Лицеист

Глава 1

— Ваше сиятельство, просыпайтесь.

Моей ладони коснулись чьи-то теплые пальцы. Женские — судя по голосу, который я услышал. Если, конечно, все это происходит со мной на самом деле. Я помнил только удар, боль… машину, буквально обнимающую столб, потом крики, сирены…

— Ваше сиятельство, я же вижу, что вы не спите. — Женщина (а скорее девушка), державшая меня за руку, едва слышно захихикала. — У вас глаза двигаются.

Просыпаться не хотелось. Я не знал — да и не слишком-то торопился узнать, — почему вдруг превратился в какое-то там сиятельство и что за дичь вообще творится. На данный момент меня вполне устраивало то, что тело больше не пытается развалиться на части.

Боль ушла — может, не полностью и не насовсем, но все же достаточно, чтобы я мог в полной мере насладиться возможностью растянуться в мягкой постели. Вдыхать знакомый каждому запах больницы и слушать приятный девичий голос.

Но таинственная незнакомка звала меня… И чтобы разобраться хоть в чем-то, придется для начала вернуться в реальный мир.

— Ох-х-х… — Я прикрыл глаза от света свободной рукой. — Я что, умер и попал в рай?

Реальный мир спешил порадовать. Темноволосая девушка сидела на краю койки, прижимаясь к моему боку бедром. И это самое бедро я видел… В общем, видел. Одежда выдавала в незнакомке медсестру, однако на ум почему-то сразу приходило что-то вроде тематической вечеринки для взрослых.

И дело было не в отсутствии положенной белой шапочки, откровенном вырезе или слишком коротком халатике — они-то, хоть и не без труда, пока еще укладывались… в рамки приличия. А вот сама девушка стремилась вырваться. И из рамок, и из халатика — пуговицы на весьма привлекательных формах держались на честном слове, а из-под прошитого белоснежного краешка в бессовестной близости от моей ладони выглядывали не колготки, а самые настоящие чулки. Да и в целом униформа красотки казалась… немного тесноватой. В хорошем смысле.

— Умер? Нет, что вы, ваше сиятельство… — Медсестричка захлопала длиннющими ресницами. — Вы были без сознания почти двадцать часов — но теперь все позади. Я так волновалась!

Из-за меня? Или подобный подарок судьбы здесь положен всем пациентам без исключения? И если я провалялся овощем почти сутки, то…

Стоп. Так не бывает!

Я покрутил головой из стороны в сторону. Пошевелил руками. Такими же чужими и незнакомыми, как и «сиятельство». Довольно крупными — и все-таки слишком тонкими и гладкими, чтобы принадлежать взрослому мужчине. Скорее уж совсем молодому… Пацану лет семнадцати-восемнадцати.

Что за?..

Я заерзал, проверяя подвижность тела, и, наконец, подтянул ноги. Которые не только оказались на месте целиком и полностью, но и работали. Движения давались не без усилий — и все-таки я определенно был в куда лучшем состоянии, чем полагается человеку, которого авария еще вчера превратила чуть ли не в фарш.

— Татьяна.

Заглядевшись на красотку-медсестру, я не заметил, как в палате появилась еще одна докторша. Высокая, голубоглазая и со светлыми волосами, собранными в строгий тугой пучок на затылке. Похоже, эта была рангом повыше — судя по возрасту, золотому шитью на лацканах халата и стетоскопу на шее.

— Ой… Здравствуйте, Ольга Михайловна. — Медсестричка по имени Татьяна тут же скользнула попой по простыне, в мгновение ока оказываясь от меня на расстоянии вытянутой руки. — Его сиятельство проснулся. Я хотела…

— Его сиятельству нужен покой, — отозвалась Ольга Михайловна. — Ступай, Татьяна.

Властной докторше не пришлось ни повышать голоса, ни просить дважды, ни даже указывать на дверь взглядом. Она лишь чуть сдвинула брови — и Татьяна тут же исчезла, напоследок подарив мне еще несколько секунд созерцания весьма аппетитной пятой точки, обтянутой халатиком.

— Рефлексы в норме. — Ольга Михайловна улыбнулась одними уголками губ и приспустила очки на кончик носа. — Как самочувствие?

Я, наверное, должен был что-то ответить — но так и не смог. Окончательно пробудившийся разум переваривал тонны информации зараз, и на речь его скудных мощностей попросту не хватало.

Я в больнице — это понятно. В отдельной палате. И не обычной, а явно рассчитанной на тех, кого принято называть «особо важными персонами», — судя по идеальному ремонту, заделанному под старину пузатому телевизору в углу и широкой кровати, назвать которую койкой не поворачивался язык. Секс-бомба Татьяна, похоже, идет ко всей этой медицинской роскоши в комплекте, да и сама Ольга Михайловна выглядит слишком важной птицей, чтобы лично проведывать кого попало.

Впрочем, сама она обращалась ко мне и без непременного «ваше сиятельство», и даже без имени и отчества. А значит…

— Княгиня Ольга Михайловна Бельская. — Докторша, похоже, уловила ход моих мыслей и наконец решила представиться, попутно изобразив что-то вроде легкого поклона. — Статский советник медицинского ведомства… И по совместительству главврач этого… заведения. А вы?..

— Александр… Петрович, — пробормотал я — и вдруг неожиданно для себя добавил: — Князь… внук князя Горчакова.

Ого, а это откуда?! Еще пару минут назад я не мог вспомнить даже…

— Хорошо, — кивнула Ольга Михайловна. — И все же — как вы себя чувствуете, князь?

Глава 2

Каждая строчка или фотография в газете вызывала в голове крохотный взрыв, открывавший доступ к очередному куску информации. Я брался за одну ниточку — и тут же зараз вытягивал десяток, сплетенных вместе. Мой разум разгонялся до запредельных частот — тем не менее, и их иногда оказывалось недостаточно, и я снова закрывал глаза и валился на подушку, комкая в руках ни в чем не повинную бумагу. Однако молодой организм может приспособиться к чему угодно, и уже скоро приступы стали вполне терпимыми, а потом и вовсе сократились до нескольких секунд звона в ушах.

Так или иначе, спустя примерно полтора-два часа и десяток газет я в общих чертах знал все, что полагается знать шестнадцатилетнему оболтусу, кое-как осилившему несколько классов в Императорском правоведческом лицее. Память восстанавливалась. Пусть обрывками, поверхностно и скорее на уровне привычек и рефлексов, чем вникая в суть, — и все же.

Едва ли в ближайшее время придется демонстрировать что-то по-настоящему сложное — зато в базовых вопросах нравов, этикета и общепринятых норм я не ошибусь. И уж точно не перепутаю «ваше благородие» ни с «сиятельством», ни со «светлостью», ни уж тем более с «императорским величеством». Без труда обращусь к любому из них по всем правилам. И — если придется — сделаю это на английском и французском.

Некоторые вещи в мою голову, к счастью, вбили намертво. Все-таки дворянское происхождение подразумевает некоторое количество обязанностей. Помимо привилегий, прав, вольностей и древнего Дара, поднявшего аристократию над простыми смертными на немыслимую высоту.

Впрочем, в моей памяти родовая магия оказалась чем-то труднопостижимым, далеким таинством не для всех. Почти незнакомым, непонятным — и поэтому скорее опасным, чем привлекательным… А ведь я вполне мог научиться чему-то стоящему — раз уж почувствовал, как Ольга Михайловна просвечивает меня одним лишь взглядом.

Но почему?! Кто в своем уме отказался бы от подобного — будь у него такая возможность?

К моим услугам были воспоминания за неполные семнадцать лет, и среди них я нашел только малопонятные формулировки вроде «удаленность от родового Источника», «третий ребенок» и «посредственные врожденные способности». Похоже, истинной причиной моей магической бездарности стала самая обычная лень… Я без труда откапывал целые тонны информации о модных журналах, клубах, рок-ансамблях, певичках, актрисах или автомобилях — но ничего по-настоящему нужного и полезного.

Ерунда какая-то… И этот бесполезный недоросль — я?

Вздохнув, я отогнал мысли о куреве и потянулся за очередной газетой. На этот раз мне попался «Вечерний Петербург». Какая-то светская хроника. Свежая — дата стояла сегодняшняя — и, похоже, не слишком крутая. Раз уж мои прегрешения попали аж на первую полосу.

«Сумасшедшая гонка по Невскому проспекту, — прочитал я. — Александр Горчаков при смерти».

Ха. Три раза ха. Слухи о моей почти гибели оказались… сильно преувеличены. Мастерство Ольги Михайловны и родовой Источник, о котором я имел весьма скудное представление, вытащили меня с того света.

Вот только явно не избавили от проблем на этом.

«По сообщениям очевидцев, вчера примерно в восемнадцать ноль-ноль молодые люди из числа наследников дворянских родов в очередной раз нарушили прямое указание…»

Я перескочил пару строчек.

«…гонку по центральной части Санкт-Петербурга. Неуместное спортивное мероприятие закончилось трагически: на пересечении Невского проспекта и Садовой улицы Александр, младший внук князя Александра Константиновича Горчакова, находившийся за рулем автомобиля НАЗ-25 «Волга СК-3», не справился с управлением и на скорости порядка ста десяти километров в час…»

О дальнейших событиях можно было и догадаться, и все-таки я не поленился прочитать до конца. По версии автора статьи, за рулем второй машины, участвовавшей в «безобразном состязании», был Дмитрий, сын вдовствующей княгини Воронцовой. Который скрылся с места событий до приезда бригады медиков и полиции. А несчастный Александр Горчаков — то есть я — был доставлен в Мариинскую больницу на Литейном проспекте в крайне тяжелом состоянии.

На этом полезная информация заканчивалась… а статья продолжалась. Изложив события, автор бесцеремонно обрушился на местную «золотую молодежь», заодно припоминая все предыдущие прегрешения. И Воронцова, и, к сожалению, мои. Их было не так уж и много, и все они не отличались каким-то особенным масштабом — но на мгновение я даже испытал стыд. Так что оставалось только внутренне согласиться с автором.

А заодно и поблагодарить его за возможность хотя бы примерно понять, как я выгляжу. Борзописцы явно верстали макет газеты в спешке, торопясь поскорее выплюнуть в киоски свежий тираж, и фотографию выбрали не самую удачную. Там я был запечатлен вполоборота и в окружении других людей. Однокашников из лицея — судя по форме. То ли дело было в ракурсе, то ли я действительно выделялся среди них ростом — почти на голову выше остальных. И, возможно, чуть постарше — судя по пробивающейся на лице и шее щетине.

Знакомое — и одновременно как будто чужое лицо. В нем неуловимо проглядывало что-то восточное или южное, а темные волосы лишь дополняли впечатление. Черно-белая фотография не могла передать цвета глаз; впрочем, я и так знал, что они у меня карие.

Самая обычная рожа. В меру приятная, но не выделяющаяся. На любой улице наверняка запросто найдется десяток похожих парней. Таких же молодых и бестолковых.

Глава 3

Все, что я заказывал, привезли где-то через час или два. К счастью, не сам Колычев. Хмурый невысокий мужик притащил две авоськи — и не только с полным комплектом одежды и видавшими виды книгами в кожаном переплете, но и… с комиксами?

— Я что, это читаю? — Я покрутил в руках что-то цветасто-глянцевое с крупными буквами и здоровенным мужиком в черном плаще на обложке. — Мда-а-а…

Еще как читаю… читал — подсказала память. И даже находил все это дело занимательным. И уж точно в здравом уме не взялся бы за книги.

Значит, будем считать, что мой ум теперь не здравый.

Вместе с одеждой и остальным Колычев отправил мне целый мешок сладостей — печенья, карамелек и конфет «Коровка». Конечно, я бы скорее предпочел курево…

Черт, да с чего я вообще все это взял?! И откуда у меня тяга к табаку? Будь каши в голове чуть меньше, я бы уже перестал обращать внимание на странные мысли. Вот только они все появлялись и появлялись откуда-то. Я посмотрел на лежавшую у меня на ладони конфету и понял: где-то я это уже видел.

Фантик был другого цвета, заворачивался иначе — смешным вытянутым конвертиком, но конфета — та же самая! И я тут же представил, как еще детскими пальчиками цеплял кончик засахарившейся бумажки, добирался до лакомства и…

— Да твою ж… матушку! — Я схватился за полыхнувшие виски. — Все! Понял! Больше не буду…

Боль накинулась снова — будто поджидала, когда я опять попытаюсь проникнуть в запретное. Однако на сей раз оказалась не такой сильной: похоже, сказывались «тренировки». Ломота в висках прошла через пару минут, и я устроился на подушке с «Историей государства Российского в кратком изложении» древнего издания. Похоже, еще дореволюци…

Чего?.. Тьфу ты, кому скажешь — засмеют. Уж три с лишним сотни лет Романовы на престоле, дай Бог Екатерине Александровне здоровья. Не было тут никаких революций, да и быть не могло. Мы ж не Франция какая…

Я перелистывал страницу за страницей, то и дело переключаясь на книжки по другим странам — когда не хватало понимания. Древний мир: Египет, Греция, а за ними и Римская империя: преданья старины глубокой.

То ли тогда Одаренных было слишком мало, то ли они еще не обрели настоящего могущества… то ли благоразумно предпочитали держаться в тени. Гроза разразилась позже — в Средние века. Болезни и войны за осколки античного наследия, продолжавшиеся чуть ли не тысячу лет, не раз выкашивали Европу едва ли не на треть, но не меньше унесли и костры Инквизиции.

Одаренные больше не могли — или просто не стали — скрываться, и их менее удачливые братья по виду homo sapiens устроили самую настоящую охоту на ведьм. Правители, которым не досталось магических способностей, объявляли войну соседям, а чернь и мелкие землевладельцы вешали и сжигали «колдунов» без суда и следствия. Общее число жертв исчислялось чуть ли не миллионами, а Одаренные гибли тысячами. Но среди них нашлись и те, что не стали прятаться, вступили в войну…

И победили. Зализали раны, кое-как навели порядок — а потом положили начало и современным державам, и большинству знатных фамилий. По-видимому, в том числе и роду черниговских князей, от которых произошли Горчаковы. Некоторые периоды европейской — впрочем, как и российской — истории были описаны довольно скупо и сбивчиво, но по всему выходило, что не владеющая магией аристократия в течение пары столетий то ли породнилась с Одаренными, то ли неторопливо и бескровно перекочевала в иные сословия… то ли просто-напросто вымерла естественным образом.

— Ну да… — пробормотал я, переворачивая страницу. — Именно так все и было.

В некоторых местах историю явно шили белыми нитками — и шили намного позже. Вряд ли Одаренные оказались такими уж невинными овечками, сменившими ремесло целителей и прочих мирных и безусловно полезных в хозяйстве профессий на полноценную боевую магию лишь после нескольких веков геноцида. Наверняка суровая реальность не обошлась без знатной резни. Средние века выглядели, как им и положено: мрачными, кровавыми и беспросветными.

Пока не сменились Ренессансом. Под мудрым руководством Одаренной аристократии и правящих династий мир понемногу выбрался из ямы и принялся активно развиваться. Войны еще случались — и все еще иногда оказывались продолжительными и опустошающими, хотя ощутимого отката уже не вызывали. Последняя крупная заварушка в Европе закончилась оглушительным поражением Наполеона Бонапарта под Смоленском.

Князь Багратион выставил против артиллерии и сорока тысяч солдат несколько сотен боевых магов-стихийников. Половина дворян — как и сам князь — погибла, зато в очередной раз доказала преимущество силы Одаренных над армиями и оружием. Корсиканский коротышка уполз зализывать раны к себе в нору, и уже к середине девятнадцатого века в Европе и вовсе наступил долгожданный покой по всем фронтам.

США почти бескровно отделились от Британии в тысяча семьсот семидесятом и формально до сих пор оставались частью Содружества, попутно потеряв несколько штатов, пожелавших сохранить статус колоний. На юге Америки произошло примерно то же самое — только чуть позже. Часть территорий откололись, воспользовавшись восхождением звезды Наполеона и общеевропейским бардаком, а где-то треть предпочли остаться под флагом испанского монарха. Китай и Япония не слишком-то стремились к контакту ни с соседями, ни с кем-либо еще.

Что, впрочем, ничуть не мешало последней с завидной регулярностью поднимать вопрос о Курильских островах… И это почему-то вызвало у меня непонятное раздражение.

Глава 4

Даже рядом с заряженной «баржей» «Понтиак» смотрелся… внушительно. Стальной монстр, блистающий в вечернем полумраке хромом и темно-синим глянцем, с вытянутым капотом, под которым скрывался целый табун лошадей. Двухдверный американец стоил астрономических денег — даже для наследника богатого княжеского рода, и Воронцов следил за любимой игрушкой. Отгонял мыть каждый день, а то и не по разу…

Один взгляд на машину, которая едва меня не угробила, всколыхнул что-то внутри. Я будто снова увидел мелькающие по сторонам дома и стрелку спидометра, перевалившую за отметку сто двадцать. Снова почувствовал предвкушение, радость победы — а потом удар, рванувшееся из рук ребристое колесо руля, грохот, боль…

Удар? Нет, все-таки два… Черт!

Фонарный столб распорол капот отцовской «Волги» чуть ли не до самой кабины — но перед этим что-то толкнулось в дверь с моей стороны. Машина Воронцова едва ли не вдвое мощнее, он на пять лет старше меня и водит лучше — но ту гонку засранец проигрывал.

— Вот скотина… — прошипел я сквозь зубы.

Вытряхнуть из мешка и натянуть на себя ботинки с круглыми носами, узкие серые брюки и рубашку было делом пары минут. В голове еще немного шумело, руки и ноги двигались не без труда, однако я не собирался встречать Воронцова на больничной койке… и уж тем более в халате.

Ни в коридоре, ни на лестнице мне никто не встретился. Даже Таня куда-то подевалась. То ли я вообще оказался единственным пациентом в этом крыле, то ли просто разминулся с остальными. И хорошо — вряд ли кто-то из персонала посмел бы остановить рвущегося на первый этаж дворянина, хотя подобное указание от Ольги Михайловны у них наверняка имелось. Уже выходя в центральную залу, я заметил, что всю дорогу сжимал кулаки.

Зачем, интересно? Собираюсь бить Воронцова? Взрослого Одаренного, первого и единственного сына в семье? Ну-ну…

— Ваше сиятельство, — пробормотал дедок-вахтер в непонятного цвета ливрее, поднимаясь мне навстречу, — не велели же…

— Потом! — рявкнул я.

Дедка как ветром сдуло — он рухнул обратно на стульчик и спрятался за конторкой, будто став еще меньше. То ли у меня был настолько взъерошенный и грозный вид… то ли оживший родовой Источник наделил меня тем, чем я пока еще не мог воспользоваться — но что прекрасно чувствовали окружающие. Сначала Миша, теперь несчастный вахтер…

Интересно, с Воронцовым тоже сработает?

— Князь?

Я все-таки не успел заметить его первым — хоть это и было непросто. Среди немногочисленной публики в центральной зале больницы Воронцов выделялся не только статью и ростом под два метра, но и одеждой. Лакированные ботинки блестели чуть ли не ярче ламп под потолком, а костюм тянул на две-три сотни имперских рублей, не меньше. Светло-бежевый, с рубашкой в полоску и узким черным галстуком. Так в последние года два-три одевался практически весь столичный молодняк. Просто Воронцов всегда был первым.

Модник хренов.

— Ваше сиятельство.

Я чуть склонил голову — ровно настолько, насколько того требовал этикет. Для рукопожатия мы стояли слишком далеко друг от друга — и, похоже, обоих это вполне устраивало.

— До меня доходили слухи, будто вы, сударь, желаете меня видеть.

Воронцов провел рукой по светлым зачесанным назад волосам, поправляя и так безупречную прическу. Похоже, нервничал. После вчерашнего он наверняка ожидал встретиться едва ли не с покойником — и мой вполне живой и бодрый вид… Нет, конечно, не напугал его — но уж точно удивил и обескуражил.

— В таком случае — хотел бы я знать, кто их распускает, — сказал я. — Потому как желания видеть вас у меня нет… сударь.

Спокойнее, Горчаков. Спокойнее. Не хватало еще нарваться на новые неприятности, не покинув… место излечения от старых.

— Будьте уверены — это взаимно. — Воронцов лучезарно улыбнулся. — А то я уж ненароком подумал, что вы собираетесь требовать от меня извинений.

— Не собираюсь. — Я сложил руки на груди и, не удержавшись, добавил: — Хоть мне и неприятно думать, что вы могли поступить…

— Как? — Голос Воронцова вдруг стал вкрадчиво-негромким. — Как я поступил? Мне послышалось или вы желаете в чем-то обвинить меня?.. Меня. Вы.

Все разговоры вокруг уже успели стихнуть, и теперь Воронцов старательно работал на публику. Немногочисленную — но достаточно внимательную. Уже завтра каждое слово нашей беседы узнает весь Петербург. Особенно вот это презрительное «Меня. Вы».

— Если бы я желал обвинить вас, князь, я бы так и сделал, а не занимался словоблудием.

— Ну так и не занимайтесь, любезный. — Воронцов издевательски приподнял белобрысые усики. — Не понимаю, что вы имеете в виду… Могу и рассердиться.

Нарывается. Изо всех сил нарывается, сволочь. При свидетелях.

— Все ты понимаешь. — Я шагнул вперед и заговорил тише — так, чтобы не услышал никто другой: — Не можешь ездить — так хотя бы сливай честно.

На мгновение на лице Воронцова мелькнул испуг. Потом — злоба, но она тут же сменилась привычным благодушным выражением. И когда он снова заговорил, все вокруг наверняка увидели беседу если не лучших друзей, то уж точно — приятелей.

Глава 5

— Знаешь, почему мы носим эти знаки на одежде?

— Черные черепа? Они… они страшные.

— Может быть. Это особый знак. Его использовали…

— Давно? Еще до войны?

Я открыл глаза. И тут же заслонился рукой от солнца — лучи пробивались между шторами и лупили прямо в лицо, разгоняя остатки сна… Очень странного сна.

— Вставайте, князь, вас ждут великие дела.

Костя заерзал на стуле, потянулся и откинул со лба волосы. Длинные и чуть вьющиеся. Темные — однако не черные, как у отца и у нас с Мишей, а отдающие рыжинкой. Дед все время ворчал, что старший брат испортил всю горчаковскую породу: уродился рослым, но худосочным — да еще и с голубыми глазами.

Как у мамы.

— Давно тут сидишь? — спросил я.

— Минут десять, — пожал плечами Костя. — Не хотел будить.

— А как же дела? Тебя в Зимнем не ждут?

— Да ну их… — Костя махнул рукой. — Денек обойдутся и без меня. Может же наследник княжеского рода, в конце концов, лично забрать из больницы родного брата?

— Забрать? — удивился я. — Прям уже вот так?

— Прямо так. Княгиня Бельская убеждена, что ты здоров… даже слишком. — Костя подхватил со стула брюки и бросил на кровать. — Так что надевай штаны — и айда выписываться.

Здоров, и даже слишком. Похоже, мои вчерашние подвиги уже известны брату. А может, и не только ему.

— Уже рассказали? — мрачно вздохнул я, засовывая ноги в штанины. — Деду?..

— И деду тоже. — Костя поморщился, будто вспоминая что-то особенно неприятное. — Так что пощады не жди.

— Да и ладно! — Я сердито рванул рубашку, натягивая рукав. — Пусть хоть что делает — извиняться не стану. Буду я еще слушать, как этот козел меня и всю семью опускает!

— Опускает? — зажмурившись, повторил Костя. — Слово-то какое… Так ты, выходит, за дело?..

— Ага. — Я поправил ворот. — За себя — ну и за деда тоже. А ты бы как сделал?

— Я бы… — Костя почесал подбородок и вдруг хитро улыбнулся. — Что, прямо вот так? Воронцову — по морде, кулаками кровь пустил?

Я не стал отвечать. Но брат ничуть не рассердился — скорее наоборот. В его глазах вдруг мелькнула хулиганская искорка. Та самая, которую я почти не видел со смерти родителей. Тогда он превратился из просто Кости в Константина Петровича, князя, члена Государственного совета, фактического главу рода — вместо удалившегося на покой деда… Превратился так быстро, что сам не успел заметить.

— Ладно, пойдем, герой. — Костя хлопнул меня по плечу и шагнул к двери. — Покажемся княгине — и домой.

Я понятия не имел, куда идти, но брат уверенно показывал дорогу и через несколько минут уже открыл передо мной дверь. Солидную, из тяжелого темного дерева, с золотыми буквами — как и положено. Хозяйка кабинета в кожаном кресле возвышалась над столом, который занял бы примерно половину моей больничной палаты… Не самой маленькой, между прочим.

— Присаживайтесь. — Ольга Михайловна указала кончиком ручки на пустые кресла напротив входа и коротко кивнула мне. — Князь…

— Ваше сиятельство. — Я склонил голову и уселся напротив брата. — Еще раз прошу простить меня за вчерашний беспорядок.

— Извинения приняты. — Ольга Михайловна чуть сдвинула брови. — Я надеюсь, подобное не повторится… однако сейчас речь не об этом. Как вы себя чувствуете, князь?

— Просто отлично. — Я пожал плечами. — Вчера немного кружилась голова, но сегодня все прошло. Я абсолютно здоров.

— Это видно, — усмехнулся Костя. — И все-таки хотел бы я знать, как случилось такое… чудо.

— И я тоже, князь. — Ольга Михайловна отложила ручку. — Однако, к сожалению, могу лишь догадываться. Некоторым родовым Источникам больше тысячи лет — вот только мы до сих пор не можем изучить их как следует.

— А стоит ли? — Костя пристроил руку на подлокотник. — Я верю в современную науку, но кое-какие вещи… лучше не трогать.

— Не могу не согласиться. — Ольга Михайловна посмотрела на меня, и я на мгновение снова ощутил прикосновение ее Дара. — Раньше с Александром… Петровичем подобного не происходило? Может быть, давно, в детстве?

— Нет. — Костя помотал головой. — Ни разу. Если честно — мы и не ждали. Сами понимаете: третий сын в семье…

— …При живом дедушке, — кивнула Ольга Михайловна. — Сильная связь с Источником проходит в роду обычно по мужской линии, но редко возникает у младших детей. И все же такие случаи встречаются, так что называть их исключительными… несколько преждевременно.

— Тогда остается только порадоваться, — улыбнулся Костя. — Сильный Одаренный — удача для любого рода.

— И это тоже несколько преждевременно. Во всех… Я повторяю: во ВСЕХ описанных случаях распределение силы Источника на младшего ребенка и резкий рост способностей наблюдались до достижения им шести-семи лет. Точно так же, как у меня, у вас или у любого другого наследника рода. А здесь — ничего похожего. Совершенно. — Ольга Михайловна накрыла ладонью пухлую тетрадь. — Я три раза просмотрела карту Александра — и не нашла даже следов. Личный Дар — ниже среднего, эманации Источника практически отсутствуют. Никаких всплесков.

Глава 6

Задерживать нас никто, разумеется, не стал. Мы попрощались с Ольгой Михайловной и вышли на лестницу. В окно вовсю светило солнце, откуда-то доносился шум улицы, и чувствовал я себя просто прекрасно — и все-таки странное ощущение меня так и не отпустило.

— Кость, — позвал я. — Ты чего?

— В смысле?

— Ну подожди. — Я догнал брата на лестничной площадке, поймал за плечо и осторожно развернул к себе. — Да что не так-то?

Может, раньше он без труда смог бы меня обмануть. Отмахнуться, натянуть на лицо улыбку и сделать вид, что все нормально. Но теперь я почему-то сразу понял: Костя явно чем-то озадачен… а может, даже напуган.

— Да так… — Он отступил на шаг, уперся лопатками в стену и тряхнул головой. — Ерунда всякая в голову лезет. Тебе все равно не объясню.

— А ты попробуй. — Я уселся прямо на ступеньки. — Это из-за того, что Бельская сказала?

— Не совсем. — Костя на мгновение задумался. — Дед всегда говорил, что из Горчаковых менталисты на тройку с минусом, но я лет с семи других… чувствую, что ли. Наверное, от мамы досталось.

— Ага, — отозвался я. — И чего же ты чувствуешь?

— Вот в том-то и дело. — Костя вздохнул и отвел глаза. — Раньше я на тебя смотрю — а ты… как свежая лужа на асфальте. Только не обижайся, ладно?

— Сложно, но постараюсь.

— В смысле — плоский и прозрачный. Все видно и все понятно. Сразу можно сказать, о чем думаешь, какое настроение.

— Да? — Мне вдруг захотелось улыбнуться, хоть никакого веселья я не чувствовал. — А сейчас?

— А сейчас — черт знает. — Костя отлип от стены и снова неторопливо зашагал по лестнице. — На болото торфяное похоже. Черным-черно, ничего не видно. А глубина такая, что попробуй влезь — там и останешься.

Да уж. Не знаю, смогла ли Ольга Михайловна, которая не знала меня с самого детства, разглядеть что-нибудь подобное… хотя по всему выходило, что смогла. А то и увидела то, что скрывалось даже от меня самого. Что бы ни случилось с моим Даром и разумом после аварии, я изменился. И чертик, едва не повыбивавший Воронцову все зубы, в моем персональном омуте теперь наверняка не попал бы даже в десятку самых крупных.

Я открыл дверь на улицу и на мгновение испытал облегчение, не увидев черной «Волги» напротив входа. Вот только моя радость оказалось преждевременной: зловещая «баржа» лишь сместилась метров на пятьдесят вправо — похоже, все-таки уезжала на ночь, — но окончательно свой пост так и не покинула. Затемненные стекла блестели на солнце, и я не мог увидеть, есть ли кто внутри.

— Ты идешь? — Костя обернулся и замедлил шаг. — Саш?..

— Иду.

Я тряхнул головой, отгоняя ощущение чужого взгляда, но оно оказалось прилипчивым. Будто кто-то снова «зондировал» меня. Как Ольга Михайловна… только изящнее — и при этом куда успешнее. Уж не знаю, что успела заметить она, зато этот явно увидел вообще все. И закрыться я бы не смог, даже если умел бы.

Круче, чем пятый магический класс? Елки…

Таинственный шпион «отпустил» меня, только когда мы вышли за ограду на Литейный. Костя вполне бы мог проигнорировать указатель «служебный въезд» и проехать внутрь, как Воронцов, однако не стал хамить. Дед всегда говорил, что скромность — чуть ли не важнейшая добродетель дворянина, и брат умел закрутить гайки своему тщеславию.

Но уж точно не в том, что касалось машин.

Припаркованная в полусотне метров от ворот «Чайка» цвета слоновой кости блестела так, что становилось больно глазам. Огромная, роскошная, с вытянутыми задними крыльями, похожими на рыбьи хвосты, она казалась громоздкой и медлительной — но только на первый взгляд. Спрятавшийся за хромированной решеткой радиатора двигатель на трассе вполне мог бы угнаться и за спортивной «Волгой», и даже за «Понтиаком».

— Ты чего так вылупился? — усмехнулся Костя, закидывая мешок с моим барахлом куда-то назад. — Будто в первый раз видишь.

— Да блин… — Я устроился на скрипнувшем кожей сиденье. — Хороша бричка.

— А то. — Костя хитро улыбнулся. — За руль хочешь?

— Да!

— Балда. У тебя даже прав нету.

— Шутник… — насупился я. — Как будто раньше это кому-то мешало.

— Раньше было раньше. — Костя вздохнул и воткнул ключ куда-то под руль. — А теперь тебе до седой бороды не светит. Дед суров — но он дед.

— Угу, — буркнул я. — Ладно, поехали… на казнь.

«Чайка» зарычала, развернулась и неторопливо покатилась по Литейному. Первые минут десять я просто пялился в окно. Будто заново открывал город, в котором прожил всю жизнь… а я ведь уже тысячу раз видел все это. Каждую вывеску. В центре Питера чуть ли не половина магазинов, заведений и контор вели дела еще с прошлого века, так что в их названиях кое-где мелькали старые буквы: черные или золотистые «яти» и «еры» на белом фоне, иногда на нескольких этажах разом.

Только вот этих, на углу Забалканского, раньше не было. Или вывеска переползла чуть ближе. Или еще недавно цвет у нее…

— Эй, Сань, ты чего? — Костя чуть притормозил. — Опять голова?

— Да не. — Я сполз по сиденью, устраиваясь поудобнее. — Нормально. Слушай… а чего Бельская говорит, что обо всем этом никому рассказывать нельзя? Ну, типа, тайна?

Глава 7

— Дуэль? Да я вам такую дуэль устрою!

Дед громыхнул кулаком по столу. Так, что подпрыгнули не только телефон, чернильница и курительная трубка, но и мы с Костей. Годы — шутка ли, едва не сотня — почти отняли у главы рода Горчаковых ноги, а вот в руках силы было еще предостаточно.

И не только в руках. Во все стороны разошлась волна такой мощи, что я всерьез начал переживать за стекла. Причем не только в усадьбе — во всем Елизаветино. Делами уже давно занимались отец с Костей: дед ушел на покой, когда мне было лет пять-шесть… но примерно раз в полгода напоминал, кто здесь НАСТОЯЩИЙ князь Горчаков.

И тогда со стен летела штукатурка, а иногда и доски с кирпичами. Домашние прятались по углам, и село будто вымирало примерно на полдня. А потом все возвращалось на круги своя: дольше ослабевшая с возрастом дедова память обиды не удерживала.

— С ума посходили?!

Вся усадьба вздрогнула до основания, и стул, на котором я сидел, — махина из резного дерева весом килограмм в десять, — вместе со мной сдвинулся на полметра назад. А Костя даже не покачнулся: похоже, успел выставить какую-то хитрую защиту, которую я не смог даже разглядеть.

Да уж. Учиться мне еще и учиться. И шансов против взрослого Одаренного немного… Да что уж там — вообще никаких.

Имени секунданта я так и не запомнил: рослый темноволосый парень передал, что его сиятельство князь Воронцов требует сатисфакции, — и поспешил удалиться. Видимо, быстро сообразил, что с деда станется вышвырнуть его из усадьбы. Так что отдуваться приходилось нам с Костей.

— Шиш тебе, а не дуэль! — Дед выставил вперед руку, сложенную в незамысловатом исконно русском жесте. — Понял, свиненыш?

В гневе Горчаков-старший мало походил на почтенного господина дворянской крови. Скорее в нем появлялось что-то от богатыря с картин прошлого века: такое же кряжистое, могучее, рвущееся из-под толстого махрового халата, с которым дед не расставался даже летом. Он велел брить себя каждое утро, но и без усов и бороды вид имел суровый, если не сказать грозный. Наверное, из-за кустистых бровей, соперничавших по густоте с остатками шевелюры и бакенбардами.

— Милостивый государь… дедушка, — осторожно заговорил Костя, — ты бы полегче, что ли…

— Полегче?! Да ты что, не видишь, что этот дурак задумал?

Мне показалось, что я даже слышу, как Костина защита тихонечко трещит, проминаясь. От деда исходила такая силища, что будь Воронцов здесь — сам наверняка принялся бы извиняться, каясь во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях.

— Ваше сиятельство… Александр Константинович!

Из-за Костиного плеча выглянул уже знакомый мне Колычев. Отставной титулярный советник, похоже, оказался в курсе дел чуть ли не раньше нас всех.

— Понимаете, Александр… не может… отказаться, — промямлил он, теребя воротник. — Весь высший свет тут же узнает, и даже вы…

— Ты мне, Сергей Иваныч, не говори, чего делать. — Дед снова грозно сдвинул брови. — Я и сам с усам. Сашку под замок, а Воронцова скажу гнать… Дуэлянты нашлись!

— Это невозможно, — подал голос я. — Если я откажусь от поединка — последствия не заставят себя ждать. И затронут весь…

— Цыц! Ты вообще молчал бы, — проворчал дед — впрочем, уже без особой уверенности. — Мал еще.

— И все-таки Саша прав. — Костя вздохнул и рукавом вытер пот со лба. — Вызов был передан по всем правилам, и отказ оскорбит не только Воронцовых, но и все рода. Разумеется, об этом не объявят открыто — но нас с Мишей перестанут приглашать… И рано или поздно меня попросят из Госсовета. Никто не станет иметь дела ни с одним из Горчаковых.

— Ну что, доволен? — Дед снова повернулся ко мне. — Смотри, во что ты нас втянул!

— Никто не обязан отвечать за мои поступки. — Я пожал плечами. — Это касается только меня и Воронцова.

— Тьфу ты… заладил, — отозвался дед. — Никто не обязан… Только его касается. Честь дворянскую защитить решил?!

— Дед…

— Сто лет как дед! Знаю я, чего там у вас с князем вышло… И что за меня, старого, заступился — тоже знаю. Есть в тебе горчаковский дух, Сашка… — Дед посмотрел на меня уже почти без злобы. — Да толку-то с него будет, если Воронцов тебя прибьет?

— А это вообще обязательно? — поинтересовался я. — Если меня просто ранят…

— Я могу драться вместо Саши. — Костя подался вперед. — Он несовершеннолетний и имеет право просить защиты у старшего в роду.

— Это почти то же самое, что отказаться от поединка, ваше сиятельство, — раздался голос за спиной. — Дуэльный кодекс не содержит прямых указаний на этот счет, но мы все знаем примеры, когда драться выходили юноши пятнадцати или даже четырнадцати лет… Увы, наши деды взрослели куда быстрее.

Андрей Георгиевич, до этого молча подпиравший стену широченной спиной, шагнул вперед. И я на мгновение испытал что-то вроде страха из детства — настолько жутко выглядел одноглазый бритый дядька с огромными усами, вся правая половина лица которого напоминала один сплошной рубец.

Даже Костя не знал, откуда взялся страшный ожог, — а я уж тем более. Мы с Андреем Георгиевичем будто существовали в разных мирах. Я слышал, как его называли «ваше благородие» или «барон». Знал фамилию — Штольц — и то, что деду служил еще его отец. Мне не приходилось видеть Андрея Георгиевича в мундире, однако выправка выдавала в нем то ли вояку, то ли полицейского в отставке. Не случайно он ведал охраной усадьбы… а может, и вообще всей службой безопасности рода — я никогда особо не интересовался.

Глава 8

«Чайка» затормозила, пропустила грузовик, свернула налево и неторопливо поползла к пляжу. Я откинулся назад и прикрыл глаза от пробивавшихся сквозь листву лучей. Утро выдалось солнечное. И теплое — даже для середины июля.

Но Славка все равно дрожал как осиновый лист.

— Ты их в-видишь? — Рыжая макушка просунулась между передними сиденьями. — Видишь, Сашка? Может, не п-п-приедут?..

— Да куда они денутся, — усмехнулся я, вытягивая руку. — Вон, уже тут.

«Понтиак» Воронцова и вторая машина забрались в самый конец дороги и остановились у кромки песка. На пляж не сунулись: сядешь на брюхо — никакой движок не вытащит. Уж не знаю, зачем Славка с другим секундантом выбрали именно это место. Глушь на берегу залива в паре километров за Териоками вполне годилась для дуэли — но и Гатчина была ничем не хуже. Разве что туда не пришлось бы ехать почти три часа.

Может, Славка надеялся, что кто-то из нас передумает?

Костя сразу же вызвался быть моим секундантом, но я выбрал однокашника из лицея. Чтобы никто не подумал, что я пытаюсь спрятаться за брата… или что мне больше некого попросить. Хватит и того, что я даже не смог приехать на дуэль самостоятельно: у Славки нет ни прав, ни машины, а меня дед отказался пускать за руль. Ни при каких обстоятельствах — так он и сказал. Видимо, для того, чтобы все-таки отправить со мной Костю.

Будто мне одного Андрея Георгиевича мало.

Я обернулся и отыскал глазами серую «Волгу» — еще двадцать первой модели, с оленем на капоте. Вопреки моим желаниям, старушка ничуть не отстала на дороге и теперь становилась вплотную, прижимаясь к «Чайке» радиатором, похожим на оскаленную пасть, полную блестящих металлических зубов.

Целая свита, блин. Скажут — пришли пацану слюни вытирать… Или не слюни.

Вздохнув, я открыл дверцу и выбрался наружу. И тут же зашагал к пляжу, чтобы Костя никаким чудом не успел меня опередить. Славка пулей вылетел с заднего сиденья и засеменил следом, пытаясь держаться за моей спиной.

Что уж там — мне и самому оказалось непросто идти под пристальным и недобрым взглядом трех пар глаз: Воронцова, его секунданта и худого бледного мужчины лет сорока с увесистой сумкой в руках.

— Это ц-целитель, — пояснил Славка. — А то мало ли…

Мало ли. Магия Одаренных умеет многое. Даже буквально собрать тело по кусочкам после страшной аварии. Впрочем, если Воронцов влепит мне пулю в голову или сердце — не спасет и она. При всех наших возможностях мы все-таки смертны.

Странно, эта мысль почему-то оставила меня равнодушным. То ли пережитая недавно авария притупила страх, то ли успехи в обращении с пистолетами вселили в меня какую-то особенную уверенность. По дороге сердце несколько раз предательски екнуло, тем не менее, стоило мне ступить на песок пляжа, как мандраж сменился ледяным спокойствием.

Которого Воронцову явно не хватало. Он попытался изобразить что-то вроде презрительного взгляда — вышло не слишком убедительно. Князь наверняка успел поупражняться в стрельбе, и все же эта дуэль оказалась совсем не тем, чего он ожидал: против его магии я не продержался бы и пары секунд, но пистолет уравнял наши шансы.

— Ну ты кремень, С-с-сашка… — с восхищением прошептал Славка. — Смотри, он весь извелся. А тебе хоть б-бы что!

— Это так кажется. — Я улыбнулся и хлопнул товарища между лопатками. — Иди… работай.

И без того мелкий Славка съежился еще чуть ли не вдвое, пожимая руку секунданту Воронцова, однако дело свое, похоже, изучил как следует. Они вполголоса перекинулись буквально парой слов — и тут же развернулись к нам, почти синхронно.

— Милостивые судари. — Первым — как старший — заговорил секундант Воронцова. — Данным нам правом, в последний раз нижайше просим вас забыть обиды и вместе отыскать путь к примирению… Александр Петрович?

Спросил меня — видимо, для того, чтобы Воронцов не выглядел трусом. И чтобы последнее слово в любом случае осталось за ним… Что ж, почему нет? Я не имел особых возражений против мира.

Разумеется, на моих условиях.

— Я не имею желания вредить князю. — Я пожал плечами. — И уж тем более не желаю, чтобы он навредил мне. Я и моя семья готовы забыть все обиды, если Дмитрий Николаевич признает, что бесчестным приемом столкнул меня с дороги, а также принесет извинения за то, что называл…

— Много чести, — бросил Воронцов сквозь зубы. — Примирение невозможно.

— Как пожелаете, князь. — Я склонил голову. — Примирение невозможно.

— В таком с-с-случае, — голос Славки дрогнул, но он тут же взял себя в руки, — позвольте напомнить, что в случае гибели любого из вас второму придется ответить по всей строгости перед ее величеством государыней императрицей и всем дворянским сословием.

— Поединок будет проходить с барьерами, — снова заговорил секундант Воронцова, — установленными на двадцати пяти…

Дальше я почти не слушал — условия были прекрасно известны и мне, и Воронцову уже неделю: начальное расстояние — сорок пять шагов, сходимся до барьеров. Стреляем — по готовности. По одному выстрелу с каждой стороны. Сносный расклад… для тех, кто не имеет особого желания убивать или калечить друг друга.

— Не жди, — негромко произнес Костя, подойдя поближе. — Стреляй в воздух. Он не будет…

Глава 9

— Князь… Вы заняты?

Гижицкая едва слышно скользнула в кабинет и прикрыла за собой дверь. Внутри было темно — я оставил включенной только лампу на дедовом столе, — но в полумраке идеальные бедра смотрелись еще соблазнительнее. Загорелое тело прикрывала только рубашка — огромная, явно мужская, да еще и надетая кое-как. Гижицкая потрудилась застегнуть лишь несколько пуговиц где-то на уровне пупка, и безразмерный ворот уже сполз чуть ли не до середины плеча и грозился свалиться вообще. Снизу белоснежная ткань прикрывала все, но я почему-то знал, что под рубашкой нет ничего.

Совсем.

— Графиня. — Я отложил еще дымящуюся трубку. — Чем обязан?..

— Без особых причин. — Гижицкая, покачивая бедрами, двинулась вперед. — Просто захотела увидеть вас, князь.

— Посреди ночи? — пробормотал я, скосившись на часы на стене. — Брат говорил, что от вас можно ожидать чего угодно, но такое…

— И что же еще вы слышали? Что я вертихвостка? — Гижицкая без всякого стеснения уселась боком ко мне прямо на дедовский стол. — Что у меня не лучшая репутация в высшем свете? Что из-за меня случаются дуэли? Или что приличному дворянину в моем клубе лучше не появляться?

— В том числе.

Я изо всех сил старался не смотреть туда, где рубашка бесстыдно задиралась. Но получалось так себе.

— Да? — Гижицкая развернулась и провела ладонью по столу, смахивая на пол какие-то смертельно важные бумаги. — И это важно?

Твою ж… Да пошло оно все к черту!

— Нет. — Я подался вперед. — Для меня — нет.

Гижицкая улеглась грудью на стол и опрокинула чернильницу. Рубашка тут же намокла, прилипла к дереву и не скрывала уже вообще ничего. Чуть ниже ключиц кожа была еще загорелой — но там, где ее не касалось солнце, становилась молочно-белой.

Ох, ничего себе отрастила… В девятнадцать-то с небольшим лет!

— Я такая неловкая… — Гижицкая схватила меня за галстук и потянула к себе. — Простите, князь.

Я вдохнул запах ее волос — но вместо мягких губ мне в лицо ударил ветер и холодные брызги.

Приятное наваждение исчезло вместе с дедовским кабинетом. Осталось только открытое настежь окно, гроза снаружи и ощущение облома вселенских масштабов. Я с рычанием откинул пропотевшее чуть ли не насквозь одеяло, уселся в кровати… и услышал за дверью тяжелые шаги.

— Да вашу ж матушку… — простонал я, натягивая штаны. — За что?..

Дверь в комнату распахнулась и с грохотом ударилась в стену. В коридоре мелькнула вспышка, похожая на алый цветок. Я плюхнулся на пол, откатился в сторону — и тут же вскочил на ноги. Струя пламени метнулась за мной, но слишком поздно: я уже махнул через подоконник — прямо навстречу грозе. Огонь с треском впился в болтающиеся створки, расколол стекла, вырвался следом, лизнул в голую спину — и все-таки не успел. Я отделался клочком сгоревших волос на затылке.

Полет со второго этажа дался куда сложнее. Я сгруппировался, но собрать дух на мягкую посадку смог только у самой земли. Воздух загустел, подхватывая тело и будто надуваясь огромным шариком, сжался — и, не выдержав, лопнул. Скошенная трава впилась в ладони, но времени жалеть себя не осталось. Я кувырнулся вперед, вскочил на ноги — и в место, где я только что был, ударила Булава. Земля вздрогнула, и мне в спину полетели влажные ошметки.

Я изо всех сил помчался к лесу. Ночной гость наугад подпалил пару деревьев, швырнул мне вослед еще одного Горыныча — и сам спрыгнул из окна: сверкнула молния, и я увидел, как по стене к земле скользнула громадная черная тень.

Значит, побегом из усадьбы дело не ограничится.

Вздохнув, я чуть замедлился, готовясь к долгой гонке по лесу. Дождь хлестал как из ведра, поросль и сухие ветки то и дело кололи босые ноги, но куда больше меня волновал Горыныч, злобно гудящий где-то сзади в паре десятков шагов. Огненный змей гнался за мной, на ходу грызя молодые деревья и срывая кору со старых. Не самое опасное заклятье — но могучее, хоть и медлительное.

А еще — умеющее преследовать цель даже без указки хозяина.

Однако с этим я хотя бы уже умел бороться. Достаточно чуть сбить установку или сместиться в сторону — и Горыныч потеряет след: разворачиваться змеюка все-таки не умеет. Я немного вырвался вперед, выбрался на открытое место, чудом удрал от двух выпущенных по очереди Булав — а потом резко свернул в сторону, закручивая траекторию обратно к усадьбе. Огонь за спиной взревел, дернулся — но не поспел за мной и с недовольным ворчанием укатился куда-то вдаль.

Правда, легче от этого не стало — скорее наоборот. Удрав от Горыныча, я снова подставился: в свете колдовского пламени преследователь видел меня как на ладони. Еще одна Булава с треском выбила щепки из старой березы в паре шагов, а потом сквозь гром и шум дождя я услышал что-то среднее между жужжанием и свистом.

— Твою мать! — Я плюхнулся животом в лесную грязь. — Совсем с ума сошел?!

Пару деревцов в мою руку толщиной как бритвой срезало. Даже слабенькая Булава запросто сломала бы несколько ребер, но брошенный с полусотни шагов Серп вполне способен разрубить человека надвое. В ход пошла тяжелая артиллерия — и от нее могла спасти или скорость, или надежная защита… А лучше — то и другое одновременно.

Глава 10

Беготня под дождем и Булава под ребра бодрили не хуже ведерка кофе, выпитого залпом. Отмокая под душем, я осторожно ощупал правый бок. Повезло — кости целы, а синяк пройдет сам собой… впрочем, можно и ускорить процесс. Сильных целителей в роду Горчаковых не было уже три поколения, хотя кое-как подлечить себя может почти любой Одаренный.

Плетение вышло с третьей или четвертой попытки. Слабенькое — но боль почти сразу отступила, а синяк чуть ли не на глазах начал съеживаться, явно собираясь полностью исчезнуть еще до завтрака. Я дошлепал до комнаты и улегся, однако сна не было уже ни в одном глазу. И не только из-за утренних процедур, но и оттого, что ТАМ меня могла поджидать сладострастная графиня. Гонка по лесу напрочь… ладно, не совсем напрочь прогнала порочные мысли — зато остались кое-какие другие.

Гижицкая снилась мне уже третий раз. И это вполне могла быть здоровая реакция организма на красивую девушку… а могло быть и что-то совсем другое. Необязательно опасное, но уж точно и не вполне невинное. Костя не зря предупреждал, что с этой чертовкой лучше держать ухо востро.

Единственная наследница не самого старого, зато богатого и весьма близкого ко двору графского рода. Скандалистка. Владелица пары клубов — с сомнительной репутацией, однако при этом неизменно под завязку набитых столичной золотой молодежью. Звезда светских хроник, о которой ходили самые разные слухи… но только лишь слухи: Гижицкая в любой ситуации соскальзывала и с серьезных неприятностей, и с кончика пера борзописцев. В общем, из тех, кого французы называют femme fatale — роковая женщина.

А еще — менталист. Может, не самый сильный в Петербурге, но в десятке — уж точно, несмотря на юный возраст.

Тогда, на пляже, я сумел выкинуть ее из головы. Бесцеремонно и быстро — и все же не настолько, чтобы она не успела пройтись по сознанию неприкрытым эротизмом… а то и оставить кое-что на память. Прямо как Золушка туфельку. Против горячих ночных фантазий я ничего не имел: они были уж точно поприятнее той дичи, которая иногда снилась под утро. Какие-то разрушенные дома, песок, ветер… Но если Гижицкая засунула себя мне под черепушку насильно — пусть идет к черту.

Никто не полезет в мои мозги. Даже красотка с самыми аппетитными полушариями в Питере.

И все же смущало не столько чужое вмешательство, сколько то, что Гижицкая могла там увидеть… чисто гипотетически: времени полноценно порыться у меня в голове у нее все-таки не было. Хотя я почему-то не сомневался: сны — не с ее участием, а те, настоящие, — часть чего-то большего. Важного, другого, забытого, будто стертого из меня кем-то почти всесильным… но стертого не до конца.

Я потянулся и посмотрел на свою собственную руку. Левую — ту самую, которой я вдруг начал стрелять, писать и держать ложку, прожив на этом свете правшой шестнадцать с половиной лет. Загорелую, огрубевшую и окрепшую от муштры Андрея Георгиевича — и все-таки пока слишком слабую, чтобы в полную силу делать то… То, что я никогда не умел делать раньше — и не мог уметь. К примеру, валить с ног парня чуть ли не вдвое тяжелее или укладывать пулю в цель с тридцати шагов почти из любого пистолета… И почти не тренируясь.

Так не бывает. В неполные семнадцать лет может внезапно проснуться и вспыхнуть свечкой родовой Дар — но уж точно не умения, будто принадлежащие кому-то другому. Талант стрелять или бить людям морды достается от природы — а вот дальше его еще надо взращивать, придавать форму…

Или не надо?

Я поднялся с кровати и встал перед зеркалом, висевшим у шкафа.

— Интересное дело. — Мои пальцы коснулись холодной блестящей поверхности. — Кто же ты там такой?..

Из утреннего полумрака комнаты на меня смотрел самый обычный парень. Рослый, худощавый — скорее жилистый, чем просто тощий. Чуть старше своих шестнадцати с половиной лет на вид — наверное, из-за уже пробившейся темной поросли вокруг губ и на щеках, — но уж точно еще не взрослый. Которому впору было бы интересоваться не книгами из дедовой библиотеки, а чем-то… попроще. Развороты комиксов и актрисы в купальниках все еще украшали едва ли не половину стены над письменным столом и радовали глаз, вот только казались уже чужими. Чем-то приятным — но будто забытым, принадлежавшим тому, кем я был раньше, а не мне нынешнему.

Новые предпочтения. Новые умения. Новый характер. Ведущая левая рука вместо правой. Странные сны и воспоминания о том, чего со мной никогда не случалось. Интересно, это все сюрпризы — или будут еще? И кто хотя бы попробует объяснить, в чем дело?

Уж точно не Бельская с ее маркизом — любителем гусиного паштета.

Вздохнув, я включил свет и принялся одеваться. Влез в джинсы, накинул рубашку и закатал рукава. Костюм не на светское мероприятие, но для завтрака в семейном кругу — даже если это семья князей Горчаковых — вполне сойдет. До того, как Арина Степановна погонит свою малолетнюю гвардию накрывать на стол, еще где-то час, но уж лучше спуститься вниз, чем сидеть здесь под укоризненными взглядами мужиков в цветастых костюмах и киношных красоток.

— Саня? Что-то рано.

Костя сидел и читал газету. Не на террасе, где мы обычно едим летом, а ближе к лестнице — в гостиной, развалившись в одном из кресел. Он всегда спускался к завтраку раньше остальных… но не настолько. Похоже, вообще не ложился сегодня. И, судя по паре пустых чашек из-под кофе на столике рядом и торчащим из-под халата брюкам, вернулся в Елизаветино всего час-полтора назад.

Глава 11

Дверь «Волги» открылась, и наружу выбрался высокий человек в черном. Худощавый, чуть смуглый — или просто загорелый от летнего солнца. Он не отличался богатырским сложением, но от его фигуры буквально веяло силой. В том числе и физической, хотя и Дар гостя чувствовался за несколько десятков шагов. Да так, что мой Щит с негромким хрустом прогнулся.

Щит я выставил на автомате, почуяв угрозу даже не разумом, а то ли спинным мозгом, то ли чем-то на уровне желудка.

Костя явно испытывал примерно то же самое — а меж тем незнакомец не пытался ни атаковать, ни складывать боевое заклятье. Ни даже «прощупывать» кого-то из нас. Его мощь была настолько велика, что ее, похоже, приходилось сдерживать. Давление ослабло, только когда он захлопнул дверцу и шагнул нам навстречу.

— Ваше сиятельство. — Незнакомец склонил голову. — Прошу простить за вторжение.

— Ваша светлость, нас не предупредили, что вы едете. — Костя нахмурился и посмотрел куда-то в сторону будки охранника у ворот. — Чем же мы обязаны… столь высокому…

— Ваш человек не виноват. — Незнакомец отследил взгляд Кости и улыбнулся — скупо, одними уголками губ. — Немногие на его месте отказались бы пропустить меня… без дозволения. Поверьте, у меня были причины спешить — я боялся не застать князя Александра дома.

Александрами в усадьбе звали целых ДВУХ князей, но вряд ли даже этот непростой дядька отважился бы называть деда без отчества. А значит…

— Меня? — удивился я.

— Вижу, мы еще не знакомы. — Незнакомец снова изобразил небольшой поклон. — Позвольте представиться…

— Светлейший князь Петр Александрович Багратион, — хмуро проворчал Костя, сложив руки на груди. — Тайный советник. Глава Третьего отделения Собственной Ее Императорского Величества канцелярии.

Да уж. Простые люди на черных «баржах» не ездят. Узкий пиджак Багратиона ничуть не напоминал покроем китель полицейского или военного и не имел ни единого знака отличия — и все равно почему-то выглядел частью формы.

Похоже, о нашей с Воронцовым размолвке услышали на самом верху. После статьи в «Вечернем Петербурге» стоило ожидать неприятностей — но уж точно не появления главы самой секретной из всех служб императорского двора собственной персоной.

Разборка двух дворянских сынков — работа явно не его калибра.

— Действительный тайный советник, — усмехнулся Багратион. — С недавних пор.

— Позвольте поздравить, князь. — Костя сохранял учтивый тон, однако я чувствовал, что брат на взводе. — Могу ли я спросить — какое у вас дело к Александру?

— Нет. — Багратион медленно помотал головой. — Не можете, князь. Но уверяю, я не отниму у вас много времени. И потом непременно вернусь засвидетельствовать почтение вашему дедушке.

Обстановка накалялась. Костя явно пасовал перед высоким гостем — да что уж там, и у меня ноги чуть подрагивали от одной только мысли, во сколько раз Багратион сильнее нас, вместе взятых. И все же брат стоял на земле Горчаковых, у самых стен родового поместья — и не собирался прогибаться ни перед кем. Даже перед верховным жандармом империи.

— Все в порядке. — Я осторожно тронул Костю за локоть. — Если его светлость желает побеседовать — не смею возражать.

— Вот и славно. Мы просто немного прогуляемся… если позволите.

Багратион кивнул — и тут же, развернувшись, неторопливо зашагал куда-то вбок по тропе вдоль усадьбы. Я напоследок поймал хмурый и сосредоточенный Костин взгляд — и поплелся следом, стараясь унять дрожь в конечностях.

А что мне еще оставалось делать?

Несколько минут мы шагали молча. Несмотря на данное Косте обещание, спешить Багратион явно не собирался. Он будто уводил меня подальше от родового гнезда и брата, готового броситься на мою защиту. Усадьба оставалась по правую сторону — а потом и вовсе исчезла за спиной, но мы все шли и шли, пока я не перестал чувствовать ни Костю, ни даже деда. Причем не постепенно, как это обычно случалось на прогулках, а разом. Будто меня накрыли колпаком.

Багратион сплетал вокруг нас какое-то заклятье — не обычный Щит, а что-то куда более изысканное и могучее. Ничуть не напрягаясь, походя — но для меня оно оказалось настолько сложным, что я не смог даже примерно понять структуру — не то что повторить. Не хватило бы ни сил, ни уж тем более умения.

Куда мне — даже Кольчугу и Ход нормально сделать не могу. А это, наверное…

— Круг Отторжения, — усмехнулся Багратион, то ли почуяв, то ли прочитав в моих глазах незаданный вопрос. — Остановит любое заклятье до четвертого магического класса включительно. И, что куда важнее, в ближайшие полчаса нас никто не сможет услышать.

Ничего себе секретность. И о чем, интересно, всемогущему начальнику Третьего отделения разговаривать с лицеистом-недоучкой? О машинах? Рок-группах? Или популярных актрисах?

— До четвертого класса включительно, — повторил я. — А вы тогда?..

— Второго.

Багратион вдруг улыбнулся. Не как тогда, у машины, а искренне. И почти обаятельно — насколько это вообще возможно было при его внешности. Коротко стриженной черной шевелюрой с проседью он напоминал матерого волка, а крупным носом и острыми скулами — какую-то хищную птицу. Я все еще чувствовал настороженность, но бояться почти перестал: зачем бы Багратион ни пожаловал в Елизаветино, зла он мне явно не желал. И даже Круг Отторжения предназначался не отрезать меня от родни, а скорее… защитить?

Глава 12

— Смотрю в книгу, а вижу… шаха персидского, — проворчал я, откладывая бумаги.

Андрей Георгиевич уехал в город сразу после завтрака, так что никаких физических нагрузок мне не предстояло. Вот только и с умственными выходило как-то не очень. Я уже часа полтора-два пытался разобраться в хитросплетениях документов, которые оставил Костя, однако дело едва сдвинулось с мертвой точки. Не то чтобы нас так уж паршиво учили в лицее, хотя здесь базовых знаний явно не хватало. Акции, активы, доли и прочие богатства рода Горчаковых на мгновение складывались в более-менее понятную картину — но только для того, чтобы тут же снова рассыпаться ворохом ничем не связанных элементов.

Конечно, я мог бы попытаться дозвониться до Колычева, который наверняка представлял дела куда лучше Кости — фактического главы рода, — но так и не позвонил. Суетливый и добродушный поверенный наверняка снова отделался бы пачкой комиксов или чего-то в этом роде. Да и видеться с ним лишний раз почему-то не хотелось.

Нет, сам, все сам. Разве что с небольшой Славкиной помощью. С языками и чистой математикой я справлялся получше его, а вот в юридических тонкостях и прочей финансовой мути ему не было равных. Видимо, сказывались отцовские таланты: Ямпольский-старший, выходец из семьи небогатого лавочника, уже не первый десяток лет работал на бирже и, судя по чину коллежского асессора, добился немалых успехов… Раз уж смог не только дослужиться до потомственного дворянина, несмотря на отсутствие Дара, но пристроить сына в лицей. Да, пусть не такой крутой, как Царскосельский, — и все же.

Я никогда раньше не интересовался делами рода, да и сейчас занимался бумагами без особой радости, однако что-то подсказывало, что эти знания уж точно не окажутся лишними. И поэтому стоит посвятить им если не все свободное от тренировок время, то хотя бы большую его часть.

— Шахты… Железо, алюминий. — Я отложил в сторону несколько листов с печатями. — Сталелитейный завод, акции… Блин!

Нет, финансовые дела никак не хотели укладываться в голове. Точнее, их упорно теснило кое-что другое. Сложное, загадочное, немного пугающее — и оттого еще более манящее и интересное.

Вряд ли Багратион желал мне чего-то плохого. Но Костя не просто так называл его светлость самым опасным человеком в империи: представитель древнего рода, праправнук того самого Петра Ивановича Багратиона, который разбил Наполеона под Смоленском. Одаренный, взявший чин действительного тайного советника и второй магический класс в неполные сорок четыре года. Тот, на ком висела вся или почти вся безопасность страны и самой государыни императрицы.

Ни мне, ни Мише, ни Косте не приходилось даже слышать о внешних и уж тем более внутренних врагах империи. И, вероятнее всего, не из-за отсутствия таковых, а из-за того, что Багратион и его Третье отделение хорошо делали свою работу. Порой не стесняясь в средствах. Немногим известно, сколько людей самого разного происхождения и нации исчезли без следа по воле тайной полиции.

Такие люди редко приезжают лично просто побеседовать с юными задирами. Даже теми, что вдруг обрели силу не по возрасту. И таинственное появление Багратиона вызывало любопытство… удовлетворить которое я не мог.

А если так — то какой смысл вообще об этом думать?

Я аккуратно сложил бумаги в ящик стола. До ужина оставался еще час или полтора, так что мне не пришло в голову ничего умнее, чем просто прогуляться по поместью. Основные здания я, разумеется, знал неплохо, хотя в некоторые заглядывал последний раз чуть ли не в далеком детстве.

Беседка среди деревьев. Часовня, которая пустовала уже лет десять — дед никогда не был особо верующим, а мама обычно выбиралась в собор в Гатчине или в Казанский.

Конюшня, прижавшаяся к могучему боку усадьбы, — в ней и раньше было немного лошадей, а после смерти родителей дед с Костей распродали остальных и отдали помещение кому-то из местных, мужику из крестьян. Тот соорудил то ли мастерскую, то ли что-то еще — я ни разу не интересовался.

Гараж — из него я и угнал отцовскую «Волгу» в тот день, когда Воронцов меня чуть не угробил. Теперь это казалось чем-то почти забытым, оставшимся в прошлом, хотя с той злополучной гонки прошло меньше полутора месяцев.

Здорово же я изменился за это время. И дело уж точно не только во внезапно усилившемся вдесятеро Даре.

Задумавшись, я прошагал мимо гаража и уже думал повернуть обратно, когда мое внимание вдруг привлек свет. Он пробивался сквозь молодую поросль в самом дальнем краю сада. Там, где ухоженные и ровно постриженные деревья понемногу уступали место диким, которые будто перелезли через ограду и понемногу отвоевывали себе землю там, куда неохота было ходить людям из усадьбы.

Крохотная глушь прямо на территории родового гнезда Горчаковых. Я любил убегать сюда, получив лещей от Мишки. Кажется, там еще был сарай, построенный чуть ли не раньше самой усадьбы, лет сто пятьдесят назад… Да, точно был — только почти заброшенный. Там не хранили даже садовую утварь — только стаскивали гнить всякое бесполезное барахло, которое жалко было просто выкинуть.

И именно оттуда и светило… что-то явно электрическое. Подойдя поближе, я увидел сначала окно, прикрытое ставнями, а потом и само здание. Потемневшее от времени, коренастое, словно вросшее в землю. Усталое и покосившееся — но все же достаточно прочное, чтобы простоять еще не один десяток лет. Ночью оно наверняка показалось бы почти пугающим, но сейчас, в сумерках, скорее навевало ощущение какого-то сказочного уюта.

Глава 13

— Ты кто такой?!

Свет вдруг резанул по глазам, и мне пришлось закрыться ладонью. Дева-Яга подхватила с пола фонарь и развернулась так быстро, что я не успел даже толком ее рассмотреть. Ни лицо, ни фигуру… спереди — ничего. Только сверкнувшие изумрудами рассерженные глазищи.

— Погоди… ослепишь! — Я шагнул вперед, жмурясь и подставляя лучу фонаря щеку. — Горчаков я. Александр Петрович. Знаешь такого?

— Ваше сиятельство?..

Голос Девы-Яги показался не то чтобы оробевшим, но удивленным — уж точно. Светить она, правда, не перестала. Спасибо, хоть слегка отвела фонарь в сторону, возвращая мне зрение.

— Сиятельство. Еще какое сиятельство, — проворчал я и шагнул вбок. — Сейчас светлостью стану, если не прекратишь… Ты сама-то кто будешь?

— Настасья я, — сердито отозвалась Дева-Яга. — Архипа Семенова покойного дочка. Папка мой еще у деда вашего в гараже служил, а я здесь вот… занимаюсь. Слышу — дверь скрипит, обернулась — кому там посмотреть вздумалось?

А посмотреть определенно было на что: красоты Настасьи Архиповны не могли испортить ни скудное освещение, ни темное пятно от масла на щеке, ни перепачканные по локоть руки, ни даже одежда. Черный платок через лоб, которым она подвязывала огненную гриву, смотрелся хотя бы относительно женственно — но роба и огромные кирзовые сапоги явно раньше принадлежали отцу. Рабочий комбинезон был ей настолько велик, что Настасья носила его как штаны, затянув лямки верхней части вокруг пояса.

Неуклюжий узел успел чуть сползти вниз, открывая полоску белой кожи с пупком. Рубаха тоже была здоровенная, мужская — и ее тоже приходилось подвязывать на животе, чтобы не болталась до колен. Серая ткань не особо просвечивала, но в нужном месте топорщилась так, что я сразу понял: нижнего белья Настасья не надела.

— Куда уставился? — буркнула она.

— На тебя смотрю. — Я сделал над собой усилие и поднял взгляд выше. — Хороша больно.

И лицом тоже: тоненький носик, светлая кожа, усыпанная веснушками, и длиннющие ресницы. Не светлые и не рыжие, как волосы на голове, а черные, будто Настасья и их каким-то образом умудрилась окунуть в отработавшее машинное масло. Немного зрелище портили только руки, измазанные чуть ли не по локоть. Не слишком крупные, но крепкие, явно привыкшие к тяжелой работе и инструментам.

Один их которых Настасья держала так, будто всерьез подумывала огреть меня им по башке. Увесистый гаечный ключ смотрелся не то чтобы угрожающе, но все же достаточно убедительно. Загадочная колдунья-механизатор превратилась в воительницу, готовую защищать свои владения… и свою честь от любых посягательств.

— Смотрит он… — Настасья шагнула вперед. — Знаю я таких! А будешь лапать — врежу, и не посмотрю, что из благородных!

Ну все. Боюсь-боюсь.

— И в мыслях не было, — выставил я перед собой ладони. — Так, просто мимо проходил… Ты только ключ положи, ладно?

Мысли у меня, разумеется, были, и еще какие. Ночная гроза и беготня по лесу с Андреем Георгиевичем кое-как выбили из моей головы образ Гижицкой, но судьба тут же подкинула мне свежий соблазн.

А может, даже сразу два, потому что металлическая громадина за спиной Настасьи меня заинтересовала немногим меньше ее самой.

— Это что у тебя там? — Я прищурился, вглядываясь в полумрак сарая. — Машина? Или?..

— Не твое это дело… благородие. — Настасья бросила ключ, но отходить в сторону явно не собиралась. — Покойный князь отцу моему подарил. Еще позапрошлым летом. А теперь вот мне досталось!

— Досталось и досталось, — пожал я плечами. — Посмотреть-то можно? Или думаешь — отберу?

— Я тебе отберу! — прошипела Настасья.

Да уж, вот так характерец. Явно из простых девка, а гонору — у Гижицкой столько нет. Пожалуй, даже хорошо, что она забралась так далеко от усадьбы. Попалась бы на глаза деду, сказала лишнего — тот бы враз шкуру спустил… Да и мне — чего миндальничать? Будет тут какая-то на князя гавкать…

Я решительно шагнул вперед и впился взглядом в зеленые глазищи. Настасья, пожалуй, была меня постарше на год или два, но по росту недотягивала. Наверное, это все и решило: чтобы смотреть мне в лицо, ей сначала пришлось запрокинуть голову — а потом и вовсе попятиться.

— Ладно уж, — проговорила она. — Смотри, если хочешь. Только руками не лезь.

— Как скажешь, сударыня. — Я взялся за край укрывавшего агрегат брезента. — И не зыркай так — я не кусаюсь.

Тяжелая ткань поддалась не сразу. Настасья явно не собиралась мне помогать, но я потянул сильнее, и через мгновение металлический монстр явился моим глазам целиком.

Машина… точнее, остов машины. Рама, несколько деталей кузова, радиатор, куча железа в передней части, трансмиссия, какие-то провода вдоль ребер днища — и все. Ни дверей, ни стекол, ни даже колес: стальная громадина стояла на двух уложенных параллельно бревнах сантиметров в двадцать-тридцать в обхвате. В завершенном виде она наверняка оказалась бы раза в полтора короче Костиной «Чайки», но из-за темной тесноты сарая казалась огромной.

Неизвестный конструктор — или покойный Архип Семенов, или уже сама Настасья — не предусмотрел для нее объемного багажника: машина заканчивалась вытянутым обрубком, соединенным по диагонали прямо с крышей. Салон — точнее, пока еще пустой короб с металлическим листом вместо пола — тоже казался не слишком просторным. Рассчитанным или на крохотные сиденья сзади, или вообще на двух пассажиров. Зато будущий капот занимал чуть ли не половину от всей длины машины. Огромный, вытянутый вперед, как пасть крокодила. Но только такой и мог вместить двигатель…

Глава 14

Миша — средний из троих братьев Горчаковых, — как и я, был темноглаз и черноволос. Но на этом сходство и заканчивалось. Встань мы рядом — оказались бы примерно одного роста, хоть я и на четыре года младше. Но шириной плеч брат уделывал меня примерно вдвое. Если бы не черная юнкерская форма, зрительно вытягивающая силуэт, он наверняка казался бы приземистым и даже квадратным. Природа щедро отсыпала ему мускулов, а бесконечная муштра сделала их крепкими, как железо. Наверняка Мише хватило бы сил взять меня под мышки, как следует тряхнуть — а потом еще и подбросить к потолку.

И, судя по его настрою, такой исход весьма вероятен.

— Пошли, поговорим. — Миша брезгливо отпихнул попавшийся под ногу инструмент. — С глазу на глаз.

Вот так тебе: ни «здрасьте», ни «до свидания». Между нами с братцем никогда не было особой любви — сколько я себя помнил. Но чтобы такое…

— Без свидетелей, по-родственному, — усмехнулся я. — И тебе привет, брат… родимый.

— Ты мне тут поговори. — Миша сделал еще шаг в мою сторону. — Идем! А то сам вытащу.

Я не раз получал от брата. И в детстве, и даже относительно недавно. Обычно за дело, но Миша с явным удовольствием искал повод мне всыпать… и, конечно же, находил. Рука у него тяжелая — еще со времен кадетского корпуса, и я всегда побаивался, когда он начинал зыркать на меня вот так.

Всегда?

А сейчас не боюсь. Ничего не изменилось: он все еще старше, в полтора раза тяжелее и впятеро сильнее — но привычного страха почему-то нет. И не только потому, что девушка смотрит… хотя и поэтому тоже, конечно.

— Иду, иду… Вытаскивалки свои убери, — проворчал я — и тут же повернулся к Настасье: — Сударыня… прошу меня простить.

Мише явно стоило некоторых усилий не схватить меня за шиворот, чтобы ускорить перемещение наружу, — и я не смог отказать себе в удовольствии. Нарочито шагал медленно и осторожно, будто боялся споткнуться обо что-то на полу. Это не ускользнуло от брата — и как только за нами скрипнули ворота, он тут же перешел в наступление.

— Ты что себе позволяешь, крысеныш?

Мои лопатки со стуком врезались в бревна сарая. Сил приподнять меня у Миши все-таки не хватило, но ворот он стянул так, что я тут же закашлялся.

— Руки убери…

— Чего? — Миша наклонился к моему лицу, едва не врезавшись лбом в переносицу. — Не слышу.

— Руки убрал! — просопел я, упираясь ему в грудь. — Зараза…

Силы были неравны, но я все-таки смог кое-как отпихнуть брата и вдохнуть. Он прищурился, будто намереваясь вкатить мне затрещину, но вместо этого снова схватил за ворот, дернул так, что посыпались пуговицы, — и потащил по тропинке в сторону усадьбы.

— Что ж ты за скотина такая, Саня? — бушевал Миша. — Только успокоилось все — а он уже по сараям девок тискает… Мало Косте проблем устроил? Хочешь, чтобы еще крепостная в подоле принесла?

— У меня и в мыслях не было…

— Да у тебя вообще мыслей нет! — Миша свободной рукой легонько постучал мне по лбу. — Потому что ты тупой. Машину отцовскую угробил! Потом в больнице черт знает что устроил, до дуэли допрыгался. Воронцова подстрелил сдуру — теперь нас во всех газетах полощут!

Ну, допустим, не во всех, а только в одной. И не нас, а отпрысков двух княжеских родов, имена которых «редакция не может называть по этическим соображениям». Нет, я, конечно, догадывался, что Миша не бросится с объятиями поздравлять с победой в поединке, но брат будто с цепи сорвался.

— Вот на хрена это все было? — продолжал он. — На хрена, Саня?

— Миш, отцепись. — Я дернулся и освободился из хватки — хоть и ценой затрещавшей по швам рубашки. — Я разобрался. Все нормально.

— ТЫ разобрался? — Миша остановился и развернулся ко мне. — Саня, да ты в жизни ни в чем не разбирался, ни разу. Тебе мать до самого лицея чуть ли не попу вытирала… Все лучшее — Сашеньке. Сашенька опять заболел. Как там мой Сашенька?.. Тьфу! — Миша сплюнул мне под ноги. — Слушать противно! Пока меня в кадетском гоняли как вшивого по бане — ни разу не навестила даже, все тебя, идиота, пасла. А толку с того? Все равно бездарем вырос!

— Ну, это уже не совсем так. — Я пожал плечами. — Источник…

— Да говорил мне Костя, — прорычал Миша, — что у нашего Сани Дар проснулся. Повезло дураку, теперь опять все будут с тобой как с писаной торбой носиться… А я не буду!

— Не носись. Все сказал или дальше бухтеть будешь?

— Сколько надо — столько буду, и ты, крысеныш, мне рот не затыкай. — Миша набычился и попер на меня. — Я — не Костя и не дед, все твое нутро поганое насквозь вижу. И если еще раз…

Никакой внятной угрозы Миша, похоже, так и не придумал — так что в очередной раз решил задавить силой мускулов. Здоровенная ручища снова потянулась к моей шее, но вместо того, чтобы покорно принять кару, я вдруг неожиданно для себя самого скользнул чуть вбок, перехватил Мишино запястье, дернул вверх — а потом подсек его ногой под колено и опрокинул на землю.

— Ну все, крысеныш. — Миша вскочил и отряхнул испачкавшиеся форменные брюки. — Сейчас я тебе!

Драться с взбесившимся набором мышц стал бы только самоубийца — но за недели тренировок с Андреем Георгиевичем я успел повидать кое-что и пострашнее увесистых кулаков. И когда Миша замахнулся, чтобы одним ударом вбить нос мне в череп, я просто отступил на полшага и выставил Щит.

Глава 15

Рассказ занял не так уж много времени. Я не настолько хорошо разбирался в технических деталях — да и тех почти не знал. Только объем, примерную мощность колоссального семилитрового двигателя, габариты корпуса… ну, и наличие блока с карбюратором и прочими… патрубками.

— Металлолом, — махнул Костя рукой. — Прототип мотора на курьих ножках. Ты уверен, что он вообще работает?

— Должен. — Я вспомнил, как горели глаза Настасьи, когда она рассказывала про отцовский чудо-нагнетатель. — Если довести до ума — будет зверь-машина! Триста с лишним лошадей. Не меньше, чем в «Понтиаке», а может, и больше!

— Все с Воронцовым… «Понтиаками» меряешься? — усмехнулся Костя.

— Да при чем тут Воронцов! — Я сердито хлопнул ладонью по столу. — Сама концепция! Огромный мотор, рассчитанный на императорский лимузин, на облегченном шасси. И удельная мощность в разы больше.

— Так делали уже, — развел руками Костя. — На «Волгу» спорт-купе двадцать пятой модели ставят силовой агрегат от «Чайки». Двести лошадиных сил, крутящий момент…

Вполне достаточный, чтобы отправить на тот свет одного глупого княжича. Но даже увесистый камень в огород и неприятные воспоминания уже не могли остановить полет моей фантазии.

— А теперь представь — еще больше! — Я подался вперед. — Семь литров и нагнетатель! Такого еще не делали… в смысле — в России.

— Американцы делали. — Костя на мгновение задумался. — Немцы и вроде итальянцы, точно не помню. У них технологии отработаны, выпущена не одна серия… Ты хоть представляешь себестоимость твоей игрушки?

— Представляю таможенные сборы, — не сдавался я. — Из-за которых «Понтиак» чуть ли не вдвое дороже «Чайки». Но это вообще неважно. Я не предлагаю запускать полноценное производство — по технологиям Штаты все равно так сразу не догнать… особенно в сарае.

— Тогда что? — улыбнулся Костя.

— Уникальные модели. — Я сложил руки на груди. — Каждая — единственная в своем роде. Скажи, родовая магия способна изменить свойства узлов?.. Да черт с ним — хотя бы удельные характеристики металла? Какое-нибудь хитрое плетение на поршнях?..

— Теоретически — возможно. — Лицо Кости вдруг стало серьезным. — Но нужен серьезный спец. Инженер, и не ниже десятого магического, иначе не плетение будет, а фигня… А если…

— Спеца — найдем! — Я радостно оскалился. — А конструктор у нас уже есть. Дашь Настасье вольную, отправишь учиться. У девки талант!

— Так понравилась, что ли? — рассмеялся Костя. — Поразила князя в самое сердце… гаечным ключом?

— Да ну тебя! — Я легонько стукнул по столу кулаком. — Ты же сам знаешь: кадры решают все!

— Это кто сказал?

— Не помню… — смутился я. — Но я с ним полностью согласен. Подумай, Кость: это же золотое дно. Усиленный и укрепленный магией силовой агрегат. За счет этого — уменьшенный вес и увеличенный объем… к примеру. Повышенная износостойкость, повышенные рабочие обороты, другие передаточные числа на коробке — мощность можно разгонять еще раза в полтора! — Я понемногу залезал в те области, в которых ни понимал ровным счетом ни черта, но пути назад уже не было. — Рама из алюминиевых сплавов, корпус с установленными защитными заклятьями. Индивидуальный дизайн на каждую модель, отделка салона по высшему разряду. Контроль климата внутри… магический.

— Погоди-и-и, — протянул Костя, выставляя ладони вперед. — Допустим, все это даже можно сделать. Но это уже не просто мастерская. Под такие задачи нужен сильный Одаренный, и не один. Ты предлагаешь деду под капотом копаться? Или мне?

— Вам по рангу не положено. — На этот вопрос я уже заготовил ответ. — Мишке тоже, он у нас военный. А вот мне — в самый раз. Скажешь — не княжеское дело? А я поспорю: смотря как подать. Пробная модель, наглядная демонстрация, название — что-нибудь вроде «Мастерская Горчаковых»…

— Горчакова, — поправил Костя, улыбаясь. — Ты меня в это дело не впутывай.

— Горчакова, — не стал я спорить. — Красивая эмблема, пара заказных статей в том же «Вечернем Петербурге», фотографии — и столичный молодняк к нам в очередь выстроится.

— Да кто, Сань? Стоить будет как два американца.

— Как четыре, — усмехнулся я. — Поэтому и выстроятся. Престиж, тщеславие и тому подобное. Стоит одному заказать такую тачку — и остальные тут же примутся доказывать, что ничем не хуже.

— Вот это правда! — рассмеялся Костя. — Сань, ты когда начал так во всем этом разбираться?

— Относительно недавно, — изобразил я коварную улыбку. — И чуйка подсказывает: должно сработать. Но нужны вливания. Для начала хватит и моих собственных средств, конечно… а потом будет результат, и сам все увидишь.

— Убедил. Сдаюсь. — Костя демонстративно поднял обе руки вверх. — Только одного не пойму: от меня-то тебе что нужно?

— Скажи Матвею в гараже, чтоб не жмотился, пусть Настасья и инструмент берет, и остальное, если надо. Это раз. — Я начал загибать пальцы. — У него всякого барахла на три «Волги» по углам гниет. Два — если чего надо докупить, пусть докупают, того же железа листового или крепежа. Три — точно придется что-то и выточить. Если есть кому на завод свозить — пусть везут, хотя по-хорошему неплохо бы и свои станки заказать, места в Елизаветино навалом. Сварочник нужен…

Глава 16

— Готов? — поинтересовался Андрей Георгиевич.

— Вроде того.

Я отступил на шаг, встряхнул руки и чуть согнул ноги в коленях, чувствуя себя матерым ганфайтером. Мы нечасто устраивали такие дуэли — обычно дело ограничивалось муштрой, повторением плетений и бесконечной долбежкой боевыми заклинаниями по подвижным и неподвижным целям. А где-то раз или два в неделю Андрея Георгиевича накрывала скука, и он не только колошматил меня всем изученным арсеналом, но и давал немного побить себя самого.

Разумеется, я еще ни разу не выиграл — хоть и держался все лучше.

— Начнем, пожалуй. — Андрей Георгиевич встряхнул плечи, разминаясь. — Давай!

Я ударил первым — силой и уж тем более опытом я никак недотягивал до пятого магического класса, да еще и с полноценной боевой специализацией. Зато в скорости реакции, пожалуй, уже обгонял. Серп вспорол землю под ногами Андрея Георгиевича, поднимая целую тучу пыли, Булава лязгнула о поднятый Щит — а я швырнул ей вдогонку двух Горынычей и уже смещался в сторону, сплетая Ход.

Скорость важнее.

Заклятье вышло с первого раза — и вышло на загляденье удачным. Раза в полтора мощнее обычного. Оно-то и выручило: за спиной гулко шарахнуло, однако там, куда ударила Булава, меня уже не было. Я мчался изо всех сил, обходя Андрея Георгиевича полукругом, и ему приходилось поворачиваться, вставая лицом к солнцу.

Но старый вояка снова нашел чем меня удивить. Промазав одним Серпом и влепив второй мне в Щит, он не стал атаковать магией, а вдруг полез рукой за отворот куртки. Когда «кольт» в его руках гулко залаял, я едва успел среагировать: упал, перекатился в сторону и поднял Щит сразу с двух рук.

Ход разогнал меня настолько, что, казалось, еще немного — и я смог бы увидеть летящие в меня пули. Первые три ушли в молоко, еще три прожужжали совсем рядом, и только последняя легла в цель. Ладони будто с размаху ударились во что-то жесткое, по Щиту во все стороны разошлась рябь — и прямо мне под ноги свалился расплющенный кусочек свинца.

Андрей Георгиевич отшвырнул уже бесполезный пистолет, но ударить не успел. Я снова выпустил Серп ему под ноги, потом двух Горынычей — и, петляя, помчался вперед. Разделявшие нас полтора десятка шагов я преодолел примерно за две секунды, едва не поймав ребрами две Булавы и получив по боку наугад брошенным в тучу из пыли и ревущего пламени Серпом.

Перед столкновением я успел увидеть лицо Андрея Георгиевича. Не сосредоточенное, как обычно, а сердитое. И будто даже немного растерянное. Я так и не понял, чем он собирается бить — то ли Булавой, то ли просто кулаком, но среагировал: не прикрылся Щитом, а согнулся, ныряя под удар, скользнул вбок, подцепил Андрея Георгиевича за колено и дернул. В спине что-то хрустнуло, тем не менее, сил хватило: огромное тяжелое тело потеряло равновесие и грохнулось на землю. Я поймал его за ворот одной рукой, а вторую отвел назад, складывая пальцы в привычный знак и готовясь одним движением выпустить Серп.

— Все, все, победил! — Андрей Георгиевич откашлялся, все еще прикрывая голову руками. — Побил старика князь.

А я все не мог поверить, что это случилось. Откровенно безумный маневр, которому меня даже не учили, сработал — и вместо того, чтобы стоить мне серьезной травмы, принес победу. Да еще и над противником пятого класса, чуть ли не вчетверо старше и в тысячу раз опытнее!

— До чего шустрый ты стал, Сашка, — проворчал Андрей Георгиевич. — Не успеваю уже за тобой. Два плетения успел?

— Одно, — признался я, облизывая пересохшие губы. — На второе времени…

— Господь с тобой, ты что — без Кольчуги бегаешь? — Андрей Георгиевич побледнел. — А ну покажи!

В горячке дуэли я почувствовал только резкую боль в боку — что-то вроде укола или пореза, — а вот теперь заметил, что рубашка прилипла к телу, а штаны слева пропитались кровью чуть ли не до колена. Серп мог бы разрубить меня надвое. В итоге всего лишь чиркнул по ребрам и оставил глубокий порез. Не самая серьезная рана — конечно, если вовремя обратить внимание.

— Не дергайся. — Андрей Георгиевич потянулся к моему боку. — Сейчас…

— Сам, — буркнул я, плюхаясь на колени. — Не сломаюсь.

Плетение вышло не сразу, но через несколько секунд кровь остановилась, а потом бок начал невыносимо чесаться: порез закрывался и явно собирался закончить дело за пару минут. Со сломанным ребром пришлось бы возиться подольше, а на серьезную рану у меня и вовсе не хватило бы ни сил, ни умения… И хорошо, если хватило бы у Андрея Георгиевича: он все-таки боевой маг, а не целитель, и срастить рассеченное надвое тело ему не под силу.

— Сашка, ну ты, конечно, дурень. Чего Кольчугу-то не сделал?

— А смысл? — усмехнулся я. — На раз-два и Щита хватит, а на три вы меня все равно пробиваете. А так хоть удрать можно.

— Тоже верно, конечно. — Андрей Георгиевич прищурился, разбирая структуру еще не успевшего рассосаться Хода. — Смотрю, добавил тут кой-чего?.. Сам придумал или видел где?

— Сам, — пожал я плечами. — Где я увижу? Везде стандарт.

— Везде, да не везде. Но там, где не стандарт, тебе пока читать не положено. — Андрей Георгиевич поджал губы и выдохнул через нос. — А что придумал — молодец. Обычно такое делают на старших курсах училища… и то не все.

Глава 17

— Знаешь, почему мы носим эти знаки на одежде?

— Черные черепа? Они… они страшные.

— Может быть. Это особый знак. Его использовали…

— Давно? Еще до войны?

Я открыл глаза. Точно зная, что сплю, — и зная, что увижу. Изломанные каменные стены с опустевшими оконными рамами, выцветшие клочки обоев и покрытые толстым слоем пыли осколки стекла на полу. То, что прошло здесь когда-то давно, не пощадило дом. Ни этот, ни соседний, ни остальные. На всей улице.

А может, и во всем мире: насколько хватало глаз, я видел только почерневшие остовы, похожие на скелеты с пустыми глазницами окон. Наполовину разрушенные, пережившие невозможное — но только оттого, что когда-то их построили на совесть. Чтобы простояли века. И они простояли, хоть здесь уже и не осталось тех, кому это было нужно. Город опустел.

Зато теперь вместо крыши над головой я видел небо. Не синее, как раньше, а какого-то грязного желтовато-серого оттенка. То ли из-за пыли, поднявшейся ввысь много лет назад и так и не опустившейся обратно к земле, то ли от огня.

В тот день небо сгорело. Но я этого не видел — а если бы видел, то уже не смог бы никому рассказать. Иногда я и сам казался себе высушенным, мертвым, как дома вокруг. Может, поэтому и продолжал носить на себе знак, который давно поменял смысл.

Но уж точно не утратил.

Я коснулся нашивки на потертой и выцветшей от времени джинсе жилета. Черный череп был там же, где ему и полагалось: на груди справа, прямо над клапаном кармана.

Но та, кто спрашивала меня про него, исчезла. Пропала, не попрощавшись, без единого звука: у снов свои правила. Обернувшись, я увидел наполовину истлевший древний диван с отломанными подлокотниками. На пыли остался отпечаток тела. Свежий. Узкий, изящный — здесь сидела женщина. Если бы я постарался — пожалуй, даже смог бы вспомнить, как она выглядела. Или даже имя. Но ее бесцеремонно выпихнула другая.

Та, что пришла без спроса. И вовсе не из страны грез.

— Вы заняты, князь?

Гижицкая шагала ко мне. Босиком по пыли и битым стеклам. Как и всегда — в безразмерной белой рубашке прямо на голое тело. Молодая, яркая, буквально пышущая жаром жизни и желания… И совершенно неуместная и чужая в этом мертвом городе.

— Будьте осторожны, графиня, — вздохнул я. — Здесь везде стекло.

Гижицкая ойкнула, отдернула изящную загорелую ножку от уже нацелившегося в нее коварного осколка — и тут же принялась озираться по сторонам. Видимо, ожидала увидеть или дедов кабинет, или мою комнату… Раньше она приходила в куда более приятные места. Может, даже сама их придумывала. Но в этот раз девчонка выбрала не тот сон. Андрей Георгиевич не ошибся: менталисты умеют многое, их дар способен напугать, однако что бы ни случилось — даже самый сильный из них в моей голове не хозяин, а всего лишь гость. И мне устанавливать правила.

Я захлопнул дверь и запер ее на все замки.

— Князь… — Голос Гижицкой едва заметно дрогнул. — Что это?.. Вы меня пугаете.

— Рад слышать, ваше сиятельство, — усмехнулся я. — Может, хоть это отучит вас появляться тогда, когда я не жду.

Я шагнул ей навстречу. Гижицкая была ниже меня и тогда, на пляже, а теперь вдруг показалась совсем маленькой и хрупкой — даже несмотря на более чем зрелые формы. Ей пришлось запрокинуть голову, а я смотрел на нее сверху… Будто в своем сне почему-то стал куда крупнее. Выше, массивнее, сильнее…

Старше?

Хотя она, конечно, видела меня таким же, что и в том, настоящем мире.

— Князь, я не понимаю…

Гижицкая отступила на шаг, запнулась обо что-то и упала бы, не успей я поймать ее за плечи. Аккуратно — и все же достаточно крепко, чтобы она едва могла дернуться. Впрочем, даже если бы графине каким-то чудом хватило сил вырваться, бежать было уже некуда.

Те, что гнались за мной, снова отыскали след — и теперь поднимались сюда, тяжело и гулко топая по древним ступеням. Уже не спеша.

Так идут те, кто уверен: добыча никуда не денется.

— Слышишь? — Я кивнул в сторону двери, из-за которой доносились лязгающие шаги. — Они очень-очень голодные… Как думаешь, кого из нас сожрут первым?

Глаза Гижицкой расширились от ужаса. Не знаю, приходилось ли ей хоть раз встречаться с чем-то подобным, но что делать, она явно не понимала. Сон, который должен был стать фантазией разгоряченного юнца, оборачивался кошмаром.

— Князь, прекратите… Вы делаете мне больно!

— Как пожелаешь. Иди. — Я напоследок сжал пальцы чуть сильнее, впиваясь в податливое горячее тело, — и тут же выпустил Гижицкую. — Только не лезь больше туда, куда не следует, девочка. Тебе здесь не понравится.

Графиня отступила на шаг, покачнулась — и исчезла. А вместе с ней растворились и мертвый город, и неведомые твари, грохочущие на лестнице. Я открыл глаза и увидел над собой не выжженное желто-серое небо, а потолок собственной комнаты.

Голова гудела так, будто ее засунули в котел, по которому лупили кувалдами.

— Твою ж… — простонал я, скатываясь с кровати на пол.

Глава 18

Все Елизаветино мы проскочили за какие-то пару минут. Дома и сараи мелькали по обеим сторонам — и вдруг исчезли. «Чайка» вырвалась на дорогу, и Костя тут же показал высший пилотаж. Он не стеснялся давать воли двигателю и в тот день, когда мы ехали домой из больницы, однако сейчас, похоже, решил превзойти самого себя. Стрелка спидометра перевалила за сотню так резво, будто мотору и не приходилось тащить две с половиной тонны металла, — и почти так же резво поползла дальше.

На мгновение показалось, что брат уже взял на вооружение мою задумку и навесил на «Чайку» какие-то особенные чары, — но нет. Никаких плетений в области мотора или трансмиссии я не почувствовал… или они просто оказались слишком сложными и изящными для моего понимания.

— Вот шпарит, блин. — Я на всякий случай взялся за ручку на двери. — У тебя там что, потроха какие-то особенные?

— А то! — Костя загадочно улыбнулся. — Думаешь, только у тебя толковый механик в сарае сидит?

Определенно нет. Я не стал допытываться и еще прибавил громкости радио. Теперь музыка громыхала на весь салон так, что стекла дрожали, — и Косте это, похоже, даже нравилось. Он радостно скалился во все зубы и выжимал из «Чайки» все лошадиные силы разом. Мотор надрывался под капотом, но я слышал только рок. Мелодия показалась смутно знакомой — будто я уже слышал ее раньше… не раз и не два.

— Что это? — заорал я, тыча пальцем в динамик. — Офигенно! Сто лет уже крутят, а кто поет — не знаю!

— Кажется тебе! — Костя протянул руку и убавил звук — видимо, перекрикивать многоголосный ансамбль ему не хотелось. — Это британские ребята… забыл название. Очень популярные, по ним сейчас весь мир с ума сходит. В июле пластинка вышла, а до нас вот только доехала. Не мог ты ее раньше слышать.

— Ну, не мог так не мог, — отмахнулся я. — Прибавь давай, чего как пенсионеры едем!

Костя не стал спорить, ухмыльнулся — и крутанул колесико звука вправо до упора. Безымянные, но до боли знакомые звездные британцы громыхнули так, что заложило уши, — а я лишь обрадовался. После всей муштры, книг и ворчания деда даже несколько часов свободы казались бесценным даром. И пьянили похлеще алкоголя.

И, полагаю, не меня одного. Костя продолжал гнать машину сквозь ночь, напрочь игнорируя дорожные знаки, пританцовывал за рулем и, кажется, даже пытался подпевать. Маску серьезного молодого дворянина из Госсовета будто сорвало ветром и зашвырнуло куда-то на заднее сиденье — и брат явно собрался жечь по полной.

Через пару минут я заметил, что мы едем уже не одни. Яркие фары мелькнули в зеркале — и тут же исчезли: машина пошла на обгон. А за ней и вторая. Что-то могучее, явно американское — и спортивная «Волга». Как две капли воды похожая на ту, что едва меня не угробила, только белого цвета.

И из нее со стороны пассажирского сиденья в небо хлестнула струя пламени.

— Б…! — Я вжался спиной в сиденье. — Что это за на хрен?!

— Друзья, — усмехнулся Костя. — Дурачки, блин… Ладно, будет им джаз!

Не сбавляя хода, брат опустил стекло со своей стороны, высунул руку — и запустил Горыныча. Огненное заклятье рванулось вперед, лишь ненамного обгоняя несущуюся во весь опор «Чайку», — и направилось прямо к багажнику «Волги». Но и там, похоже, не дремали. Машина чуть вильнула, кто-то высунулся справа, взмахнул рукой — и Горыныч развалился надвое, взвился к небу — и там потух.

— Сбил, — рассмеялся Костя. — Ванька Бахметов. В лицее на дуэли всех отделал, как сейчас помню.

— Ага… — Я потянулся к рукоятке и тоже принялся опускать стекло. — Кость, а можно я тоже попробую?..

— Сашка… Ладно, давай. Только осторожно — не убей никого!

Я вылез из «Чайки» чуть ли не по пояс. Ветер тут же хлестнул так, что меня едва не выдернуло наружу и не швырнуло на асфальт. Но я удержался — и тут же принялся выцеливать гуляющую туда-сюда по дороге белую корму «Волги». Между нами было метров двадцать, вряд ли больше, и по такой броской мишени я бы не промахнулся и в темноте, и на скорости в сто пятьдесят с лишним — но мы собрались играть, а не драться.

Я швырнул три Горыныча подряд, и их срезали почти сразу. Похоже, Бахметов умел мастерски бить Серпом даже по подвижной цели и без труда разрубал и лишал силы огненные заклятья, стоило им чуть оторваться от «Чайки».

Ловкий, зараза. Но и меня Андрей Георгиевич учил не зря. Я почти полминуты искал подходящую цель на обочине впереди — и увидел. С трудом поборов соблазн снести дорожный знак «60» в красном кружочке, я бросил Серп и ювелирно срезал стоящее прямо за ним деревце.

Хрустнуло так, что слышно было даже сквозь рев трех огромных моторов разом. Белая «Волга» дернулась, чуть не вылетев на встречку, — но выровнялась и будто даже чуть замедлила ход.

— Саня, аккуратнее! — рассмеялся Костя. — Или их сиятельства приедут в клуб с не самыми чистыми штанами.

Из «Волги» больше ничем не кидались, так что эту дурацкую маленькую дуэль я, видимо, выиграл. Но брату показалось недостаточно и этого. Вцепившись в руль, он выжал из «Чайки» что-то совсем невозможное. Огромный металлический монстр будто прыгнул вперед, вгрызаясь в дорогу, и через полминуты обогнал и «Волгу», и даже американца.

— Кость, не дури. — Я чуть убавил громкость музыки. — Что-то мне после июля гоняться не хочется. Не убьемся — так городовые остановят…

Глава 19

Welcome, чувак. И никаких тебе «сиятельств». Вряд ли «Кристалл» мог считаться по-настоящему андеграундным заведением — слишком близко он расположился к солидным конторам на Невском и слишком уж крутая тут собиралась публика, — но великосветские манеры и титулы остались где-то в арке.

Сразу напротив входа расположилась барная стойка, над которой в полумраке светились логотипы. Знакомая красно-белая Coca-Cola — и те, что я никогда раньше не видел. Столы выстроились вдоль стен, оставляя центр зала любителям потанцевать. Концерт начался, хотя пока еще не успел набрать обороты, так что большая часть народа дымила папиросы и сигары снаружи и не мешала разглядывать интерьер.

Чего-чего, а вкуса Гижицкой определенно было не занимать. Почему-то я сразу понял, что внутренним убранством «Кристалла» графиня занималась лично, а не выписала какого-нибудь скандального дизайнера из Штатов. Тот наверняка без труда скопировал бы самые модные заведения по ту сторону океана… и уж точно не сохранил бы местный колорит.

Барная стойка, фотографии на стенах, свет и приподнятая где-то на метр над полом сцена выглядели более чем современно, а обшитые темным деревом стены, мебель чуть ли не конца прошлого века и другие детали задавали совсем иной тон. Немыслимые сочетания смотрелись стильно и будто кричали: дорого! Дорого и круто — под стать молодежи дворянского сословия.

Так что и публика на концерт собралась соответствующая. Отпрыски княжеских и графских родов, высокие чины, дети богатых промышленников и потомки купеческих семейств, еще не успевших породниться с аристократией, но наверняка уже присмотревшие себе партию из обедневшего рода.

Даже сейчас, в середине двадцатого века, титул все еще стоит куда дороже денег.

Впрочем, Гижицкая явно умела красиво сыграть и на современных веяниях, неплохо изображая что-то вроде американской демократичности: парни и девчонки из простых тоже присутствовали, и едва ли все они были местной прислугой. Кроме официанток и пары крепышей в белых рубашках за барной стойкой, я разглядел целую кучку парней, рассевшихся неподалеку от входа прямо на полу. Их кожанок и драной джинсы было ровно столько, чтобы выгодно оттенять дорогущие костюмы серьезной публики… и при этом не мешать дворянам отдыхать.

На мгновение в толпе мелькнула знакомая фигурка. Та самая девчонка с фотоаппаратом, которая запечатлела нас с Воронцовым. Может быть, показалось, но проверить я не успел: ее тут же заслонил невесть откуда выскочивший Славка.

— Круто! — выдохнул он мне в лицо. — Судари, это круто! Это… круто!

Похоже, от волнения и захлестнувших впечатлений бедняга напрочь позабыл все другие слова. В руке он сжимал запотевшую бутылку колы, но при этом пошатывался и сверкал глазами так, будто уже успел принять пару стаканов чего покрепче. Я на всякий случай даже принюхался — но нет, спиртным не пахло. То ли местные бармены строго блюли закон, то ли сам Славка не осмелился попросить хотя бы пива — штормило его скорее с непривычки.

Да что уж там — меня и самого понемногу захлестывала волна неизведанного и бесшабашного. До этого группа на сцене играла что-то неторопливое — видимо, чтобы дать публике немного времени «раскачаться», — а тут вдруг грянула так, что вздрогнул даже пол под ногами. «Кожаные» у входа тут же завопили и ломанулись к сцене, а за ними потянулись и остальные — и из-за столиков, и даже с улицы. За несколько секунд на танцполе стало чуть ли не вчетверо больше людей, и нас тут же оттерли к самой барной стойке.

— Уф-ф-ф, — выдохнул Костя. — Староват я для таких развлечений… Что будем пить?

Мысль промочить горло действительно звучала недурно — но прежде, чем кто-то из нас троих успел махнуть бармену, передо мной появилась официантка с подносом.

— Угощение от заведения, — промурлыкала она, каким-то непостижимым образом перекрывая грохот музыки. — Для князя Александра и его друзей.

Три высоких стакана с какой-то желтовато-оранжевой жижей. Не знаю, как девчонка умудрилась пронести их сквозь толпу, не расплескав, но куда больше удивляло другое: обратилась она ко мне, а не к Косте — старшему из нас троих.

Интересный момент… Но правил учтивости никто не отменял.

— Передайте ее сиятельству нашу благодарность. — Я склонил голову. — Внимание хозяйки такого места — бесценно.

— Щедрость графини на этом не заканчивается, князь, — отозвалась официантка.

Подмигнула — и исчезла, напоследок вильнув попой, обтянутой бессовестно-коротким джинсовым мини. Такие вот местные… приколы.

— Придется пить, — усмехнулся Костя, поднимая оранжевое угощение. — Не отказываться же… Еще обидится.

Мы со Славкой не стали спорить — в клубе понемногу становилось жарко, а стаканы с коктейлем не только приятно холодили пальцы, но и выглядели аппетитно. На вкус неизвестная смесь оказалась сладковато-кислой. Апельсин, что-то мятное, газированное… и самая малость алкоголя.

Это меня почему-то насторожило. Гижицкая вполне могла отделаться дежурным подношением — а могла и специально влить в меня немного коварной жидкости, чтобы…

Чтобы что?

— Не кисни, братишка! — Костя осторожно стукнул край моего бокала своим. — Пойдем танцевать.

Может, я и правда зря заморачиваюсь? В конце концов — кому вообще нужен несовершеннолетний князенок, пусть даже рванувший в десять раз по силе родового Дара?

Глава 20

— Так, гвардейцы. — Андрей Георгиевич потер руками лицо, отгоняя сон. — Давайте еще раз — с самого начала и по порядку. Я ни черта не понял.

И я бы на его месте тоже… не понял. В такую-то рань — короткая стрелка часов на стене еще не доползла до четырех. Да еще и после возлияний в компании деда, который на моей памяти не раз под настроение употреблял изрядный графин домашней наливки Арины Степановны. В одиночку — хоть и под сытный ужин.

Так что вид у Андрея Георгиевича был помятый, мрачный и настолько сонный, что даже всерьез сердиться он, похоже, пока еще не мог.

Всю дорогу до Елизаветино мы сидели как на иголках. Даже Костя. В конце концов, это он усыпил всех в усадьбе и вытащил меня проветриться в город. И первым сцепился с Воронцовым — а я уже подключился позже. И, как ни крути, все это дело остановил: демонстрация боевого плетения, рассчитанного на седьмой магический класс, прищемила хвосты шакалам — и ничего по-настоящему серьезного не случилось.

Ну, кроме того, что уже завтра к обеду весь Петербург будет знать, что почти бездарный младший внук князя Горчакова вдруг осилил заклятье уровня капитана гвардии.

Дед бы убил. Без вариантов.

И именно поэтому мы, посовещавшись по пути, решили для начала сдаться Андрею Георгиевичу. Тот проснулся не сразу, едва не врезал Косте Булавой — но потом все-таки разлепил единственный глаз и, матерясь под нос, кое-как натянул халат, засунул ноги в тапки и прошлепал в кабинет. Там ему, похоже, думалось лучше. Зато все наше сбивчивое бормотание по пути через коридор безопасник не иначе как пропустил — или вообще не слушал.

Пришлось начинать сначала.

— Да чего тут по порядку, — вздохнул Костя. — В общем, мы с Саней…

— Это я уже понял. Давай конкретнее, Константин… и так голова чугунная.

Андрей Георгиевич бестолково пошарил по столу, схватил пустую пачку от папирос, крякнул и тут же полез в ящик за новой. Я запоздало подумал, что ему не помешала бы пара чашек кофе, но принести их было некому. Костя намертво усыпил всю прислугу… не самим же идти на кухню?

Хотя желание удрать присутствовало: слишком уж тяжелый у безопасника был взгляд.

— Подрались у Гижицкой в клубе. — Костя покачал головой. — Точнее, чуть не подрались. С Воронцовым.

— Ага. А как там оказались? Удрали? — мрачно усмехнулся Андрей Георгиевич. — Ты за этим меня с дедом за стол усадил?

— Было дело, — признался Костя. — Вы так Сашку загоняли, что он совсем лета не видел. Это я его подбил, так что…

— Отставить «подбил». — Андрей Георгиевич сердито сдвинул брови. — Заставил? Скрутил и в город в багажнике вез? Или он все-таки сам?

— Сам, — вздохнул я.

— Раз сам — то сам ответ и держи… А дальше чего было?

— Машину Воронцова у клуба увидели. — Костя откинулся на спинку стула. — Я даже думал не ходить — но чего ж теперь, прятаться?

— Много чести, — буркнул я.

— Цыц! — Андрей Георгиевич погрозил мне пальцем — и тут же зажег на его кончике крохотный огонек, прикуривая папиросу. — Константин, давай дальше.

— А дальше просто: Воронцов с секундантом нашим, — Костя кивнул в Славкину сторону, — не поделил чего-то. Я вступился, как положено. А там слово за слово — а с Воронцовым человек десять стоит, не меньше. А за мной Ванька Бахметов… Горячая кровь, татарская — ну, он его сиятельству, значит, в глаз и…

— Первый полез? — уточнил Андрей Георгиевич.

— Нет.

Мой однокашник, до этого тихо ежившийся в кресле, вдруг подал голос. Он молчал и в усадьбе, и всю дорогу в машине — я уже почти успел забыть, что мы с Костей прихватили его с собой. После такого не хотелось оставлять Славку одного… да и с Воронцова сталось бы сорвать на нем злобу после нашего отъезда.

— А кто же тогда?

Андрей Георгиевич выпустил клуб сизого дыма и посмотрел так, что я всерьез начал задумываться, что лучше бы нам всем троим было выбросить паспорта в Фонтанку, пробраться в порт, устроиться матросами на какой-нибудь корабль — и удрать в Америку… Хотя дедовский гнев наверняка достал бы нас и там.

Но Славка выдержал суровый взгляд с неожиданным мужеством.

— Это В-воронцов, — проговорил он. — Знал, что Сашка с братом п-п-пришел — его тронуть поб-боялся. А меня, значит, можно… П-поймал за ухо и говорил всякое. Про меня… И про отца г-говорил.

Вот ведь сволочь-то, а? Сообразил, что мы с Костей ему не по зубам, и решил отыграться на секунданте.

— Ладно. Выходит, за дело полезли. — Андрей Георгиевич махнул рукой и повернулся ко мне. — А ты-то там каким боком оказался?

— А что — надо было смотреть, как они на Костю вдесятером? — проворчал я. — Я же теперь тоже могу…

— Драться по кабакам? — Андрей Георгиевич криво ухмыльнулся обожженной половиной лица. — Думаешь, я тебя для этого учил?

— Для того чтобы я мог использовать Дар, дабы защитить себя. — Я посмотрел безопаснику прямо в глаза. — Или других — если нужно. Воронцов напился как свинья и не соображал, что делает. Костю могли ранить или даже убить.

Глава 21

Когда я спустился вниз, воинство Арины Степановны уже вовсю гремело на кухне. Но на стол еще не накрывали — значит, проспал я часа три, не больше… и при этом почему-то ощущал себя полностью свежим.

Видимо, без чудовищ из мертвого города и бессовестной графини сон оказался куда крепче.

Славку я будить не стал. Он так и дрых на диване в гостиной под плащом Андрея Георгиевича, который закрывал его от пяток до кончика сопящего носа. Наверняка кто-то из прислуги уже успел здесь прибраться — но его благородие это не потревожило.

Пусть спит. Спешить некуда, до завтрака еще где-то час. И коли уж никто не торопится поинтересоваться, не желаю ли я кофе, самое время наведаться на кухню.

Зевая, я прошагал через гостиную со столовой, толкнул дверь, ведущую в царство Арины Степановны, — и тут же встретился с самой хозяйкой. Она стояла боком ко мне у стола и нарезала сыр. Одна: молодые поварихи и дворовые копошились в дальнем конце кухни.

— Проснулся, Сашенька? — улыбнулась Арина Степановна. — А я уж жду тебя. Как чуяла — раньше всех подымешься голодный, бутербродов сделала. Будешь?

И откуда узнала? Колдунья! Хоть и Дара в ней ни капли.

— Буду! — обрадовался я. — Кофейку бы еще…

— Далась тебе эта гадость… Чай пей! Только самовар вскипел.

Я молча кивнул. Невысокая, полноватая и неизменно добродушная Арина Степановна в своей вотчине была полновластным хозяином, и даже дед нечасто с ней спорил. Ей не так давно исполнилось шестьдесят пять, но выглядела она куда моложе. Костя говорил, что последние двадцать лет внешность Арины Степановны почти не менялась, разве что чуть прибавилось седых волос под аккуратно повязанным платком. Я пробирался на кухню за угощением, наверное, с того самого дня, как научился ходить, и там всегда меня ждали и чай, и сладости… а иногда и совет, и доброе слово.

Правда, сейчас Арина Степановна почему-то выглядела недовольной.

— Ты бы Настасью навестил, Сашенька, — проговорила она, протягивая мне дымящуюся кружку. — Нехорошо с ней вышло. Она хоть и простая девка — а все равно человек.

— А что с ней? — Я едва не подавился бутербродом. — Я не…

— Вот у нее и спроси. — Арина Степановна строго сдвинула брови. — И не торопись, доешь! Зря я, что ли, старалась?

После ее слов кусок не очень-то лез в горло, тем не менее, я все равно дожевал и допил чай — и только потом сорвался через кухню во двор, а оттуда — в дальний конец к зарослям, скрывающим ветхий сарайчик.

Где меня явно не ждали. Настасья была на месте — изнутри доносилось негромкое позвякивание, — но на этот раз заперлась. Потоптавшись у ворот, я постучал… однако ответа не дождался.

— Настасья! — позвал я. — Ты здесь?.. Настасья Архиповна!

— Шел бы ты отсюда, благородие.

Голос у девы-конструктора был недовольный… Да чего уж там — откровенно сердитый. Будто за те полторы недели, которые мы не виделись, я успел чем-то перед ней провиниться…

Уж не тем ли, что пропал, наобещав золотые горы?

Нет, едва ли — мужики из гаража говорили, что Настасья заглядывала, забрала старый аккумулятор, кое-какие детали от «Волги», инструмент, пару листов железа… Работа кипела — хоть я и не приходил понаблюдать. Андрей Георгиевич в последнее время гонял меня втрое сильнее, а Костя вдруг насел с книгами — так что под вечер у меня обычно оставалось сил только кое-как доползти до кровати и вырубиться. Видимо, эти двое задумали отвлечь меня от девчонки — и, надо сказать, им это удалось. Не застав Настасью в сарае раз или два, я почти забыл про нее.

Пока Арина Степановна не напомнила.

— Что такое? — Я снова потянул на себя лязгнувшую засовом створку ворот. — Поговорить надо!

— Не о чем мне с тобой говорить! — отозвалась Настасья. — Уходи, кому говорят!

— А ну открывай! — не выдержал я. — А то сам зайду.

— Отстань!

Вот ведь зараза… Будет еще крепостная мне тут командовать.

Недовольство колыхнулось внутри — и тут же легло в руку заряженным заклятьем. Отступив на шаг, я прицелился и влепил в ворота Булаву. Раздался треск, во все стороны брызнули щепки, и засов с жалобным звоном отлетел на пол. Я толкнул ногой створку и вошел внутрь.

— Что, много чести князю дворовую девку послушаться?

Настасья стояла всего в нескольких шагах от меня. Все в том же безразмерном комбинезоне и мужской рубашке, подвязанной чуть выше пояса, — только на этот раз клетчатой. Рыжие волосы полыхали в полумраке сарая огнем, но глаза горели еще ярче. И сердитую красоту не портили ни грязные руки, ни масляные пятна на одежде…

Ни синяк на щеке.

— Кто? — коротко спросил я.

Настасья явно хотела или обругать меня, или соврать, или просто отмахнуться — но, похоже, вид у меня вдруг стал такой, что юлить показалось себе дороже.

— Семен, — едва слышно проговорила она. — Только он…

— Убью.

Я развернулся и зашагал к гаражу. Злость ухнула куда-то в живот — прямо как тогда, перед дракой с Воронцовым… Вполне подходящее состояние, чтобы сломать кому-нибудь пару костей.

Глава 22

Я уже морально приготовился к очередной лекции о нравах, приличиях и достойном дворянина поведении… но Андрея Георгиевича все это, похоже, не интересовало. Хотя от замечания он все-таки не удержался:

— Симпатичная девчонка. Рыженькая…

— Ага. Только я по делу, — отозвался я. — Исключительно.

— Сам разберешься, не маленький. Но потом! — Андрей Георгиевич махнул рукой. — А сейчас — отставить девок. У нас тут поважнее задачки, Саня.

— Это какие?

— Всякие и разнообразные. И на все сразу нас с Константином категорически не хватит, — вздохнул Андрей Георгиевич. — Он вот только уехал. Прокатится по гостям… пообщается. Призовет старших к благоразумию.

— Звучит так себе, если честно. — Я с тоской вспомнил события прошедшей ночи. — Там народу столько было… Шила в мешке не утаишь.

— Не утаишь. И все же пусть хотя бы полежит подольше… твое шило. — Андрей Георгиевич покачал головой. — Все-таки между слухами и фактами, как говорится, есть две большие разницы. И неплохо бы нам для начала избежать публичной огласки. Этим ты и займешься.

— Я?!

— Ты, Саня, — кивнул Андрей Георгиевич. — У меня свои дела. Буду поднимать старые связи… трясти высшие полицейские чины, так сказать.

— А их-то зачем? — удивился я. — Вроде ж обошлось без…

— Обошлось, говоришь? А Кладенец твой? — Андрей Георгиевич криво ухмыльнулся. — Заклятье седьмого класса в общественном месте — это тебе не Булавой витрину высадить… Могут и наказать.

— Сильно? — Я втянул голову в плечи. — Я не знал… Воронцов со своими баранами так каждые выходные чудит — и ничего.

— Нашел на кого равняться. Воронцов… У него мать в Госсовете, и другой родни хватает. А сам — дурак. Куражится только, а так с него вреда особого и нет — Даром не вышел. — Андрей Георгиевич поморщился. — А с тебя, Саня, спрос другой. Если бы офицер Кладенцом на улице махал — сразу бы без звания остался. И укатил бы из лейб-гвардейского полка за Урал — лет на десять. Соображаешь?

Чем больше сила — тем больше ответственность… Кто же это говорил, а?

— Понял, не дурак. — Я закусил губу. — Дурак бы не понял.

— Вот и я говорю — дело серьезное. На каторгу, конечно, не отправят, и достоинства дворянского не лишат, но все равно… — Андрей Георгиевич свернул к гаражу. — Про деда я даже говорить не буду. Так что сегодня я весь день на телефоне. А тебе, значится, в город ехать.

— Мне?! — Я не поверил своим ушам. — А как же?..

— Тебе, тебе, богатырь с Кладенцом. А деду скажу, что ты сегодня выходной заслужил. За успехи в учебе… и примерное поведение, — усмехнулся Андрей Георгиевич. — Тебе фамилия Вернер о чем-нибудь говорит?

— Еще как. — Я вспомнил статьи в «Вечернем Петербурге». — Меня эта зараза все лето в газетах полощет. Голову бы открутил.

— Отставить «открутил». — Андрей Георгиевич придержал передо мной дверь в гараж. — А вот пообщаться придется… Но исключительно вежливо. Или как пить дать — быть тебе, Саня, в сегодняшнем выпуске на первой странице.

— И где я его искать буду? В редакцию ехать?

— В редакцию. Это на Фонтанке, не промахнешься, — ответил Андрей Георгиевич. — Найдешь этого Вернера. Поздороваешься, представишься. И попросишь… именно попросишь, Саня!

— А если окажется? — на всякий случай уточнил я. — Угрожать?.. Денег предложить?

— Упаси тебя Бог, Саня! — Андрей Георгиевич хмуро сдвинул брови. — Просто сделай так, чтобы не отказался.

Ага. Проще простого. Унижаться перед каким-то репортеришкой… мать его за ногу.

— Ладно, попробую. — Я протяжно вздохнул. — И как мне в город ехать? С шофером?

— По-хорошему — надо бы тебя за твои дела на электричку отправить, — проворчал Андрей Георгиевич, залезая ручищей в карман брюк. — Шофер после завтрака деда везет… Сам поедешь. Держи.

На здоровенной ладони лежали ключи.

— Это?..

— Ты вроде прилично себя проявил, Саня… Так что доверю свою «ласточку». — Андрей Георгиевич погрозил пальцем. — Стукнешь — урою. До самого лицея так гонять стану, что небо с овчинку покажется.

— Не стукну!

Я схватил ключи. Так быстро, будто Андрей Георгиевич мог в любой момент передумать. Пожалуй, так оно и было — похоже, безопасник начал сомневаться, как только я направился к стоящей прямо напротив ворот гаража темной-серой «Волге». Модели двадцатилетней давности, на которой Андрей Георгиевич ездил столько, сколько я себя помнил. Ухоженной, намытой и поблескивающей наполированным хромом… но все равно безнадежно устаревшей.

Когда мы шли к гаражу, я в глубине души надеялся на что-то подобное. Однако в моих мечтах Андрей Георгиевич доставал из кармана ключи от чего-нибудь спортивного, купленного специально на мое совершеннолетие — но пока спрятанного под чехлом в дальнем углу… Или хотя бы от дедовской «Чайки».

Впрочем, и «Волга» — пусть даже старенькая, с четырехцилиндровым рядным двигателем на неполные восемь десятков лошадей — это тоже круто! Наверное…

— Что, стыдно князю на дедовской бричке выехать? — Андрей Георгиевич рассмеялся и легонько хлопнул меня по плечу. — Ты сядь, заведи… Вдруг понравится?

Глава 23

Я не сразу узнал старую знакомую. Елена Станиславовна — она же просто Ленка — сменила джинсы с курткой на платье и туфли на каблуке, разом превратившись из пацанки в красотку. Ничуть не хуже той же Гижицкой. Темные волосы больше не прятались под повязкой на лбу, а падали на лицо челкой. Не слишком длинные — где-то до плеч, — но так изящно и стильно уложенные, что мне тут же захотелось проверить, не держится ли прическа каким-то хитрым плетением.

Таинственный Е. С. Вернер, корреспондент «Вечернего Петербурга» и грозный обличитель нравов столичной знати, оказался девчонкой. Да еще какой!

— Кажется, нам уже приходилось встречаться… ваше сиятельство. — Вернер улыбнулась. — В больнице, если мне не изменяет память.

Ага. В тот день, когда я едва не свернул Воронцову челюсть — да еще и под прицелом объектива. Тогда репортерша лишилась и камеры, и пары скандальных фотографий… на мое счастье. Но я точно видел ее этой ночью в «Кристалле»!

А значит, сенсационный материал уже готов… или почти готов.

— Память вам не изменяет, сударыня, — вздохнул я.

— Рада снова видеть ваше сиятельство. — Вернер чуть склонила голову. — Но могу я спросить — что привело вас сюда? Да еще и в такой час.

Все запасенные по дороге фразы тут же вылетели из головы. Я готовился аккуратно «прессовать» матерого писаку, акулу пера… взрослого мужика! А напоролся на девчонку. И как Андрей Георгиевич меня не предупредил? Просто не знал?

Впрочем, стоит ли удивляться? В отличие от меня, братья умели не попадать на страницы газет — и уж тем более на первую полосу. А я за половину лета загремел в светские хроники уже дважды.

Придется расхлебывать.

— Я хотел поговорить с вами, Елена Станиславовна, — сказал я. — Правда, здесь не самое лучшее место.

— Так предложите другое, ваше сиятельство, — лукаво улыбнулась Вернер. — Помнится, кто-то обещал компенсировать мои неприятности.

А ей палец в рот не клади.

— Тогда предлагаю обсудить и это тоже, сударыня. — Я учтиво поклонился. — Не откажетесь пообедать со мной? Конечно, если работа отпустит вас хоть ненадолго.

Вернер выдержала паузу — хотя я почему-то сразу понял, что у нее не возникло даже мысли отказаться. Слишком много в ее глазах было неподдельного интереса… и чего-то еще.

— С удовольствием, ваше сиятельство, — кивнула она. — Я как раз собиралась немного прогуляться. Позвольте только забрать сумочку.

Я готов был поставить «Волгу» Андрея Георгиевича на то, что хитрая девка прихватит заодно и фотоаппарат… и проиграл бы. Вернер вышла на улицу буквально через пару минут — и вместе с сумкой взяла с собой только шелковый платок, который тут же повязала на плечи.

— Прошу, сударыня. — Я открыл перед ней дверцу «Волги». — Устраивайтесь.

— В машину? — Вернер с притворным удивлением захлопала глазами. — К незнакомому мужчине?..

— Ну… вы мне представились, Елена Станиславовна, — пожал я плечами, — а про меня как будто знаете немногим меньше, чем я сам.

— Возможно. — Вернер забралась на переднее сиденье. — Куда поедем?

Действительно — куда? Уж точно не в «Кристалл». На ум сразу пришло несколько заведений… но я почему-то так и не смог вспомнить, где именно они находятся. Только названия.

— Могу предложить одно милейшее местечко на углу Садовой и Невского. — Вернер, похоже, решила прийти мне на помощь. — Вы любите сладкое?

Вполне невинная фраза. Но интонация… ох уж эта интонация. Особенно в комплекте с чуть задравшимся от неловкой посадки платьем. Фокус вполне в духе Гижицкой — с той только разницей, что та наверняка бы со вкусом провернула что-то подобное осознанно и с отчетливой ноткой соблазна.

А у Вернер будто получилось само собой. Нет, она и правда заинтересовалась мной — но я даже не пытался догадываться, как и почему конкретно. Пока что все силы уходили на то, чтобы смотреть на дорогу, а не на загорелые от летнего солнца гладкие ноги.

Даже не думай, Горчаков. Это журналистка. Одно неверное движение — сожрет с потрохами. И даже титулом не подавится, зараза.

— Как пожелаете. — Я крутанул руль, сворачивая к Сенной площади. — Я отвлек вас от работы?

— Немного. — Вернер продолжала буравить меня любопытствующим взглядом. — Я готовила к вечернему выпуску один… весьма занятный материал. Можно сказать — сенсационный.

И я, кажется, уже догадывался, какой именно.

— В таком случае могу только порадоваться, что материал остался в редакции, а вы — здесь, — отозвался я и зачем-то добавил: — Со мной.

Странно, но это как будто немного смутило хваткую журналистку. Она явно была не против немного «раскачать» меня и посмотреть, что получится, — однако не ожидала, что я могу проделать то же самое с ней. Так что несколько минут мы ехали молча.

— Вот сюда, ваше сиятельство.

Вернер указала на цветастую вывеску прямо перед поворотом на Невский, и я тут же остановился у обочины. И само заведение, и меню действительно оказались на высоте. Я без лишних раздумий взял то же самое, что и моя спутница: мороженое со сливками и ягодный чай. Перекус, достойный скорее двух школьников, удравших с уроков, а не деловой журналистки и смертельно серьезного князя… но разговор нам предстоял совсем не детский.

Глава 24

Всего я насчитал семерых. У машины. Восьмой стоял в паре десятков шагов на углу Невского с папиросой в зубах и то и дело оглядывался по сторонам. Вид у него при этом был не то чтобы встревоженный — но напряженный уж точно. Сразу стало понятно: парни здесь не просто так.

На мгновение я даже подумал, что все это для чего-то затеяла Вернер — с нее бы сталось. Однако репортерша сама выглядела удивленной… пожалуй, даже испуганной. Она то ли знала этих молодчиков, то ли уже встречалась с ними раньше.

Уж не в клубе ли у Гижицкой?

Весьма вероятно. Парочка лиц «кожано-джинсовых» показались смутно знакомыми. Может, я и сам их уже видел прошлой ночью. Но тогда в клубе парни создавали атмосферу и веселились, не мешая при этом отдыхать дворянскому сословию.

А сейчас явно задумали что-то нехорошее.

— С машины слез, — буркнул я, убирая руки в карманы.

Нарываться не хотелось. Не то чтобы я испугался кучки бездарей, да они и не успели еще сделать ничего, за что я мог бы с полным правом раскатать их боевыми заклятьями… но больше пугать этих гопников мне было, в общем-то, и нечем.

— Хороша бричка. — Вожак в кожаной жилетке по-хозяйски похлопал ладонью по капоту. — Жалко будет, если поцарапается.

— Чего тебе надо?

Я шагнул вперед, стараясь не упускать из виду остальных. Получалось так себе: «кожано-джинсовые» явно настраивались на боевой лад и отошли от «Волги» — но только для того, чтобы обступить меня полукругом. Ножей или дубинок я не видел, хотя пара-тройка парней многозначительно наматывали на кулаки металлические цепочки.

Так себе расклад.

— Дело у меня к тебе есть, благородный. — Вожак сбросил ноги с бампера на землю. — Говорят, выделываешься много.

— И кто говорит? — поинтересовался я. — С тобой вот вроде не виделись раньше.

— Стой… — Вернер осторожно потянула меня за локоть. — Лучше вернемся, там телефон есть… в полицию позвоню.

— Куда собрался, дворянчик? — Вожак спрыгнул с капота. — Я тебе что, разрешил идти?

Интересно, а что бы сделал на моем месте Костя?.. А Воронцов? Просто спалил эту шушеру к чертям собачьим? Или для начала все-таки постарался бы припугнуть?

— Пошел вон. — Я сжал пальцы в кулак, заряжая Булаву. — Пока я добрый.

Для Одаренного такая угроза показалась бы смешной. Слабенькое — в четверть обычного — боевое заклятье. Самое простое и относительно безопасное: ударить, свалить с ног… даже ребер не сломает. Так, чисто пугнуть…

Однако «кожано-джинсовые», похоже, только этого и ждали.

— Мочи его, чуваки! — завопил вожак.

И первым бросился вперед. Я швырнул Булаву — кажется, даже попал — и тут же зарядил следующую, уже посильнее. Но бросить не успел. Кто-то налетел на меня сбоку, заехав коленом по ребрам. Я кое-как отмахнулся, двинул затылком в нос тому, кто набросился сзади, вывернулся из захвата — и снова сложил заклятье.

На этот раз полноценное — и с обеих рук разом.

Вожака и одного из его прихвостней протащило спиной по асфальту. Я мог бы швырнуть Горыныча или Серп, способный в одно мгновение распластать человека на две аккуратные половинки: молодчики напали на дворянина, да еще и в центре города. Кто бы ни натравил их — я был в своем праве… и все-таки сдержался.

Не устраивать же здесь кровавую баню — по чьей-то милости.

Навалившись разом, «кожано-джинсовые» больше мешали друг другу. Среди них были парни и постарше, и посильнее меня, явно закаленные в уличных боях. Впрочем, драться по-настоящему, похоже, не умел никто. Даже без Хода, который я так и не успел сплести, мне удавалось не только оставаться на ногах, но и неплохо отбиваться кулаками.

Таинственная сила, подарившая мне способность стрелять без промаха из любого пистолета, не подвела и в рукопашной. Злоба снова застыла внутри глыбой льда, и я дрался спокойно и расчетливо: шаг в сторону, уклон, ответка, шаг назад — Булава. Трое противников уже валялись, зажимая разбитые лица, один скорчился с переломанными пальцами, а я продолжал кружить около «Волги», методично выбивая одного за другим.

Пока не услышал за спиной визг. Вернер угодила в лапы одному из «кожано-джинсовых». Тому самому, который раньше стоял на углу — видимо, высматривая городовых, — а теперь тоже полез в драку. Только предпочел выбрать цель попроще. Детина на полголовы выше меня вцепился в сумочку, рванул — но отобрать не смог.

Выдохнув, я нырнул под чей-то кулак, оттолкнул с пути помятого, однако не утратившего пыл вожака и бросился на помощь. Ударил с разбега. Криво, неуклюже — но неожиданно сильно: коротко стриженная башка с хрипом дернулась назад, заливаясь кровью из разбитого носа. Я успел достать падающего врага ботинком по ребрам — и тут же развернулся к остальным.

— Вам что, жить надоело? — рявкнул я, складывая пальцы под Серп. — Порежу!

На этот раз угроза подействовала. То ли у меня был слишком грозный вид, то ли кто-то из «кожано-джинсовых» разглядел вдали городового — нападать они больше не стали. Вожак проворчал что-то, развернулся и припустил по Садовой, а за ним ретировались и остальные. Последним удирал тот, что пытался отобрать у Вернер сумочку, и я с трудом подавил соблазн срубить ему ноги рвущимся с пальцев заклятьем.