Комбриг. Сентябрь 1939

Глава 17

…- Первый налет вражеской авиации наши откровенно прозевали. В бой вступило лишь звено истребительного прикрытия — против авиагруппы германских бомбардировщиков Ю-87 и истребителей, ее сопровождающих. Тем не менее, были сбиты три бомбера и два «мессершмита» — причем последний в ходе воздушного тарана лейтенанта 69-го ИАП Петра Рябцева.

Шапошников прервался, сделав совершенно мимолетную паузу, однако подчеркивающую подвиг советского летчика, после чего продолжил:

— С нашей стороны потеряны две машины, третья требует срочного ремонта; из летчиков в первом боестолкновении выжил только лейтенант Рябцев. Также два немецких самолета были подбиты зенитным огнем; в свою очередь при штурмовке врагом колонны, в которой следовали кавалеристы 5-й кавбригады Шарабурко и танкисты 24-й лтбр, было сожжено более тридцати наших танков, ранено и убито полторы тысячи красноармейцев… Кроме того, установлен факт убийства немцами эвакуировавшегося с парашютом лётчика, покинувшего истребитель.

Сильно побледневший, даже посеревший с лица Иосиф Виссарионович отстраненно смотрел на карту — рядом с которой вел доклад начальник Генерального штаба. Вождь не пытался его перебить — но, услышав о потерях и факте военного преступления, он невольно смял в руке папиросу «Герцеговины Флор»… Между тем, Шапошников продолжил:

— Штурмовки врага велись крупными силами бомбардировщиков в сопровождении истребительного прикрытия — по три эскадрильи разом. А всего было три волны на каждом участке фронта — но наиболее результативной была именно первая, внезапная волна… В частности, при нанесении бомбоудара в полосе наступления Каменец-Подольской армейской группы, был ранен командующий 5-м кавалерийским корпусом, комдив Гонин Василий Матвеевич. Большие потери на марше к городу Стрыю понесли танкисты 25-го танкового корпуса — двадцать четыре танка выбывших полностью, еще семнадцать требуют заводского ремонта. Также на марше была атакована 29-я отдельная танковая бригада Семена Кривошеина… Но в силу удаленности бригады от занятого немцами Бреста, и встречи ударной немецкой группы с нашей авиаразведкой, бригаду удалось вовремя прикрыть с воздуха. Следует отметить, что в ходе завязавшегося воздушного боя был совершен уже второй таран — лейтенантом 35-го ИАП Степаном Митрофановичем Гудимовым. Летчик сбил один бомбер пулеметным огнем, в свою очередь был подбит при атаке вражеского истребителя — и уже горящую машину направил на второй немецкий бомбардировщик… Лейтенант при таране не выжил.

Отложив смятую папиросу и так и не раскуренную трубку, Иосиф Виссарионович переспросил неестественно спокойным голосом:

— Что во Львове, Борис Михайлович? И есть ли иные случаи боестолкновений с немцами на земле?

Шапошников отрывисто кивнул:

— Так точно, есть. На момент подхода к Стрыю 25-го танкового корпуса было установлено, что город занят немецкими частями — спешно готовящими его к обороне с востока. Командующий корпусом, полковник Иван Осипович Яркин принял решение атаковать с ходу, не дожидаясь, когда немцы успеют выстроить оборону. И, соответственно, не дожидаясь также пехотного сопровождения; пехота отстала на марше.

Поджав губы так, что те вытянулись тонкой линией и побелели, командарм продолжил:

— Танки передового отряда корпуса еще на подходе были встречены плотным огнем гаубичной артиллерии противника. А на дистанции в полкилометра — многочисленными германскими ПТО. На этой дистанции их 37-миллиметровое орудие способно взять броню танков БТ-7 в лобовой проекции, не говоря уже о «быстрых танках» ранних серий или Т-26… Тем не менее, и сами немцы не успели как следует окопаться и замаскировать свои батареи — вследствие чего большая часть их противотанковой артиллерии была выбита ответным огнем. Наши же танкисты сумели закрепилась на окраинах Стрыя — но наступать в город одними танками, без пехотного прикрытия, Яркин не рискнул.

— Потери?

Командарм первого ранга на мгновение запнулся.

— Большие потери, товарищ Сталин. Некоторые повреждения удалось восстановить своими силами — но в целом «бэтэшек» пожгли не меньше, чем во время вражеского авианалета.

Секретарь ЦК ВКП(б) не стал уточнять точное число сгоревших танков, или почему отстала первая моторизованная стрелково-пулеметная бригада, приданная корпусу. Устало потерев глаза, он не сколько приказал, сколько попросил:

— Продолжайте, Борис Михайлович. Что там во Львове?

Начальник Генерального штаба энергично кивнул, сместив указку на карте:

— Сегодня господствующая надо Львовом высота 374 «Кортумова гора» была атакована значительными силами 2-й танковой дивизии вермахта. Предварительно позиции бригады подверглись авиаудару противника, далее последовала мощная артподготовка немцев — в значительной степени подорвавшая обороноспособность защитников высоты. Комбриг Фотченков выбыл по ранению еще во время авианалета — ведя ответный огонь по самолетам из трофейного пулемета.

Иосиф Виссарионович невольно — и как-то невесело усмехнулся:

— И много настрелял комбриг?

— Довольно результативно пострелял Фотченков, товарищ Сталин. Ему удалось вложить точную очередь в крыльевой бензобак бомбера — после чего последний был вынужден эвакуироваться. Со слов свидетелей, подбитый «юнкерс» резко пошел на снижение — а в стороне, куда он улетел, была зафиксирована вспышка взрыва.

Сталин ничего не сказал, лишь удивленно поднял брови — в то время как Шапошников продолжил доклад:

— В атаке со стороны немцев участвовало порядка ста танков и до полка пехоты. Уцелевшие советские экипажи под началом комбата Акименко подпустили врага поближе — и открыли огонь, как только немцы подобрались к минному полю. Враг был вынужден совершить широкий фланговый охват высоты, подставив борта нашим танкистам. И на этом этапе экипажи «бэтэшек», чьи машины были замаскированы в капонирах, уничтожили двадцать один германский «панцер». Еще два накрылись на минах.

— Сколько было исправных советских танков?

— Восемь машин, товарищ Сталин.

Присутствующие в кабинете вождя переглянулись с некоторым удивлением и даже радостью, послышались негромкие возгласы — но командарм тотчас добавил ложку дегтя:

— Однако следует отметить, что большинство немецких панцеров — это или пулеметные танкетки, или машины с легкими автоматическими пушками. Последние реально эффективны против БТ-7 лишь на пистолетной дистанции, а против Т-26 — примерно за полкилометра. Пушечные же германские танки сожгли все наши машины; при этом в бою было зафиксировано попадание бронебойной болванки «сорокапятки» в лобовую проекцию одного из панцеров на дистанции в семьсот метров. Но добиться пробития не удалось! Следует отметить, что штатно «сорокапятка» пробивает тридцать пять миллиметров брони на дистанции в километр… Следовательно, у немцев, при общем обилии легких машин, также появились и танки с полноценной противоснарядной броней — по предварительным оценкам специалистов, достигающей пяти сантиметров.

Шапошникову, однако, коротко возразил нарком НКВД Лаврентий Павлович Берия:

— У немцев нет серийных танков с броней, чья толщина превышает тридцать миллиметров. Однако фиксируются случаи кустарного усиления лобовой проекции танков Т-4 дополнительным броневым листом.

Непродолжительную паузу, возникшую после замечания наркома, прервал хозяин кабинет:

— Продолжайте, Борис Михайлович.

Шапошников, прочистив горло, ответил необычно громко — словно на строевом смотре:

— Слушаюсь, товарищ Сталин! Итак, в первой фазе боя немцам удалось подавить все наши огневые точки на высоте — при потере четвертой части своих боевых машин. Выполнив фланговый обход слева, вражеские танки ворвались на высоту; в ходе боя последующего боя погибло более сотни наших кавалеристов, был подбит единственный пушечный броневик БА-10… В свою очередь, немцы потеряли два танка, подбитых броневиком — и еще три машины, уничтоженные красноармейцами. Последние широко использовали гранатные связки, бутылки с зажигательными смесями и польские противотанковые ружья. В частности, огнем из ПТР был подбит один вражеский танк.

Сделав короткую паузу, командарм продолжил:

— Однако обход немцев на правом фланге был остановлен огнем польского бронепоезда «Смелый» — а на левом германцев контратаковало прибывшее во Львов подкрепление 24-й лтбр, отправленное из Тарнополя еще ночью. Это семнадцать танков БТ-7 и шесть химических танков. Последние, впрочем, не успели принять участия в бою — а вот БТ-7, потеряв четыре машины в перестрелке с пушечными германскими панцерами, сожгли их. После чего огнем с полукилометровой дистанции последовательно выбили двадцать семь легких немецких машин, не потеряв ни одного танка! Одновременно с тем, в ходе ответного воздушного налета вражескую пехоту атаковало звено И-16; в свою очередь, ударом бомбардировщиков СБ из 55-го СББ уничтожены четыре гаубичные батареи врага, разгромлен и рассеян немецкий танковый резерв. В сущности, вторая танковая дивизия вермахта как боевое соединение более не существует… Однако в сторону Львова продолжает движение восемнадцатый армейский корпус в составе 3-й горно-егерской и 4-й легкой дивизии — в составе которой имеется батальон легких танков — а также отдельные части 1-й горно-егерской.

Завершая доклад, начальник Генерального штаба направил указку в сторону Бреста:

— В настоящий момент восточнее Бреста также фиксируются боестолкновения разведки 29-й танковой бригады Кривошеина и 19-го моторизованного корпуса Ганса Гудериана… В этих стычках наши танкисты уверенно берут верх. Также следует отметить, что боестолкновения во Львове и Стрые требуют тщательного анализа — но уже сейчас можно сказать, что имея превосходство над большинством германских танков, советские боевые машины по-прежнему остаются уязвимы к огню вражеской ПТО. А наличие у немцев серийных танков с полноценной противоснарядной броней…

Тут Шапошников бросил острый взгляд в сторону Берии.

— Либо машин, быстрая модернизация которых позволяет ее «нарастить», делают эти панцеры очень опасным соперником для нашей боевой технике. Как показали Львовские события, танки очень даже воюют с танками — а ведь наши «средние» Т-28, вооруженные орудием КТ-28, вообще не имеют бронебойных выстрелов в боеукладке! При столкновении с вражеской бронетехникой придется использовать шрапнель, поставленную на удар — последняя, правда, способна пробить до тридцати миллиметров брони… Но с модернизированными, пусть и кустарно, Т-4, шрапнели уже не хватит.

Не удержавшись, с места уточнил Ворошилов:

— Так ведь с прошлого года на Т-28 ставят модернизированное орудие Л-10, верно? На него же есть штатные бронебойные снаряды?

Шапошников согласно кивнул:

— Так точно. Их бронепробиваемость составляет пять сантиметров за километр при встрече в шестьдесят градусов к нормали… Однако броня Т-28 составляет всего тридцать миллиметров в самой сильной лобовой проекции. И в настоящий момент этого может быть уже недостаточно при столкновение с пушечными германскими панцерами… Считаю, что следует рассмотреть возможность усиления Т-28 дополнительными броневыми экранами — и возможно, стоит форсировать работу конструкторского бюро Кошкина по созданию танка А-32.

Сталин молча кивнул, показав, что не возражает против предложений начальника Генерального штаба. Чуть приободрившись, Шапошников продолжил:

— Кроме того, наша пехота должна получить собственные средства борьбы с вражеской бронетехникой. Гранатные связки громоздки, их тяжело метать; бутыли с горючими смесями эффективно использовались в Испании — а если заполнить их специальными химическими составами? Тогда бойцы получат легкое и эффективное средство борьбы с танками! Кроме того, следует учесть опыт использования польских противотанковых ружей и форсировать испытания ПТР Рукавишникова. Либо же объявить новый конкурс среди конструкторов на производство отечественных ПТР.

— У нас достаточно собственной противотанковой артиллерии, товарищ Шапошников! Это белополяки, неспособные выделить достаточно средств на наращивание ПТО, пусть воюют против танков «кочергами»…

Гордо вскинув голову и нахмурив кустистые вразлет брови, в разговор бесцеремонно влез командарм первого ранга Кулик Григорий Иванович. Заместитель присутствующего здесь же наркома обороны, назначенный координировать действия Украинского и Белорусского фронтов, он был приглашен на совещание к вождю самим Сталиным. Ведь Иосиф Виссарионович хорошо знал Кулика еще с Гражданской войны и высоко ценил его заслуги за оборону Царицына. Тогда Григорий Иванович сосредоточил сильный артиллерийский кулак на пути наступления белых (до ста орудий!) — и ураганным огнем остановил продвижение Донской армии Деникина.

Хотя подобное решение не было новаторским — возможно, тактический прием был подсмотрен будущим командармом у генерала Брусилова…

Как бы то ни было, успех Кулика сильно сблизил его с товарищем Сталиным, вместе с Ворошиловым обороняющим Царицын — а ныне Сталинград. Однако Григорий Иванович был генералом «старой закваски», всячески противящимся непонятным ему нововведениям… Хотя в тоже время он не побоялся идти против самого вождя, прося его остановить вышедший из-под контроля маховик репрессий в армии — и отстаивая свое право жениться на полюбившейся ему женщине. Будучи главой артуправления, он действовал куда эффективнее Тухачевского, при нем приняли многие современные артиллерийские системы, вроде гаубиц М-10 и М-30, новой танковой пушки Л-10, полковую трехдюймовку и противотанковую «сорокапятку». Но сейчас он выступил со стремительной критикой противотанкового ружья — а до того раскритиковал минометы, воспрепятствовав производству легкой и мобильной «окопной» артиллерии. Во время же недавних боев на Халхин-Гол командарм схлестнулся с властным и волевым комкором Жуковым, после чего Кулика отозвали в Москву с выговором от Ворошилова…

Шапошников, впрочем, словно даже не обратил внимания на эмоциональный выпад Григория Ивановича — после чего твердо повторил:

— Повторюсь, Иосиф Виссарионович, я считаю необходимым вооружить отечественными ПТР наши стрелковые, а также кавалерийские части. Как показала практика боев за Львов, собственное ПТО могут не успеть подвезти, его можно потерять во время бомбежки или артналета, его подавит вражеская бронетехника, имея численное превосходство. А наличие бронебойных ружей у бойцов — как и прочих средств «карманной артиллерии» — дает им реальные шансы выстоять в бою даже против танков.

— Принимается, товарищ Шапошников!

Хозяин кабинета в первый улыбнулся за время совещания, немного даже порозовел с лица — и уточнил уже своим обычным, повседневным тоном:

— Какие будут предложения у Генерального штаба по ходу кампании?

Борис Михайлович все также молодецки, энергично кивнул:

— Докладываю, товарищ Сталин. В районе Стрыя в настоящий момент действует 22-й германский армейский корпус, а также 5-я танковая дивизия, занявшая Бориславское нефтяное месторождение. Это крупные силы — однако, начальник штаба Украинского фронта Ватутин Николай Федорович уже предложил операцию по окружению и разгрому данной группировки врага…

Снова направив указку к карте, Шапошников продолжил:

— В настоящий момент 23-я легкотанковая бригада полковника Мишанина следует вдоль отрогов Карпатских гор, приближаясь к Бориславлю с юга. Сегодня под селом Красное у города Буйск случилась стычка с польскими уланами, действовавшими при поддержке старых танков «Рено». Однако, получив соответствующие указания, в дальнейшие боестолкновения с поляками бригада уже не вступала, а частям 24-й и 25-й польских дивизий были направлены делегаты связи — с целью сообщить о вступлении СССР в войну с Германией. Вражеской авиаразведкой бригада в настоящий момент не обнаружена, марш ее остановлен и будет продолжен ночью; Мишанину передано указание замаскировать танки. В свою очередь 5-й кавалерийский корпус, командование которым принял на себя начальник штаба корпуса, комбриг Белов Павел Алексеевич, переподчиняет себе 26-ю лтбр и поворачивает на север, с дальнейшим движением на северо-запад. Есть хорошие шансы, что подобного маневра враг сейчас не ожидает — и его авиаразведка не сможет сходу обнаружить перемещение корпуса; в любом случае в интересах 5-го кавалерийского будет действовать две эскадрильи 28-го ИАП. Еще одна прикроет район продвижения полковника Мишанина.

Сделав короткую паузу, прочистить горло, командарм продолжил:

— Ватутин рассчитывает, что Яркин сумеет оттянуть на себя основные силы 22-го корпуса вермахта — продолжив штурм Стрыя при подходе 1-й моторизованной стрелково-пулеметной бригады, а в дальнейшем и частей 4-го кавалерийского корпуса. Когда же немцы перейдут в контрнаступление при поддержке 5-й танковой дивизии — а я считаю, что введение ее в бой неизбежно — то Белов нанесет фланговый удар с севера, а танкисты 23-й лтбр займут нефтяные месторождения, одновременно с тем перерезав пути снабжения германской группировки с юга. Намечаются «Канны» довольно солидной группировке германских войск… Но необходимо отметить, что скрытное сосредоточение наших частей для фланговых ударов невозможно без активных действий советской авиации. Допускаю возможным, что сил 25-го и 28-го ИАП, действующих в интересах Каменец-Подольской группы, может быть недостаточно. В связи с чем я предлагаю уже сейчас перевести из Монголии на Украинский фронт авиагруппу Смушкевича — и наиболее подготовленных, отличившихся в боях на Халхинг-Гол летчиков. Передав опытным пилотам все пулеметно-пушечные истребители И-16 тип 10, что сегодня есть в наличие.

Иосиф Виссарионович, немного помолчав, коротко кивнул:

— Готовьте приказ, Борис Михайлович… А что же у нас со Львовом? Ватутин планирует организовать «Канны» немцам подо Львовом?

Командарм отрицательно мотнул головой:

— Никак нет, товарищ Сталин. Боюсь, что у Львова нас ожидает тяжелое встречное сражение — и это сражение начнется с решительного штурма города германским восемнадцатым корпусом… Шоссе Тарнополь-Львов было забито войсками и техникой — и после воздушных ударов врага движение по нему, по сути, парализовано. Остро не хватает зенитной артиллерии — а имеющиеся трехдюймовки необходимо дополнить автоматическими орудиями по типу шведских «Бофорс». В настоящий момент их могли бы заменить крупнокалиберные пулеметы ДШК, способные эффективно поражать низколетящие цели — а это и германские пикировщики, и истребители, идущие на штурмовку наших колонн. ДШК принято на вооружение — однако выпуск его не налажен…

Щека Сталина непроизвольно дернулась, а взгляд его словно потяжелел; не поднимаясь со стула, начальственно рыкнул Кулик, в эту самую секунду неуловимо похожий на бульдога:

— Воюйте тем, что есть!

Иосиф Виссарионович никак не прокомментировал этот выпад, молча соглашаясь с последним — и Шапошников, запнувшись всего на секунду, продолжил:

— Истребители 69-го ИАП сегодня сделали до десяти боевых вылетов, 35-го ИАП — семь. В обоих истребительных полках большие потери — до трети истребителей. Помимо того, что наши «ястребки» были атакованы «мессершмитами» прикрытия, вражеские бомбардировщики старательно сбиваются в плотный строй, создавая непроницаемую завесу огня кормовых пулеметов. Лишь немногие наши летчики атаковали вражеские бомберы снизу, от земли — как ранее делали это в Испании… Могу сказать прямо — несмотря на то, что в настоящий момент обеспечено посменное дежурство советской авиаразведки, наши летуны не справляются, им просто не хватает сил. Очевидно, что для прикрытия 4-й армии комдива Чуйкова, следующей к Бресту, необходимо также выделить истребительный полк 18-й авиабригады, в настоящий момент прикрывающий Смоленск и близлежащие аэродромы. А в интересах Волочиской и Каменец-Подольской армейских групп использовать 5-ю и 8-ю эскадрильи из состава фронтовой авиации, а также перевести как минимум две эскадрильи 22-й ИАБ из-под Киева. Кроме того, не лишним будет задействовать и пограничную авиацию войск НКВД — в частности, для прикрытия Тарнополя.

Короткий взгляд на Берию — но на пенсне наркома упал отблеск лампы, и разглядеть выражение его глаз Шапошников не смог; впрочем, Лаврентий Павлович ответил вполне благосклонно:

— По мере сил поддержим.

Начальник Генерального штаба с благодарностью кивнул, после чего продолжил:

— Из-за налетов вражеской авиации, в настоящий момент движение на шоссе Тарнополь-Львов парализовано — в первую очередь, для танков и прочей тяжелой техники. Переброску кавалерийских частей — прежде всего, 5-й кавдивизии Шарабурко — планируем организовать в ночное время. Основные же силы Волочиской группы Голиков в настоящий момент концентрирует у Тарнополя, где ему проще собрать имеющиеся средства ПВО в один кулак — а летчикам 69-го ИАП обеспечить прикрытие с воздуха. В свою очередь завтра, после расчистки и хотя бы частичного восстановления дорожного полотна, Ватутин предлагает перебросить на помощь 24-й лтбр 10-ю танковую бригаду, вооруженную средними танками Т-28… Но, так как налеты германской авиации очевидны, марш-бросок предлагается осуществить также в ночное время. Таким образом, 21-го сентября Львов будут защищать кавалеристы Шарабурко, оставшиеся в городе исправные танки 24-й лтбр — и сами поляки. Яков Сергеевич примет на себя общее командование передовой группой.

Сделав небольшую паузу, начальник Генерального штаба заговорил необычно твердо, буквально печатая слова:

— В настоящий момент, товарищи, столкновения с немцами имеют очаговый характер. И везде, где враг противостоит нам — Стрыя, Брест, Львов — мы можем добиться паритета в силах или даже численного превосходства над врагом. Но, как только будет установлена единая линия фронта, превосходство германских войск в численности станет решающим; подпитка разбитыми польскими частями не решит проблему — и доверить им можно разве что второстепенные, наименее опасные участки фронта… Однако и это не вполне осуществимо! В настоящий момент лишь бригадный генерал Сикорский во Львове принял решение объединить силы с РККА и воевать против немцев вместе. Командиры других подразделений — в частности, 24-й и 25-й дивизий, уже плененные польские солдаты 26-й и 28-й дивизий — ссылаются на отсутствие полномочий и невозможность воевать заодно с нами без прямого приказа главнокомандующего вооруженными силами. А в силу того, что маршал Эдвард Рыдз-Смиглы покинул Польшу вместе с высшим командованием войска польского, этого приказа просто не будет…

Сталин лишь недовольно дернул щекой, но промолчал, соглашаясь с аргументами командарма. Между тем, тот продолжил после короткой паузы:

— В настоящий момент отступает к Ковелю польская оперативная группа «Полесье»,. Это боеспособное подразделение, отличившееся упорными боями с немцами в Бресте и Кобрине — но ее командир, бригадный генерал Францишек Клееберг требует срочно выступить на помощь осажденной Варшаве. Что для нас в настоящий момент просто неосуществимо! Однако в случае отказа генерал не видит возможностей для взаимодействия… Также остановлен и штурм Гродно 15-м танковым корпусом — но гарнизон наотрез отказывается переходить на нашу сторону и впустить 27-ю лтбр в город! Нет, товарищи — нам нужна мобилизация.

Последние слова Шапошникова словно бы остудили температуру в кабинете вождя на пару-тройку градусов. Мобилизация, конечно же нужна… Но даже для того, чтобы просто «нарастить» численность РККА, воюющих в составе Белорусского и Украинского фронтов до миллиона бойцов (то есть увеличить их вдвое!), требуются не только полмиллиона красноармейцев. Требуются командиры, артиллеристы, пулеметчики, танкисты, водители грузовых машин, тягачей… Их быстро не подготовить — пусть даже запасов оружия и техники на мобилизационных складах достаточно, чтобы вооружить такую прорву народа.

Первым, как ни странно, отозвался Кулик:

— Армия Жукова — крепкая боевая часть. Бойцы ее получили необходимый опыт, командарм… Крепкий у них командарм. Перебросим армию из Монголии — все равно ведь с японцами заключено перемирие?

Сталин оценил, что Григорий Иванович выделил Жукова, несмотря на личную неприязнь — но все же отрицательно покачал головой:

— Начало войны с Германией все меняет и на Дальнем Востоке. Но пока Жуков остается в Монголии во главе той самой боевой части, что нанесла японцам поражение на Халхин-Гол, горячие головы в правительстве Хирохито вряд ли смогут настоять на повторной атаке.

С последним аргументом согласились все присутствующие — благо, что Берия ознакомил вождя с последним донесением из Токио прямо перед совещанием… После непродолжительно молчания к Иосифу Виссарионовичу обратился Вячеслав Михайлович Молотов — предварительно прочистив севшее горло:

— Польское правительство эвакуировалось в Румынию. И если мы сейчас обратимся к президенту и главнокомандующему с просьбой поддержать РККА в войне с Германией…

Иосиф Виссарионович прервал народного комиссара иностранных дел жестом руки:

— Президент Мосцицкий и его приближенные не отказались от государственного суверенитета под угрозой интернирования из Румынии. И если обратиться к ним сейчас, то Мосцицкий будет настаивать на сохранение довоенных границ — что неприемлемо для СССР! — и всячески оттягивать обращение к армии… Мы просто потеряем время.

Верно угадав настроение и ход мыслей вождя, слово взял Лев Захарович Мехлис:

— Согласно доклада комиссара Макарова, комбриг Фотченков склонил генерала Сикорского к взаимодействию, используя следующий аргумент: «Польша сохранит независимость, лишь если войско польское поможет РККА». Но комбриг подсластил пилюлю тем, что Рыдз-Смиглы бежал — и не может более выполнять обязанности главнокомандующего, как бросивший армию военачальник. Следовательно, во главе ее должен встать другой генерал… И намекал он как раз на Сикорского, первым поддержавшего нас во Львове. Понятно, что это была тактическая хитрость комбрига — но возможно, Фотченков просто озвучил наиболее очевидный и логичный ход развития событий?

Лишь недавно жаждавший крови Фотченкова, Лев Захарович умел и подстраиваться, проявить необходимую гибкость — а дураком Мехлис отродясь не был. Сейчас он похвалил проявившего себя комбрига — но главную идею, идею назначить новое польское командование (а там и создать лояльное Союзу польское правительство!) предложил именно Мехлис! Иосиф Виссарионович это обязательно оценит…

И действительно, Сталин оценил, благодарно кивнув Льву Захаровичу — после чего принялся напряженно обдумывать предложение начальника политуправления.

— Товарищ Мехлис выдвинул дельное предложение, но его нужно рассмотреть со всех сторон, оценить риски… А пока я попрошу организовать публикацию коротких рассказов о подвигах наших летчиков, совершивших таран. Обоих стоит представить к наградам! А ещё следует написать и о зверстве германских стервятников, расстреливающих в воздухе сбитых пилотов…

— Слушаюсь, товарищ Сталин! Крайний срок послезавтра все будет напечатано!

Мехлис засиял — а вот ранее молчавший Ворошилов счел, что необходимо выдвинуть рациональное предложение и со своей стороны:

— В большинстве своем ветераны Гражданской еще достаточно молоды и крепки, чтобы принять участие в новой войне. Пулеметчики и артиллеристы будут воевать хорошо знакомым оружием — а имеющие боевой опыт красноармейцы смогут занять должности младшего командирского звена: командиров отделений, заместителей командиров взвода. В свою очередь, командный состав, прошедший Гражданскую, вполне способен занять все ступени среднего звена — вплоть до комбатов… Нужно лишь правильно организовать работу военкоматов — и тогда нехватку командного состава, как и отдельных воинских специальностей мы решим сходу!

Предложение было абсолютно грамотным и верным — кроме того, Климент Ефремович тактично напомнил Иосифу Виссарионовичу о собственном участие в славной Гражданской… Что невольно улыбнувшемуся вождю было определенно приятно.

Высказался, наконец, и Берия — хотя последний заговорил не очень уверенно, понимая, что его предложение может не понравиться вождю:

— Заговор Тухачевского невольно затронул значительное число командиров, порой совершенно бессознательно выполнявших приказы старших по званию — не имея при этом никакого злого умысла… Кроме того, деятельность НКВД при Ежове породила опасную практику ложного доносительства. Когда некоторых вполне добросовестных и грамотных командиров просто оболгали с целью их ареста и дальнейшего освобождения занимаемых ими должностей. В настоящий момент речь идет…

Тут Лаврентий Павлович и сам прочистил горло, после чего твердо продолжил:

— О тысячах командиров. Уже сейчас пересматривают сотни дел — а большинство седельцов, к слову, служили в Красной Армии как раз с Гражданской войны. В частности и крупные военачальники… Георгий Константинович Жуков, к примеру, очень радел за своего бывшего командира — комдива Константина Рокоссовского. Как и Семен Михайлович Буденный…

— Разве им можно доверять?

Резкий вопрос Сталина в тишине кабинета прозвучал словно выстрел — на что немного стушевавшийся Берия, чуть помявшись, ответил честно:

— Занимавшим должности вплоть до командиров батальонов и полков — подавляющему большинству. Эти люди были слишком мелкими сошками, чтобы являться мало-мальски весомыми фигурами в заговоре — ими пользовались втемную или просто оболгали. А справедливый суд и помилование покажет гражданам, что партия могла ошибиться в их отношении — но ошибку исправила. Что же касается крупных командиров — мы можем провести ускоренное следствие в их отношение, а я лично возьму их на контроль, включая дело Рокоссовского.

Берия с трудом выдержал тяжелый взгляд вождя — Иосиф Виссарионович умел принимать свои ошибки и исправлять их по мере возможностей, но темпераментный характер очень мешал ему воспринять критику. Тем более публичную критику! Конечно, сейчас она не была направлена лично в его адрес, Берия проехался по Ежову… Но слова о тысячах невинно осужденных так или иначе касались самого Сталина — и очень крепко ему не понравились.

Положение спас Шапошников, все также стоящий у карты:

— Иосиф Виссарионович, возвращение в строй осужденных командиров именно сейчас могло быть стать настоящим спасением. Для них начавшаяся война — это шанс очистить свое имя, убрать пятно позора со своей чести, проявить себя. Уверен, что такие люди будут воевать честно и храбро; наконец, мы сейчас в них просто нуждаемся. На полмиллиона бойцов нужно как минимум двадцать пять тысяч командиров — и это число никак не покроют уволенные в запас командиры Гражданской. Да и курсанты наших военных училищ — даже если прямо сейчас выпустить первокурсников! Что само по себе будет в корне неверно…

Сталин уважал и ценил исключительно преданного ему командарма — а тактичный, точно выверенный тон Шапошникова сумел погасить пожар ярости, что вот-вот выплеснулся бы на Берию! Погубив его совершенно верное и благое начинание… Подумав еще немного, хозяин кабинета ответил негромко, с легкой хрипотцой:

— Хорошо, Лаврентий. Но если вдруг кто из освобожденных тобой командиров сдастся и перейдет на сторону врага… Отвечаешь за них лично.

— Слушаюсь, товарищ Сталин!

— Остался последний вопрос, товарищи. Как преподнести народу начавшуюся войну? Немцы ударили первыми, ударили внезапно — но на территории Польши. Боюсь, не все граждане смогут верно понять, что мы шли защищать мирное население западной Белоруссии и Украины…

Вячеслав Михайлович Молотов поднял важный вопрос — но уже уставший от бесконечных обсуждения вождь ответил просто:

— Вот именно это мы и объявим народу. Красная Армия вошла на территорию исконных областей УССР и БССР, захваченных белополяками. Она вошла туда для защиты наших братьев от германского нацизма — но была вероломно атакована врагом, рвущимся к границам СССР! И теперь мы обязаны постоять за наших людей и нашу землю… А поэтому эта война для нас — за Отечество. Отечественная война…

— Вторая — или все-таки третья?

Берия задал неизбежный вопрос — ведь Второй Отечественной называли прошлую войну с германцами в самом ее начале. И пусть теперь ее величают «империалистической» или просто «германской» — но ведь старшее поколение еще помнит переломный 1914-й год, изменивший все…

Немного подумав, Сталин коротко ответил:

— Ни вторая, ни третья. Чувствую, что легкой победы над немцами не будет — с обеих сторон такие силы схлестнуться… Великие силы. Так что и война будет Великой… Великой Отечественной.