Комбриг. Сентябрь 1939

Глава 14

Лейтенант 69-го ИАП Пётр Сергеевич Рябцев уверенно вёл свой «ишачок» (истребитель И-16 тип 6), неотрывно следуя за командиром, не нарушая строя звена, состоящего из трех истребителей. И-16 машина своенравная, тяжёлая как и в изучении, так и в пилотировании — и покорилась Рябцеву сравнительно недавно. Ранее Пётр пилотировал старичка И-5 (его-то простой донбасский парень хорошо освоил за четыре года в авиационном училище), затем более современный «чато» И-15.

«Чато», то есть «курносый» с испанского, успел повоевать за республиканцев против националистов Франко. Часть однокурсников Петра отправились в Испанию в качестве советских военспецов — и успели повоевать на «курносых», сбивая над Мадридом германские бипланы «хейнкели» и «арадо»! Как же Пётр им тогда завидовал… Как и большинство «Сталинских соколов», бывший электромонтер с завода им. Петровского, он мечтал проявить себя в настоящем деле — и подал несколько рапортов о переводе в Испанию. Не удовлетворили… А чуть позже орденоносец («Красная звезда»!) Миша Соколов, сражавшийся в Испании однокурсник, встретился с Рябцевым в командировке — и поделился своим восхищением новым истребителем Поликарпова, И-16.

Тогда-то Пётр и начал осваивать уже третью машину из бюро прославленного конструктора…

Предвоенные лето 39-го словно дышало грозой — грозой надвигающейся в Европе большой войны. Однако конфликт вспыхнул не на западе, а на востоке — милитаристская Япония начала агрессию против дружественной Союзу Монголии. Закипели стычки, а затем и полноценные бои в районе степной реки Халхин-Гол — как на земле, так и в небе.

И вновь рапорт о переводе на фронт, вновь острое желание проявить себя в настоящем бою! И вновь завернули… Впрочем, когда однокашник Женя Соломенцев написал товарищу из Киевского госпиталя, Пётр мгновенно сорвался к нему в свой ближайший выходной.

Женя уже долечивался — и выйдя вместе покурить в яблоневый сад, оба лётчика смогли поговорить без лишних ушей, откровенно. Соломенцев стоял перед товарищем с папироской в руках, разглядывая Рябцева со злой иронией; тот успел расказать, что подал прошение о переводе.

— Забудь, Петя! Забудь, как страшный сон! Если не удовлетворят твой рапорт, пойди купи себе шампанского и отпразднуй второй день рождения…

— Не понял тебя, Евгений.

— Не понял, говоришь?

Солома глубоко затянулся «казбеком», после чего мрачно ответил сухим надтреснутым голосом:

— Тяжело с японцами в воздушных боях, Пётр. Очень тяжело. Сейчас, слышал, на Халхин-Гол перевели группу испанских ветеранов под началом Смушкевича, драка на равных пошла. А до того… Представляй, каково драться на обшитом перкалем, деревянном по-сути И-15? Это с цельнометаллическим-то японским монопланам, «Накадзимой»? Наши ястребки самураи зажигают первой же точной очередью — а за самим «накадзимой» попробуй ещё угнаться! Скоростенки всяко не хватает… Да и в боях японские лётчики духовиты, упорны, отступать не любят, и шмаляют только в путь. В мой «ишачок», Петя, в мой «ишачок» самурай вложил точную очередь, перевернув машину в воздухе!

Рябцев тогда принял слова Соломенцева как попытку оправдать собственные неудачи в воздушных боях, и не удержался от холодного замечания:

— Японцы духовиты, а советские «соколы» выходит, что и нет?

Но Женя, выговорившись, подрастерял запас злобы — а потому товарищу ответил уже без прежней резкости:

— Дурак ты, Ряба. Меня 28 мая сбили. А знаешь, сколько тогда наших ястребков япошки на землю посадили? Семнадцать истребителей, Петя. Семнадцать…

Пётр был очень удивлён подобной цифре. В печати информации о тяжёлых боях в небе над Халхин-Голом практически не было, как и цифр о советских потерях. Но уже немного узнавший жизнь лётчик нутром чуял — товарищ не врет. Между тем Соломенцев, затушив окурок и бросив его в урну, сменил тему разговора:

— Ты на чем, Петя, летаешь?

Лейтенант Рябцев с неким оттенком гордости ответил:

— «Шестнадцатый», «моска»!

Женя согласно покивал головой:

— И-16 машина хорошая, быстрая, маневренная. Да все одно ведь из дерева, рации нет…

— Слушай, Жень, давай уже заканчивать этот разговор, а? По твоему у нас все истребители плохие — так что ли⁈

— Все да не все… Но немецкий «мессер», воевший в Испании, японскому «Накадзиме» точно не уступит. Если что — крути головой во все стороны, смотри в небо… Немцы в Испании более всего уважали атаку с превышения, «соколиный удар»! А ты им навстречу нос задирай, мотором закрывайся — и бей, подпустив поближе, чтобы наверняка…

Тяжёлый тогда получился разговор, не шибко приятный для Петра Рябцева. Сославшись на личные дела и передав товарищу гостинцы, лейтенант покинул товарища — убежденный в том, что тот сильно наговаривает на советские истребители, оправдывая собственную неудачу в бою.

Но и сам лейтенант пока не смог отличиться в воздушной схватке — ибо советским лётчикам, участникам похода в Польшу, не с кем было схватился в небе. Все польские истребители были заняты в боях с немцами — немцами же и сбиты. А с последними в бою тем более не сойтись — германцы восточнее Львова не залетают…

Тот факт, что истребители второй эскадрильи, перебазированной на соседний полевой аэродром, днем ранее дрались с фашистами в небе надо Львовом, потеряв машину и пилота, в 69-м ИАП до личного состава не довели. Старшие командиры сочли, что случилась ошибка летунов, что немцы бомбили именно поляков — и со страхом ожидали жесткого нагоняя сверху… Но сверху был дан лишь приказ сопроводить колонны советских войск и бронетехники, следующие ко Львову. И утром дежурное звено Петра поднялось в небо…

Теперь же лейтенант Рябцев нет да нет, но посматривает вниз — с удивлением и набирающим силу раздражением. Шоссейная дорога под крылом его «ишачка» до отказа забита бронетехникой, пешими колоннами, автомашинами. Местами пехотинцы и конница уже сошли с дороги, двигаясь параллельно шоссе — в иных же возникли заторы и пробки длиной в несколько километров… Страшно подумать, что на эти колонны могли бы зайти вражеские бомберы и штурмовики! Мороз по коже от одной только мысли об этом…

На большинстве И-16, как и на И-15 бис, что пилотировал Соломенцев, отсутствует радиосвязь. Перед боем лётчики могут обмениваться жестами — благо, что уже с «тип 5» отказались от сдвижного фонаря и закрытой кабины, ограничивающей обзор. Кроме того, есть несколько условных сигналов, подаваемых определёнными маневрами истребителя.

Вот и сейчас командир звена, старший лейтенант Максим Антонов, плавно покачал крыльями — «делай, как я» — после чего увеличил скорость, полетев строго над дорогой. Увеличил скорость и Рябцев, растерянно оглянувшийся по сторонам: в чем дело-то?

Впрочем, вскоре и сам Пётр разглядел быстро растущие точки (много точек!), что стремительно принимают очертания неизвестных ему самолётов. Самолётов, заходящих в голову советской колонне… У Рябцева захолодело в груди — неужто⁈ Неужто немцы решились ударить по советским войскам, наступающим на Львов — и теперь сгрудившимся на шоссе⁈

Или же поляки как-то сумели набрать ударную группу бомберов?

Мгновением спустя все это стало невыжным — на шоссе диковинным огненным цветком полыхнул взрыв бомбы-пятисотки, накрывший головной танк…

Командир звена вновь покачал крыльями — и принялся резко набирать высоту. У Антонова, пилотирующего И-16 тип 10 с четырями пулеметами ШКАС, есть рация — сейчас старший лейтенант наверняка передаёт в полк информацию о воздушном ударе противника… Но и от боя звено советских истребителей не уклонится. Ведь как можно в такой ситуации бросить товарищей? Как можно предать своих во время бомбежки, оставив без воздушного щита⁈

Да и за трусость вполне можно угодить под трибунал… Уж лучше честный бой в небе — пусть и со вполне предсказуемым исходом.

Потянув штурвал на себя, Пётр с невеселой улыбкой подумал, что наконец-то ему представился шанс отличиться… Одновременно с тем Рябцев вспомнил лица родителей, братьев — особенно Филиппа. Словно бы простился с ними… Но следом перед внутренним взором предстала злая, какая-то перекошенная ухмылка Соломенцева, жалующегося на советские истребители. Рябцев с раздражением сравнил себя с товарищем, осознав, что заразился пораженческим настроем — и едва не похоронил себя заживо, ещё не вступив в бой!

Но ведь человек не может знать свою судьбу. А вдруг удастся отогнать вражеские бомберы и уцелеть, заодно заслужив награду⁈ Но между тем, с непослушных губ словно сами собой сорвались слова столь древней и простой молитвы:

— Господи, спаси и сохрани…

Тройка «ястребков» быстро набрала высоту; в это время часть бомберов принялись один за другим сбрасывать бомбы на колонну, срываюсь в пике с диким, жутким воем. Точно, немцы — судя по описанию испанских фронтовиков, только пикирующие бомбардировщики Ю-87 издают подобный вой при атаке! Но другая эскадрилья нацистов потянулась вперёд, по пути сбрасывая контейнеры с осколочными бомбами на сгрудившуюся за танками конницу. Можно только догадываться, что творится внизу, где испуганные лошади мечутся в стороны от частых взрывов…

Но все это лишь «цветочки». Юнкерсы тянут в хвост колонны, к замыкающим ее автомашинам — надеясь сжечь их и уничтожить дорожное покрытие мощными пятисотками, отрезав красноармейцам путь назад. После чего начнётся форменное истребление зажатых на дороге кавалеристов и тотальное уничтожение боевой техники…

А ведь в Испании советские лётчики именно так и штурмовали колонны итальянских моторизованных дивизий! Какими же способными учениками оказались немцы… Но как бы то ни было, вторая эскадрилья гансов не заметила тройку небольших, похожих на пузатые бочонки истребителей. И Антонов, набрав высоту, бросил свой «ишачок» вниз, набирая скорость в падение. Советские лётчики также умеют наносить «соколиный удар»! Рябцев последовал за командиром, едва ли не отвесно падая на строй бомберов со стороны солнца…

Расстояние до немцев (Пётр хорошо рассмотрел чёрные кресты на крыльях бомберов) сократилось до сто пятидесяти метров за считанные секунды. И, поймав следующий по курсу «юнкерс» на светящуюся точку коллиматорного прицела, лейтенант нажал на гашетку… Пара пулемётов ШКАС с их чудовищной скорострельностью до 1800 выстрелов в минуту (куда там МГ-34 с их жалкими девятью сотнями!) и эффективной прицельной дальностью до четырёхсот метров, замолотили очередями бронебойно-зажигательных. Трассеры устретились к бомберу, уткнулись в фюзеляж — и потянулись к кабине пилота и бортстрелка; если та и была защищена бронестеклом, то лишь спереди. Вспышки пламени при попадании бронебойно-зажигательных пуль заплясали на фонаре кабины, покрывшегося трещинами. Мгновением спустя исправный самолёт клюнул вниз — а там сорвался и в штопор, лишившись управления…

Звену Антонова крепко повезло — каждый из пилотов сумел довольно точно отстреляться при первом заходе. Очередями четырех ШКАСов старший лейтенант зарядил точно в крыльевой бак юнкерса, буквально распилив крыло бомбера! А второй лётчик, лейтенант Степан Егоров, пробороздил очередью хвостовое оперение бомбера, повредил тягу… Два сорвавшихся к земле «лаптежника» и ещё один, дымящий и потянувший назад — вот плата немцев за излишнюю самонадеянность!

Сломав строй германских бомберов и пролетев буквально сквозь него, «соколы» пошли на разворот, набирая высоту… И тут словно кто-то толкнул в правое плечо Рябцева, заставив его посмотреть назад, вверх — а оглянувшись, лейтенант отчаянно закричал:

— Мессеры!!!

Конечно, крик Петра никто не услышал — и тогда он рванул штурвал вправо и вниз, одновременно с тем надавив на гашетку… Лейтенант не пытался встретить приближающиеся «мессеры» прикрытия, развернув самолет им навстречу. Нет, германские коршуны падали на набирающие высоту «ястребки», заходя с хвоста. И попытка пилота рвануть ручку управления на себя, надеясь развернуться к немцам носом, лишь подставила бы «ишачка» под очереди «худых»… Нужно было уходить — уходить в сторону и чуть вниз, предлагая врагу схватку на горизонталях, где у маневренного «ишачка» есть шанс!

А стрельбой Рябцев попытался просто предупредить товарищей, впервые согласившись с Женькой Соломенцевым — рации на каждом И-16 очень пригодились бы…

Капитан все же понял маневр ведомого — а может, и сам заметил опасность. Круто свернув влево, он подставил под очередь вражеского истребителя лишь хвостовое оперение, получив несколько пробоин. Егоров же ничего не увидел и не успел среагировать — он погиб в кабине, как и пилот немецкого бомбера всего минуту назад…

Звено «ишачков» атаковала двойка мессеров; Рябцев сумел уйти от удара, в то время как оба «худых» ринулись добивать капитана. Самонадеянно? Ничуть — ещё пара германских истребителей уже заходит для «соколиного удара», выбрав целью «ишачок» лейтенанта! Но в этот раз Пётр заметил опасность вовремя — и рванув ручку управления на себя, успел развернуть истребитель навстречу «худым».

Двое на одного? Это и есть «небесные рыцари» Геринга⁈ Впрочем, каковы на самом деле германские лётчики, мир узнал ещё два года назад, во время бомбардировки Герники… А теперь лейтенант Рябцев выжимал из мотора «ишачка» все силы, разгоняя его навстречу «мессерам» — ему наконец-то представилась возможность проявить себя! Пусть и возможность эта наверняка последняя…

— Получай!!!

Идущие встречным курсом истребители открыли огонь практически одновременно, с двухсот метров. Но разве это расстояние для двух сближающихся скоростных самолётов? Считанные мгновения… Выпуская напряжение в крике, лейтенант давил на гашетку, высаживая очереди ШКАСов навстречу врагу — всем телом ощущая, как трясёт самолёт от попаданий бронебойно-зажигательных пуль «мессера»…

Убежденный в том, что настали его последние мгновения, Рябцев упрямо гнал «ишачка» в лоб врагу — но тот успел увести самолёт в сторону. Успел, всего на мгновение подставив брюхо — но Петру хватило и доли секунды свести светячок коллиматора с целью и вновь нажать на гашетку… ШКАСы отстучали короткую очередь, после чего вдруг резко замолчали — но «мессер», чадно дымя горящим бензобаком, уже полетел навстречу земле.

Второй германский истребитель проскочил вниз, не успев помочь камраду, принявшему бой на встречных курсах. А сам Рябцев принялся набирать высоту, ещё не веря, что боезапас ШКАСов полностью опустошен. Девятьсот патронов на каждый пулемёт, неужели все⁈ Хотя… Если скорострельность их составляет 1800 выстрелов в минуту, то у лейтенанта на самом деле-то и было всего полминуты стрельбы.

Пётр не обратил внимания, что приборную панель пробила бронебойная пуля, нарушившая систему управления огнем. Патроны ещё остались — но вести бой «ишачок» уже не мог…

Набрав высоту, Рябцев завалил И-16 на правое крыло, опустив взгляд вниз и пытаясь разглядеть истребитель капитана. То, что он увидел в следующие мгновения, заставило Петра захолодеть; сердце его ударило с перебом… На глазах лейтенанта И-16 Антонова вспыхнул, поймав в хвост точную очередь одного из «мессеров». Командир пытался выполнить «бочку», надеясь зайти в хвост погнавшегося за ним «худого» — но второй немец подловил его во время маневра.

Однако самое страшное случилось после — от сбитого «ишачка» отделилась крошечная точка, а секунду другую спустя над ней раскрылся белый купол парашюта. Пётр облегченно перевёл дыхание — но уже в следующее мгновение купол прошила очередь зажигательных пуль, и он тотчас вспыхнул… А капитан (возможно, уже мертвый), камнем устремился к земле.

Бесчеловечная расправа над сбитым летчиком повергла Рябцева в состояние глубокого шока. Он не вполне понимал, что делает, когда развернул «ишачка» вниз и бросил его на «худого», пилот которого расстрелял Антонова в воздухе… И-16 крепко уступает «мессерам» в скорости, скороподъемности. Но этот разрыв невелируется, когда «ястребок» падает сверху, а немец наоборот, пытается набрать высоту! Однако, когда расстояние между самолётами сократилось уже до двухсот метров, лейтенант наконец осознал, что ему не из чего стрелять по врагу.

Однако с курса он так и не свернул, направив машину на самолёт германского палача…

— За вас, мужики.

Рябцев догнал противника, заметившего падающий сверху «ястребок» едва ли не в последний момент. Немец попытался рвануть в сторону и уйти от удара — но добился лишь того, что массивный мотор И-16 врезался не в фюзеляж, а рубанул пропеллером по хвосту, срубив его почти напрочь! Сорвавшись в штопор, нацист полетел вниз, стремительно набирая скорость; пилот, от резкого удара врезавшийся головой в приборную панель, на несколько секунд потерял сознание… Он ещё успел прийти в себя — и мазнув взглядом по фотографии довольно миловидной, белокурой девушки (невеста!), поспешил покинуть сбитую машину.

Вот только уже в полете, едва ли не в точности повторяя судьбу сбитого им лётчика, молодой нацист вдруг понял: высота для раскрытия парашюта слишком мала. Надеясь на чудо, он все равно рванул вытяжное кольцо — вот только купол парашюта раскрылся над головой слишком поздно, не сумев толком погасить удара о землю.

Короткая вспышка в глазах, острая боль в ногах и спине, последняя мысль о недождавшейся его Эльзе… Все.

Сильный удар также здорово тряхнул «ишачок» Рябцева — но советский истребитель, даром что деревянный (а где-то и фанерный!) столкновение выдержал. Правда, погнуло винт, заглох мотор, так что и Пётр устремился к земле — но помня судьбу капитана, он не стал покидать машины… Как же было страшно — все тело била крупная дрожь, пальцы на ручке управления тряслись, мысли в голове путались! Но недюженным усилием воли лейтенант взял себя в руки, собрался — и смог запустить мотор уже у самой земли… После чего «ишачок» удалось выправить — и жёстко посадить его на относительно ровном участке поля у самого шоссе.

В этом бою Рябцеву всё-таки повезло… Ведь напарник сбитого им немца не стал преследовать советского лётчика, будучи уверенным в том, что тот разобьется. Но в целом атака советских истребителей выиграла бойцам 5-й кавалерийской всего лишь пару минут… Однако и короткий воздушный бой привёл бойцов в чувство, помог преодолеть замешательство. Показал наконец, что и немцев можно бить!

И вот уже расчёт ПВО, прикрепленный к кавалеристам, отцепил от полугусеничного грузовика ЗИС-33 зенитную трехдюймовку, принявшись спешно готовить орудие к бою. А прикрывая его, открыли огонь две счетверенные установки «Максим», установленные прямо в кузове ГАЗ-АА… Наконец, соориентировались и кавалерийские командиры — приказав всадникам спешиться и залечь в стороне от дороги.

В то время как с аэродрома подскока уже взлетели две эскадрильи «ишачков»…