Кусочек одеяла

Степа лениво приоткрыл глаза. Ничего не видно, газета мешает. Придется шевелить рукой. Сдвинул закрывающий лицо листок и направил взор вдоль плоскости сверкающего на солнце песка. Тонька и Витек копаются у кромки воды, как и положено добропорядочным детям. И Вика рядом, в окружении горячих черноволосых местных парней. К ней вообще мужики прилипают со страшной силой. Вернее пытаются. Знали бы, на кого глаз положили.

Вспомнилась сеча в башне крепости, что обороняла перевал из Альбауза через восточный хребет, и стало страшно. «Ведь одно неверное движение и…» Ну да ладно о старом. Завтра в Рио начинается новогодний карнавал. А сегодня теплое море, мягкий песок, ленивая истома во всем теле и нежная музыка из приемника.

Закончилась «Кумпарсита» и диктор сообщил, что Патрик Нортон разыскивает Виктора Крайнера. Следующей песни Степа не слышал. Он, конечно, в отставке, но без нужды адмирал не станет давать на всю Землю оповещение для его персоны. Достал телефон и позвонил по указанному номеру. О встрече условились через четыре дня, так что карнавал они с Викой все-таки увидят.

Степа пришел в штатском. Формы он теперь избегал, носил усы и длинные волосы. Какой то пачкун, борзописец, ославил его на всю вселенную, и он теперь, опасаясь не вынести бремени славы, называл себя только Стивеном, а от упоминания фамилии старался воздерживаться.

Кроме Степы в кабинете у адмирала было еще два посетителя. Мулаточка Ретта, от одного вида которой вскипела бы кровь Санта Клауса. И Николь — девочка-подросток. Тоже прелестное создание, но совсем ребенок.

Представив присутствующих, адмирал принялся излагать существо проблемы.

— Как известно, космические полеты связаны с определенным риском. Отказы техники, навигационные ошибки, столкновения с небесными телами, не отмеченными ни на каких картах, и так далее. Интенсивность летных происшествий поддается статистическому анализу и, в тех случаях, когда эти пределы превосходятся, возникает необходимость расследования, ну или изучения причин, если хотите. Так вот, наша галактика, Млечный Путь, поглощает маленькую галактику Козерога. Это очень далеко, но вполне доступно современным кораблям. В этом районе идет сущая чехарда. Звезды сходят со своих траекторий, сталкиваются, порождая хаос в своих планетных системах. В общем, светопреставление. Астрофизики долго мечтали там побывать, и год назад туда отправилась большая экспедиция на полусотне кораблей. Возвратилось три. Это в десять раз меньше, чем можно было ожидать по самым пессимистическим прогнозам. Но всего удивительней то, что именно эти корабли выполняли наиболее рискованную работу. Они вернулись буквально из пекла. Остальные бесследно исчезли. И никаких тревожных симптомов, следов или сигналов. Попраны принципы теории вероятностей и здравого смысла. Это, к сожалению, получило широкую огласку. Так что уже назначено несколько следственных групп и авторитетных комиссий, в задачу которым вменено разобраться и доложить. Вас же я пригласил для того, чтобы, в свою очередь, предложить вам заняться этой проблемой. В силу различных причин каждый из вас сейчас ничем не занят и мне представляется…

В общем, уговорил. Просмотр материалов занял сутки. Повторный просмотр — еще одни. Ничего. Потом занялись научными данными, полученными всеми тремя вернувшимися кораблями. Тут на высоте оказалась Ретта. Выяснилось, что она физик, и чрезвычайно авторитетный. Во всяком случае, те, с кем она консультировалась, были с ней очень любезны. Но главный удар поджидал Степу впереди. Однажды, когда они возвращались с обеда из кафе напротив, новенький охранник потребовал пропуска, и Степа успел прочитать через плечо «Генриетта Филимоновна Кирбит» Замечательно. Этой «крошке» солидно за сто лет, и она является автором технических принципов построения аппаратуры внепространственных переходов, на которых основано устройство всего, что нынче летает меж звезд.

После этого открытия Степа стал поаккуратней и с Николь. Она и в вопросах физики была на высоте, и вела себя совершенно не по-детски, а тут еще вычислила, что, согласно плану экспедиции, все пропавшие корабли перестали выходить на связь, находясь вдали от звезд, преимущественно в пассивном полете. С ними что-то случалось именно тогда, когда ничего не должно было происходить. И ни одного тревожного сигнала.

Насчет того, что надо лететь к месту событий и там разбираться, ни у кого сомнений не было. Да, собственно, эскадра спасательных кораблей давно уже ушла в район поиска. Но, не имея даже самой расплывчатой гипотезы, не предполагая, хотя бы в общих чертах, характера опасности бросаться в неведомое, чтобы пропасть… И Степа принялся за формальный анализ, сравнивая сходные обстоятельства и различия условий, принимая предполагаемое за очевидное и подвергая очевидное глубоким сомнениям. Получилось бледненько.

Все корабли встретились с чем-то, что в этот момент не было обнаружено. То есть, с не очень большим, не слишком ярким и не имеющим существенной массы. Не излучающим и не отражающим. Да еще и прозрачным. Лучше всего этим условиям отвечала пустота. И, правда, ее много между звезд. И чем дальше, тем пустее. Или пуще?

Ну ладно, шутки в сторону. Итак: не отражает, не излучает, не поглощает, не имеет массы. В противном случае было бы обнаружено любым из экспедиционных кораблей. Они ведь набиты регистрирующей аппаратурой. Когда этот перечень замечательных свойств искомого Степа предложил коллегам, те даже не улыбнулись. Более того, Николь дополнила его.

— Обитает при уровнях освещенности не более чем на Земле в ясную безлунную ночь. Во всяком случае, можно предполагать, что именно в таких условиях находились корабли в момент происшествия.

Еще один штрих добавила Ретта.

— Никак не проявляет себя в отношении кораблей, находящихся в активном полете. Эскадра прошла в этом районе довольно большое расстояние группой и без потерь. Исчезновения происходили в те промежутки времени, когда корабли летели пассивно, производя наблюдения. Как будто их настигли и… Знать бы что! Но вернувшиеся корабли практически не выключали двигателей на сколько-нибудь продолжительные промежутки времени. В их задачи входил отбор проб, а это сплошные маневры, к тому же весьма рискованные.

Не густо, но ведь спасатели ушли даже без этого. Во всяком случае, можно было хотя бы как-то оснастить корабль для поиска. Тут неожиданно главным действующим лицом стала Николь. Она оказалась классным конструктором, и, главное, асом по аппаратуре для регистрации тонкой структуры электромагнитных и гравитационных полей.

Для полета выбрали сравнительно небольшой военный корабль, проектировавшийся для дальних рейдов вглубь зоны действия противника. Привлекала большая автономность, огромный запас хода и то, что он был рассчитан на четырех членов экипажа. Тесно, но приемлемо.

Вооружение на внешних подвесках заменили приборами. Изготовленные по чертежам Николь, они превратили всю наружную поверхность корабля в один сплошной сверхчувствительный орган. Впрочем, четыре ракеты малого калибра и четыре автоматических пушки все же оставили. Чай, не на прогулку собрались. Всю обшивку покрыли веществом с минимальными отражающими свойствами. Попросту сажей с каким-то связующим. Степа вообще облазил весь корабль, проверил до последнего винтика. Ну и инструментом запасся, запчастями, материалами.

Старт и вся дорога до места прошли без происшествий. Собственно зона поиска размерами в сотни раз превышала всю область, колонизированную землянами, так что о попытке найти что-либо конкретное даже и речи не шло. Просто выключили двигатели в месте, где условия совпадали с теми, что предположила Николь. То есть в четверти парсека за пределами первой попавшейся звездной системы.

Кроме того, отключили все излучающие устройства: радары, радиомаяк, системы автоответа. Степа предположил, что раз «нечто» как-то находит цель, то им не следует ему в этом помогать. Их задача обнаружить, а не быть обнаруженными. По этой же причине все внешние поверхности корабля были вычернены, вопреки традиции покрывать обшивку отражателем. И потянулись томительные вахты у приборов. Скука и однообразие усугублялись неудобствами от постоянного ношения скафандров по Степиному настоянию.

Их аппаратура обозревала всю сферу, но весьма непросто было себе представить, что она наблюдала. Нет, если речь шла об оптических наблюдениях в видимой, инфракрасной и ультрафиолетовой части спектра, то здесь все было обычно. Ничего нового не было и в непрерывной гамма и рентгеновской спектрометрии, как, впрочем, и в слежении за радиоволновым диапазоном. Закавыка была в интерпретации данных, которые сообщала аппаратура, спроектированная Николь. Она выдавала на экран какие-то смутные образы, то ли тени, то ли кляксы. Это называлось «возмущения тонкой структуры электромагнитного поля», и ровным счетом никак не объяснялось. Шаманство какое-то.

Собственно, настоящая аппаратура не регистрировала ничего, что могло бы насторожить. Обычные данные, характерные для данного места. А вот «чудесные картинки» из специальных приборов время от времени давали повод поломать голову. Ведь они появлялись под воздействием реальных событий, произошедших здесь, рядом. То мелькнет что-то, то появится неясный контур, увеличится, снова сойдет на нет. Ретта предложила гипотезу, что это следы неких объектов, движущихся со скоростью света. Зная угловые смещения, оставалось рассчитать траектории. Получили ряд прямых. Это уже вполне реальная зацепка.

Итак, здесь действительно есть нечто без массы покоя и обладающее некими электромагнитными свойствами, перемещающееся прямолинейно со скоростью света, то есть так, как распространяются все электромагнитные взаимодействия: радиоволны, свет, гамма кванты. Но только объем этого нечто — многие десятки кубических километров. И еще оно может менять направление движения. И останавливаться. Эти события тоже удалось несколько раз наблюдать.

Обнаруживать эти феномены иной раз удавалось по несколько раз в сутки, а случалось, что неделями — ни одного. Закономерностей в их траекториях тоже отметить не удалось. Собирались уже удовлетвориться тем, что удалось найти, и возвращаться, как вдруг в корабле погас свет. И основное освещение, и дежурное, и аварийное. И все приборы, устройства, механизмы. Словно отменили свойство электропроводности.

Степа поднес к глазам руку с часами и нажал кнопку подсветки. Дудки, и тут ничего. Все электрическое отключилось совершенно. Итак, картина начала проясняться. Таинственный феномен накрывает корабль и все, что потребляет электроэнергию, перестает работать. То есть абсолютно все, что есть на корабле. Дальше следует медленная смерть от переохлаждения. Или от удушья, сразу и не скажешь, что произойдет быстрее. То ли скажется обеднение кислородом внутреннего объема корабля, то ли потеря тепла сквозь слой термоизоляции.

Конечно, агонию можно сильно растянуть, оставаясь в скафандрах. В них легко нагреть весь объем теплом собственного тела, а система регенерации воздуха не требует электроэнергии. Тогда все упрется в запас кислорода. Или в ресурс поглотителей углекислоты. В общем, перспективы захватывающие. Стоит поцарапаться. На ощупь нашел своих спутниц и притянул их шлемы к своему. Иначе не слышно.

Первой заговорила Николь.

— Не успела доложить, за мгновение до того, как вывинтили пробки, «нечто» было обнаружено со всех направлений. Так что мы внутри феномена.

— Что думает экипаж? — Степа решил, что прошло достаточно времени, и шок неожиданности прошел. — В старинные времена считалось правильным, когда первым на совете говорил младший. Твое мнение, Николь?

— Мое мнение, что первым говорить тебе, Степа. Я уже прожила две жизни, правда, не очень длинные, но мне нынче за шестьдесят. А Ретта старше нас обоих, вместе взятых.

Это препирательство окончательно вывело Степу из ступора, и он откровенно доложил, что ума не приложит, как выкручиваться, поскольку, в его понимании, нарушены законы физики. Не все, конечно, но те, что касаются электричества.

Нечто подобное произнесла и Николь. Теперь все ждали, что скажет Ретта.

— Мы знаем о поймавшем нас феномене, что он имеет электромагнитную природу. Вернее, его природа вызывает легкие искажения электромагнитных полей, что позволяет надеяться на то, что кое-какие физические законы на него распространяются. Тот факт, что нам удалось определить траектории движения феноменов, указывает на их принадлежность к нашему пространственно-временному континууму. Итак, предлагаю версию: реальный объект нашего четырехмерного пространства, имеющий электромагнитную структуру, забирается к нам, чтобы восполнить свою потребность. В чем? Ну конечно в энергии. Какой? В той, что заключена в электрических и магнитных полях.

То есть его интересуют проводники с током, неважно переменным или постоянным, которые он превращает в проводники без тока. И его интересует разность потенциалов, которую он… ну поглощает, что ли. Как? Не знаю. Но совершенно очевидно, что отбор энергии идет через электрические и магнитные поля. Факт движения феномена со скоростью света указывает на то, что он не вещественен. Он сам представляет собой поле. Но тогда неясно, как он мог проникнуть в корабль, состоящий сплошь из металла, то есть проводника.

— Ясно, — встрял Степа, — через гермовводы. Там есть диэлектрические вставки между металлом корпуса и проводящими стержнями.

— Итак, феномен просочился через ничтожные по размерам пятачки диэлектрика, заполнил собой пространство внутри корабля, присосался ко всему, что проводит ток и… тока не стало. И он не отвалится, пока не высосет все.

— Как долго это может продолжаться?

— Полагаю, при нашей жизни это не кончится, — снова вступил Степа, — реактор продолжает выдавать энергию на фидеры. Ведь если обесточена аппаратура контроля, дальше простая гадалка. То ли бабахнет, то ли… Спокойно, девчата, я мигом.

Действуя наощупь, Степа отправился в корму, отдраивая перед собой люки герметичных переборок. Перед последней, особенно толстой, он озадаченно остановился. Окошко из свинцового стекла светилось. Реактор не только работал, но работал в совершенно штатном режиме. Было видно, что контрольные приборы на щите по ту сторону переборки функционируют нормально. Они располагались так, чтобы их показания можно было читать, не входя в реакторный отсек, чем Степа и воспользовался, отметив, что измеритель отдаваемой мощности застыл на предельной отметке. Но не в зашкале. И цифровые табло светятся, показывая нормальные рабочие значения. А главное — работает освещение.

Толчки в спину позволили ему понять, что Ретта и Николь тоже тут. Конечно, они не могли управиться так же быстро, как он, но суть дела поняли и не отстали. Притянув их шлемы вплотную к своему, Степа спросил.

— Ну и что вы по этому поводу думаете?

— Там что, большая мощность дозы? — спросила Ретта, указывая в сторону светящегося окошка.

— Нет. Эта защита только на случай разгерметизации активной зоны. Основные экраны за переборкой.

Осознав произнесенное, Степа замер. ЗДЕСЬ! Именно здесь какой-то ключик к спасению. Надо только сообразить. При тусклом освещении через забрала скафандров не разглядеть лиц его спутниц. Ретта свернулась клубочком и висит в невесомости, как зреющий плод на ветке. А Николь, словно взъерошенный пес, отталкиваясь от стенок тесного отсека «задумчиво прохаживается», только в невесомости. Соображают, девчоночки. Молодцы! А вот вам еще информация. Вытащив из кармашка пробник, Степа проткнул его острием изоляцию фидерной линии, идущей сквозь переборку реакторного отсека. Индикатор уверенно засветился. Второй прокол на метр дальше — свечение индикатора заметно слабее. А у противоположной от реакторного отсека переборки вообще никакой реакции. Стало быть, эта тварь жрет ток прямо из проводника. Вернее, напряжение. Хотя нет. И то и другое, да еще и друг на друга помноженное. Энергию. Но только по эту сторону переборки реакторного отсека. А почему?

Поколебавшись секунду, Степа откинул лицевой щиток шлема. Отсек герметичен, это очевидно. И незачем терпеть неудобства оттого, что радио скафандров не работает. Можно и живьем поговорить. Но, ощутив головокружение, он тут же захлопнул забрало. Кажется, эта мерзость и на мозги воздействует! Ну да, там ведь прорва каких то биотоков. Придется дискутировать прильнув друг к другу шлемами.

На сей раз, первой заговорила Ретта.

— Итак, переборка реакторного отсека оказалась непреодолима для этой бесплотной нечисти. Степа, из чего она сделана?

— Из стали-ржавейки, как и весь реакторный отсек. Обычная низкоуглеродистая нелегированная сталь, из которой собран и весь герметичный корпус корабля. Только тут маленько потолще.

— А почему не выбрали металл поблагородней?

— Так ведь все равно надо защищать экипаж от проникающей радиации, а для этого нужен материал с приличным атомным номером и существенной толщины. Лучше всего для защиты пошел бы свинец, но он непрочный. А у простой стали при толщине, дающей приемлемую экранировку, совершенно достаточная прочность. Тем более что для кораблей, не предназначенных для посадок на планеты, коррозионная стойкость обшивки роли не играет. А тут еще и такое удобство, как возможность передвигаться, цепляясь за корпус магнитами. Дешев, легко сваривается. Что тут можно придумать лучше?

— Следовательно, материал преграды во всех случаях одинаков. Теперь, чем заполнены отверстия в этих преградах? Отсек, в котором мы находимся, отличается от остальных отсутствием покрытия на внутренних поверхностях. Почему?

— Это помещение при аварийном отстреле реакторного отсека разрывается пиропатронами. Видите этот обруч, пристроенный изнутри? Для их обслуживания нужен доступ. То же — в случае, если придется привести их в действие вручную. Тут надежность и удобство важнее эстетики. А термоизоляция не нужна, тем более — надо куда-то рассеивать тепло от реактора.

— Тем лучше. Ничто не мешает. Прекрасно видно, что, кроме задраенной двери и окна в ней, сквозь переборку проходит только фидерная линия, через которую в корабль поступает питающее напряжение. А где коммуникации систем контроля и управления?

— Их нет. Реакторный отсек совершенно автономен. Его автоматика реагирует только на отбор мощности, поддерживая заданное напряжение на выходе. Лишь проникнув за эту дверь, пилот может вмешаться в работу энергетической установки. А слежение за ее работой идет через вот эту телекамеру. Видите, она стоит по нашу сторону переборки и направлена на приборный щит через то же самое окно. Так что, действительно, в переборке всего четыре отверстия: окно и три гермоввода, к которым и подключены шины проводников.

Степа провернул вокруг оси участок трубы, прикрывающий место стыка линии с переборкой, и стало видно подсвеченный с той стороны стеклянный изолятор с пропущенным сквозь него серебристым стержнем.

— Итак, все отверстия закрыты прозрачным материалом, — констатировала Ретта.

— Этим материалом закрыты все отверстия во всех переборках и обшивке корабля. Специальное стекло, очень прочное и имеющее такой же, как у стали, коэффициент теплового расширения. Прекрасный изолятор. Он же и во всех герметичных разъемах. Боюсь, дело не в прозрачности, — Степа несколько обескуражил Ретту, и она задумалась. И тут подала голос Николь.

— Эта гадость боится света, а здесь диэлектрики постоянно просвечены со стороны реакторного отсека. Можно проверить. Я сейчас. Впрочем, нет. Степа, нужны два провода и лампа.

Но Степе уже не надо подсказывать, он понял идею, а что здесь есть, и где лежит, он знает лучше всех. Через полчаса приспособление было готово. С двух отрезков провода содрали изоляцию и натянули на них прозрачные силиконовые трубки. На один конец прикрепили патрон с лампой, на другой — крокодилы с изолированными ручками. Подключили к стержням гермоввода и… отсек ярко освещен. Но телекамера и автоматика отстрела не оживают, да и на клеммах рубильника напряжения нет. Оказывается «неведомое» не только беспрепятственно проникает сквозь изоляцию, но и распространяется по ней вдоль проводников. Да, изгнать эту нечисть будет ох как нелегко.

Дальше — сложнее. Принялись обнажать изоляцию фидерной линии. А дело это непростое и рискованное. Триста восемьдесят вольт — не игрушки, даже в изолирующих перчатках как-то неуютно. Хорошо, что до рубильника недалеко. Подводящие провода обмотали прозрачным скотчем, пристроили еще одну лампочку так, чтобы она их освещала, и пробником убедились в наличии напряжения на входных и выходных клеммах. Покумекали чуток, и пристроили еще одну лампу под кожух рубильника. Вроде все.

Поворотом рукоятки Степа обесточил корабль. Сразу через окошко взглянул на приборы реактора. Индикатор отдаваемой мощности доверительно сообщил, что переход на режим холостого хода прошел штатно. Теперь феномену нечем питаться. Интересно, а как узнать, ушел он, или нет? И, словно прочитав его мысли, Николь сообщила.

— Эта штука еще здесь. И никуда не собирается.

— ?

— ?

— Я десять лет была собакой. И сейчас, отчасти, все еще собака. Чутье! Не могу объяснить, но сама верю. И вам советую. Не подводило.

— Можно предположить, что феномен продолжает питаться. В его распоряжении и аккумуляторы аварийного освещения, и батареи бесперебойного питания систем управления, и много разных других источников тока, вплоть до часовых, — до Степы уже дошло, что простым выключением рубильника изгнать незваного гостя им не удастся, — кроме того, этого добра много и за пределами герметичного корпуса. В ракетах, в аппаратуре наблюдения, в системах контроля двигателей. Так что выкуривать «залетного» будем светом, как нечистую силу ладаном. Отсек за отсеком, разъем за разъемом.

И пошла работа. Начинали всегда с того, что сдирали панели внутренней облицовки, обнажая проводку. Зачищали изоляцию с мест, где она мешала свету попадать на стекла изоляторов. Часть коммуникаций отключили совсем. И везде пристраивали лампочки, выкручивая их изо всего, без чего могли обойтись. Пришлось очень экономить силиконовую трубку и даже скотч, поэтому много мест осталось без изоляции, вопреки всем требованиям электробезопасности.

Очень на руку оказалось неожиданно развившееся у Николь чутье на присутствие феномена. Она часто указывала на пропущенные коммуникации, если в изоляции проводки обнаруживалось наличие прокравшегося туда таинственного «нечто». Это позволило сильно уменьшить количество досадных проколов, избежать которых полностью все же не удалось. Три отсека отвоевывали дважды.

Только через две недели очистили весь герметичный корпус. Запустили отопление и регенерацию воздуха, оживили навигационную систему, поели горячего. Лиха беда — начало. Теперь настал черед двигателей. Пришлось выходить наружу и проделывать с каждым из них всю работу от начала и до конца, обдирая, зачищая и освещая. В тяжелых скафандрах для наружных работ это было непросто. Еще две недели потратили.

Но, едва управились, Степа занял пилотское кресло и, убедившись в том, что корабль управляем, а экипаж пристегнут, дал тягу. Во всех смыслах. Уже на подлете к Земле ему в голову пришла неожиданная мысль.

— Девчата, а ведь мы не все сделали, что обязаны. Название той штуке, что нас накрыла, что ли папа римский за нас давать будет? Нехорошо!

— Накрыла, говоришь, — Ретта нервно хихикнула, видимо заново переживая недавние события, — раз накрыла, значит, простыня.

— Или одеяло, — вступила Николь, — толстое, но невидимое.

— Нарекается одеяльником, — констатировал Степа, — если нет возражений.