Лоно Заруны

Часть 1. Сон памяти и Полет Забавы

Предисловие

Раголар стоял в зените. Я остановилась на середине поляны и, прикрываясь ладонью, подняла глаза, чтобы посмотреть на небо. Яркие лучи нещадно палили голову и увеличивали усталость в разы. Я изнуренно вздохнула и продолжила путь. Казалось, ему нет конца и края. С трудом продираясь сквозь непроглядные дебри тропического леса, насквозь пропитанного почти ощутимой влагой, я бежала что есть сил туда, где, как полагала, нас ждал катер. Мшистая почва пружинила под стопами, хоть как-то ускоряя тяжелые движения. Воздух с хрипом вырывался сквозь сдавленные бронхи. В черепной коробке все плыло и скакало. Дико кололо в боку. Перед глазами веселились в безумном хороводе звездочки. В ушах громоподобно тукал пульс. Но безумный страх, отчаяние и жгучее желание жить гнало меня и мою крылатую спутницу вперед.

Забава, по рождению королева крылатого племени планеты Заруна, а по обстоятельствам простая нира, изо всех сил старалась не отставать от меня. Плотно прижимая к телу изорванное крыло и прихрамывая на левую лапу, она казалась бледной тенью. В нее полчаса назад метко попал дротик, наконечник которого был смазан ядом местных зловещих растений. Силы покидали ее пугающе быстро.

Я решила идти впереди, полагаясь на свою необученную интуицию и слабое чутье. Помочь нам моя спутница не могла. Сейчас белоснежно-серебристая ниясыть, верно следовавшая за мной по пятам, не могла быть хорошим проводником. Израненная, полуживая, изнеможенная, она старалась крепиться и хотя бы не упасть где-нибудь у необъятного ствола дерева-великана. Счет шел на минуты. Преследователи пугающе дышали нам в затылок. Даже природа казалась враждебной и постоянно создавала препятствия на пути: то в виде висящих вьющихся растений, то колючих кустарников, то глубокого оврага. А в сочетании с влагой и жарой — это казалось кошмарным сном наяву.

Задыхаясь от усилий и бега, я склонилась над единственной тропой, оставленной дикими зверями, и подолом вытерла грязный пот со лба. Длинное праздничное платье из синего шелка с безупречной ириданской вышивкой испачкалось от дороги и в некоторых местах из-за сучьев превратилось в бахрому. Ухватившись за подол, я разодрала его до самых бедер, чтобы облегчить движения. Позади с тихим стоном Забава бессильно рухнула на мягкий травянистый ковер. Я оглянулась на нее и ободряюще улыбнулась, заверив, что осталось совсем недолго. Но улыбка вышла очень натянутой и вымученной. Поверить ей мог только слепой. Все же внутри была слабая надежда, что мы доберемся первыми до спасительного места. Впереди уже слышался грохот падающей воды, значит, где-то недалеко находился водопад — верный признак того, что мы с Забавой на правильном пути.

Давая моей спутнице возможность немного отдышаться, я обернулась назад и напряженно прислушалась к звукам погони. Вдалеке, позади, слышался боевой клич местных жителей леса. Они не боялись быть услышанными. Они знали эти места, как свои пять пальцев. Это был их дом, а мы здесь — лишь незваные гости. Разве могут эти странные дикари страшиться раненой ниясыти и слабой женщины? Ведь я никогда не проходила военной подготовки и техники выживания в экстремальных условиях. Моим прямым направлением обучения в главном учебном заведении столицы являлось пилотирование флайера (летательного аппарата) всех категорий. О выживании речь шла весьма посредственно и только в теории. И, конечно, я слушала в пол уха. Откуда я могла знать, что однажды мне придется продираться сквозь бурные заросли тропических джунглей диких земель, окружавших таинственные горы Градасса? Знала бы место, где упаду, соломку бы постелила. А что теперь жалеть об этом?

Говорили, что в окрестностях гор Градасса живут племена людей, не пожелавших пойти по пути прогресса, и остающихся жить по древним кровавым обычаям. Они не терпят чужаков и совершенно не боятся ниясытей. Но, в отличие от цивилизованных жителей Иридании, они не желают вступать с последними в какую-либо связь. Для них крылатые ящероподобные «правители» Иридании всегда оставались Парящей в небе Смертью. Не знаю, может, это отчасти было и оправданным верованием. Дикие ниясыти не переносили человеческих эмоций, особенно негативных, и агрессивно относились к их источнику.

Мой взгляд скользнул по гибкому силуэту Забавы, создания, который сильно напоминал мне драконов из древних земных легенд. У ниясытей, как называли их жители планеты, тоже были кожаные крылья, как у летучих мышей, длинная шея с клиновидной головой, фасетчатые глаза и длинный подвижный хвост с пушистой кисточкой на конце. Только вместо чешуи у них была шелковистая теплая кожа. Да и внутренний мир, характер, потребности и способности круто отличались от кровожадных драконов земной мифологии. То, что я узнала о них за те три с половиной года, что прожила на чужой планете, сильно потрясли мою фантазию и радикально перевернули мышление.

Подобравшись, глубоко вздохнув, я собралась с духом и поманила усталым жестом подругу:

— Нам надо идти дальше. Они уже почти догоняют.

Она с болезненным стоном поднялась на дрожащие лапы. Бока ее часто вздымались. Ей не хватало воздуха. Глаза затянула пелена боли. Забава уже почти ничего не видела перед собой. Яд проник глубоко в организм и с ускорением замедлял её нервную деятельность. Она уже была не в состоянии даже думать. Шла за мной скорее рефлекторно, чем осознанно, движимая больше инстинктом самосохранения, чем разумом. Мое сердце жалостливо сжалось от искреннего сочувствия. Однако сейчас не время для сантиментов. Это час, чтобы выжить и не стать жертвой.

Понимая, что нельзя останавливаться, мы снова продолжили путь. Каждый шаг давался с трудом. Заросшая дорога впереди петляла, как хвост взбесившейся змеи. Забава все-таки не отставала.

В какой-то момент, когда громоподобный рев водопада уже начал заглушать все возможные крики и возгласы погони да звуки живой природы, мы вырвались на поросший коротким дерном берег реки. Оглянувшись на белую пелену падающей воды, брызгами отлетающей от темных каменных глыб, я, хрипло дыша, уперлась в исцарапанные колени. Это тот самый водопад, о котором говорил Наран. Далее эта притока впадает в широкое русло единственной вытекающей из гор Градасса реки. Терро-Итар. Самая широкая река, протекающая почти по всей Нижней Долине и находящая свое устье на западном побережье океана Охор. Оставалось совсем немного.

Я на миг застыла, повернув голову назад и напряженно вслушиваясь в окружающие звуки. Но из-за рева падающей воды все сливалось в одну безумную какофонию неразборчивых звуков.

«Странно, — подумала я. — Почему они до сих пор нас не догнали? Не может быть, чтобы мы двигались быстрее. Ведь это их дом…». Все же думать об этом не стала, поскольку это тоже требовало сил. Лучше поберечь их для бега (если наши с Забавой передвижения можно таковым назвать).

Проведя вспотевшей от страха рукой по измазанному липким соком растений и грязью лбу, я с шумом выдохнула и повернула вдоль бурлящего горного потока. Забава использовала каждую секунду, чтобы присесть на мгновение. Но я старалась не обращать на это внимания. Нельзя. Нельзя задерживаться ни на миг, чтобы не стать жертвой кровожадных дикарей — неожиданного контраста мира Иридании. Я знала, что там, впереди, в устье реки нас ждала спасительная защита турельных установок боевого катера Ира, снаряженного Нараном на экспедицию в поисках Зарнара, покинутого Древнего города…

Часть 1. Сон памяти

Этой ночью я видела сон…

Он был настолько реальным, что, проснувшись, не сразу поняла, где нахожусь. Все вокруг смешалось в пугающий винегрет мыслей. Часто дыша и обхватив влажными от страха ладонями голову, я села в постели. Смотрела и ничего не видела. Что же это было на самом деле? Сон или нечто большее? Только после долгих минут раздумий, я потрясенно осознала: ко мне вернулась память! Так внезапно и резко!

Просто в один момент, вдруг, уяснила, кто я и откуда пришла. И это меня ужаснуло. Ужаснуло настолько, что показалось полным и абсолютным безумием. Такого не может быть, просто потому, что не может и всё тут! Но то, что я вспомнила, было таким же реальным, как и то, что я — Лана Ноа, наездница нириты Забавы со способностями королевы и жена самого выдающегося и сильного человека Иридании (как, впрочем, и всей Заруны) Лахрета Ноа.

Однажды, много месяцев назад, я очнулась на опушке леса возле огромного поля сладкоствольной нравы. Встав на ноги, поняла, что ничего не помню. Ни имени, ни прошлого, абсолютно ничего. Мало того, не знаю даже языка, на котором разговаривало местное население. Потом мне крупно повезло, поскольку я сразу же встретила самых добрых людей Иридании. Стала их дочерью и сестрой. В то время, когда жила у них, я много узнала о правилах и законах, а также традициях и обычаях населения. Выучила язык.

Еще в самом начале я обратила внимание на то, что сильно отличаюсь ото всех. Отличаюсь не только языком, но и мышлением, возможностями и способностями. Например, я не умела говорить на языке мысли, или не обладала телепатией, как все остальные. Потом, у меня были светлые волосы, в то время как у всех жителей страны они были исключительно черными. Физически я была слабой и неподготовленной. Как бы ни старалась, но догнать в физподготовке даже при употреблении полезных напитков, не могла. По сравнению с остальными, я выглядела воробышком на фоне прекрасных орлов. Однако особенно я отличалась эмоциями, точнее их проявлением. Местное женское население, за редкими исключениями, было сдержано. Особенно сдержано в отношениях с мужчинами, так как их пристальное внимание причиняло женщинам физическую боль. Это было следствием некогда бушевавшей на планете много сотен лет назад эпидемии. В итоге, все, что во мне было сильным — это мои эмоции. В остальном я уступала окружающим.

Затем судьба привела меня в столицу страны и дала возможность пройти сакральную Церемонию Единения с существом, которое дает своему наезднику невероятную власть. Власть, связанную со способностями — ниясыти были способны перемещаться в пространстве за считанные секунды (другими словами телепортироваться). А так же законную. По-сути, Ириданией, страной, где я очутилась, правили те, кто сидел верхом на этих крылатых созданиях. Конечно, я этой власти не хотела. Ее мне настойчиво навязали, так как я являлась наездницей ниясыти. Мало того, не простой ниясыти, а будущей матери рода. Я назвала ее Забавой. Она стала для меня самым лучшим, преданным и любящим другом. Это было невероятным даром, полученным при Церемонии. И потом я никогда не жалела об этом.

Некоторые могут подумать, что я поступила малодушно, по воле течения: куда река правит, туда и плот плывет. Что нужно было бы бороться и что-то доказывать. Но кому и что? Очнувшись с разумом, подобным чистому листу, пришлось только приспосабливаться к обстоятельствам. Если не можешь что-либо изменить, измени к этому свое отношение. Да, во многих моментах я поступала по-детски, нерационально и до безобразия наивно. Да, общество, построенное на таких правилах, может быть подобно тоталитарному режиму. Да, мною воспользовались, защищая свои интересы. При всем при том, взамен это же общество подарило много хорошего. Нормы и правила, законы и традиции на Заруне руководят жизнью всех. Шаг вправо, шаг влево — гибель. Но благодаря этому порядку, оно смогло выжить. Выжить и найти путь к процветанию. Сопротивляться нет смысла. Как жить не по правилам? Хотим мы этого или нет, каждый день мы подчиняемся им. Например, дышим, кушаем, пьем. Эти потребности руководят нами, но мы же за это не обижаемся на организм? Мы понимаем, что это для нашего же блага.

Так вот, вообще, к чему это я? Я стала частью этой системы. Пусть и не боролась, поддалась установленным порядкам. Все же во всем этом научилась быть счастливой и извлекать хорошее из плохого. Даже то, что мне навязали маленькую ниясыть, заставив быть ее наездницей, не сделало меня несчастной. Не все рождаются с сильными характерами, но все могут побороть свои страхи и повернуть события так, чтобы радоваться жизни. Забава сделала меня сильной. Она научила меня быть смелее и увереннее в себе. Как можно этому союзу не радоваться? Пусть это влекло за собой некоторые неудобства, я никогда даже не допускала мысли, чтобы отказаться от этого союза.

После Церемонии я автоматически стала студенткой специального учебного заведения (атконнора). Там познакомилась с будущим мужем Лахретом Ноа. Он был Начальником Службы Безопасности страны, а на тот момент выполнял обязанности преподавателя атконнора. Это было необходимо в силу многовековых законов, существовавших в государстве, для того, чтобы передавать ценнейший опыт последующим поколениям. Особенно этого ожидали от Лахрета, так как он был выдающейся личностью и героем легендарной битвы при городе Ерноне, когда, наконец, были изгнаны с континента людей враги всего человечества. С самого начала я боялась, что человек, которого я выбрала себе в мужья (скорее, это он меня выбрал), хотел лишь власти. Что он был не искренен. Поэтому сомневалась во всем. Устраивала истерики. Как бы то ни было, искренен он был или нет в самом начале, Лахрет относился ко мне тепло и с уважением. А в какой-то момент я поняла, что он питал ко мне сильные и настоящие чувства.

В атконноре я узнала о страшной истории Иридании и о тех самых врагах — тараках. Эти существа похожи на двуногих ящеров. Были очень агрессивными и использовали людей, как генетический материал для особой процедуры очищения и обновления генома последующего поколения. Причиной такой их потребности являлось то, что они были гибридами людей и некогда существовавшей на Заруне расы разумных существ, похожих на прямоходящих ящеров с бежевой мелкой чешуей. Их называли гернами. До сих пор появление тараков на Заруне являлось загадкой. Никто не знал до конца, что двигало гернами при их создании и почему сами создатели вымерли. Все же, как бы там ни было, теперь существование тараков на Заруне внушало всем людям панический ужас и держало в постоянном напряжении.

Однажды люди смогли изгнать тараков с земель родного континента, в тот самый памятный день при Ерноне. После этого они установили огромный энергетический барьер вокруг материка и обрели шаткий мир. Как долго он продлится, никто не знал, поскольку это поле было лишь экспериментальным и имело много недочетов. А в последнее время вышки, являвшиеся частью целой системы и создававшие это поле, начали загадочным образом выходить из строя. Те, кто знал об этом, хранили в сердцах страх о грядущем. Особенно тяжело было тем, кто видел времена вторжений тараков. Мой Лахрет был одним из них.

Ещё, через приблизительно полгода моего обучения в атконноре, я попала в плен к таракам. Этому поспособствовала тогдашняя правительница страны Мара Ниасу. Ею двигал гнев и подспудный страх, что Лахрет, который получил власть, когда женился на мне, мог забрать верховную власть у нее и ее мужа (скажу, это было вполне возможно, благодаря выдающимся способностям Лахрета и моей Забавы). В плену я познакомилась со странным существом Мэноной. Он был тараком. Но необычным. Среди тараков такие были не в почете. Их называли гадаками. Роль гадаков в таракском обществе заключалась в том, что они следили за генетической чистотой их расы и создавали всевозможное оружие. О Мэноне можно говорить много и долго, так как это была неординарная и очень человечная личность. Когда меня спасли, то Лахрет решил забрать его с собой в Ириданию, где гадак стал жить в одном из медицинских атконноров Ира, столицы страны.

Найти и спасти меня смогли благодаря нашей с Забавой особой связи. Все же вред, нанесенный мне в зловещих лабораториях в плену, был ужасающ. Одной из страшных последствий являлась болезнь Забавы и ее бесплодие. В результате, она лишилась всех привилегий, которые имела как королева, и стала обычной нирой, то есть бесплодной ниясытью. Но, скажу, что скорее привилегий лишились я и Лахрет, а не она. К ней крылатый народ продолжал относиться с глубоким почтением.

Но самым интересным и главным событием для меня стало обнаружение таинственной комнаты в подземном книжном хранилище атконнора. Наран, близкий друг Лахрета, верил, что существует некий источник знаний о Заруне, который он называл Зарунской рукописью. По его мнению, этот источник объясняет не только существование людей и тараков на планете, но и может подсказать, как навсегда покончить с их угрозой.

После тщательных исследований этой комнаты и ее интерьера, в которых участвовал еще один неординарный персонаж по имени Зунг (главный хранитель библиотеки и хороший знаток древнего языка), мы наткнулись на одно препятствие. Оно заключалось в особенной книге, которая была ключом к дальнейшим действиям. Скорее всего, она должна была открыть нам путь, где находится тот самый источник знаний. Мы никак ее не могли найти. Все усложнялось тем, что не знали даже, как она выглядит. Только ее размеры и толщина. А еще древность. Всё. Именно поэтому, уже два с половиной года, ответ на вопрос о том, где находится важное для Заруны место, остается такой же тайной, что и несколько тысяч лет назад.

Вслед за теми насыщенными событиями, в моей жизни все устаканилось. Прежних правителей, которые были виновны в моем пленении, судили и сослали в трудовое поселение, лишив их не только всего, что те имели, но и власти вместе с привилегиями. Они затаились. Но Лахрет знал, что это лишь иллюзия. Тирет и Мара Ниасу, те самые правители, никогда не смирятся с потерей власти. Поэтому он следил за ними.

Я же продолжила учебу в атконноре. Лахрет вернулся после двух лет работы в атконноре в Главное Управление Службы Безопасности Иридании. В последнее время я его практически не видела, что страшно расстраивало. Он объяснял это тем, что много работы. Приходилось верить. Часто я проводила время только в компании Забавы и друзей. Постоянными гостями в моей комнате общежития атконнора были Март (сводный брат, сын семьи, что приютила меня в самом начале) и Лия, наездница ниры.

В общем, жизнь моя обрела относительный порядок. К нему я привыкла и уже не ожидала никаких изменений. Даже начало казаться, что так все и будет до конца моих дней.

И вот сегодня приснился этот сон. Сон, потрясший до глубины души и перевернувший с ног на голову сознание. Неужели он — предвестник грядущих перемен?

Я тряхнула головой, пытаясь прогнать безумные мысли, но они стали моей частью и ничто этого уже не изменит! Я та, кто я есть — женщина из другого мира!

Таня Кравцова…

Так меня звали там… на Земле! В тот день, когда неведомая сила привела меня в мир Заруны, мне исполнилось ровно двадцать лет. Та девушка из прошлого была совсем другой, ранимой и нерешительной. Чуткой и тихой, почти незаметной. Было такое ощущение, что я увидела свою прошлую жизнь со стороны. Жизнь простую и ничем не примечательную. Так мне казалось всегда.

Родилась я в семье военного летчика-испытателя. Многие мечтали быть ребенком военного. А я вот, всегда это старалась скрыть. Нечем тут гордиться. Мама, работавшая заведующей в столовой при военном городке, очень сильно любила моего отца. Так любила, как только могла женщина любить мужчину. Никогда ничего не требовала от него, терпела грубый нрав и частые вспышки гнева. Молча, переносила долгие отлучки и командировки. Сопровождала во всех переездах и никогда ни в чем не упрекала. Разве так может любить женщина? Видимо, может.

Все же они расстались. Мне тогда исполнилось семь лет. Вот оно! Лопнувшее терпение. Она просто однажды собрала вещи и, забрав с собой маленькую меня, ушла. Ушла, потому что не могла терпеть лишь одного — бесконечных измен красивого и обаятельного мужа. Женщины липли к нему, как муравьи к меду, а он не очень-то и сопротивлялся. Первый раз он изменил маме, когда она была на шестом месяце беременности. Простила, когда он приполз к ней на коленях. А потом покатилось, как лавина с горы. Одна измена за другой. И она прощала. Целых восемь лет прощала, а потом просто ушла, оставив на столе записку: «Я так больше не могу. Не ищи нас». Мне она говорила, что отец ее никогда и не любил. Что, жил с нами из-за меня, так как был глубоко убежден, что дети должны расти с двумя родителями. А то, что жена его страдала от бесконечных измен, его не волновало.

После ухода, она так и не вышла замуж. Она так и не смогла поверить мужчинам, как бы они не заверяли ее в великой и чистой любви. Помню к нам ходил очень долго один солидный мужчина, желая жениться на маме и даже удочерить меня, девочку-подростка. По правде сказать, он был весьма честный и уважаемый человек. Имел свой бизнес и очень хорошо относился к маме. Но она не смогла… Как говорят, обжегшись на горячем, дуешь на холодное. Жалела она об этом? Она говорила, что нет. Правда ли это? Не знаю. Мама всегда прикрывалась мною, что ей некогда этими «делами» заниматься. Но я думаю, она просто никак не могла забыть отца.

Покинув военный городок, мы перебрались в столичный город Киев. Там мама открыла ветеринарную лечебницу, так как вторым ее образованием была ветеринария. И вообще, не знаю, каким образом ей удалось стать заведующей в столовой, да и еще такой молодой. Так что я росла среди кошек и собак, часто убеждаясь, что их общество намного приятнее компании многих сверстников, думающих только об одном — залезть под юбку. Мама, хотя и крепко любила меня, никогда не вмешивалась в мою жизнь и предоставляла достаточно свободы. Поэтому я сама выбрала, куда ехать учиться. Я решила, что менеджмент в техникуме — отличный вариант. Потом бы смогла, закончив обучение, помогать маме в управлении лечебницей. Она не возражала.

И еще… у меня была бабушка. Мамина мама. Такая добрая, заботливая и самоотверженная, что казалось, нет таких бабушек больше нигде на свете! Она жила недалеко от Киева. В трех часах пути. Я часто ездила к ней в гости, а летом, на каникулах, вообще пропадала месяцами. Помогала садить огород, следить за большим хозяйством. Бабушка всегда читала старинную книгу, называя ее Священным Писанием, и научила меня молиться. Я всегда уважала ее за это.

Так что я росла в любви и заботе, но без отцовской руки. Папу после нашего тихого «бегства» видела лишь однажды. Он все-таки приезжал навестить меня, а по пути назад попал в автокатастрофу и погиб. Вот так вот. Летал на самолетах, испытывал их, а погиб в аварии на земле. Такой вот парадокс.

Мама после этого много плакала по ночам, тайком от меня, чтобы я не видела, как ей больно. Больно от того, что она хотела изменить в жизни; от того, что так и не случилось в ней; от того, что хотела вернуть в свою жизнь моего отца. Я знала об этом и тоже плакала. Иногда у нее под дверью, прижав к лицу плюшевого мишку. Иногда у себя в постели, обхватив подушку. И очень сильно жалела мамину судьбу, ее несбывшееся счастье и разбитое сердце. Так как однажды уйдя от папы, она так и не ушла от любви к нему. В ее добрых и любящих глазах я часто читала грусть и тоску о человеке, которого она уже давно простила, но которого никогда не сможет вернуть в свою жизнь. Человеке, навсегда убившем в ней веру в мужчин.

В тот памятный день, когда мне исполнилось двенадцать, папа вошел в наш дом с огромным плюшевым медведем и букетом алых роз. Такой красивый и мужественный… именно таким он навсегда остался в моей памяти. Я помню разговор родителей. Папа молил маму простить и принять обратно. Но она отвернула от него полные слез серые глаза и лишь устало ответила:

— Оставь работу…

Он пообещал, что подаст в отставку, вернется к нам, и мы будем жить снова все вместе. Но этого так и не случилось… Поверила ли ему тогда мама, не знаю. Она об этом также не сказала. Но в ту ночь, когда он уехал с намерением исполнить свое обещание и, когда нам сообщили, что он в больнице и лежит в реанимации, мама, бросив все, опрометью помчалась к нему. На похоронах она не проронила ни слезинки, простояв с каменным лицом у гроба, а потом… Я слышала, как из ее комнаты всю ночь доносились всхлипы: она тихо плакала.

Слёзы мамы… что может быть больнее для любящей дочери? Мое сердце разрывалось на части, но я ничего не могла сделать. Я лишь потерянно села возле ее двери, обхватив подаренного папой мишку, и со слезами на глазах тоскливо гладила закрытую дверь маминой комнаты. Не знаю, может, именно тогда, в далекие детские дни, внутри что-то сломалось. Я стала подсознательно бояться мужской любви. Тихое неверие мамы незримо передалось и мне. Будучи девушкой, учась в школе и техникуме, я гнала от себя всех, кто хоть как-то пытался за мной ухаживать. Всю свою любовь я отдавала животным в нашей ветлечебнице и питомнике. И была счастлива.

Эти детские воспоминания болью отзывались в душе. Я всегда гнала их от себя, заставляя себя поверить во что-то хорошее и надеяться, что в моей судьбе случиться счастье.

А еще этой ночью я отчетливо увидела тот страшный день, когда попала в этот чудесный мир Заруны. И вряд ли его когда-нибудь забуду.

В тот черный день я приехала к бабушке на выходные в гости. Всего несколько дней назад я защитила диплом и хотела поделиться радостью со вторым самым любимым человеком на земле — бабушкой Таней, в честь которой я была названа. Она как раз кормила меня своими фирменными варениками, когда позвонил неизвестный номер. Я подняла трубку:

— Кравцова Татьяна? — послышался чужой голос.

Мое сердце испуганно сжалось в груди.

— Да, это я.

— Вас беспокоит фельдшер из скорой помощи. Мы вашу маму везем с острым приступом аппендицита. Случай очень запущенный и сложный. Угроза гнойного разрыва. Мы ее подобрали в супермаркете. Она дала ваш номер телефона как близкого родственника. Мы везем ее в Александровскую клиническую больницу, — сообщил обеспокоенный мужской голос.

Говорил мужчина быстро и громко, а на фоне был слышен вой сирены. Сердце пропустило удар и сперло дыхание.

— Хорошо. Я буду, — уронив руку на стол, ответила я.

— Что? — бабушка испуганно расширила глаза, припав к столу. — Что случилось? Ты так побледнела!

— Маму везут в скорой в больницу… — находясь в шоковой прострации, растянуто ответила я. — Мне нужно ехать.

— Батюшки! — бабушка схватилась за сердце и с шумом грохнулась на стул. — Конечно, Танечка, езжай. Прямо сейчас езжай. А я завтра…

Она нервно теребила подол фартука и, распахнув рот, качала головой.

Как во сне, я медленно поднялась из-за стола, пытаясь осмыслить услышанное, а потом, как укушенная, помчалась в свою комнату собирать скудные вещи. В голове назойливыми мухами кружились страшные мысли. Кое-как запихав в рюкзак пару кофточек, мобильный и паспорт с кошельком, я скоро выбежала в коридор. Бабушка встретила меня и протянула банку, закутанную в полотенечко с еще горячими варениками.

— Как доедешь, позвони, Танюша. Я буду переживать, — она прижала руки к пышной груди и глядела на меня уже тусклыми от старости любимыми глазами.

— Конечно, бабуль, позвоню, — чмокнув ее в морщинистую щеку, ответила я и нагнулась застегивать сандалии. — Все, пока. Я побежала. Люблю. И не волнуйся ты так. Простой приступ аппендицита. Все будет хорошо, — постаралась успокоить ее, не веря ни единому своему слову.

Она недоверчиво поглядела на меня из-под лба, покачав головой. Скользнула теплой рукой по моей щеке и махнула на прощание.

На дворе уже вечерело. Я бросила взгляд на развидневшееся после дождя небо, вдохнув влажный пропитанный озоном воздух, и посмотрела на время в мобилку. Мамочки! До последнего автобуса оставалось пятнадцать минут, а мне еще бежать до остановки не меньше двадцати. Я кинулась к калитке, проклиная все на свете возле тяжелого старого засова, который нужно открывать пять минут не менее. Руки трусились как у алкоголика. Когда спешишь, как же все нервирует! Закрывать за собой калитку даже не думала и со всех ног бросилась бежать в сторону остановки. А тут еще узкий сарафан мешает бежать. Я бесстыдно задрала его выше колен и побежала так, как не бегала даже в школе на физкультуре. Рюкзак неприятно хлопал по спине, подпрыгивая при каждом шаге. Ветер шелестел в ушах от скорости, резко закололо в боку и сперло в зобу, но я продолжала себя гнать что есть силы. Мне еще сосед что-то вдогонку кинул некультурное, но я не ответила, сохраняя силы для бега.

Вот выскочила на дорогу, ведущую к трассе Харьков-Киев. В поле зрения среди цветущих кустов сирени замаячила знакомая облупленная остановка. С непривычки зажгло бронхи, и с хрипом вырывался воздух из часто вздымаемой груди. На остановке никого не было. И тут завиднелся желтый силуэт автобуса «Богдан». Как кто сзади шилом кольнул, я прибавила ходу. Ору что есть силы, махаю руками, чтобы подождал, но трижды проклятые кусты скрыли меня из виду от водителя. Он промчался мимо остановки, даже не замедлив скорости. Поэтому там я увидела лишь задний обзор последнего автобуса на Киев.

Уронив в бессилии руки, я плюхнулась на лавочку, и очумело уставилась вслед уезжавшего «Богдана». Я не могла поверить, что опоздала. Через десять минут бестолкового сидения на полуразломанной лавочке поднялась на дрожащие ноги с твердым решением идти на трассу. Туда шлепать около километра. Но ничего. Дойду, а там поймаю попутку и доеду до Киева. А там все просто. По крайней мере, я так думала….

Вот тут и началась история моих постоянных кошмаров.

Передо мной вытянулась длинная темная дорога. Вдоль нее стена из зеленых рослых деревьев. Мокрый асфальт после дождя блестел в свете фар приближающихся машин. Они, слепя глаза водителей встречных автомобилей, с воем пролетали мимо. Гудя мощными моторами, проезжали огромные фуры. Солнце уже почти зашло за горизонт, опаляя развидневшееся небо алыми красками заката. Я стою на краю дороги и машу рукой. От яркого света фар щурю глаза. Сердце в груди бешено колотится от волнения. Я не привыкла ездить попутками. «Пожааалуйста!» — почти пританцовывая, молю проезжающих. Уже столько времени пробежало, как пришла сюда, стало прохладно, и я зябко ежилась. Вот, наконец, остановилась одна. Жигули. Когда-то она явно была белого цвета, но из-за толстого слоя грязи и пыли, сейчас казалась серой. За рулем сидел лысоватый мужчина в очках и дополнительной подушкой безопасности в виде шарообразного живота. Рядом — худой и с усами.

— Садись деточка! — махнул рукой водитель.

— До Киева довезете?

— Чего ж нет! Довезем! Садись!

Они слащаво усмехнулись и кивнули на заднее сидение. Что-то было в их глазах. Подозрительное. Но мне некогда было об этом думать. Надо срочно ехать и я уже начала замерзать.

— Спасибо, — облегченно выдохнула я и захлопнула за собой дверцу.

— Дык чего нам? Не ногами же тормозили! — зареготал водитель и тронул машину с места.

Уложив рядом рюкзак, я облегченно вздохнула и уютно уселась на сидении. В машине пахло бензином и изрядным перегаром. Не знаю от кого. То ли от соседа водителя, то ли от обоих. От этого сердце испуганно екнуло. Не попадем ли мы в аварию по нетрезвости водителя? Но ровная езда машины заверила меня, что водитель трезв, как стеклышко. А вот сосед! Язык у него оказался, как у коровы! Он постоянно острил, посылая в мой адрес пошловатые шуточки и делая непристойные намеки. Я пыталась гнать подозрения, отвечая кратко и стараясь быть вежливой, хотя неприятные намеки вызывали у меня исключительно приступы тошноты. Водитель постоянно осекал своего усатого дружка, что внушало мне надежду, что все-таки мы доедем без приключений к месту назначения. Они говорили о замужестве, о проститутках, о настоящих мужчинах. Через час я уже жалела, что села к ним в машину.

На улице уже стемнело, когда мы проезжали мимо хвойного леса. Водитель, назвавший себя Коляном, сообщил, что хочет «отлить» и, остановив у обочины машину, вышел. За ним вышел и усатый, по имени Вован. Я осталась одна. Внутри ядовитой змеей зашевелилось жуткое подозрение, что тут явно что-то не так. Было уже совсем темно и лишь фары проезжавших машин иногда освещали дорогу и часть леса. Благо на такой трассе даже ночью часто ездят машины. Поэтому я увидела то, что, возможно, и спасло мне жизнь. В один из моментов, когда мимо проезжала громадная фура, грозно рыча мощным мотором, на фоне яркого слепящего света ее фар я увидела два силуэта. Один, худой и высокий, стоял спиной ко мне, а второй, похожий больше на шар, стоял в пол оборота. В этот миг он повернул голову в сторону стоящей машины, и очки зловеще блеснули отражением от света фар. Они о чем-то договаривались. Желудок болезненно сжался в страхе, послав волну дрожи к рукам. Мозг красочно нарисовал возможные варианты дальнейшего поведения мужчин. Больше я не думала. Распахнув настежь дверцу машины, забыв рюкзак на сидении, выскочила из автомобиля и, что есть духу, бросилась в темноту леса.

— Куда ты, крошка?! — узнала я гнусавый голос Вована.

Быстро пришло понимание о правдивости моих догадок, от чего дикий ужас придал мне ускорения. Но они явно не хотели просто так сдаваться и оказались, не смотря на вес и возраст, удивительными бегунами. Кто знает, что их подгоняло? Похоть? Беспокойство, что жертва выживет и напишет заявление в полицию? Я об этом не думала. Просто бежала и боялась, что они вот-вот догонят и сделают страшное дело…

Ломясь сквозь бурелом и густые заросли молодняка, спотыкаясь, задыхаясь от дикого бега, я слышала позади крики и возгласы преследователей. Упала. Порвались одновременно обе застежки, и сандалии легко слетели с ног. Возвращаться за ними не стала и, вскочив со стоном на ноги и стиснув с силой зубы, прихрамывая, побежала дальше сквозь темноту леса. Еще раз двадцать споткнувшись, пару раз растянувшись во весь рост, я выскочила на высокий глинистый берег небольшой речушки. На небе появился серп убывающей луны, осветив желтым мягким светом спокойные воды. Активно заводили хоровод жабы, празднуя свои свадебные церемонии. Ухал где-то высоко филин, но мне эта картина никак не казалась живописной. Молотом сердце отдавало в ушах, заглушая все окружающие звуки, а хриплое дыхание довершало шумовой эффект. Внизу в метрах трех искристым серебром блестела вода. Достаточно высоко, но не слишком, чтобы убиться. Что делать? Опасливо оглянулась, затаив громкое дыхание. Где-то хрустнули ветви бурелома, послышался стон и усталый храп. Они рядом! Я снова обратила взор вниз на речушку и остолбенела. Между мною и водой что-то засветилось слабым голубым сиянием и показалось, словно воздух заволновался. Почудилось? Плод больного испуганного воображения? Иллюзия зрения? Долго думать не пришлось. Резкий звук сломленной ветви в нескольких шагах позади толкнул меня вниз и… яркая вспышка, затем пугающая темнота, леденящий кровь холод, словно мою голову клешнями медленно сдавливает невидимый титан. Миллион игл вонзился холодным металлом в мозг и всё. Пустота.

А потом мир вокруг изменился. Я изменилась. Жизнь изменилась.

Открываю глаза. Вижу новое небо, вдыхаю кристально чистый воздух и понимаю, что что-то не то. Ничего не помню. Не знаю, что делать дальше. Таким был мой последний день на Земле и таким был мой первый день на Заруне…

С тех пор минуло немногим более трех лет. Этот мир, взяв меня как чистый лист, написал мою новую историю. Он научил меня дышать зарунским воздухом, думать как житель Заруны и жить как ириданка. Я стала другой. Более решительной, смелой и уверенной в себе. Я обрела самых дорогих мне существ во всей Вселенной. Забава. Лахрет. Братец Март. Лия. Магон. Неутомимый и неугомонный Зунг, искатель древностей. Мрачный Наран. И даже этот мегащепитильный Мэнона… они стали частью моей истории. Они стали частью меня.

А теперь память вернулась. Кто же я теперь? Таня Кравцова или Лана Ноа?

Обхватив в безысходности голову ладонями и запутав пальцы в русых кудрях, я тихо застонала. Как теперь соединить воедино две совершенно разные личности? Как научиться жить с таким немыслимым прошлым? Мне же никто не поверит! Это же полный абсурд! Я — с другой планеты! Меня же на смех поднимут. А Лахрет… что он обо мне подумает? Стоит ли ему говорить правду? Просто невероятное безумие какое-то!!! Лучше бы я никогда не вспоминала прошлого. Ведь что я могу изменить? Как вернуться домой? И главное, хочу ли я этого?!!! Где теперь мой дом?

Я оглянулась на блестящую избела-серебряным глянцем громадину, развалившуюся просто на невероятно огромной кровати. Она сладко сопела в две дырочки, не подавая никаких признаков беспокойства, как это часто бывало, когда мне снились кошмары. Близился рассвет. Перед рассветом ее сон был особенно крепок. Забава. Моя драгоценная, преданная, неизменная Забава. Некогда бывшая королева, теперь нира со способностями королевы. Мне нравился ее настрой. Она совершенно не переживала, что не может теперь подарит миру Заруны детей. Для нее вся жизнь и будущее сходились на мне. Главное — что я рядом. Остальное не важно. Во всей Вселенной нет, и не может быть, преданнее существа, чем ниясыть. И она рядом со мной!

Грудь моя поднялась высоко в глубоком вздохе и я, счастливо улыбнувшись ее присутствию рядом, положила ладонь на морду Забавы. Все будет хорошо, пусть часто и не так, как хочется. Ведь она рядом…

Стянув с края кровати ватный халатик и накинув его на плечи, вышла на балкон-террасу. Поежившись от свежего влажного воздуха, я бесшумно подошла к перилам и уронила взгляд на предрассветный Ир. Высокие остроконечные здания, белыми пятнами вырывавшиеся из густоты зелено-бардовых насаждений, казались сейчас особенно сказочными. Легкий туман редкой дымкой стелился среди извилистых улиц города, скрывая первых ранних «птичек», вскочивших со своих постелей ни свет ни заря, чтобы вовремя прийти на работу. Среди густой листвы деревьев, сидя на корявых веточках, чудные утренние птички захлебывались в своей невыразимо сладкой песне, призывая красивых партнерш на вечный танец любви. Где-то недалеко прогудел аэрокар, пролетая по тихим улочкам. Внизу кашлянул охранник, и гулкое эхо далеко унесло этот звук. Чудесное утро! Утро на планете Заруна.

И тут меня взволновала мысль о маме и бабушке. Как они там? Сделали ли маме операцию? Жива ли она? А бабушка? Что было с ними, когда они узнали, что я пропала? Сколько боли испытали их любящие сердца? Сколько слёз они пролили, оплакивая меня? Сердце больно сжалось в груди от этих мыслей. Как же мне хотелось сообщить им, что я жива, счастлива и замужем. Судьба распорядилась так, что потеряв их, я обрела других родных. Мама! Бабушка! Я вас очень люблю! Не волнуйтесь! У меня все хорошо…

Непослушная слеза кривым ручьем заскользила по щеке, опалив ее неприятным зудом. Раздраженно стерев сырость с лица, я шмыгнула носом, и твердо приказала не позволять себе плакать. Однако сердце упрямо ныло в груди, сжимаясь в тоске по родным лицам. Я должна найти способ их найти и заверить, что у меня все хорошо!

Часть 2. Полет Забавы

Не знаю, сколько я стояла на балконе, в задумчивости глядя на предрассветный город. Из оцепенения меня вывела Забава. Она еле слышно прошелестела из комнаты и села рядом, положив подбородок мне на плечо. Поток ее ласковых мыслей и ощущение родного тепла вернули в действительность.

— Ты думаешь о своем сне? — ее мысли немного терялись в потоке моих.

— Угу… — я по привычке положила ладонь на ее надбровье.

— Я тоже его видела…

— Я знаю, — улыбнулась я, давно привыкнув, что мои мысли — мысли на двоих.

Заглянула в ее фасетчатый переливающийся глаз, приятно блеснувший в мягком свете восходящего Раголара, солнца Заруны. Забава уже выросла и размерами обогнала многих нир, ничем не отличаясь от остальных королев. Кто не знал подробности ее медицинской истории, легко путал с королевами.

После выздоровления, каждые два месяца мы с нею летали в медицинский атконнор, что в Небесном Ире, на профилактику и обследования. На этом настаивал Мэнона, по происхождению тарак, по духу — человек. Я знала, что гадак не оставлял надежды найти способ вернуть Забаве репродуктивные функции, во всем виня только себя. Он делал все возможное и невозможное. Пробовал разнообразные формулы, экспериментировал (в разумных пределах) над медицинскими растениями и препаратами. Улучшал и менял уравнения, усовершенствовал и адаптировал их под генном Забавы. Для него это стало целью жизни. Наверное, даже когда он спал, решал необходимые уравнения. Возможно, о физиологии ниясытей на Заруне уже никто столько не знал, сколько этот упорный тарак.

Всё же, несмотря на все его усилия, я не хотела лелеять иллюзий на этот счет. В глубине души, я уже давно решила, что Забава никогда не забеременеет. Что бы Мэнона не говорил, веры мне не прибавлялось. И летала туда только из-за необъяснимой привязанности к чудаковатому профессору-гадаку.

За те два года, что он провел в атконноре Небесного Ира, Мэнона очень изменился. Мне иногда казалось, что в этом неугомонном гадаке было больше человечности, чем в некоторых людях. Те, кто его хорошо знал и тесно с ним сотрудничал, проникался к нему неподдельным уважением. Конечно, у гадака были и неприятели, которые переносили его присутствие исключительно из-за его близких со мной отношений. Иначе где-нибудь уже давно задавили бы в темном переулке. Правда, Мэнона мало над этим заморачивался, будучи поглощенным отчаянной идеей исцелить мою Забаву. Он просто жил в лаборатории. А на мои укоры, что он почти не отдыхает, он всегда отвечал, что рожден для этого места и другого себе не представляет. Приходилось лишь умиляться его неуемной целеустремленности.

Просила остальной персонал во всем с гадаком сотрудничать и давать все, что он попросит. И они слушались. Слушались беспрекословно. Сначала я удивлялась такому почтительному отношению ко мне, потом махнула на это рукой и даже привыкла. Как бы там ни было, была Забава королевой или нет, все считали меня и ее героями. Ведь то, что я вернулась из плена тараков живой и невредимой, являлось колоссальным достижением. Люди, благодаря этой моей печальной эскападе, узнали об укладе жизни врагов то, что не удавалось узнать за сотни лет. Мало того, привела живого пленника. А ведь до этого тараки живыми в плен никогда не давались!

Было время, когда некоторые боялись, что Мэнона хочет украсть важные секретные сведения и удрать обратно на родину. Но когда его однажды обнаружили на пустой стоянке флайеров при разборке двигателя для доработки какой-то там нужной детали одного из медицинских сканеров, то поняли, что он даже не думает о побеге. Он тогда разобрал половину машины, прежде чем его обнаружили. А ведь, если бы он хотел сбежать, сделал бы это раз десять и никто бы не заметил. Тогда, возле флайера он еще громко возмущался, что ему не дали закончить начатое.

После этого многие успокоились и перестали смотреть на того искоса. А когда где-то находили разобранную технику, снисходительно махали в сторону гадака, и спокойно продолжали работу. Скажу, Мэнона не напрасно разбирал оборудование. То, что после он конструировал, становилось сенсацией года. За те короткие два года его работы, было создано такое количество нужного и интересного оборудования, что его мелкие «шалости» с разборами никого уже не раздражали. А у некоторых вызывали даже горячие споры о том, что в ближайшее время гадак наваяет. Кое-кто даже ставки делал.

Затем я подумала о времени, проведенном в книжном хранилище атконнора с Зунгом Тито, хранителем библиотеки. Мы продолжали лелеять надежду, что когда-нибудь все-таки найдем ту самую книгу, что идеально бы подходила под разъемы в пюпитрах в найденной мною комнате. Комнате, о которой мы втайне думали, как о пути к потерянной древней рукописи, открывающей тайну происхождения людей на Заруне. После того, как о существовании этой комнаты, которую мы назвали Комнатой Древних, узнали, на некоторое время доступ к ней закрыли. Потом, благодаря влиянию Лахрета, к комнате проход вернули. Только это мало что изменило. К разгадке мы так и не приблизились.

Сейчас Комната Древних — еще одна страничка в истории Заруны, музейный экспонат (если так можно сказать), куда по определенным часам водили студентов и показывали историческое наследие. Никто не знал разгадки этой комнаты. Обнаружение ее не произвело большого фурора. Для большинства это было лишь еще одной археологической находкой Заруны, которых на ней оказалось немало. Так, мы часто вылетали на всевозможные исторические объекты и погружались в давние часы Иридании. Я любила бродить среди обветшавших развалин древних городов, поросших мхом и вьющимися растениями. Я часто представляла себе тех, кто когда-то строил их и жил там. Видела их истории, словно давно умершие возрождались в моей фантазии и ходили по узким брусчатым улицам, сидели в скверах, смотрели представления в амфитеатрах. В общем, я любила бродить среди молчаливого напоминания о забытых «страницах» блужданий человечества в поисках счастья и гармонии.

Если говорить о политических событиях страны за эти прошедшие два года, то они были не так занимательны. Скорее тяжелы и невероятно сложны. После осуждения бывших правителей, Мары и Тирета Ниасу, лортом Ира (столицы) стал лорт Ханам Кос, муж Рии, наездницы королевы Шимы. Высший Совет определил Шиму Старшей королевой, хотя ниясыти, всегда определявшие Старшую королеву, негласно смотрели в сторону Забавы (что вызывало массу недоумения со стороны людей). Шима ей всегда безропотно подчинялась. Пусть люди, следуя Своду Законов, не могли признать бесплодную ниясыть Главной, сам же крылатый народ думал иначе.

Кстати, сейчас в Гнездовье (так называется место, где королевы откладывали яйца) грелось на площадке Рождений двенадцать яиц. К сожалению, среди них королевского не оказалось, что очень огорчало всех. Причиной огорчению было то, что во всей Иридании насчитывалось всего лишь сто две королевы (правда недавно в одном из областных городов одна молодая королева подарила свету одну наследницу). Но этого было слишком мало на двадцать тысяч ниясытей. Печальное соотношение. А ведь еще сто лет назад Иридания насчитывала двести тысяч ниясытей и достойно боролась с таракской угрозой. Однако последняя война унесла слишком много Крылатых Спасителей Иридании. Слишком много… Так что двадцать тысяч — капля в море. И когда случилась беда с Забавой, мир скорбел.

Лахрета в последнее время я видела только на занятиях (он все-таки продолжал преподавать некоторые предметы, но не так, как раньше). Это сильно меня расстраивало. Я до сих пор не знала, замужем я или нет? Конечно, я понимала, что работа, забиравшая просто слоновую долю его времени, изматывала до изнеможения. Угроза тараков усилилась, и каждый наездник был на вес золота. Особенно мой Лахрет. Таланта организовывать, руководить и понимать суть вещей, у него было хоть отбавляй.

На рубежах не хватало опытных наездников. Муж сутками пропадал на границе. Эти скудные свидания — «Привет!» «Как дела?» — просто убивали меня. Близки мы были крайне редко, если это вообще можно было назвать близостью… Я с ума сходила! Сердилась на него. Не разговаривала. Объявляла бойкоты. Не помогало. А еще эта безумная мысль о ребенке! Я дико хотела родить Лахрету ребенка и жаловалась ему на это. Иногда он нервничал, говоря: «Я не Всемогущий!». А порой просто ласково гладил меня по голове и шептал: «Милая, ты же знаешь, что детское аро ниясытей подавляет все детородные функции наездников. Вот Забава вырастет, и тогда мы подумаем. Хорошо?» Я тяжело вздыхала и принимала все как есть. Детское аро ниясыти. Это такая их физическая защита. Они требовали всецелого внимания и не хотели его делить ни с кем. Так что до половозрелости Забавы я и думать должна забыть о ребенке. У меня самый главный ребенок — это Забава. Все остальное потом.

Мысли об этом забрали все утреннее время до полного восхода Раголара. Забава не мешала думать, поглощая мои мысли, как губка, и иногда делая поправки. Воспоминания о моем прошлом она восприняла совершенно спокойно, словно это так и должно быть. И ничего удивительного в этом нет абсолютно. Ну, есть во Вселенной планета Земля. Ну, пришла я оттуда. Ну, и хорошо. Пусть будет так. Она рада, что я пришла к ней. Зачем ломать голову о том, почему и как? Сокрушаться? Я все равно останусь для нее любимой Ланой. Откуда бы я ни пришла. Главное, что пришла!

— Люблю тебя, — нежно покосившись на покоившуюся на плече морду, шепнула я.

— И я тебя, — последовала пауза. — Мы сегодня летим в Небесный Ир?

— Да, дорогая. Вчера вечером звонил Мэнона. Напомнил об этом. Просил не опаздывать. У него там какая-то очередная сенсация. Так что я сейчас переоденусь и буду готова.

— Но прежде я хочу поесть!

— Ладно, тогда встретимся у входа в атконнор.

Она довольно уркнула и, легко перекинув через перила, полетела в сторону огромного ставка недалеко от атконнора. Там обычно кормились все местные ниясыти. В этот ставок регулярно поставлялось достаточно свежей рыбы, и никогда не было проволок. Забава уже давно кормилась там сама и в моем сопровождении не нуждалась, разве что для компании. Даже не помню, когда это случилось в первый раз. Проследив за ее легким и плавным полетом, я развернулась и отправилась за привычными утренними процедурами.

В столовой я оказалась одной из первых. Самой первой ласточкой был преподаватель военного потока, мастер боевых искусств. Нахмурив густые черные брови, он внимательно что-то изучал в своем коме, так что, когда я появилась в проходе, он не повел и глазом. Я заглянула на кухню. Повара, завязывая фартуки, сонно зевали и о чем-то друг с другом тихо переговаривались. На столе у входа стояли оставленные еще с вечера остывшие блюда. Но мне и этого было достаточно. Схватив тарелку с поджаренной рыбой, подвялый салат и, налив стакан сока, я быстро вернулась в главное помещение. Сидя у любимого столика и жуя холодный завтрак, я продолжала думать о своих воспоминаниях. А когда прожевала последний кусок рыбы, пришла к твердому решению никому ничего не говорить о том, кто я на самом деле. Смысл? Все уже давно привыкли ко мне такой, какой я стала. Незачем шокировать окружающих такой невероятной информацией. Для меня ведь ничего не изменилось. Ну, скажу всем, что я инопланетянка. И что дальше? Покрутят у виска и скажут, что Лахрет довел жену до сумасшествия.

Итак, с этим твердым решением я встала из-за стола и направилась к выходу. У лестницы атконнора меня с нетерпением уже ждала Забава. Уютно усевшись на ее теплой шее и привычно ухватившись за шейные складки, я послала свою «ниру» в Небесный Ир. Перед этим, конечно, ясно представила все необходимые для этого ориентиры, как учил меня Лахрет. Это необходимо так же, как для пилота внести данные о конечном пункте назначения автопилоту. Я представила утренний купол медицинского атконнора с четырьмя цилиндрическими башнями по углам, его бело-зеркальную поверхность и дивный ландшафт перед обрывом парящей глыбы. Забава понятливо крякнула, окутала нас защитным полем и вызвала перед нами вход в зияние, — так называемую прореху в пространстве (ниясыти без труда пользовались телепортацией), — легко нырнув в его объятия. Я помню, как однажды спросила у нее, как она это делает. Забава ответила что-то невнятное вроде того, что она просто хочет его увидеть, и оно открывается. Очень понятно, слов нет! Но я не настаивала на детальных объяснениях. Есть вещи, которые Забава просто не могла объяснить, так как делала это на подсознательном уровне. Нас окутал привычный фон радужного перламутра со смазанными разводами, потом десять секунд и мы парим над медатконнором.

Идя перед Забавой по гулким коридорам медицинского атконнора, я снова мыслями возвращалась к прошлому. Разве я могла тогда знать, что буду так легко преодолевать пространство, как сейчас? Я-то ведь и фантастику читала только в школе. Одна из них была о путешествии к Затерянному миру да Таинственный остров Жюль Верна. Больше что-то не припоминается ничего. А тут… с моей жизни можно писать фантастику.

В смотровом кабинете, пританцовывая от нетерпения, нас уже ждал Мэнона. Когда мы вошли, он учтиво склонился передо мной, продолжая норовить грохнуться на колени в привычном приветствии своей повелительнице (сколько же мне стоило сил его от этого отучить!).

— Приветствую вас, моя хаягетта! — Мэнона уже давно свободно говорил на ириданском

Я коротко кивнула ему в ответ, проследив взглядом, как Забава привычно направилась к специально сконструированной для нее платформе сканера. Затем снова взглянула на гадака. Я давно привыкла к его «неординарному» виду: ящероподобное существо на двух лапах; белоснежные острые акульи зубы; зрачок узкой вертикальной полосой пересекает всю роговицу, за которой едва виднеется белок; ото лба до затылка выступает холмовидный нарост, соединяющийся двумя ветвями в один мыс и складка кожи на задней части толстой шеи. Раньше это вызывало во мне приступы панического ужаса, теперь же я совершенно не обращала на это внимание. Мало того, настолько привыкла к виду гадака, что спроси, как он выглядит, я бы растерялась. В голове у меня лишь человеческий образ.

— Я вижу, ты уже нас ждал… — рассеянно протянула я, садясь на белый кожаный диван у входа в кабинет.

— Конечно, моя госпожа!

— Что ты сегодня придумал?

— О! — он восторженно выпучил глаза и подпрыгнул к монитору кома, набирая на интерфейсе ряд нужных команд. — Я мучился три недели над этой машиной! Мне вот только недавно доставили нужные детали, чтобы я мог дальше работать!

На Забаву тут же полился неяркий свет сканирующего луча.

— Теперь сканировать стало намного удобнее. Процедура длиться несколько минут и видно все в трехмерном воспроизведении, — бубнил довольно гадак, продолжая что-то набирать на сенсорной панели управления.

На экране светилось трехмерное изображение моей Забавы. Рядом каждый орган отдельно, открываясь в отдельных окнах. А возле картинки органа бежали строчки данных о его состоянии. Гадак нажал еще пару иконок на интерфейсе, и из платформы выдвинулась рука-хват, легко коснувшись кожи ниясыти и взяв кровь на анализ. Забава даже не моргнула — ей уже давно не привыкать к иголкам и инъекторам. Мэнона листал окна, довольно кивая, как опытный хирург возле результатов сканирования пациента. Что-то угукал себе под нос, пока не дошла очередь до последнего и самого главного для Мэноны органа, и тут же озадаченно завис.

— Хм… странно… — почухал он подбородок, недоуменно вскинув некое подобие бровей.

— Что? — я тут же оказалась рядом, заглядывая через плечо на монитор кома.

— Не волнуйтесь, госпожа, у Забавы все очень хорошо. Она здорова. Даже атрофированный яйцеклад стал мягче. Но вот это… — он пальцем ткнул на изображение ее репродуктивного органа. — Этого тут не должно быть…

— Ты о чем? — я хмурилась и щурила глаза, будто от этого изображение станет более понятнее. — Я пока что ничего странного не заметила. Все как обычно.

— Не совсем. Вот, смотрите, — он ткнул уже прямо по экрану, и изображение мгновенно увеличилось, приблизив изучаемый орган. — Вот здесь хорошо просматриваются яичники Забавы… Они не развиты, и труба яйцеклада аномально тонка. Все, как и раньше. Но вот за яичниками что-то выступает…

— Что это?

Мэнона нажал пару команд, и изображение немного повернулось.

— Хм… Очень необычно… Похоже на второй яичник. Он сильно увеличен. Необычно увеличен. У нир его нет. Точнее он в рудиментарном состоянии. У других королев его почти не видно из-за развитого переднего яичника. Хм… Надо воспользоваться моим новым изобретением.

— Каким? — я удивленно перевела взгляд на бегающие пальцы гадака по интерфейсу кома.

Вскоре из-за стола, на котором стоял ком, выдвинулся небольшой проектор и испустил пучок света, превратившийся через секунду в трехмерное изображение яичника Забавы, словно он висел перед нами отдельно в воздухе.

Забава заинтересованно свистнула, моргнув двумя веками. До этого Мэнона не демонстрировал ничего подобного. Тот же, не обращая особого внимания на наши удивленные возгласы, держа ладонь возле подбородка, подошел к изображению так, что его нос уперся прямо в край изображения.

— Что это, Мэнона? — я стала за его спиной.

— Это я называю объемным изображением света! — горделиво покосился на меня гадак.

— Голограмма… — загадочно протянула я.

— Интересное название. Хорошо, я так и буду это называть.

— Что ты видишь?

— Вот, смотрите, — он засунул палец прямо в голограмму, чуть выше яичника, находящегося над трубой главного яйцеклада. — Этого я раньше не видел у нее. Я назвал этот отросток «второй канал». В книгах и файлах мало о нем говориться. Доктор Хоши говорил, что возможно, это запасной яичник. Он развивается у королев ближе к половозрелости. Но я не согласен с ним. Когда королева вынашивает в себе яйца… она иногда, может использовать оба яичника. Он у нее тоже развит, только не часто задействуется. Не знаю, от каких природных процессов это зависит, — Мэнона замолк на минуту, задумчиво продолжая чухать чешуйчатый подбородок. — Когда мне дали продиагностировать Шиму перед ее эээ… временем кладки, я не заметил, чтобы этот яичник был задействован. Он находился как бы в спящем состоянии.

— Ты можешь предположить, что это значит?

— Нет. Не могу. Но у Забавы он очень увеличен. Намного больше, чем у Шимы. Может, организм Забавы среагировал так на болезнь? Какая-то необъяснимая реакция на осложнения? Может, активировался резервный вариант? Сложно что-то сказать. Знаешь, как бывает, когда у кого-то отказывает какой-либо жизненно важный орган, например зрение, тогда другие обостряются, забирая некоторые функции неработающего.

— Это плохо или хорошо?

— Думаю, скорее хорошо, чем плохо, — протянул гадак, задумчиво посмотрев на озабоченную королеву-ниру. — Время покажет. Но ничего, что угрожало бы ее здоровью. Нет причин для паники. Кстати, — он повернулся ко мне лицом. — Я приготовил новую вакцину… улучшенная формула. Может, это что-то прояснит? Я работал над ее формулой пол года. Кое-что меня смущало, но вчера на меня снизошло озарение! — он расширил глаза, спародировав одного своего ассистента. Я весело улыбнулась мысли, что тарак старается быть похожим на человека. — Теперь я уверен на все сто! Можно я сегодня его введу в кровь Забавы?

— Ну, раз ты уверен. Да еще и на все сто, — я пожала плечами и согласно кивнула. — Тогда действуй!

Он довольно передернулся и сразу же бросился к столу, где лежал уже готовый инъектор. Я проследила за суетливыми движениями гадака и перевела взгляд на голограмму.

— Слушай, Мэнон, а откуда у тебя этот голопроектор? Я такого в Иридании нигде еще не встречала.

— Это? — кинул гадак взгляд на голограмму забавиного яичника, подходя к плечу Забавы. — А! я над ним работал уже давно. Еще в Акноре. Очень упрощает работу. Господин Хоши похвалил и велел мне создать чертежи. Я уже работаю над ними. Скоро будет готов опытный образец для новой лаборатории в западном крыле атконнора. Я буду учить других ими пользоваться, — я чувствовала, как он гордиться этим достижением и своей нужностью другим.

Забава равнодушно проследила за вводимым в ее тело инъектором, давно привыкнув, что рядом копошиться гадак. Не помню, когда Мэнона сумел побороть природный страх перед ниясытями. Но вот уже полтора года точно к Забаве приближался только он. Никого другого она к себе не подпускала, подозрительно косясь на всех. Удивительно это выглядело. Ниясыть и тарак рядом. Самые ненавистные враги Заруны.

— Вот, — похлопав по месту инъекции, выдохнул гадак. — Не мочить два часа. Завтра придете на проверку. Хочу проследить ее реакцию.

— Хорошо, — обреченно выдыхая, ответила я и направилась к выходу.

Забава что-то крякнула по привычке Мэноне, явно делая вид, что прощается с ним, и тоже посеменила к выходу. У двери я остановилась и оглянулась через плечо:

— Ты будешь сегодня с техниками работать?

— Да. А сейчас еще хочу сходить к Шуке, — садясь возле монитора и вводя какие-то данные, протяжно ответил тарак.

Мэнона так и не перестал называть жену Нарана, друга Лахрета, Шукой. Как назвал ее, когда она была у тараков в плену, так до сих пор и называет.

— О! Кстати! Как там Ята?

— В последнюю неделю Шука начала, наконец, проявлять некоторые эмоции. Я думаю, она идет на поправку.

С того времени, как женщина вернулась в общество людей, мало что поменялось в ее состоянии. Как была она безэмоциональной куклой, так ничего и не изменилось. До сих пор оставалось пугающее ощущение полного отсутствия разума, когда она смотрела на тебя синими прекрасными глазами.

Я смерила ученого взглядом и задумчиво сощурилась. Этот гадак меня искренне удивлял. Казалось, он стремился решить все беды, обрушившиеся на людей по вине тараков. Будто он винил себя в том, что сделали его сородичи и искренне хотел помочь. Мэнона еще в самом начале своего появления в медицинском атконноре настаивал на том, чтобы лечить Яту. Он утверждал, что он единственный, кто знает, как это делать. Но Наран согласился перевести ее сюда только полтора года спустя, после безуспешного лечения в других атконнорах. Говорили, что случай слишком запущен. Ведь десять лет плена — это немалый срок. А здесь при конструктивном подходе гения-гадака Ята начала подавать надежды уже через месяц лечения. Труднее всего было Нарану. Он тяжело переносил присутствие гадака рядом со своей женой, продолжая презрительно называть его тараком. Я долго «обрабатывала» друга мужа, да и его самого, чтобы убедить в благоразумности перевода Яты в атконнор Небесного Ира. Я утверждала, что тот, кто знает принцип процедуры внушения и потери личности, знает и пути реабилитации. В конце концов, удалось. Мэнона сочетал в лечении химические препараты и психологические тренинги. После этого она начала оживать. Как же тогда изменился Наран! Особенно его отношение к гадаку. Даже начал шутить с ним (чего удостаивались не все близкие, не то что недруги).

По возвращении жены Наран днями пропадал в лечебнице. Наблюдая за её плачевным состоянием, он ужасно осунулся, стал нелюдим. И до этого он был не особо общителен, а теперь… так вообще замкнулся в себе. Стал просто невыносимым. Даже Лахрету доставалось по полной. Однажды я стала свидетелем вспышки гнева: Лахрет не выдержал ворчливости Нарана и наорал на друга, сообщив, что с его тупостью и упрямством Яте станет только хуже. Затем ушел, громко грюкнув дверью. После этого фагота (военный чин вроде майора) немного попустило и именно после этого случая женщина оказалась в Небесном Ире.

Прокрутив эти воспоминания в голове, я спросила у Мэноны:

— Ята у себя?

— Да. Я пойду к ней, когда уйдет ее муж, — при последнем слове гадак наморщился, выказав искренние чувства неприязни к ворчливому мужчине.

Усмехнувшись такой негативной эмоции довольно сдержанного существа (бедолаге доставалось от Нарана), я покинула кабинет и направилась в сторону, где находилась комната пациентки. Когда я подошла к двери, заметила, что та была приоткрыта. Тихо замерла у щели и заглянула.

Светлая комната Яты была просторной и ясной, обставленной очень просто и незамысловато. Узкая кровать. Стол. Стул. Прикроватная тумба и шкаф-пинал. Большое окно впускало много света в комнату. Ята еще спала, мило улыбаясь во сне. У ее изголовья, положив голову на руки, сидел Наран. Его взгляд был устремлен на её лицо. И в коем-то веке я увидела расслабленное спокойное лицо бывшего моего куратора. Ни капли напряжения, умиротворенность, теплота и нежность прямо-таки сочились из каждой черточки его красивого лица. Он любил свою жену. Любил до умопомрачения. Всегда. Все те десять лет разлуки никак не заглушили этого чувства к ней. Мне показалось, что сейчас перед его глазами проходили многие счастливые моменты их совместной жизни, где они вместе смеялись, преодолевали трудности, любили друг друга. А теперь он сидел рядом и совсем по-мальчишески любовался ею, будучи уверенным, что его никто не видит. У меня еще мелькнула мысль, почему он прячется за маской неприятной угрюмости, отталкивая от себя всех и всё? Ведь на самом деле он не такой. Совсем не такой. Преданный, любящий, заботливый.

Не посмев нарушить дивную атмосферу, я так и не решилась зайти в комнату. В другой раз. А пока надо идти назад к привычным для меня делам.

Вернувшись в атконнор, я велела Забаве лететь сразу на парфлет (специальная посадочная площадка на крыше атконнора), где с утра вся моя группа должна была собраться на приору (предмет, на котором мы учились использовать способности ниясытей). Это единственный предмет, где по-прежнему встречались после двух лет обучения те, кто со мной начинал учиться. Теперь мы учимся по разным направлениям. Меня, в результате тестирования, отправили на дальнейшее усовершенствование навыков пилотирования флайеров всех классов. В этом, как оказалось, я успевала лучше всего. А в остальном… что ж. Хоть это.

Марта (сводного брата) от меня оторвали и направили на углубленное обучение программирования. Он имел колоссальные способности в области математики. Ему в нашей группе не было равных, как, впрочем, и во всем атконноре. Я гордилась им и искренне за него переживала. Конечно, он не оставлял меня насовсем. Как бы он ни был занят, каждую неделю Март вытягивал меня и даже иногда Лахрета на разные увеселительные мероприятия.

Так вот, когда мы подлетали к парфлету, где уже находились все кроме меня, я надеялась увидеть мужа. Каково же было мое разочарование, когда я поняла, что его заменяет Охор Бакст, фагот. Снова. В последнее время он делал это довольно часто. Где пропадал муж, не знала. Я его не видела уже четыре дня. Конечно, в том, что он меня любил, я не сомневалась, а вот работу его проклинала чуть ли не каждый день. Такое ощущение, что он был женат не на мне, а на работе. Стиснув зубы, старательно отучилась и этот день.

Сегодня я, почему-то, особенно много думала о своем браке. С мыслью о том, что у меня есть муж, я уже давно свыклась. Перед глазами пробежали минуты нашей первой встречи, мимолетной и ничего не значащей для меня. А вот для Лахрета тот день, когда он впервые меня увидел на Площадке Единения, остался в памяти навсегда. Он говорил, что именно тогда, когда увидел меня, взволнованную, растерянную и испуганную, понял, что я именно та, кого он ждал всю жизнь. Для такого человека, как Лахрет, самодостаточного, точно знающего чего хочет от жизни, прекрасно понимающего суть каждой вещи, было достаточно и одного взгляда, чтобы понять, кто я и чего стою. А после того, как меня выбрала в наездницы Забава, его мысль лишь утвердилась.

Я же помню другой момент, когда увидела его на кафедре в аудитории. Он переступил порог, прошелся легкой походкой и оглянул всех проницательным, глубоким взглядом, такой красивый и мужественный, что меня словно током прошибло. Один его взгляд и мне стало понятно, что этот человек достоин всяческого уважения. Конечно, то, что я его люблю, уразумела лишь спустя много дней, после стороннего наблюдения и знаний, которые открылись об этом человеке. Полюбила, хотя и боялась, мучилась сомнениями. Думала, что такой мужчина никогда не посмотрит на такую «чудаковатую» девушку, как я. Он же так не думал. Для него было все ясно, как день.

Особенно ярко в моей памяти отпечатался миг нашего первого спонтанного поцелуя. Тогда я еще не знала, как мужчины Заруны реагируют на женский поцелуй в губы. Просто я поддалась необъяснимому порыву, всеми клеточками тела понимая, что этот человек неравнодушен ко мне и жаждет моего внимания. И потом все покатилось: нежность, признания, заключение брачного договора и первая близость — красиво, как в сказке.

Красивое начало. Мне казалось, что так будет всегда. Думаю, так думают почти все, кто страстно влюбляется. Однако потом начинаются будни, обязанности перед окружающими, быт. Быт у нас, конечно, был не такой, как у многих, но то, что повторяется изо дня в день, монотонный и рутинный порядок и есть быт, который тушит сильные чувства. Их надо поддерживать осознанно. А как поддерживать, если я почти не вижу его?

То, что однажды привлекло меня в Лахрете, и забрало его у меня. Лидер, глубокий и думающий человек, способный предвидеть и просчитать ситуацию на много шагов вперед, мужчина, готовый взять на себя всю ответственность за каждое принятое решение — все это нужно не только мне. Такие люди нужны целому миру. Будучи ятгором (военный чин, подобный генералу), начальником Службы Безопасности Иридании, Лахрет вынужден был пропадать сутками на работе. Тем более, в настоящее время на границе обстановка очень напряженная. Его присутствие и обдуманные решения необходимы там как никогда.

Спасало меня от полного одиночества лишь неизменное присутствие рядом Забавы. Она никогда не покидала меня и даже не помышляла об этом. Она жила мной, моими эмоциями, мыслями. Причем это единение было настолько ненавязчивым и нейтральным, что совершенно не лишало меня ощущения свободы и воли.

Все же, понимание этих вещей меня не вдохновляло. Женский эгоизм требовал внимания мужа. А сегодня этот эгоизм был невероятно требовательным. Почему, я узнала много позже. А пока температура моего негодования росла по экспоненте. Так что ближе к вечеру, когда небо опалило красное зарево Раголара, я стояла на краю балкона своей комнаты и по-настоящему кипела. Кипела, что называется. Казалось, пар пойдет из ушей. Неожиданно откуда-то всплыли все обиды на всех (особенно на Лахрета) и переживания, а потом смешались с новыми для меня воспоминаниями. Я чувствовала, как бурлит в жилах кровь. Как негодует сердце и требует внимания близкого человека, а его нет рядом. Жару поддавали странные призывы Забавы.

Она сейчас парила над атконнором недалеко от нашего балкона, едва вздрагивая крыльями и опустив низко голову, словно что-то выискивая на земле. Каждое ее движение казалось отпечатком великолепия и изящества. Все, что когда-то давалось ей с великим трудом, теперь делалось свободно и легко. Многие королевы Ира уступали ей в благородности и грации, в легкости движений и неуловимом чувстве достоинства.

Она призывно протрубила, чего я совершенно не услышала, будто меня окутал кокон непривычных ощущений. В голове громким молотом о наковальню билась нарастающая с каждым ударом сердца обида на мужа, на его постоянное отсутствие. Я вдруг, решила, что устала от этого и должна обязательно что-то сделать, причем именно сейчас. Громко спрыснув и раздраженно оттолкнувшись от перил, направилась в комнату за коммуникатором, снова проигнорировав тревожный призыв Забавы.

Переступая порог балкона, я не заметила, как небо начало темнеть от блестящих глянцевых тел ниясытей атконнора. Не услышала низкого протяжного стона множества гортаней в унисон главной песни. Не услышала, как выделялась эта необычная и мелодичная песня парящей в небе королевы. Настолько необычная, словно в вышине выводила прекрасные рулады арабская певица. Не поняла, как повсюду засуетились ниры, прячась во всевозможные дыры и укрытия. Не увидела, как вокруг моей Забавы образовалось огромное завихрение из стальных тел. Они кружили в одном направлении, рисуя в воздухе удивительный танец. И, конечно, я не видела, как внизу, вокруг атконнора позадирали головы все, кто находился на улице, и как они распахнули рты в глубоком потрясении и восторге от волшебной мелодии с небес. Мне было не до этого. В голове царил гневный ураган и невообразимые ощущения, совершенно незнакомые мне, даже чужие. Вместо этого я взяла в руки коммуникатор и набрала номер мужа:

— Лахрет? — резко произнесла я в микрофон коммуникатора, с силой сжимая ни в чем неповинный предмет, когда услышала голос мужа.

— Лана, что-то случилось? — он явно чем-то был обеспокоен.

— Да, случилось! — грозно отрезала я, созерцая, как яркие мошки гнева лихорадочно пляшут в глазах.

— Лирит начал сильно беспокоиться и перестал отвечать мне. Такого никогда не было! Что в атконноре происходит? — он не уловил моего гнева. — Что делает Забава?

— Не знаю, что в атконноре происходит! Зато я знаю, что происходит между нами!!! Сколько можно?! Я тебя не видела и не слышала уже четыре дня! Я ужинаю одна, обедаю одна, завтракаю одна!!! — сердце в груди жестоко сжималось, посылая пожар во все части тела. — Я больше времени провожу с Зунгом и Мартом, чем с тобой! Я даже не знаю, зачем я вообще вышла замуж!

На том конце повисла пауза. Через минуту он отозвался:

— Лана, что происходит в атконноре? Лирит требует меня немедленно лететь в Ир и ничего толком объяснить не может.

— Ты вообще слышал, что я тебе только что сказала?!

— Слышал.

— И?!

— Ты же знаешь, что я на работе. Очень сложная обстановка на рубеже. Тараки начали собирать силы и подступать к Иридании. Поле слабеет. Лана, я не в игрушки играю!

— Я тоже не в куколки тебя зову поиграть! Твоя работа у меня уже в печенке сидит! Пусть она будет трижды проклята! — я сама не понимала, что говорила.

Руки дрожали в лихорадке, часто вздымалась грудная клетка, прерывисто выдавливая воздух. Одно слово за другим звучало обиднее и обиднее. И самое страшное, что это говорила не я. Ведь еще неделю назад я заверяла его в искренней поддержке и сочувствии. Со мной творилось что-то невероятное. Опять, словно в тяжелом сне, сквозь пелену сильнейших эмоций, я услышала призыв Забавы. Она настойчиво рвалась в мое сознание. И делала это с каждой секундой тверже и тверже, словно жаждала моего с ней единения. Но зачем? Особенно, когда я в таком истеричном состоянии? Понимая, что пусти ее к себе в голову, она усилит мои эмоции в сотни раз и обрушит их на остальных, я жестко поставила барьер и продолжила тираду мужу:

— Послушай! Лахрет! Я не шучу. Я устала от твоих постоянных отлучек! У меня нет мужа, которого я выбирала себе! Я хочу его всего и без остатка! А где ты, мне не известно! Если ты намерен дальше такое продолжать, я просто потребую раздельного жительства и велю Забаве не подпускать тебя ни на шаг! Я устала быть одна!!! — прокричала и сразу отключилась, уронив руку с коммуникатором вдоль тела.

И почему меня после этого не отпустило? Наоборот, сцепило и связало внутри в тугой узел.

— Лана! — услышала я снова настойчивый зов Забавы. — Лана!

Стиснув в раздражении зубы, я развернулась лицом к балкону и уставилась через прозрачную гардину на вечернее небо Заруны. Там творилось нечто неописуемое. Ниясыти всех возрастов кружились вверху в завораживающем танце. И лишь Забава почти недвижимо висела перед балконом и смуро смотрела немигающим взглядом на меня. Ее почти прозрачные светлые перепонки крыльев, изрисованные тонкими прожилками вен, слегка трепетали в ровном потоке воздуха. Блеск почти исчез с серебристой кожи, превратив ее в матовый белоснежный комок напряженности. Она вновь издала мелодичную переливчатую трель, и я теперь отчетливо услышала многоголосый отзыв парящего в небесах хора. От этого звука мурашки галопом поскакали по спине, и свело в животе.

Что все это значит? Я непонимающе дернула головой и выбежала на балкон. Застыла посредине, заворожено уставившись на удивительный медленный танец крылатых Вершителей судеб Заруны. Сперва это мне показалось хаотичным метанием блестящих тел по небу, но потом я заметила в нем удивительно красивую закономерность. Каждый взмах их крыльев был подчинен завораживающему ритму мелодичной песни. Эта потрясающая песня казалась шедевром талантливого композитора. Пусть некоторые призывные ноты постоянно повторялись звуком бамбуковой флейты, которой вторили ноты дудука и ритмичный бас барабанов да правильные хлопки крыльев, но эта невероятная мелодия выворачивала все внутренности наизнанку и потом не отпускала сердце ни на миг. А ведущей и самой выразительной «флейтой» была моя великолепная Забава. Неужели такое бывает??? Неужели ниясыти способны на подобное???

Тогда я ответила, наконец, Забаве:

— Говори…

— Ты мне нужна…

— Что происходит? — я взволнованно прижала ладонь к сердцу, ощущая, как медленно от меня отступает гнев, сменяясь недоумением и трепетом.

— Ты нужна мне… — снова повторила она и дернула головой.

— Что я должна сделать?

Огромный фасетчатый глаз загадочно блеснул золотом в свете заходящего Раголара и она повторила новый перелив «флейты».

— Лана, ты нужна мне…

Но я не могла понять, чего она хочет от меня, а ее повторения лишь углубляли мое недоумение.

— Я тебя не понимаю. Объясни, прошу!

— Где Лирит?

— Он с Лахретом.

— Я зову его. Он в зиянии.

— Что ты хочешь?

Она задрала голову и снова протяжно застонала. От этого меня накатило волной и знакомых и незнакомых ощущений. Я боялась признать то, что робко стучало в двери разума. Неужели наступил тот самый день?…

— Где Лирит? — повторила она.

— Забава, ты пугаешь меня. Скажи же, чего ты хочешь?

Она неожиданно прижала к телу крылья и торпедой устремилась вниз. Через мгновение она уже прильнула к перилам балкона, приблизив ко мне голову. От нее пахнуло жаром. Я поднесла инстинктивно руку к ее носу и удивилась непривычно высокой температуре Забавы. Она горела. Неужели ей плохо? Может, это лекарство Мэноны так действует? Может, надо срочно лететь к нему? Но зачем этот хоровод в небе? Только я хотела было взобраться ей на спину, чтобы срочно лететь к гадаку, как послышался хлопок и совсем рядом из зияния возник Лирит.

Забава резко повернула голову в его сторону и повторила свой зазывной перелив. Лирит тут же ответил басом. Словно ожидая этого, Забава круто прогнулась в спине, оторвалась от балкона и камнем ринула вниз. Прямо у самой земли она, играясь, распахнула полотно крыльев и вильнула вверх. Лирит быстро сгрузив своего наездника, молнией последовал за ней. Воздух содрогнулся от слившихся воедино голосов парящих в небе зрителей. Теперь на этом фоне ритмичного звукового сопровождения особо выделялось два голоса: «флейта» и «басгитара».

Я отшатнулась назад, взмахнув, как крыльями, руками. Тут же Забава с силой ворвалась в мою голову. Теперь я могла ощутить все переполнявшие ее страсти и до умопомрачения дикое желание полета. Безумного, стремительного и необузданного полета. Каждая клеточка моего тела словно излучала энергию.

В глазах всё поплыло. Сейчас я видела только то, что видела Забава. Мощно работая крыльями, она взмывала вверх всё быстрее и быстрее. Позади послышался восторженный и долгожданный призыв, от которого сердце радостно сжалось. В висках пульсировала кровь, а ноги налились так, что стали как ватные. Мое тело уже мне не принадлежало. Я словно потерялась в пространстве, разрываясь на части. Больше вокруг себя я уже ничего не видела, только небо перед Забавой и безумное желание лететь вперед что есть сил.

Крепкие руки сжали мои предплечья и возле уха родной голос произнес:

— Ты чувствуешь ее?

— Как себя! — выдохнула я, не в силах обернуться.

— Будь с ней. Слейся с ней. Так ты придашь ей сил.

— Лахрет?

— Будь с ней, не отпускай Забаву.

— Что происходит?

— Настал день Забавы. Ее полет любви.

Порывисто вздохнув и быстро проморгавшись, я вернулась назад в реальность.

— Как? Ведь еще рано! Она ведь еще так молода!

Лахрет обошел меня и стал лицом к лицу, обхватив ладонями мои щеки. Сейчас в лице его было что-то новое. Глаза его горели знакомым желанием, и в то же время совершенно другим. На его губах играла улыбка, всегда сводившая меня с ума.

— Она уже выросла, милая моя. И это ее первый полет. Лирит уже летит за ней. Ты должна быть с нею рядом. Слышишь?

Я ощутила, как Забава снова настойчиво потребовала внимания, забирая мои мысли к себе в небо. Я глубоко вздохнула и шатнулась. Лахрет подхватил меня и страстно прижал к груди.

— Не противься, Ланочка. Ты очень ей сейчас нужна. Она все равно заберет тебя с собой, как бы ты не сопротивлялась. А я буду рядом. Я сделаю, что надо…

Его губы жадно прижались к моим, одарив сладостным дурманом, и тело тут же обмякло в его сильных руках. А мысли легко покорилось настойчивым призывам моей королевы. Она завладела ими безраздельно.

Теперь я стала Забавой, и все остальное отступило на второй план. Теперь я знала, что надо делать. Надо лететь далеко, быстро и стремительно. Ветер небес наполнял широко расправленные крылья, сильные мышцы легко играли под белой кожей, сердце неистово колотилось в груди. Я ворвалась в пушистые невесомые облака. Вверх, вниз, в сторону. Стрелою прорвав густую пелену небесного пара, я помчалась вихрем над ними дальше, ведомая необъяснимой жаждой скорости. Казалось, я одна легко скольжу в необъятных просторах небес Заруны, пытаясь догнать алый диск заходящего Раголара. Разреженный воздух верхних слоев атмосферы шелестел в ушах, врывался в могучие легкие, разливаясь свежестью по извилистым рекам вен. Краем глаза я заметила глянцевый блеск позади и оглянулась. Лирит. Он не отставал от меня ни на метр. Я узнала его по легким, благородным движениям, по высоко поднятой над телом головой. Он хороший. Он добрый. Он сильный. Но почему он запыхался? Зачем он летит за мной? Хочет поиграть? Хорошо. Поиграем.

Я резко остановилась, кувыркнувшись на месте. Он не ожидал этого финта и пулей пролетел мимо. Забарахтался в воздухе как маломесячный несмышленыш. Я насмешливо протрубила и нырнула прямо перед его носом вниз, прижав плотно к телу крылья. Скорость с каждым мигом нарастала, оглушая своим диким безумием и нагоняя адреналина в кровь. Оглянулась. За мной по пятам мчался Лирит. Его промах был незначительным, и он легко исправил оплошность. Теперь он был готов к таким неожиданным поворотам. Но я тоже не промах. Резко распахнув крыло, я прервала стремительность падения и развернулась на кончике крыла, изменив направление. От изумления он вскинул голову и хаотично забил воздух крыльями. Это его немного затормозило, и нур отстал. Ха! И это он учил меня летать! Скорость, просто безумная, бешенная, головокружительная, лишала рассудка, вулканом кипятила кровь. Пусть теперь Лирит догонит меня, непокорную, гордую, неистовую!

Ворвавшись в густую пелену облаков вновь, я насмешливо протрубила, решив, что теперь-то он меня точно не догонит, потеряв в их пелене. Но это я так думала. Только я вырвалась из непроглядной белесой густоты пара, была захвачена в путы крыльев, лап. Через миг мою шею обвила его, лапы скользнули мимо брюха к спине, и я совсем потерялась в стремительности движений. Я растерялась и собрала крылья. В бешеном вращении мы полетели камнем вниз. Земля неумолимо приближалась с невероятной скоростью. Я слышала, как оглушительно громко бьется его сердце, как часто и шумно он дышит. Неужели мы разобьемся? И тут он, прямо за сто метров над поверхностью, расправил усталые крылья, и мы прервали наше дикое пике. А потом… почувствовала блаженное тепло, полившееся в мое тело от самого кончика хвоста до носа…

Я резко села и распахнула глаза. Что это было?! Вокруг все изменилось. Теперь все другое. Моя комната. Знакомый интерьер. Вещи, раскиданные по полу, а рядом лежит Лахрет и довольно улыбается.

— Что случилось? — я удивленно уставилась на мужа, прикрываясь одеялом.

— А ты еще не догадалась? — он закинул руку за голову.

Я прикусила губу и глянула на балкон. На нем неразборчивым нагромождением лежало два свившихся в клубок тела ниясытей. Где была Забава, а где — Лирит, разобрать практически невозможно. Затем повернулась снова к Лахрету:

— Догадываюсь. Но почему мы тут с тобой… кхм… вдвоем… в постели… Я не помню ничего, что было с нами. Только с Забавой…

— Это нормально. Особенно в первый раз. Женщины по-другому переносят брачный полет королевы… — его ладонь скользнула по моему плечу. — Зато я помню все до мельчайших подробностей… Ты была удивительно ласковой…

Я насупилась. Учитывая, что я наговорила ему всего лишь пару часов назад, завершение дня никак не вписывалось в мои слова. Я, как куколка, обернулась одеялом, и встала с постели. Подошла к окну и устремила задумчивый взор вдаль мимо белоснежного блестящего кома.

— Ты чем-то недовольна, — это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Скорее озадачена. То, что только что случилось… оно совсем не соответствует сказанным недавно словам.

Небо уже давно потемнело, и синева его была усыпана еще неясными искрами мерцающих звезд. Из полуприкрытой двери балкона заходил прохладный воздух, нагоняя на оголенные плечи орды мелких мурашек. Позади раздался глубокий тяжелый вздох.

— Ах, ты об этом… — он еще немного помолчал, и я слышала, как он нервно хлопает ладонью по постели. — Я буду считать этот разговор следствием твоего перевозбуждения от эмоциональной нестабильности Забавы. И не буду воспринимать его всерьез.

Я поглядела на него через плечо и сдержанно ответила:

— Лахрет, возбужденное состояние Забавы объясняет лишь мой непозволительно резкий тон. Но я все еще продолжаю обижаться на тебя. Мне и сейчас неприятна мысль, что тебя так часто нет рядом. Подумать только! Летя сегодня на парфлет, я гадала, увижу тебя или нет! Ты являешься передо мной, как ясно солнышко и тут же исчезаешь! Я — твоя жена! Но я не знаю, ни где ты, ни что с тобой! И мало того, жду свидания с тобой, как потрескавшаяся земля — влаги! Это не нормально! Разве мы — семья?

Лахрет сел и согнул ногу в колене, закинув на нее локоть. Нахмурился.

— То есть слова о раздельном жительстве ты говорила осознанно?

В его глазах в свете первой луны Заруны мелькнуло неясное разочарование. Я отвернулась, снова погрузившись в чарующий мир ночного неба. Сквозь щель балконной двери кроме прохладного воздуха, в комнату заходили приятные звуки ночного города, смешанные с голосами ночных жителей парка атконнора. Эти звуки переплетались с мерным дыханием больших мехов-легких дремлющих ниясытей. Ответила мужу не сразу, прервав напряженное молчание низким измученным голосом:

— Я хочу, чтобы ты был рядом со мной всегда, как муж и друг. Проводил со мной время, делился своими переживаниями и чувствами. Доверял свои беспокойства и желал со мной близости. Таким я вижу брак с любимым человеком. А ты где угодно, только не со мной. Эти два года я гоняюсь за тобой, как нищий за милостыней. Ради чего? Ради того, чтобы ты прибежал, чмокнул в щечку и снова на работу? Если ты меня и любишь, я об этом не знаю. Ты не говоришь об этом. А моменты, когда мы с тобой были близки, можно посчитать на пальцах… — глубоко и устало выдохнув, словно скинув с себя тяжкое бремя, я оглянулась, желая видеть его лицо, и закончила: — Разве у нас семья? Если ты считаешь это семьей, то какая-то она неправильная… эта семья.

Сказала и вновь отвернулась. Он шумно вздохнул, горестно застонав. Затем встал с постели и подошел, обхватив меня за плечи. Горячее дыхание тяжело легло мне на макушку.

— Прости, что заставил тебя так думать… Мне и самому нелегко это переносить. Но я не думал, что тебе от этого тоже нелегко, — я ощутила поток его мыслей. Они были полны искреннего сожаления. Он до коликов боялся слова «раздельное жительство». — Прости… Я действительно виноват перед тобой. Так сложились у нас с тобой обстоятельства. Ты с Забавой на учебе. Она тоже стала в последнее время все меньше спать и требовать твоего всецелого внимания. И моя работа… Понимаешь, то, что я делаю, имеет большое значение для всей Иридании. Мир наш очень шаток и существует угроза нападения тараков. Ты просто многого не знаешь.

— Конечно, не знаю! Откуда? Кто мне об этом говорит? Как же я смогу понять тебя?

Он неодобрительно покачал головой.

— Это секретная информация. Да и ты многого не поймешь.

— Мне не надо подробности. Но в целом…

— В целом я тебе и говорю. Когда считаю нужным.

— Уж слишком редко ты так считаешь, — я надула губы и шагнула в сторону, что вызвало на его лице болезненное выражение. — Мне неприятно, что тебя нет рядом. Выходя за тебя замуж, я думала, что ты будешь помнить о том, что я есть у тебя.

— А мне больно слышать твои слова о раздельном жительстве. Твои претензии необоснованны и резки. Ты знала, что я — начальник Службы Безопасности страны, когда подписывала брачный договор. И должна понимать, что это требует пропасть времени.

— Конечно-конечно! Ты самый нужный в мире человек! Кто я такая?! Разве я имею право тебя просить о том, чтобы ты проводил со мной время?!Пфф! — я в раздражении вскинула руками и одеяло легко скользнуло вниз.

Я вспыхнула и поспешила его подобрать, однако была поймана его руками и окутана объятиями.

— Конечно, имеешь… — взволнованно прошептал он на ухо, покрывая мое лицо поцелуями. — Имеешь на меня все права… прости, я совсем зашился и забыл о тебе. Мне нет оправданий! Прости… прости… я виноват перед тобой… виноват…

Нежные губы скользили от моего уха по шее до обнаженного плеча, вызывая одну волну тепла за другой. Я выдохнула и послушно прильнула к его сильному телу, чувствуя, как под ладонями напряглись его мышцы. И снова охватил голову волнующий дурман страсти, увлекший нас в мягкие объятия шелковых простыней…

*** *** *** ***

Открыла я глаза лишь только после того, как сладко потянулась. Тело посылало отчет мозгу о приятной истоме. Встретилась взглядом с Лахретом. Он слегка навис надо мной, упершись на локоть, и внимательно разглядывал мое лицо. Ласковая улыбка коснулась его губ, сделав его мужественное лицо приятно нежным и притягательным.

— Доброе утро… — я снова сладко потянулась.

— Доброе. Но не утро, а день. Я думаю, он тоже должен быть добрым.

Я недоверчиво насупилась, пытаясь сообразить, что он сказал. Потом, как укушенная, подскочила и ринулась было спешить собираться на учебу.

— Ты куда?! — Лахрет поймал меня за запястье и с легкостью уложил обратно.

— Как куда?! — удивленно уставилась я на него. — Так на учебу же пора! Сколько сейчас времени? Наверное, уже прогуляла пару уроков!!! — я снова попыталась встать, и вновь была прижата к подушке.

— Не торопись, глупышка. У нас с тобой сегодня законный выходной!

— Как выходной? Третий день недели!

— У всех наездников после брачного полета их ниясытей автоматически следующий день — выходной. Ты разве не знала? — его пленительный голос напомнил о прошедшей ночи.

— Нет. Не знала, — пауза. Я свела задумчиво брови в одну линию и поймала его черные глаза сосредоточенным взглядом. — Но мне все равно нужно собираться.

— Зачем? — он хитро улыбнулся и приблизился с явным намерением напомнить себе вкус моих губ.

— К Мэноне на осмотр… — вильнула я в сторону, — точнее Забаву отвести. Он вчера ей ввел вакцину и просил прийти сегодня на осмотр, чтобы проследить за ее действием.

Лахрет вздернул брови:

— Вакцину?

— Ну, да. Ты же знаешь, что Мэнона все никак не угомонится и мечтает исцелить нашу Забаву. Он вчера и ввел ей какую-то новую сыворотку. Говорит, это новая формула, над которой он работал несколько месяцев.

— Хм… — протянул задумчиво Лахрет и плюхнулся рядом, закинув ладонь под голову.

— Что «хм»? — теперь настал мой черед нависать над ним.

— Значит, это его сыворотка виновата…

— Ты о чем?

— Я уже битый час лежу и думаю, почему Забава поднялась в свой первый полет на несколько недель раньше положенного срока? Конечно, я думал, на это могла повлиять ее детская болезнь. Но все-таки… — он поджал губы и опять хмыкнул. — А теперь все стало на свои места. Всему виной жуткая гениальность твоего чудаковатого друга-гадака. Завтра полетишь. Забава все равно не в состоянии сейчас двигаться. Ты даже ее не разбудишь. Ничего не станет с твоим гадаком, если не прилетишь сегодня.

Я пожала плечами и осуждающе смерила его прищуренным взглядом. До сих пор в сердце Лахрета оставалась скрытая неприязнь к плененному тараку. Даже, скорее всего, не к нему лично, а тому роду, к которому он имел проклятие принадлежать. Я его не винила. Ведь он с самого рождения с молоком матери впитал ненависть ко всему, что имеет хоть отдаленное отношение к таракам. Он воевал с ними. Он без жалости убивал каждого тарака. Он сокрушал все их творения без зазрения совести и без желания сохранить их достижения. Для него все, что было с ними связано, считалось заклятым. А тут, в атконноре небесного Ира живет и здравствует существо таракской крови. Причем сохранить жизнь ему настояла его жена. Он терпел, но относился ко всему с глубоким и нерушимым скептицизмом. И я поверила в то, что он по-настоящему так никогда и не сможет питать к незаурядному и совсем нетипичному тараку хоть какие-нибудь теплые чувства. А теперь я говорю о его очередном эксперименте, да еще и ни с кем-либо, а с ниясытью его жены.

Глубоко вздохнув и выдохнув, я поправила растрепавшиеся волосы и сползла с постели. Осуждающе обвела взором бедлам, царивший в комнате. Где только вещи не валялись. Только что не на карнизе. Пообещав себе, что в срочном порядке обязательно произведу самую генеральную уборку, на какую была только способна, я направилась в ванную. Как же все-таки не хватает Фии. С тех пор, как мы лишились всех привилегий, каота (горничная) так же перестала быть моей личной. И со всем приходилось справляться самой.

Перед дверью ванной комнаты я резко остановилась. Неожиданно, яркой вспышкой в голову ворвалась мысль о моем земном прошлом. Я медленно повернула голову в сторону лежавшего на постели Лахрета и потрясенно нахмурилась. Он, поймав мой взгляд, тепло улыбнулся. Однако, я не заметила его улыбки, думая совершенно о другом. Теперь воспоминания настойчиво пытались увязаться с тем, что приключилось со мной здесь, на Заруне. Поскольку данная информация никак не вязалась друг с другом, внутри сотворилось что-то неописуемое. Этот когнитивный диссонанс прошлого и настоящего затормозил меня во всем. И эту задумчивость Лахрет не мог не заметить. Поэтому, увидев, что я никак не отреагировала на его улыбку, он удивленно повел бровей и хотел уже было что-то спросить. Но не успел, так как я, вытянув озадачено лицо, тут же развернулась и вошла в ванную.

Стоя возле раковины, я смотрела не себя в зеркало и продолжала думать. Сейчас образы из прошлого особенно красочно всплыли в уме. Снова я увидела лицо мамы, бабушку в тот момент, когда убегала в последний день, и загадочные волнения воздуха, когда прыгала в воду, спасаясь от преследователей. От волнения на лбу выступила испарина, а сердце забилось быстрее обычного.

Кто же я на самом деле? Лана или Таня? Землянка или зарунянка? На девушку с планеты Земля я уже не была похожа. Только черты лица. А все остальное было другим. Волосы кудрявые. Чистая гладкая кожа. Выразительные ясные глаза. Здоровое тело благодаря оздоравливающему действию аро или пота Забавы. А здесь эти воспоминания…

Сказать ли Лахрету о вернувшейся памяти? Засмеет ли он меня? Поверит ли? В этих мучительных сомнениях я долго простояла перед зеркалом. Решение пришло не сразу. Прошло более десяти минут прежде, чем я поборола внутренние сомнения. Сжав кулаки, оторвалась от своего изображения и вернулась в комнату.

Лахрет лежал в той же позе, в какой его оставила. Негромко шелестя шелковым подолом халата, я присела на край постели и задумчиво посмотрела на него. Он оторвал взгляд от окна и внимательно сощурил глаза, будто знал, что я хочу что-то сказать. Однако ничего не спросил. Только пристально смотрел. В тот же момент робость сжала горло и сдавила легкие. Трудно сказать любимому человеку то, что и сама считала полным абсурдом. Поэтому родилась долгая и выразительная пауза, в которой я безуспешно боролась с восстанием здравомыслия в голове. Наконец, прервал тишину Лахрет:

— Ты явно что-то мне хочешь сказать, но не решаешься. Тебя о чем-то спросить? Намекни.

— Я вспомнила прошлое, — одним выдохом выпалила я.

Он удивленно вскинул брови и подался вперед, сев так, чтобы лучше видеть мое лицо.

— Правда?

— Да… и это меня пугает.

Он недоуменно наклонил голову, выразив всем видом замешательство.

— Ты кого-то убила? Ты была замужем? Ты родом из диких племен гор Градасса?

Для него это казалось самым страшным, что могло бы случиться со мной в прошлом. Я прикусила губу и отрицательно качнула головой. Опять ужасно долгая пауза и раздражающая нерешительность. Каждое слово давалось с трудом. Он это чувствовал и поэтому не торопил. Накрыл ладонью мою и поправил прядь волос:

— Если не уверена, что хочешь говорить, не говори. Придет время, потом скажешь.

— Нет. Я должна сейчас это сказать.

— Хорошо. Говори. Или позволь прочитать тебя…

Я отрицательно качнула головой и произнесла:

— Пообещай, что не скажешь, что я сошла с ума. Я этого боюсь больше всего.

— Хорошо. Не буду. Итак…

— Я с другой планеты…

Сложно описать, как выразительно вытянулось его лицо. Чего-чего, а этого, конечно, он никак не ожидал услышать. Хмыкнул. Поднес пальцы к губам и с силой потер их. Внутренняя дрожь нарастала, и очень хотелось где-нибудь спрятаться, а он молчал. Потом еще пару раз хмыкнул, когда я снова заговорила:

— Я знаю, что это кажется невероятным, но я точно знаю то, что я вспомнила.

Лахрет сощурился, постукивая ладонью по согнутому колену, скрытому под тонкой шелковой простыней.

— Есть только один способ проверить, говоришь ли ты правду…

— Какой?

— Позволь заглянуть тебе в разум. Ты знаешь, как это происходит. Тебе лишь надо думать о том, что ты вспомнила, и я тоже это увижу, — в его глазах появилась искра доверия.

Я с загоревшейся надеждой в сердце схватила его ладонь и поднесла к вискам (так ириданцам легче читать глубинные мысли других). Он ободряюще улыбнулся и поднес вторую, приблизившись к лицу.

— Закрой глаза и думай, — ласково прошептал он и уперся лбом в мой лоб.

Я несмело закивала и зажмурилась. Потом начала думать. Думать о маме, папе, бабушке. Картинками пробегали минуты последнего дня: бешеный бег по ночному лесу, преследователи и безумный страх, рожденный погоней.

Не знаю, сколько мы вот так сидели, но в какой-то миг я резко выдохнула, словно из меня вычерпали все, что можно, и быстро отстранилась. Он хмурил брови в замешательстве, не зная, что сказать. Мои глаза лихорадочно бегали по комнате, желая избежать его пораженного взгляда.

— Или ты в это искренне веришь, или это, действительно, правда… — наконец, сделал он вывод.

Потом задумался на долгие минуты. На мучительно долгие минуты. И пока он думал, я поднялась на ноги и подошла к окну, ежась от прохладного сквозняка. Перед окном мне всегда думалось намного проще и вид, открывавшийся перед балконом, всегда успокаивал встревоженное сердце. Мне тоже нужно подумать. Как бы там ни было, поверит он в мои слова или нет, я сказала ему то, что должна была.

Через время, я услышала, как он соскользнул с постели и остановился за спиной. Я не оглянулась, боясь увидеть осуждение на его лице. Теплые и нежные ладони ласково сжали мои предплечья. Я почувствовала теплое дыхание возле уха. А потом услышала задумчивый голос:

— Как называется твоя планета?

Он поверил мне!!! Сердце трепетно сжалось, и слеза облегчения скользнула по щеке. Я стремительно повернулась и утонула в любящих глазах. Я не сдерживала торжествующей улыбки. Сейчас я радовалась тому, что любовь и доверие превозмогли его здравый смысл.

— Земля… — как-то слишком хрипло и тихо получилось у меня.

— Земля… — словно смакуя на вкус, повторил он.

— Ты поверил мне?

— Это многое объясняет. Например, то, что ты очень эмоциональная и любишь ласку. Ты не такая, как все женщины Иридании. Ты абсолютно другая и я все никак не мог найти этому объяснения. А если ты с другой планеты, то ты можешь быть другой.

— А почему ты не спрашиваешь, каким образом я попала в твой мир?

— Ты не знаешь.

— Да. Не знаю.

— Вероятнее всего, через зияние. Есть теория, что между планетами нашей Вселенной существуют незримые ходы, возникающие в разных местах и времени. Их практически невозможно обнаружить или как-то вычислить. Они очень похожи на те межпространственные туннели, которые легко открывают ниясыти. И вопрос ни сколько в их существовании, сколько в их обнаружении. По великой и счастливой для меня случайности, ты сумела найти этот ход. И благое дело, ты осталась в живых. Кстати, проход через этот тоннель может объяснить и твою глубокую амнезию…

Его здравые слова придали спокойствия и твердой убежденности в правоте моих воспоминаний. Я нежно прижалась к его груди и уже не сдерживала потока слез облегчения. Теперь я знала точно, что рядом самый родной человек. Мы все-таки сможем справиться со всеми невзгодами, которые пророчит нам жизнь. Лишь бы не сломаться.

*** *** ***

Ветер, тихо шелестя полусухими листьями болотной высокой травы, небрежно раскидывал черные волнистые пряди синеглазой красавицы. Она не обращала на них никакого внимания, устремив невидящий взор вперед. Ее мысли печально блуждали по страницам славного и бурного прошлого, навевая черную тоску в уже давно разбитое сердце. Она не замечала вокруг себя ничего: ни пронизывающей сырости, ни неприятного запаха, источаемого мутной заводью, ни желто-оранжевого пейзажа раскинувшейся впереди до самого горизонта каменистой пустыни. Она недвижимо стояла на покореженном временем и стихиями деревянном помосте на самом его краю. Искривленное отражение слегка волновалось у ее ног, словно вторя ее внутреннему состоянию. Руки, полусогнутые в локте, в обманчивой расслабленности висели вдоль тела, крепко сжимая кулаки. А в синих как небо глазах горела обида и затаенная злоба, рожденная немногим более двух лет назад. Она всеми фибрами души ненавидела одну молодую и неразумную, но ужасно удачливую особу, которая однажды пришла в ее мир и разрушила все, чем она так сильно дорожила.

Та женщина забрала у нее все: власть, славу, положение и уважение в обществе. Она забрала ее жизнь! У нее, самой сильной и гордой правительницы Иридании, Мары Ниасу. Мара злилась. Ведь надо же было ей на кого-то злиться, чтобы найти виноватого в ее несчастной и горькой судьбе. Она понимала, что та дерзкая девчонка не виновата в самой большой трагедии ее жизни, в самой острой и извечной боли, терзавшей душу и сердце всю ее жизнь. Даже преданная любовь самого чистого и смелого существа на всей Заруне не смогла исцелить страдания от неразделенной любви. Да, любви. Она, Мара Ниасу, будучи одной из немногих женщин Иридании способных на такие сильные чувства и желания, полюбила. Полюбила когда-то от всего сердца того, кто так никогда и не смог ответить ей взаимностью. Кто всю жизнь любил другую, хоть всегда это и скрывал даже от самого себя. Что бы она ни делала, что бы ни свершала, чего бы ни добивалась, он так никогда и не смог ее полюбить. Да, она добилась его тела, его присутствия рядом, жарких ночей на мягком семейном ложе, но не его сердца. Даже сейчас, когда он был с нею и разделял суровость изгнания и лишения, плетя козни и интриги за спинами ятгоров и лортов Иридании, он не хотел ее любить. Конечно, Мара смирилась с этим уже довольно давно, родив ему последнего сына, Нарана. Но сердцу не прикажешь. Как своему, так и чужому.

Боль ее рождала ненависть к другим, кто был счастлив и имел все, что пожелает. Тарак их возьми! Она проклинала все и вся. Почему?! Почему она должна прозябать здесь, в каменных пустынных горах, защищая никчемных людишек, способных только на то, чтобы жать на кнопки умной машины и вести распутную жизнь преступников?! Ну, нет! Она не намерена провести остаток своей жизни вот так вот, без власти и свободы, единственного, что хоть как-то украшало ее жизнь. Они с Тиретом придумали план, как им вернуть потерянное. Пусть и пришлось пойти на сделку с совестью и с врагами людей. Она их не боится, ведь у нее есть Кара, королева, пусть и в изгнании, как и она. Но это ее козырь и спасательный круг. Она не будет упускать возможности. Правда придется действовать вприглядку с этим хитрым змеем Лахретом. Он слишком умен и постоянно дышит им в затылок. До сих пор им удавалось ловко подметать после себя следы, но всегда везти не может. Поэтому нужно сделать первым шаг до того, как они где-то проколются.

В голове еще мелькнула мысль об этой девке, жене Лахрета. До конца Мара так и не смогла раскусить ее. Вроде бы та всегда прикидывается наивной простушкой, но ее везде и всегда преследует просто мистическое везение. Подумать только! Она умудрилась даже подружиться с тараком! И мало того, притащить его в Ир и сделать одним из ведущих специалистов в медицинском атконноре. Эта Лана даже не представляет, сколько силы в себе таит. Но, может, это и к лучшему, ведь тогда Маре точно не победить. Она не понимала, как эта неопытная и казалось бы глупая простушка добилась такого признания и власти над своей ниясытью? До сих пор у нее не может уложиться в голове, что ее Кара больше не является Старшей Королевой. И что самое обидное и оскорбительное, что эту власть у ее королевы отобрала маломесячная королева-ниясыть, пусть и под управлением своей наездницы.

Поджав пухлые рубиновые губы, Мара постаралась утешить себя тем, что у нее есть небольшая страховка — свой человек среди приближенных этой негласной шиасу Ира. Даже закоулочный дворовой нхур (животное, похожее на пса) в каждом дворе Ира знает, что их городом правят за кулисами Лахрет и его жена. Пусть Лана и не до конца это осознает, но… Конечно, во главе стоит муж Рии, Ханам Кос, но тот до умопомрачения боится и уважает этого нурита (наездника нура, самца ниясыти) Лахрета Ноа. Он лишь тряпичная кукла в руках этого умелого кукловода. Все же она верила, что сумеет справиться. В этом им с Тиретом поможет многолетний опыт пребывания у власти и преданные друзья, которые продолжают им сочувствовать и поддерживать.

Тряхнув головой, Мара попыталась отогнать от себя эту назойливую как насекомое мысль о тех, кто навсегда испортил ее жизнь. Она была твердо уверена, что у них с Тиретом получится, и никто не помешает возвратить вожделенную власть. Даже их сын Наран.

Вспомнив о нем, бывшая шиасу не смогла удержаться от того, чтобы не вздохнуть глубоко и горестно. Наран был единственным сыном, который слишком сильно напоминал ей ее родного отца. Такой же упрямый и целеустремленный, такой же принципиальный и яростный сторонник справедливости. Память об отце всегда согревала ей душу и тут же ранила обоюдоострым мечом. Он всегда учил Мару всему, что она с вопиющей наглостью втоптала в грязь, сделав свой первый опрометчивый шаг в день, когда толкнула Лахию, мать Лахрета, с лестницы. С того момента вся ее жизнь полетела кувырком и по наклонной. Жалела ли она когда-нибудь об этом поступке? Что уж об этом говорить сейчас? Зависть и безответная любовь сыграли с ней злую шутку. Кто знает, возьми бы она эти гнилые чувства под контроль, была бы она счастлива по-настоящему с другим мужчиной?

— Ты здесь? — столь родной и любимый голос вывел Мару из водоворота размышлений о горькой судьбе и заставил вздрогнуть.

Она повернула к нему лицо. Тирет стал рядом, и, не глядя на нее, скрестил на груди руки.

— Я вижу, ты искал меня. Приятно польщена.

— Продолжаешь язвить?

— Что хотел?

— Сообщить кое-что.

— Говори.

— Мне удалось сегодня попасть за поле.

— Встречался с Азу?

— Нет. Она прислала своего хуна Азока и Задорга.

— Значит, до сих пор еще не доверяет.

— Не доверяет, — согласно кивнул Тирет и повернул лицо к жене. — К сожалению, это усложняет наши планы. Приходиться пресмыкаться перед этими… — он презрительно скривил губы и гадливо сплюнул.

— Неужели она еще не поняла, что нам можно доверять? Столько вышек уже выведено из строя! — Мара возмущенно дернула головой.

Губы на лице бывшего лорта Иридании опущенной дугой красноречиво выражали все недовольство положением, в котором они сейчас пребывали.

— Тебе никогда не доставало терпения… — меланхолично протянула Мара, безэмоционально уставившись вдаль, в сторону голубого горизонта.

— Мара, только вот не начинай опять! — его всего передернуло.

— А кто тебя заставлял так скоро продавать эту девку таракам?

— А кто знал, что Лахрет сумеет ее найти раньше, чем ее сделают куклой?

— А то ты не знал, что у нее есть иммунитет к таракскому внушению! — она злостно сверкнула глазами. — Я тебе говорила! Но ты же у нас самый умный! Тебе не нужно прислушиваться к мнению женщины!

Тирет зло цокнул уголком губ и отвернулся, процедив сквозь зубы:

— Я не мог знать… Хватит это опять жевать!

Лицо Мары озарила торжествующая улыбка. Ей всегда доставляло удовольствие, когда удавалось выиграть у мужа в споре. Поэтому она смягчилась:

— Ладно. Что удалось выяснить на встрече?

— Им удалось вывести из строя еще две вышки. Лахрет бегает, как ужаленный нхур. Все недоумевает, как же им удается этого достичь? — он самодовольно вздернул волевой подбородок и покосился на Мару.

— Значит, всего уже пятнадцать вышек. Еще несколько и поле точно даст прореху, — она злорадно сощурилась.

Неужели день расплаты близок? Неужели она увидит, как никчемные лорты будут валяться у ее ног и молить о пощаде, чтобы спасти свои мягкие места от гибели. И тогда… ее воображение красочно нарисовало, как она и Тирет победоносно вновь спасают мир и прогоняют тараков восвояси. От этого на лице ее заиграла улыбка предвкушения. Тогда все узнают, что ее, Мару Ниасу, нельзя вот так унижать и гнобить. А каждый, кто это посмеет сделать, должен быть наказан. Жестоко наказан.

— Лахрет, говоришь, не может понять причины поломок… — она довольно закивала головой.

— Не совсем… — недовольно скривился Тирет.

— В смысле?

— Последнюю вышку пришлось выводить нестандартным способом. Его люди могут догадаться.

— Ты думаешь, они вычислят систему?

— Не знаю. Я никак не могу подобраться к нему близко. Он умеет окружать себя верными людьми. Должен признать, у него в этом талант.

— Ничего, это ненадолго, — попыталась успокоить мужа Мара и легко коснулась его руки.

Он не отдернул ее, что было верным признаком, что он настроен дружелюбно и в добром расположении духа. А значит, можно действовать, тем более скоро ее Кара должна подняться в свой брачный полет…

*** *** ***

— Да, Мэнона, Забава точно поднялась в брачный полет и еще лежит с Лиритом, а мы с Лахретом обедаем. Она не сможет сегодня прилететь к тебе на осмотр… Завтра постараемся с утра уже быть у тебя. Все, пока… Пока… — я отбила вызов гадака и положила коммуникатор на стол.

— Что твой гадак говорил? — тщательно пережевывая немного пересоленную кашу, спросил Лахрет, сделав акцент на слове «твой».

Мы сидели в столовой у самого окна, вовремя подоспев к моменту, когда самое удобное место освободили насытившиеся студенты. Я спрыснула на замечание к слову «твой».

— Мой, — я в отместку подчеркнула это местоимение, — гадак очень переживает, что мы не прилетели утром на запланированный осмотр и хочет знать, что произошло. Когда он узнал, не знаю там от кого, что Забава поднялась в свой первый брачный полет, очень удивился. Ты бы слышал, как Мэнона там пыхтел от радости, — я округлила глаза, а Лахрет лишь иронично хмыкнул.

Я сделала вид, что не заметила его скептицизм и продолжила:

— Он очень просил, как она проснется, обязательно явиться к нему. Он хочет определить причину ее раннего полета. Как видишь, не только ты удивлен преждевременными сроками полета Забавы.

Лахрет слушал внимательно, довольно растягивая губы и любовно наклонив голову.

— Все-таки странная твоя любовь к этому… чешуйчатому существу с хвостом, — дернул он подбородком и запустил в рот очередную ложку каши.

— Это не странная любовь, а элементарная благодарность к тому, кто первым ко мне проявил доброту. И хочу заметить, Лахрет, до сих пор Мэнона не позволил сомневаться в своих мотивах. Он действительно очень добр и человечен. Даже больше, чем некоторые индивиды! — я сверкнула на него негодующим взглядом.

— Ладно-ладно! Сдаюсь! — вскинул он руки. — Верю и понимаю! И неплохо осведомлен о его поведении. Хороший, хороший твой гадак. Не спорю. Просто до сих пор в голове не укладывается, что тараки бывают такими.

— Вообще-то, Лахрет, ты еще должен быть ему благодарен за важные сведения, которые он без обиняков тебе выложил.

— Ланочка, я же признал, что не прав… и полностью согласен с тобой.

Я сощурилась и с осуждением качнула головой:

— Не полностью…

— Мне даже страшно становится, когда ты на меня так смотришь, — делано скривился муж. — Ты одна можешь читать меня… ладно, я до сих пор не могу полностью принять, что ты испытываешь странную привязанность к этому существу. Для меня он все еще остается тараком, как не крути. Но есть и прогресс! Меня уже от него не воротит. Разве не замечательно?

Я лишь недовольно прыснула на его оправдания и принялась усиленно жевать фрукт, похожий на земной персик. Наступила длительная пауза, в которую мы с Лахретом занимались перепалкой взглядами. Дожевав обед, он откинулся на стуле, закинув одну руку за спинку, а другую небрежно расположив на колене. Глядя на его расслабленную позу, мне показалось, что этот человек считает себя хозяином жизни.

— Вот вы где! — рядом с нами откуда ни возьмись с раскрасневшимся от бега лицом возник Март и с грохотом плюхнулся на тут же подсунутый им стул.

Я ахнула от неожиданности. Любит же братец возникать столь неожиданным образом. Всё же мое возмущение было наигранным:

— А ты нас искал?

— Ага! — глаза его горели, и его явно распирала какая-то весьма важная информация. — И хорошо, что я вас обоих застал! Спасибо Забаве! — он скабрезно подмигнул и без особой паузы продолжил: — А вообще, дело у меня, если честно, даже больше к тебе, Лахрет.

Не помню, когда точно мой названный братец начал называть мужа столь фамильярно, но Лахрет проявлял крепкую снисходительность к наглецу и терпел все. А с того, как с гуся вода — беспардонно пользовался тем, что мой брат, и фамильярничал напропалую. Мне иногда казалось, это тешило его самолюбие — быть родственником самому ятгору Лахрету Ноа. Не каждый мог таким похвастать. Я догадывалась, что в глубине души, Март все-таки уважал моего мужа и тайно хотел быть похожим на него, как, впрочем, и быть ему полезным. Думаю, поэтому Март часами пропадал на учебе, чтобы потом, добившись немалых успехов и используя родственные связи, продвинуться по карьерной лестнице. Как-то раз он проговорился, что мечтает работать в Службе Безопасности Иридании под личным началом Лахрета (куда, отмечу, попадают только лучшие из лучших!).

Март осторожно положил на стол возле грязной посуды свой планшетный ком и выжидательно уставился на моего мужа. Тот хмыкнул, скрестив руки на груди, и кивнул:

— Ладно, выкладывай.

— У меня вот что, — Март подался вперед и поставил локти на колени, словно хотел посекретничать с ним. — Я недавно нарыл в инфосети одну вещицу… это правда, что уже пятнадцать вышек вышло из строя?

Лахрет все с той же ироничной ухмылкой вновь хмыкнул и повторил Марта, приблизившись к нему так, что их вообще было трудно услышать:

— И почему я не удивляюсь, что ты об этом знаешь? Не удивлюсь и тому, что ты это узнал точно уж не из общей инфосети. Базу данных Службы Безопасности небось опять хакнул? Март, я же тебе не раз говорил! — Лахрет угрожающе покачал пальцем.

Марту и отвечать не надо было, все на физиономии нарисовано. Мой муж сделал выразительную паузу. Отпустил тому подзатыльник со словами «Поганец эдакий!» и выпрямился в спине. Наглец состряпал вид лица подобный раскаянию, коего и в помине не существовало, особенно, когда дело касалось компьютерной области, и выжидательно замер. Лахрет же сделал вид, что поверил и кивнул:

— Ладно, говори уже…

Расцветши, как майский пион, компьютерный гений выпалил одним выдохом:

— Я обнаружил закономерность системы выведения вышек из строя!

Лахрет недоверчиво сощурился, выбивая пальцами дробь на столе. На короткое мгновение задумался. Видно было, что сейчас говорить о работе он был не настроен. Однако чисто из родственных чувств, проявил снисхождение и согласился обсуждать злободневную тему. Я же не сводила глаз с мужа, желая считать все, что твориться в его голове. Конечно, это оказалось невыполнимой задачей. Единственное, что я поняла, так это то, что Лахрета раздражал этот вопрос. И не потому, что не хотел его обсуждать, а потому что до сих пор не мог определить причину поломок излучателей защитного поля.

Март буравил собеседника воспаленными глазами (небось, опять не спал ночью). Лахрет ожил лишь через минуту, неприятно нахмурив брови:

— Это не загадка. Это очевидный факт. Но я вижу, что не это ты хотел сказать. Что еще?

— Я придумал один алгоритм реверса излучателей, чтобы установить защиту на регулярные атаки. Я рассчитал частоту колебаний лучевых излучателей тараков, которые преодолевают на время поле, — отстрелял Март, торжественно сверкая глазами, и гордо, словно покорил Эверест, выпрямил спину.

— То есть, ты считаешь, что проблема в алгоритме самого излучения?

— Да… как только тараки пробивают себе коридор, с этим алгоритмом что-то сразу случается. Это один момент, а другой — у меня есть еще одна мыслишка, но ее надо проверить только на самой вышке.

— Какая?

— Я считаю, что они используют этот временный коридор, чтобы залезть в программное обеспечение каждой вышки и что-то с ним сделать. Мне бы только взглянуть…

— Жаждешь доступа к интерфейсу вышек? Кишка не тонка, тянуть такую задачу? Силенок хватит?

— Обижаешь… я уже неделю этот вопрос изучаю!

— Ах, неделю! А мне все докладывают, что больно часто в систему в последние дни кто-то любопытный лазит. Все никак его не поймают. А это ты… «вопрос изучаешь»!

Март вспыхнул и отвел воровато глаза.

— Но это действительно может помочь!

Лахрет в сомнении вздернул бровей, играя салфеткой на столе. Потом обвел глазами опустевшие столы столовой. Видно было, что он боролся сразу с несколькими сомнениями. С одной стороны, он не решался подпускать Марта из-за его неопытности и горячности. С другой — работа была на самом деле ответственная и тяжелая. Справиться ли с ней юнец? В-третьих, не хотел толкать на передовую моего родственника — человека, который был мне очень близок. Кто знает, чем может обернуться очередной разбор проблемы вышек. Это, все-таки граница и место небезопасное. Как потом он будет смотреть мне в глаза, если с моим братом что-то случится? Сможет ли такой шалопай защититься сам и принять в нужный момент мудрое решение?

Лахрет посмотрел на меня, встретив в моих глазах лишь вопрос, и затем вернул взгляд на Марта:

— Ладно, показывай.

С триумфальным видом победителя Март вызвал на экран своего планшетника нужный файл и протянул его Лахрету. Тот принял гаджет и заглянул на дисплей. Довольно долго читал, листая выведенную информацию, и даже пару раз хмыкнул.

— И каков твой вывод? — муж протянул брату назад девайс, откинувшись на спинку стула.

— Я думаю, если меня пустить за пульт нужной нам вышки, я могу попробовать запустить этот алгоритм в работу.

— Пустить. За пульт. Не многого хочешь?

— Но ведь ты главный! К кому мне идти? Может это поможет! Так зачем обращать внимание на то, что я еще учусь и молод?

Лахрет не сводил пристального взгляда с раскрасневшегося от волнения лица Марта, задумчиво кивая головой.

— Может и поможет… — эхом протянул он. — В принципе, я могу тебе это устроить. Свежий взгляд, действительно, не помешает, — наконец, согласился Лахрет. — И еще, Март. В следующий раз, когда тебе вздумается «поинтересоваться» секретными данными, сделай милость, сообщи мне об этом. Тогда будет легче прикрывать твой… кхм… спину.

Март лишь невинно мигнул. Лахрет посмотрел на меня и учтиво спросил:

— Я должен немедленно покинуть тебя. Ты не против?

Я лишь пожала плечами. Раз обстоятельства поменялись, я должна смириться. Он и так провел со мной столько времени, сколько за последние полгода не проводил. Целый день!!!

Лахрет встал, махнув мне на прощанье, и шагнул в сторону выхода. Март же продолжал сидеть, сохраняя вид совершенной невинности и провожая того довольным взглядом. Лахрет остановился возле него и похлопал по плечу:

— Чего сидишь? Идем. Или ты думаешь, что я сам справлюсь с твоим алгоритмом?

Март подскочил, как напружиненный. Надо было видеть его счастливое выражение лица. Он не мог поверить, что его слова, наконец, восприняли в серьез. И не кто-то там, а сам Лахрет Ноа! Прижав ком к груди, он бодренько порысил за ним.

Проведя их взглядом до двери, я тяжело вздохнула. Снова одна. И снова работа Лахрета забирает его у меня. Все же, после ночного разговора, меня немного попустило, и поэтому обижаться не стала. Но тогда чем же теперь заняться? Все равно выходной продолжается. Думала, думала и придумала: устроить генеральную уборку в своей комнате! Ничего примечательного. И очень даже не интересно, да только именно это решение определило дальнейшую мою историю. Кто знает, как бы все повернулось дальше, если бы ни эта банальная идея…

Зайдя в комнату, я обреченно выдохнула. То, что когда-то было аккуратным чистым помещением, превратилось в берлогу студента. Конечно, иногда я набиралась сил и смелости и даже разгребала завалы, но в последний раз это было довольно давно. Все же у меня есть оправдания! Я старательно учусь, и это забирает просто мамонтовую долю моего времени. С тех пор, как я потеряла привилегии кашиасу, каоты у меня нет. Спасибо, хоть оставили мои апартаменты. Поэтому убирать некому. А особенно генеральную уборку.

В общем, повздыхав немного над предстоящим перемещением хлама в менее заметные места, я отправилась в ванную, где были принадлежности для уборки.

Все как обычно. Сложила вещи, убрала в шкаф и комод, поменяла постельное. Потом прошлась с влажной тряпкой по всем поверхностям. Даже залезла под кровать! И вот, наконец, я добралась до дивана. Осмотрев его критическим взглядом и поборовшись с ленью, я решилась впервые за все время моего здесь пребывания отодвинуть его от стены и помыть под ним пол. Задание оказалось не из простых! Сказать, что он был тяжелым — ничего не сказать. Я десять раз пожалела, что справилась с ленью. Она была довольно убедительна. Но решила, так решила.

Вначале отодвинула кресла, освободив к дивану подступ с флангов. Потом принялась за него лично. Тянула, толкала, но он только клацнул, сообщив, что тронулся и подвинулся ровно на миллиметр. Ничего не помогало: ни причитания, ни стоны, ни вздохи, ни кряхтения. Возникла даже мысль оставить все как есть. Но природное упрямство обидно заныло в груди. Что ж это я начала и не закончила. Может, Забаву попросить? Но, глянув на спящую глыбу на балконе, попрощалась с этой идеей. Подойдя к быльцу дивана, я скрестила руки на груди и еще раз окинула его критическим взглядом. Увидев щель между стеной и диваном, я протиснулась в нее и, упершись в стену, принялась толкать ногами. Клац! Отклеился от пола и заскрипел к центру комнаты. Ура! Свершилось! Да здравствует упрямство!

О, небеса! Сколько там пыли и всякой дребедени! Я даже колготки нашла, которые месяц искала. И книгу… Что она здесь делает? Взяла ее в руки. Надписи не разобрать. Стерла тряпкой пыль и читаю: «Мифы и легенды Заруны». Хм. Откуда она? Наморщила лоб в раздумьях. Медленно в памяти начали всплывать картинки. Точно! Ее я принесла из библиотеки в тот памятный день, когда обнаружила с Забавой Комнату Древних!

Когда-то эта комната была тщательно скрываемой тайной. А теперь — это достояние всего общества. Так до сих пор никто и не разгадал ее загадки. Так и стоят пюпитры перед арками со странными врезанными по форме книги выемками. Зунг до сих пор не терял надежды найти подходящую книгу, но воз и ныне там…

Теперь я держала в руках обнаруженную под диваном книгу, которую в тот день использовала как прикрытие моего пребывания в библиотеке в урочное время. Помню, тогда Наран Ниасу, мой куратор, весьма разнервничался, что я шастаю по книжному хранилищу. Тогда, прижав к груди старинную книгу как щит, я убежала к себе в комнату и положила на спинку дивана. А потом забыла о ней. Напрочь забыла. Выходит, она упала за диван и тихо пролежала там все это время.

Нежно улыбнувшись воспоминаниям тех дней, я меланхолично погладила обложку и открыла на первых страницах. Какой необычный шрифт и стиль написания. На титульной странице напечатано следующее: «Точная копия издания 2 278 года по основанию». Ого! Надо же, какая древняя! Летоисчисление Иридании начиналось от основания первого города после эпохи кочевых блужданий освобожденных племен от рабства гернов. Легенды его называют Иридан. Именно от него и произошло название страны. Развалины этого древнего и славного города находятся недалеко от западного побережья Нодсрона океана Охор.

Сейчас шел 5 983 год. Выходит, если не учитывать, что это копия, этой книге пара тысяч лет! А насколько это точная копия? Я принялась листать ее. Текст поделен на два языка: карский, древний, на котором говорили до основания, и ириданский, но устаревший. Такие обороты речи уже давно не используют. Это похоже на русский и старославянский языки. Сейчас такие фразы, как «аки», «ланиты», «чресла», «зеница» не используются. Так и здесь. Читать невероятно сложно, поэтому я и не пыталась. Текст размещен весьма странно. Первая страница шла чисто карским языком, а следующая — ириданским древним. Затем через несколько страниц — на развороте только карский, а следующий разворот — опять ириданским. Смысл? Таких разворотов повторялось семь раз.

Я некоторое время задумчиво листала книгу и пыталась осмыслить значение этих странностей. Почему только сем раз повторяются развороты? И вообще, о чем эти мифы? Без специалиста не разобраться. Решила показать Зунгу, может, просветит. Поэтому, отложив в сторону книгу, продолжила уборку. Но загадочная странность ее так и не вышла из головы.

В размышлениях, возя тряпкой по древним залежам пыли, я не услышала, как в комнату кто-то вошел.

— Вот ты где!

Я как заору!

— Ты чего кричишь? — Лахрет отпрянул назад.

— Напугал! Чего кричу… — я недовольно насупила лоб.

— Ты что-то секретное делаешь?

— Да. Убираю. Ты только никому не говори. Засмеют.

Лахрет насмешливо фыркнул.

— Ты что, сама отодвинула диван?!

— Да. А что?

— С ума сошла? Он же неподъемный!

— А я и не поднимала. Только толкала.

Лахрет недоверчиво спрыснул и кивнул головой:

— Уже убрала?

— Да.

— Тогда отойди, я задвину его на место.

С какой он легкостью поставил мебель на место! Я потеряла дар речи. Что и говорить, мужская сила! Когда Лахрет двигал кресло, с его подлокотника с гулким хлопком упала найденная мною книга. Он подобрал ее и осмотрел критическим взглядом.

— Что это?

— Книга.

— Я вижу, что книга. Откуда она у тебя?

— Я ее принесла из библиотеки пару лет назад. Она упала за диван. Поэтому я про нее забыла.

Лахрет хмыкнул загадочно и, сев на диван, начал листать. Отставив все уборочные принадлежности, я подсела к нему и сообщила о странности книги. Он со мной согласился, продолжая перелистывать и озадаченно хмурить лоб.

— Ты мерила ее размеры? — неожиданно спросил он через минут десять листаний.

— Нет… — я расширила осенено глаза. — Неужели ты думаешь, что это и есть та самая…

— Да. Я на глаз вижу, что размеры подходят и древняя очень. Говоришь, она находилась прямо перед входом в Комнату Древних?

— Да.

— Хм… Что-то в этом есть…

— В смысле?

— Ключ не должен лежать далеко от двери… понимаешь?

— Угу, — не мигая, кивнула я.

Лахрет покрутил книгу в руках и положил на журнальный столик.

— Надо будет завтра проверить. Зунг как раз будет в библиотеке. А пока, — он лениво потянулся, — я в душ. Устал страшно.

Я провела мужа задумчивым взглядом. Неужели это и есть та самая книга, которую мы с Зунгом искали два года?! Не может быть! Я вновь взяла ее в руки и принялась перелистывать. Но ответов все же так и не нашла. Надо бы действительно проверить, но на улице было уже темно. Книга ждала много лет. Подождет и еще одну ночь.

Сегодня Лахрет никуда не ушел…