Кол

Пролог

Чарльстон, Иллинойс

23 июня 1972 года

Он проследил за демоном до ее логова. Теперь он ждал. Ждал рассвета, когда она станет более уязвимой.

Самым тяжелым было ждать. Да еще заранее зная, что должно произойти. На легенды, которые он изучил, полагаться не стоило. Легенды во многом не соответствовали действительности.

Вампиры спали в постелях, не в гробах, — хитроумная уловка, чтобы дурачить невежд. И хотя дневной свет подтачивал их силы, он не превращал их в беспомощные создания. Даже после восхода солнца они могли пробудиться от мертвого сна. Могли сопротивляться, могли ранить его.

Он потер щеку. Его пальцы нащупали застарелые шрамы от царапин. У той были острые ноготки, у той, из Урбаны.

При этом воспоминании его передернуло.

Он тогда чудом уцелел.

Может быть, уже тогда он исчерпал запас своей удачливости. Может быть, на этот раз он не отделается царапинами на физиономии. Может быть, на этот раз в его шею вопьются зубы.

Нырнув под руль, он нащупал под сиденьем и извлек на свет божий бутылку бургундского. Отвернул пробку. Выпил. Жидкость вяло потекла по пищеводу, но в желудке потеплело. Захотелось выпить еще.

Он пообещал себе сделать это позднее. Ни капли больше, пока дело не закончено.

«Надо быть разумным, убеждал он себя. — Ведь эта самая водичка едва не погубила тебя на той неделе».

И снова потер расцарапанную щеку.

Он глотнул все — таки еще разок, заставил себя закрыть бутылку и положил ее обратно под сиденье. Когда он выпрямился, из — за ближайшего угла вывернул автомобиль. Фары были выключены, но в утреннем свете можно было различить решетки на окнах. Патрульная машина.

Он кинулся плашмя на сиденье.

Во рту пересохло. Сердце забилось.

Подумалось, зря он так. «Зря я веду себя, как преступник. Я ведь на службе, как и эти полицейские».

Он затаил дыхание, пока патрульная машина не исчезла вдали. Она проехала так близко, что были слышны щелчки, треск и хриплые голоса из радиоприемника. Он пожалел, что не поднял стекла на окнах. Это могло показаться полиции подозрительным. Но если закупорить все окна, в машине задохнешься.

Он вздохнул с облегчением, когда голоса, наконец, стихли.

Он лежал тихо, медленно считая до ста. Потом сел и посмотрел сквозь лобовое стекло. Красные задние фары патрульной машины превратились в маленькие точки.

Открыв дверцу, он высунулся и стал изучать небо. Над островерхой крышей жилища вампира оно еще было серым. Он поставил ногу на поребрик, выпрямился и посмотрел внимательно на другой край неба. На востоке небо начинало голубеть.

Из своего долгого опыта он знал, что солнце вот — вот появится над горизонтом. Он рассчитал, — когда он будет на месте, солнце уже взойдет.

Он снова нырнул в машину. Серебряное распятие висело у него на груди. Он нащупал цепочку и вытащил крестик из — под рубашки. Потом поставил на сиденье рядом кожаный дипломат. Откинув крышку, вытащил оттуда ожерелье из головок чеснока и надел его на шею.

С дипломатом в руке он вышел из машины.

Заросшая лужайка была обнесена частоколом. Он широко распахнул ворота, проталкивая ногой нижнюю перекладину через высокую траву, тем самым удачно заклинив их. На обратном пути ему придется тащить на себе мертвое тело. Он бы не хотел застрять в воротах.

Ступени крыльца заскрипели под его тяжестью. Дверь прихожей заскрежетала. Он подпер ее изнутри плетеным стулом, чтобы не захлопнулась.

Повернув ручку, он обнаружил, что дверь в дом не заперта. Это облегчало дело. Ломик ему не понадобится. Он тихонько проскользнул в дом, оставив дверь нараспашку.

Он знал, где искать ее комнату. Прошлой ночью, сразу после ее возвращения домой, в окнах слева от крыльца вспыхнул свет. Она подходила к каждому окну, опуская занавески.

В доме было тихо. Призрачный свет, проникающий в гостиную, окутал серой пеленой старый диван, кресло — качалку, торшер и пианино. Обои выглядели поблекшими и грязными. Над пианино висел написанный маслом лесной пейзаж, с веселым мирным ручейком на первом плане. В сумерках лес казался мрачным и грозным, как будто там еще не рассвело.

В дальнем углу комнаты темнел отделанный деревом дверной проем, ведущий в коридор.

Он проскользнул туда и, крадучись, подобрался к приоткрытой двери в спальню вампира.

У него перехватило дыхание и заколотилось сердце при одном только взгляде на нее. Она спала на кровати, стоящей между окнами, лежала, свернувшись калачиком, лицом к стене. Первые лучи восходящего солнца пробежали по шторам и залили комнату янтарным светом. Девушка была покрыта одной простыней. Темные волосы разметались по подушке.

Присев на корточки, он поставил дипломат на пол. Открыл его и на ощупь вытащил молоток.

Молоток с тяжелой стальной головкой и рукоятью длиной с фут.

Другой рукой он вытащил заостренный с одного конца осиновый кол.

Зажав кол в зубах, он выпрямился. Он глядел на вампира и мечтал, чтобы она повернулась. Лицом вниз или вверх, — все равно. Он мог вогнать ей кол в спину так же легко, как и в грудь. Но она должна лежать ровно, не на боку.

Почему-то он чувствовал, что убить ее будет нелегко.

Может, лучше подождать? Ведь все равно она когда — нибудь повернется.

Но чем дольше ждешь, тем больше вероятность того, что тебя увидят, когда будешь выносить тело из дома. А он обязан был это сделать. Увезти тело далеко отсюда в багажнике своего автомобиля и спрятать его так, чтобы никто не нашел.

Люди пропадают часто и по разным причинам. Но если ее найдут здесь, с колом в сердце…

Полиция примет это убийство за проделку одержимого маньяка. Поползут слухи, начнется паника. Но хуже всего то, что все вампиры сразу насторожатся, осознав, что за ними охотятся.

И все старания этого утра пропадут даром, ведь полицейские или следователь, конечно же, вытащат кол из груди вампира. И она снова оживет, и будет опять бродить ночами в поисках добычи.

Нет. Она должна исчезнуть.

Половица скрипнула под его ногой, когда он шагнул к кровати. Она вздохнула, пошевелилась, но не перевернулась.

Все еще сжимая кол зубами, он вытянул левую руку. Ухватил край простыни, отогнутой у ее плеча. Пока он откидывал простыню, она продолжала ровно и глубоко дышать. А его дыхание заметно участилось.

Скользя вниз, простыня обнажала ее спину, плавные округлости ягодиц, гладкие ноги.

Она была вампиром, мерзким, безжалостным демоном. Но у нее было тело хрупкой молодой женщины, и он, глядя на нее, почувствовал, как жар волной прокатился по животу. Он содрогнулся, испытывая одновременно и страх и вожделение, — ощущение, близкое к экстазу, которое всегда накатывало на него в такие минуты. Обычно он стыдился подобных чувств. Однако, в конце концов, он стал считать это наградой за то, что приносит себя в жертву. Что-то вроде платы, воздаваемой ему в качестве компенсации за риск.

Без этого у него давно уже пропала бы охота нести свой крест дальше. Он знал, что это так. Расправляясь с вампирами мужского пола, он никогда не испытывал такого подъема. Только чувство облегчения. В итоге он перестал их преследовать. Он ругал себя за это, но оправдывался тем, что вносит посильный вклад в дело борьбы с вампирами. Он действовал один против целого полчища вампиров и просто был не в состоянии извести всех. Ему, конечно, приходилось выбирать. Так вот, он выбрал женщин. Хотя они и были ужасны, они возбуждали его.

Он ясно видел левую руку, чуть согнутую в локте, закрывающую остальную часть тела. Кожа на ней покрылась пупырышками от утренней прохлады. Нагнувшись вперед, он заглянул через руку, пытаясь разглядеть выпуклости груди. Как и рука, грудь была покрыта гусиной кожей. Кожа вокруг соска сморщилась. Вторую грудь ему увидеть не удалось.

Пока он разглядывал ее, во рту скапливалась слюна. Закрыть рот он не мог, мешал кол, зажатый в зубах. Он попытался левой рукой перехватить вытекающую каплю слюны, но не успел.

Тонкая струйка слюны упала на руку вампира.

Бормоча что-то, она вытащила другую руку из — под подушки, вытерла каплю, повернулась на спину и наморщила лоб, будто недоумевая. Но глаза ее все еще были закрыты. Рука вытянулась на матрасе вдоль бедра. Пальцы сжали простыню, затем снова заскользили по бедру и нырнули между ног.

Наблюдая все это, он вытащил кол изо рта, замирая от страха и сгорая от желания. Он понимал, что ждать больше нельзя ни минуты.

Но он все не мог решиться. Его глаза не отрывались от спящего тела.

Ей могло перевалить уже за сотню лет, но ее тело и лицо были, как у совсем юной девушки. На вид ей было лет семнадцать — восемнадцать. Она была прелестна, восхитительна, невинна.

Если бы только она была человеком, а не мерзким, ненавистным исчадием тьмы.

Он жаждал целовать эти губы, высосавшие столько невинной крови. Жаждал ласкать эти груди, ощутить бархатистую гладкость ее кожи, почувствовать твердость сосков под своими ладонями. Жаждал прижаться к ее ногам и проникнуть в нее до самого сердца.

Если бы только она не была вампиром.

Какой стыд. Какая жалость.

«Давай кончай с этим», — твердил он себе.

Он склонился еще ниже, уперся коленями в край кровати и поднял руку с молотком. Его другая рука дрожала и дергалась, когда он подносил заостренный кол к груди. Острие остановилось под левой грудью, слегка дернулось вверх, замерло в полудюйме от поверхности тела.

Сюда.

Один сильный удар и…

Ее глаза открылись. Она задохнулась. Она схватила его за руку, вывернула ее со всей своей нечеловеческой силой. Вскрикнув, он в ужасе наблюдал, как кол выскользнул из его пальцев и упал ей на грудь тупым концом вниз.

Невыразимое отчаяние накатило леденящей волной.

Без кола…

Пока кол скатывался с ее груди, он изо всех сил пытался вырвать руку, молясь о спасении. Но у нее была железная хватка. Кол скрылся с глаз, закатившись за нее.

Теперь он понял, что все было напрасно.

Но он все же ударил молотком ей в лицо. Завизжав, она рванула на себя его вывернутую руку. Другую руку она выбросила вперед, пытаясь заслониться от удара.

Он повалился ей на грудь. Ее рука крепко обхватила его спину, и она задергалась под ним, извиваясь и изворачиваясь, пытаясь перевернуть его. Едва он упал на матрас, она со всей силы ударила его в пах коленом.

Дыхание перехватило. В шоке от непереносимой боли он смотрел на деревянный кол в ее руке. Смотрел, как этот кол приближается к его лицу. Он попытался уклониться от удара, но парализованные мускулы не слушались.

Его сил хватило лишь на сдавленный крик, когда острие кола впилось ему в глаз.