Кольцо судьбы

Блюститель Амирес — длинный худосочный туранец в роскошных одеждах — бросил насмешливый взгляд на юную девушку, стоящую перед ним с таким гордым видом, будто она была сама богиня.

— Я же сказал тебе, Соня, — неожиданно мягким голосом произнес он, — мне не нужны деньги. Я отдам тебе и кинжал, и меч, и даже лук со стрелами — за кольцо Эгидея.

— Ха! — удивилась Соня. — Да где же я возьму кольцо Эгидея? Посмотри на меня внимательно, Амирес, я похожа на богатую наследницу?

Амирес посмотрел внимательно. Конечно, девушка вовсе не была похожа на богатую наследницу. Одетая в простое мужское платье, потертые кожаные сандалии и дырявый плат, она выглядела обыкновенной бродяжкой, коих в последнее время слишком много развелось в Багдаруне. Однако он слышал о ней совершенно невероятные вещи. Например, говорили, что она владеет любым оружием лучше любого воина из туранской армии; что она ловка и хитроумна, как демоница; что она к своим семнадцати годам прошла сотню дорог и на дорогах сих ограбила и сгубила сотню купцов. Наверное, по большей части все это были сплетни, но Амирес точно знал: дыма без огня не бывает. Конечно, эта юная особа, гривой густых рыжих волос и стройной гибкой фигурой не так проста, как кажется. Но как сверкнули ее прекрасные серые глаза, когда он сказал ей об оружии киммерийского героя, которое купил за две сотни золотых у пройдохи из Шема.

— Сядь, сядь, Соня. — Он ласково улыбнулся гостье и кивком указал ей на скамью напротив. — Я знаю, что ты не богатая наследница и кольца Эгидея у тебя нет. Но я знаю и кое-что другое: я назову тебе имя его нынешнего владельца, и через три дня это кольцо у тебя будет.

— Ты хочешь, чтобы я украла для тебя кольцо? — возмутилась девушка. — Я не могу. Воровство противно моей натуре.

Амирес взглянул на нее насмешливо.

— К чему лукавить, моя красавица. Не ты ли позапрошлой луной стянула золотой пояс у вдовы Кассимы? Она сама с прискорбием поведала мне об этом.

— Кассима слишком много болтает, — с неудовольствием заметила Соня, надкусывая сочное яблоко и тут же отправляя его обратно в корзинку.

— Тем не менее она сказала правду.

— Эта глупая курица на каждом углу кудахтала, что ей некуда девать огромное богатство усопшего супруга, — вот я и решила помочь ей… — Девушка взяла грушу и впилась в нее своими крепкими, белыми зубами.

— Пропажа золотого пояса не облегчила ее страданий.

— Зато облегчила мои. Я одиннадцать дней жила, как королева, — в таверне «Золотой лев» мне подавали самое лучшее вино и самые изысканные кушанья, а Толстяк Донно называл меня «любезнейшей госпожой Рыжей Соней»… — Огрызок груши полетел в корзинку и приземлился рядом с надкусанным яблоком.

— Не будем спорить, — решил Амирес. — Ответь сейчас, любезнейшая госпожа Рыжая Соня, согласна ли ты украсть для меня кольцо Эгидея?

— Да.

— Вот и отлично. Тогда я расскажу тебе…

— Подожди, Амирес, мы еще не договорились о цене. Если я принесу тебе это кольцо, ты отдашь мне оружие киммерийца?

— Незамедлительно, — заверил ее он. Девушка задумалась. Насколько она знала, Амирес был самым настоящим ублюдком — он не имел ни чести, ни совести, ни иных добродетелей. В городе Багдаруне он занимал высокую должность блюстителя порядка, но соблюдал более собственные интересы, нежели общественные. В трактире «Золотой лев» один нищий, прибывший сюда в золоченом паланкине и с двумя охранниками, упившись, вдруг расплакался и поведал Соне любопытную историю. Оказалось, что все воры, побирушки и девицы легкого поведения половину своих доходов отдают Амиресу, который позволяет им за это вершить свои гнусные дела беспрепятственно, — городская стража обходит их стороной, предпочитая обирать и преследовать людей честных и простых. Этот нищий, достойно простояв на своем посту у базара пять лет, на шестой нарушил правила и отдал сборщику Амиреса лишь четверть дохода, составляющую пять медяков, и теперь ожидал заслуженной кары.

Тогда Соня выслушала его невнимательно, но спустя несколько дней узнала о том, что труп несчастного нищего нашли в пруду. У него было перерезано горло, а изо рта, набитого песком и травой, торчали пять медяков…

О том, что блюстителю платит дань большая часть городских таверн, постоялых дворов, притонов, лавок и мастерских, в Багдаруне знали все. О том, что он вор и проходимец, знали даже в окрестностях. Бесславное имя Амиреса произносилось непременно шепотом и с пугливой оглядкой по сторонам — никто не хотел проснуться утром в подвале темницы, а то и не проснуться вовсе…

— Договорились, — решительно сказала Соня, забирая со стола едва початую бутыль и прикладываясь к горлышку.

Амирес незаметно вздохнул: это вино стоило ему десятка золотых, а юная разбойница хлещет его, словно дешевое пойло. Дабы не слишком огорчаться, он отворотил взор и принялся смотреть на буйно цветущую вокруг акацию. Акация ему нравилась, однако бульканье великолепного красного вина, исчезающего в глотке девчонки, сбивала его с поэтического настроения. Блюститель с трудом подавил в себе желание отнять у гостьи бутыль, про себя решив твердо, что более приглашать ее не станет, и сдавленным голосом молвил:

— Что же, Соня, ты выслушаешь меня, наконец?

— Ах, Амирес, не сердись. Твое вино так прекрасно, что я забыла даже о нашем деле. — И девушка водрузила на стол пустую бутыль.

Если б Амирес не был так раздражен, он увидел бы лукавый блеск в ее красивых серых глазах. Соня сразу заметила перекошенную физиономию хозяина, стоило ей взять со стола бутыль. И, хотя сначала она намеревалась всего лишь отпить глоток, намеренно выпила все до капли — ее искренне порадовало отчаяние жадного Амиреса, лишившегося малой толики из своих немереных сокровищ.

— Так вот, — откашлявшись, начал блюститель — уже не столь любезно, как прежде. — Ныне кольцом Эгидея владеет коринфиец Панишеро…

— Ха! Вот так имя! — перебила хозяина девушка. — В жизни не слыхала ничего смешней.

— Имя как имя, — пожал плечами Амирес и не удержался от колкости: — Не хуже твоего.

Соня помрачнела. Обнаглевший блюститель попал в точку: с детства Соне хотелось прозываться как-нибудь поизысканнее. Например, Энелиной, или Алусией, или Саломеей… Если бы она могла сама добыть оружие киммерийца, она двинула бы Амиреса кулаком по лысому черепу и ушла бы восвояси. Но она даже не знала, где оно спрятано! У Амиреса во всем Туране довольно потайных мест — можно искать хоть всю жизнь и ровным счетом ничего не найти! Поэтому девушка ограничилась презрительным фырканьем и продолжила прерванный разговор:

— И где живет этот Панишеро? Кто он такой?

— Коринфиец, богатый купец. Живет недалеко отсюда, в доме бывшего сотника городской стражи. Он всегда останавливается там, когда приезжает в Багдарун.

— А каков он на вид?

— О-о-о! — оживился Амирес. — Ты узнаешь его сразу! Он ростом с кошку, безус и безбород, но очень волосат. Нос свернут набок, глаза маленькие, хитрые, губы толстые… Ко всему прочему на груди у него горб!

И блюститель тихонько захихикал, весьма довольный тем, что нашелся в Багдаруне кто-то, более уродливый, чем он сам.

— А где он хранит кольцо?

— Ну уж это твое дело, моя красавица. Если б я все знал, я не просил бы тебя о помощи…

— Мне нужны деньги, — потребовала Соня. — И побольше.

— Зачем еще? — нахмурился Амирес.

— Я же должна познакомиться с твоим Падишеро. Какая таверна в городе самая дорогая? «Золотой лев». Все приезжие купцы заказывают трапезу именно там…

— Понял, — со вздохом согласился жадный Амирес, — Хорошо, я дам тебе денег, только потом ты представишь мне список всего, что съела.

— И всего, что выпила?

— Конечно. — Блюститель задумчиво посмотрел на пустую бутыль, словно решал, учесть ли стоимость его собственного вина, выпитого Соней.

— Ладно, будет тебе список, — пренебрежительно махнула рукой гостья. — Все, я пошла.

— Иди, иди, — с облегчением отпустил ее Амирес. — Только не медли: Панишеро уедет в начале следующей луны и в Багдарун вернется уже не скоро. И вот еще что! Узнай, где этот проходимец взял кольцо Эгидея — это весьма, весьма интересно…

На постоялом дворе под названием «Крошка Бижу» Соня снимала маленькую комнату на втором этаже.

Хозяйка, госпожа Бижу, вовсе не была крошкой. Напротив, почтенная женщина отличалась весьма внушительными размерами. Но походка ее была легкой, улыбка милой, душа — доброй. В больших темных глазах ее редко вспыхивал гнев, и никогда — злоба. Посетители любили ее как родную мать, а она любила их. Соню, к ее негодованию, госпожа Бижу просто обожала и однажды даже вознамерилась удочерить. Девушка не раз серьезно подумывала о том, чтобы переселиться в «Золотой лев». Там всегда было шумно и суетно, зато Толстяк Донно, владелец сего заведения, скорее повесился бы, чем взял в дочери такую лихую разбойницу, как Рыжая Соня. Уже дважды она разбивала о его голову кувшин с пивом, трижды швыряла в него кости и четырежды плевала в физиономию. И все только потому, что ей, видите ли, не было оказано должного почтения. Но и Толстяк Донно скорее утопился бы или закололся, чем удочерил Рыжую Соню…

С такими мыслями Соня спустилась по улице на пару ступеней вниз, потянула на себя тяжелую дверь и вошла в обеденный зал «Крошка Бижу». Как всегда, здесь было тихо, мирно, в середине небольшого зала на высоком табурете сидел лютнист и наигрывал что-то очень грустное но прекрасное. Подавальщик в чистом белом фартуке бегал между столами, ловко раскидывая кувшины, кубки и блюда. Посетители — в основном добропорядочные граждане Багдаруна — пили пиво, ели похлебку, лепешки и сыр. Все это небогатое угощение было приготовлено умелыми руками самой хозяйки и стоило весьма дешево.

Пышнотелая Бижу, завидев свою любимицу, немедленно устремилась ей навстречу. Радостная улыбка могла согреть своим теплом целую армии сирот, но только не Соню. Фыркнув, девушка увернулась от объятий почтенной женщины и села за свободный стол.

— Да что с тобой сегодня? — хмуро сказала Соня, — Ты же знаешь, я не люблю всех таких нежностей.

— Я волновалась, — ответила Бижу, в подтверждение своих слов шумно задышав. — Когда пришел стражник и велел тебе идти к Амиресу, сердце мое едва не выскочило из груди… — Она прижала, ладонь к могучему бюсту. — Весь Багдарун знает, какая тварь этот Амирес. Он мог посадить тебя в темницу, а то и вовсе изгнать из города.

— Я не совершила ничего дурного, — кротко заметила Соня. — Зачем же меня изгонять?

Госпожа Бижу потупилась. Конечно, если не считать дурным несколько разбойных нападений, с десяток краж и четыре драки, то ее гостья может с полным правом называться благонравной приличной девушкой.

— Э-э-э… — пробормотала хозяйка. — От Амиреса всего можно ожидать.

Соня зевнула.

— Наплевать на него… Пожалуй, пойду вздремну. Скажи подавальщику, чтоб принес воды, — блюститель напоил меня каким-то дрянным вином, теперь горло так и жжет…

Она направилась к узкой винтовой лесенке. За ней, повинуясь знаку хозяйки, устремился подавальщик с большим кувшином в руках.

Крошечный пятачок второго этажа сверкал чистотою — госпожа Бижу мыла дом сверху донизу два, а то и три раза в день. Разморенная полуденной жарой, Соня с облегчением вдохнула прохладный воздух, пропитанный запахом мокрой древесины, толкнула неплотно прикрытую дверь слева, шагнула внутрь и оказалась в своем жилище.

Не раздеваясь и не делая лишних телодвижений, она прямо с порога бросилась на кровать. Кроме кровати, табурета, стола и окованного медью сундука, здесь ничего не было. Вселяясь сюда, Соня с трудом убедила хозяйку не вешать на окно бархатные занавеси, не расстилать на полу толстый туранский ковер, не ставить огромное глубокое кресло и не окуривать помещение благовониями, что Бижу намеревалась делать каждый вечер. Суровая простота устраивала постоялицу вполне. Вот и сейчас, сонным взором окинув комнатку, Соня удовлетворенно кивнула самой себе: с кровати можно дотянуться рукой и до стола, и до сундука, и до табурета. Какой прок ей путаться в бархатных занавесях и задыхаться в приторных благовониях?

Размышления девушки неожиданно прервались робким покашливанием подавальщика, который устал стоять в проеме двери и осмелился наконец напомнить Соне о себе.

— Ну? — суровым голосом вопросила та.

— Изволишь ли выпить воды, госпожа?

— Изволю.

Приподнявшись, девушка приняла из рук его кувшин с водой и сделала пару глотков. Нет, уже и пить ей не хотелось. Она закрыла глаза. Спустя несколько мгновений, когда слуга закрывал за собою дверь, Соня уже крепко спала.

Багдарун, основанный лет двести назад полководцем Багидаром, находился на самой границе Турана и Шема. Хитроумный полководец, туранец по происхождению, как-то очень ловко умудрился передвинуть границу в глубь Шема, отчего с тех пор между соседями время от времени случались стычки.

В одной из таких стычек Толстяк Донно повредил себе ногу. Вернее, даже не саму ногу, а только пятку, но и того было вполне достаточно для жалоб, стенаний и причитаний, кои этот страдалец излагал на удивление складно.

Плакал Донно по большей части с раннего утра, так что постоянные посетители его заведения предпочитали приходить вечером или ночью. Соня и пришла вечером, но, как назло, утром Толстяк был занят иными важными делами, а потому жалобные вопли перенес на более позднее время — стоило девушке войти в зал, как он немедленно скрючился на своем табурете, вцепился в пятку, сморщился, открыл рот и завизжал.

— Проклятье, — сказала Рыжая Соня огорченно.

— Тысяча проклятий! — вздрогнув от неожиданности, поддержали ее посетители.

Их хорошее настроение было испорчено. Они знали: белобрысый толстяк Донно теперь не успокоится до полуночи. Конечно, они могли встать и уйти в другую таверну, однако только в «Золотом льве» разрешалось буйствовать, драться (разумеется, с последующей оплатой хозяйских убытков), орать во все горло и все в том же роде. Приличным багдарунцам такие преимущества были ни к чему, но в таверну Толстяка Донно приличные багдарунцы не забредали.

Девушке надоело наблюдать за кривляньями Толстяка, и она устремила взор на дверь. Если Панищеро действительно богатый купец, он не преминет заглянуть в знаменитую и очень дорогую багдарунскую таверну. Памятуя о малом росте владельца кольца Эгидея, Соня смотрела на нижнюю половину двери и на ступеньки, так что видела только ноги входящих. Ноги в основном были кривые, некоторые грязные и с нестрижеными ногтями, торчащими из сандалий; иные красовались в парчовых туфлях, а прочие парились в кожаных сапогах. Карлика Соня не обнаружила. Вздохнув, она заказала кружку вина и лепешку с сыром. Да, нынче Толстяк точно не назовет ее «любезнейшей госпожой Рыжей Соней» — подумает, что денег у нее опять нет, и очень ошибется: золотые Амиреса бренчали на дне ее вместительного кошеля. Если б она хотела, то купила бы и хорошего вина, и мяса, и свежего хлеба…

В этот момент дверь снова скрипнула и… На ступеньку прыгнул крошечный господин, коего блюститель описал совершенно верно: лицо безусое и безбородое, нос кривой, глазки маленькие, губы толстые… Без сомнения, Амирес был красивее его.

Мимолетная усмешка скользнула по губам девушки и сменилась робкой, милой, нежной улыбкой. Ресницы дрогнули, лучистый взор обратился на нового гостя «Золотого льва» с таким доверием, что тот сейчас же его почувствовал и тоже посмотрел на Соню. Личико карлика сморщилось — тонкие губы расползлись, обнажая кривые желтоватые зубы. Похоже, он подарил Соне самую свою обаятельную улыбку.

На кривых ножках он подбежал к ее столу и ловко взобрался на скамью. В его масленых глазках так и плавилась похоть, от чего девушку передернуло и она мысленно произнесла пару оскорблений в адрес этого сластолюбца. При этом конечно, взор ее остался робок и доверчив…

— Вокруг одни красавцы, — с ходу пожаловалась она Панишеро, — а они, как известно, заботятся только о себе. А кто же позаботится об одинокой девушке?

— Я, — сообщил ей карлик незамедлительно. — Я, купец Панишеро.

— Какое счастье, — с облегчением вздохнула Соня. — Я уж думала, что никогда не найду крепкой мужской руки, на кою смогу опереться.

— Вот она! — Панишеро протянул девушке руку. — Скажи мне, как тебя зовут, и я вручу тебе ее на некоторое время.

— Почему ж только на некоторое время? — удивилась та. — Твоей рукой я хочу владеть вечно.

— Вечно не получится — я женат. Но на половину луны вполне можешь рассчитывать. Так как же тебя зовут, красавица?

— Рыжая Соня, — мрачно буркнула она в ответ.

Только к ночи они появились в великолепном доме, ранее принадлежавшем сотнику городской стражи.

Панишеро накачался дорогим вином Толстяка Донно так, что левая ножка его, бывшая немного короче правой, ослабла в колене и все время подворачивалась. Карлик, само собой, норовил упасть прямо на Соню, но девушка была начеку: она незаметно отклонялась в сторону, а после с удовлетворением наблюдала, как коринфиец падает на землю и барахтается, не в силах подняться, пока она не соизволит взять его за шиворот и поставить на ноги…

Утратив устойчивость, купец тем не менее сохранил четкость мысли. Он подробно описал спутнице дорогу к дому и сам дом, поведал о цели прибытия из Коринфии в Туран и даже развлек девушку милой историей о своем дедушке, который был настоящим великаном, а после ссоры с одним злокозненным колдуном стал карликом.

Соня усомнилась в правдивости сего рассказа, и, как выяснилось потом, не напрасно. Панишеро оказался величайшим лгуном на свете. Из десяти его слов девять с половиной были наглой ложью, и только наипоследний глупец умудрился бы ему поверить.

В доме, изнутри обставленном с утомляющей роскошью, Панишеро усадил гостью за стол и засыпал байками о своей многочисленной родне, сплошь состоящей из великанов. И только после полуночи, заметив наконец, что девушка устала, он всучил ей кубок с вином и проворно посеменил в свои покои, дабы подготовиться к любовным утехам.

Рыжая Соня слыхала, что в Коринфии принято предаваться любви в халате и в туфлях. Этот странный обычай сейчас был ей только на руку: пока карлик облачался в подобающий случаю наряд, она намеревалась обшарить зал. Однако Панишеро вернулся на удивление быстро — Соня не успела даже подойти к большому ларцу у зеркала

— Вот и я! — обрадовал ее он. — Ну пойдем же скорее со мной, моя милая!

Соня обозрела его с нескрываемым отвращением. Халат на карлике был парчовый, яркого красного цвета, кокетливо распахнутый на горбатой груди; расшитые золотом туфли с виду напоминали копыта…

— Что ж, пойдем, — усмехнулась она. Счастливый карлик, подпрыгивая и напевая, устремился в коридор. Соня шла за ним, напряженно раздумывая, где же все-таки отыскать кольцо Эгидея. Ясно, что хитрый купец не стал бы прятать его в огромных сундуках с товаром, что стояли у входа в зал и охранялись всего одним сторожем. Скорее всего, Панишеро укрыл сокровище в своих покоях…

Как раз в этот момент они вошли в его комнату.

Девушка равнодушно оглядела богатое убранство, затем присела на край огромной кровати. Она намеревалась осторожно выспросить у пьяного Панишеро про кольцо Эгидея, а потом уже действовать по обстоятельствам. Можно было просто прикончить коринфийца и уйти — вместе их видели только в «Золотом льве», так что Соня ничем не рисковала. Однако убийство ради обладания какой-либо вещью или имуществом ей всегда претило. Вот если бы Панишеро согласился на честный бой… Девушка с сомнением глянула на подпрыгивающего у зеркала карлика, вздохнула и покачала головой: нет, он ни за что не будет с ней драться. Да и сама она тоже не станет связываться с таким малюткой…

— Моя бабушка была красавицей, — вдруг сообщил ей Панишеро.

— Ты говорил, она была великаншей.

— Это дедушка был великаном, а бабушка — красавицей.

Соня не стала спорить. Потомок красавицы и пеликана, как ни странно, ее почти не раздражал. Во всяком случае, Амирес вызывал куда более неприятные чувства…

Разбежавшись, Панишеро запрыгнул на кропать и испустил дикий вопль, предвкушая всю сладость предстоящих любовных утех. Девушка слегка отодвинулась, задумчиво глядя на свое отражение в большом, от пола до потолка, серебряном зеркале. Внезапно она насторожилась. В красивых серых глазах ее вспыхнуло удивление, потом радость, а губы дрогнули, расплываясь в довольной улыбке.

— Как ты мне нравишься, — ласково сказала она карлику.

Соня не лукавила. В сей момент Панишеро ей действительно нравился, ибо в зеркале она разглядела на толстом мизинце его левой руки прекрасное золотое кольцо, которое тотчас узнала по описанию Амиреса. О такой удаче она и не мечтала: не нужно убивать купца и затем рыться в его сундуках — стоит только прижать на миг его руку к сердцу и ловко стянуть с пальца кольцо.

— Можно, я прижму к груди твою руку? — вежливо спросила Соня.

Панишеро понимающе хмыкнул.

— Можно, — великодушно разрешил он и протянул девушке руку — увы, правую, на которой не было кольца Эгидея.

Соня сделала было вид, что не заметила жест Панишеро, и потянулась к его левой руке, но тот сразу убрал ее за спину. Тогда девушка решила действовать иначе.

— Да что рука! — воскликнула она, с трудом поборов желание стукнуть коринфийца головой об стену. — Я с удовольствием обниму тебя всего!

Карлик радостно захохотал и кинулся было к девушке, но она оттолкнула его.

— Только не сейчас. Панишеро обиженно засопел.

— Сначала расскажи мне что-нибудь еще… Твой голос завораживает… Наверное, ты волшебник…

Эти слова Соня произнесла влюбленным шепотом, молясь всем богам, чтобы не взорваться от смеха. Но карлику и в голову не пришло усомниться в ее искренности. Он никогда не сомневался в своей удивительной власти над женщинами. Ему даже не приходило в голову, что их может привлекать в нем нечто иное, нежели красота и мужская сила…

С сожалением отодвинувшись от девушки, Панишеро взял с ночного столика чашу с вином, отпил глоток и занудливо начал вещать:

— Один мой прадедушка — великан Гудилла…

Однако Соня вовсе не собиралась снова выслушивать россказни о великанах. Наполнив взор нежностью, она тихо и ласково сказала:

— Не говори мне о дедушке, прошу. Расскажи лучше об этом колечке, что так мило посверкивает на твоем мизинце…

Карлик подозрительно посмотрел на гостью, потом перевел взгляд на кольцо Эгидея.

— Может, сначала мы будем любить друг друга? — неумеренно спросил он.

— Ну уж нет, — отказалась Соня. — Я не могу этим заниматься, не послушав интересной истории. Такова моя привычка.

— Но я же рассказывал тебе о…

— Панишеро! О великанах я уже знаю все! Прошу тебя, поведай мне об этом колечке…

— Ладно, — согласился покладистый карлик. — Только… Только странно все это. Другие девушки мечтали о том, чтоб я их приласкал, а ты…

Соне надоел этот спор.

— Я не такая, как другие! Разве ты этого еще не понял?

Карлик вздохнул. Верно. Таких красивых и таких колючих девушек он еще не встречал. По отдельности — или красивую, или колючую — да, сколько угодно… Мельком он подумал, что проще было бы немедленно расстаться с Рыжей Солей, однако где он найдет сейчас другую?..

— Моя восставшая плоть… — робко начал он, надеясь привлечь все же внимание этой особы к более интересным вещам, нежели рассказ о кольце Эгидея, но сразу замолчал, наткнувшись на уничтожающий взгляд гостьи. — Не сердись, я на начинаю свой рассказ. Посмотри на мои руки — на восьми пальцах ты видишь перстни и кольца…

— У тебя десять пальцев, — удивленно перебила девушка.

— Да, но перстни и кольца лишь на восьми, — усмехнулся карлик. Вот теперь он совершенно при шел в себя, когда понял, что девица столь же глупа, как все остальные. О боги! И они еще хотят сравниться с мужчинами! Приосанившись, Панишеро продолжал — теперь уже не робко, с долей опаски и почтения, а снисходительно: — Знаешь, сколько стоит вот этот перстень с рубином? Чуть меньше, чем весь «Золотой лев» вместе со слугами и хозяином. А это тонкое, изящное кольцо, сплетенное из нити чистого золота, куплено мною за целый воз моего отборного вина… Вот еще перстень… О, он не так прост, как кажется на первый взгляд! Ранее он принадлежал одному бритунскому колдуну, а после его смерти — лет так триста назад — достался моему предку…

— Великану? — почтительно спросила Соня.

— Вот-вот, — милостиво кивнул карлик, — именно великану.

Панишеро отпил вина из чаши и глубоко вздохнул, показывая гостье, как же она утомила его своими расспросами. Но останавливаться уже и сам не хотел.

На его толстых пальцах сейчас переливалось под светом ночной лампы целое состояние, а о своем богатстве — равно как и о великанах — он мог говорить бесконечно, получая от этого почти чувственное наслаждение.

— Могу похвалить тебя, моя милая, — покровительственно обратился Панишеро к Соне, выставив перед собой мизинец с кольцом Эгидея. — Ты верно подметила: эта побрякушка стоит всех остальных. В мире она известна уже более пятисот лет, и мне досталась по наследству. Видишь ли, Эгидей… Ты, надеюсь, знаешь такого?

— Нет, — чуть подумав, ответила девушка, — Я с ним не встречалась.

— Ха! — скачал карлик. — Как ты могла с ним встречаться, если он умер лет за сто до твоего рождения! Так вот, Эгидей — двоюродный дядя моей троюродной прапрабабушки. Бесславен был жизненный путь его. Он занимался магией — увы не имея к тому никаких способностей. Но упорство превозмогает все! И однажды он добился невозможного: открыл секрет долголетия! Предстань себе, неудачливый маг, который не умел даже таких простых вещей, как превращение мышки в зайца и сотворение мороков, сделал порошок, могущий увеличить срок земного существования в три, а то и в четыре раза!

К несчастью нашей семьи, Эгидей обладал нравом угрюмым и замкнутым. Этот человек никого не любил — пятнадцати лет от роду он удалился в дебри аргосских лесов и там остался навсегда. Он никому не открыл состав чудодейственного порошка. Более того! Как гласит наша семейная легенда, перед смертью он развеял по ветру остатки его, а малую толику заключил вот в это кольцо, наказав потомкам беречь его, не являть воде, солнцу и огню, и… И все.

— Значит, ты теперь будешь жить пятьсот лет — недоверчиво глядя на карлика, спросила Соня.

— О нет, — со вздохом ответствовал он. — Проклятый Эгидей оставил после себя лишь кольцо без указаний, как вытащить оттуда волшебный порошок. Видишь, оно из сплошного золота. Где, нет даже крошечной дырочки, даже щелочки…

— Может, расколоть его? Или разбить? — предположила девушка.

— Пробовали… Ничего не получается.

Соня задумалась. Теперь она понимала, зачем Амиресу понадобилось кольцо Эгидея. Хочет жить пятьсот лет. Интересно, знает ли он, как выскрести оттуда порошок? Если знает, то… Девушка нахмурилась. Ей совсем не хотелось, чтобы Амирес отравлял жизнь людям еще несколько веков подряд. Может, отдать ему кольцо, забрать оружие киммерийца, а затем зарезать хитроумного блюстителя?

— Ну, красавица, — прервал Панишеро размышления гостьи. — Давай же, наконец, насладимся любовью. Я смотрю, ты заскучала? Потерпи, я быстро тебя развеселю.

Он запыхтел и потянул к девушке свои кривые ручонки, не догадываясь о том, что она только в этот миг окончательно отказалась от идеи убить его. Однако и уступать его гнусным домогательствам Соня отнюдь не собиралась. Оттолкнув его, она приставила кинжал к горлу карлика и хмуро произнесла:

— Я хочу спать. Ты утомил меня своей болтовней. Сейчас я лягу на твою кровать, а ты иди в кресло. Если до утра ты хоть пальцем меня коснешься, я перережу тебе глотку. Ясно?

Панишеро было все ясно. В знак согласия он испуганно моргнул и, как только девушка опустила клинок, послушно побежал к креслу. Проклиная себя за излишнюю доверчивость, он примостился между подлокотниками, свернулся в клубок и замер. Сквозь полуприкрытые ресницы он смотрел, как бессовестная гостья располагается на его милой уютной кроватке, грязными сандалиями, пачкая дорогое кхитайское покрывало, и скрежетал зубами от злости и отчаяния. О, как хотел бы он быть рядом и нею! Она так красива, так юна! Стан ее гибок, а рыжая пышная грива отливает золотом…

Несчастный испустил глубокий вздох, все еще тая надежду, что неприступная красотка сменит гнев на милость.

— Спи! — резко ответила ему Соня, поворачиваясь на бок и подминая под высокую упругую грудь розовую подушку.

Карлик не выдержал.

— Я заплачу тебе! — пискнул он. — Я заплачу тебе за эту ночь семь монет!

В ответ она швырнула в него ночную лампу. Панишеро оцепенел. Лампа была настоящим произведением искусства и стоила столько же, сколько хорошая скаковая лошадь, — около сотни золотых. Врезавшись в подлокотник кресла, она не разбилась, но слегка погнулась у основания. Панишеро поднял ее, повертел осматривая. Пожалуй, матер сможет исправить этот изъян… За работу спросит не меньше трех монет… Ну уж нет! Панишеро не даст ему и двух…

Мысли купца заработали в привычном направлении. Погрузившись в расчеты, он совершено забыл обо всех обидах и плотских радостях. Он складывал, вычитал, умножал, приравнивал и под водоворот цифр наконец тихо и мирно уснул. Ему снилась Соня. Она стояла перед ним на коленях и умоляла подарить ей одну ночь. Панишеро гордо отказывался, а Соня плакала… Затем ему снились деньги — в сундуках, в кошелях, в сумках; драгоценные камни — просто россыпью на лиловом мраморном полу; слитки золота и серебра, сложенные аккуратными кучками… Он вздрогнул, когда отвергнутая им Соня одним ударом ноги разрушила это великолепие, после чего схватила его за руку и снова принялась просить о снисхождении. «Одну ночь! — восклицала она со слезами на глазах. — Всего одну ночь!» Панишеро уже готов был сжалиться…

Яркий солнечный луч оборвал сон в самом интересном месте. Карлик, еще не открывая глаз, недовольно заворчал — он едва успел вытянуть губы трубочкой, чтобы одарить неприступную красавицу поцелуем, а дрема уже поплыла от него куда-то вдаль, вверх, растворяясь в утреннем свете…

— Просыпайся! — Насмешливый голос гостьи вытолкнул его из зыбкого, такого приятного забытья. — Мне пора идти.

— Куда? — проскрипел Панишеро, в недоумении глядя на девушку.

— Не задавай мне вопросов, — отрезала она. И исчезла.

Панишеро бездумно смотрел на дверь, считая Сонины легкие шаги по коридору. Когда стало совсем тихо, он испустил тяжелый вздох и выполз из кресла.

Хотя утро было солнечное, нежное, душа карлика молчала. В ней не было ни радости жизни, ни горечи, ни грусти — лишь какая-то необъятная пустота, в самой глубине которой царапалось мягкими комиками чувство тревоги, смешанном со страхом и облегчением одновременно. Панишеро не понимал истоков такого состояния души. Впрочем, он не особенно и ощущал его — так, что-то томило слегка, и все.

Стоя посреди комнаты, он огляделся. Взор его упал на развороченную кровать. Карлик вздрогнул. Наверное, гостья его нынче ночью неважно почивала — об этом свидетельствовали раскиданные подушки, свернутое в жгут покрывало и наполовину сорванный полог. Вдобавок ко всему своими грязными сандалиями Соня замарала белоснежную простынь; в черных разводах Панишеро рассмотрел какие-то жуткие картинки, что-то похожее на кривляющихся демонов, поежился, и в печали отвернулся.

Далее день пошел своим чередом. Были встречи с багдарунскими купцами, коих коринфиец почитал за величайших в мире плутов, с лавочниками, с перекупщиками и прочей мелочью; был мимолетные знакомства и деловые беседы; в перерывах он ел, пил, считал деньги; потом снова говорил, договаривался, уговаривал, заговаривал, с одними он ругался, другим льстил, третьих откровенно презирал — так он жил всегда, лишь к самому позднему вечеру позволяя себе расслабиться и отдохнуть от суматохи. Ныне привычное течение было нарушено в середине дня.

Мелкий лавочник Бухуз, который обычно покупал у Панишсро ткани, вдруг заныл, что не может более платить по одиннадцать монет за штуку кхитайского шелка.

— Только по восемь, месьор Папишеро. Только по восемь, — нудно бубнил он.

— Нет, по одиннадцать, — не соглашался купец.

— По восемь… — твердил Бухуз.

— По одиннадцать! — стоял на своем карлик.

— Ну хорошо, по девять, — отступил лавочник.

— Нет, по десять, — заявил Панишеро.

— По девять, — не унимался Бухуч.

— По десять! По десять! По десять! — И Панишеро, дабы жестом закрепить свое последнее слово, вытянул вперед ручонки и растопырил прямо перед носом лавочника все свои десять пальцев. Вопль, сразу вслед за тем вырвавшийся из его глотки, так напугал Бухуза, что он уже готов был сдать позиции и согласиться даже на двенадцать, однако не успел сказать и слова.

Карлик выскочил из его лавчонки как ошпаренный и ринулся к паланкину, бешено вращая глазами и дико визжа.

Позже, рассказывая соседям об этом странном происшествии, Бухуз вспомнил, что коринфийский купец вопил о каком-то кольце. «Мое кольцо! Кольцо Эгидея!» Соседи удивлялись: «Может, над ним подшутили демоны?» — гадали они.

Но нет. Не демоны подшутили над коринфийским купцом Панишеро…

— Ну что, достала ты кольцо Эгидея? — спросил Амирес Рыжую Соню, на сей раз не приглашая её присесть.

— Да, — спокойно отвечала ему она.

— Давай сюда!

От нетерпения блюститель вскочил, протянув Соне свою костистую руку ладонью вверх.

— Э нет, — девушка отступив на шаг, усмехнулась. — Ты слишком торопиться, Амирес. Покажи-ка мне оружие киммерийца.

Амирес нахмурился. С самого начала он решил не отдавать Соне оружия, а взять у нее кольцо и приказать споим охранникам прогнать ее в шею. Так и получилось бы, но девчонка оказалась осторожнее и хитрее, чем он предполагал.

— Так и быть, — согласился блюститель.

По его знаку стоящий за спиной Сони громила развернулся и вышел из залы. Амирес снова сел, вперив в девушку недоверчивый взор.

— Если ты вздумала обмануть меня, красавица… — угрожающе начал он.

— Почему ты мне не веришь? — поинтересовалась Соня, и не подумав возмутиться.

— Потому что прошла всего ночь с того момента, как я велел тебе выкрасть у купца кольцо Эгидея,

— Ты? Мне? Велел? — Девушка рассмеялась. Так легко и искренне, что Амирес опешил на миг, не ожидая такой дерзости от юной разбойницы. — У меня нет хозяев, и никто не вправе приказывал, мне! Запомни это, Амирес.

— Не в Багдаруне! Это мой город!

— Я сама по себе, — продолжила Соня, — в Багдаруне, в Мессантии, в Тарантии — везде. Никто не смеет приказывать мне. Я делаю то, что хочу. А то, что хочу, я делаю тогда, когда хочу.

Блюститель онемел. Уже лет двадцать никто не смел разговаривать с ним таким тоном. Если бы кольцо Эгидея было сейчас у него, он не задумываясь убил бы строптивую красотку. Но он даже не знал, принесла ли она его с собой!

Громила появился как раз вовремя. Вывалив на стол гору оружия, охранник молча отошел и снова замер за Сониной спиной.

— Вот тебе оружие киммерийца, — буркнул блюститель. — Но ты не получишь его, пока не отдашь кольцо!

Но девушка уже не слушала его. Не отрывая завороженного взгляда от кинжала, меча и лука, она приблизилась, наклонилась…

— Это не то! — презрительно бросила Соня, отходя от стола. — Вздумал обмануть меня, Амирес?

— Хм-м… — Амирес несколько растерялся. Он действительно надеялся ее обмануть, полагая, что все оружие одинаково и она не сможет отличить то, что принадлежало киммерийскому воину, от любого иного. — Я просто пошутил, красавица. Просто пошутил.

Криво усмехнувшись, блюститель махнул рукой охраннику. Тот забрал со стола отвергнутое гостьей железо и вновь вышел, едва не оборвав тяжелый полог мессантийской работы.

— Я пошутил, — повторил Амирес, стараясь придать своему скрипучему голосу больше мягкости и приятности. Несдержанный нрав рыжеволосой воровки пугал его не на шутку. Он был уверен, что в ярости она способна зашвырнуть драгоценное кольцо Эгидея в сточную канаву, а потом забраться сюда, в его владения, чтобы украсть оружие киммерийца, — Признаюсь, я был не прав. И не надо сверкать глазами, Соня. Сейчас ты увидишь то, что тебе так нужно…

В тот же момент громила вернулся в залу. В руках он держал кинжал, меч, лук и колчан со стрелами. Положив все это на стол, он вновь встал за спиной Сони.

Девушка наклонилась, вглядываясь в оружие. Щеки ее порозовели и в красивых глазах появился влажный блеск желания. «Тьфу! — про себя удивился блюститель. — Что за девчонка? Она жаждет не любви, а оружия! Не поцелуя, а битвы!» Умный Амирес не ошибался. Такова была Рыжая Соня.

— Можно мне… взять его? — спросила девушка, и Амирес с облегчением и удовлетворением обнаружил в голосе ее явную робость. Он сразу почувствовал себя прекрасно, ибо привык именно к такому тону — нерешительному, просительному и уважительному…

— Возьми, — разрешил он, ощущая себя чуть ли не божеством, дарующим слепому зрение.

Криво ухмыляясь, он смотрел, как девчонка благоговейно, словно святыню, берет огромный, похожий на меч кинжал. Для ее тонких рук он казался слишком тяжел, однако Амирес не заметил, чтоб ей было трудно его держать. Напротив рукоять кинжала точно легла в ее маленькую ладонь, а клинок полыхнул голубоватым светом отражая солнечный луч. Неужели верно говорят, что оружие может чувствовать и понимать? Амирес видел собственными глазами, как мертвый до того кинжал киммерийца ожил, едва попал в руки Рыжей Сони.

Блюститель тряхнул головой, отгоняя наваждение. Вздор, все вздор. Просто юная красотка повернула клинок к солнцу, вот и все чудеса.

— Полюбовалась — и хватит, — строго сказал Амирес. — Положи оружие на место.

Соня послушно положила кинжал на стол.

— А теперь давай кольцо.

— Я не взяла его с собой. Амирес взъярился:

— Зачем же ты пришла?

— Я хотела посмотреть оружие… Да, оно стоит кольца Эгидея. Но как ты собираешься добыть бессмертие?

— А! Панишеро раскрыл тебе семейную тайну? А он не сказал, как ему досталось это кольцо?

— По наследству, — ответила Соня. Магия оружия уже не действовала на нее так сильно, и в голосе ее снова появились насмешливые, неуважительные нотки.

— Лгун! — осуждающе покачал головой Амирес. — Подлый и наглый лгун! По наследству оно досталось не ему, а его родному брату. Год или два назад брата кто-то отравил, вот я и подумал: не Панишеро ли?

— Возможно.

Соню не волновал этот вопрос. Она стояла и равнодушно ждала, когда блюститель наболтается вволю и отпустит ее. Конечно, она могла бы уйти сама, но кто знает этого хитреца… Вдруг кольцо Эгидея не так уж нужно ему — тогда он, обиженный и раздраженный ее непочтительным поведением, не отдаст кинжала, меча и лука со стрелами…

— Что ж… Я отвечу тебе, красавица… Да, я знаю, как добыть из кольца бессмертие. Хотя можно ли назвать бессмертием лишнюю пару сотен лет?

На этом беседа закончилась. Соня договорилась с Амиресом о встрече нынешним вечером и ушла, провожаемая недовольным взглядом хозяина и холодным взглядом темноволосого громилы…

— Какое красивое колечко, — молвила госпожа Бижу, присаживаясь за стол напротив Сони.

— Это не простое кольцо, — гордо ответила девушка. — Это кольцо Эгидея. Внутри его заключен порошок, который может продлить жизнь человека на несколько столетий.

— Да что ты? — удивилась хозяйка. — А как его оттуда достать?

— Не знаю, — беззаботно пожала плечами Соня, не отрываясь от сытной трапезы, которой потчевала ее хозяйка постоялого двора.

— И где же ты его взяла?

— Украла у коринфийского купца. Этот похотливый недомерок возжелал провести со мной ночь. Ну нечего и думать, чтобы я согласилась!.. А когда он уснул, я сняла кольцо у него с пальца.

— Но зачем оно тебе, если ты не знаешь его секрета?

— Амирес обещал мне за него оружие киммерийского воина.

— Так, значит, теперь Амирес будет жить триста лет? — Круглое румяное лицо Бижу омрачилось.

— Посмотрим, — задумчиво отозвалась Соня. — Это мы еще посмотрим.

В это раннее утро посетителей на постоялом дворе еще не было. Небольшая зала, как всегда, сверкала чистотой и благоухала ароматами кухни. Подавальщик дремал в углу, свесив голову набок, и время от времени тоненько всхлипывал.

— А ты хочешь жить триста лет? — в задумчивости не отрывая взора от трещины в крышке стола, спросила Бижу.

— Ну уж нет, — фыркнула Соня. — Двести — куда ни шло, но не больше.

— Почему?

— Надоест.

Хозяйка вздохнула, не в силах решить этот вопрос для себя. Пожалуй, она согласилась бы добавить к своему сроку лет сто, но… Одной ей было бы скучно. Вот если бы у нее были дети, муж… Но тогда и детям, и мужу тоже надо продлить жизнь… Нет, слишком много хлопот. Бижу еще раз вздохнула и выбросила из головы эти глупости.

— Наелась, — удовлетворенно выдохнула Соня, откидываясь на спинку скамьи.

— Вот и хорошо, — улыбнулась ей хозяйка. — Можно мне примерить это милое колечко?

Подобно большинству женщин, она была неравнодушна к украшениям.

Соня усмехнулась, сняла с пальца кольцо Эгидея и протянула его Бижу.

Пухлые короткие пальчики доброй женщины ловко управлялись с метлой, вертелом и котлами, но такую крохотную изящную вещицу держать не привыкли. От волнения руки ее задрожали, и кольцо Эгидея, блеснув золотой искоркой в солнечном свете, выскользнуло из них — прямо в большую глиняную кружку с водой, стоящую на середине стола.

— Ах. — Хозяйка стукнула себя ладонью по лбу. Вот растяпа!

Запустив в кружку пятерню, госпожа Бижу принялась шарить в воде, разбрызгивая жидкость во все стороны.

— Ты облила меня с ног до головы, — засмеялась Соня.

— Прости, прости… — В добрых темных глазах хозяйки мелькнуло беспокойство. — Прости…

Девушка посмотрела на нее удивленно. Бижу сосредоточенно шарила в кружке, расплескав на стол почти всю воду, но безрезультатно.

— Да что с тобой такое? Неужели так сложно отыскать это проклятое кольцо?!

— Соня… Там его нет…

Лоб бедной женщины покрылся испариной. Она замерла, не вынимая руки из кружки и в ужасе уставившись на девушку.

— Там нет кольца! — шепотом выкрикнула она.

— Не может быть. — Соня подняла брови. — Куда же оно могло деться, скажи на милость?

— Смотри! — И Бижу, перевернув кружку, вылила остаток воды на стол.

Кольца действительно не было.

— Наверное, упало на пол…

— Но я видела, как оно утонуло в кружке! — взволнованная Бижу на всякий случай все-таки наклонилась и внимательно осмотрела только что вымытый пол. — Его здесь нет!

— Может, закатилось в трещину? — Судя по виду рыжеволосой грабительницы, судьба магической безделушки не слишком взволновала ее.

— Соня! Да опомнись же! — Чуть не плача, хозяйка потрясла Соню за плечо. — Кольцо пропало! Как же быть? Куда оно могло деться?

— Не знаю, — откликнулась Соня. — Я видела, как оно упало в кружку. Ты хорошо там посмотрела?

— Очень хорошо.

— Тогда… Тогда остается лишь одно…

— Что? — Луч надежды вспыхнул и озарил близкое будущее приятным розовым светом. Пламенный взор Бижу впился в Соню, желая, моля и требуя немедленного ответа.

— Ты открыла секрет Эгидея.

Соня улыбалась. Она была довольна. То, что не давало ей покоя всю ночь и начало дня, разрешилось случаем.

— Теперь я знаю, как добыть из кольца порошок!

— Как? — выдохнула Бижу.

— Теперь уже никак! — засмеялась Соня. Увидев, как вытянулось лицо доброй женщины, она поспешила поправиться:

— Панишеро рассказал мне, что Эгидей велел потомкам беречь кольцо и «не являть его воде, солнцу и огню». Суля по всему, в этих словах и таился ключ к разгадке! Ни к чему извлекать из кольца порошок! Надо только бросить его в воду, где оно растворится, а потом эту воду выпить, вот тебе и эликсир долголетия!

— Какая ты умница! — восхитилась Бижу. — Но при чем тут солнце и огонь?

— Ни при чем. Думаю, что этот Эгидей был старик не промах… Он постарался запутать своих потомков, опасаясь, видимо, что среди них найдется хоть один смышленый карла, который догадается кинуть кольцо в воду. Напрасно он опасался…

— Погоди… Но как теперь быть с оружием киммерийца? — растерянно спросила хозяйка. — Ведь я… пролила эликсир…

— Что-нибудь придумаю, — легкомысленно отозвалась Соня. — Не тревожься понапрасну.

Когда наступил вечер встречи с рыжеволосой красавицей, Амирес занервничал. В ее обществе он почему-то не чувствовал себя спокойно. Взор прекрасных серых глаз пугал его, усмешка на нежных девичьих губах настораживала, а дерзкий тон чарующего голоса внушал ужас.

Конечно, будь на месте блюстителя обычный человек, он и не обратил бы внимания на такие мелочи, как взор, усмешка и голос. Но Амирес, который привык к почтению и подобострастию, чутко улавливал проявления иных чувств по отношению к своей особе, и они немало его оскорбляли.

С Рыжей Соней он познакомился недавно, однако она уже неоднократно умудрилась оскорбить его. Посланцев, предлагавших ей отчислять Амиресу часть своих доходов, она попросту выгнала взашей. В Багдаруне вела себя как дома и отнюдь не чтила городскую власть. Поскольку властью этой был именно Амирес, то враждебность его к дерзкой пришелице возрастала с каждым днем.

Нечего и говорить, что блюститель уже не раз предпринимал попытки избавиться от Рыжей Сони, подсылая к ней лучших из своих убийц, которые всегда помогали ему совладать с непокорными. Но те всякий раз возвращались к утру посрамленные и даже не могли толком объяснить, что случилось и почему затея не удалась.

Когда Амирес узнал об очередном приезде в Багдарун коринфийского купца Панишеро, он тут же вспомнил о Рыжей Соне. Вот кто добудет для него волшебное кольцо! Панишеро хитер и изворотлив, девчонка — решительна и ловка. А в их поединке победителем станет Амирес. Или у него будет кольцо Эгидея, или у него будет труп Сони. Мысль, что он может не получить ни кольца, ни трупа, блюстителю даже не пришла в голову.

Сейчас, сидя во внутреннем дворике своего дома-крепости, он заранее хмурил жидкие брови и надувал тонкие губы. Так он готовился к новой встрече с Соней. Исполненный подозрений, он вздыхал и возводил очи к небесам, ломал пальцы, тихо и кротко произносил грязные ругательства, адресуя их ни в чем не повинным туранским богам, скреб длинной костлявой рукою безволосую впалую грудь. Короче говоря, Амирес страдал. Пока он не находил приемлемого способа расправы с девицей, зато отлично предвидел её дерзкое поведение и насмешливый взгляд таких красивых и пронзительных глаз

Солнце уже садилось, а Соня не появлялась. Амиресова душа — вернее, ее бренные останки скукожилась, превратившись в шершавый плотный комок плесени. Блюститель встал, ногой оттолкнул легкий плетеный табурет, побродил по саду, втянул полной грудью влажный воздух — бесполезно. Комок застрял над желудком и не давал дышать. Это был верный признак сильного волнения. Да и кто бы не волновался на месте Амиреса?

— Эй, приятель…

Негромкий голос юной красавицы заставил его вздрогнут! Впрочем, он немедленно справился с собой и двинулся к ней навстречу, всем видом своим изображая равнодушие.

— А, это ты, Соня, — слабым голосом ответил он, давая понять ей, что едва не уснул, а уж коли едва не уснул, то, значит, ничуть не волновался.

— Не расстраивай меня, Амирес, — предупредила она как-то слишком серьезно. — Прошу, не расстраивай меня.

— С чего бы что? — Блюститель так удивился, что забыл притвориться.

Выйдя к ней из-за деревьев, он подозрительно посмотрел па девушку.

Соня стоила неподвижно, не сводя с блюстителя надменного взора серых глаз. В обеих руках она держала большую кружку, а более при ней ничего не было.

— Не расстраивай меня, — повторила она. — Не то я могу пролить воду.

Блюститель глянул па нее с неудовольствием. Что за странная шутка! Право, он ожидал от этой девчонки большего.

— Ты принесла кольцо? — отрывисто спросил он.

— Да. Нот только… — замялась девушка

— Что «только»? — В это мгновение Амирес с невероятным облегчением ощутил охвативший его гнев неукротимый и опасный, — совсем как в лучшие времена. Теперь он был за себя спокоен. Он не покажет девице свою слабость. Он снова силен…

— Только я уронила его в воду… — опустив голову, тихо вымолвила она.

Амирес побледнел.

— Вот сюда, в эту кружку, — продолжала Соня. — Я хотела достать его оттуда, но…

— Его там не было? — овладев собой, спросил Амирес.

— Точно, — вздохнула девушка.

— Дай сюда кружку!

Она протянула ему кружку — осторожно, стараясь не пролить ни капли. Наблюдательный Амирес криво усмехнулся:

— Ты уже поняла, в чем дело?

— Да, — простодушно кивнула девушка. — Порошок растворился вместе с золотом, и получился чудодейственный эликсир долголетия.

— Умна, ничего не скажешь, похвалил Амирес. Надеюсь, ты не пила отсюда?

— Что ты! Посмотри, кружка полна до краев. Мы же договорились: кольцо Эгидея — на оружие киммерийца. Мне нужно только оружие.

Она смотрела ему прямо в глаза, и на этот раз блюститель поверил ей сразу. Любой на ее месте непременно отпил бы — хотя бы глоток. Но рыжеволосая демоница оказалась на свой лад честна и соблюла уговор. А может, попросту не поняла, что за сокровище попало к ней в руки.

Амирес с мгновение глядел в таинственную муть волшебной воды, потом быстро приблизил кружку к губам и выпил все. Вода показалась ему чуть странной на вкус, но не более того. Должно быть, это порошок.

— Тебе стало хорошо? — осведомилась Соня.

Блюститель коротко кивнул, не желая открывать рот для ответа. Сейчас он занимался тем, что напряженно вслушивался в себя: не забьется ли четче и сильнее сердце, не затрепещет ли, разрастаясь, желудок, не дрогнут ли дряблые мускулы, молодея? Нет, вроде бы ничего такого с ним не происходило.

— Тогда теперь твоя очередь, — потребовала справедливости Соня. — Я хочу получить оружие. Оно принадлежит мне по праву.

Амирес улыбнулся, посмотрел на охранника и повел глазами в сторону дома. Тот молча развернулся и зашагал за оружием киммерийца.

— Ты — девушка, — изрек блюститель очевидное. — Зачем тебе меч, кинжал, лук со стрелами? Хочешь, я подарю тебе красивое платье? Или изумрудное ожерелье?

Нежное лицо юной разбойницы исказил гнев.

— Плевала я на твои подарки, — презрительно сказала она. — Отдай мне то, что должен, и я уйду.

— Бери, — пожал плечами Амирес. Благодушное настроение его испарилось бесследно.

Блюститель лукавил и сам это знал. Придав тощему длинному лицу своему скучающее выражение, он принялся смотреть в фиолетовое небо, по коему проплывали серые облака. Вот вернулся охранник — он и глазом не повел; вот строптивая гостья взяла оружие в руки — он не шевельнулся; вот она хмыкнула и не спеша направилась к воротам…

— Взять ее! — сквозь зубы приказал Амирес, так и не повернув головы.

Громила, до того истуканом стоящий посреди двора, ожил. В его руке блеснул длинный тяжелый меч, а в глазах злоба. Он двинулся за Соней — ни единого лишнего движения, ни единого звука… Блюститель искренне им восхищался.

Девушка не оборачивалась. Казалось, она не слышит, не чувствует за спиной своей мерные шаги убийцы…

Амирес напрягся. Вот сейчас один точный удар свалит ее с ног, она вскрикнет, будто подстреленная птица, обернется… На ее лице Амирес увидит удивление и растерянность, и еще — страх. Пожалуй, более всего он жаждал увидеть страх на этом тонком, слишком красивом лице…

Громила поднял руку.

В первый момент блюститель не понял, что же произошло. Иго охранник, выученный сворачивать шеи, затягивать удавки, прокалывать насквозь сердца, вдруг топко и протяжно взвыл и начал медленно валиться на землю. Падая, он повернул голову к хозяину, и Амирес увидел на плоской тупой физиономии удивление, растерянность и страх.

— Ну что, Амирес? — холодно вопросила девушка, не опуская кинжала киммерийца, с которого капала темная бурая кровь. — Теперь твоя очередь.

— Нет… — хрипло шепнул блюститель.

— Что ж, — усмехнулась Соня. — Живи… Пятьсот лет.

Она рассмеялась и ушла. Амирес проводил ее затравленным взором, потом посмотрел на охранника. Тот был мертв.

— И он выпил воду, что мы с тобой набрали в луже у сточной канавы? — изумленно спросила Бижу.

— Ну да, — легко ответила Соня. — Почему бы ему не выпить воды из лужи? Пьет же он то отвратительное вино, которым я едва не отравилась — то ли туранское, то ли аргосское…

— О-о-о, — покачала головой хозяйка. Сомнения одолевали её. Теперь она больше прежнего беспокоилась за свою отчаянную постоялицу. Кто знает, что она может еще натворить во вред самой себе, если уж так запросто решилась обмануть самою блюстителя? — Смотри, Соня. С Амиресом нельзя шутить.

— Я с ним не шутила.

— Но ты подсунула ему вместо элексира….

— А что мне оставалось делать? — перебила хозяйку девушка. — Ты же вылила настоящий эликсир на стол! Не могла же я притащить ему крышку стола и предложить ее вылизать! А оружие киммерийца… Сама знаешь, я давно о нем мечтала.

— Да, — согласилась Бижу, — Это оружие прямо создано для тебя.

— Точно, — удовлетворенно кивнула Соня. — А Амиресу оно без надобности.

— Без надобности, — вздохнула хозяйка. Сомнения не оставляли ее, и все дальнейшее представлялось ей совсем не таким простым, как Соне. Она прожила в Багдаруне всю жизнь, так что отлично знала натуру Амиреса — коварного, расчетливого и жестокого блюстителя порядка. Он никогда не простит Соне того, что она сделала. И суть не в том, что вместо волшебного эликсира он выпил воду из сточной канавы — в конце концов, он сможет обнаружить подлог только тогда, когда будет лежать на смертном одре, удивляться охватившей его слабости и постепенно прозревать, вспоминая странный вкус эликсира и слишком честные глаза Рыжей Сони. А суть в том, что Соня переступила черту, нарушила негласный закон — никогда не спорить с сильными мира сего и никогда, никогда их не побеждать. В этой схватке победа равна гибели…

— Ах, зачем ты убила охранника! — вдруг вырвалось у Бижу.

— Тебе его жаль?

— Мне жаль тебя.

— Не стоит, — улыбнулась девушка.

— И этот маленький страшный господин, которого ты украла кольцо. Пока ты была у Амиреса, он прибегал сюда — тряс кулачками и грозился растерзать тебя…

— Ну и что?

— Я, конечно, прогнала его, но…

— Ну и что? — повторила Соня.

— Слишком много врагов, — покачала голой Бижу. — Слишком много врагов…

— Разберемся. А пока…

Добрая женщина выжидательно уставилась на постоялицу, надеясь, что сейчас та раскроет план избавления от преследований Амиреса и коринфийского купца Панишеро. За свои неполные семнадцать лет Соня не раз демонстрировала чудеса силы и ловкости. Удача всегда была на ее стороне — может, и теперь ей повезет? Бижу была готова молить об атом всех богов, вот только готовы ли они выслушать ее мольбы?

— Что?

— А пока… — Соня серьезно посмотрела на хозяйку. — Налей-ка мне еще вина.

И протянула Бижу свою большую кружку.