Конан и клан стариков

Избушка Конана удивила. И невольно заставила насторожиться.

Ну вот ни к месту и не ко времени она здесь!

Уже два дня он шёл по этому дикому северному лесу, а точнее – настоящей тайге, и не встречал ни малейших признаков того, что здесь не то, что живут, но и ходят люди. Потому что очень многие из попадавшихся ему в непролазной чащобе зайцев, волков, белок, бурундуков, глухарей, и прочих обитателей дикой природы, казались абсолютно непугаными – некоторые присутствия могучего киммерийского воина словно вообще не замечали, разве что провожали чужака настороженным взором. Другие спокойно уходили с его пути. Не убегали, а именно – уходили. Чтоб, вероятно, просто не вступать в конфликт с незнакомым противником: мало ли чего можно ожидать от странного двуногого существа с деревяшкой за спиной и железками на поясе! И, может быть, оно и не так медлительно и осторожно, как хочет казаться?..

Так что в том, что никто здесь на дичь не охотится, Конан убедился. А единственными существами, что хоть как-то отреагировали на варвара, оказались сороки. Впрочем, как раз для них поведение «предательниц» было вполне характерно и предсказуемо. Пара птиц довольно долго преследовала его, голося на весь лес, пока Конан не исхитрился одну из «болтушек» уложить из лука. Вторая сразу заткнулась и отстала.

Местные волки вообще до того распоясались, что надумали напасть на него – ночью, при свете костра! И огня словно бы и не боялись. Впрочем, не сильно им это помогло. Как и медведю, который имел глупость попытаться убить и попробовать Конана на вкус…

Однако против фактов не попрёшь: вот оно, человеческое жильё.

Варвар приблизился, чтоб деревья не закрывали вид.

Строение оказалось при ближайшем рассмотрении запущенным, но жилым: даже с тридцати шагов заметно было, что щели между почерневшими от времени и дождей брёвнами, из которых изба и была сработана, заткнуты свежим (Сравнительно!) мхом. И под просевшее крыльцо кто-то подложил несколько здоровенных камней. Крыша, островерхая и крытая ветками ели, тоже казалась недавно подновлённой: хвоя некоторых лап ещё не успела пожухнуть и пожелтеть.

Конан не то, чтоб совсем уж удивился присутствию в этих дебрях некоего упрямого и закоренелого отшельника, но сразу отмёл версию о том, что жильё принадлежит какому-то охотнику. Нет смысла тому, кто живёт добычей шкурок и мяса, проживать так далеко от «цивилизации»: ни торговать, ни выменивать свежепойманную или убитую добычу на соль, сыр, хлеб, железные предметы – хотя бы на те же наконечники стрел, или капканы – невозможно.

Значит, скорее всего, вот именно – отшельник.

Пока Конан стоял, внимательно озираясь, и держа руку на рукояти верного меча, напротив одной из торцевых сторон покосившегося на один бок и словно вросшего в землю строения, из-за домика послышался грохот: словно кто-то что-то рассыпал. После чего раздался стон. И ещё до уха киммерийца донеслись, он мог бы поспорить – ругательства. Тихие, но от души, и достаточно внятно, произнесённые голосом явно пожилой женщины, на зингарском.

Конан снова огляделся: нет, никого! И грохот и стон ему точно не почудились: ни ветер, ни деревья на ветру таких звуков издать не смогут! Значит – человек. Женщина. Ведь отшельницы, или знахарки, или просто – изгнанницы, тоже могут предпочитать одиночество.

Что ж. Значит – придётся сделать вид, что поверил в необходимость помощи таинственному кому-то, кто стонал, и смело полезть в эту… Ловушку!

В том, что это именно она, киммериец не сомневался. И чутьё и нарочитость сердитого тона ругавшейся говорили именно об этом. Значит, его заметили. И, скорее всего, давно. И теперь хотят надавить на его человеколюбие. Сострадание. И чтоб он, разумеется, подошёл. Сам.

И уж он – подойдёт!

Бояться Конан не боялся, на то он и профессионал, прошедший через сотни битв и приключений, но поостеречься всё же следовало. Для чего нужно вначале произвести разведку. Бросив верную суму в особо густые заросли папоротника, он осторожно, так, чтоб не шелохнулась ни одна травинка, или не хрустнула веточка, обошёл избу по кругу, с дальней стороны.

Но даже такой обход и внимательный осмотр окружающего избушку леса не дал никаких результатов: не имелось тут ни замаскированных лёжек в зарослях ежевики и малины, ни схронов в чаще папоротников, ни охотничьих площадок у верхушек высоких деревьев, ни воинов с оружием за толстыми стволами и массивными замшелыми комлями и корнями.

Значит, придётся пойти и посмотреть – кто это там стонет. И для чего.

За избой, под примитивным навесом, крытым тоже лапами от ели, имелся склад валежника и сухих брёвнышек. Почему все эти дрова такие маленькие и лёгкие, варвар понял сразу же: возле склада, привалившись спиной в рваной безрукавке к стене избы, сидела на вывороченном когда-то из земли пне старая женщина.

На первый (Да и на второй!) взгляд ей запросто можно было дать добрый век: нечёсаные и жидкие седые лохмы торчали во все стороны, яркая когда-то юбка превратилась в блёклую застиранную латанную-перелатанную тряпку, всё равно кое-где дырявую, а то, что было одето под безрукавкой из шкуры волка, вообще не поддавалось никакому описанию: Конан так и не понял, что это за, не то – блузка, не то – кофта.

Зато почему старая женщина стонала и ругалась, Конан понял сразу: перед ней на земле, вернее, на мху, валялась груда веток и сучьев, которую, вероятно, она пыталась забрать в избу, но выронила.

Конан, не стараясь больше скрыть звук своих шагов, а наоборот – нарочито громко топая, подошёл к женщине, не забывая оглядываться. Всё чисто. Старуха, всё ещё что-то тихо и сердито бурчавшая, обращаясь к рассыпанной куче, вскинула на него морщинистое лицо:

– Кто здесь?!

Почему женщина не знает, «кто здесь», варвар понял сразу: белёсые бельма ослепших глаз явно ничего не видели уже не один год. И ведь она – он видел по выражению на лице! – не испугалась! Как положено бы испугаться одинокой женщине, к которой подходит незнакомец, с неизвестно какими намерениями!

Но так не бывает.

Раз она живёт здесь, будучи слепой, кто-то должен… Приносить ей еду! Потому что на грибах или ягодах ослепшая не протянула бы и месяца: их ведь незрячий человек ни нащупать, ни увидеть, ни собрать не может!

– Здравствуйте, уважаемая, – Конан отвечал на зингарском, поскольку женщина и спросила на нём, – Здесь Конан-киммериец. И я приветствую вас, и желаю вам долгих лет. И благополучия.

Некоторое время старушка молчала. И только шамкала беззубыми дёснами, словно пережёвывая что-то. Затем сказала, пощурившись в сторону варвара:

– Привет и тебе, Конан-киммериец. Благодарю за добрые пожелания. Наверное, ты очень храбрый и могучий воин, раз отважился в одиночку забраться в самую глушь леса Ксулторпа, славящегося в нашей округе негостеприимством и смертельными опасностями!

– Теперь я благодарю вас за изысканный комплимент, уважаемая незнакомка. Не буду скромничать: лес, в котором вы так храбро живёте, действительно очень… Негостеприимен. И опасен. Вчера я убил огромного медведя, а позавчера разогнал стаю волков.

– Хм! – в тоне послышалось явное сомнение, – Но как же тебе удалось разогнать их?!

– С помощью меча. А затем – лука и стрел. Но волки здесь какие-то… Очень храбрые. Или глупые. Пришлось уложить почти всю стаю, пока оставшиеся три хищника не сбежали. – Конан вновь внимательно следил за изменением мимики старухи, и заметил, что когда он сказал, что уложил почти всю стаю, та заметно побледнела, – Но как же мне называть вас, незнакомка? Мне не хотелось бы показаться невоспитанным мужланом.

Про мужлана Конан добавил специально – взглянуть, как старуха отреагирует на это редкое слово. Но та словно его и не заметила:

– Называй меня Ясминой, Конан-киммериец. Именно это имя дали мне при рождении. Но за те тридцать лет, что я живу здесь, я почти забыла его. Некому здесь называть меня им!

– Прошу прощения, уважаемая Ясмина, что осмеливаюсь задать невежливый вопрос. Почему же вы ушли от людского общества? Ведь женщине, – Конан выделил это слово тоном, – очень тяжело жить одной, да ещё в лесу. Да ещё в таком диком и опасном!

Старушка покудахтала. Очевидно, это должно было изображать смех.

– Да ты наверняка обо всём уже и сам догадался, могучий и храбрый Конан! Скрылась я в этом лесу потому, что жители ближайшего городишки обозвали меня ведьмой, и пытались поймать, судить, и сжечь!

И, должна признаться, были у них на это основания… Да, я как могла подпортила жизнь бургомистру-вору, и некоторым его прихлебателям. Но от поноса ещё никто не умирал! А в-основном я всё-таки лечила. Принимала роды. Снимала порчу. Ну, и зелья разные делала… На продажу.

Конан про себя ухмыльнулся: обычно травницы-повитухи мнят о себе невесть что, хотя вовсе не так сильны, как им предписывает, вот именно, людская молва. С другой стороны, самые страшные, изобретательные и сильные колдуны всё же попадаются только среди мужчин.

Ну, или это только ему такие попадались?..

– Я впечатлён, уважаемая Ясмина. Вашим мужеством. И находчивостью. И способностями к охоте и собирательству. Очень трудно, наверное, было раздобыть пищу здесь, в этом мрачном, неприспособленном, и диком месте!

– Да, непросто. – беззубый рот опять пошамкал, – Но я приспособилась. Грибы и ягоды для меня собирают белки и бурундуки. А барашка, курочку, или кролика мне иногда приносили волки. Вероятно, те самые, которых ты перебил.

– Приношу свои самые покаянные извинения! – Конан оказался удивлён, насколько легко и просто женщина сообщила ему, что и правда – является настоящей ведьмой! – Но тогда я не знал. Что они вас… э-э… кормят! Но у меня не было выхода: они напали ночью, и костра не побоялись!

– Да, мои – точно не боялись. Привыкли. Вернее – я их приучила. Невольно.

– Мне жаль. – Конан повторил, поскольку не знал, что ещё сказать в такой ситуации.

– А ничего. Я призову другую стаю. Мне это будет несложно. – варвар видел, что женщине трудно вставать с пенька, и поспешил помочь ей подняться, – А ты, смотрю, издалека. И не из пугливых. И очень силён: вон какие мускулы! – Конан ощутил, как как бы невзначай его руки и традиционно обнажённый по пояс торс ощупывают сухие, но оказавшиеся мягкими пальцы, – А вот если бы меня здесь заметил кто-нибудь из моего городишки – бежали бы сломя голову! Ну, или попытались застрелить. Издалека. Как раз – из лука.

А не боюсь я тебе всё это рассказывать потому, что ты помимо того, что храбр, ещё и умён. И никому про меня не расскажешь. – Конан подумал, что эта фраза ну очень двусмысленна, – Судя по голосу и манерам, тебе около тридцати, – Конан кивнул, – А в таком возрасте рассудительность и ум мужчины – на высшем уровне! Самый расцвет воина! И раз тебя до сих пор никто не убил, стало быть ты – опытен, самодостаточен и предусмотрителен.

Думаю – профессионал. Вольный стрелок. А иногда и наёмник. А иногда и…

Женщина замолчала, но вновь покудахтала: хитринка в голосе сказала варвару, что видит она его насквозь. Правда, Конан и сам кое-что понял про ведьму – она так смело рассказала ему о себе не потому, что рассчитывает на его «тактичное молчание», а потому, что надеется не дать остаться в живых, и идти дальше.

Наивная. Сколько магов, недооценивших его способности, Конан уже… Похоронил!

– Ваша правда, уважаемая Ясмина. Иногда ещё – вор и корсар. Были в моей боевой биографии и такие моменты. Но идёмте внутрь. Я потом помогу вам внести валежник.

Опиравшаяся на руку Конана женщина двигалась вполне уверенно: похоже, отлично знала все окрестности избы. Да было бы удивительно, если б не знала – за тридцать-то лет… Но инстинкт подсказывал киммерийцу, что женщина и тут сказала… Неправду!

Ну невозможно никому прожить без вещей, товаров, и предметов цивилизованного общества! Значит, контакты у неё в том же городке всё же есть. Может, тоже – какие «заговорённые» приходят… И приносят всё необходимое – от соли до посуды и круп. И муки – для выпечки хлеба. Которым, кстати, внутри пахло весьма явственно.

Внутри избушка оказалась вовсе не такой маленькой, как казалось снаружи. Даже потолок из не струганных закопчённых досок позволял немаленькому Конану стоять в полный рост. К потолочным балкам были привязаны пучки сушёных трав, в углу мирно отблёскивало красными угольками жерло каменной печки – щели между камнями были промазаны глиной. Над едва красными угольками висел на крюке котелок – прокопчённый и небольшой. Как раз – на одного. Посуда, в виде мисок и тарелок, оказалась выставлена на навесной полке. В углу у двери – ушат для воды. Стол, тоже из неструганных досок, лавка, и постель с медвежьей шкурой довершали интерьер.

– Посади меня на лавку, Конан. А ветки сложи вон в том углу, – старуха показала рукой в угол у печи, – Только подальше от жерла печи. Чтоб какая искра не попала.

Конан, выйдя наружу, собрал рассыпанное. Добавил из поленницы и ещё – про запас. И в углу всё и высыпал. Заодно обратил внимание, что пол перед жерлом накрыт тонким плоским листом железа – а предусмотрительно. Но полностью разрушает, если б он не уверился ещё до этого, всю легенду о том, что отшельница-колдунья живёт здесь совершенно одна уже тридцать лет: гвозди, которыми был прибит к полу трёхфутовый в длину и ширину кусок металла, всё ещё блестели шляпками: новые!

– Ну, раз уж ты помог мне с дровами, Конан-киммериец, прошу тебя ещё об одном одолжении: сходи, будь любезен, к ручью, он там, – сухонькая коряга-рука махнула в ту сторону, куда Конан и шёл, – в сотне шагов. И набери воды в мою бадью. А то мне совсем тяжело носить её, когда она полна.

Конан не видел причины отказывать. Тем более, может, старуха расскажет что-нибудь интересное о том месте, в которое он направлялся. В заколдованный замок короля Вассы Второго. Где, по слухам и согласно карте, которую ему продали вполне «надёжные» источники, имелись в подвалах «заколдованные» сокровища. Которые из-за заклятья до сих пор никому так и не дались. Иначе слухи и об этом разошлись бы по всей Ойкумене! Уж что-что, а сплетни о чужих удачах всегда широко…

Вот именно.

Тихо журчавший по песчаному руслу ручей с кристально чистой водой оказался действительно шагах в ста от избушки. Только вот это были шаги Конана – широкие и упругие. А чтоб дойти сюда такой согбенной годами старушке, каковой представилась Ясмина, нужно было бы сделать их добрых двести с лишним… Так кто же таскает воду женщине? Какая-нибудь ученица? Которая сейчас или в отъезде… Или спряталась. От греха подальше.

Ну правильно: увидев Конана, каждая нормальная девушка подумает, (И не без оснований!) что у него только одно на уме!

Так что обратно полнёхонькую, не меньше, чем двадцатилитровую, бадью Конан тащил, точно так же внимательно оглядываясь по сторонам, и прислушиваясь. Но всё было тихо.

В избушке в очаге уже вовсю пылал огонь – котелок теперь громко бурлил, и пахло весьма аппетитно. Конан почему-то подумал, что как бы, пока он ходил, старуха не добавила в варево чего-то… Нехорошего.

– А-а, уже вернулся? – в тоне стоявшей возле котелка и что-то в нём мешавшей большой поварёшкой ведьмы имелось и добродушие, и ирония, – Спасибо за полную бадью – никогда бы я столько не донесла. Кхе-кхе. Ну присядь пока, отдохни с дороги Конан-киммериец. Обед будет готов через полчаса. А пока давай побеседуем. Давненько я ни с кем не говорила о том, что происходит в мире!

– С удовольствием рассею твоё любопытство, уважаемая отшельница Ясмина. Но… Мне бы водицы с дороги испить. – понимая, что понять, что посудина полна, старуха могла и не глядя, по его тяжёлым шагам, и пока поймать её на вранье не удаётся, равно как и то, что из котелка лучше не есть, Конан решил сделать вид, что ценит гостеприимство: только в доме врага нельзя есть и пить!

– Отчего же, испей – ведь сам её и принёс! О-хо-хо!– старуха сняла со стены подвешенный за дырку в ручке ковшик, и протянула варвару. Конан, подойдя к женщине, взял ковшик. Никаких подозрений он у него при осмотре не вызвал. Поэтому Конан смело зачерпнул студёной воды из принесённой бадьи, и отхлебнул большой глоток. Но что-то в позе, и тоне старухи всё же его насторожило – не иначе, как она чего-то ждёт. Поэтому варвар пить перестал, но звуки, словно он глотает, продолжал симулировать, как и глотательные движения горлом.

Но всё равно это не слишком помогло: потолок над головой вдруг словно закружился, ноги стали ватными, и к его лицу метнулся пол из почерневших от времени досок!..

Очнулся Конан в полной темноте.

Руки оказались крепко связаны за спиной. Связаны оказались и ноги. Но он не спешил показывать, что пришёл в себя: мало ли каких сюрпризов ещё приготовила для него чёртова ведьма! Проклятье! И как это он настолько утратил обычную бдительность! Хотя… Расчёт был точен: раз он сам и принёс воду, то, стало быть, был уверен в том, что она-то не навредит! Значит, что-то имелось в ковшике. На стенках. Снотворное? Или – яд?

Спустя минуту глаза киммерийца привыкли к темноте. И она, конечно, оказалась не кромешной: сверху, явно в щели между досок пола, просачивался слабый и неверный свет. Но вот пол заскрипел: кто-то явно двигается над его головой! Конан поспешил замереть, и закрыть глаза.

И вовремя!

Откинулся тяжёлый люк в полу, и кто-то – Конан не стал рисковать, и пытаться рассмотреть посетителя! – уставился на него. Затем, очевидно удовлетворённый увиденным, этот кто-то люк опустил. Конан услышал тихий голос. Мужской. Но говорил странный собеседник Ясмины почему-то на стигийском:

– Ещё спит. Даже не пошевелился. Сильное, видать, зелье, Фая.

– Да уж. Не так часто ко мне заходят путники, чтоб я могла рисковать упустить их. Поэтому плёнка из высохшего настоя тонкая, прозрачная, и… Очень мощная! Свалит за пару секунд и медведя! А он хлебал – будь здоров!

Так что спать точно будет – до заката!

Оглядевшись теперь, варвар понял, что он – в подвале, и весьма обширном, и что все припасы, и много чего ещё, принадлежащее ведьме, находится здесь. Разложено на полках этажерок и стеллажей, высотой во весь подвал. И сделано всё это из таких же досок и брёвен, что и полы и стены избы.

Осознавая, что времени у него не так много, Конан поспешил переместиться к ближайшей полке-этажерке, на которой были разложены какие-то мешки, вероятнее всего – крупы, и принялся тереть о шершавую стойку верёвки, которыми были связаны за спиной его руки. Он не боялся, что в ближайшие полчаса на него снова захотят взглянуть: незачем!

Конечно, кисти он расцарапал, но цели добился: не прошло и десяти минут, как руки оказались свободны! Освободить ноги было делом минуты. Но что ему делать дальше? Ведь и верный меч, и оба метательных кинжала вместе с поясом с него сняли!

Варвар полез в сапог. Ф-фу-у… Хвала Крому, о спрятанном в голенище кинжале никто из его пленителей не догадался!

Но как же ему попасть наверх? Ведь он явственно слышал звук запираемой задвижки – да и люк мощный, из трёхдюймовых досок, наверняка – дубовых.

А посмотрит-ка он на погреб повнимательней…

Погреб оказался не обшит досками. Стены – просто глина!

Лень, или глупость тех, кто его выкопал, оказались варвару очень даже кстати.

Выбрав место у основания нижнего бревна избы, у дальнего угла, и посмеиваясь, Конан принялся копать, выгребая разрыхлённое прямо руками.

Не прошло и получаса, как он смог выбраться через прокопанную дыру – за задней стенкой избы. Солнце явственно шло к закату. А ведь когда он нашёл избушку, не было ещё и полудня! Сильное зелье. Ведьма права. Другое дело, что она недооценила коварство самого варвара. И его звериную силу и живучесть. А тело у Конана – крепкое! И желудок запросто переварит любое зелье – да что там зелье! Были времена, когда Конан от голода ел и «переваривал» и сыромятные кожаные ремни! И ничего – выжил!

Но что же ему теперь делать с чёртовой старухой, и её незваным гостем?

А для начала хотя бы посмотреть на них.

Конан подобрался к крошечному окошечку, что имелось в боковой стене.

Вот тебе и номер!

Никакой «старухи», да ещё слепой, не было и в помине! Вместо неё на лавке сидела прелестная женщина средних лет, с огромными глазищами чуть не в поллица, а напротив, на колченогом табурете, расположился весьма мерзкого вида старичок, горбатый и длинноносый. Одеты оба оказались во вполне пристойно выглядевшую одежду, и даже обувь казалась новой и практичной: на обеих были крепкие сапоги, совсем как те, что носил и сам киммериец.