Конструктор живых систем: Красный лед

Глава 1 Разбирательство

— Ну-с, молодой человек, расскажите нам, как всё происходило в тот день, и постарайтесь ни о чём не умолчать, это в ваших же интересах, — сказал мне чопорный господин, одетый в форменный сюртук чиновника министерства образования. Этот длинноволосый господин, черноусый, с редкими вкраплениями седых волос в окладистой бородке, являлся заместителем декана радиотехнического факультета академии. Звали его Виктор Абрамович Формазон.

— Не в моих интересах что-либо утаивать, я чист и перед собою, и перед законом, — ответил я, поежившись под его пристальным взглядом.

— Ну, это мы сейчас проверим.

— Виктор Абрамыч, не надо давить на моего студента, мы не в суде, а в стенах нашей благословенной академии. И разбираем дело не об убийстве или воровстве, а о мерзком поведении, прежде всего, студентов вашего факультета, а не моего. Дегтярёв пострадавший, а не учинитель беспорядков, поэтому… — счёл нужным вмешаться мой декан.

— Василий Петрович, я вас попрошу не встревать в процедуру опроса вашего студента, я молчал, когда вы опрашивали моих.

— Ой ли⁈ Виктор Абрамыч⁈

— Давайте без этих экивоков, Василий Петрович.

— Господа деканы, прошу вас соблюдать рамки обязательной процедуры опроса обеих сторон, как пострадавшей, так и зачинщиков. Мы здесь собрались не для словесных пикировок, а для пользы дела и недопущения подобного впредь!

Этот призыв принадлежал заместителю ректора, высокому светловолосому господину, что даже не вставал, а лишь хмуро смотрел на всех собравшихся, время от времени подёргивая лицом при выслушивании очередных словесных эспланад.

— Клементий Варламович, — я всё делаю согласно вашим указаниям, — тут же поклонился в его сторону заместитель декана электротехнического факультета, где и училась вся «пострадавшая» троица.

— Я не уполномочивал вас вести дискуссии на столь важном заседании, потрудитесь не отвлекаться, если уж вы взяли на себя роль адвоката своих студентов и заодно академического обвинителя, чего я вам категорически не советую делать.

— Я понял, ваше высокоблагородие, прошу меня извинить.

— Продолжайте, — нахмурил светлые брови заместитель ректора и опустил взгляд на бумаги, что лежали прямо перед ним.

— Итак, господин студент, прошу вас ответить мне, что случилось поздно вечером между вами и тремя другими студентами?

Прежде чем ответить на вопрос, я оглядел всю аудиторию, в которой проводилось заседание, разбиравшее нападение на меня. Я и не предполагал, что всё окажется весьма сложно, и настолько для меня неприятно. Не знаю, как такое могло произойти, но на следующий день после происшествия я узнал, что из помещения вахтёра пропало моё форменное пальто. Случилось это ночью, вахтёр обнаружил его пропажу только рано утром, кинулся искать, но тщетно.

Дальше-больше. Вся троица поначалу стала доказывать, будто они меня не знают, и не ведают, кто я такой вообще, что меня особо не удивило. Но свидетельские показания кладовщика Михея Илларионовича (так, оказалось, его зовут, а я, болван, даже не удосужился узнать его имя-отчество), отвергли их ложь.

Потом пошли множественные опросы, фактически допросы. Меня постоянно выдёргивали с занятий, чтобы я в сотый раз рассказал, что произошло и, может, понял, что всё это привиделось. Полицию руководство академии не уведомляло, да оно и ни к чему, суд чести тоже никто не планировал проводить, так как моя честь обычного гражданина не шла ни в какое сравнение с дворянской.

Казимир даже попытался выдвинуть аргумент, что его дворянская честь пострадала, но не нашёл сочувствия ни у кого, так как всё оказалось при дальнейшем разбирательстве слишком неоднозначно, на том этот вопрос и затух сам по себе. Надеюсь, что мурыжили этими допросами не только меня, но и моих противников, всё же, соотношение один против трёх, несомненно, давало мне фору перед ними, даже учитывая их преимущество в происхождении и деньгах.

Матушку я не уведомлял об этом досадном происшествии, так как не видел в том никакого смысла. Помочь мне она не имела возможности, а расстроить и переживать за меня ей всё равно придётся, но уже постфактум, когда я сам разберусь со всеми проблемами, что, как снег, обрушились на мою ещё совсем молодую и отчасти глупую голову.

Ну, а сейчас шло итоговое заседание по принятию мер, как ко мне, так и к моим противникам. Я вновь, в который уже раз, рассказал всё с мельчайшими подробностями, как происходило дело в тот неладный вечер, ничего при этом не утаивая, так как все всё давно разузнали и выведали, но вот отсутствие вещественного доказательства сильно подрубало мои аргументы.

— Так вы утверждаете, что это у вас был уже третий конфликт?

— Да.

— Однако, вы исключительно конфликтный человек. Мне кажется, что корень этого недопонимания лежит именно в вас, господин Дегтярёв. Как вы считаете?

Я уже с трудом сдерживался, чтобы не высказать всё, что думаю, этому фрукту, но сдержался, буквально чудом.

Сегодня третье ноября, Пётра совсем недавно наградили за спасение людей при крушении поезда, а меня никак не упомянули, осталось только порадоваться за Петра, что я и сделал.

Его награждение состоялось буквально несколько дней назад, а у меня все мысли вертелись вокруг размышлений о том, чем всё закончится для меня: либо отчислением, либо восторжествует справедливость, в чём сейчас я вообще не был уверен. Однако, нужно стать хладнокровнее и не допускать вспышек гнева, ведь за моей спиной никого нет, я один и буду защищаться до последней минуты, как умею.

«Надо держаться и не дать себя разозлить», — думал я. «Этот гнус нарочно надо мной издевается, передёргивая факты, как ему выгодно. Он взрослый, я ещё слишком молод и не всё понимаю, но ничего, ничего», — эта мысль билась у меня в мозгу, словно жилка на виске. Сглотнув слюну, ставшую вязкой, я ответил.

— Вы ошибаетесь, ваше благородие. Даже если бы я соответствовал вашим словам, то не пытался идти на конфликт с тремя студентами, что сословно выше меня. Это просто глупо и бессмысленно.

— Я не могу заглянуть в вашу голову, господин студент.

— Тогда зачем вы придумываете за меня то, чего не было, и быть не могло? — неожиданно для самого себя почти выкрикнул я.

— Гм, — заместитель декана несколько опешил, не ожидая подобной отповеди, и не сразу нашёлся, что сказать, он даже оглянулся назад, ожидая поддержку у своих коллег, но не нашёл её. Всем эта история уже давно казалась ясна, и теперь разворачивался последний акт закулисной игры покровителей трёх неблагополучных студентов.

— Господин студент, здесь я задаю вопросы, а вы только на них отвечаете. Вы уже и так бросили тень на уважаемых людей, которые учат в нашей академии своих сыновей. Мы должны всячески помогать адаптироваться данным личностям, а тут ваша, в высшей степени тонкая, провокация!

Я потрясённо молчал, выслушивая претензии. Казимир, Густав и Вахтанг, которые сидели в противоположной части аудитории, обменялись понимающими взглядами, храня, между тем, молчание. Всё это я увидел краем глаза.

— Виктор Абрамыч, не соблаговолите ли вы пояснить свои слова? — вмешался мой декан.

— С превеликим удовольствием, Василий Петрович. Не далее, как за две недели до этого досадного инцидента, или около того, студент Дегтярёв преподнёс спокойно обедавшим трем моим студентам некий подарок, в виде пирога с мозгами, тем самым указав на их, ммм, недостаточный интеллектуальный уровень.

— Право слово, что за глупости вы тут говорите, при чём тут пирог с мозгами, пусть и бараньими, и вот это всё, ради чего мы сегодня здесь собрались?

— Ну, намёк оказался более, чем прозрачный.

— А что, ваши студенты действительно считают, что они бараны, раз приняли сие на свой счёт, и какие у вас есть доказательства данного действия?

— Вот, извольте, показания официанта, что в тот день обслуживал их.

Бумага с показаниями тут же загуляла по рукам присутствующей комиссии.

— И что скажете, господин Дегтярёв? — полностью уверенный в своей правоте, торжествующе спросил у меня Фармазон.

— Да, этот случай имел место, только тогда вы можете заодно опросить Петра фон Биттенбиндера, он присутствовал при этом и подтвердит мои слова, что Казимир Блазовский прислал мне тарелку пустой гороховой каши, с пожеланием кушать то, что дают бесплатно. Если вы не знаете, почему они так сделали, то я вам поясню. Дело в том, что я обедаю по бесплатному талону, что выдала мне академия, так что, их намёк оказался ещё более прозрачным. Я только вернул им долг и не более. Я с глубоким уважением отношусь к любым студентам, если они не затрагивают меня лично и мою честь, тут я в праве защищать себя по мере сил и возможностей.

— То есть, вы признаёте, что своим поступком спровоцировали этих трёх студентов на дальнейшее с вами разбирательство, и назначили им место и время для встречи, вдали от часто посещаемых мест?

— Нет, это не так.

— Гм. Ну что же, другого ответа я от вас и не ожидал. Впрочем, я вам всё равно не верю. Скажите, а у вас было оружие?

— Нет, — растерянно ответил я, — у меня нет оружия, я не ношу его, к тому же, я просто не могу позволить себе его купить. Да я и не на войне, зачем оно мне вообще?

— Понятно. Дело в том, господа, что я узнал, что данный студент постоянно демонстрирует с помощью своего дара некий револьвер. При этом он показывает просто превосходную детализацию и визуализацию объекта, что невозможно без абсолютного знания и постоянной практики с подобным предметом, — сказал Фармазон, обводя взглядом аудиторию, и тут же повернулся ко мне, выстрелив вопросом, — что скажете, Дегтярёв?

— Скажу, что это выдумки! — чуть ли не выкрикнул я в лицо преподавателю. Кровь уже давно прилила мне к лицу, заставив его запылать, голову туманила ярость, ища выход, я всё больше терял контроль над собой из-за надуманных и, скорее всего, специально выдвигаемых претензий.

Я очень старался сдерживаться, ведь каждое моё слово может истолковано сейчас сугубо превратно и направлено против меня же, но как промолчать, когда обвинения сыплются, как из рога изобилия, становясь всё более и более абсурдными.

— Я хотел продемонстрировать знание оружия, чтобы меня взяли в бомбардирскую академию. Я желаю стать военным, пусть инженером, но военным! — почти крича, ответил я, отчего голос резко сел, — но меня не взяли, — закончил я уже почти шёпотом.

— Понятненько, но револьвер у вас, всё же, с собою имелся, и им вы угрожали трём несчастным студентам, которым пришлось защищаться. Прошу внимания, господа, — внезапно возвысил голос Фармазон. — Прошу вашего внимания! Дело в том, что, как мне сообщили мои подопечные, у Дегтярёва имелся небольшой револьвер, который он вытащил из кармана, когда повстречался с ними. Он угрожал, отчего Густав Седерблом оказался вынужден применить превентивные меры. Но, как выяснилось позднее, пистолет являлся игрушечным и сломался, вот его остатки, — и, нагнувшись под кафедру, за которой стоял, Виктор Абрамович достал саквояж, широко распахнул его, сунул в его нутро руку и явил миру обломки какого-то изделия, весьма отдалённо напоминающего револьвер.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении в обломках можно было узнать некую оружейную конструкцию, от револьвера неизвестной системы, сделанную из дерева, металла и каучука. Скорее всего, какая-то самоделка, по-простому именуемая пугачом. Где его нашёл замдекана, оставалось только догадываться, но, тем не менее, он взял на себя труд найти и продемонстрировать эту гадость.

— Это не моё! — уже бледнея, отказался я.

— Ну, конечно, это не ваше, но на нём имеются ваши пальчики. Господа, я провёл дактилоскопическую экспертизу, которая явственно указывает, что на рукоятке данного несерьёзного оружия присутствуют отпечатки пальцев студента Фёдора Дегтярёва. Вот, полюбуйтесь на заключение эксперта. Всё точно.

— А по какому праву вы нашли мои отпечатки пальцев и выдали их эксперту? Это нарушение моих прав! — вновь вспылил я, в отчаянной попытке защитить своё имя.

— А я не обязан отчитываться перед вами. Это сделано с разрешения ректора, что является руководителем нашей академии, в стенах которой сейчас решается ваша судьба. Это внутреннее дело академии, поэтому мы имеем полное право брать то, что считаем нужным. Понятно вам, студент Дегтярёв⁈

— Понятно, — подавленно прошептал я и замолчал.

— Итак, господа! Налицо откровенная провокация данного субъекта, с целью опорочить трёх невиновных, защищающих свою честь, студентов. Да, они использовали свой дар в этой безобразной драке, но они противостояли немотивированной агрессии данного субъекта, что нарушил неприкосновенность чести каждого из них. Он их принудил это сделать, когда они поняли, я специально оговорюсь, когда поняли ошибочно, что есть угроза их жизни или здоровью, и приняли меры, противодействуя агрессору с помощью своего дара. К тому же, главное вещественное доказательство утеряно, если оно вообще присутствовало. Так что, ещё неизвестно, имелась ли угроза здоровью Дегтярёва и порча казённого имущества. Скорее всего, нет, а пальто и вовсе исчезло. Осмелюсь предположить, что его выкрал сам же Дегтярёв, чтобы замять дело.

От этих чудовищных обвинений моё горло сжал нервный спазм, я мог только хватать воздух ртом, и с трудом произнес одну единственную фразу.

— Это клевета!

— Вещественное доказательство имелось, как есть ясные и понятные показания кладовщика, — решил вмешаться в речь Фармазона заместитель ректора, — не надо драматизировать ситуацию, Виктор Абрамович, говорите по существу и не пытайтесь манипулировать действиями и поступками, как ваших подчинённых, так и этого юноши, решать их судьбу всё равно станете не вы.

— Да-да, я понимаю, но всё же, есть данный факт, — но заместитель ректора опять уткнулся в бумаги, тем самым давая понять, что не намерен дискутировать дальше на эту тему.

— В общем-то, у меня всё, — немного помолчав, продолжил Фармазон. — Я считаю, что в связи с тем, что дар применили обе стороны, практически с нулевым результатом, то виноваты все участники, если не брать в расчёт агрессивного поведения студента Дегтярёва. А если обратить на это внимание, то я прошу учесть данное обстоятельство при решении его судьбы. Людям с подобным поведением не место в нашей академии. Мы должны защищать добросовестных студентов от посягательств на их честь и достоинство, не мешать им проводить время в изучении точных наук, готовясь к своей будущей профессии. Я считаю, что студента Дегтярёва необходимо отчислить из академии, дабы другим неповадно стало совершать столь опрометчивые поступки, а моих студентов наказать дисциплинарно и обязать выплатить штраф, на который они согласны, после чего закрыть дело.

Заместитель ректора господин статский советник Новицкий поднял голову от бумаг и, пристально посмотрев на Фармазона, спросил.

— У вас всё, Виктор Абрамович?

— Почти. Я могу привести ещё ряд аргументов, но вы предупреждали, что не стоит затягивать заседание, поэтому на этом я заканчиваю.

— Спасибо, вы сказали очень содержательную речь, прошу вас вернуться на своё место. Ну что же, Василий Петрович уже высказывал своё мнение и задавал вопросы, так что, общая картина ясна. Я думаю, что у всех присутствующих сложилась в голове определённая картина произошедшего, и каждый составил своё мнение о факте. А посему предлагаю проголосовать о принятии мер по нашим студентам. Начнём, пожалуй, со студента Дегтярёва, или с Блазовского, что думаете, господа?

— Нужно начинать с пострадавшего в первую очередь, — тут же подскочил Фармазон.

— Гм, если бы я вас не знал, Виктор Абрамович, то подумал, что вы на стороне Дегтярёва, но увы. Впрочем, начнём с него, раз вопросов больше ни у кого не осталось.

— У меня есть возражение, — вмешался Матецкий, декан факультета воздушного транспорта.

— Я знаю все ваши возражения, Василий Петрович, вас мы уже слышали, ничего нового вы не скажете. Итак, предлагаю создать что-то вроде суда присяжных из числа всех присутствующих, для рассмотрения данного дела. Всего нас, — тут заместитель ректора окинул всех взглядом, — десять человек, как раз хватит на полноценную комиссию, ну что же, тогда начнём.