Комбриг. Сентябрь 1939

Глава 20

Старшине Фролову едва удавалось справиться с Орликом — незамысловатое прозвище конь получил от породы орловских рысаков, представителем которой он и является. Но обычно послушный Сергею конь теперь испуганно ржал, всхрапывал и рвался под седлом — так и норовя броситься в сторону от горящих вокруг зданий… Лошадью всегда тяжело управлять при пожарах, не говоря уже о бомбежке — а такой бомбежки, что случилась сегодня днем, никто из красноармейцев 5-й кавалерийской и не знал. Включая и «ветеранов» Фотченкова, сражавшихся на Кортумовой горе… Взрывы, огонь (и даже шум авиационных моторов над головой!) пугают самых смелых животных — рвущихся в стороны и не слушающихся всадников.

Наверное, всем было бы куда проще и легче, если бы Шарабурко использовал своих кавалеристов в качестве «драгун» — этакой конной пехоты, спешив бойцов перед боем. То есть так, как это делал ранее выбывший по ранению Фотченков… Однако сам Яков Сергеевич является страстным, убежденным до фанатизма конником; он приказал бойцам действовать исключительно в конном строю — и ведь в этом были свои резоны. В конце концов, именно конница издревле является наиболее мобильным и крайне подвижным родом войск! И использовать ее в качестве резерва быстрого реагирования, этакой «пожарной командой» на критически уязвимых участках обороны казалось логичным и правильным…

Кто же мог знать, что фрицы бросят в бой целую армаду самолетов в более, чем сотню машин? Кто же мог знать, что немцы обрушат зажигательные бомбы в центр города, на головы гражданским⁈

Какие потери понесли всадники Шарабурко от падающих на голову «полусоток» и зажигательных бомб, от частых пулеметных очередей атакующих сверху истребителей — то одному Богу известно. Сам комбриг, не меньше своих подчиненных оглушенный взрывами, ошарашенный натиском с воздуха и обескураженный потерями, принял решение прорываться из гибнущего в дыму города, из кольца ширящейся огненной ловушки… Прорваться хотя бы в пригороды! А уже там собрать всех уцелевших, перегруппировать и… Действовать по обстоятельствам.

Все равно ведь во время бомбежки оборвалась связь с поляками и танкистами северного и северо-западного оборонительного рубежей…

Правда, с той стороны вскоре послышались редкие пушечные выстрелы — и отдаленные пока отгласы набирающей силу перестрелки. Но одновременно с тем пришло и столь страшное в настоящих обстоятельствах сообщение: немцы атакуют по шоссе с востока, немцы замыкают кольцо окружения… Кого-то иного подобные новости окончательно сломили бы — но Яков Сергеевич словно даже приободрился: ведь в окружении приданные ему части не отступают, а наступают! Причем наступают в любом направлении, ведя встречный бой с врагом — таким образом, можно избежать всяких обвинений в трусости и оставлении позиций… И вот теперь собравшиеся под рукой комбрига всадники, танкисты и артиллеристы двинулись на прорыв — навстречу врагу.

Двинулись сквозь охваченный пожарами и затянутый дымом город, стараясь не обращать внимания на крики гражданских и отчаянную мольбу матерей, их призывы о помощи:

— Уходите следом за нами! Уходите, как только мы пройдем!

Сергей кричал еще что-то обезумевшим от страха женщинам и мужчинам, старикам и детям; кто-то слышал красноармейцев и согласно кивал головой, спешно собирая самые необходимые в дороге вещи. А кто-то отчаянно проклинал большевиков, принесших городу одни лишь несчастья… Тот факт, что город бомбили именно немцы, мало кто воспринимал на трезвую голову — пока немецкие самолеты висели в воздухе, все попрятались в убежищах и подвалах, или дальних углах своих жилищ. Но теперь люди видели бегущих (как им казалось) красноармейцев, спасающих свои жизни — и посылали на их головы бессильные проклятия…

Как зачастую и бывает во встречном бою, немецкие и советские кавалеристы столкнулись неожиданно. Вот только что завернуло за угол неполное отделение Фролова — взводом его уже никак не назовешь… А спустя всего минуту на противоположном конце уцелевшего и свободного от завалов квартала показались фрицы.

— Шашки к бою!

— Alarm!

Сергей не стал терять время, как при столкновении с германскими саперами. Как же давно это было… Позавчера? Нет, три дня войны назад… Понимая, что красноармейцам нужно как можно скорее прорываться из города, не позволяя связывать себя продолжительным боем (за время которого, образно говоря, удавка на шее 5-й кавалерийской лишь затянется) Фролов решился действовать в духе своего комбрига — убежденного до фанатизма кавалериста.

Пришпоренный Орлик рванул вперед дурным лосем во время гона; конь жаждал этого рывка, жаждал одурманивающего ощущения свободы во время пусть даже короткого забега! Для животного это также форма выхода накопившегося в крови адреналина — как, впрочем, и для всадника… Орловский рысак вынес старшину вперед; остальные бойцы отделения хоть и поотстали, но также рванули вслед за командиром, воздев шашки к небу!

Фрицы растерялись от столь неожиданного для них напора советских кавалеристов. Их было столь же немного — отделение разведки, направленное в город прощупать ближние подступы к позициям, занятым австрийцами… При виде большевиков несколько зольдат соскочили с коней, перехватив карабины. Остальные потянулись к винтовкам оставшись в седлах — совершенно позабыв о притороченных к ним клинкам… Ближний к Фролову немец уверенно вскинул винтовку к плечу; он ловко, сноровисто передернул затвор — и прицелился точно в грудь старшины.

Враг бы не промахнулся — но и «Ворошиловского всадника» верхом так просто не возьмешь! Угадав, да скорее даже почуяв мгновение, когда немец утопит спусковой крючок, Сергей стремительно свесился вправо — удерживаясь в седле напряжением тренированных ног, да перехватив левой рукой переднюю луку седла…

— Feuer!

Простейшее упражнение джигитовки спасло жизнь Фролова. Со стороны австрийцев грянул один и второй выстрел — а следом, практически сразу, третий… Рывком бросив тело обратно в седло, старшина одновременно с тем ударил шашкой — ударил снизу вверх, используя инерцию собственного корпуса, подавшегося вперед. Но при этом целил он не в коня, а в правый бок германского кавалериста — отчего развернул клинок режущей кромкой параллельно противнику, а не навстречу ему… Шашка без особого труда вспорола кожу под ребрами немца — удар вышел не рубящим, а режущим, скользящим. Но, едва почуяв кистью сопротивление плоти, старшина резко рванул клинок к себе — «протягом» вспарывая бок австрийца!

— А-а-а-а…

Один шаг не сбавившего ход Орлика, другой, третий — и вот уже Сергей поравнялся со следующим противником. Тот успел перезарядить карабин после первого выстрела — но ему не хватило сноровки вовремя поймать на мушку свирепого азиата. А может, и мужества… Сергей приподнялся в стременах, в то время как шашка описала короткий полукруг над его головой — и со свистом рухнула на железную каску зольдата! Страшный рубящий удар от уха, в коий старшина умело бросил вес тела, прорубил каску и добрался до австрийского черепа; немец беззвучно вывалился из седла…

Фролов инстинктивно припал к холке коня; обостренное чувство опасности вновь выручило его — грохнул близкий выстрел, но пуля пролета всего на вершок выше над головой старшины. Выпрямившись же, Сергей бросил коня вперед, на следующего врага — и тот выпустил карабин из пальцев, схватившись за рукоять старой доброй «блюхеровки»!

Вернее, конечный вариант ее развития, принятый на вооружение еще в 70-е годы девятнадцатого столетия…

Но «фехтования» не случилось — хотя старшина и знал простейшие защитные блоки шашкой, но предпочел решить дело одним верным и быстрым ударом. Он поравнялся с врагом прежде, чем тот извлек саблю из ножен — притороченных справа, позади стремени. Стоит отметить, что подобное их расположение весьма неудобно в скоротечном бою… Более того, не шибко опытный с клинком, и вряд ли хорошо обученный фехтованию немец даже не догадался пригнуться — и спрятать голову!

Старшина же, заведя руку с шашкой за левое плечо, махнул ей коротко и резко — стремительным горизонтальным ударом… Не иначе как в предках у Сергея действительно были казаки — потому как коня, собственный клинок и его удары он нутром чуял! Но старшина и сам не ожидал, что целиком отсеченная голова австрийца рухнет под копыта коней… А тело его удержится в седле еще секунду — прежде, чем завалится на лошадиную холку.

Короткая, яростная схватка с немецкими кавалеристами заняла у старшины несколько считанных секунд. Он и сам не ожидал, что так легко расправится с австрийцами — хотя, впрочем, легко ли? Фролов дважды успел почувствовать то мгновение, когда нужно угнуться, спрятаться от пули — и успел нырнуть вниз прежде, чем тяжелый удар свинца отнял бы собственную жизнь… В горячке столкновения, ошарашенный бомбежкой старшина совершенно забыл про «наган» лейтенанта, все так же покоящийся в кобуре на поясе — сработала давняя привычка хвататься за клинок. Впрочем, еще неизвестно, чем бы кончился бой — если бы Сергей вступил в перестрелку с револьвером против карабинов, дав фрицам время очухаться.

Все же бросив шашку в ножны, старшина достал «наган» — но так и не решился открыть огонь. Если сам он расправился с верховыми, то на спешившихся разведчиков налетели красноармейцы, уцелевшие в отчаянной атаке. Двух бойцов грохнувшие в упор выстрелы свалили наповал, еще одного пуля крепко подковала, угодив в локоть… Но оставшиеся всадники принялись беспощадно рубить дрогнувших немцев! И в мешанине жестокой рубки Сергей просто не мог прицелиться…

Впрочем, когда пара фрицев бросилась к лошадям, надеясь уйти от большевиков конными, Фролов потратил три патрона — наглухо уложив одного австрийца, и тяжело ранив второго.

Эта лихая кавалерийская атака показалась Сергею отражением первой схватки с саперами — разве что тогда красноармейцы атаковали «пешими по конному». И так же, как и в прошлый раз, короткая стычка передового разъезда красноармейцев и германской разведки стала лишь преддверием действительно большого боя…

Поляков выбили с позиций лихой кавалерийской атакой — подавленные бомбежкой и видом наступающих танков, запасники оказали врагу лишь минимальное сопротивление. Австрийцы же с охоткой заняли опустевшие окопы; они не спешили соваться в затянутый дымом и охваченный пожарами город. Во Львов двинулись лишь три разведгруппы — а те, столкнувшись с кавалеристами Шарабурко, не успели уйти…

Причем, если два отделения схватились с красноармейцами, то третье выскочило в лоб на следующие в колонне огнеметные танки ХТ-26. Экипаж головной машины не растерялся — и струя дымного пламени с ревом вылетела из ствола-брандспойта, сходу накрыв всадников… На мостовой остались горящие тела погибших людей и животных — а уцелевших зольдат догнали длинные очереди спаренного пулемета.

По делам вашим да будет вам…

Нет, немецкая разведка не смогла выявить приближающихся к восточной окраине Львова красных кавалеристов — и наоборот, Шарабурко получил от пленных необходимую информацию о противнике. А прикинув в уме все расклады, далеко не глупый комбриг решился на дерзкую и крайне опасную атаку — имеющую все же шансы на успех.

…Появление конных двуколок с прикрепленными сзади «полковушками» стало для немцев полной неожиданностью. Но и сами артиллеристы безумно рисковали, рванув вперед на полном ходу; вылетев же на открытый участок, они принялись спешно разворачивать свои короткоствольные пушки.

У них была слишком маленькая, чересчур короткая фора по времени — и первые же очереди опомнившихся танкистов нащупали батарейцев. Замертво свалился один боец, другой… А третий отчаянно взвыл от острой боли — оглушительно лязгнул метал пробитого щитка, полетели в стороны осколки панорамы. Один из них угодил в глаз наводчика…

Наконец, пара бронебойных 20-миллиметровых снарядов ударили точно в артиллерийских передок. Заискрился, зашипел порох в разбитых гильзах — а затем оглушительно рванули головки артиллерийских гранат, поранив и раскидав сильным взрывом покалеченный расчет…

Шарабурко сделал ставку на то, что фрицевские танки растянуты вдоль занятых австрийцами окопов — и сосредоточил уцелевшие орудия на одном участке. Участке будущего прорыва — и последующего флангового охвата вражеских позиций… Для большей скорости расчеты следовали на окраину параллельными улицами; два из них немцы накрыли довольно точными очередями — а добил бойцов оглушительный взрыв снарядов.

Но еще три орудия артиллеристы успели изготовить к бою — спешно разведя станины и зарядив пушки фугасами!

Это было верное решение уцелевшего командира батареи. За семьсот с лишним метров, после бомбежки и бешеной гонки под огнем, бойцы вряд ли смогли бы точно вложить бронебойные болванки. Что и доказали первые выстрелы — пристрелочные фугасы легли чуть в стороне слева; но уже второй залп батареи накрыл ближний к артиллеристам танк.

Ценой успешного попадания стали жизни снарядного и подносчика боеприпасов одного из расчетов. Также был тяжело ранен замковый — тонкий щиток «полковушки» не смог остановить бронебойную болванку, смявшую казенник пушки. Собственно, бойца уделали осколки собственного орудия…

Но три осколочные снаряда сделали свое дело — близкие разрывы увесистых трехдюймовых гранат вмяли катки и сорвали с танка гусеницы, оглушили экипаж; один крупный осколок залетел в смотровую щель, тяжело ранив командира, другой проломил тонкую кормовую броню. Оставшиеся в живых танкисты принялись спешно покидать подбитую и понемногу задымившую машину, с трудом вытащив офицера.

Советские артиллеристы с легкостью добили бы их — поставив перед собой такую цель. Но им требовалось как можно скорее уничтожить хотя бы еще один танк на участке прорыва! А ведь экипаж панцера также вел ответный огонь — и уже нащупал уполовиненный расчет неисправного орудия…

Это была ошибка германцев. «Полковушка» со смятым казенником итак не могла вести огонь по врагу — и, добивая ее, танкисты лишь потеряли время. Пристрелочные фугасы большевиков легли довольно близко — панцер сильно тряхнуло, а один осколок звонко лязгнул по кормовой броне:

— Герр лейтенант, это орудие уже неисправно! Бейте по другим!

— Заткнись, Курт…

Сцепивший зубы командир танка и сам уже понял свой просчет, поспешив дать еще одну очередь. Он взял на прицел среднее орудие батареи — и тяжелые удары его снарядов крепко тряхнули короткоствольную пушку! Наверняка ранив или даже убив кого-то из большевиков… «Полковушка» действительно замолчала — а советский комбатр что есть мочи заорал:

— Бронебойный давай! Наводчик, в сторону!

Немолодой уже капитан успел повоевать на фронтах Первой Мировой и Гражданской. Выходец из мещан, не имеющий дворянских корней, он закончил Михайловское артиллерийское училище и наловчился драться на фронте, метко поражая цели шрапнелью и осколочными гранатами. В Гражданскую же опытный артиллерист был мобилизован «красными» — и по молодости лет проникся доступными, простыми и понятными лозунгами. Землю крестьянам, заводы рабочим; все люди равны и имеют равные права…

Но капитану «не повезло» окончить кадровое военное училище — в РККА кадровым офицерам царской армии предпочитали «офицеров военного времени», в большинстве своем поддержавших революцию. Его не сильно двигали по службе — а в 37-м и вовсе посадили за «контрреволюционную деятельность»… Впрочем, с приходом нового наркома капитана успели освободить — и даже восстановить в армии.

Сейчас же немолодой комбатр приник к панораме — и, довернув маховик горизонтальной наводки на пару делений, поспешно нажал на спуск… Опережая звук выстрела, бронебойная болванка стремительно рассекла воздух, разогнавшись до малинового свечения. Она ударила в лобовую часть корпуса «двойки» — и словно бумагу порвала броневой лист, пробив также и тонкую перегородку моторного отделения.

В следующее мгновение панцер поглотила ослепительная вспышка ярко полыхнувшего бензина…

Отважный капитан приказал развернуть орудие — он намеревался продолжить схватку с немецкими панцерами, чьи очереди уже потянулись в сторону уцелевшей пушки. Но из вынесенного на окраину наблюдательного пункта уже взвилась красная ракета — и Шарабурко взмахнул шашкой, отрывисто закричав:

— В атаку, братцы! В атаку! Ура!

Кавалеристы ответили лихому комбригу громогласным и дружным:

— Ура-а-а-а!!!

…- Пан генерал, вам необходимо эвакуироваться. После бомбежки немцы без труда прорвали наши позиции даже на самом крепком, северном участке обороны. «Кортумова гора» занята егерями — а стрелки уже вошли в город под прикрытием уцелевших танков! Более того, немцы предприняли попытку флангового охвата Львова — и заняли окопы на восточной окраине… Правда, контрудар ваших кавалеристов отбросил их — и враг отступил, потеряв несколько танков. Но сколько советских солдат погибло от огня автоматических пушек⁈ Пока по шоссе уходят беженцы — а казаки Шарабурко, спешившись, заняли оборону в траншеях. Однако вряд ли они смогут долго удерживать этот коридор — как только немцы перегруппируются, они перережут нам все пути отхода.

Слова польского переводчика доходят до меня с трудом, их смысл попутно теряется — впрочем, что все плохо, я понял еще в бомбоубежище, трясущемся от многочисленных взрывов… В какой-то момент его начало затягивать дымом — загорелась больница над нами; хорошо все же, что защитные сооружения обеспечивают запасным выходом.

И что поляки поддерживали гермодвери больничного бомбоубежища в надлежащем состоянии — те пусть и с трудом, но все же открылись…

— Бронепоезд цел?

— Нет, пан генерал. «Смелый» уничтожен с воздуха… Нам необходимо срочно уходить!

Я обернулся в сторону кашляющих раненых, наглотавшихся дыма и сложенных прямо на земле — после чего невольно кашлянул сам, едва удержавшись на ногах:

— Пути в сторону советской границы целы? По ним можно пройти?

Смутившийся поляк нехотя ответил:

— Это необходимо уточнять…

— Так уточняйте! Ищите пустые вагоны, свободный локомотив — все, что можно использовать для эвакуации раненых и медперсонала госпиталя! И организуйте к поезду любой транспорт, хоть гужевые повозки, хоть машины — но загрузите людей! Пусть и в несколько ходок, но их нужно вывезти отсюда…

Переводчик в чине майора лишь отрицательно мотнул головой:

— В этом нет никакого смысла. Поезд наверняка попадет под бомбовый удар — и немцы, скорее всего, прорвутся к нам раньше, чем мы успеем эвакуироваться… Нам нет никакой нужды рисковать ранеными — а вот вам все же необходимо отправиться вместе с нами. Генерал Сикорский прислал уцелевший автомобиль…

— Вот его и используем для транспортировки раненых — в том числе! Майор, вы не понимаете простую вещь — немцы не пощадят ни раненых, ни медперсонал. Так что организуйте уже, наконец, транспорт — и прикажите своим солдатам задержать фрицев! На городских улицах танки проще зажечь бутылками с горючкой! Проще сбросить вниз гранаты на голову врага — и проще вести огонь по пехоте! И поверьте мне — генерал Сикорский не жаждет прослыть трусом, бросившим своих раненых нацистам на расправу… А за оставленного врагу комбрига союзной армии можно запросто потерять свой высокий пост!

Я вцепился в плечо майора, чтобы не потерять равновесия, и тот несколько побледнел от боли — не посмев, однако, сорвать моей руки. Более того, охватившая меня ярость даже немного улучшила мое состояние — по крайней мере, в голове немного прояснилось… Тем не менее, майор предпринял еще одну попытку меня переубедить:

— Пан генерал, немцы вполне цивилизованные люди, они не причинят вреда раненым…

— Что-о-о⁈ Скажи это раненым бойцам, кого немцы облили горючкой, сложив в несколько слоев — и подожгли, словно плашки дров! Скажи это девятнадцатилетним девчонкам, нашим медсестрам — изнасиловав и изрезав которых, немцы казнили их, посадив на колья! В буквально смысле на колья, майор… Посмотри вокруг себя — немцы сжигают уже второй город, полный гражданских, сбросив им на головы зажигательные бомбы. Это по твоему цивилизованные люди⁈ Да это зверье бесноватое, нацистское зверье! Нелюди… И если вы не организуете эвакуацию, я останусь в госпитале. Одна обойма в табельном ТТ еще осталась… Как и солдатская честь.

Вообще-то перечисленные мной военные преступления нацистов были совершены в реальной истории в СССР в Великую Отечественную — но я вспомнил об этом не сразу… И хорошо, что не вспомнил — получилось действительно убедительно, майора все-таки проняло. Вон как желваки на скулах заиграли…

— Я вас понял, пан генерал. Я передам ваши слова пану Францишеку.

— Поторопитесь! Время дорого, сам говорил!

Лях кивнул на прощание — и, отступив назад, двинулся к легковому автомобилю. Я же с трудом держался на ногах, пока авто не завернуло за угол — и лишь после без сил опустился на землю, поддерживаемый вовремя подскочившей медсестрой.

— Вы очень смелый офицер, пан генерал! Но неужели то, о чем вы говорили, правда⁈

Я устало кивнул:

— Правда. И если Сикорский не организует эвакуацию, я приказываю тебе покинуть раненых — как и всему медперсоналу… Но пока что останьтесь — шансы есть. Небольшие… Но все же есть.