— Как живая.
— Она и есть живая.
Бернард налил кофе двум водителям грузовика, которые только что зашли в кафе.
— Не может… — начал было один.
— Может.
— Я следил за ней целую минуту. Ни разу не моргнула, не вздохнула.
— Ей и не нужно. Что ей минута? Пустяк. Я однажды следил за ней пять минут. Корчил рожи и всё такое, а ей хоть бы хны, словно меня и не было вовсе.
— Вот именно, — сказал второй.
— Послушайте, о чём речь? — полюбопытствовал Барни.
— Ты видел куклу в полный человеческий рост в витрине спортивного магазина?
— Два квартала вниз, полквартала на север?
— Да. Только это, — сказал знаток, — не кукла, а… ну, короче, сам сходи. До завтра. Потом расскажешь.
— А что, — сказал Барни, наливая себе кофе, — и схожу.
Незадолго до полуденного часа пик он прогулялся под зарядившим апрельским дождём и теперь стоял перед витриной. Всё оказалось в точности так, как описывали те двое.
Кукла в человеческий рост, с ракеткой в руке, изображала теннисистку в шортах и свитере. Рост пять футов, пять дюймов, волосы тёмные, глаза большие, ресницы роскошные, неотразимые коралловые губки и румяные щёчки. Он в жизни не видывал такого превосходного воскового манекена. Но его интерес к восковым фигурам не был безграничен, и он уже собирался уходить, как вдруг случилось нечто любопытное.
Кукла подмигнула правым глазом — большим карим глазом. Один-единственный разок.
Это произошло в тот самый миг, когда он отворачивался от неё, и он поначалу не поверил своим глазам. Он простоял ещё минуту в надежде на повторение или подтверждение обманчивого впечатления.
И чем больше он всматривался, тем меньше уверенности в нём оставалось. Если она восковая кукла, то подмигивание — чистейшей воды безумие. С другой стороны, если бы она была всамделишной, то судя по тому, что ему приходилось слышать, такие актрисы никогда не позволили бы себе так опростоволоситься.