Комбриг. Сентябрь 1939

Глава 3

— Товарищи командиры! Немецкие фашисты подло ударили по нашим танкистам из засады! Разведрота понесла потери, ответным огнём уничтожена вражеская батарея! С этого момента все, о чем вы говорили польским крестьянам и солдатам — а именно, что мы идём на выручку и поможем в борьбе с немцами…

На мгновение я прервался, размышляя, как привильно закончить мысль — после чего без затей отрубил:

— Теперь это все не просто слова. Враг сделал ход — и мы ответим!

— Ура!

Кто-то из взводных и ротных командиров поддержал меня неестественно бодрым кличем — но большинство военных смотрит на меня напряжённо, даже немного растерянно. Их наверняка вусмерть заинструктировали на счёт того, что в сторону «немецких товарищей» даже целиться нельзя, не говоря уже о том, чтобы стрелять… И тут такое.

Решив не терять время, я принялся коротко, по-деловому инструктировать командиров:

— Значит так, мы заходим в восточный городской сектор Львова. В настоящий момент его занимает единственный польский батальон — в боевой контакт с поляками не вступать, с их командованием я выйду на связь в ближайшие минуты. Уверен, сумею добиться боевого взаимодействия.

А вот теперь командиры смотрят на меня уже чуть иначе — как только перешёл от лозунгов к делу, люди собрались, сосредоточенно вслушиваясь в мои слова.

— В настоящий момент в боевое соприкосновение с немцами вступила наша разведка. Идём им на выручку, приближаясь к центру города. На каждый танк у нас получается примерно по двадцать кавалеристов — но из числа эскадронов я прошу сформировать группы самых опытных, умелых стрелков по два человека от отделения.

Вот не знаю я, есть ли в составе кавалерийских подразделений «отделения» и как в эскадроне именуется взвод (может, «полуэскадрон»?) — но даже если и ошибся с терминологией, меня все равно поняли.

— Группы опытных стрелков вместе с расчётами ручных пулеметов занимают высотные здания у линии боевого соприкосновения, например, колькольни церквей. Задача стрелков — вести точный огонь по врагу, выбивая прежде всего унтеров и офицеров. Последние, как правило, вооружены пистолетами-пулеметами… И конечно, помогать продвижению пехоты и танков пулеметным огнём.

Это, кстати, опыт вовсе не Чуйкова. Так воевали сами немцы в моем родном Ельце…

— Танки следуют под прикрытием спешенных кавалеристов, как минимум отделение на один танк. В условиях городского боя, где противотанковые гранаты, связки ручных гранат или бутылки с зажигательной смесью можно бросать прямо вниз, из окон многоэтажных домов, пехотное сопровождение боевой машины — это её щит. В то время как орудие танка и его спаренный пулемёт — это уже меч единой боевой группы!

Вновь перехожу на какие-то патетичные сравнения — и, осадив сам себя, завершаю коротко и сухо:

— Прежде всего занимайте угловые дома на перекрёстках — а вдоль улиц идём, держась правой стороны. Гранаты раздать бойцам, танкисты поделятся своим запасом «эргэдэшек» с кавалерией — так, чтобы было по три, по четыре штуки на брата! Если необходимо, проведите с бойцами инструктаж, напомните, как пользоваться гранатами… В бою вперёд не бежать — при появлении противника пехота залегает, ведет прицельный огонь, танкисты подавляют вражеские огневые точки пулеметно-пушечным огнем. Помимо противотанковой артиллерии нашей технике опасны также бронебои немцев с противотанковыми ружьями и гранатными связками — их необходимо выбивать в первую очередь… Если что — немецкое или польское трофейное противотанковое ружье есть огромная по длине винтовка на сошках, не перепутаете. Танкисты! Вперёд пехоты — не лезть! Ваш основной враг — это немецкая противотанковая артиллерия и вражеская бронетехника! При столкновении с фашистами открывайте огонь первыми, не раздумывая, с коротких остановок! Маневрируйте, уходите от ответного огня в закутки между домами или на соседние улицы! Также используйте дымовые шашки, чтобы сбить прицел врагу или создать видимость подбитой машины… Пока что заряжайте осколочными на фугас — те нормальное сработают и против пушек, и против легкой бронетехники.

Вроде все сказал? А, стоп!

— И самое важное! Если начнется налет вражеской авиации, старайтесь или спрятать боевые машины в парковой зоне, в узких закоулках среди домов, или максимально сближайтесь с врагом — чтобы немецкие летчики не имели возможности безнаказанно вас уничтожить… В городском бою каждый танк, каждая боевая группа действует зачастую самостоятельно, больше взвода в одном месте не развернуть. А потому каждый боец сам себе генерал! От вас требуется инициатива и решительность — а задача стоит простая: уничтожать врага там, где вы его видите. Активнее используйте гранаты, не сбивайтесь в кучи, старайтесь целиться при стрельбе — а при взаимодействие с врагом перемещайтесь короткими перебежками в три секунды! Про себя говоришь: «триста один, триста два, триста три, падай»! — и упал. На тридцать метров сблизился — кидай гранату… И последнее — если танк подбит, воевать до последнего снаряда, покуда пушка исправна, я запрещаю. Снимаем курсовой пулемет и покидаем машину — мне люди важнее техники. Это приказ! По инструктажу все, вопросы?

Вопросы если и были, то обескураженные последней новостью командиры рот и взводов задавать их не решились. Скорее всего, боевого опыта нет ни у одного из танкистов, потому никто вперёд и не лезет… Да и где его им было получать? Сражающиеся на Халхин-Гол покуда там и остались — группировка Жукова пока находится на Дальнем Востоке в полном составе, зимней войны с финами ещё не случилось… А Испанию прошел весьма ограниченный контингент советских танкистов. Причём воевавшие с немцами и итальянцами командиры или на повышение пошли, или под армейские чистки тридцатых годов попали… Но я и так вроде все подробно рассказал — по крайней мере из того, что знаю лично о Великой Отечественной. Даст Бог, этого опыта бойцам в первом столкновении хватит… А если и нет — даже если весь личный состав механизированной группы погибнет целиком! В конце концов, это не самая высокая плата за шанс начать Войну на лучших для Советского Союза условиях.

— Вопросов нет — по машинам! Кавалеристы — выделить стрелково-пулеметные группы и распределить личный состав по танкам, получить гранаты!

Командиры засуетились, спеша выполнить приказ комбрига. Сам я двинулся к штабной «бэашке», проводив взглядом уходящие на восток машины комиссара — однако меня тормознул вылезший навстречу начштаба:

— Пётр Семёнович, разведка на связи. Чуфаров сообщает, что к ним вышел немецкий парламентер с белым флагом, предлагает переговоры.

Сердце ударило с перебоем. Несмотря на глубокий личный интерес к событиям Великой Отечественной и Второй Мировой, а также Интербеллуму, все узнать невозможно. А из того, что прочел, многое забывается… Насколько я помню, после столкновения во Львове советское и немецкое командование сумело договориться и замять конфликт, закрыв глаза на потери с обеих сторон. Очевидно, что к этому сознательно стремилась и старшие офицеры, и политики — так что теперь, дав шанс немцам «разрулить», я загоню себя в ловушку.

Ну уж нет…

— Свяжись с Чуфаровым, пусть передаст парламентеру — никаких переговоров не будет. За сколько мы доберёмся до Львова?

Полкан пожал плечами:

— Да минут сорок, не больше.

— Следовательно, ещё минут сорок отогнать лошадей и добраться до центра города… Значит, так: немецкое командование должно в течение полутора часов вывести свои войска из города, предать трибуналу военных преступников, обстрелявших наши машины — включая старших офицеров подразделения, отдавших приказ открыть огонь. А от лица командира дивизии я ожидаю публичных извинений перед родственниками наших павших бойцов — в том числе и бойцов-евреев.

Начштаба как-то растерянно посмотрел на меня, нахмурился:

— Так ведь кажется, среди павших танкистов евреев не было…

— Были. Я точно знаю.

Полкан, все поняв, обратился ко мне уже иным тоном — проникновенно так, по-свойски:

— Пётр, послушай — а не порим ли мы с тобой горячку? Я когда получил сообщение о засаде, сам был готов в бой идти, встав у прицела! Но разве ты не допускаешь, что немцы спутали наши машины с польскими? Просто ошибка, вроде «дружественного огня»? И потом, наверх я уже доложил, командование выйдет на связь с немцами, все решится на высшем уровне! Ты же сейчас ставишь перед фрицами заведомо невыполнимый ультиматум, провоцируешь на драку.

Я недовольно дёрнул головой, словно закусывая невидимые удила:

— Фрицы переговорами только время тянут, пока основные силы дивизии подтягивают. А подтянув их, ляхов выбьют и закреплятся во Львове так, что кровью умоемся, возвращая город! Сам понимаешь — их лёгкие «колотушки» уделают в лоб наши «бэтжшки» за пятьсот метров на открытом пространстве… Пусть калибр и маловат, всего тридцать семь миллиметров — зато их на дивизию порядка семидесяти с лишним штук. Поболе будет, чем у нас, на треть поболе! А тяжёлая артиллерия? У них же дивизионные орудия представлены гаубицами, пятнадцать сантиметров ствол! Немцы такой вал огня на бригаду и кавалеристов Шарабурко обрушат на подступах, что мы даже до окраин не доберёмся… Зато с меня позже обязательно спросят, почему приказа не выполнил, почему города не занял и фрицев во Львов впустил.

Полкан не нашёлся, что ответить на мой эмоциональный отклик, так что я уже спокойнее, по-деловому продолжил:

— Значит так, я командир группы — мне, как командиру, и принимать решения. За них, если что, и отвечу… Так что идём в город, принимаем бой — и будь что будет! Журнал боевых действий только мне передай — и занимай оставшийся пушечный броневик, «десятый» понадежнее будет.

Поскучневший начштаба, вопреки моим опасениям, не стал спорить — только дисциплинированно козырнул, коротко бросив:

— Есть.

Но после неожиданно добавил:

— Зря ты так, Семеныч. Я ответственности не боюсь, ежели что — в сторону не отойду.

Я максимально тепло улыбнулся товарищу, одновременно с тем возликовав в душе — ведь получилось, получилось же!

— Знаю друг. Знаю.

…Выслушав ответ офицера-парламентера, полковник Фердинард Шернер болезненно дёрнул щекой — и чуть оттянул ворот кителя; ему вдруг стало трудно дышать. Впрочем, прикосновение к заслуженной боевой награде, выданной ещё молодому лейтенанту в годы Великой войны, чуть успокоили полковника. В каких только заварухах ему довелось побывать младшим офицером, сколько раз пришлось рисковать жизнью… А битва при Капоретто? Тогда его, простого ротного командира наградили высшим прусским орденом, «Голубым Максом»!

Кстати, тогда же, именно за Капоретто, получил «Голубого Макса» и Эрвин Роммель, будущий генерал и любимец фюрера. Последний, командуя все теми же горными егерями, захватил важный опорный пункт итальянцев — и заставил отступить целую дивизию противника! Вот где успех, вот достойный восхваления подвиг…

Три ранения Шернера, награды — и бесценный боевой опыт, они обеспечили обер-лейтенанту место в армии Веймарской республики. Они же позволили избежать опалы за то, что выполняя свой долг, Фердинанд участвовал в подавлении «Пивного путча» будущего фюрера!

И вот новая война — польская кампания против заметно более слабого врага. Немецкие лётчики, едва ли не в полном составе «отстажировавшиеся» в Испании, без особого труда завоевали господство в воздухе… Равняя с землёй укрепления славян на пути танковых дивизий и ударных «кампфгрупп»!

Конечно, последние несли потери от огня немногочисленной уцелевшей польской артиллерии и в редких, но довольно болезненных для панцерваффе танковых засадах… Благо, что сравнительно слабую кормовую и бортовую броню даже самых новых Т-3 и Т-4 (не говоря уже о пулеметных танкетках и чешских трофеях) брали не только 37-миллиметровые орудия танка 7ТР (копии британского «Виккерса 6-тонного») но и 20-миллиметровые автоматы польских танкеток.

Немецкое командование выводы сделало, задумав усилить броню и увеличить калибр на «тройке». Также в штабах заговорили и про ускоренное вооружение панцерваффе долгожданными самоходками-истребителями танков… Но для «горного стрелка» Шернера все это было малоинтересно. Он желал выслужиться, совершить свой подвиг — чтобы получить, наконец, долгожданное золото на погоны, стать генералом! И вот когда в штабе дивизии заговорили о захвате Лемберга (командование возжелало сделать фюреру подарок, вернув Рейху все бывшие австрийские земли), Фердинанд решился действовать на опережение, проявить деятельную инициативу.

Да, у первой горнострелковой дивизии не было своих танков — но имелось в наличие какое-то число бронетранспортеров, мотоциклов, грузовиков и тягачей, несколько мобильных броневиков разведки. Опытный и решительный полковник предложил генералу Людвигу Кюблеру собрать их в единую кампфгруппу, взять по максимуму десанта на броню, к тягачам прицепить гаубицы… Да, техники хватило всего на пару батальонов и транспортировку гаубичного взвода — не считая зенитных автоматов, лёгких противотанковых пушек и взвода «метателей тумана», тяжёлых миномётов калибра 10 сантиметров. Но ведь польская кампания стремительно шла к логическому завершению! Основные силы славян были разбиты — а успешную вначале попытку контрудара под Кутно погасили массированные удары люфтваффе. Наконец, уже и сама Варшава взята в кольцо окружения… Так что полковник не сомневался в успехе — его горные стрелки без труда продавят оборону деморализованных поражением польских недобитков и плохо обученных да столь же плохо вооруженных новобранцев.

А если что, гаубицы и тяжёлые миномёты «расслабят» оборону врага — после чего в бой пойдут опытные егеря под прикрытием пулеметного огня бронетранспортеров и лёгких, мобильных противотанковых пушек… Наконец, полковник Шернер делал ставку на внезапность удара мобильной кампфгруппы — по замыслу Фердинанда, стремительный натиск должен был застать поляков в Лемберге врасплох, не позволив им как следует организоваться и выстроить оборону. Окончательно деморализовать противника и принудить к сдаче, повторив подвиг Роммеля…

Скорость, маневр, натиск! Это и есть «Блицкриг», молниеносная война!

Однако ставка на внезапность себя не оправдала. Славяне действительно не успели подготовить оборону и остановить врага на подступах — но когда передовой отряд кампфгруппы уже вошёл в город, поляки встретили его пулеметно-пушечным огнём на одном из опорных пунктов. Враг занимал оборону прямо под очередями машинегеверов! И следует признать, сражался довольно упорно — даже остервенело.

Это вместо того, чтобы бежать, бросая оружие…

Конечно, первая неудача не смогла обескуражить Шернера. Послав подкрепление передовому отряду, он взломал польскую оборону, егеря заняли костёл Святой Эльжбеты — но под давлением превосходящих польских сил они вынужденно перешли к обороне… На следующий день, 13 сентября, грамотно спланированный и организованный полковником удар позволил немцам занять господствующую над городом высоту, Кортумову гору — где Фердинанд разместил тяжелую артиллерии. Кроме того, удалось занять и железнодорожный вокзал — но на этом успехи кампфгруппы Шернера практически закончились.

Ведь как оказалось, его неполному полку из двух батальонов противостоит, де-факто, полнокровная польская дивизия из одиннадцати батальонов! И пусть они действительно плохо обучены и слабо вооружены — но они готовы драться и у защитников города хватает артиллерии. Более того, полякам регулярно подходят подкрепления! В частности и кадровые армейские части, и артиллерия — и даже два бронепоезда.

Естественно, свежие силы горнострелковой дивизии постепенно подходят на помощь и к Шернеру. Однако полковник, отказавшийся от решительного штурма и перешедший к осаде с занятием ключевых высот и последующим выдавливанием защитников Лемберга, был вынужден распределять подкрепления, замыкая вокруг города плотное кольцо блокады. Активные удары и контратаки следовали с обеих сторон — а между тем, командование уже нацелело на Лемберг восемнадцатый армейский корпус, включая вторую танковую дивизию, дейсивующую во взаимодействии с пятой танковой, рвущейся к нефтяным месторождениям…

Таким образом, никакого «подвига» у Шернера не получилось — и очевидно, лавры «покорителя Лемберга» уйдут кому-то другому (например, командиру второй танковой). Но это ещё полбеды — а ведь в городе неожиданно объявились танкисты большевиков… Собственно немецкие артиллеристы приняли их за польское подкрепление — и только в ходе скоротечного, кровавого боя удалось установить, что это русские! Столь скорое появление которых в Лемберге сам Фердинанд не ожидал — большевики ведь перешли восточную границу Польши только 17-го сентября…

С одной стороны доблестным зольдатам вермахта был дан чёткий, недвусмысленный приказ с русскими в бой не вступать. Но с другой, армейское командование всячески поторапливало Шернера и командира первой горно-стрелковой Кюблера занять Лемберг ДО подхода большевиков — и город им не сдавать… Увы, Фердинанд не успел — а между большевиками и нацистами уже случилось два боестолкновения. И судя по ультиматуму русских, про уничтожение двух бронеавтомобилей в немецкой засаде на выезде из города (бой случился в половину шестого утра), они также знают.

Однако ультиматум полковник не собирался принимать ни при каких раскладах — до руководящих указаний командира дивизии и штаба корпуса, понятное дело. И суть вопроса даже не в унизительном требовании извиниться перед евреями со стороны Шернера. Если честно, сам он не был убежденным нацистом в вопросе отношения к иудеям — как и большинство старых офицеров вермахта, он лишь всей душой надеялся на реванш за «Компьенский позор»! И пока фюрер твёрдой рукой вёл Рейх к реваншу, Фердинанд предпочитал закрывать глаза на заскоки «богемского ефрейтора».

Тем более, что и тот мог проявить политическую гибкость, несмотря на все свои убеждения. Например, заключить договор о ненападении с русскими коммунистами — это после боевых столкновений в Испании и жестокого преследования собственных немецких коммунистов… Вернее сказать, верхушки и «среднего звена».

Нет, поступи Шернеру подобный приказ, то он без особых зазрений принёс бы свои извинения еврейским родственникам погибших в стычке танкистов — в этом полковник не видел урона офицерской чести. Но отставить город и отвести войска от Лемберга⁈ Вот это действительно наглость со стороны большевиков, требовать подобное от боевого офицера вермахта, ветерана Великой войны! Выполни он его — и на Фердинанде навечно повис бы ярлык бесчестного труса и безвольного неудачника…

Нет, дисциплинированный полковник передаст приказ командиру дивизии и в штаб корпуса. Но прежде, чем там успеют принять какое-то внятное решение (что придётся обязательно согласовать со Ставкой!), пройдёт куда больше полутора часов… И вот теперь все сводится к тому, насколько деятелен, храбр и нахрапист командир большевиков. Если его ультиматум был продиктован на эмоциях, после известия о гибели подчинённых, то за полтора часа тот наверняка немного успокоится — и поняв, что немцы не оставят Лемберга, перейдёт уже к более внятному и аргументированному диалогу.

Ну, а если нет…

Фердинанд снял очки, устало потерев переносицу. На войне военные цели должны стоять выше политических — так что Лемберг Шернер большевикам не отдаст, даже если те пойдут в наступление. Вот только и виновником фактически новой войны с большевиками, когда ещё не разбиты все польские части, ещё не взята Варшава, а «линию Зигфрида» приходится держать в полной боевой готовности на случай удара «лягушатников» в спину… Конечно, виновником новой войны Фердинанд становиться не желал.

Но ведь тут есть важный нюанс: если у большевиков хватит глупости атаковать немецкие позиции уже ПОСЛЕ предложенных полковником переговоров, то и сам Шернер «виновником» новой войны не может быть по определению. Так что…

— Герр оберст, каковы будут указания?

Адъютант обратился к полковнику, на что тот спокойно, чуть даже флегматично ответил:

— Пока что держим оборону. Первый батальон отступает к железнодорожному вокзалу, противотанковым орудиям взять на прицел подступы, саперам заминировать дороги, ведущие непосредственно к вокзалу. Второй батальон целиком сосредоточить на высоте 374, гаубичному взводу подготовить капониры для ведения огня прямой наводкой. Зенитчикам — сменить позиции таким образом, чтобы иметь возможность вести огонь по наземным целям… Оставшимся ротам удерживать высоту 324 — им в помощь выделить взвод тяжёлых миномётов. Также требуется запросить воздушную поддержку примерно…

Шернер внимательно посмотрел на часы, отметив остаток времени, что большевики выделили на ультиматум — и прибавил для верности ещё полчаса:

— На одиннадцать часов утра.

На последнем указании адъютант не смог сдержать мстительной ухмылки — что впрочем, мгновенно исчезла с его лица под пристальным взглядом полковника. Но Фердинанд не стал делать замечаний — ведь про себя он целиком и полностью разделял чувства подчиненного.