Лось

Глава 1

Если в тебе сто шестьдесят килограммов живого веса и имеется застарелая травма позвоночника, то подъем с кровати - это серьезный ритуал, зачастую сопровождающийся целым набором звуков в виде кряхтенья, сопенья, скрипа, иногда возгласами "твою мать!" и чем покрепче, и почти всегда - неприятными ощущениями. И никакой катаклизм уже давно не вынудил бы меня подпрыгнуть и помчаться куда-то. Даже пожар или наводнение. Десять пудов суеты не любят, их надо перемещать по всем направлениям степенно.

Но жуткий реалистичный сон, где я зачем-то наглотался таблеток, а потом злые тетки в белых халатах закачивали мне воду со всех сторон (и с нижней тоже!!!), заставил подскочить настолько резво, что еще почти минуту я напряженно ждал привычной расплаты за спешку.

Не болело.

Или не так: болел живот, болело горло, болело то самое место, куда... (не вспоминать!!!), болела голова, но спина... не болела!

До меня наконец-то дошло, что жмуриться в ожидании приступа не обязательно.

Первое, на что наткнулся взглядом - это голые мосластые коленки. Слабо волосатые. Судя по положению в пространстве, мои, но так-то - нет.

Поймите меня правильно: сто шестьдесят кило, они не за один день ко мне пришли, я их копил последовательно около тридцати лет со злополучной травмы, закрывшей путь в большой спорт и наложившей массу ограничений на остальные области жизни. Но и до неудачного падения я не был задохликом, выступая в тяжелом весе, так что ноги у меня были соответствующие. Не эти.

Потыкал в колени и ляжки пальцем. Ощущения говорили, что ноги все же мои. Хотя тоненькие с просвечивающими венками кисти рук моими тоже не были. Задрал майку - трусов не обнаружил, а все хозяйство, не накрытое привычным пузом, в мельчайших подробностях предстало перед не близорукими теперь глазами.

- Ну, привет.

- Масюня, зайчик, ты как?.. - раздался от двери женский голос.

Где-то на периферии отметил: Масюня... зайчик...это ко мне?

Но даже странное обращение не перебило мой шок:

- Я его вижу...

- Зайчонок, кого ты видишь? - растерялась посетительница.

- Его. - Вернул майку на место, улегся и укрылся с головой казенным одеялом.

- Сыночка, тебе плохо? У тебя галлюцинации? - подскочила и стала тормошить женщина.

Только тут сообразил, что эта особа чуть старше моей дочери, обращается ко мне как к сыну. Выглянул из-под одеяла: нет, мамой моей она точно не была.

- Масюня, ну не молчи! Скажи, как ты себя чувствуешь? - продолжала теребить меня дамочка.

Я сошел с ума, женщина сошла с ума, мир сошел с ума...

Ничего, всех нас вылечат.

- Нормально. Сейчас усну, проснусь, и все станет нормально. Совсем нормально!

И уснул.

Унылый бред со мной-заморышем в главной роли заканчиваться не желал.

- Проснулся, сыночек? - спросила молодая женщина, сидевшая на стуле рядом с кроватью, стоило вновь открыть глаза. Мадам была ничего так - фигуристая, но, что характерно, не та, что намедни.

- Да, мама, - раз от меня ничего не зависело, решил не сопротивляться и плыть по течению.

- Узнал! - радостно выдохнула она, - Узнал!!! Я верила, я знала!!! - И она стала покрывать поцелуями мое лицо и ладонь, которую сдавила в крепком захвате, - Узнал! Кровь-то не водица!

- Мам-мам-мам! - начал отбиваться я от ее ласк, - Мам! Мне бы...

- Судно подать? - встрепенулась женщина, догадавшись о моих потребностях.

- Да я сам!

- Сам, когда доктор разрешит! Ну, не стесняйся, что я там не видела! - залепетала она, пытаясь подставить мне специальный сосуд, чему я отчаянно сопротивлялся.

На мое счастье в палату зашла целая делегация в белых халатах, прервав нашу возню, в которой я вот-вот бы слился.

- Так! Я смотрю, очнулся, наш любитель таблеток? - при виде врача - а никем иным этот внушительный мужчина в окружении сразу пяти разновозрастных, но поголовно красивых женщин быть не мог - "мама" смущенно спрятала судно обратно под кровать, - Как самочувствие, пацифист?

Я и пацифист? Шутка юмора до меня не дошла, но прислушался к себе:

- Нормальное, вроде бы.

- Ага! Речь связная, вопросы понимаем...

- Что тут понимать-то?..

- А скажите-ка мне, голубчик, как вас зовут?

Вопрос на миллион. Я совершенно точно знал, как меня зовут: Михаил Лосев, что регулярно во всех компаниях сокращалось до Михи, Лося или Лосяша. Еще те, кто знал меня по армии, частенько по старой памяти обзывали Бурым, совмещая в одном прозвище намек на имя и характер. Жена в порыве нежности могла ласково назвать Мишуткой или Медвежонком, хотя, это она мне, конечно, льстила. Но есть здравые опасения, что сейчас все варианты окажутся не к месту.

- Мы-ма-ми... - неуверенно начал я мычать и заикаться, вспомнив о "Масюнечке".

- Сыночка! - счастливо всплеснула руками "мама", обрадовавшись правильному началу.

- Варвара Трофимовна! Выйдите! Зайдёте, когда я разрешу!

- Конечно-конечно... - и "мать", робко и даже заискивающе улыбаясь, смылась из палаты.

Ничего общего с моей настоящей матерью! Та - цунами в юбке, такое же беспощадное и неотвратимое, и характером я в нее, отец, погибший до моего рождения, по воспоминаниям родни гораздо спокойнее был. То есть, чтобы родившая меня женщина вот так смиренно скрылась за дверью? Когда с ее кровиночкой что-то непонятное делать собираются?! Держи карман шире! Уж на край, она хотя бы последнее слово за собой оставила!

А дальше пошли новые странности: доктор подошел вплотную к койке и вместо прослушивания, простукивания или каких-то других ожидаемых с его стороны действий, стал водить ладонями над моим (ну, видимо, все же моим!) тщедушным тельцем. Пару раз мне показалось, что от его рук мелькнули неясные отблески, но, наверное, это были солнечные блики от окна. Или нет?

- Тело почти в норме. Осталось выяснить, что с разумом, - вынес он через долгую минуту вердикт, и, оставив руку на моей макушке, начал допрос, - Дважды два?

- Четыре... а что, есть другие мнения?

- Не сбивай. Как тебя зовут?

- Не знаю, - решил не перебирать варианты, кося под амнезию.

- Фамилия?

Если с именем имелась хотя бы подсказка в виде первой буквы, то с фамилией - полный облом. И к лучшему: пока думал, истекло время ответа.

- Так, понятно. Жи-ши?

- Пишется через "и"! - автоматом отскочило от зубов.

- Как зовут твою мать?

- Варвара Трофимовна?..

- Отца?

"Упс..."

- Вторую мать?

"А их, что, две?.. Как это вообще возможно?"

- Сестер?

"Итицкая сила! У меня еще и сестры есть?!"

- Синус ноля?

- Ноль, - надежно похороненное, ни разу не пригодившееся после универа знание настолько четко всплыло в уме, что ответ опять вырвался бездумно.

- Красный-желтый-...?

- Зеленый.

Допрос продолжился в подобном духе еще с десяток минут, вопросы из школьной программы и логические цепочки перемежались вопросами о моей семье. Ладонь доктора наверняка не просто так касалась головы, потому что, если синусоиду и ее пики я теоретически еще мог вспомнить, то с чем едят производные и интегралы, и уж тем более, как решаются квадратные уравнения, - это я давно и уверенно забыл. А так даже что-то из биологии кроме инфузории-туфельки и сакраментального параграфа "Размножение людей" ответил. Чудеса!

- Позовите мать ребенка! - приказал врач своим сопровождающим, покончив с опросом. Одна из зашедших с доктором дамочек рванула за "мамой", пока я озирался в поисках упомянутого дитятка. Понимание, что ребенком назвали меня, пришло не сразу.

Теперь, когда все внимание перестало уходить на викторину, появилась возможность заметить, что все пять красавиц восхищенно, да что там говорить - вожделенно, как кошки на сметану, облизывались на доктора. Слегонца подивился степени ничем не обоснованной популярности у слабого пола: назвать лечащего врача красавцем не поворачивался язык - среднего роста крепкий пузатый мужик с короткими толстыми пальцами-сосисками и заметной плешью среди полуседой неаккуратной шевелюры.

"Завидую, что ли?"

Но если на свою свиту доктор взирал вполне благосклонно, то к "матери" он обратился со скрываемым, но все же различимым презрением:

- Комментировать душевное здоровье мальчика не буду - этим пусть психиатры занимаются, не мой профиль. И хотя у меня очень многое просится высказать вам по поводу воспитания и обстановки в семье... промолчу. Не мое дело. А что касается остального: на наше счастье предварительные прогнозы не оправдались - мальчик связно разговаривает и помнит большую часть полученных знаний. В быту, вероятно, тоже будет ориентироваться. Кое-что по мелочи конечно забыл, но быстро выучит снова. Но вот личное... здесь многого не ждите!

- Он же помнит меня?..

- Скорее всего, он просто принял к сведению ваши слова. Не так ли? - обернулся медик ко мне.

Пришлось виновато кивнуть. Женщина, выдающая себя за мою мать, заметно поникла.

- Варвара Трофимовна! Да вы радоваться должны, что ваш Миша, - "Ура! Я Миша!" - в овощ не превратился! То сочетание лекарств, что он принял, должно было привести к гораздо более печальному исходу! А так - небольшая социализация, и он снова станет полноценным членом общества!

- А есть надежда, что он вспомнит?

- Нет! - категорично отрезал мужчина, - Даже не надейтесь! Та область, что отвечает за его "я" почти полностью уничтожена. Поверьте моему опыту, и прекращайте лить слезы! - гаркнул он на "мать", завидев ее скривившееся от сдерживаемого плача лицо, - Какие-то повадки, характерные жесты возможно еще сохранятся, но личность будет абсолютно новая. Мальчик начинает жизнь с чистого лица. И в ваших интересах не повторить старых ошибок! За рекомендациями зайдете ко мне позже, часа через два, а сейчас позвольте! - и, отодвинув "мать" с дороги, доктор пошел на выход вместе со своей очаровательной свитой.

- А вставать-то мне можно? - крикнул я ему вслед.

- Можно и нужно! - обернулся мужчина.

Трусы! Какое счастье натянуть трусы - символ дееспособности! К концу обхода я уже и бубенцами готов был позвенеть, но "мать" сжалилась и выдала откуда-то из закромов родины стратегически важный предмет гардероба. Нарисованный мышонок на самом видном месте меня позабавил, но сгонять в туалет не помешал.

Будь воля "матери", все два часа до назначенного врачом времени пришлось бы выслушивать, каким хорошим мальчиком был ее сынок. Умненький, послушненький, золотце, а не парень! И на скрипочке-то он играл (жуть!), и рисовал, как дышал (точно не про меня!), и стихи-то сочинял (ну, был грех по молодости...), и конкурсы-то всякие выигрывал (Ага! Я! По кулинарному искусству!!! Не буду врать, с голоду без жены или дочки я бы не помер, но стряпать кексики?! На конкурс?!!), а уж танцевал-то, танцевал!!! В общем, даже если делить на восемь, то более ярких противоположностей, чем мы с Масюней, еще требовалось поискать. На всякий случай еще раз тревожно пощупал между ног - нет, всё на месте.

Устав искать хоть какие-то совпадения интересов с бывшим хозяином тела, свернул разговор на семью, и вот тут-то выяснил много интересного. Отец Масюни - человек, похоже, небедный. Не олигарх, но уже и не средний класс. "Мать" - это его третья жена. При наличии вполне живых и здравствующих первых двух. И - ловите прикол! - две первые вовсе с папаней не в разводе!

"Ага, матерей у меня, значит, даже не две, а три! Итицкая сила! Я попал в гаремник!!! И бятя-то у меня - мужЫГ!"

Уже без удивления выслушал, что кроме меня у отца есть еще дочери - мои сестры от старших жен - Женя и Вика от Янины Августовны и Полина - от Маргариты Львовны. Евгения - уже взрослая, вышла замуж за одного из отцовских инженеров, некоего Ивана Алексеевича первой женой - насчет первой "мать" даже специально несколько раз подчеркнула! Остальные девицы возрастом: восемнадцать и девятнадцать, живут с нами вместе. Мне - единственному сыну - на днях то ли стукнуло, то ли стукнет восемнадцать, а зовут меня теперь Михаил Анатольевич Лосяцкий - непривычно, но близко к старому варианту.

Папаня - Анатолий Сергеевич Лосяцкий - страшно деловая колбаса, вечно в разъездах. А даже если и в городе - домашние его видят редко. Сейчас, кстати, опять в командировке, и даже несчастье с сыном не заставило его прервать свой вояж. Вроде бы логично - дела, бизнес, но... ну не знаю! Любящей семьей все это не выглядит! И стоит ли удивляться, что выросший в бабьем царстве мой предшественник - типичный затюканный ботан?

От доктора "мать" вернулась пыхтящей как скороварка. Похоже, колобок-сердцеед все, что постеснялся высказать ей на людях, произнес тет-а-тет. Ему-то хорошо - пропесочил и забыл, а мне пришлось отдуваться от неуёмной родительской любви. Радует, что хоть вставать разрешили, иначе бы лежал под ее присмотром, кряхтел на судне.

Но есть в жизни счастье - приемные часы имеют свойство заканчиваться. Перед обедом Варвару Трофимовну мягко, но непреклонно выставили из палаты и вообще из больницы.

- Сынулечка! Я еще вечером зайду! - она прощалась так, словно бросала меня не на несколько часов, а на полгода минимум, - Что моему зайчику принести?

- Мам, принеси газеты.

- Солнышко, я принесу тебе твои любимые журналы. Лапулечка, после обеда обязательно поспи! Чмок-чмок-чмок!

"Мама!" - мысленно вознес обращение к своей настоящей, - "Каюсь! Твое "без телячьих нежностей" иногда меня напрягало. Был неправ!"

После обеда, который и обедом-то сложно назвать: водичка с тремя жиринками да размазанная по тарелке кашица, настроение не улучшилось. А при тщательном изучении своих тонких ручек, накатило осознание, что все это - реальность и, похоже, навсегда. Долго крепился, но не выдержал и всплакнул. Как там теперь мои девочки? Мысль, что им пришлось ворочать мою тушу с навсегда остановившимся сердцем, заниматься похоронными процедурами и другими не менее "приятными" вещами, навела такую тоску, что мама не горюй! Хотя как раз мама-то горевать по-любому будет - единственный сын, замуж после гибели отца она так и не вышла, всех ухажеров гнала от себя. Да и та, что была со мной "в горести и в радости", вряд ли прыгает от счастья. Хотя бы потому, что заметных капиталов мы не нажили, а основное обеспечение семьи лежало на мне. Про чувства... про них я запретил себе думать, иначе бы свихнулся.

В больнице я провел еще долгую неделю. И чем дольше лежал - тем больше понимал Масюню, так жить невозможно! Маменька, проводящая со мной все доступное приемное время и немножечко сверх него, зверски душила своей заботой! А когда к ней присоединялись две старшие мамаши - наступала полная жесть!!!

С Маргаритой Львовной и Яниной Августовной познакомился на следующий день. Мама Рита - та самая, что звала меня Масюнечкой - симпатичная бабенка с блудливым взглядом, которым постоянно сканировала пространство. Этот зазывный огонек в глазах никаким скромным нарядом не замаскировать! Она и на меня смотрела так, что кровь устремлялась вниз, и хотелось проверить резинку от трусов - не лопнула ли? Ой, батя, зря ты так подолгу ездишь! Сдается мне, кости у тебя хрупкие, потому что весь кальций на рога уходит!

Янина Августовна - дама постарше и, как бы, типичная немка, как я их себе представлял. Орднунг! К языкам у меня склонности нет, из всех лет изучения немецкого вынес только "шнеллер", "битте-дритте", "хенде хох" и "Гитлер капут", а тройка, регулярно выставляемая в конце дневника, являлась результатом жалости нашей училки иностранного. Как же ругалась мама Яна, выяснив, что я ее не понимаю! В той лающей речи, которой она разразилась, цензурными явно остались только предлоги. Аж заслушался! Неправду говорят, что только на русском ругаться хорошо: резкий отрывистый немецкий по-моему очень соответствовал моменту.

Но мама Яна или муттер из всех мамаш мне показалась самой нормальной. Не сюсюкала, не лезла с нежностями, не облизывала каждую минуту губы, я ее почти зауважал.

- Я есть старшая жена у Анатолий, Михель, - объяснила она мне, когда мы как-то остались с ней наедине. По-русски она говорила неплохо, разве что путала падежи и окончания, и строила фразы не всегда верно, но это почти не мешало ее понимать, - Мне есть очень жаль, что амнезия затронул язык, раньше ты мочь говорить на Дойч, как истинен берлинец.

- Что есть, - развел руками я, - Мама Яна, прости, но я ничего не понимаю. Объясни мне. Чем отец занимается? Почему у него три жены? Почему я хотел покончить с собой? Мама Варя и мама Рита только причитают, а толком ничего не говорят.

- Самый простой ответ: твой отец и я есть промышленный архитектор. Очень известный. Из-за окна, - я сделал зарубку на незнакомое слово, потому что не обычные же окна она имела в виду? - архитектура промышленный сооружений стал очень серьезный дел, не работа мы не сидеть. Встретился мы в Берлинский университет, где молодой он проходить магистратура. Встретился, представился, общее дело, любовь. Мой папа Август Троттен иметь... имел своя фирма на проект. Папа Август не есть сторонник полигамия, иметь один жена, я есть один наследница, сестра Гретхен умереть совсем маленькая. Твой отец иметь ничего, но он есть чертовски талант! Мы есть брак не только любовь, но расчет, это есть очень хорошо. Германия - маленький, Россия - большой страна. Льгота, меньше налог. Потом мы переехать фирма сюда. С ребенок я не мочь помогать как надобность, мы взять два жена - Маргарита.

Слушая историю собственной семьи, не мог не отметить этого изящного и многозначимого для понимающих людей "мы взяли", даже делая скидку на неродной язык. Не отец взял, а "мы взяли". По ходу, все очень непросто в этом гаремнике.

- Твой мать есть три жена. Я и Маргарита тогда два был сидеть дома опять с маленький ребеноки, когда Анатолий привозить Барбара. Барбара есть дочь Шелехов в девочка, по родитель. Ее приданое быть хорошо, мочь поширить дело, тоже не только любовь. Сейчас мы самый известный и дорогой фирма. Мы есть лучший. Из-за лучший твой папа не мочь приехать, когда с тобой был беда, только я мочь приехать. Я гордиться с себя, но я есть только второй.

"То бишь без бати все развалится, а без тебя, фрау-мадам, обойдутся. Самокритичненько, но походу так и есть. Поэтому он откомандировать... тьфу, подхватил ее манеру! откомандировал тебя домой разобраться, потому что от двух других клуш четкой картины не получишь. Ясненько-понятненько"

- А что такое окна?

- Окна... Дас ист... - "Фантастиш!", закончил я про себя, эту жемчужину немецкого знали в моем мире все старше восемнадцати, - Трудно объяснить русский язык, а Дойч ты забыть. Я буду принесть комм, там книжка. Завтра.

Книжка, так книжка, в том информационном вакууме, в котором я находился, любому печатному слову обрадуешься. Но кое-что об окнах, я узнал раньше.

За трое суток я отоспался, и даже химия, которую мне кололи, уже не справлялась. Ночью опять накрыло - стал перебирать воспоминания, скучать по своим родным, оставленным в прошлом мире. Да я даже по своему неповоротливому телу тосковал! Это были мои килограммы, которые не так уж и ужасно смотрелись при моем почти двухметровом росте. А здесь - шибздик, дай бог полцентнера перевалил, соплей же перешибить можно! И кормят исключительно размазанными на водичке кашками! Где, где мой кусок мяса?! С картошечкой? А?!

Так сам себя накрутил, что вялую дрему как рукой снесло. Встал, походил по палате. Апартаменты мне достались одиночные, даже словом в отсутствие мамаш перекинуться не с кем, а сунулся, было, побродить по этажам, так бдительные медстервозы живо завернули обратно на койкоместо. И лаяться с ними было стрёмно - один раз попробовал, так получил на ночь три дополнительных укола, а зад-то не казенный!

Такого недостатка обычного общения я в своей жизни припомнить вообще не мог, разве что на "губе" один раз, так и там мы быстро с охранниками скорешились. Нормальные ребята были, такие же раздолбаи, как и я. А тут!.. Зла не хватает! И страшно напрягал переизбыток баб на душу населения конкретно в моем лице: мамашки, врачи, медсестры, соседки по этажу - кругом одни бабы. Так-то оно хорошо, да только лежал я в желудочном отделении, и контингент больных здесь находился соответствующий - старые бабки с запорами. А пациентки помоложе и посимпатичнее водились где-то на других этажах, куда меня не пускали. И молчу за мужиков - единственным виденным за три дня обладателем яиц являлся пришедший с осмотром в первый день доктор. Всё!!! Ну, еще где-то там за стенами больницы в теории существовал батяня. В его существование оставалось только верить, потому что он так и не приехал.

"Эй! Где ты, нормальный мужик, с которым я мог бы нарушить режим?"

Вой сирен, крики и грохот внизу отвлекли от мрачных раздумий. Хоть какое-нибудь событие, хоть что-то в этой тишине!

Выглянул в коридор - пост медсестры у двери в отделение пустовал. Тихонечко прокрался до переходов - по-прежнему никого. По свободной лестнице спустился на шум.

На первом этаже царил бедлам, над которым горой возвышался Андрей Валентинович - тот самый доктор, которого я только что вспоминал. Его зычный бас проникал, казалось, во все закоулки.

- Эту и эту в сторону, потерпят, - командовал он санитаркам, вкатывавшим одну за другой каталки, - Эту в первую операционную. Костя! Где Костя, растак его! Костя, кудрить твою качель, бегом в первую! Первая бригада, какого черта вы еще здесь? Марш за Константином! У вас две минуты!

Каталка с окровавленной девушкой скрылась в дверях лифта, по лестнице, едва не снеся меня, промчалась дежурная бригада.

- Галя, этих на рентген, мне не нравятся их раны! Доложишь! Юля, ну где тебя носит?! Вызвала?

- Вызвала, еще четверть часа назад, едут! - отозвалась женщина в форме медсестры из хирургического.

- Всех?

- Всех. Пять минут, Андрей Валентинович, сейчас будут!

- Так, эта терпит, Галя, ей раствор!

Раненые всё прибывали. И все: девушки, девушки, девушки, раскромсанные так, словно побывали в гигантской мясорубке.

Андрей Валентинович лихо колдовал - я уже не сомневался в характере искрящихся нитей, тянущихся от него к каждой новой пациентке. Притулившись в уголке, я боялся помешать ему и всей этой хаотичной и в то же время упорядоченной суете и только наблюдал во все глаза.

Мимо меня промчалась растянутая толпа полуодетых людей - вызванных с отдыха хирургов и хирургинь. Одна из них, оценив фронт работ, ошеломленно присвистнула, прежде чем скрыться в переходах. Каталки с требующими немедленной операции пациентками переместились вглубь здания, освобождая место в холле. Поток прибывающих тел, казалось, иссяк, но вот вновь послышался вой сирен. В раздвижных дверях показалась группа военных, затаскивавших носилки с кровящим куском мяса - по-другому увиденное я назвать не мог.

- Ведьма! Ведьма! - пронеслось по помещению.

- Дьявол!!! Ну почему в мою больницу?! - прорычал потолку Андрей Валентинович, прежде чем броситься к новой раненой.

- Еще будут? - изо всех сил колдуя над новенькой, спросил он у сопровождающей носилки девушки-офицера, в знаках отличия я пока еще не разбирался.

Та успокоила:

- Остальных во вторую, вам только самых сложных.

Матерную тираду доктора следовало бы записать для потомков - даже со своим опытом кое-что новенькое узнал.

- Сам оперировать буду. В пятую! Готовьте! - скомандовал он персоналу.

Галина - его помощница в летах, но звали все ее только по имени, наклонилась к нему:

- Андрей Валентинович! У нас нет первой отрицательной "икс".

- Галя, твою качель! Почему не пополнили запас?! Почему, я спрашиваю? У соседей есть?

- У них тоже нет.

- В банке, в центральной?! Вы еще где-то искали?!! - проорал целитель на помощницу.

Медсестра, едва сдерживая слезы, отрицательно покачала головой:

- Был большой расход, везде нет.

Лица военных построжели. А целитель, ничуть не обращая внимания на реакцию прибывших, пробежался мимо их шеренги, хватая всех за рукава. Чуть позже, увидев нашивки, я сообразил, что он высматривал группу крови. Главная офицерша побледнела почти до синевы.

- У нас только вторая и третья. И до ста искр.

Еще один загиб понесся по холлу. Безумный взгляд доктора шарил по заляпанному кровью помещению, пока не остановился на мне, а следом его пухлый палец указал точно в мою хилую грудь.

- Лосницкий?.. черт, Лосяцкий! Первая отрицательная, сто сорок искр. Не лучший вариант, но потянет!

- Он же...

Доктор зыркнул на Галину, моментально заткнув. А меня очень-очень слаженно схватили с двух сторон две крепкие женщины, выволокли из закутка и куда-то потащили.

- Мальчик, не переживай, побудешь донором! - успокаивали они на ходу не столько меня, сколько себя, - Тебе денек слабости, а Ведьма может и выкарабкается. Андрей Валентинович, он еще и не тех с того света вытаскивал, что ему Ведьма!

Масюня - местный пациент, и брать его кровь вряд ли законно. Но неизвестной Ведьме только чудо сейчас может помочь - таких страшных ран я никогда не видел, и если я могу хоть как-то этому чуду поспособствовать, то пусть! Приняв решение, я ничуть не сопротивлялся ни переодеванию, ни скоростной укладке на стол (да меня словно свёрток на нем раскатали!), ни установке катетера.

Любой работой приятно любоваться, если работает профессионал. Андрей Валентинович мог называться профессионалом с большой буквы. В том месиве, что лежало перед ним, он безошибочно находил нужные куски и сшивал, сращивал, закрепляя собственной силой, умудряясь по ходу дела еще и за мной приглядывать. Что плескалось в моих венах к концу операции - боюсь даже предполагать. В одну руку вливали какую-то бурду, из другой тянулась кровавая ниточка к операционному столу. Пакеты в капельнице меняли пять раз, и это только то, что я запомнил.

- Выживет? - спросил я, едва ворочая тяжелым языком, когда каталку с телом Ведьмы, уже похожим на человеческое, увезли в реанимацию.

- Надо же! - вяло удивился Андрей Валентинович, прислонившись к холодной кафельной стене, - Ты все еще в сознании?.. Выживет. Теперь выживет! Спасибо тебе, парень.

- Мамам не говорите, они такой вой поднимут!

- Не скажем. Не поднимут. Спи, давай.

Уже потом из случайно подслушанного в коридоре разговора я узнал, что операция длилась около семи часов, в течение которых у Ведьмы трижды останавливалось сердце, вновь запускаемое недрогнувшей рукой. Она стопудово была важной шишкой, потому что больницу на три последующих дня закрыли для посторонних, избавив меня от радости лицезрения мамочек. Иначе не представляю, как бы удалось скрыть мое участие.

Два дня лежал пластом, не было даже сил разобраться с переданным коммом - гибридом наручных часов и простейшей читалки. Телефон, кстати, в нем отсутствовал, а моему вопросу страшно удивились - беспроводной связи кроме радио здесь до сих пор не изобрели. Итицкая сила! Тут, оказывается, даже до спутников не дошли! И никаких полетов в космос до сих пор не было! Что ж за мир-то такой?

Мамашки, наконец-то допущенные к телу, ничего к счастью не заметили, списав слабость на успокоительные. Не думаю, чтобы кто-то поставил мне в упрек невольное донорство, просто не хотелось слышать очередные ахи-вздохи и причитания.

Накануне выписки, вконец ошалев от безделья, еще раз рискнул выбраться в путешествие по больнице - решил хотя бы напоследок узнать о состоянии прооперированной женщины.

Медстерва Надя на сестринском посту к моему несказанному счастью отсутствовала, что позволило беспрепятственно пробраться на лестницу, где был схвачен за ухо курящим Андреем Валентиновичем.

- Нарушаем?

- Ничего не нарушаем! - потер пострадавшее ухо, - До отбоя еще полчаса.

- Из своего отделения выходить нельзя!

- А я на своем этаже! Это вы тут... пришли, - теперь я уже знал, что целитель не курировал мое отделение, а в первый день его только пригласили на консультацию. Целители так-то были очень редкие звери.

- А это, между прочим, моя больница, где хочу, там и стою, - отбрил он мой наезд, - Я тут главврачом немножечко подрабатываю, любое отделение моё. Чего шарахаешься?

- Отоспался, сил уже нет лежать.

- Игрался бы с коммом, - указал он сигаретой на мой новый прибамбас.

- И рад бы, только я знаю, как включить и выключить. Привезли, а показать, где и что некому.

- Все время забываю, что ты все забыл, - выдохнул он струю дыма в потолок, подхваченные вентиляцией клубы рассеялись где-то вверху. - Попроси Надю, она тебе покажет, все равно бездельничает.

- Да я так... Как Ведьма? Выжила?

- Переживаешь, что стал кровным братом Кровавой Ведьмы? Экий каламбурчик получился! - он криво усмехнулся собственной шутке и снова затянулся.

- Переживаю за женщину, которую видел куском мяса, - отрезал я, - и в спасении которой довелось поучаствовать!

- Опять мимо! - наигранно огорчился мужчина, - Знаешь, ты так связно мыслишь и говоришь, что кажется, что ты совсем нормальный. И только притворяешься.

Пожал плечами. А что я мог сказать?

Целитель еще раз пытливо оглядел меня с головы до ног, прежде чем затушить окурок в приспособленной под пепельницу банке.

- Нормально все с Ведьмой. Пошли, просвещу немного, чтобы не строил иллюзий.

И он стал спускаться, жестом позвав следовать за ним.

- А-а? Э-э?.. - очень информативно задал я вопрос и мотнул подбородком на дверь в отделение, - После отбоя закроют.

- Мне?!

- Ну, да, вы ж тут главврачом подрабатываете, - действительно, чего переживать? - Куда идти?

В его кабинете расположился на уютном кожаном диване. В прошлой жизни как раз такой домой присматривал. Только где она теперь, эта прошлая жизнь?

- Окна, твари, кланы, Шелеховы, Ногайские... что-то говорит?

- Мать моя, вроде бы Шелехова в девичестве.

- Выбраковка?

- А?

- Понятно. Остальное?

- Ничего! - для убедительности еще и головой энергично покрутил.

- Придется тогда с самого начала. Учебник тебе наверняка на комм закинут, если уже не закинули, но я без подробностей, подробно потом сам почитаешь. - Сразу уточнил Андрей Валентинович. - Твари. Инопланетяне, иномиряне, чужие, внеземная форма жизни, агрессоры, но если коротко, - то твари. Никто не знает, что они у нас забыли, точнее, предполагаем, что ресурсы, но это окончательно не доказано, есть и другие гипотезы. Лезут к нам через окна. Что за окна - умники тоже так и не могут разобраться, иногда называют порталами, но вроде бы это не портал, а какой-то иной способ переноса. Хотя я и портал тебе не объясню, просто знай, что окна - это не порталы! Появляются окна, где попало, хотя больше любят промышленные объекты, но не всегда. Логику, цикличность никто пока так и не смог рассчитать, а если и рассчитал, то до общественности не довел. Могут десять раз подряд появиться в Сибири, а потом бессистемно по всему миру, потом прикипеть к какому-то ничем не примечательному району, и опять вернуться в Сибирь. Поговорка, что одна мина дважды в одну воронку не залетает, для тварей не работает. Первые окна засекли еще в семнадцатом веке, есть мнение, что и раньше было, но официально - начало семнадцатого. Плотность населения тогда представляешь?

Кивнул.

- Вот! Хотя это всё уже к делу не относится! Семнадцатый, шестнадцатый, пусть историки ищут доказательства, мы-то уже в двадцатом.

Захотелось сделать "рука-лицо": я до сих пор не уточнил дату! Да, хотя бы месяц! Лето и лето, а год?

- Какой сейчас год? И день?

Целитель, сбитый с мысли, удивленно воззрился на меня:

- Что, только сейчас сообразил? - и в ответ на мой виноватый вид, - Первое июля 1998 года. От рождества христова. - И ехидно так, - Эру надо?

- Спасибо, кайнозойская, это я знаю. - Разнообразные школьные знания до сих пор нежданчиками всплывали в голове при полном отсутствии у меня желания их вспоминать.

- Надо же, какой начитанный! А я бы, кстати, и не ответил. Буду теперь знать, что кайнозойская.

- Извините, я перебил.

- Да ладно. Я, если честно, вообще не представляю, как ты с такой кашей в голове живешь и связно рассуждаешь.

- Я могу вспомнить? - добраться до халявных знаний Масюни мне временами сильно хотелось, особенно, когда как слепой котенок тыкался в очевидные всем вещи.

- Нет, - покачал головой Андрей Валентинович, - Слишком, - он пощелкал пухлыми пальцами, подбирая подходящее выражение, - слишком нетривиальный коктейль лекарств ты выбрал, чтобы отравиться, все связи в хлам! Я в твою черепушку глубоко не лез, по мне человеческий мозг - слишком тонкая материя, и чем меньше вмешиваешься, тем лучше. Хочешь - проконсультируйся потом у других специалистов, но я тебя сразу предупреждаю: чудес не жди! Я уже матери твоей говорил: счастье, что не овощем остался!

- И что делать теперь?

- Жить, узнавать все заново. Ты про окна-то слушать собираешься?

- Да, конечно! - всем видом изобразил внимание, на что целитель только добродушно подмигнул и продолжил:

- Если окну не мешать, то в течение очень короткого времени оно развернется в полноценное гнездо, радиусом около пяти километров. Цифра, опять же неточная, если интересует - в литературе посмотришь. Особенно любят промышленные районы. Ах да, это я уже говорил! Ну так вот... В результате их расползания получается почти идеальный круг, внутри которого за пять-десять лет не остается ничего - ни деревьев, ни травы, ни животных, ни даже насекомых, ну, и построек, само собой.

Немного стали понятны папанины профессиональные сложности.

- А люди?

- А ты как думаешь? Ням-ням! Зашедших в круг и вышедших обратно - единицы! И это уже при сегодняшней разработанной защите, еще полвека назад не выходил никто!

Доктор дал мне время переварить новости, бывшие для него повседневностью.

- Сейчас на территории империи известно четыре действующих гнезда. Принято решение их не трогать, потому что сковырнуть их можно только тотальной бомбардировкой. Проворонили, защитнички! - почти сплюнул он.

- А почему - не трогать?

- После гнезда остается голый кратер глубиной примерно четыре метра. Если разбомбить и выжечь, окно схлопнется, но, во-первых, твари обязательно придут туда снова, это то немногое, что точно доказано, а во-вторых, представляешь, что останется после тотальной зачистки? Тот же выжженный кратер, где еще долго ничего расти не будет, если не похуже. Спрашивается - чего ради городить огород?

- Про окна и тварей я понял. И как часто такое случается?

- Ничего ты не понял, потому что я не все тебе еще рассказал! А случается?.. Два-три раза в месяц примерно, это я только нашу империю считаю. Но это в среднем по больнице. В девяносто седьмом двести сорок окон было, а в девяносто пятом - только три, основное на Африку тогда пришлось, вот и считай!

Второй фейспалм: с чего я взял, что живу в привычной РФ? Я бы еще Путина вспомнил! Но опять отклоняться, уточняя, кто на троне, не стал - и без того голова кругом шла.

- И как с этим борются? Не считая тотальной бомбардировки, конечно?

- А вот тут мы плавно подходим к Ведьме и подобным ей бойцам. - Доктор, подбирая слова для рассказа, задумчиво повертел в руках безделушку с собственного стола, неожиданно выбросил ее в урну и веско произнес, - Кодекс тварей. Странный, нечеловеческий, совершенно нам не понятный, но он есть. Прежде чем гнездо начнет полноценно разворачиваться - выходят четыре главные твари, их принято называть всадниками, по аналогии с всадниками Апокалипсиса: Чума, Глад, Раздор и Война. Эти имена давно прижились, так что если где-то их услышишь - почти наверняка разговор о гнезде. Окно всегда появляется чуть позже рассвета, и всегда до заката всадники ждут. Поединков. Если выиграть хотя бы два из четырех - окно схлопывается, твари убираются. Схватки, кстати, при любом результате состоятся все.

Я так вытаращился на доктора, что он поспешил пояснить, справедливо опасаясь за мое здоровье:

- Если успеть в первой половине дня, а сейчас уже научились фиксировать место открытия окна почти сразу, да и транспорт скоростной развит, то поединки идут один на один, опоздаешь до полудня - четыре на четыре.

- А...

- Не дурнее тебя! - отмахнулся Андрей Валентинович, с ходу вникнув, что я пытаюсь спросить, - Пробовали по-другому: и издалека расстреливать, и задавливать массой, и облучать чем-то - выходит хуже. Твари как-то понимают, что их пытаются надурить и тоже тогда не церемонятся. Где-то в пустыне, бывает, экспериментируют, но по слухам ничего путнего не получается.

- А если проиграешь три или все четыре поединка?

- Если выиграть хотя бы две схватки, то повезло, идеальный вариант, но остается еще один: на втором этапе твари идут из окна потоком и можно просто стоять насмерть, не допуская их распространения. Когда у тварей набирается какой-то процент потерь, они опять же смываются. Здесь в ход можно пускать все, кроме химии - просто бесполезно. Ничего из отравляющих веществ на них не действует.

- Артиллерия, танки?

- Да хоть таран самолетом, и такое вроде бы где-то однажды применяли. А так - что успевают доставить, то и используют. Типичный пример: три дня назад окно открылось недалеко за городом, Ведьма выиграла у Чумы, но остальные всадники победили. После проигрыша волна идет мгновенно: Ведьма не столько от тварей пострадала, сколько от того, что оказалась на линии огня, не успела вовремя уйти.

- Окно закрыли?

- Закрывать ты у себя дома на кухне можешь, это не окно, а окно! - ни с того ни с сего вызверился док, - Схлопнули! Семьдесят четыре погибших, почти сотня раненых, кто-то наверняка еще скончается. Потери техники и боезапасов - на миллионы. Но если бы не отстояли - были бы миллиарды. И если что - бомбить нельзя! Нефтеперерабатывающий комплекс, да еще почти на границе с городом.

- А почему одни девушки?

- Были там и мужчины, их просто не к нам доставили. А так - да, женщины и девушки в основном. Соотношение полов - один к трем, в отдельных регионах уже один к четырем достигает. Среди одаренных - один к шести-семи. Кого ты ожидал увидеть?

Загрузился.

- А почему такой перекос?

- А черт его знает! Кто-то на тварей и окна грешит, кто-то на естественные природные процессы, кто-то на магию.

- Магию? - этот вопрос, признаюсь, меня пока интересовал больше всего.

- Магию, волшбу, колдовство, чароплетство! - согласился Андрей Валентинович, - Называй, как хочешь! Обычно принято магией - из какого-то англоязычного труда прижилось, но местячковые патриоты периодически поднимают вой за чистоту языка, тогда вдруг чуть ли не "волхование" возникает, а иногда и более неудобоваримые конструкции вроде "чудотворства". Историки до сих пор спорят: существовала ли магия до тварей или это они привнесли ее в наш мир. Упирают на то, что инквизиция сжигала ведьм задолго до появления окон. Мне, если честно, все эти диспуты до лампочки. Есть и есть. Но женщины гораздо чаще оказываются способны к ней, чем мужчины. А победить всадника обычному неодаренному человеку не под силу, легенды о героях древности в расчет не берем. Слушай! - взлохматил он свою редеющую шевелюру, - Давай ты все же почитаешь сначала? Я как-то не думал, что тебе чуть ли ни с сотворения мира все рассказывать придется!

- Ну, хотя бы совсем коротко - кто такая Ведьма, и чем мне грозит передача ей крови? - взмолился я. Идти обратно в надоевшую палату совсем не хотелось.

- Кровавая Ведьма - лучшая всадница Ногайских - Арина Ногайская. Если помнить, что примерно восемьдесят окон из ста схлопываются как раз благодаря поединкам, то не мне объяснять ее ценность. Это нынче им не повезло - её постоянные напарницы были ранены на прошлом окне, молодняк поставили. А то бы и это окно схлопнули без проблем. А кровь... по поводу побратимства я пошутил. Плохим тебе это точно ничем не грозит, может даже количество искр потом подрастет, но и благодарности особой от них не жди. Клановые! - фыркнул он.

- Всадница? Клановые? - вопросы копились в геометрической прогрессии.

- Дай комм! - потребовал доктор, а когда я протянул руку с браслетом, показал, - Смотри! Список видишь?

На экране отобразился каталог.

- Читай вот эту - там упрощенно, но тебе в самый раз. Остальные - это вариации на ее же мотивы, можно смело стирать, - и он как-то потер почти все строки, - Я тебе сейчас закину еще несколько штук, где-то у меня было... ага... там уже по-другому, посложнее. Но, если захочешь, разберешься! И давай, дуй к себе в палату!

Выставил и не проводил, зараза! Хоть и обещал! Пришлось объясняться потом со злющей дежурной медсестрой, хорошо еще уколы мне уже все отменили, а то, чую, зад мог опять пострадать.

Зачитался до самого утра. Помимо просто необходимой информации, сделал еще и вывод насчет характера дока - скинутые им книжки носили ощутимый оппозиционный характер. Потому что если читать рекомендованный учебник - сплошная лепота и благодать! Добрые дворяне (это поначалу, а потом, по мере уменьшения численности мужчин - дворянки), не щадя живота своего, защищали Русь-матушку и ее колонии-сателлиты от супостата. Благодарный народ со слезами счастья награждал заступниц. От сладости сиропа, сочащегося с экрана, сводило скулы и хотелось проверить булки - не слиплась ли?

В первой книжке из личной библиотеки Андрея Валентиновича - к утру дочитал только ее, остальные только мельком пролистал - было почти то же самое, но акценты малость смещены. Никто не отрицал, что всадницы (видимо тоже по аналогии к библейским всадникам Апокалипсиса) или поединщицы - это сила, которая защищала землян от пришельцев. Да, это были суперкрутые телки. Их имена находились у всех на слуху. Вот только то, что творилось вокруг них - настораживало.

Итак, пятнадцать кланов суперсильных бойцов, пятнадцать генетических линий, погнали по алфавиту:

Агдаш,

Артанские,

Белые,

Бухтины,

Гагаевы,

Коморины,

Левины,

Мехтель,

Новоросские,

Ногайские,

Октюбины,

Поповы,

Уткины,

Ходжиевы,

Шелеховы (привет, мама!).

Пятнадцать семей, на которые работала добрая половина промышленности страны.

Пятнадцать фамилий, которым можно было почти всё.

Не совсем уж всё, откровенно настраивать население против себя они не стремились, но, например, рейдерскими захватами не брезговали. Особо любимый трюк - выдать девушку, не годящуюся по уровню дара во всадницы, за перспективного человека или независимого промышленника, оказать на первых порах по-родственному помощь, опутать долгами и кредитами. А потом, ррраз! - и счастливый муж уже работает на клан, или перспективное предприятие входит в клановый холдинг! Ничего не напоминает? Мама, опять привет!

Далеко не всегда, иначе бы на них никто не женился. Хотя, что я знаю об этом? Может, и вынуждали жениться, попробуй таким откажи! Подойти, что ли к отцу при случае, спросить: "А не под дулом ли пистолета ты, батенька, на маменьке женился? А не наезжал ли на тебя дедушка или, что более вероятно, бабушки?" Только пошлет ведь. К матери.