевнула.

— Ну, это не наша проблема. Я есть хочу, Грант.

— Отлично. Верный признак, что для тебя «бланка» закончилась. Поедим, а потом поспим: впереди еще пять часов темноты.

— А мышкари?

— Я не вижу, что они могут сделать. За пять часов им не прорваться сквозь каменное дерево, да к тому же Оливер нас предупредит, если хоть один как-нибудь пролезет.

Когда Грант проснулся, было уже светло. Он потянулся, расправляя затекшие на стульях конечности. Что-то разбудило его, однако он не знал, что именно. Оливер нервно прохаживался рядом и взволнованно поглядывал по сторонам.

— Не повезло мне с лунарями, — громко объявил он. — Ты славная киска.

— И ты тоже, — сказал Грант. Что же его разбудило?

Затем он понял: слабая вибрация каменного пола. Он нахмурился в удивлении. Землетрясение? Только не на Ио, чья кора остыла давным-давно. Что тогда?

Разгадка пришла мгновенно. Он вскочил, издав такой вопль, что Оливер шарахнулся прочь с утробным воем. Испуганный некот вскочил на печь и исчез в дымоходе.

Ли уже сидела на топчане, ее серые глаза сонно моргали.

— Выходи! — Он дернул ее к двери, затем метнулся и схватил пояс с оружием, мешок листьев лихры и пакет шоколада. Пол снова дрогнул, и Кэлторп прыгнул от двери к оцепеневшей девушке.

— Они подкапываются! — прохрипел он.

Угол хижины внезапно провалился, и все строение рухнуло, как детский домик из кубиков. Несколько черных крысиных фигурок мелькнуло в траве, да краснорожий лунарь болботал над развалинами.

— Грязные дьяволы! — горько выдохнул он. — Проклятые черные крысенята!.. Гнусные…

Дротик свистнул так близко, что скользнул по его уху и зацепил прядь взлохмаченных каштановых волос Ли. Пискливый хор завопил в кровохлебке.

— Вперед! — крикнул он. — На этот раз они решили нас уничтожить! Нет, сюда. К горам. Там джунгли реже!

Им было легко обогнать крохотных мышкарей. Через несколько секунд их вопли затихли, и люди остановились, чтобы оглянуться на рухнувшее жилище.

— Теперь, — горестно сказал он, — мы оба там, откуда ты начала…

— О нет, — Ли поглядела на него. — Теперь мы вместе, Грант. Я не боюсь.

— Справимся, — сказал он, стараясь чтобы голос звучал бодро. Как-нибудь построим временную хижину. Мы…

Дротик ударился в его ботинок с отчетливым стуком.

Мышкари настигали. Снова они бежали к Идиотскому Хребту. Когда они наконец остановились, им был виден пологий склон, а далеко-далеко — джунгли Ио. Видно было и рухнувшую хижину, и рядом аккуратные поля и башенки городка мышкарей. И едва они успели отдышаться, как из кустарника снова раздались вопли и писк.

Их загоняли в Идиотские Горы, так же мало исследованные человеком, как ледяные пустыни Плутона. Крошечные враги, видимо, решили, что на этот раз их противник, гигант-разрушитель, осквернитель полей, должен быть полностью и окончательно уничтожен.

Оружие было бесполезно. Грант даже не видел своих преследователей, скользивших в частом кустарнике. Пуля, даже если случай направит ее в мышкаря, бессильна. Огнемет испепелит тонны кустарника и травы, но проложит лишь узкую просеку в ордах мучителей. Единственное пригодное оружие, газовые бомбы, погибло в развалинах хижины…

Грант и Ли мчались вперед. Они уже пробежали тысячу футов по равнине, и воздух стал разреженней. Здесь не было джунглей, только две длинные полосы кровохлебки, словно столбы у ворот. Оглянувшись, Кэлторп успел различить черные фигурки на чистом месте и скорее от ярости, чем на что-то надеясь, нажал на спуск. Один из мышкарей взлетел и задергался, зато остальные хлынули вперед. Их были тысячи.

Горы были все ближе.

— Между ними, между пиками… — бормотнул Грант на бегу.

Проход между двух пиков был узким и голым. Века назад два пика были одним: давняя вулканическая конвульсия расколола их, оставив посередине тонкий каньон.

Одной рукой Кэлторп поддерживал девушку, чье дыхание стало прерывистым и хршшым — из-за высоты и напряжения.

Блестящий дротик звякнул о скалу, когда они вбежали в проход. Однако оглянувшись, Грант увидел только краснорожего лунаря да еще несколько рядом с ним. Они промчались по всему пятидесятифутрвому каньону, внезапно расширившемуся в просторную долину — и тут, пораженные, остановились.

Там стоял город. На секунду Грант решил было, что они напоролись на огромную столицу мышкарей, но… Город был построен не в средневековом стиле, а скорее как поэма из мрамора, классической красоты, да еще человеческих или почти человеческих пропорций. Белые колонны, величавые арки, чистые изгибы куполов — та архитектурная прелесть, что могла родиться в Акрополе. Второй взгляд убедил Гранта, что город мертв, пуст и разрушается.

Даже едва не падающая от усталости Ли оценила его красоту.

— Как… как утонченно! — выдохнула она. — Почти готова… простить их… за то… что они мышкари!..

— А вот они нам не простят, что мы люди… — пробурчал он. — Нам надо где-то передохнуть. Пойдем-ка выберем дом.

Но прежде чем они успели отойти от каньона, дикий шум остановил их. Обернувшись, Грант окаменел от изумления.

Узкий каньон заполнялся вопящей ордой мышкарей, они были словно мерзкий, колышущийся серый ковер. Но дальше начала долины они пройти не могли. Потому что там, гримасничая, хихикая и болбоча, перекрыв проход топающими трехпалыми ногами, стояли четыре лунаря!

Это было сражение. Крысовидные твари кусали и кололи жалких защитников, чьи вопли боли уже перестали быть похожими на хихиканье. Но с решимостью и упорством, совершенно чуждыми лунарями, они методично подымали и опускали свои когтистые лапы — вверх-вниз, вверх-вниз.

Грант прямо взорвался:

— Будь я проклят!.. — Его озарила идея. — Ли! Они прямо-таки набились в каньон, вся эта орда!..

Он бросился вперед, к устью каньона. Просунув огнемет между костлявых ног лунаря, навел его точно вдоль каньона и выстрелил.

Ад взорвался. Крохотный алмаз в одном ужасающем взрыве отдал всю свою энергию, и бурный поток пламени залил каньон от стены до стены, выплеснувшись огненным веером, пожравшим всю кровохлебку на склоне.

Идиотский Хребет содрогнулся от грохота; когда унялся дождь обломков, посреди каньона не было ничего, разве что клочки плоти да голова бедняги-лунаря, катавшаяся и подпрыгивавшая.

Трое остальных уцелели. Краснорожий тащил что-то под мышкой, ухмыляясь и хихикая самым идиотским образом.

Грант отмахнулся от него и повернулся к девушке.

— Слава богу! — сказал он. — Мы счастливо отделались.

— Я не боялась, Грант. С тобой не страшно.

Он улыбнулся.

— Может быть, мы найдем себе место здесь, — предположил он. — Лихорадка на такой высоте не должна досаждать. Но посмотри — должно быть, это была столица всей расы мышкарей в незапамятные времена. Не могу представить, что эти твари могли создать столь прекрасную архитектуру, и таких размеров. Хотя эти дворцы не более противоречат росту мышкарей, чем небоскребы Нью-Йорка нашему росту!

— Но как красиво!.. — тихо прошептала Ли, обводя взглядом былое великолепие руин. — Просто даже можно… Ой, Грант! Посмотри на это!..

Он проследил ее жест. На внутренней стороне входа в каньон были гигантские резные изображения, повергшие Кэлторпа в полнейшее изумление. Над ними высились фигуры, но не мышкарей… а лунарей! Искусно вырезанные, улыбающиеся, а не ухмыляющиеся, и улыбающиеся грустно, сожалеющие, жалобно лунари!..

— С ума сойти! — прошептал он. — Видишь, Ли? Когда-то это был город лунарей. Ступени, двери, здания — все в их шкале размеров. Некогда они сумели создать цивилизацию; а те, которых Мы знаем, выходит, выродившиеся остатки великой расы?

— И еще! — подхватила Ли. — То, что эти четверо закрьии проход, когда мышкари пытались прорваться, означает, что они не забыли… Может быть, они и не помнят, но хранят традиции былой славы, или, что вероятнее, просто суеверное ощущение святости этого места. Нам они дали пройти, потому что мы больше похожи на них, чем на мышкарей. Удивительно, что они сохранили даже смутную память об этом; ведь город уже века лежит в руинах. А может, и тысячелетия…

— Подумать только — у лунарей когда-то было столько ума, что они смогли создать собственную культуру!.. — сказал Грант, отмахиваясь от краскорожего, болтавшего и хихикавшего у него за плечом. Внезапно он повернулся и с новым уважением поглядел на лунаря. — Он таскается за мной уже давно. Ладно, приятель, что там у тебя?

Краснорожий протянул невероятно затрепанный сноп кровохлебки и прутьев, дурацки хихикая. Его глупый рот дергался: глаза выпучились в страшном усилии мысли.

— Каффет!.. — ликующе хихикнул он.

— Идиот!.. — вспылил Грант. — Болван!.. — Он оборвал себя и рассмеялся. — Ладно. Думаю, вы это заслужили… — Он швырнул свой пакет с шоколадом трем возликовавшим лунарям. — Вот вам конфета!

Визг Ли заставил его вздрогнуть. Она бешено махала руками: над вершинами Идиотского Хребта кружил ревущий ракетоплан, спускающийся к долине.

Открылся люк. Оливер недовольно вышел наружу, сообщая: — Я настоящий, и ты настоящая!..

За некотом вышли люди — двое мужчин.

— Папа! — вскрикнула Ли.

Прошло много времени, прежде чем Густавус Нейлан повернулся к Гранту.

— Я не знаю, как отблагодарит вас, — сказал он. — Если есть способ выразить мою признательность…

— Есть. Отмените мой контракт.

— Так вы работаете у меня?

— Я Грант Кэлторп, один из ваших агентов, и меня тошнит от этой безумной планеты.

— Конечно, если хотите, — сказал Нейлан. — Если дело в деньгах…

— Можете заплатить мне за полгода — я их проработал.

— А если захотите остаться, — сказал человек постарше, — то закупок больше не будет. Мы можем теперь выращивать лихру возле полярных городов, и я предпочитаю плантации болтовне лунарей. Если вы хотите доработать год, мы сможем до конца этого срока отвести вам под управление плантацию.

Грант встретил взгляд серых глаз Ли Нейлан и заколебался.

— Спасибо, — медленно сказал он, — и все же я сыт по горло. — Он улыбнулся девушке, затем повернулся к ее отцу. — Не могли бы вы рассказать мне, как вам посчастливилось найти нас? Ведь это самое невозможное из всех мест.

— Вот это и был главный довод, — сказал Нейлан. — Когда Ли не вернулась, я все очень тщательно продумал. Наконец, зная ее, я решил, что следует осмотреть самые невозможные места прежде всего. Мы проверили побережья Моря Лихорадок, затем Белую Пустыню, а потом Идиотский Хребет. Обнаружили обломки хижины, а среди обломков вот этого типа… — он показал на Оливера, — сообщившего нам, что «десять лунарей любого сведут с ума». Ну, а все, что касается сумасбродства, скорее всего связано с моей дочерью; и мы кружили рядом, пока вспышка огнемета не привлекла нашего внимания.

Ли сначала надулась, потом серьезно взглянула на Гранта.

— Ты помнишь, — тихо сказал она, — что я говорила тебе тогда в джунглях?

— Стоит ли вспоминать об этом? — ответил он. — Ты ведь бредила.

— Может быть и нет. А что, если тебе доработать год в обществе… Я хочу сказать, например, если ты улетишь с нами в Юнополис и вернешься на плантацию с женой?

— Ли, — хрипло сказал он, — ты знаешь, какая это будет разница, хотя не могулонять, с чего ты так решила…

— Должно быть, лихорадка! — предположил Оливер.