Лучший из миров

ХОБАНА ИОН

ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ

Лежащий на операционном столе космонавт оказался более рослым, чем профессор представлял его себе по фотографиям в газетах и по изображениям на экранах телевизоров. Более рослым и более красивым. Продолжительная гипотермия сделала его тело твердым и холодным как мрамор. Мраморным казалось и бескровное лицо с синевой пол закрытыми глазами.

"Интересно, какие у него глаза, голубые или зеленые?"- подумал профессор и, выключив ультразвуковой душ, вложил под веки контактные линзы. Потом он твердым шагом подошел к операционному столу. Теперь все его мысли сосредоточились на одном: он должен вернуть жизнь преждевременно умершему человеку, впервые в медицинской практике применив новый метод лечения.

Ассистент повернул выключатель, и свет медленно погас. Операционный стол постепенно принял почти вертикальное положение. Казалось, космонавт вот-вот шагнет по прозрачному полу.

- Включить приборы!- приказал профессор, и на экране зажглось море зеленых искр. Их движение поначалу было хаотичным, но постепенно они сложились в изображение поврежденного участка мозга космонавта. Профессор внимательно изучал тончайшие детали мозговой структуры. Да, диагноз кибернетической установки подтвердился: тяжело травмированы центры памяти.

В прозрачном сосуде были заранее заготовлены клетки искусственного мозга для замены поврежденных. Эти клетки создавались по модели еще живых клеток мозга пациента. Сегодня впервые профессор должен был попытаться заменить часть самой высокоорганизованной материи. До сих пор подобные опыты он проводил только на животных, и результаты не всегда были положительными. Конечно, нужно бы еще несколько месяцев для дальнейших опытов, и все же ждать нельзя было ни минуты...

В зеленоватом полумраке казалось, будто космонавт просто спит. Но сердце не посылало в артерии животворный ток крови. Гипотермия поддерживала слабое равновесие на краю пропасти. Еще несколько минут, и клиническая смерть станет необратимой.

Профессор натянул перчатки биоэлектронного манипулятора и внимательно вгляделся в изображение на экране. Блестящие скальпели, пинцеты и аппарат для накладывания швов приблизились к разбитому черепу. Выполняя волю человека, они совершали точнейшие движения.

Процесс выздоровления протекал значительно медленнее, чем ожидалось. Хотя пересадка прошла удачно и возвращенное к жизни сердце билось ритмично, сам больной, казалось, не проявлял ни малейшего желания выздороветь. Вначале, несколько окрепнув, он попросил принести ему диктофон, перо и бумагу, Но теперь все это валялось в углу, а космонавт целыми днями неподвижно лежал и мол-. чал. Ел он очень мало, без аппетита, не принимал тонизирующих лекарств и вообще отказывался от лечения.

Прошло две недели. Как-то профессор заглянул к нему после обычного обхода. Усевшись в кресло возле кровати больного, он попытался вызвать его на разговор.

- Я пришел пожурить вас...

- Ваше право,- вяло ответил космонавт, продолжая разглядывать потолок.- Вы хотите сказать, что вернули мне жизнь, что я должен быть признателен н так далее и тому подобное...

- Не пытайтесь обидеть меня,- добродушно возразил профессор, удобнее устраиваясь в кресле.

- А меня меньше всего интересует, обидитесь ли вы... да и вы сами.

Космонавт грузно перевернулся на бок, словно проверяя эластичность матраса.

"Большой ребенок!"- подумал профессор, и на его губах мелькнула улыбка. Затем он совершенно спокойно сказал:

- А вот меня очень интересуете и вы, и ваше здоровье.

- Ну, разумеется. Ведь речь идет о космонавте, открывшем пять планет.

- Не только поэтому! Речь идет о человеке, который не хочет жить. Мой ассистент убежден, что ваша апатия объясняется какой-то еще не обнаруженной нами травмой нервной системы. А я считаю...

- Меня не интересует, что вы считаете. Я хочу спать,- прервал его космонавт.

"Я пошел по неправильному пути,- подумал профессор,- придется менять тактику".

- Хорошо. Не буду с вами спорить,- сказал он.- Меня достаточно утомили корреспонденты, чтобы я еще мог воевать и с...

- Вы изложили им свои предположения? И они согласились с ними? Ну-с, что же будет дальше? Появятся статьи с сенсационными заголовками или решено ограничиться намеками между строк?

Профессор вытащил сначала из правого, а затем из левого кармана пиджака несколько вечерних газет.

- Если это вас интересует, посмотрите сами.

Космонавт не удостоил его ответом. Профессор встал.

- Я покину вас на несколько минут. Мне нужно повидать еще одного больного.

И, словно предупреждая возражение собеседника, повторил:

- Только на несколько минут!

Казалось, никто не прикоснулся к газетам, оставленным у изголовья больного. Однако от внимательного взгляда профессора не ускользнуло, что сейчас они лежали в ином порядке. Было ясно, что их спешно перелистали. А газета "В мире космоса" была даже открыта на второй странице, на статье, озаглавленной "Космонавт выздоравливает". Она начиналась следующими словами: "Как нам сообщил главный врач, жизнь пилота вне всякой опасности. Скоро герой космоса сможет снова..."

- Час вечернего дождя,- с грустью сказал профессор.- Когда-то дождь вдохновил меня на первые стихи, а теперь он напоминает мне о ревматизме, от которого почтенные коллеги так меня и не избавили. Впрочем, я сам виноват. Лет пятьдесят назад, во время экскурсии на Венеру...

- Неужели вы думаете, профессор, что я поверю, будто у вас нет других забот и вы пришли болтать со мной от безделья?

- Нет, но я хочу, чтобы вы поверили: ваше выздоровление очень важно и не только для вас одного!

- Понимаю,- усмехнулся космонавт.- . Забота творца о долговечности его творения...

Профессор вздрогнул, но продолжал, не оборачиваясь, смотреть, как за окном самолеты метеорологической службы собирают тучи для вечернего дождя. После продолжительной паузы, казалось бы, без всякой связи со всем, что сейчас было сказано, он произнес:

- Как вы знаете, много веков назад был так называемый период Средневековья...

- С той же логической последовательностью я мог бы сообщить вам,- прервал его космонавт,- что у моего отца была чудесная коллекция ракушек с планеты Альфа Центавра...

- В те времена встречались и такие чудовища,- невозмутимо продолжал профессор,- которые умышленно калечили детей и заставляли их попрошайничать или показывали их на ярмарках, как настоящее чудо природы. Несчастные уродцы приносили немалый доход... Вот такие "творцы" очень заботились о долговечности своих творений...

Между тем тучи уже слились в неподвижную массу, напоминавшую по форме гигантскую медузу. Самолеты исчезли. Антенна метеорологического центра на какую-то долю секунды раскалилась докрасна и выбросила в небо ослепительную молнию. И тотчас же из "медузы" вырвались мириады серебристых щупалец.

- Я не хотел обидеть вас,- тихо сказал космонавт.- Но вы должны понять меня. Ощущение полной бесполезности...

- Бесполезности?

- Я родился на борту космического корабля, исследовавшего звездную систему Барнарда. Это была ракета эпохи начала освоения космоса: старт с наземной площадки, атомный двигатель и... скорость, которая сейчас показалась бы просто смешной. Два десятилетия в состоянии невесомости... два десятилетия свободного падения с короткой передышкой на совершенно негостеприимной планете, единственное сходство которой с Землей сводилось к той же длине суток.

Я легко переносил все эти трудности, потому что вообще не знал еще жизни в земных условиях. Остальные члены экипажа тоже быстро привыкли к невесомости у них за спиной был опыт многочисленных полетов. У всех выработалось особое чувство, близкое к тому, которым обладают птицы.

Да, классическая эпоха героики космоса... Тогда главным врагом космонавтов были не метеорные частицы или космические лучи, а время. Люди ели, спали, проверяли работу различных приборов и аппаратов, и так каждый день одно и то же, по строгому распорядку... Я думаю, именно тогда и родилось выражение "убить время", хотя филологи утверждают, что оно появилось намного раньше.

На космолете были микрофильмотека, зал для различных игр и спортивный зал. Но мне больше нравилось слушать беседы космонавтов. Многие писатели утверждают, будто ветераны космических полетов - это молчаливые богатыри с каменными лицами и такими же каменными чувствами. Чушь! Какие жаркие споры разгорались между ними, когда каждый упорно расхваливал "свою звезду" или "свою планету"! А потом в подкрепление своих рассказов они демонстрировали документальные пленки, и я был у них арбитром. Я часами смотрел на экран, не в силах оторваться от стереоскопических изображении, звуков и запахов миров, чарующих неповторимой красотой. А космонавты рассказывали: "Вот этот лес малиновых кристаллов - единственная форма жизни на планете двойной звезды 61 Лебедя... Здесь мы потеряли трех товарищей... Растения-людоеды сомкнулись над ними, и все было кончено... А эта планета в шестнадцать раз больше Юпитера... Нам едва удалось взлететь с нее..."

О Земле они всегда говорили с какой-то непонятной мне печалью. И казалось странным, как могут тосковать о Земле люди, которые ищут острых ощущений на неизведанных планетах?..

Я знаю, вы скажете: "Ну, как же? Ведь Земля - это колыбель человечества, его родина, мать цивилизации Солнечной системы..." Не спорю, но лично я не из тех, для кого полет на Уран - это лишь приключение! Почему я рассказываю вам обо всем этом? Минутку терпения... Члены нашей экспедиции были, разумеется, специалистами различных профилей. Под их руководством я изучал космонавтику, астробиофизику - словом, все то, что необходимо для получения диплома галактического пилота. Изучал и терпеливо ждал встречи с Землей - я знал, что это обязательный этап на пути к звездам.

Неожиданный рой метеоритов между Юпитером и Сатурном заставил нас израсходовать много горючего. Поэтому торможение при посадке было недостаточным. Моя мать не вынесла этой перегрузки...

Некоторое время я посещал курсы Института космонавтики, с трудом привыкая к жизни на Земле. Потом получил диплом и был зачислен стажером на космический корабль, направлявшийся к Бете Центавра. Врачом этой экспедиции был мой отец. Без особого волнения я покинул Землю...

Нет, не задавайте мне никаких вопросов! Иначе у меня не хватит мужества продолжать...

Итак, мы десятки лет путешествовали в космосе, исследуя звездные системы. Мы обнаружили пять пригодных для жизни планет, а кроме того, открыли немало новых законов, которым подчиняется космос. Один из них носит мое имя. Я изобрел также компенсатор эффекта Допплера. Он установлен почти на всех фотонных космолетах.

Кроме того, я разработал ряд проектов освоения других планет.

Все это сейчас кажется мне громкими названиями давно забытых книг. Я ничего не помню отчетливо. Я забыл, как выглядят открытые мною планеты, забыл найденные закономерности и даже основные принципы космической навигации. Целыми часами я тщетно пытаюсь вспомнить один из основных законов небесной механики. Но напрасно я исписал сотни страниц. Я догадываюсь, в чем дело! Очевидно, при аварии у меня были повреждены центры памяти. А я не могу начинать все сначала. Поймите, профессор, у меня не хватит времени. Я знаю, вы скажете: "Постарайтесь найти свое место здесь, на Земле!" Да, разумеется, меня всюду примут с распростертыми объятиями... Уже через шесть месяцев я мог бы стать заведующим оранжереей растений с Венеры. А через год...

Нет, профессор, эта перспектива меня не прельщает. Представьте себе, что вы вдруг забыли основы вашей профессии, что вы уже не можете больше лечить людей и искать новых путей в медицине... И даже это еще не все. Ведь у вас есть свой дом, своя семья. Вы сын Земли, а я...

Ну, вот. А теперь можете меня бранить сколько вам угодно.

Здание ЦГИ (Центра галактических исследований) излучало ослепительный солнечный свет, накопленный в течение дня. Черный гравиплан, словно огромная бабочка, которую привлек этот ослепительный свет, плавно опустился на верхнюю террасу. Выйдя из кабины, профессор поспешил в кабинет директора.

- Войдите! Вас ждут,- мелодичным голосом произнес робот-секретарь, и профессор невольно подумал: "Наверное, это приятное контральто подбирал сам директор - он ведь большой любитель музыки". Но прежде всего директор был очень занятым человеком. Вот и сейчас он следил по телевизору за отлетом корабля на Марс, одновременно диктуя ответ Солнечному совету и перелистывая полученные Центром отчеты. "Редкая способность расчленять внимание. Говорят, в докосмическую эпоху ею обладал один генерал, который тоже умел заниматься одновременно несколькими делами,- подумал профессор.- Как, черт возьми, его звали?"...

Директор действительно ждал профессора и, увидев его, выключил телевизор и диктофон, отложил в сторону отчеты и приказал роботу-секретарю регистрировать все поступающие сообщения. Затем, повернувшись к профессору, он озабоченно спросил:

- Ну, как идет выздоровление космонавта?

Пока профессор рассказывал, директор все сильнее хмурил брови и наконец воскликнул:

- Нет, нет, мы должны сделать все, чтобы он выздоровел! Я готов предоставить в ваше распоряжение все ресурсы Центра! Солнечный совет слишком многим обязан этому человеку!

- К сожалению, я не в силах вернуть ему память.

- Надо что-то придумать!

...Через час после разговора с профессором директор попросил секретаря вызвать одного из сотрудников Центра.

Это был застенчивый молодой человек небольшого роста. Запинаясь от робости перед прославленным космонавтом, он изложил ему свой необычный, но очень увлекательный план и со страхом ждал ответа пилота, который нервно расхаживал по комнате и, наконец, заговорил отрывистыми фразами:

- Сверхсветовая скорость! Понятно... Это означает, что радиус исследования неимоверно возрастает... Можно исследовать самые отдаленные системы Млечного Пути... И даже Метагалактику!

Он внезапно остановился перед креслом молодого ученого.

- Если опыт удастся, ваше имя навсегда войдет в историю космонавтики... Я очень признателен, что вы подумали обо мне. К сожалению, состояние моего здоровья...

- Но профессор сказал...- начал было молодой человек, сильно краснея.

- Профессор не сказал вам всего!- резко перебил его космонавт, но, взглянув на лицо собеседника, добавил уже значительно мягче:- Ну, не знаю... Во всяком случае, вам нужен полноценный сотрудник, а не бесполезный балласт. И вы должны понять, почему я не могу принять ваше предложение. Я даже не в состоянии следить за приборами корабля...

- Эта идея возникла у меня после того, как я прочитал ваш труд об интерференции полей притяжения. Я отправлюсь в путь только в том случае, если вы будете на борту корабля. Предварительные опыты прошли очень удачно. Теперь нам предстоит сделать большой скачок, а профессор сказал...

Ученый заколебался, но голубые глаза космонавта просили, настаивали, требовали, чтобы он продолжал, и он тихо закончил:

- Профессор сказал: "Возможно, сверхсветовая скорость возвратит ему память..."

На полукруглом экране возникло какое-то странное свечение, похожее на полярное сияние. Краски - голубые, красные, зеленые - сливались и превращались в искрящиеся пучки света.. Космонавт не отрывал глаз от этого необычного сияния, которого он никогда не видел во время своих полетов со скоростью, не превышавшей скорости света.

Склонившись над картой Галактики, молодой ученый сказал:

- Мы приближаемся к системе Лаланд 21-183. Среднее расстояние планеты от звезды - 0,132 единицы. Относительная масса равна 0,06. Период обращения около 14 лет...

Космонавт, не отрываясь, смотрел на переливы космического сияния.

Анализ дал благоприятные результаты. В атмосфере планеты не было вредных газов. Космонавты сняли с себя скафандры и, облачившись в легкие огнеупорные костюмы из мэлена, более прочного, чем сталь, вышли из корабля.

Первым, что бросалось в глаза на этой планете, была буйная растительность: необычайно высокая трава, сплетения лиан и гигантские деревья, кроны которых образовывали сплошной океан листвы.

Космонавт и его спутник направились к реке, которую заметили еще при посадке. Было жарко, и эта расслабляющая духота мешала думать и двигаться. Но все вокруг говорило о чудовищной жизненной силе - она чувствовалась в непрерывном шуме трав и листвы.

А вот и река! Свинцовая гладь, уходящая куда-то вдаль. Ее вид будил в сознании космонавта какое-то неясное воспоминание. Он задумчиво приблизился к берегу. Шаг, еще один... Но вдруг молодой ученый остановил его.

- Вы думаете, это опасно?

- Не знаю. Во всяком случае, параграф 37 Устава галактических экспедиций гласит:

"Запрещается прикасаться к жидким веществам до их анализа, который обязателен во всех случаях". Впрочем, давайте посмотрим...

С этими словами он бросил в реку сухую ветку. Не успела она коснуться воды, как из глубины выпрыгнуло какое-то существо и схватило ее, сомкнув пасть с чудовищным скрежетом.

Космический корабль устремился дальше в безбрежный океан мирового пространства, Молодой ученый сообщил:

- Приближаемся к системе Росс-614. Планета вращается вокруг общего центра системы со скоростью одного оборота в 15 лет. Она вся покрыта водой.

- Росс-614,- космонавт напряженно нахмурился, стараясь преодолеть провал памяти.

- Вы уже побывали здесь тридцать лет назад. В своем бортовом журнале вы отметили: "Космические корабли исследовательских экспедиций должны быть пригодны для любой среды. Именно потому, что этого еще нет, я вынужден покинуть водную планету, не узнав, что скрывается в ее глубинах".

Космонавт удивленно посмотрел на молодого ученого. Неужели слова, произнесенные им тридцать лет назад, еще живут в памяти этого человека, с которым он лишь недавно познакомился?

На экране ультрафиолетовой радиации появились какие-то странные тени. Не успел космонавт рассмотреть их, как завибрировали стрелки звукового индикатора. Что-то затормозило погружение корабля, а затем он и вовсе остановился.

- Что это? Какое-то препятствие? Не отвечая, молодой ученый включил большой экран перископа. Космонавт едва сдержал крик. При свете прожектора в глубине ясно виднелись очертания кубических, цилиндрических и шарообразных строений из прозрачного материала.

- Неужели подводная цивилизация?

- Нет. Просто третья экспедиция ЦГИ открыла здесь огромные залежи урановой руды.

Луч прожектора выхватил из мглы множество экскаваторов, дробильных установок и труб, по которым ценное сырье поступало на гигантские склады.

Космонавт впервые ощутил огромную гордость за человека. "Вот что способны сделать посланцы Земли!"- подумал он. И ему захотелось самому быть там, на дне, чтобы посылать заводам и космическим кораблям энергию, которую содержат в себе бесформенные глыбы минерала.

- Бетельгейзе, самая яркая звезда созвездия Орион. Она в несколько миллионов раз больше, чем наше Солнце...

Молодой ученый умолк, заметив пристальный взгляд космонавта. Странным был этот взор, который преследовал его и позже, когда оба они пробирались по пустыне очередной планеты в поисках каких-либо признаков жизни.

- Относительная масса - 0,1 и довольно большая сила тяжести,- говорил молодой ученый.- Атмосфера непригодна для человека и состоит из метана и аммиака.

Сгибаясь под тяжестью скафандров, оба космонавта брели по пустыне. Вокруг них, словно застывшие волны, высились песчаные дюны. Солнце еще не скрылось за горизонтом, но на небосклоне уже появились три аметистовые луны.

- Передохнем,- сказал космонавт. Они добрались до небольшой чащи деревьев с фиолетовыми листьями и прислонились к шершавым стволам, от которых падали на песок длинные тени.

- Сумерки,- промолвил космонавт, и в его голосе, слегка измененном рацией скафандра, чувствовалось какое-то странное волнение.

Уходящее на покой светило залило все небо, от бирюзового горизонта до самого зенита, нескончаемыми волнами всех красок радуги.

Молодой ученый невольно вздохнул, но тут же, спохватившись, поспешно сказал:

- Пора возвращаться. После захода солнца температура атмосферы здесь резко падает.

Космонавт не ответил. Ученый оглянулся и увидел, что его спутник снял гермошлем и зачарованно смотрит вдаль. Его лицо казалось теперь совсем молодым. В широко раскрытых глазах словно отражалась вся волнующая поэзия этой планеты, которую он открыл для себя на закате жизни, полной неутомимых поисков. Со сложным чувством облегчения, радости и смущения молодой ученый тоже снял гермошлем и полной грудью вдохнул запах пальм в оазисе Сахары.

"Неужели еще в джунглях Амазонки он понял, что мы вовсе не покидали Землю?- думал он.- Или он сообразил это, когда мы погружались в Тихий океан?.."

Теперь, когда они смотрели на все окружающее без фиолетового светофильтра. Солнце предстало перед ними в своем естественном виде: багряный диск медленно уходил за линию горизонта, словно не желая расстаться с Землей. Ярче засветились Луна и два ее искусственных спутника. На небе зажглись мерцающие звезды, такие близкие и такие далекие... Космонавт мельком взглянул на них, а потом посмотрел вокруг. Только теперь он по-новому увидел всю красоту Земли, только теперь ощутил ее материнское тепло.