Конструкция д'Эрлетта

Джош Рейнольдс «Конструкция д'Эрлетта» Josh Reynolds «The d’Erlette Configuration» (2014)

— Определенно, эта головоломка проклята, — сказал Чарльз Сен-Киприан. Он рассматривал небольшой куб из дерева, паривший в четырех футах над полом студии Филлипа Уэнди-Смайта. Грани куба, инкрустированные медью и золотом, излучали нездоровое свечение, напоминая Сен-Киприану рану, гноящуюся на воздухе. Воздух дрожал от бессловесного, слегка банального гимна, издаваемого, возможно, каким-то механизмом в парящей головоломке.

Сен-Киприан задумчиво посасывал сигарету, свисавшую с его губ. Выпустив дым через ноздри, он затянулся еще, не отрывая глаз от парящего куба.

— Да, определенно, головоломка проклята, — повторил он.

— Знаю, что проклята, Чарльз! Я спрашивал, как помешать чертовой штуке заключить мою бессмертную душу в свои клятые грани? — спросил Уэнди-Смайт. Пухлый мужчина панически выкручивал руки. Он промокнул багровое лицо рукавом своего восточного халата, едва не сбив покрытую пятнами феску. — Я чувствую, как она вцепилась в мой дух. Словно крючья в мозгу, выдирающие мою эктоплазму из земного сосуда, — причитал он.

— Да, но я спрашиваю: на черта ты вообще собрал эту гадость, Филлип? — В отличие от Уэнди-Смайта, Сен-Киприан был высок, смугл, худощав и одет в одно из лучших творений портных с Сэвил-роу. — Как-никак, это подлинная конструкция д’Эрлетта. И я с точностью могу сказать: это не детская игрушка, — добавил Сен-Киприан с уверенностью, рожденной опытом, зачастую болезненным.

Как нынешний обитатель кабинета Королевского Оккультиста, он обязан был мериться силами с Тем-Чего-Человеку-Знать-Не-Положено. Включая проклятые артефакты, которыми благоразумным людям обладать не пристало. Он снова посмотрел на головоломку. — Если я не ошибаюсь насчет этого проклятого куба, а я не ошибаюсь.

— Как не ошибались с призраком на прошлой неделе? — сказала Эйби Гэллоугласс, оседлавшая подлокотник кресла на другой стороне студии. Помощница Сен-Киприана не смотрелась бы чужой в забегаловке в Сохо или в наполненной дымом конторе букмекера, и это ощущение лишь усиливалось от того, как осторожно она вращала барабан револьвера «Уэбли-Фосбери», лежащего у нее на коленях.

— С призраками всегда непросто, — сказал Сен-Киприан, не глядя на нее. Грани куба начали двигаться, превращаясь во что-то неприятно неевклидовое.

— А тварь в подвале на Грэйт-Ормонд-стрит за неделю до того? — спросила Гэллоугласс.

— А что с ней?

— Ты говорил, это крыса. А оказалось, что нет. У нее было многовато зубов и маловато ног, — сказала Гэллоугласс, крутанув барабан уэбли.

— Да, спасибо, мисс Гэллоугласс. Ваши соображения хотя и верны, но к данному вопросу не относятся, — сказал Сен-Киприан, косясь на нее. Она показала язык и вернулась к обследованию пистолета. Сен-Киприан поправил свой галстук и фыркнул. — И потом — это не призрак и не волосатое непонятно что. Это уникальный артефакт зловещего происхождения, который нам повезло увидеть в полном, э-э, расцвете, как он создан. — Он глянул на Уэнди-Смайта и добавил: — Без обид, старина.

Уэнди-Смайт в ответ издал нечто среднее между всхлипом и хныканьем. Сен-Киприан его проигнорировал и хлопнул в ладоши.

— Ну, что ж, все по порядку, нам нужна пентаграмма для Филлипа. И нечто, чтобы разобраться с тем, что решит выбраться из куба через… — Он выудил карманные часы из жилета. Глянул на Уэнди-Смайта. — Когда ты закончил возиться с этим зловещим проклятым артефактом с адскими гранями, Филлип? Часа в два, не так ли? — Он захлопнул часы, не дожидаясь ответа. — Значит, минут через двадцать. Примерно…

— Примерно, — повторил Уэнди-Смайт сдавленным голосом.

— Это не точная наука, Филлип, — заметил Сен-Киприан, оглядываясь на куб.

— А была бы точная — ты бы этого не знал, — заявила Гэллоугласс. Она защелкнула револьвер и сунула его в наплечную кобуру под пальто. Сен-Киприан повернулся, открыв рот, собираясь запротестовать. Но не успел, потому что Гэллоугласс спрыгнула с насеста и сказала: — Одна пентаграмма, сейчас будет. Принесу все нужное с Кроссли.

Сен-Киприан изучал куб с видом игрока в бильярд, отмеряющего удар.

— Предупреждал же: не играйся с этой скверной штуковиной, — сказал он.

— Я ничего не мог поделать, — простонал Уэнди-Смайт. — Она взывала ко мне, шептала сладкую чушь о скрытом знании, что явится мне, если я соберу детскую головоломку. Я лишь хотел узнать… увидеть!

— Мне неприятно на это указывать, старина, но опять везде толченые зубы оборотня, а? — Сен-Киприан сурово уставился на Уэнди-Смайта. — А треклятое дельце с канопой два месяца назад — помнишь его?

— Да, — слабо ответил Уэнди-Смайт.

— Правда? А мне так не кажется. Человек, который помнит, как освободил стаю злобных духов египетских кошек, вряд ли будет жаждать игры с явно демонической головоломкой.

— Я написал чертовски шикарное письмо с извинениями за историю с кошками, — прошептал Уэнди-Смайт. — А зубы оборотня все равно не настоящие были.

Сен-Киприан потрепал мужчину по плечу и повернулся к кубу. Гудение стало громче и пронзительней. Звук был такой, словно в кубе скрывалось шмелиное гнездо. Свет, испускаемый кубом, стал сильнее, он погружал комнату в болезненную дымку, и странные тени извивались на краю поля зрения.

— Что там, Чарльз? Что я пробудил? — шепнул Уэнди-Смайт. Он стоял и дрожал. — Я и сейчас его слышу, голос, словно шуршание листьев в нарастающем ветре. Это глас рока — коварный и торжествующий!

— Правда… и что он говорит? — спросил Сен-Киприан. Он смотрел, как тени качаются и застывают возле куба, словно тонкий ореол из дыма. В этих тенях были формы, подобные искаженным человеческим фигурам, которые корчились и кружились. Это почти гипнотизировало — как гипнотизирует, говорят, взгляд змеи. Более того, это чрезвычайно беспокоило, даже его. Воздух был полон предвкушением схватки, словно крупный зверь присел, выжидая, на краю поля зрения. Отчасти ему хотелось развернуться и уйти, предоставив Уэнди-Смайта судьбе. К сожалению, у него была работа. К тому же, при всех его недостатках, Уэнди-Смайт был ему в некотором роде другом.

— Говорит о том, что меня ждет. Я получу все желаемые ответы. Каждая загадка будет раскрыта, каждую кроху тайного знания я смогу поглотить — когда меня преобразит Тот-Кто-Идет, — пробормотал Уэнди-Смайт.

— Да, примерно так он и сказал бы, правда. Сдирая с лица мира всю ерунду и прочую гниль, — сказал Сен-Киприан. Прежде чем Уэнди-Смайт ответил, Гэллоугласс пинком открыла дверь студии и ввалилась, размахивая явно перегруженным саквояжем. Она бросила его на пол и пнула.

— Принесла, — сказала она.

— И даже не сломав, — отозвался Сен-Киприан. — Что бы я без вас делал, мисс Гэллоугласс?

— Умер бы, — просто ответила она. Она села на корточки и открыла саквояж. Извлекла истлевший мешок, на котором были вышиты странные сигилы, и вынула оттуда кусок мела. — Окажешь честь или хочешь, чтобы я это сделала?

— Это в тебе есть жилка художника. Но не подходи слишком близко к кубу. Помнишь, что случилось в Мирдстоне, а?

— Там я была невиновата, — кисло отозвалась Гэллоугласс.

Достав несколько коротких кусочков полированного дерева, она принялась собирать из них нечто напоминающее кий для снукера. Собрав его, она закрепила на кончике мелок и начала обводить гудящий куб кругом. На тени, обступившие ее, она не обращала внимания, и те отпрянули. Было в Гэллоугласс нечто, отталкивающее большинство эфирных духов, отметил Сен-Киприан. Как и портовая шпана, переходившая на другую улицу, увидев, что она идет в их сторону, призраки, духи и привидения убирались с ее пути с неподобающей поспешностью.

Пока Гэллоугласс рисовала защитную пентаграмму, Сен-Киприан залез в мешок и вытащил еще несколько предметов. Уэнди-Смайт вертелся вокруг, бросая нервные взгляды на парящую головоломку.

— Насчет предыдущего вопроса: дело вот в чем, Филлип, — сказал Сен-Киприан, доставая толстые латные рукавицы, к которым крепились кольчужные рукава. Странные, зазубренные символы были выцарапаны на металле рукавиц, а сами они выглядели потемневшими от возраста.

— Это не столько головоломка, сколько своего рода дверь, — продолжил он. — И твои действия открыли ее, как и требовал речистый мошенник с той стороны. И теперь он скребется в дверь разнообразными своими конечностями, ломится в нее. Так что нам надо ее заклинить, вернуть ключ в замок — и дело в шляпе.

Он взял небольшой флакон с маслянистой жидкостью и повращал его.

— Как правило, таящиеся у порога не особо шустры. Им нужно время, чтобы выскользнуть из одного измерения в другое, как змее, сбрасывающей кожу. Обычно ты был бы скован ужасом или как-то иначе обездвижен и способен лишь с нарастающим ужасом смотреть, как твой рок приближается со всей прытью умеренно ленивой улитки. К счастью для тебя, ты немного знаком с тайными ритмами мира и тому подобным, так что сумел встряхнуться и позвать меня.

Он смазал доспехи маслом.

— Старый граф д’Эрлетт — как в вышеупомянутой «Конструкции д’Эрлетта» — был чудаковат. Написал в 1702 году мерзкий гримуар Cultes des Goules[1] и вскоре плохо кончил, что не редкость с такими парнями. Однако прежде чем присоединиться к Невидимому Хору, он оплатил создание этих гадких игрушек — говорят, был замешан французский игрушечных дел мастер сомнительной репутации, — но, впрочем, это неважно. Кстати, как у нас дела, мисс Гэллоугласс? — спросил Сен-Киприан через плечо.

— Оно пытается мелок сожрать, — раздалось в ответ.

— Черт, не допускай этого, они не дешевы, — отозвался Сен-Киприан, не поворачиваясь. Мелок был сделан из толченых костей мучеников, а их было не так много, как можно подумать. Уэнди-Смайт что-то пробормотал, его глаза выпучились от ужаса, пока он наблюдал за работой Гэллоугласс. Сен-Киприан протянул руку и мягко потрепал мужчину. — Внимательнее, Филлип, это все ради тебя, а не меня.

— Что… что… что… — залепетал Уэнди-Смайт, глядя на него.

— Просто возмущение в эктоплазме, бояться нечего. Считай это предупреждающим рычанием хищника на охоте, — сказал Сен-Киприан. Он закончил смазывать рукавицы и убрал флакон в мешок. — Так, о чем это я… а, да, головоломки. В общем, наделал д’Эрлетт этих головоломок, по каким-то безумным причинам. Он был француз, так что кто его разберет. Может, что-то говорило с ним из тьмы, может, он дал клятву, а может, просто любил циничные розыгрыши. В общем, играться с ними не к добру. И не скажешь, что за ужас там таится, — может, садисты из другого измерения, а может, машет щупальцами кто-нибудь голодный, пришедший со звезд. Как в Рождество… неизвестно, что ты получишь. Поможешь их надеть, Филлип? — Он указал на рукавицы.

— Что ты будешь делать? — прошептал Уэнди-Смайт.

Гудение в кубе стало болезненно громким. В нем было нечто скрежещущее, царапающее, словно где-то проворачивалось нечто крупное. Головоломка потеряла всякую форму и стала беспорядочной мешаниной граней, которые двигались и скользили, похоже, случайным образом. Потусторонние, чешуйчатые формы метались меж граней, и комнату наполнил звук, похожий на стук зубов. Гэллоугласс, казалось, захватил адский ветер, ее плащ трепетал, когда она закончила последний сигил пентаграммы и отступила, держа палку с мелком, как копье.

— Ты уверен? — прошептала Гэллоугласс, пока Сен-Киприан снимал свое пальто и потягивался, как бегун перед марафоном.

— Ничуть, — сказал Сен-Киприан, пока Уэнди-Смайт помогал ему натягивать рукавицы. Кольчужные рукава натянули до плеч и соединили на шее кожаным ремнем. Он размял пальцы в рукавицах.

— Пожелайте мне удачи!

Затем, без дальнейших промедлений, он подошел к внешней границе пентаграммы. Волна жара погладила его лицо, и он учуял дурной запах, словно от склепа, открытого летним днем. Что-то двигалось на краю поля зрения — формы, одновременно огромные и миниатюрные, но совершенно неопределенные. Они сплывались к нему, пока свет от головоломки принимал грубый, режущий глаз фиолетовый оттенок. Парящий куб, казалось, попятился, стоило к нему потянуться, сжался от его прикосновения. Пар поднимался от рукавиц, пока священные масла делали свою работу. Пот катился по его лицу, а запах стал еще хуже, едва он потянулся к путанице граней, составлявших конструкцию д’Эрлетта.

Казалось, он сунул руки в горячую патоку, но все же получилось ухватиться за нечто твердое. Что бы это ни было, оно корчилось и вырывалось, когда он начал поворачивать и сгибать светящиеся грани в форму, присущую им ранее. Они сопротивлялись, и скоро его руки затряслись от усилий.

Он уловил проблеск того, что лежало за гранями — невозможное пространство, полное омерзительной архитектуры, вновь и вновь вкладывавшейся в самое себя, и фиолетовый отсвет, от которого его желудок замутило. Там была некая форма — вдали, но близящаяся с каждой секундой. Он чувствовал, как доски пола под его ногами дрожат от призрачной поступи этой фигуры. Казалось, она наполняла внимающую пустоту, вытесняла свет своими движениями, прыгала, протискивалась сквозь гротескную корку, замаравшую мир по ту сторону.

Она говорила на ходу, отравляя воздух своим голосом. Она ревела и шептала разом, и Сен-Киприан щурился от вызванных этим волн боли, грозивших затмить его чувства. Борясь с непослушными гранями, он перемещал их на свои места. Здесь требовались скорее усилия веры, чем умение решать головоломки. Дым валил от его рукавиц, делая воздух непроницаемым. Жар сжимал его невидимыми кольцами.

Одежда местами начала обугливаться и дымиться. Та форма почти достигла его. Она потянулась, и корчащаяся масса чего-то темного рванула в мир, скользнула по рукам и хлестнула его с жалящей силой.

— По мне, так помощь не помешает! — крикнул он. Щупальца схватили его, и ноги заскользили к границе пентаграммы, его увлекало к ужасу, таившемуся за гранями. Они были сильны, и он знал: если станет сопротивляться, Конструкция распахнется снова, высвобождая тварь, что прижалась сейчас к той стороне. — В любой момент, друзья!

Гэллоугласс внезапно оказалась сзади, ее револьвер лежал у него на плече.

— Замри! — крикнула она, целясь в тварь за гранями. А когда рявкнул «Уэбли-Фосбери», Сен-Киприан мгновенно оглох. Гэллоугласс опустошила барабан, и щупальца отступили в смятении.

В комнате раздалось нечто, что могло быть воплем разочарования, и давление на грани ослабло. Паника придала Сен-Киприану скорости, и он быстро зашевелился, вынуждая куб принять свою форму. Пока тот сжимался, фиолетовый свет угасал и дрожащее гудение становилось все слабее. Скрежетание замолкало, и чудовищная поступь начала удаляться.

Наконец свет превратился в легкое мерцание, а куб вновь начал напоминать обычную детскую игрушку, которой притворялся. Он медленно крутился в ладонях Сен-Киприана, нехотя ужимаясь до прежних размеров. Наконец конструкция д’Эрлетта неохотно обосновалась в его руках.

Неприятный дым поднимался от нее, а его перчатки обуглились дочерна. Пепел спадал с его рук, пока он осторожно устраивал куб в центре пентаграммы и отходил прочь. Ремень, скреплявший рукавицы, сгорел дотла, и он сбросил их, устало пожав плечами. Они рухнули на пол и затем медленно тлели.

— Спасибо, мисс Гэллоугласс, — сказал Сен-Киприан, срывая с себя испорченную рубашку. — Ваше вмешательство было весьма своевременно.

— Не думаю, что я ему навредила. — Гэллоугласс убрала пистолет в кобуру.

— Наверное, нет. Но шокировала, смею сказать. Достаточно, чтобы заставить отступить. — Он хмыкнул и оглянулся на Уэнди-Смайта, рухнувшего в кресло, с видом человека, который только что поборол какое-то исчадие ада. Конструкция д’Эрлетта на их глазах издала последний щелчок и, приняв прежнюю форму, стала бесшумно дымиться на полу.

— Кстати, пожалуйста, — сказал Сен-Киприан миг спустя.

Перевод — Василий Рузаков