Колыбельная

Руслан Зверёк Колыбельная

За окном сквозь тонкое серебро инея лукаво щурясь глядела луна. Она устала играть в прятки с облаками и хотела спать, да только не могла выбрать какое из облаков мягче и теплее, чтоб укрыться.

— Мя-кое, — пролепетала Анютка, что в переводе обозначало: "У меня мягкое одеяло, я поделюсь".

— Что-что? — настороженно спросила мама, обернувшись из-за стола с грудой бумаг, с нежной улыбкой глядя на восторженно глазеющую куда-то в окно дочурку, свернувшуюся калачиком в углу дивана.

Девочка тут-же перевела на нее взгляд: мамины глаза искрились в свете настольной бронзовой лампы в форме дракона, купленной на распродаже, а волосы были тщательно уложены с помощью фена. Мама вообще не была неряхой, только из старого свитера торчали нитки. Она умела всё, за исключением рисовать и лишь только изводила бумагу, старательно выводя завихрастых мелких букашек, потом относя листы на работу, наверно чтобы похвастаться.

— Ой, ама! — оживилась дочка, что означало: "Ведь ты знаешь, что я не усну без песенки. Спой, пожалуйста, мама".

Но мама только отмахнулась и, цокнув языком, опять занялась делами. Пререкаться было опасно, что уже было проверено не один раз на практике. Конечно в угол её в такое время не поставят, а вот остаться без колыбельной — запросто. И от безысходности девочка принялась играть с куклой Настей, одетой в выцветший сарафан, разукрашенный фломастерами. Она заговорщицки подмигивала то мутным пластиковым глазам куклы, то луне, чей взгляд было сложно разобрать, обсуждая с ними хитрый план.

Когда всё было обговорено, Анюта тихо сползла с дивана. Она взяла Настю в руки, потому что та не умела ходить сама, и крадущейся походкой поползла к столу, тщательно огибая раскиданные игрушки. Нога об что-то зацепилась и девочка обернулась: предательская башенка из деревянных кубиков, погрызенных давным-давно, чуть не провалила всю затею. Отвлёкшись на кубики, она вляпалась в упаковку с краской.

Наконец путь был пройден — Анюта стояла прямо за спиной матери, держа в одной руке Настю. Мама изучала толстенную книгу без картинок, а посему вряд ли интересную. Девочка просунула куклу под рукой ничего не подозревающей мамы и громко крикнула:

— Бу!

Мама аж опешила. От неожиданности она даже не подпрыгнула с испугу, а только резко вздрогнула, выронив книгу и квадратными глазами уставилась на куклу. Потом она заметила, что куклу держит зеленая рука и медленно перевела остекленевший взгляд на Анютку. Девочка моргала, чувствуя что кому-то сейчас не поздоровится, и, скорей всего, этот кто-то — она. Она поднесла руки к лицу, готовясь на всякий случай зареветь, чтоб не так сильно попало. Но реакция мамы была крайне необычной — уголки губ дрогнули и женщина, закатив глаза, захохотала.

— Ах, ты, террористка! Защекочу! — сквозь смех проговорила мама, и бросилась за Анюткой.

Малютка весело взвизгнула и опрометью бросилась было прятаться, но на ходу была поймана и перенесена на диван. Мама приводила угрозу в действие, щекотав дочку, обе смеялись и дурачились. После чего женщина решила, что на сегодня работать хватит и пора укладывать дочь, но для начала увела ее в ванну отмывать краску. Анюта терпеливо выдержала водные процедуры и, уже лежа на кровати, завернутая в одеяло, попросила еще раз:

— Ой, ама!

— А так больше пугать меня не будешь? — поинтересовалась мама, на что ребенок честными глазами посмотрел на нее и замотал головой, дескать такого больше не повторится. — Ну так и быть!

И запела:

— "Баю-баюшки-баю,

Не ложися на краю,

Придет серенький волчок,

И ухватит за бочок…"

Обычно она пела дочери другую колыбельную, но в этот раз спорить не приходилось. Да и такой сладкий и красивый был голос, что не хотелось перебивать. Закончив, мама поцеловала ее в лоб и, несмотря на все протесты с требованием продолжения, ушла в зало, выключив свет.

Стало тоскливо и темно: кукла, как назло, осталась в ванной, а желтая луна спряталась за вереницей облаков, слабо различимых из-за инея на окне и неторопливо плывущих в далекие страны. Монотонно отмеряя время тикали большие круглые часы с золочеными краями. Анюта разглядела сквозь сумрак комнаты, что там только одна стрелка, направленная вверх, но оказалось что вторая спряталась за ней. Чуть вылезши стрелка остановилась и часы замолкли.

— Ну что же, придется спать, — решила Анюта и, устроившись поудобнее, закрыла глаза.

Вдруг раздался слабый шорох, очень похожий на тот, который она как-то раз слышала из спичечного коробка, только очень тихий. Такой звук исходил из коробка, который ей дал послушать соседский мальчик. В нем что-то шуршало и шелестело, стоило поднести к уху. Это оказался большой зеленый жук, вполне даже симпатичный. Мальчишка называл жука "Июльский", прежде чем раздавил его, увидев что она не испугалась. Когда он поднял ногу, липкие мерзкие струнки приклеились к подошве его ботинок.

Анютка осмотрелась, ища откуда идет звук. Нервы сжались в пружину, ей чудилось что это ворочается раздавленный "Июльский". Часы, почему не тикают часы? Она вновь пыталась погрузится в дрему, представляя как летит с куклой Настей к луне в гости и они пьют чай и едят печенье. Кукла сама взяла кружку и ухмыльнулась, обнажая клыки.

"Баю-баюшки-баю…"

Шорох повторился и в этот раз был громче. Так шуршала толстая жирная мышь за стенкой в деревянном доме на огороде, куда ее брали летом на выходные. Шум шел из дальнего угла, шелестя и причпокивая, как раздавленный жук. Анютка настороженно уставилась туда, на всякий случай накрывшись одеялом и оставив лишь узкую щелочку для глаз. В совершенно другом углу с грохотом что-то упало на пол и покатилось. Девочка резко обернулась на звук. На полу, покачиваясь, лежала оторванная голова ее куклы, выпавшая из приоткрытой дверцы шкафчика с игрушками. Глаза оторванной головы открылись. Нет, это всего лишь мячик, обычный резиновый мяч.

— Полож его на место! — раздался из зала голос матери, не терпящий возражений, в перемешку с щелчками. — Пол-л-лож этот дурацкий мяч в шкаф!

"Не ложися на краю…"

Анюта стиснув зубы, чуть не плача, вылезла из под одеяла, и прежде чем спустится на пол, наклонилась, и хотела посмотреть под кровать. На всякий случай — нет ли там кого. Мешала простыня. Девочка медленно приподняла ее, готовясь отскочить в любой момент назад. Там было темно, и ничего не было видно, но что-то там затаилось, большое и жирное. Она свесила ногу с кровати и почти достала до пола, чувствуя, что под кроватью выжидает нечто, готовое ее утянуть — оторванная голова куклы, говорящая механическим голосом:

— Пой-дём пить чай, до-ро-гая. Лу-на ждет.

"Придет серенький волчок…"

Спина покрылась мурашками, и тут она краем глаза заметила движение там, где раздавался шорох. Анютка резко подняла ногу обратно и забилась в угол кровати. Тень пошатнулась и две маленькие красные точки вспыхнули в темноте, медленно приближаясь, щелкая как жук, сопровождаемые тяжелым дыханием, распространяющим болотный запах. Выглянула луна, желтая, как прогнившие зубы. Тень в её свете стала громадной и лохматой, как волосы мертвого человека на черно-белой фотографии из старенького обшарпанного альбома. Анюта спросила тогда, почему дядя лежит в ящике с закрытыми глазами и такой взъерошенный. Мама сказала, что он умер, его убила молния. Но эта лохматая туша не мертвая, она двигается, мертвые не двигаются. Она не лежит в ящике. Лапки раздавленного "Майского" шевелились — всплыло в памяти.

"Баю-баюшки-баю…"

Красные точки росли, переливаясь как горящие угольки, шипя и обдавая гарью.

— Мама! — хотела крикнуть девочка, но буквы застряли в горле, выходя из легких чуть слышным свистом.

В сумраке комнаты сверкнули острые, как бритва зубы. Из оскаленной пасти капали слюни. А грязные лапы не торопясь несли лохматое тело зверя ближе. Волк не торопился, он наслаждался, питался страхом, пытаясь зайти девочке за спину, чтоб наброситься.

Девочка вспрыгнула и забилась в угол, прикрываясь одеялом как щитом. Волк, утробно рыча, приблизился так плотно, что можно было разглядеть складки на его скатавшейся шерсти. Он как безногий человек полз по кровати, впиваясь когтями в матрас, пронзая и раздирая его на сквозь. Анюта вжалась в стену, и пыталась кричать. Неровные зубы были так близко. Волк сожрет её, оставив одну голову, как кукле.

— М-м. ама! — наконец удалось выкрикнуть девочке. Впервые в жизни полностью два слога, как кукла, механическим голосом, проорала, — Ма-ма!

Волк, клацнув челюстями, черной тенью набросился на нее.

Встревоженная мать мгновенно проснулась, и открыв дверь включила свет. Волк растворился вместе с темнотой, женщина его попросту не увидела. Девочка стояла, зажавшись в углу кровати, уставившись в одну точку, явно не на мать. Её била сильная дрожь. Мама подошла к ней и устало улыбнувшись, сочувствующе протянула руки, чтоб погладить и хотела сказать, что все хорошо. Легкого прикосновения хватило, чтобы дочь сильно вздрогнула всем телом, ноги подкосились и она упала плашмя.

Женщина оцепенела, в ужасе уставившись на ребенка. Она схватила девочку и принялась трясти.

— Проснись! Проснись! — но это не принесло успеха, в голове пронеслось: "Пульс, надо прощупать пульс!"

Она приложила пальцы к сонным артериям, как ее учили еще в школе. Кровь под кожей пульсировала, но слабо. Не решаясь оставить дочь одну, она понесла ее вместе с одеялом на кухню. Схватив с навесной полки аптечку, она выхватила от туда ампулу с нашатыркой, оставшейся от бабушки. Не задумываясь, выхватила нож в углублении над раковиной и сбила им горлышко. По кухне сразу же разошелся резкий запах. Взяв ватку она вылила на нее все содержимое и подставила девочке к ноздрям. Анюта медленно открыла глаза.

— Что случилось? — еще не отойдя от истерики, заливая дочку слезами спросила мама.

— Олчок… — ответила дочь и уснула.

Мать продежурила у ее изголовья всю ночь, забыв про работу, держа на всякий случай телефон под рукой и проверяя периодически пульс, но тот был ровным и спокойным.

Проснувшись утром, Анюта ничего не помнила, и только удивленно хлопала глазками, глядя на мамины слезы. Мать не пошла на работу, а чтоб день не пропадал даром затеяла уборку. Она умиленно смотрела на дочь: девочка усиленно махала веником, стараясь внести свою лепту, но скорее разбрасывала мусор по сторонам, чем приносила пользу. Анюта провела веником под кроватью, от туда выкатилась голова куклы. Голова была изжеванна, словно побывала в зубах у собаки. Взгляд девочки на секунду помутнел, коснувшись ярких глаз куклы, после чего последняя перекочевала в ведро для мусора.