Летающий ковер

Летающий ковер (рассказ)Виталий ОстанинМарт 2017

Середина зимы 784 года от п.п.

— А помнишь, Бельк, ту историю с летающими коврами?

Мерино сидел на своем любимом месте, в кресле против входа в кабинет, грея руки о большую глиняную кружку. В которой, против обыкновения, исключительно в лечебных целях, был не отвар из сбора отца Гаспарэ, коего трактирщик в шутку уже начал величать "поставщиком трав Ее герцогского высочества", а горячий, сваренный со специями и фруктами, глинтвейн. Перевалившая за половину зима в этом году была на редкость холодной, поэтому вернувшиеся с улицы люди изрядно замерзли. Да и вообще, зимним вечером выпить горячего вина со специями сам Единый велел.

— Помню, — без оживления, уместного, как правило, при воспоминаниях о былых днях, ответил северянин. Он был всецело поглощен очищением лап гикота от смерзшегося снега. Дэниз относился к процедуре с философским спокойствием и терпением, которые, впрочем, были ключевыми чертами характера димаутрианского зверя. — Забавная история.

Не зная Белька, сочетание слов "забавная история" и того равнодушного тона, которым он его произнес, можно было бы принять за скрытую издевку. К счастью, все находящиеся в кабинете люди знали его достаточно хорошо, чтобы так не подумать.

— Что за история? — спросила Карла, устраиваясь на подлокотнике кресла Мерино и обнимая его за плечи. — Расскажи! Что еще за летающие ковры?

Мерино с любовью посмотрел на свою женщину, в очередной раз подумав о том, что Единый наградил его сверх всякой меры, введя в его жизнь Карлу.

— Я, кстати, тоже не помню такой истории, — подал голос барон Бенедикт да Гора, занимавший почти весь диван в кабинете. — И прекратите уже эти ваши гляделки! Это неприлично, в конце концов!

— Что бы ты понимал, мальчишка! — продолжая улыбаться, буркнул Мерино. — Доживешь до моих лет…

— История, Мерино! — напомнила Карла. — Ты обещал историю!

— Когда это, скажи на милость, я уже успел это пообещать? — притворно нахмурился трактирщик. — Если память еще не начала меня подводить, то я лишь напомнил Бельку о некоем факте нашей общей службы. А ты тут же потребовала, чтобы я об этом факте развернуто поведал. И где тут прозвучали обещания с моей стороны?

— Женщины… — изрек Бельк, закончив возиться с питомцем. — Ты сам выбрал этот путь. Привыкай.

Карла сверкнула зелеными своими глазами на северянина, но магический эффект их работал только применительно к Мерино Лику, владельцу остерии "Старый конь", а не к его другу, по совместительству — вышибалы в оном заведении. Что последний и подтвердил, равнодушно пожав плечами.

— Ну правда, синьор Лик! Расскажите! — подал голос с угла дивана Гвидо. Паренек лет тринадцати числился в остерии на многих должностях: и посыльного, и помощника повара, и даже писаря (после того как был обучен Мерино грамотности). На подобного рода дружеских посиделках он, как правило, не участвовал по юности лет. Просто принес вина и закуски, да так и остался, слушая разговоры и истории старших и изрядно робея в присутствии целого барона.

— И верно, Праведник, — лениво протянул да Гора. — Вечно ты заставляешь себя упрашивать! Рассказывай уже, не тяни!

— Рта мне не даете раскрыть! Как я начну историю в таких условиях? — проворчал Мерино, наткнулся на взгляд Карлы Тотти и согласно кивнул: — Ну хорошо, хорошо!..

Он хмыкнул, посмотрел сквозь потолочные балки, вспоминая.

— Это было в 768 году. Патрик, я имею в виду нашего последнего Императора Патрика Фрейвелингского, только взошел на трон и многие провинции, далеко не все из которых приняли его благожелательно, порядком лихорадило. Сильнее всего недовольство было в Оутембрийской Лиге вольных городов и Таболерготе: Торговый Совет Лиги опасался очередного безумного фрея[1] (и будем честны — не без причины), а таболерготский ландграф Азар Нэшер, с воцарением Патрика получивший отставку от должности Канцлера Империи, просто его ненавидел. Немного бурчали горцы Димара, но они всегда бурчат и всем недовольны, так что никто их особо и не слушал. Но Лига, центр торговли и кровеносная система имперской экономики… Ее недовольство оставлять без внимания было нельзя. Тем более когда лавочники, имевшие свои войска, и довольно многочисленные, решают побунтовать.

— Невесть что о себе возомнившие торгаши, — подал голос да Гора.

— Да. С точки зрения нашего дворянства, воротилы Лиги уже давно утратили и совесть, и страх. Они ведь, до чего дошло, стали называть нобилями членов городских советов! И родословными своими хвастать стали. А в тех родословных корни в глубину веков уходят столь глубоко, что не многие бароны таким похвастать могут! Наглецы, в общем!

Мерино бросил на Бенедикта ехидный взгляд, после чего продолжил:

— В общем, император Патрик терпением не отличался и после пары особо дерзких выходок со стороны этого самопровозглашенного нобилитета двинул на города Лиги полки. Его войска довольно быстро разбили мятежников. Тут надо сказать, что эти ребята, я имею в виду Нобилей, вкладывали довольно много денег в своих солдат, по уровню оснащения и обучения они считались лучшими среди армий владетелей. Однако солдаты Лиги почти никогда не воевали и самым крупным военным конфликтом до того времени для них был разгон беспорядков в каком-нибудь вольном городе. А дружины владетелей были выращены на войнах больших и малых, вскормлены на них, как дети — молоком матери. Так что у лавочников действительно не было шансов. Ну да речь не об этом. К концу лета шестьдесят восьмого года в Оутембрийской лиге уже все затихало. Магистраты городов, шепотом проклиная императора Патрика и Нобилей, которые их в это втянули, разбирали крепостные стены (такое наказание положил им император за мятеж), а до ушей Тайной стражи, а именно вашего, господин барон, отца, дошли слухи, что Нобили решили отомстить императору по-своему. Ударить, так сказать, по карману.

— Лишить его налогов с провинции? — уточнил Бенедикт.

— Совершенно верно! Но так, чтобы претензий у трона к Совету Нобилей не осталось. Налоги отправлялись обозами, с хорошей охраной, но до Февер Фесте ни один из них за весь год так и не добрался. Торгаши заламывали руки, рвали на своих плешивых головах остатки волос и сетовали на распоясавшихся грабителей, которых после подавления мятежа стало неожиданно много. Дело шло уже к середине осени, когда императору наконец надоело слушать оправдания торгашей и он поставил барону Сантьяго да Гора задачу разрешить этот вопрос раз и навсегда в свойственной нашему государю манере «сделай или умри».

— А нашу группу только сформировали, — вновь дал о себе знать Бельк. Он уселся в кресло, усадил на колени своего зверя и внимательно слушал Мерино. Лицо его было таким отстраненным, что (не будь это Бельк!) можно было бы подумать, что сейчас мужчина предается ностальгическим воспоминаниям.

— Верно! — Мерино усмехнулся. — Группа наша, собранная, что называется, с бору по сосенке, туда и была отправлена господином бароном…

Середина осени 768 год от п.п.

Отряд определили на постой на самой окраине Ниаля в постоялом дворе с говорящим названием "У стены". Он и правда до недавнего времени практически примыкал к внешней крепостной стене города. Однако теперь, после бесславного поражения оутембрийской армии и установленного императором наказания для всех городов Лиги, от коновязи постоялого двора открывался вид не на плотно пригнанные друг к другу каменные блоки, а на предместья. И на активную работу каменщиков, которые продолжали разбирать стену на соседнем участке с методичностью муравьев и основательностью хорошо оплачиваемых специалистов. А платила за работу (и хорошо платила, ведь нужно было исполнить повеление императора до конца года) городская казна.

Мерино Лик, дознаватель третьего ранга Тайной имперской стражи, молодой человек двадцати пяти лет от роду, крупный, но весьма при этом подвижный, спрыгнул с коня и с удовольствием потянулся. Пять часов в седле превратили его зад в кусок гранита, который при этом отчего-то ужасно болел. Равно как и поясница, будь она неладна.

— Значит, Ниаль… — зачем-то произнес он, словно только теперь ему стало понятно, в какой город он прибыл. — Ну что ж…

— Синьор Лик, не соблаговолите помочь своим коллегам?

Голос, раздавшийся за спиной, заставил Мерино вздрогнуть. Он обернулся и встретился со взглядом усталых и злых глаз начальника группы Эрнесто Маркетти, дознавателя первого ранга Тайной стражи, кавалера ордена сентуарийцев[2], личного друга барона Сантьяго да Гора и наконец обладателя отвратительной привычки оказываться в неподходящее время в неподходящем месте. Редкие и седые волосы кавалера были подстрижены до состояния стерни на поле после уборки урожая, морщинистое и отмеченное шрамами лицо недовольно хмурилось, а темные глаза, как уже говорилось выше, были усталыми и злыми. И хотя ростом командир группы дознавателей был ниже Мерино на целую голову, смотреть этими глазами он умудрялся сверху вниз.

— Командир, да я размяться только… — начал оправдываться Мерино.

— Принято, синьор Лик. Вы размялись. А теперь — за дело.

Голос, который за время нахождения в группе Эрнесто Маркетти Мерино уже успел возненавидеть, сухой, как трущиеся о стекло песчинки, и такой же скрипучий.

— Слушаюсь, командир.

Мерино быстро расседлал своего коня и кинулся к возу, обильно нагруженному разным имуществом группы: от необходимых вещей, вроде связок стрел для арбалетов, до совершенно ненужных — бумаг, перьев и чернил. Все это уже разгружалось его коллегами и перетаскивалось внутрь постоялого двора, который их группой был снят полностью на триду. Именно такой срок глава группы отводил на расследование дела, получившее в Тайной страже название "Дело летающих ковров".

Дурацкое название! Но и дело — дурацкое! Пусть бы специальной группе Тайной имперской стражи нужно было расследовать ограбление обоза, везущего предназначенное для уплаты налогов золото и пропавшего в пути из городов Оутембрийской Лиги в столицу Империи. Это понятно. Но расследовать грабеж, после которого золото увезли на летающем ковре? Это уже было за гранью разумного! Над специально сформированной для расследования этого преступления группой (двадцать семь человек, на минуточку, самых разных профилей — от юристов до бойцов) потешалась вся Тайная стража. Из тех, конечно, кто имел соответствующий допуск к этой информации. Ведь дело было из тех, о ходе расследования которых барон Сантьяго да Гора, глава Тайной стражи, докладывает лично императору.

Пять обозов пяти городов Лиги, везущих ежегодные налоговые отчисления в имперскую казну, были ограблены. Учитывая богатство вольных городов, похищенные суммы вызывали у понимающих людей (ну или хотя бы умеющих считать), полную оторопь. С одного обоза от трехсот до пятисот империалов в золоте, серебре, драгоценных камнях, украшениях и дорогих тканях. Каждый империал — сто золотых йоров. Один золотой йор — месяц безбедной жизни для служащего уровня Мерино, довольствие которого в месяц составляло чуть меньше пятидесяти монет серебром, то есть половину одного йора.

В общем, суммы, не доехавшие до имперской казны, были воистину грандиозные. Но даже не в суммах было дело, хотя и в них, конечно, тоже. Но больше дело было в принципе. Ведь деньги не доехали до имперской казны. От вольных городов. То есть от вчерашних мятежников, которых всего-то пару месяцев как примерно наказали, — до того, кто мятеж подавил и их наказал. Тут не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что происходит. Очевидно всем, даже бойцам в их группе, — торгаши инсценируют эти самые ограбления, чтобы не отдавать свое золото императору, за которым они не признали право на трон и венец этим летом.

В пользу этой, с позволения сказать, версии говорило все. Начиная от факта, что даты выходов обозов из городов были прекрасно известны грабителям, заканчивая тем, что все ограбления происходили за пределами границ вольных городов. В пользу инсценировки ограблений говорил еще один факт: передвижение обозов тщательно документировалось на всем пути следования по землям Лиги, словно бы для того, чтобы сунуть эти путевые отметки в нос имперским дознавателям. Вот, дескать, синьоры, извольте взглянуть, тут у нас обоз проходит мимо деревеньки Тритус, что в двадцати километрах от города Оутембри, здесь — ночует в придорожной гостинице, а вот после въезда в юрисдикцию трона — пропадает. Вы уж, господа дознаватели, передавайте наше недоумение императору и отметьте в своих рапортах необходимость тщательной охраны своих земель. А то ведь мы налоги платим! Вправе требовать некой безопасности на дорогах!

Свидетелей минимум. Охрана, для такого груза весьма немногочисленная, нападавшими на обозы вырезалась подчистую. Только во втором ограблении и в четвертом выжило по одному стражнику. Первый ходил в кусты отлить, где и переждал нападение, а второй был оглушен, а придя в себя, решил не геройствовать. Оба в один голос утверждали, что силы у нападавших были сверхъестественные, коим охрана ничего противопоставить не могла: молнии и громы, которые люди, ничем не примечательные, метали с рук. И еще, люди те летали по воздуху. Не сами по себе, а на полотнах тканевых, натянутых на деревянные рамы, которые держались в воздухе и даже двигались со скоростью большей, чем у всадника, идущего галопом. И было тех полотен не одно и не два, а с десяток. И на них нападающие грузили перевозимый обозами груз и улетали от места нападения.

Был бы выживший с такой историей один, было бы ясно, что придумывает небылицы, себя выгораживая. Но два человека, живущие в разных городах и никогда друг друга не видевшие, — это уже заставляет задуматься.

По поводу летающих полотен, которые быстро переименовали в летающие ковры, было проведено дознание в Келлиарской Академии Магии и Науки. Магусы — от маститых ученых до последних обучающихся студиозусов — смотрели на задающих вопросы дознавателей как деревенских дурачков и объявляли существование подобных артефактов антинаучным бредом, не могущим существовать нигде, кроме как в воспаленном разуме любителя горячительных напитков.

— Пить меньше надо! — безапелляционно заявило одно светило науки в ответ на расспросы.

— Морок! — уверенно заключил весьма талантливый студент. — В принципе, на наведение подобного способен не особенно сильный стихийник.

Что значило — найди иголку в стоге сена. Серебряный Приказ, в обязанности которого входили поиски по городам и весям носителей Дара, преимущественно все же искали по городам. И не особо сильных стихийников, как выразился студиозус, по тем весям могло быть сотни. Обычные же сельские ведуны, ни к чему, кроме слабеньких мороков и лечению не особо сложных болезней и ран, не способных, в поле зрения Серебряного Приказа не попадали и вовсе. На чем дознание по данному направлению и закончилось.

В подобных размышлениях часа полтора, проведенных за разгрузкой и устроению группы на новом месте, пролетели совершенно незаметно. После чего кавалер Маркетти велел отряду собраться в трапезной зале постоялого двора, где провел совмещенное с поздним обедом совещание. А точнее — объявление задач и распределение направлений работы. Стиль управления сентуарийца не предполагал совещаний.

— Действуем так, — сообщил он, игнорируя тарелку с запеченными овощами и куриной грудкой. — Отделение "Примо" займется допросом стражников, из которых отбирали сопровождение ниальского обоза. Узнать: по какому принципу туда брали людей, что обещали, хотели они туда идти или в приказном порядке. Знали ли они о прежних нападениях на обозы? Любые слухи, синьоры! Кто-то мог высказать недовольство этой службой, кто-то слышал о происшествиях с первыми четырьмя обозами, кому-то снился дурной сон и он рассказывал о нем товарищам. Все! Ясно?

Дознаватель второго ранга, которого по привычному кавалеру военному принципу поставили руководить первым отделением, с едва заметной заминкой кивнул.

— Дальше! — если Маркетти и заметил легкое сомнение в ответе подчиненного, то никак на него не прореагировал. — Отделение "Секундо"! На вас традиционно — архивы магистрата и опрос чиновников. Задача та же, что и в прошлые разы: нестыковки в бумагах, нестыковки в речах. Объединим их с предыдущими данными, может, поймем систему. Ну и сторонние платежи, разумеется. Ясно?

Мерино, который числился именно во втором отделении отряда, поморщился. Опять копаться в бумагах, искать то, чего там нет и быть не может! Ну какой идиот, планируя украсть сам у себя деньги, станет оставлять в своих же бумагах улики против себя? Бред! Нобилей магистрата — в допросную на пару часов, и все станет ясно! Но мнения молодого дознавателя самого низшего в Тайной страже ранга никто не спрашивал. В частности, не спрашивал его командир отделения "Секундо", ответивший на вопрос Маркетти четким согласным кивком.

— Ну и наконец, отделение "Терцо". Выделить по одному человеку в охранение групп "Примо" и "Секундо", остальным оставаться здесь и ждать команды. В случае необходимости…

— …Скорейшим порядком выдвигаться в указанное место! — закончил за кавалера командир третей группы. Маркетти недовольно поморщился, от чего его морщины сложились в довольно потешную картину, и кивнул. Сентуариец не терпел, когда его перебивают подчиненные. Воспитание в военном ордене, живущем на фронтире Империи, что тут поделаешь.

— Я сегодня работаю с отделением "Секундо", — закончил инструктаж Маркетти, и Мерино показалось, что над двумя столами трапезной, за которыми располагались дознаватели второй группы, прокатился обреченный вздох. Неслышимый, разумеется. — Если вопросов никто не имеет — выдвигаемся. Сбор после четвертого звона здесь же.

Заскрипели отодвигаемые лавки, зашуршали по полу подошвы дорожных сапог, заскрипела петлями дверь постоялого двора. Двадцать семь мужчин отправились делать то, ради чего они приехали в вольный город Ниаль.

Середина зимы 784 года от п.п.

— Погоди, Мерино!.. — барон да Гора с ехидной улыбкой на лице перебил рассказчика. — То есть ты тогда что, писцом числился? Почему тебя во второе отделение определили? Это же, если я правильно понимаю, клерки и писцы. А ты говорил, что в Тайную стражу из кондотты пришел.

— Считай, что так и есть! — вместо трактирщика ответил Бенедикту Бельк. — Клерки и писцы.

— Не совсем так, — с улыбкой поправил своего друга Мерино. — В Стражу я попал и правда из кондотты, где от рядового держателя копья вырос аж до командира отдельной роты. Не без помощи умения писать и читать, кстати, мой дикий друг.

Последняя фраза явно предназначалась Бельку. Северянин собрал морщины вокруг глаз в своеобразной своей улыбке и пожал плечами. А Мерино продолжил.

— Тут видишь какое дело, Бенито. Наш тогдашний начальник, кавалер Маркетти, имел своеобразный, но как я позже убедился, не лишенный логики, подход к организации расследования. По его мнению, купцы и чиновники не могут не оставить бумажный след. Невозможно, говорил он, держать в голове все эти цифры и суммы, их перемещение и передачу друг другу. Надо записывать. Кто-то пишет в специальной записной книжке, которую хранит как самое главное свое сокровище, кто-то на полях совершенно легальных документов и контрактов ставит одному ему понятные знаки. Но следы оставляют все торгаши. Более того, природа действий купцов и чиновников предполагает определенный уровень недоверия к партнерам и коллегам, в результате чего они частенько пишут расписки или иным образом пытаются себя обезопасить друг от друга.

— Но это же глупо — оставлять возможность поймать себя с доказательствами своей вины! — Бенедикт подлил себе вина.

— Глупо! — согласился Мерино. — Но вспомни все расследования, которые ты вел. Ведь большая часть их завершалась твоей победой не благодаря твоему уму, а из-за ошибок противника.

Да Гора приподнял кубок, салютуя наставнику.

— Туше!

— Это во-первых. А во-вторых — поставь себя на их место. Они, я говорю о Нобилях, замыслили украсть у Императора. Прошло лишь пара месяцев, как цвет их армии, которой они гордились и благодаря которой (вкупе с золотом, конечно!) считали себя неуязвимыми, оказалась втоптанной в кровавую грязь. С них стребовали немалую контрибуцию за мятеж, обложили увеличенным налогом, ввергли в серьезные расходы, в общем подвели к тому, что у купцов считается гранью разорения и финансового краха. Они жаждут отомстить, своими методами, конечно, но могут ли они доверять друг другу в этом своем решении? А вдруг твой товарищ-купец продаст тебя? Расскажет о сговоре?

— Тогда нужно, чтобы он тоже пострадал, раскрывая тайну, — согласился Бенедикт.

— Да, — Мерино помолчал пару мгновений, вспоминая себя пятнадцать лет назад. — Все купцы оставляют следы.

— И он оказался прав?— подала голос Карла. — Этот ваш Маркетти?

— Не сразу. И не так, как он сам считал…

Середина осени 768 год от п.п.

Уже пять часов дознаватели второй группы натурально рыли носом, проверяя бумаги в магистрате вольного города Ниаль. Местные клерки и служащие находились в состоянии близком к обмороку, видя, во что превращаются их организованные записи и архивы. Раз призвать "гончих" императора к порядку попробовал один из нобилей города господин Сезар Бланко, крупный негоциант и явный чревоугодник. Считая себя влиятельным человеком в городе и за его пределами, он был неприятно удивлен тем отпором, который дал ему кавалер Маркетти. Причем дал в словах, которые в приличном обществе не используются. Да и в неприличном стараются без особой надобности не произносить.

Сперва покраснев, затем побледнев, а после и вовсе пойдя красными пятнами, купец Бланко ретировался с поспешностью, которая была весьма непривычной для его тяжелого от жира тела, оставив дознавателей гонять клерков и сбрасывать с полок свитки, многие из которых были договорами на суммы во много сотен империалов.

Все эти пять часов "гончие" не увидели даже тени улыбки удачи. В глазах у Мерино уже рябило от бесконечных строчек, написанных ровным почерком профессиональных писцов, в которых говорилось о чем угодно: соглашениях о снижении цены, жалобах магистрату от одного торгаша на другого, судебных издержках, но не было ничего похожего на следы сговора нобилей или найма лихих людей. Да, скажем прямо, он и не верил в то, что подобное можно найти в формализованной до абсолюта документации. Ну в самом деле, не идиоты же те люди, решившие щелкнуть по носу самого императора!

"Достался начальничек! — с горечью думал молодой дознаватель, разворачивая очередной свиток и вчитываясь в его содержание. Черные строчки на желтоватой бумаге сообщали о том, что горожанин Себастиан Ниль оштрафован магистратом на сумму в двенадцать серебряных монет за самовольный захват части прилегающей к его дому улицы и устроения там палисадника. — А как радовались сперва! Настоящий боевой командир! Рыцарь ордена Хранителей трех святынь! Весь в шрамах по самые подмышки! А что на деле? Бумажный червь! Тьфу!"

Свиток улетел в одну из горок подобных судебных решений. Рядом с ней громоздилась кучка поменьше — с докладами и отчетами городской стражи. Мерино специально разбивал бумаги по типу, чтобы потом было проще искать.

Взялся за следующий. Развернул, вчитался — жалоба на владельца кабака, в котором собирается всякое отребье, которое пьет, ворует и пристает к порядочным людям. С резолюцией нобиля: отказать и сдать в архив. Свернул и бросил его в третью кучу — в жалобы. Следующий свиток: оправдательный приговор некоему горожанину, обвиненному соседями в темном колдовстве и некромантии, — невиновен, обвинения проистекают из желания расквитаться с конкурентом. Туда же.

Торгаши!

Далее шел доклад начальника городской стражи о заключении в городскую тюрьму домушника Густаво Везунчика, взятого на сбыте украденных вещей. Вторая куча. Распоряжение нобиля Массимильяно Сальвоторе об освобождении ряда задержанных из тюрьмы: по причине недоказанности или малозначительности совершенных ими преступлений. В том числе и Густаво Везунчика — вот уж точно везучий сукин сын! Взяли с поличным – значит, не по недоказанности. Стало быть, малозначительность? А что он там толкал-то?

Как бы Мерино ни ненавидел то, что ему приходилось сейчас делать, к работе этой, как и к любой прочей, он старался подходить основательно и старательно. Потому не поленился вернуться ко второй горке забракованных им бумаг, извлек оттуда доклад стражника, посадившего в тюрьму Густаво Везунчика, и еще раз изучил перечень изьятого у него имущества.

"Ого себе, малозначительность! — присвистнул он, вчитавшись в перечень. — Да за такое обе руки рубят сразу!"

Серебряный сервиз — мелочь, конечно. Как и кошель с монограммой, в котором находилось шесть серебряных и три медные монеты. А вот дальше список впечатлял: килограммовый мешок с димаутрианскими специями (цена на рынке около пяти империалов!), ковер ручной работы с золотыми нитями, две старинных аркебузы, уже снятые с вооружения, современная пистоль с колесцовым замком, вексель димарского банка на сорок(!) империалов. И его после этого выпустили из тюрьмы за "малозначительность"? Странно все это…

Ладно, отложим пока. Четвертая кучка. Ну как кучка — первый свиток в ней. Надо же что-то показать кавалеру Маркетти в конце трудового дня. У него голова большая, пусть вот и думает, что тут к чему.

Через десять минут и два десятка свитков, Мерино нахмурился. И очень внимательно перечитал отчет начальника городской стражи Джино Меле от 17 сентября 768 года о происшествиях. Шесть дней назад, стало быть… Через день после ограбления обоза из Ниаля. Среди перечисляемых синьором Меле происшествий, одно привлекло внимание дознавателя: найденный на окраине города в канаве труп мужчины, опознанный как Густаво Везунчик. У потерявшего везение домушника было перерезано горло.

"Это сколько он на воле погулял?" — заинтересовался Мерино и сверился с датами на предыдущих бумагах, где фигурировал Везунчик. Выходило, что взяли его с поличным 14 сентября вечером, отпустили 15 сентября утром, прирезали 16-го, а нашли, соответственно — 17-го.

— Командир!.. — неуверенно подал голос дознаватель. — Синьор Маркетти!..

— Что-то нашел? — пожилой рыцарь вышел из-за стеллажей, где и сам занимался досмотром архивов магистрата.

— Не то чтобы нашел… — все так же неуверенно протянул Мерино. — Просто странность. Вот смотрите: вора по кличке Везунчик берут на сбыте краденого. 14 сентября. На следующий день его отпускают, а через день, наутро, находят с перерезанным горлом. Причем непонятно, почему отпускают, там доказательств хватает для казни или рудников. К нам, вроде бы, отношения никакого не имеет, но вы сами говорили на все странное обращать внимание…

— Дай-ка, — кавалер пристроился рядом с дознавателем, принял от него бумаги и на пару минут затих, внимательно изучая написанное. — Хм-м… — протянул он, закончив чтение. — А ты прав, Лик. Это странно. Совершенно незачем было его отпускать. Связи с ограблением обозов я, по правде сказать, не вижу, кроме дат, но… Кто там его выпустил? Синьор Сальвоторе! Нобиль в этом славном рассаднике вольнодумства! Прекрасно! Надо пообщаться с этим синьором и узнать, в чем тут дела.

Тут Мерино ощутил чувство, уже испытываемое им ранее: едва сдерживаемое нетерпение, возбуждение, заставляющее делать что-нибудь, что угодно — но действовать! Азарт гончей, так называли его более опытные дознаватели, советовавшие, кроме всего прочего, чувство это держать в железном кулаке воли и рассудка, поскольку азарт хорош в меру и к месту. Но чаще — вреден.

— Разрешите с вами, командир? — неожиданно для себя спросил он у Маркетти.

Тот едва заметно приподнял брови, обозначив удивление.

— Зачем?

— Ну… Учиться чтобы… Как допрос вести… Влиятельных лиц… — не особенно внятно пояснил Мерино. Но Маркетти понял.

— Ну что же… Это похвальное желание, Лик, совершенствоваться в своем деле. Я не против. Идемте.

Прихватив, кроме Мерино, еще и бойца из третьей группы, и даже сопроводив это действие пояснением "на всякий случай", Маркетти направился куда-то вглубь переходов здания магистрата, окликая редких служащих и требуя от них найти синьора Сальвоторе. Спустя десять минут искомый субъект отыскался в своем кабинете на третьем этаже здания. Оставив бойца на входе с наказом "никого не впускать и не выпускать", кавалер вошел в комнату. Мерино последовал за ним.

Массимильяно Сальвоторе оказался мужчиной еще не старым, чего можно было бы ожидать от человека, занимающего должность члена городского совета. Годов около тридцати пяти (ну может сорока), высоким, стройным и весьма представительным. Аккуратная борода и усы на его слегка вытянутом лице смотрелась немного неестественно, будто бы волосы не росли, а были скрупулезно и очень тщательно приклеены. Подобный эффект, как понял Мерино спустя пару секунд разглядывания нобиля, достигался частично подбритыми щеками и шеей, а также частой стрижкой этой самой бороды. Легкий камзол синего цвета с красными вставками, модный берет непомерного размера с огромным же пером — член городского совета был человеком, который весьма заботится о своей внешности.

Из-за стола синьор Сальвоторе не сделал даже попытки подняться. Так и остался сидеть, неприязненно и холодно глядя на визитеров. Когда же Маркетти раскрыл рот, начав говорить (представился и продемонстрировал мандат), и вовсе неприкрыто поморщился. Словно звуки голоса имперского дознавателя вкупе с продемонстрированными им полномочиями его чрезвычайно раздражали.

— У меня есть пара вопросов, синьор Сальвоторе. Это ненадолго, — произнес Маркетти, никак не отреагировав на столь явное пренебрежение.

— Как бы я смог вам помешать? — холодно усмехнулся нобиль. — Ведь в вашем мандате довольно крупными буквами написано "оказывать всяческое содействие". Только я не понимаю. Мы ведь уже допустили вас к архивам города, как вы просили. Чем именно я могу вам помочь?

— Вот этим, — Маркетти положил на стол развернутый свиток, внизу которого стояла подпись Сальвоторе. — Почему вы отпустили этих людей?

— А разве там не написано? — деланно удивился нобиль.

— Да, я вижу. За недостаточностью улик или вследствие малозначительности совершенных преступлений.

— Ну вот, видите! Решительно не понимаю, зачем тогда вы пришли ко мне?

На стол перед Сальвоторе лег второй свиток. С докладом начальника городской стражи и перечнем изьятого у Густаво Везунчика краденого имущества. Маска равнодушной неприязни слегка сползла с лица нобиля, когда его глаза пробежались по тексту, и тут же снова вернулась на место.

— Скажите, синьор Сальвоторе, как слова "недостаточность улик" и "малозначительность совершенных преступлений" соотносятся с этим списком? — голос Маркетти внезапно стал вкрадчивым.

— Обычная канцелярская ошибка! — ответил нобиль после секундной заминки. Голосом он владел, но ставшие очень деятельными руки, принявшиеся перекладывать бумаги на столе, выдавали его волнение. — Мне подали на подпись данный список, и я его подписал. Кто-то что-то напутал, и этот воришка оказался в списке на освобождение. Не слишком приятно это признавать, но в нашей работе ошибки случаются. Крупный вольный город — это очень сложный организм и, признаюсь, у меня не всегда есть силы и желание вникать во все тонкости того или иного вопроса. На это есть помощники.

— То есть ошибку совершил кто-то из ваших помощников? — все так же вкрадчиво уточнил дознаватель. — Кто именно?

— Я не помню! Это было уже давно…

— Менее триды назад.

— … и я бы не вспомнил даже о самом деле, если бы не показали мне записи! И наконец, какое это имеет отношение к делу, по которому вы здесь?

"А ведь он боится! — внезапно понял Мерино, все это время стоявший столбом за правым плечом своего начальника и боясь даже дышать в присутствии столь высокопоставленной особы, как нобиль Сальвоторе. — Он прекрасно помнит то дело и теперь не знает как выкрутиться!"

— Что ж, хорошо, — внезапно сменил тон Маркетти. Он стал сухим и холодным. – Наверное, так и есть. Благодарим вас за помощь, синьор Сальвоторе.

Прощальную фразу нобиль произнес уже в спины дознавателям.

— И что теперь? — набравшись смелости спросил Мерино, когда они отошли от дверей кабинета нобиля шагов на десять. — Он же не скажет нам правды, верно?

— О, еще как скажет, Лик! — на памяти Мерино кавалер впервые улыбнулся во весь рот, словно огромный кот, почуявший запах сливок. — Еще как скажет! Причем сам и без давления. Мы его напугали, и он начнет действовать. Наверняка пойдет к сообщникам, расскажет о том, как мы на него давим. И что нужно срочно что-то делать. На страхе и на торопливости он и погорит. А мы будем следить за ним. И когда он даст нам достаточно доказательств, возьмем его.

— А почему не взять его прямо сейчас? Вы же уверены, что он причастен к этим ограблениям.

— Может, потому, что император не желает во второй раз посылать войска в Лигу? А это произойдет, если его "гончие" начнут хватать нобилей и применять к ним допрос с пытками. Все, Лик! Довольно вопросов! — оборвал он открывшего рот Мерино. — Любознательность похвальна, но отвлечение начальства от дел — нет. Беги в архив и собирай отделение. Здесь мы закончили. Выдвигаемся на постоялый двор.

Середина зимы 784 года от п.п.

Мерино взял небольшую паузу, отпил из своей кружки глинтвейна. Провел пальцем по столешнице, рисуя какую-то фигуру.

— Я как рассудил? Везунчик что-то узнал, может быть, свидетелем был разговора Сальвоторе с теми, кому тот поручил налоговый обоз грабить. А когда на краже попался, стал шантажировать нобиля. Тот его выпустил, а чтобы тот второй раз с шантажом не полез, заказал его убийство. Я и сейчас так считаю, но в точности нам тогда не удалось этого узнать. След оборвался, спасибо и за то, что упоминание воришки заставило Сальвоторе занервничать.

— Следить за нобилем приставили Белька. — продолжил он свой рассказ. — Я тогда его еще не знал, дознаватели с бойцами почти не общались. Так что тогда я лишь знал, что Маркетти отправил часть третьего отделения своей группы следить за Сальвоторе.

Бельк усмехнулся и произнес:

— Ну еще бы тебе знать! Вы, белая кость, на нас и смотрели-то, когда нужно было меч обнажать.

— Было такое, верно, — улыбнулся в ответ трактирщик. — Но не суть. Весь следующий день все занимались своими задачами: продолжали копаться в архивах, опрашивать стражников, их знакомых, знакомых знакомых… У меня тогда сложилось впечатление, что мы переговорили уже с каждым человеком в этом городе! Третье отделение следило за нобилем и его окружением. А результата все не было. Маркетти вел себя, при этом, совершенно спокойно, словно был уверен, что противник вот-вот проколется и совершит ошибку.

— А про летающие ковры когда будет, синьор Лик? — подал голос Гвидо. Оставшись послушать историю в этой компании, он явно рассчитывал на повествование о каких-то необыкновенных приключениях и наверняка о магии. Но пока слушал лишь о скучных допросах, обысках и других неинтересных вещах.

— Дойдем и до ковров, Гвидо, — ответил Мерино. — Но если тебе неинтересно, на кухне всегда много работы…

— Да нет, мне интересно! Просто… хотелось про ковры.

— Мне, кстати, тоже, хотелось бы про ковры, — поддержала паренька Карла. — Или ты и меня на кухню отправишь за нетерпеливость?

Мерино изобразил на лице гримасу страдания. Мол, обидеть рассказчика может каждый. После чего продолжил.

— На третий день нашего пребывания в Ниале события начали развиваться довольно стремительно и совсем не в ту сторону, что мы ожидали. Начались они со смерти Массимильяно Сальвоторе.

— Его убили?

— Да вы будете слушать, демоны вас раздери?!

Середина осени 768 год от п.п.

— Отравлен?

— Точно так, командир. Отравлен.

Командир третьего отделения стоял перед кавалером навытяжку, голову не опускал и виноватым себя, видимо, не считал. Как и все бойцы Тайной стражи, он не производил впечатления опасного человека: среднего роста, совершенно не атлетического телосложения, с угрюмым лицом, более подходящим селянину из скафильской глубинки, чем специалисту по силовой поддержке. Звали его Бельком, был он родом с островов морского народа и в среде своих коллег, как сегодня утром узнавал Мерино, считался одним из самых умелых убийц.

Сам Мерино вместе с Маркетти только вошел в комнату городского дома нобиля Массимильяно Сальвоторе (а был еще и загородный, на другом берегу реки), в которой оный также находился. А точнее — сидел на диване, высунув язык и испортив пеной изо рта свою безупречную бородку. Широко раскрытые глаза и синюшный цвет лица безошибочно указывал на причину смерти одного из богатейших людей города — отравление.

— Как это могло произойти? Вы же наблюдали за ним постоянно!

— Наблюдали. Не охраняли.

Тон этого Белька был равнодушен и Мерино в глубине души восхитился его выдержкой. Он сам, вероятно, такого давления со стороны начальства не выдержал бы. Маркетти же от спокойствия бойца разозлился еще больше.

— Доклад по его перемещениям! За весь день!

Скафилец кивнул, чуть прикрыл глаза и монотонно заговорил.

— Утро. Вышел из дома в сопровождении слуги. Сел в карету. Доехал до магистрата. По пути не останавливался, ни с кем не встречался. В магистрате пробыл один час. Вышел около десяти часов. Сел в карету. Направился в район складов. Там провел встречу с поставщиком. Там же вместе с поставщиком пообедал. Провел там примерно три часа. Перемещался от склада к складу. Осматривал товар. В час пополудни покинул район складов. Отправился в предместья, за крепостную стену. Там встретился с подрядчиком из каменщиков, что разбирают стену. Поговорил с ним десять минут. Поехал в глубину предместий. Зашел в дом на улице Зеленщиков, пробыл там полтора часа. Проверили дом — там живет старуха-гадалка. Выехал с предместий, вернулся в город. Посетил таверну возле магистрата примерно в четыре часа пополудни. Там поел. Там провел встречу с неустановленным человеком. После поехал домой. Когда в доме началась суета, мы вошли. Все.

Пока Бельк рассказывал о перемещениях Сальвоторе, Мерино, слушая вполуха, осматривал комнату убитого нобиля. Рабочий кабинет, если быть точным. Стены, обитые дорогой тканью с причудливым узором; большие, во всю стену окна с неправдоподобно прозрачными стеклами; тяжелые шторы, гармонирующие рисунком с обивкой стен. Тяжелый стол, сделанный по заказу, украшенный причудливой резьбой и покрытый темным лаком. Три кресла – одно, хозяйское, стояло за столом и еще два — для гостей. Небольшой диван, на котором сейчас полулежал сам хозяин дома. Стоящий подле него низенький столик для закусок, сейчас сверкающей пустой и чистой поверхностью. Никакой еды в кабинете. Чем бы ни отравили нобиля, произошло это не здесь.

— Что за старуха и что за неустановленный человек? — продолжил злым голосом задавать вопросы Маркетти. — Их проверяли?

— Старуху проверили. Это гадалка. Нобиль ходил к ней раз в триду много лет. Она гадала ему на сделки.

— Что?! — от удивления глаза кавалера едва не выскочили из орбит. — Гадала на сделки?

Догадавшись из возгласа командира, что он совершенно не знает о такой распространенной практике среди купцов, Мерино поспешил прийти на помощь Бельку и пояснить:

— Довольно обычное дело, синьор Маркетти. Купцы — люди суеверные и довольно часто обращаются ко всяким ворожеям, чтобы узнать, ждет их разорение или удача в будущем. Особенно применительно к заключенной сделке.

Он едва не добавил в завершении фразы "странно, что вы об этом не знаете!", но вовремя остановился. Их начальник был выходцем из военного сословия. Обученным стратегом и тактиком, вероятно, очень хорошим специалистом в своем нынешнем деле, но все-таки — военным, подчас плохо понимающим такие обычные для любого обывателя вещи.

— Хм-м… — протянул Маркетти и бросил на Мерино быстрый взгляд, будто проверяя, не насмехается ли тот над своим командиром. — Ну, положим, так… А второй? Который неустановленный?

— Этого мы упустили в нижнем городе, — ответил Бельк.

— Он ушел от слежки? — голос кавалера вновь пошел на повышение.

— Не специально. Вряд ли — специально. Просто там людей очень много, а улицы — узкие. Мешанина. Не зная нижний город, там очень легко потерять местного.

— Он хоть кто? Есть представление?

— Сидел напротив нобиля. Недолго. Не ел. Ерзал. Посыльный, скорее всего, — пожал плечами скафилец.

— Ну хорошо… — Маркетти махнул рукой и Бельк плавно перешел из стойки "смирно" в "вольно". — Допустим. Выходит… Святой Кипага! Да все что угодно! Его могли отравить и на обеде в районе складов, и в таверне, и дома! Здесь есть еда?

— Когда зашли — не было, — тут же ответил боец и тут же продолжил: — Узнаю у слуг, ел ли он дома.

— Да. Давай.

Бельк вышел, а кавалер продолжил свои размышления.

— Только нам это мало что дает, проверять придется все его сегодняшние контакты. Преисподня! Это отравление вообще может не иметь никакого отношения к делу! Это мог быть муж-рогоносец, мстительная любовница, торговый партнер, наконец!

Мерино смотрел, как командир их группы меряет шагами помещение кабинета, и думал. В голове у дознавателя кружились, сталкивались, но никак не желали складываться отдельные факты этого дела. Странная судьба Везунчика, жестокие нападения за пределами ответственности вольного города, перечень украденного в докладе начальника стражи, летающие ковры, векселя на сорок империалов, страх в глазах Сальвоторе. У кого Везунчик украл описанные вещи? Почему нападавшие на обозы использовали магию? Ведь мушкеты, даже арбалеты — надежнее! Магистрат тут замешан, это даже не обсуждается, но фактов против них нет. И допрос не применишь… А если?‥

— Если позволите, синьор… — Мерино подал голос. Он не был уверен в той идее, которая возникла в голове, но, боясь ее упустить, все же решил ее озвучить. — А если взглянуть с другой стороны на смерть Сальвоторе? То есть — если ее использовать?

— Поясни? — заинтересованно обернулся к нему Маркетти.

— Ну, я в том смысле, что его же отравили… А он что-то знал. Ну и, может, нам надавить на других? В том смысле, что пытки же нельзя…

— Ох, Лик, Единого ради! Что ты пытаешься сказать? Не мямли, говори толком!

— Слушаюсь! — дознаватель чуть покраснел и принялся говорить столь же короткими фразами, как до него Бельк. — Один из нобилей убит. Отравлен. Мы пустим слух, что это расправа тех, кто причастен к ограблению обозов. Убирают свидетелей, испугавшись нас, нашего расследования. Надавить этим на других членов магистрата: пусть сознаются и каются или ждут яда.

Говорил он вроде так же, но, уже произнося последнюю фразу, осознал, что понятности это не прибавило. Однако Маркетти смотрел заинтересованно, поэтому Мерино вернулся к обычной речи.

— Ну сами судите, командир. Сальвоторе явно был в курсе по ограблению обозов! Да и вообще — кому выгодно-то обозы с налогами грабить? Только им самим! Но доказательств их участия у нас нет. Была одна ниточка с Густаво Везунчиком, явно какая-то связь! Вспомните, как нобиль испугался, когда вы с ним говорили! Должно быть, Сальвоторе был как то связан с Везунчиком, как с посредником или еще как — я не знаю. А тот погорел на банальной краже и потребовал освободить его, а то он все расскажет! Не факт, что все именно так, но как версия? Далее, Сальвоторе не мог без одобрения других коллег провернуть всю эту историю с обозами. Значит, они в курсе! Мне кажется, что верхушка этого города целиком участвовала в заговоре! И если это так, то правильно обставив эту смерть, мы можем ею же припугнуть торгашей. Если они поверят, что кто-то из них приказал отравить Сальвоторе как свидетеля, если им сказать, что каждый из них — следующий…

— То они начнут наперебой сдавать своих подельников… — закончил за Мерино кавалер.

— Да! Но это, конечно, если весь этот сумбур — правда, а не бред утомленной головы.

— Неважно! Ничего другого у нас нет, так что попробуем сыграть с этой карты, — Маркетти решительно взмахнул рукой. — Недурная мысль! Отлично, Лик!

Увидевший хоть какую-то область применения своих сил, кавалер развил бешеную деятельность. Слуги дома, в котором командир группы решил обосноваться, реализуя идею Мерино, летали почтовыми голубями, собирая нобилей на встречу в доме их покойного господина. Сюда же были стянуты все силы группы Тайной стражи, включая и третье отделение.

Спустя примерно час собравшимся отцам города был показан спектакль под названием "Вы следующий!" Для начала, Маркетти собрал их в кабинете покойного. Тело хозяина кабинета до полного собрания гостей приказал не выносить. Не предлагая сесть, расставил четверых нобилей вдоль стен, заставил смотреть, как вызванный лекарь диагностирует отравление мышьяком. После чего озвучил причины, которые привели к смерти достойного Массимильано Сальвоторе, и посетовал, что смерть его, к сожалению, лишь первая в череде таковых. Речь его, в отличие от слов Мерино, была гладкой и убедительной, что проистекало, вероятно, из куда более зрелого возраста и представительного вида рыцаря. А также, возможно, из опыта произнесения подобных речей. Завершил же он свое выступление совершенно неожиданно. Для Мерино.

— Вот так обстоят дела, синьоры! Может где-то я и ошибся, но полагаю — в несущественных мелочах. А даже если и не в мелочах, — неважно! Сальвоторе убит сообщниками — вот что важно. И они, как бы мне ни было прискорбно это утверждать, среди людей в этой комнате!

Около пары секунд в кабинете стояла тишина, взорвавшаяся наконец гневными выкриками.

— Да как вы смеете! Обвинять достойных людей в заговоре! — кричал давешний толстяк, который несколькими днями ранее пытался призвать к порядку дознавателей. По старшинству в иерархии в городе он стоял на втором месте после убитого Сальвоторе.

— Немыслимо! — вторил ему второй.

— Это произвол! — кричал третий.

— Разве мы недостаточно пострадали?! — вопил четвертый.

Имен их Мерино не запомнил, поэтому так и поименовал их — по номерам.

Маркетти некоторое время с легкой улыбкой слушал эти вопли, после чего поднял руку и терпеливо дождался, пока, пусть и не сразу, они умолкнут.

— Поймите меня правильно, синьоры. Мне ведь даже не нужно искать доказательств. Для императора все будет выглядеть вполне понятно и без них. Ну, судите сами: в город приезжает группа следователей, начинает расследование и на третий день кто-то травит основного подозреваемого!

Мерино про себя восхищенно зааплодировал: как ловко Маркетти назначил убитого нобиля подозреваемым. И главное, в такой трактовке ни у кого и в мыслях не возникло удивиться этому несоответствию.

— Большего императору и не нужно! А вы прекрасно знаете скорость его решений!

Выдержав паузу и дав нобилям осознать сказанное, он вкрадчиво произнес:

— Но я — профессионал! Я не хотел бы, чтобы императорское правосудие загребло с виноватыми и невиновных! А это, синьоры, случится. Но если…

Пауза, в которой слышно как летают мухи.

— Если — что? — спросил первый.

— Если я узнаю имена истинных виновников, то гнев императора падет только на них.

Маркетти встал и коротко поклонился нобилям

— Я планировал покинуть Ниаль завтра около полудня. Моя группа, как вы знаете, обосновалась в таверне "У стены". Если кому-то из вас есть что сказать — прошу вас. Доброго дня!

И с видом победителя вышел из кабинета.

Середина зимы 784 года от п.п.

Бельк поднял руку, прерывая Мерино.

— Что такое, caro mio?

— А идея надавить на нобилей… Она точно принадлежала тебе?

— А почему ты спрашиваешь?

— Да нет, я просто помню, с парнями обсуждали потом. Говорили, что это Джакомо из первого отделения. В смысле, предложил идею Маркетти.

В возмущении Мерино даже вскочил с кресла.

— Да что за чушь-то, Бельк! Конечно, это была моя идея! Джакомо там и рядом не было! Ты же сам там был!

— Ну, я-то как раз вышел. Помнишь, послали проверить — ел ли Сальвоторе дома?

— Я-то помню! На память пока не жаловался!

— Да ты не возмущайся, Праведник. Я же просто уточнил.

— Уточнил он, посмотрите на него! Джакомо какого-то приплел!

— Просто говорили парни.

— Вздор! Я чужие мысли себе никогда не присваивал, но и свои воровать не дам!

— Да кто ворует-то?

— Мальчики!..

Карла решительно прервала разгорающийся спор и сердито посмотрела на мужчин.

— Ну вы что, в самом-то деле? Мерино, Бельк!

— Нет, ну а чего он! Джакомо, скажите пожалуйста! Главное сам там был!

— Хватит!

Строгий окрик женщины поставил точку в споре, в очередной раз напомнив всем присутствующим, у кого с недавних пор право последнего голоса в остерии. Мерино смущенно улыбнулся, занесло, дескать, а Бельк без выражения хмыкнул.

— Действительно, Мерино! — поддержал Карлу барон да Гора. — Мы все знаем, какой ты головастый, и ни у кого и сомнений не возникло в том, что идея была предложена тобой. Мне вот, другое интересно: и они на это купились? Без доказательств, на одних только домыслах и завуалированных угрозах?

Трактирщик бросил в сторону Белька сердитый взгляд, на который старый друг отреагировал лишь пожатием плечами (мол, просто спросил), после чего ответил Бенедикту.

— Ты знаешь, Бенито, были у нас с Бельком такие дела, где не то что фактов — мотивов не всегда найдешь. А тут все-таки мотивы были. Хотя бы — кому выгодно. Да и вор этот, Везунчик, плюс смерть Сальвоторе… Нобили же понимали, что им, конкретно, хватит и этих подозрений. Точнее, Патрику хватит. Он и без того на Лигу после мятежа зверем смотрел. Мог и без всяких доказательств всех нобилей в темницу кинуть. Да, Лига пыхнула бы очередным бунтом. Безнадежным, который бы на этот раз утопили бы в крови по самую шею. А земли вольных городов отошли бы феодалам, навсегда закрыв вопрос по этой вольнолюбивой провинции Империи. Но, с другой стороны (я тогда этого не понимал, а вот Маркетти, похоже, вполне), это бы значило очередную войну внутри, а не снаружи наших границ, уничтожению самого богатого региона страны, падение торговли, доходов, ну и так далее. Так что, я полагаю, что задача Маркетти, поставленная ему Сантьягой да Гора, несколько отличалась от той, что ему озвучил император. Ему важнее было найти конкретных виновных и сохранить хотя бы относительное спокойствие в провинции, чем вскрыть заговор и подать Патрику головы всей верхушки Лиги. И чтобы все с доказательствами вины конкретных людей было, с неоспоримыми доказательствами. Но нобили-то об этом не знали!

— А что может быть лучше в этом качестве, чем чистосердечное признание или донос коллеги? — закончил Бенедикт.

Мерино кивнул, отпил глинтвейна и слегка сморщился.

— Остыл совсем…

И выразительно посмотрел на Гвидо. Паренек тяжело вздохнул и поднялся. Однако за него вступилась синьора Тотти.

— Дай мальчику дослушать историю, Мерино! Ему же интересно! — и не дожидаясь решения трактирщика по этому вопросу, спросила:

— Ну и что дальше-то было? Пришел кто-нибудь с доносом на коллег?

— Пришел, — с недовольным вздохом ответил Мерино. — И не один. И не только с доносом.

Середина осени 768 год от п.п.

Кавалер Эрнесто Маркетти в нобилях не ошибся. Этим же вечером, с паузой в час между визитами, постоялый двор "У Стены" посетили практически все члены магистрата. Каждый из них, что также было весьма предсказуемо, валил основную часть вины на покойного Массимильяно Сальвоторе, благо тот ничего не мог сказать против этого. Пели, как выразился командир следователей, как соловьи по весне. И из их безрадостных трелей вырисовывалась следующая картина.

Идея ограбить налоговые обозы принадлежала вовсе не им. К отцам города, а именно к Массимильяно Сальвоторе, пришел неприметный человек и предложил в том свои услуги. И рекомендации, в качестве которых указал проведенные ранее подобные операции с обозами других городов. Просил немного — двадцать процентов с каравана. Учитывая, что император налогами забирал как раз двадцать процентов, но от доходной части бюджета вольного города, нобили, точнее Массимильяно Сальвоторе, который впоследствии убедил остальных, согласились на предложение.

Конечно, сперва по своим каналам они навели справки, узнавая, стоит ли иметь дела с данными "партнерами". На что получили ответ от нобилей других вольных городов, которые подобные дела уже проворачивали, — можно. Делают все гладко, имущество, за вычетом своей доли, возвращают точно по описи и в срок. Следов никаких не оставляют — имперские гончие носом рыли землю безо всякого результата. Называют себя Гильдией воров, что хоть и звучит забавно (ну какая у воров гильдия, не кузнецы же и не торговцы), но работают профессионально.

Переговоры с Гильдией воров вел, разумеется, покойный. Он передал им маршрут движения обоза, сам занимался подбором охраны, поставив в нее преимущественно чужаков-наемников, определил место нападения и место, куда ворам следует вернуть "возвращенные" налоги.

Все эти рассказы, как под кальку, повторяющиеся даже в мелочах, синьор Маркетти выслушивал предельно благосклонно. Кивал, сочувственно вздыхал, понимающе улыбался. А потом несколькими точными вопросами выуживал то, что отцы города Ниаль предпочитали умолчать. Например, на вопрос, как и где можно связаться с ворами, он сперва получил ответы ожидаемые: разведение руками и "не знаем!", произнесенное виноватыми голосами. Однако после упоминания, что "до вас тут сидел синьор Олемо, он все рассказал, а я хочу проверить" и спустя десять минут запирательств, выяснилось, что есть в нижнем городе кабак, в котором можно найти связного с Гильдией. Что называется этот кабак "Веселая кружка" и что сам рассказывающий там ни разу не был, а только узнал от своих людей, коих из природной недоверчивости отправил следить за синьором Сальвоторе.

Закончив беседу с последним нобилем Ниаля кавалер Эрнесто Маркетти посоветовал ему города не покидать и дома, по возможности, тоже. Когда за визитером закрылась дверь, он согнал с лица дружелюбную улыбку и грязно выругался, чего обычно, являясь опоясанным рыцарем ордена, себе не позволял. Вдоволь помянув все четыре Преисподни, ряд демонов поименно и их противоестественные отношения, Маркетти поднялся и приказал дознавателям собраться в трапезной. Несмотря на поздний час, а было уже к полуночи, дознаватели, клерки и бойцы Тайной стражи не спали, ожидая результатов визитов, поэтому собрались весьма быстро. Многие, как Мерино, и вовсе трапезную не покидали и признания нобилей слышали

Командир оглядел свою группу.

— Повторюсь для тех, кто не слышал. В городе Ниаль, как и во многих других городах Лиги, действует некая Гильдия воров. Они в сговоре с нобилями и грабили обозы. У нас есть информация, где их можно начать искать: кабак "Веселая кружка" в нижнем городе. Действовать будем быстро, завтра с утра о сотрудничестве нобилей с нами ворам уже будет известно. Поэтому…

Договорить Маркетти не успел. Дверь вдруг выгнулась внутрь, сорвалась с петель и влетела внутрь помещения, сшибив по пути пару столиков и людей, сидящих за ними. Следом раздался оглушительный грохот, и трапезную заволокло едким дымом, через клубы которого уже проглядывали вбегающие в постоялый двор люди.

Мерино, которого неведомой силой бросило на пол, узнал по запаху порох: пришлось в бытность кондотьером и у пушки постоять, и с мушкета пострелять. В ушах, когда он попытался подняться хотя бы на колени, зашумело.

"Бочонок с порохом! — плеснула в голове мысль. — Прямо под дверью взорвали!"

Затем мысли из кружащейся головы выдуло и пришлось вступить в схватку.

Нападающие были хорошо вооружены. Вбегая, многие из них сразу же стреляли из пистолей, отбрасывали разряженное оружие в сторону, кидались на "гончих" уже с ножами и короткими мечами. Меньше чем за минуту состав группы Тайной стражи потерял треть своего состава контуженными, ранеными и убитыми. Однако оставшиеся очень быстро доказали, что хлеб свой едят не зря. По роду деятельности, даже дознаватели редко расставались с оружием, а уж третье отделение — собранные со всей Империи отличные бойцы — порой таскали на себе столько стали, которой хватило бы на вооружение небольшого села. Если бы кому-то пришло в голову вооружить селян. Его они и пустили в ход.

С кружащейся головой, пытаясь подняться с пола, Мерино заметил, что к нему от двери движутся две фигуры. Вряд ли с целью помочь подняться, скорее — с точностью до наоборот. Шансов встать, достать оружие и отразить атаку — не то чтобы не было совсем, но были они призрачными. Дознаватель напрягся всем телом, ожидая удара, но краем глаза заметил движение позади себя. Мимо Мерино мелькнула тень, в которой он не сразу, но опознал Белька.

Северянин легко уклонился от брошенного в него ножа, увернулся от удара коротким мечом, полоснул одного из противников клинком по бедру, а второго сбил на пол ударом ноги в грудь.

— Жив? — спросил он, полуобернувшись. Увидев кивок, быстро вернулся к своим противникам, добил их, и только потом помог Мерино подняться.

Подавляя желание исторгнуть ужин на пол, тот пару раз качнулся и попытался охватить взглядом то преддверие второй Преисподни, в которую столь неожиданно превратилась трапезная зала постоялого двора.

Оценить общую ситуацию не представлялось возможным — только сильнее закружилась голова. Помещение было заполнено дымом, в котором, словно души грешников, метались фигуры людей. Они сталкивались, падали, сражались, кричали и выли от боли. Не всегда даже было возможно понять, кто свой, а кто — неизвестный противник. Зато удалось разглядеть, как, держа в каждой руке по узкому и длинному клинку, отбивается сразу от троих невысокая и коренастая фигура, которая могла принадлежать только их командиру — кавалеру Маркетти. Уже прижатый к стене, он умудрился ранить одного из врагов бок, правда и сам получил удар ножом в плечо.

— Давай к Маркетти! — крикнул Мерино Бельку. Тот, ничего не отвечая, кинулся в сторону командира. Дознаватель последовал за ним, прилагая немыслимые усилия, чтобы держаться прямо. Получалось не так чтобы хорошо, но получалось.

По дороге он чуть не получил топориком на длинной ручке по ногам. Лежащий на полу человек с залитым лицом кровью, слепо размахивал им на уровне пола, не особо заботясь, в кого попадет кусок заточенной стали. Мерино едва удержал свой ответный удар, увидев что раненый — один из его коллег.

— Свои! — только крикнул он раненому.

Услышал тот его или нет, так и осталось для Мерино неизвестным — что-то сильно ударило дознавателя в плечо, заставив развернуться вокруг своей оси. Потеряв равновесие, он упал на пол, с которого недавно и с таким трудом поднялся. Уже там, с некоторым удивлением от того, что не чувствует боли, обнаружил, что из его плеча торчит хвостовик толстого арбалетного болта.

"У них еще и арбалеты!" — успела мелькнуть мысль, перед тем как появившаяся-таки боль разлилась по его телу и вышвырнула сознание прочь.

В себя Мерино пришел, когда все уже было кончено. Глаза удалось открыть не с первой попытки, когда же это все-таки удалось сделать, он увидел потолок трапезной, на фоне которого располагалось лицо Белька. Северянин смотрел на Мерино с отстраненным исследовательским интересом, словно не на человека, а на объект, который должен обладать одними свойствами, но вместо этого демонстрирует другие. Говорящий камень, яблоко с глазами, живой дознаватель…

Сразу стало стыдно. Потерять сознание от раны в плечо! Единый помоги — как девчонка! Оправдать себя можно только тем, что до раны в плечо он получил контузию.

— Жив?

— Вроде уже спрашивал, — буркнул Мерино в ответ. — Жив, у мертвых ничего не болит.

А у него болело все: голова гудела от последствий взрыва, раненое плечо (болт уже выдернули, и рану стягивала тугая повязка) дергало вспышками при каждом движении, спину ломило от долгого лежания на полу. С ощущением дежавю, он ухватился за протянутую руку бойца. Тот осторожно, придерживая второй рукой за спину, помог ему сесть и привалиться к опрокинутой столешнице.

— Лекарь скоро будет. Посмотрит тебя, — сказал Бельк. И отправился по своим делам.

Битва за постоялый двор закончилась уже какое-то время назад: не настолько давно, чтобы привести трапезную залу в порядок, но и не только что — большую часть трупов уже вынесли на улицу. С учетом того, что по помещению передвигались его коллеги и солдаты в кирасах, которые продолжали волочить наружу тела или поднимали столы и стулья, победа в этой битве осталась за Тайной стражей.

Возле входа лежали три человека. Мерино обратил внимание на них потому, что были они живы, лежали лицом вниз, а руки были связаны за спиной. И еще потому, что рядом с ними сидел на корточках кавалер Маркетти.

Пленные.

Командир группы явно вел допрос. Он что-то негромко спрашивал, замирал лицом, выслушивая такой же тихий ответ, снова задавал вопрос. Дознаватель даже попытался поняться и подойти поближе, чтобы слышать слова. Его ощутимо качнуло, и он упал бы, если бы его не подхватили чьи-то руки.

— Вы с ума сошли, юноша? — прямо в ухо шикнул ему чей-то голос. — Я для этого вытаскивал из вашего плеча арбалетный болт, обрабатывал и зашивал рану, чтобы вы свели мои труды на нет, едва придете в себя! Сидите, там уже справятся и без вас!

Средних лет невысокий толстячок с гладким, каким-то даже женским лицом, сердито хмурился, говоря все это. Смотрелось это довольно смешно: этакий сердитый колобок. Вероятно, это и был лекарь, про которого говорил Бельк. В споре с лекарем Мерино, может быть, и победил бы, однако спор с собственным телом однозначно проигрывал. Больше всего хотел присесть, а лучше — прилечь. Закрыть глаза и предоставить остальным разбираться с последствиями нападения на отряд Тайной стражи. Однако присутствовал в голове будто бы зуд, хотелось узнать, кто на них напал, скольких группа потеряла и что командир планирует делать дальше.

Пришлось пойти на компромисс с телом и лекарем.

— Вы мне, синьор лекарь, помогите поближе к командиру подобраться! — попросил он с вымученной улыбкой. — А там уж я сяду и не подымусь, пока вы не разрешите!

Толстячок задумчиво осмотрел пациента, что-то внутри себя решая похмурился и наконец кивнул.

— Обопритесь на меня, юноша, — пробурчал он, помогая Мерино, мужественно сдерживающему рвущийся из горла стон, подняться. — И тихонько.

На пять шагов по внутреннему времени дознавателя ушло какое-то безумное количество времени. Наконец добравшись до стола, стоящего в двух шагах от ведущего допрос Маркетти, лекарь усадил его, осмотрел рану и, удовлетворенно буркнув, заставил проглотить какое-то вонючее пойло и отправился заниматься другими ранеными.

— …пойми меня правильно. Ваши люди стольких моих положили, что я город по кирпичику разберу, до основания срою, но кодлу вашу найду!

Говорил Маркетти тихо, проникновенно, наклонившись к самому уху одного из пленных. Тот лежал на животе, поворотив лицо в сторону, чтобы не дышать прямо в грязные доски пола. Выглядел он… обычно. Серая куртка, коричневые штаны горожанина. Волосы темные, припорошенные пылью. Стрижка короткая, волосы даже в хвост забрать не удастся. Никакой: ни худой — ни толстый, ни высокий — ни низкий. На улице мимо пройдешь — и не взглянешь.

— А мне все одно помирать, гончая! — с веселой злостью ответил кавалеру пленный. — Зачем еще и своих сдавать?

Маркетти как-то по-доброму и с сочувствием улыбнулся допрашиваемому.

— Так ведь умирать по-разному можно. Давай я тебе кое-что о себе расскажу, хорошо? Чтобы ты понимал, кто я, и не ждал чудес. Я рыцарь. На восточном фронтире прослужил двадцать пять лет. Ты знаешь, что такое восточный фронтир? Вижу, знаешь. Это постоянная война, парень, вот что это такое. Племена кочевников-орьяк, язычников из Димаута, шаманы с Йотурны. Они постоянно пробуют на зуб границы Империи. И я давал им по этим зубам двадцать пять лет, мой мальчик. На фронтире как таковых законов нет, только целесообразность ради выживания. Порой приходилось ради этого выживания пытать людей. И не только людей. Я тебе так скажу — император меня к себе личным палачом не возьмет только по причине преклонного возраста. Но его заплечных дел мастера со мной вполне могут консультироваться. Понимаешь, о чем я?

— Пугай детей, гончая! — откликнулся пленный. — Страшных сказок я с пяти лет не боюсь.

Маркетти кивнул с печальной улыбкой.

— Другого ответа прямо сейчас я и не ждал. Но этот ответ изменится меньше чем за двадцать минут. Я тебе это рассказал не с целью напугать. Просто, чтобы ты понимал — долго ты не продержишься. У меня на блицдопросах в полевых условиях было иной раз меньше пяти минут, и всегда – слышишь? — всегда я получал интересующие меня сведения. Поэтому — последний шанс. Если не хочешь уйти на суд к Единому окровавленным и мычащим от боли и ужаса куском мяса, лучше ответь на мои вопросы.

— Клал я на вашего Единого! — пленник изогнул шею до хруста и попытался плюнуть в кавалера. Не вышло. Маркетти вздохнул устало, без эмоций стукнул кулаком по макушке лежащего.

— Следи за словами, парень. А говорить ведь ты уже начал. "Вашего Единого!" Ну надо же! А твоего бога как кличут?

Но тот только упрямо сжал губы.

— Что ж… Бельк! Пойди-ка сюда! Подержишь.

Середина зимы 784 года от п.п.

— Пытал его Маркетти страшно! — проговорил трактирщик после некоторого молчания. — Я подобного раньше не видел никогда. Даже не представлял, что вот так — можно. А я-то ужасы всякие и раньше видел, до Тайной стражи мне и повоевать довелось. Видел, как солдат с отрубленными по колено ногами ползет, как боевой конь человека в грязь копытами втаптывает… Но то война была, там по-другому нельзя было. Да и воспринималось как-то иначе. А тут — постоялый двор, спокойный наш кавалер и заходящийся визгом пленник. Страшно… Стражники городские, которые к нам на шум прибежали, проблевались все до одного, да и наши, из тех, кто помоложе, тоже. Я смотрел без эмоций, как будто это все не по-настоящему было, вернее — старался так смотреть. Потому что иначе…

Мерино замолчал, глядя в пустоту перед собой, словно бы те кровавые картины были прямо сейчас перед его глазами. Слушающим его тоже виделись эти страшные образы: седой рыцарь с ножом в руке пластает лежащего перед ним связанного человека, словно тот не творение Единого, а скотина какая, навроде свиньи или коровы. Спокойно так, как крестьянин на своем подворье по осени.

— Но дело свое Маркетти знал плотно, — вернулся из прошлого Мерино. — И когда первый пленный, к тому времени и вправду превратившийся в визжащий кусок мяса, умер, оставшиеся двое начали говорить, перебивая друг друга, словно кающиеся грешники на исповеди у святого пророка. И рассказы их с некоторыми дополнениями, походили на то, что уже поведали нашему командиру перепуганные нобили.

— Гильдия воров, — проговорил Бельк, подобно Мерино минуту назад, смотрящий в пустоту невидящим взглядом. Видимо, и нечувствительного северянина посетили воспоминания.

— Да. Гильдия воров. Мы тогда, получается, первый раз с ними столкнулись. Да так, что больше половины отряда потеряли. Хотя они и назывались ворами, а по сути — были солдатами. Какой-то тайной армии с неясными целями и неизвестным полководцем. Потом мы еще не раз с ними встречались и находили подтверждение тому. Были в той армии и воины, и клерки, и слуги.

— Но ты же с нашими пыльниками дела сейчас ведешь? — удивилась Карла Тотти. — Тоже ведь организованные бандиты. Даже правителей имеют, ты сам мне рассказывал.

— С организованными в группы преступниками мы и раньше, до того сталкивались. Ничего в том удивительного нет. Человек — такая тварь, всегда в стадо сбиться жаждет. А у стада, понятное дело, и пастухи есть. Но наши разбойнички против Гильдии воров — что дети малые. Им ведь много не надо: воровать, грабить да убивать. Чтобы монета водилась, на жизнь веселую хватало. Из тени стараются не выползать, дела свои вершат тихо и, по возможности, без огласки и шума. Ты вот можешь представить, что сольфикхунские пыльники соберутся в отряды и нападут на Инверино? С простой такой целью — убить грандукессу и все ее окружение. Просто так.

Карла помотала головой.

— А Гильдия — могла это сделать. Вот и наша первая встреча с ними — на людей Императора ведь напали! На его гончих, которых нобили боялись! Да что нобили, многие дворяне старались дознавателей Тайной стражи не задевать. А эти — в открытую!

— Я читал про них в отцовских записях, — задумчиво проговорил Бенедикт да Гора. — Там он в полном замешательстве. Ну, когда первые стычки с людьми Гильдии начались. Совершенно не представлял, что делать и как с ними бороться. Даже одно время считал их религиозной сектой, а не преступной организацией.

— Не так уж, знаешь ли, он был не прав, — откликнулся Мерино. — Было что-то такое в них. Как… идея будто бы! Словно были они не головорезами, а опоясанными рыцарями, служащими каким-то неведомым целям. Но это потом, конечно, мы эти странности стали замечать. Позже. В то, первое столкновение с ними, мы только поражались несоответствию между их названием и силой, которую они из себя представляли.

— Собрались зайца затравить, а нарвались на стаю голодных волков, — дополнил объяснения друга Бельк.

— Вот! Лучше и не скажешь! В общем, сразу после допроса Маркетти собрал всех оставшихся в его распоряжении людей, взял на оцепление района городских стражников и отправился выжигать гнездо обнаглевших воров. На которое указал один из допрошенных. Неприметный дом в районе, где могли себе позволить селиться только весьма обеспеченные люди. Такой, знаете, двухэтажный особнячок, глядя на который пребываешь в полной уверенности, что за его стенами живет богатый купец с семьей. Или цеховой мастер. Мы бы никогда не додумались искать воров в таком месте!

— Я гляжу, они вообще предпочитали действовать не так, как принято! — усмехнулся да Гора.

— Что верно, то верно! Абсолютно не так, как принято! Стражники оцепили дом и все возможные подступы к нему, Маркетти разделил оставшихся в живых на две группы, и мы пошли на штурм с парадного и черного входа. Сначала все шло по плану. Однако после той истории все идущее по плану меня настораживает и заставляет искать то, что я не смог разглядеть. И возносить молитвы Единому.

Середина осени 768 год от п.п.

Сначала все шло по плану. Командиры обеих групп сигнализировали взмахом потайных фонарей о своей готовности, и Маркетти таким же фонарем велел начинать штурм. Мерино и еще двое раненых дознавателей, которые при штурме были бы просто обузой, остались при кавалере, как он выразился, в резерве. И могли наблюдать за происходящим из окна стоящего от логова воров дома. Видно в темноте, конечно, было не очень хорошо, а уличные фонари Маркетти велел погасить, но все же движения черных теней угадывались.

Третье отделение следовательской группы потеряло при нападении воров меньше всего людей. Что было неудивительно, в отличие от остальных они были воинами закаленными, а главное — выжившими не в одной схватке. Они и заходили в дом с парадного входа, а вот сборная группа из дознавателей шла с черного. Мерино наблюдал, как одна из темных фигур, вероятно, командующий своими людьми Бельк, пропускает остальных в дверь, склоняя голову к каждому. Видимо, давая какие-то указания.

В тот момент, когда осажденные воры начали действовать, в дом вместе с ним не успели войти три бойца.

Ставни на втором этаже дома распахнулись, в окно высунулся длинный ствол мушкета. Тишину ночной улицы разорвало грохотом и осветило вспышкой выстрела. В этом быстро исчезнувшем свете Мерино успел увидеть, как схватился за живот один из бойцов у входа. Оставшиеся двое уже не скрываясь вломились в дом. И тут же, словно по команде, в доме загрохотали выстрелы и зазвучали крики.

Очень хотелось рвануть туда и принять участие в схватке, но будучи в большинстве случаев человеком здравомыслящим, Мерино понимал, что это стало бы для него самоубийством. На ногах-то удавалось стоять только потому, что была возможность опираться на стену, и все, на что дознаватель мог рассчитывать, случись ему сейчас драться, — это один выстрел из тяжеленной пистоли с тлеющим запалом. И от понимания этой своей беспомощности Мерино захлестывало от раздражения и злости. И, как следствие, бежать в дом на помощь своим хотелось еще больше.

Маркетти же стоял у окна с видом полководца. Спокойное лицо, опущенные вдоль тела руки и внимательный взгляд, который скользил по зданию, словно мог проникать сквозь стены. Мерино мог только позавидовать такому хладнокровию, хотя и понимал, что дается оно кавалеру очень нелегко.

В доме между тем стрельба стала стихать, что могло в равной степени значить и победу, и поражение Тайной стражи. Или лишь тот факт, что все заряженное пороховое оружие разряжено и бой велся ножами, мечами и дубинками.

И никакой возможности узнать, что происходит в логове воров!

Мерино принялся глубоко вдыхать и выдыхать, стараясь успокоить бешено бьющееся от нетерпения и боевого азарта сердце.

Вдох. Задержать дыхание. Выдох. Вдох.

Кто-то вылетел из окна на первом этаже, раскрыв ставни свей спиной. Так и остался лежать на земле.

Выдох. Вдох. Задержать дыхание. Выдох.

Замелькали отблески пламени на втором этаже, словно кто-то размахивал из стороны в сторону факелом.

Вдох. Задержать дыхание. Выдох.

Из дверей парадного входа выбежал человек и бросился к наблюдательному пункту.

Вдох.

Маркетти распахнул ставни и нетерпеливо рявкнул:

— Доклад!

Запыхавшийся гонец, один из людей Белька, с радостной улыбкой на покрытом кровью лице выдохнул вместе с Мерино.

— Перебили их! На первом и… на втором этаже чисто! Двое или трое… засели на чердаке. Еще один — в подвале заперся.

— Пленные есть?

— Парочку, вроде, взяли, — менее уверенно протянул боец. — Бельк должен вывести…

Из дверей действительно показалась фигура, придерживающая за вывернутые руки двоих других. Передав обоих пленников "резерву" Маркетти, Бельк более обстоятельно обрисовал обстановку.

— Я оставил по два человека, чтобы они не смогли выбраться. Ни на крышу, ни в подвал мы с наскоку не войдем. В подвале дверь тяжелая, такую тараном только. А на чердак лестница ведет, они ее опрокинули. Любого, кто сунется, легко приколоть. Но деваться им некуда. Мы все выходы им заблокировали. Если, конечно, в подвале нет тайного входа.

Маркетти нахмурился.

— После всего этого я бы не удивился. Потери?

— В моем отделении один. На входе подстрелили. Второго отделения — трое.

Кавалер нахмурился еще больше. Мерино, вместе с ним проведя нехитрые подсчеты, шумно вздохнул. В Ниаль приехала группа числом двадцать семь человек. Четырнадцать(!) человек были убиты во время нападения воров на постоялый двор. Четверых потеряли сейчас. От отряда осталось девять человек, включая командира. И все, за редким исключением, ранены и измучены этими все некончающимися сутками. Случись еще какая неожиданность, им конец.

Вторя мыслям дознавателя, Маркетти выругался.

— Ну, я очень надеюсь, что с этой шайкой мы покончили…

Договорить он не успел. Второй раз за этот долгий день раздался оглушительный взрыв, от которого задрожали стекла в близстоящих жилищах обеспеченных горожан. Дом, являвшийся базой для бандитов, вздрогнул, из окон вылетели языки пламени, вслед за которыми повалил густой черный дым.

— Да в твою же Преисподню! — с усталой злостью выдавил кавалер, глядя на занимающийся пожар. — Опять?

Бежать и спасать оставшихся в доме "гончих" было бессмысленно — при таком количестве пороха, который подорвали воры (не меньше трех бочонков!) никто выжить не мог. Дознаватели, все же ринувшиеся было к горящему зданию, поняли это не сразу, и теперь стояли, тупо глядя на огонь.

На улицу высыпали напуганные жители и теперь бестолково бегали вдоль своих домов, крича "Пожар!", "Воды!" и, как ни странно — "Стража!". Никто при этом не делал попытки приблизиться к объятому огнем зданию или организовать соседей для его тушения.

"Лавочники! — с неуместным презрением подумал Мерино. — В кварталах победнее уже бы выстроились в цепочку и заливали водой все, что еще можно спасти. Если не этот дом, то хотя бы свои!"

Впрочем, дома в этом районе не лепились один к другому как в тех же бедных кварталах, у каждого был даже свой участок. Ночь была тихой и безветренной, так что риск того, что огонь перекинется на соседние здания, был минимальным.

— Они поняли, что им не уйти, — проговорил Бельк, не отрывая взгляда от пламени. — И подорвали дом.

— Да кто они вообще такие! — внезапно взорвался Маркетти. — Кто? Воры так не поступают! Единый, да никто так не поступает!

— Их ждали пытки и веревка, — не особо уверенно возразил другой из дознавателей. — Может…

— Что, «может»?! Они бы надеялись уйти до последнего! Любой человек бы надеялся!

Внимание Мерино привлекло какое-то движение над клубами дыма. Странное такое движение. Словно медленно летящая птица кружила над пожаром. Вглядевшись, насколько позволяло уже начавшее светлеть небо, он смог разглядеть прямоугольный предмет. Кусок ткани, натянутый на раму, на котором сидели два человека. Тот самый мифический летающий ковер, чье существование отвергали дипломированные магусы из келлиарской академии науки и магии, а талантливый студиозус из оной же — считал наведенным мороком. И который сейчас неспешно уплывал вдаль, к границам города, унося с собой двоих выживших членов шайки под названием Гильдия воров.

Он не удивился. То ли уже устал это делать сегодня, то ли подсознательно ждал чего-то подобного. Просто поднял руку, указывая на летающий ковер и проговорил:

— А они и надеялись. И ушли.

Середина зимы 784 года от п.п.

Закончив рассказ, Мерино довольно долго сидел молча, крутя в руках пустую кружку. Молчал Бельк, поглаживая Дэниза по голове. Тихо, как мышь, сидел в уголке Гвидо. Смотрел в огонь в камине Бенедикт да Гора и казалось, что он смотрит на горящий дом в богатом квартале вольного города Ниаль и удаляющийся от него летающий ковер. Задумчиво крутила прядь своих рыжих волос Карла Тотти. В опустившейся тишине было хорошо слышно, как воет, играясь со снегом и печными дымами, холодный зимний ветер.

— Дело мы закрыли к полному удовольствию барона Сантьяго да Гора. — нарушил молчание трактирщик. — Признательных протоколов ниальских нобилей хватило на то, чтобы всю вину за грабежи свалить на Гильдию воров и покойного Массимилиана Сальвоторе. Его имущество было полностью конфисковано короной, что вкупе с огромным количеством трупов удовлетворило и нашего императора. Грабежи и набеги на налоговые обозы прекратились сразу после ниальской заварушки, но думается мне, что и без нее новых бы не было. Гильдия тогда набирала начальный капитал для своей деятельности и задачу эту уже выполнила.

Сделав паузу и с удивлением поглядев на пустую кружку, Мерино продолжил:

— Потом не раз и не два мы сталкивались с Гильдией воров. Не раз и не два видели эти летающие ковры. Но ни разу мы не смогли захватить его, хотя и император, и магусы обещали за образец в любом состоянии просто колоссальные деньги. Однажды почти удалось, но воры сожгли его, когда стало понятно, что из засады им не выбраться. И все, что мы увидели, — это куча золы и обгоревших деревяшек.

— Магия? — спросил Гвидо. — Это была магия?

— Я и по сей день не знаю ответ на этот вопрос. Но все считали, что да. Магия. Потом грешили на еще одну Гильдию, которая объявилась почти в то же время — Гильдию вольных колдунов. Ну тех, помните, которых по указу Патрика потом бросили в темницу и всех удавили? В последний год его правления?‥

— Да, была такая, — подтвердил Бенедикт. — Гильдия вольных колдунов, в колдунах которой, по уверениям келлиарских магусов, магии не было ни капли.

Мерино усмехнулся.

— Точно! Ни одного колдунства мы от них не видели за все года. Но считалось, что летающие ковры были созданы ими. А мы, в Тайной страже, абсолютно доподлинно убедились, что эти колдуны были для Гильдии воров чем-то вроде келлиарской академии для императорского престола. Научные разработки и все такое. Когда их брали, столько непонятного добра из их кладовых вытащили, просто жуть. Но преимущественно — алхимические смеси и яды. Сейчас вот рассказываю вам это, а сам думаю: странно все это. И тогда так считал, и сегодня. Словно была у этих Гильдий какая-то цель, к которой они шли, все то безумие устраивая. А мы им воплотить ее не дали, хоть и не поняли, что именно.

— А я думаю, что мы их не уничтожили тогда, — Бельк мягко спихнул гикота с колен, поднялся. — Просто видимую часть перебили, а остальных загнали в тень. И еще я думаю…

Тут северянин на пару секунд замялся, что было для него крайне несвойственно, после чего проговорил с некой смущенностью в голосе:

— Еще я думаю, что цели своей они как раз достигли. И ты прав. Мы этого не поняли.

Мерино с удивлением взглянул на друга. Протянул столь неуверенно, как и Бельк до него.

— А знаешь… Может быть… Ты вот сейчас сказал, и я подумал… Очень может быть!

— А что за Гильдия вольных колдунов? — влез с вопросом Гвидо, когда молчание затянулось настолько, что в иной компании его бы уже истолковали как неловкое. — Расскажите, синьор Лик?

Мерино отвлекся от своих мыслей, глянул на поваренка, и кивнул.

— Расскажу как-нибудь. Но не сегодня. Засиделись мы что-то! — и обернувшись к да Гора спросил: — Господин барон, у нас заночуете? Небезопасно-то ночами по городу бродить.

— Пожалуй, что так, милейший! — откликнулся Бенедикт, тут же натянув на лицо маску сословного превосходства над окружающими. — Бельё, я надеюсь, у вас чистое?

— Как можно, ваше светлость! Специально для вас клопами простыни пересыпали.

Дружеский смех, раздавшийся в кабинете остерии, быстро разогнал то мрачное настроение, что осталось после истории о летающих коврах.