Начало 2000-х годов,
провинциальный город Верена
Две девочки лет десяти ехали в полупустом автобусе из запретного города, закрытого от внешнего мира. Казалось, они не замечали ничего вокруг. Одна с задумчивым видом рисовала странное место: не то цитадель, не то монастырь, не то замок. Другая читала книгу, изредка поднимая на сверстницу невидящий взгляд. Обе были одеты в почти одинаковые джинсовые комбинезоны, и больше ничем не походили друг на друга. Они учились вместе, но не дружили и встретились только потому, что больше играть было не с кем.
Невысокая Эля занималась в музыкальной школе по классу духовых. Ее любимым инструментом была деревянная блок-флейта. Два коротких хвостика, темно-зеленые глаза и вечная неуклюжесть – так в трех словах описывали эту девочку.
Вторая, дочь известных родителей, Инна, носила две светлые косы, настолько длинные, что у каждого мальчишки возникало непреодолимое желание дернуть за них. Девочка только вздыхала и закрывалась от мира книгой.
– Ты опять толкнула меня локтем, – произнесла она с недовольным видом. – Как вообще можно что-то рисовать в автобусе?
– Злюка ты, Иней, – хихикнула ее соседка. – Читаешь непонятно что…
– «Непонятно что», – передразнила блондинка. – Это братья Стругацкие.
– Скучная ты!
– А ты – глупая! Кто вчера три с минусом получил по математике?
– Ха! Да я всего-то две ошибки сделала, – Эля обиженно поджала губы.
Иней хотела примирительно сказать, что к Элизе и вправду учителя относятся предвзято, что две ошибки – твердая четверка, а не три с минусом, но не успела…
Это был странный день межвременья, когда зима закончилась, а весна еще не началась. День, когда решается, каким будет лето. День, когда можно сделать выбор. Понять, в какую сторону идти и что делать дальше.
И они его сделали.
Внезапно обе девочки почувствовали тупой животный страх. Иней подняла глаза от книги и едва сдержала крик. Перед ней стоял человек с мешком на голове и протягивал вперед скрюченные пальцы. Инна закрыла глаза, надеясь, что жуткое явление сейчас исчезнет. Эля свернулась в комочек и сжала кулаки.
– Езжай, миленький, бесплатно, – сказала сердобольная кондукторша. И шепотом: – Что же с твоим лицом-то сделали? Показал бы… Обгорел, да? А может, это они, поутри тебя изуродовали? Ты ходил в Заповедные леса? Шаолинь искал?
Существо опустилось на место как раз напротив девочек. Часто и прерывисто задышало.
– Я его сейчас ударю, – вдруг прошипела Эля в порыве бессильной злобы.
От чудовища несло кислятиной.
– Замолчи и закрой глаза, – ответила Иней, борясь с подступившей тошнотой.
– Мне жутко. Все пассажиры вышли, только чтобы не ехать с ним. Я его ударю.
– Он слеп, он нас не видит. Главное – закрыть глаза, главное – не смотреть и ждать.
– Безглазый… Я все равно его ударю или умру от страха, – простонала Эля.
– Это не поможет. Закрой глаза и дай мне руку.
Эля послушалась и затаила дыхание. Она уже знала, что Иней станет лучшим другом, ведь совместно пережитый страх сплачивает.
– Конечная, – сообщила кондуктор, и девочки открыли глаза.
Они вышли из автобуса и вдохнули свежий воздух.
– Как будто сама смерть за нами приходила, – тихо сказала Иней. – А что ты рисовала?
Эля разгладила смятый листок:
– Шаолинь. Мне кажется, это место, где каждый находит свое счастье. Именно свое. Оно ведь у каждого разное.
– Забудь это место… Учи математику, – вскинулась Иней.
– Никогда! Во что же еще верить?
– Я тоже думаю о странном замке. Но где он? Наверное, в Заповедном лесу, населенном карликами. Пойдем туда вместе, когда вырастем.
– Для этого мы должны стать друзьями.
Девочки присели на корточки, взяли друг друга за руки и зашептали:
– Мы найдем свой Шаолинь!
– Не боимся ничего!
– Мы приедем в Шаолинь!
– Будем вместе навсегда! В Шаолинь и навсегда.
Снег падал вперемешку с дождем и хлестко бил по лицу. Вдалеке послышался шум поезда, который аккуратно огибал запретную зону. Сырой воздух пахнул углем и тайной, въевшейся намертво в это странное место.
Обычный мартовский день. Но не для меня.
Ёрш стоял у решетки, боясь поднять руку и прикоснуться ко мне. Многие-многие километры стены с колючей проволокой. Интересно, кого они защищают?
Снег больно бьет в лицо. Мы молчим. Трудно быть первой.
– Спаси меня…
– Почему ты не вышла к проходной?
– Не хочу видеть их лица.
– А если патруль…
– Будут стрелять на поражение. Тебе страшно?
– Наверное, нет.
Я дотрагиваюсь до стены и режу руку. Не для того, чтобы шокировать или напугать еще больше, просто хочу от него действия:
– У нас есть еще минут пятнадцать до завершения обхода. Но если ты не поможешь, то я начну кричать. Поверь, КПП рядом, прибегут быстро. Не застрелят, не бойся. Просто под белы рученьки и в ФСБ, а там тебе припишут попытку незаконного проникновения на территорию засекречнного объекта.
Ёрш меняется в лице:
– Сучка…
– Помоги мне отсюда выбраться.
– Ты не в тюрьме. И можешь свободно уехать, – пожимает плечами сталкер.
– Если б могла, ни минуты здесь не осталась и забыла бы все, как страшный сон. Но как? Убить Френда? Я всегда была пацифисткой.
Мой собеседник смотрит насмешливо и грустно:
– Ты так и не поняла, так и не поняла, что главная тюрьма – у тебя в душе.
Я уже слышу шаги патруля.
– Помоги мне!
– Ты – сама себе тюремщик. Сломай эту стену.
– Нас сейчас убьют!
Расцарапывая руки в кровь, Ёрш передает мне записку сквозь стену.
– Вали отсюда! Бегом! Они близко.
Но он все-таки пытается пожать мне руку.
Я бегу, пока силы не заканчиваются. Вот уже жилые дома, магазины, клубы, больницы. Моя персональная тюрьма площадью в сто пятьдесят квадратных километров.
Я падаю в снег и, захлебываясь смехом, читаю записку.
Солнце выходит из-за туч. Снег перестает идти. Поезд ушел к своей судьбе. И даже дышать уже легче, ведь наступает весна. Я делаю выбор.
В то утро я почти ничего не ела. Отжимания. Растяжка. Комплексы боевых движений. Нунчаки. Шест. Нож. И еще раз растяжка. До сумасшествия, до сладкого наслаждения болью. Вернее, боль от этих упражнений осталась только в воспоминаниях. Сейчас я не ощущала ничего. Шпагат давно стал моей привычной позицией. И наконец – меч. Надо еще раз подержать его в руках. Последний, перед боем. Меня отвлек телефонный звонок:
– Занимаешься? – с усмешкой спросил знакомый голос. Тренер Никита. – Наверное, повторила все, но меч оставила напоследок.
– Как ты угадал?
– Во шинь, я слишком хорошо тебя знаю!
– Я уже не во шинь. Давно не во шинь.
– Хорошо… Об одном прошу тебя, не тренируйся с мечом. Пусть перед боем у тебя будет нечто… Некая недоговоренность. Сюрприз для меня. Догадываюсь, что ты ничего не ела!
– Ты прав.
– Сегодня красное и только красное. Можно немного жареного мяса. В идеале – бифштекс с кровью. Перед боем забудь о вегетарианстве и воздержании.
– Скажи честно, какие прогнозы у Васильича насчет меня?
– Прости… Но он не верит, что ты сможешь показать что-то особенное.
– А ты, ты веришь?
– Я же тебя тренирую, а без надежды на лучшее это невозможно. Ты шкатулка с двойным дном. Покажи его сегодня, Эля. Стань собой хотя бы на время фестиваля.
– Обещаю, что сделаю все и даже больше!
Я положила трубку. После аккуратно погладила парадную форму нашего клуба – черные штаны и кимоно с вышитым красным замком – Шаолинем. Почтительно поцеловала пояс – зеленую змею, которая сегодня туго обовьет мою талию. И пошла на кухню – готовить мясо. Я ведь всегда и во всем слушалась учителя. Самый крутой боец… Самая искренняя искательница Шаолиня…
Говорят, перед боем люди думают о прошлом. У меня так и было. Я вспомнила всех тех, кто сделал мне больно. Худощавого мужчину в славянской рубашке, широкоплечего парня с серыми глазами и призрак с мешком на голове. Сегодня я стану лучшей ради вас! Ради того, чтобы моя жажда мести была удовлетворена, хоть и биться буду с другими. Ради того, чтобы уехать в Китай и Вьетнам обновленной. Ради своего Шаолиня! Впрочем, после того, как я уничтожила целый город, этот экзамен казался мне мышиной возней.
А потом меня жестко рвало мясом, от которого я успела отвыкнуть. И я ела его снова, хотя очень хотелось плакать. Но воины не плачут. Плачут только во шинь. Затем надела форму, туго завязала пояс, так что стало тяжело дышать. Я взяла все оружие, какое имела, и пошла, чтобы вступить в бой с самой собой. С во шинь.