Когда налетает алая буря, или История того, как благовоспитанная девушка постигает свою ПРИРОДУ

Сара Смит

Когда налетает алая буря

или

История того, как благовоспитанная девушка постигает свою ПРИРОДУ

- Вы верите в вампиров? - спросил он.

Я захлопнула "Дракулу" и подсунула книжку под ковровую сумочку с забытым ришелье.

- Мистер Стокер пишет очень интересно, - сказала я. - Мне кажется, сэр, что мы незнакомы.

- Тем хуже, - сказал он и положил ладонь на спинку стула по ту сторону моего столика в кафе. Я подняла на него глаза - и подняла их еще выше. Высокий блондин в слепящем алом мундире на фоне зеленых деревьев солидного нью-гемпширского кирпича Рыночной площади. Мундир был австро-венгерский. Какой у него чин, я не поняла, но он несомненно был офицером.

- Вам следует узнать вампиров поближе. - Он щелкнул каблуками и поклонился. - Граф Ференц Зохари.

И без приглашения сел напротив меня.

В Портсмуте, где я проводила лето перед моим первым светским сезоном, в этом августе 1905 года проходили переговоры, которые могли положить конец долгой Русско-японской войне. Президент Рузвельт на борту своей яхты "Мейфлауэр" в военном порту устроил первую встречу между русским и японским полномочными представителями графом Сергеем Витте и маркизом Комурой. Теперь противники встречались официально в военном порту, а между встречами вели сложные интриги в отеле "Вентворт". Тетя Милдред не считала, что девицам прилично читать газеты, а потому мне было мало что известно о происходящем, но я знала, что переговоры идут тяжело. Город заполнили иностранцы; в воздухе пахло бурей, он был пронизан тяжелой мужской энергией, историей и значимостью. Опасность, кровь и жестокость, совсем как в книге мистера Стокера. "Ни в коем случае не разговаривай ни с кем из них", - внушала мне тетя Милдред. Но против обыкновения моей тетушки поблизости не было.

- Вы участвуете в переговорах? Пожалуйста, скажите мне, как они проходят?

- Я только сторонний наблюдатель.

- Но они заключат мир?

- Ради моей родины надеюсь, что нет. - Его, видимо, позабавило мое изумление. - Если Россия и Япония будут воевать и дальше, они потеряют много крови. Россия проиграет, обратится на запад, затеет небольшую войну и, вероятно, проиграет ее. А если они подпишут мирный договор, Россия лет через пять будет драться с нами, когда наберется сил. И тогда вмешаются немцы, и французы - чтобы драться с немцами, а англичане - с французами. Крайне забавно. И моя родина не сможет уцелеть.

- Но ведь, наверное, трудно не пасть духом, когда решаются подобные вещи?

- Я никогда не падаю духом. - Мой собеседник протянул руку, собрал в кулак мое недоконченное ришелье и помахал им в воздухе, точно носовым платком, прежде чем бесцеремонно бросить его на землю. - Ваша мать заставляет вас заниматься рукоделием, - сказал он, - но вы предпочитаете дипломатию. Или вампиров. Так что же?

Я покраснела.

- За моим шитьем следит моя тетя, - сказала я. Это лето было отдано ришелье: часы и часы я сидела на веранде тети Милдред и сотней за сотней мелких стежочков обметывала края ярдов полотна, а потом вырезала по рисункам узоры ножничками с острыми кончиками. Белье для моего приданого, говорила тетя Милдред, которая ни за что не произнесла бы вслух слово "простыня". Осенью я уеду в Нью-Йорк планировать свою брачную стратегию, точно генерал без армии. Сражение уже было заранее безнадежно проиграно, так как в моем распоряжении не было достаточного богатства, чтобы я могла оказаться в центре событий. Я стану тем, для чего я подхожу наружностью, а не душой - никчемной светски безупречной женой какого-нибудь дельца, чей интерес к войне исчерпывается потребностью армии в сапогах или зубных щетках.

Но теперь благодаря тому, что адмирал Того победил в Цусимском бою, я ощутила вкус войны, пусть далекой и дразняще-загадочной; я сидела напротив офицера здесь в жарком густом солнечном свете среди листвы Рыночной площади.

- Вам нравится война, - спросил мой собеседник, - или просто кровь?

Интересный вопрос!

- По-моему, они равно подразумевают власть и силу.

- Вот именно! - Он перелистывал мою книгу, а я искоса следила за ним. В элегантно сшитом багряном мундире он производил впечатление грубости в соединении с силой. Шея над жестким золотым галуном воротника бугрилась мышцами. Короткие пальцы с широкими ногтями прижимались кончиками к желто-красному переплету "Дракулы". Быть может, почувствовав мой взгляд, он поднял глаза и улыбнулся мне. Он смотрел на меня со странной уверенностью, словно меня уже влекло к нему, а ведь красив он не был. Толстые губы, шрам наискось подбородка, ухо без мочки. Он бросил мое рукоделие на землю!

- Меня зовут Сьюзен Вентворт, - сказала я.

- Вентворт! Как отель. Легко запомнить. - И никаких восхищенных слов о том, что мое лицо слишком прекрасно, чтобы забыть мое имя. - Вы живете в отеле? - спросил он.

Истинный джентльмен никогда не спрашивает даму напрямик, где она живет, чтобы не поставить ее в неловкое положение. Ведь может показаться, будто она ищет его общества.

- У моей тети есть коттедж в Киттери-Пойнт.

- Это отсюда недалеко. Вы бываете в отеле на чаепитиях с танцами?

- Очень редко, граф Зохари. Моя тетя считает остановившихся там дипломатов неподходящим обществом.

- Совершенно справедливо. Но и волнующим, не так ли? Вы находите военных волнующими, мисс Вентворт?

- Военную службу - да, и дипломатию. Не стану отрицать.

- Небольшая толика крови... так подходит для танцев за чаем. - Ногтем большого пальца он отметил абзац в книге и показал его мне. "Выгибая шею, она облизнула губы, будто хищный зверь", - прочла я. - Это пробуждает в вас волнение?

- Я не вампир, граф Зохари, - ответила я неловко.

- Я знаю. - Мой собеседник улыбнулся, показав ровные белые зубы. - Вот я, например, вампир и могу заверить вас, что вы - нет. Пока еще.

- Вы, граф Зохари?

- Разумеется, совсем не такой, как субъект, которого изобразил этот Стокер. Я вижу свое лицо в зеркальце для бритья, и, уверяю вас, сплю я на простынях, а не в сырой земле. - Он протянул руку и прикоснулся к золотому крестику у меня на шее. - Прелестная вещица. И она не вынуждает меня отпрянуть. - Его пальцы были совсем близко от моей шеи и груди. - Вампир всегда очень чувствен. А особенно когда он служит в армии. И очень привлекателен. Вам следовало бы испробовать.

Я позволила ему зайти слишком далеко.

- Мне кажется, граф Зохари, вы позволяете себе лишнее.

- А! Но это же вампир во мне. Однако вы не поднимаете перед собой ваш крест и не восклицаете: "Отыди, нечистая сила!" И это - вампир в вас. Вам нравится то, о чем вы читаете, мисс Сьюзен Вентворт? Судя по вашим глазам, вам бы это очень понравилось? Вам совсем не любопытно? Если вы посетите чаепитие с танцами в отеле, я покажу вам великолепные тамошние простыни и покажу вам, что вампиры почти так же цивилизованы, как дипломаты.

Он смотрел, какое впечатление произведут его слова, и на миг я в ужасе почувствовала, что вот-вот соглашусь. Меня притягивала его грубая сила.

- Граф Зохари, вы заблуждаетесь. Я порядочная девушка. - Я выхватила книгу из его рук и затолкала поглубже в ковровую сумочку. - У меня, безусловно, нет ни малейшего желания увидеть ваши... - Нет, я не договорила, чтобы не дать ему повода к торжеству. - Вы заставляете меня говорить вздор!

Он провел мизинцем по усам, потом вздернул уголок губ.

- Что могло бы вас убедить, моя дражайшая порядочная мисс Вентворт? Мои клыки? Или мне обернуться для вас волком? Красным туманом просочиться в вашу комнату или ворваться туда в кавалерийской атаке? - Над нашей головой зашелестели листья, и ветер вздохом пронесся по Рыночной площади. Граф Зохари взглянул вверх. - Предсказать ли мне будущее по вашей крови? Успокоить ли для вас море или поднять бурю? Вот этой мой лучший фокус. Давайте насладимся грозой, мисс Вентворт, вы и я.

Море подчиняется приливам и отливам, а в августе река Пискатека притягивала грозовые тучи раза два в неделю без всякой помощи венгерских графов.

- Если вы способны предсказывать будущее, граф Зохари, то все, что вы говорите, не имеет смысла.

- Это не самый надежный из моих талантов, мисс Вентворт, - сказал он. Не то я не наблюдал бы за Витте и Комурой, а вернулся бы в Нью-Йорк попивать в посольстве кофе заметно лучше этого. Надежнее всего предсказания у меня получаются после того, как я поимею женщину или попью крови. Не узнать ли нам с вами вместе, к чему придут Витте с Комурой? Нет? Вам не интересно? - На столике мой стакан с ледяной водой оставил мокрое пятно. С насмешливой торжественностью граф посыпал его солью из солонки и уставился на него, словно в магический хрустальный шар, делая таинственные пассы на манер гадалок. - Морская вода для этого лучше, кровь - лучше всего. Вода со льда... ach, мисс Вентворт, вы задали мне работу! Но я вижу, вы будете на танцах. Сегодня, в среду или в четверг, но вы придете.

- Нет, - сказала я. - Разумеется, я не приду.

- Завтра?

- Ни в коем случае.

- Ну так в четверг.

Со стороны океана донесся рокот грома и замер над белой колокольней Первой Церкви. Граф Зохари указал на небо и улыбнулся мне. Я начала собирать свои вещи, и он, протянув длинную руку, подобрал с земли мое рукоделие.

- Почти закончено. Вы должны прийти в четверг.

- Но почему в четверг? - спросила я против воли.

- Потому что я заключил пари с самим собой. Прежде чем вы дочитаете этот Fuatsch [вздор (нем.)], - сказал он, - я дам вам то, чего вы желаете. Я превращу вас в вампира.

По площади с посвистом прокатилась волна соленого бриза; листья повернулись вверх нижней стороной, белесой, как брюшки дохлой рыбы. Я уставилась на него, ощущая во рту вкус моря, едкую свежесть. Он улыбнулся мне, чуть вытянув губы трубочкой. Покраснев, я отодвинула стул. Граф Зохари встал, щелкнул каблуками, поднес мою руку к губам, и сквозь первые капли дождя я смотрела, как он удаляется широким шагом, и мундир его был как свежая кровь на фоне кирпича и белизны "Атенеума", темнеющей от дождя. Навстречу ему выбежал солдат, его денщик, и подал ему черный плащ. Против воли я вспомнила вампиров.

Ночью окна в частых переплетах моей белой спаленки дрожали под струями дождя, "Это чудовище уже причинило много зла", - прочла я. От сырости в воздухе переплет стал липким, на обеих моих ладонях отпечатались в зеркальном отражении буквы красного заглавия. "Вой волков..." В окрестностях Портсмута волки не водятся, как, впрочем, и вампиры. Свое будущее я могла предсказать и без его помощи - эта осень в Нью-Йорке решит его, какой бы ни была моя стратегия. У девушек моего круга судьба была одна и та же.

Насколько менее живой я стану, если окажусь жертвой вампира?

Я представила себе, как подхожу к моим знакомым молодым людям и впиваюсь зубами им в горло. Чистая фантазия; у меня нет доступа даже к простым возможностям, которыми располагают мужчины вроде графа.

Однако он сообщил мне одну заинтриговавшую меня подробность: он состоит при посольстве в Нью-Йорке.

На следующий день вопреки своей усталости я усердно занималась моим ришелье, выстригала кусочки моими ножницами и завершила этот труд, приличествующий юным девушкам. Мне казалось, что я полностью овладела собой, торжествуя победу над графом Зохари, и готова к встрече с ним.

Благодаря моему ловкому маневру миссис Лэтроп, приятельница тетушки, предложила нам отправиться в "Вентворт" и уговорила тетю Милдред.

В четверг Элизабет Лэтроп, ее дочь Люсилла, тетя Милдред и я разместились в лэтроповском ландо и неторопливо покатили по кривым улочкам Киттери, а затем мимо правительственных зданий Портсмута. Погода была отличная, легкий морской бриз освежал нас, за старомодными деревянными штакетниками благоухали поздние лилии и гелиотропы. День для приятной беззаботной прогулки в экипаже. И все же, когда мы проезжали Рыночную площадь, я поискала глазами алую, сверкающую золотом галунов фигуру, а когда мы свернули на чудесную аллею, ведущую к "Вентворту", я поймала себя на том, что волнуюсь, словно в предвкушении какой-то важной встречи.

Тетя Милдред и миссис Лэтроп нашли нам столик у самой танцевальной площадки, которая была невелика, но оборудована по-современному. Оркестр играл вальсы, несколько пар кружились на площадке, а за столиками под пальмами в кадках сидели военные, флиртуя с молодыми женщинами. Миссис Лэтроп и Люсилла хотели поглядеть на графа Витте, чьи манеры, по слухам, были настолько грубыми, что ему приходилось есть за ширмой. Графа Зохари нигде не было видно. За столиком в окружении свиты мужчин сидела знаменитая мадам Н., веселая миловидная женщина, которая, как говорили, стала причиной падения трех правительств. Под звуки оркестра миссис Лэтроп и тетя Милдред сплетничали про нее. Между мной и Люсиллой Лэтроп не оказалось ничего общего. Из-под ресниц я наблюдала за умнейшей мадам Н.

В зал вошли три женщины из японского посольства, чьи кимоно, парики и словно оштукатуренные лица вызвали настоящую сенсацию. Я спросила себя, есть ли вампиры среди японцев и ощущают ли эти накрашенные японские дамы, как и я, мужскую энергию, исходящую от всех этих военных. И так ли же ограничены жизни этих японок, как моя собственная.

- Тут так жарко, тетя Милдред, я немножко погуляю на террасе.

Держа над головой солнечный зонтик, я позволила морскому ветру освежить мне щеки. Я смотрела на море за газоном, полузасыпанным песком.

- Мисс Вентворт! Вы пришли посмотреть мои простыни?

- Вовсе нет, граф Зохари.

Он сидел за одним из маленьких столиков на террасе. На этот раз на нем был полевой мундир, коричневато-серый. В отраженном от моря солнечном свете его белокурые волосы отливали рыжиной, точно лисий мех. Он встал, поклонился по всем правилам и придвинул мне стул.

- Я не доставлю вам удовольствия, отказавшись. - И, наклонив голову, я села.

- Следовательно, вы окажете мне честь, согласившись?

- Вовсе нет. Какая в этом честь? - Я посмотрела на море, на тихую гавань. Белые яхты покачивались на якорях, паром на остров Стар двигался в сторону отмелей, и солнце блестело на его иллюминаторах и поручнях. Годы и годы я видела то же самое из окна гостиной тети Милдред, и ничего нового в этом не было.

- Ну-ну, поверните головку, мисс Вентворт. Вы ведь не знаете, что я предлагаю. Посмотрите на меня. - Перед ним на столике стояла тарелка с персиками - спелыми и мягкими. Их аромат разливался в теплом воздухе, и я смотрела на них, а не на него. Над ними жужжала муха, он отогнал ее, взял персик и надкусил. Я смотрела на его мускулистую руку. - Вы думаете, что вы устали от своей жизни, но ведь вы ее даже не пробовали. А неиспробованное не имеет вкуса. Я предлагаю вам все, чего вы были лишены... А! Вот теперь вы смотрите на меня. - Глаза у него были красновато-карими, с искорками света. Он пососал сок, потом протянул персик мне, тот самый, надкушенный, и почти прижал его к моим губам. Ешьте!

- Я съем, но не этот.

- Поешьте со мной, а потом получите столько, сколько захотите.

Я отщипнула зубами крохотный кусочек розоватой мякоти. Нежная мохнатая кожица, сладкая плоть. Он протянул мне тарелку. Я взяла один и надкусила. Мой рот наполнился соком и мякотью.

- Я мог бы овладеть вашим телом, - сказал он ласково. - Им одним, как персиком. Это очень просто. Но вы можете стать одной из нас. Я увидел это на площади. И хочу помочь вам. Сделаться тем, что вы есть.

- Одной из "нас"? О чем вы?

- Одной из тех, кто хочет силы и власти, - сказал он все с той же удивительной мягкостью. - Из тех, кто может их обрести. Вампиром. Кушайте ваш персик, мисс Вентворт, а я расскажу вам про вашего Дракулу. Влад Дракулешти - сын Влада Дракона. На холме Тимпа возле Брашева над часовней святого Иакова он приказывал четвертовать своих врагов и сажать обрубки их тел на кол и под их крики обедал рядом с ними, макая хлеб в их кровь, ибо вкус человеческой крови - это вкус власти. А власть - это сущность вампира. - Он вытянул свою обутую в сапог ногу и под столом коснулся моей ноги. - Власть - это не деньги, не красота, не изнасилование, не соблазнение. Это попросту жизнь и смерть. Убить, испить крови умирающего, а самому остаться жить, зачинать свое потомство, процветать. Комура и Витте обладают такой властью. Они готовят великую алую бурю со множеством жертв. У меня тоже есть власть, и я намажу свой хлеб кровью. Хотите есть и пить со мной?

- Кровь?..

Он посмотрел на меня искрящимися глазами.

- Кровь вас пугает? Вы падаете при виде крови в обморок, как пай-девочка? Думаю, что нет. - Он быстро откусил кусок от своего персика. - Вы когда-нибудь видели, как умирают люди? Они истекали кровью? Вы отводили глаза? Нет. Вижу, что нет. Вас это завораживало больше, чем положено женщине. Вам нравятся военные мундиры, опасность, солдаты, но больше всего, мисс Вентворт, вам нравится алость. Читая об этой войне в газетах, вы и дальше будете притворяться, будто вы в ужасе, и повторять "как ужасно!", вновь и вновь поглядывая на снимки кровопролития и внушая себе, что не понимаете, почему ваше сердце бьется так бурно? Скажете ли вы: я никогда не стану настолько живой, чтобы пить кровь? Или вы познаете себя и обрадуетесь, когда налетит алая буря? - Он постучал пальцем по моей тарелке с персиками. - Стать тем, что вы есть, мисс Вентворт, много проще, чем надкусить персик, и гораздо, гораздо приятнее.

- Мне бы хотелось иметь власть - а кто этого не хочет? Но таким способом?.. - Он был прав: я была заворожена, и на следующий день вернулась на то место, и была разочарована, что кровь оказалась смытой. Это нелепо: вы либо хотите насмешить меня, либо пробудить во мне отвращение. Вы иронизируете надо мной.

- Испейте моей крови, - сказал он. - Дайте мне испить вашей. Немножко смелости, немножко любопытства. Переспите со мной - последнее не обязательно, но очень увлекательно. А потом - распахнутые горизонты и большая власть, мисс Вентворт.

Я сглотнула.

- Вы просто хотите сделать меня своей жертвой.

- Если вы смотрите на это таким образом, то и станете моей жертвой. Я хочу дать вам жизнь, потому что вы можете ее взять, и это меня развлечет. Но вы себя недооцениваете. Разве вы моя жертва? - На мгновение ветер разгладил на воде напротив отеля большой овал, и благодаря какой-то игре света вода в нем стала алой. - Видите, мисс Вентворт? Еще один из моих фокусов.

- Нет. Я часто вижу на воде такой свет.

- Но это не всякому дано.

- Значит, я ничего не вижу.

Возле его тарелки лежал фруктовый ножичек. Он взял его и располосовал себе ладонь. Когда потекла кровь, он сложил руку в горсть и поднес ее к моим губам.

- Кровь - это маленькое море, маленькое красное море, вода, над которой мне больше всего нравится властвовать. Я помешиваю ее, мисс Вентворт, я пью ее, я живу. - Он обмакнул палец правой руки в кровь, а потом прижал его к вене на моей руке. - Я понимаю ее вкус, я могу заставить ее течь приливной волной. Мисс Вентворт, я могу заставить ваше сердце биться, пока вы не закричите, чтобы я перестал. Хотите понимать кровь, хотите попробовать кровь, хотите наполнить ею рот - солоноватой, сладкой, невыносимой кровью? Хотите власти, которую дает кровь? Ну, конечно, хотите. Страстно хотите.

Он взял меня за запястье, он притянул меня к себе. Он смотрел на меня своим настойчивым взглядом дикого зверя и ждал, держа в горсти свою кровь. Я знала, что еще могу вырваться от него и вернуться к тете Милдред и Лэтропам. Они ведь понятия не имеют ни о том, что я уходила, ни о чудовищных вещах, которые мне нашептывались. Я смогу сесть между ними, прихлебывать чай и слушать оркестр до скончания моих дней. И для меня не будет никаких вампиров.

Кровь, запекшаяся по краям ладони, все еще текла и текла из пореза. Она была ярко-ярко-алой. Я нагнулась и прикоснулась языком к ранке. Кровь была солоноватой, близкой-близкой, крепкой, и вкус ее был вкусом моего желания.

Белая яхта была отделана роскошно. Салон, несколько кают. Мы вышли далеко в море. Граф Зохари для соблюдения приличий пригласил Лэтропов и мою тетю. На палубе мистер Лэтроп, веснушчатый, в белом костюме, забрасывал блесну на пеламиду и беседовал с графом Зохари. Я слышала "Витте", "Сахалин", "репарации". Вечером предстояла важная встреча полномочных представителей. Тетя Милдред и миссис Лэтроп сплетничали и играли в вист, а вышивальная игла Люсиллы Лэтроп усердно мелькала над кремово-белыми ярдами канвы. Я принялась было за новое ришелье, но отложила его и стояла на носу, ощущая в своем теле морскую зыбь, длинные медлительные волны. В конечном счете я полагала, что граф Зохари просто соблазнит меня, но мне было все равно. Я глотнула его крови, теперь он выпьет мою.

Под тентом матросы сервировали обед, захваченный из отеля. Устрицы "Рокфеллер", грибной суп-пюре с булочками "паркер-хаус", жареная лососина, заячье рагу, перечные клецки, тоненькие засахаренные морковки, кукурузные початки, огуречный салат и бостонский латук, летняя тыква. На десерт миндальные пирожные, кремовый кофейный торт и мороженое нескольких сортов. И вино, а к десерту коньяк и черная бутылка шампанского. Я поковыряла шпинат на моих устрицах, но вино пила с жадностью. В послеобеденной тиши яхта чуть покачивалась на спокойной воде, Матросы спустились в кубрик.

Первым уснул мистер Лэтроп, прикрыв носовым платком багровое лицо; затем Люсилла Лэтроп начала негромко похрапывать в шезлонге под тентом со сбившейся в ком вышивкой на коленях. Удочка мистера Лэтропа свисала из его безжизненной руки. Я смотала леску и положила удочку на палубу; в дневной тиши гудение лески казалось даже громче шума теперь молчащих машин. Карты тети Милдред легли к ней на колени. Глаз она не закрыла, но когда я встала перед ней, она словно бы смотрела сквозь меня. Только миссис Лэтроп все еще медленно раскладывала свои карты на зеленой бязи столика между ней и моей тетей, будто гадая.

- Миссис Лэтроп?

Она на мгновение подняла глаза, точно две изюмины на мучнистом лице, кивнула мне и продолжала раскладывать карты.

- Они ели и пили, - сказал граф Зохари, подходя ко мне, - и утомились.

Яхту приподняло волной, голова тети Милдред дернулась вбок, и тетя обмякла, свесилась с ручки кресла, будто покойница. Я чуть не закричала, чуть не упала. Граф Зохари подхватил меня и прижал ладонь к моему рту.

- Если вы закричите, то разбудите их.

Крепко сжимая мою руку, он повел меня вниз по трапу и дальше по узкому коридору. С одной стороны за открытой дверью камбуза спал кок, опустив голову на колени. Рядом с ним, растянувшись на полу, спал красивый матрос. Больше я никого там не увидела.

Каюта владельца находилась на носу - такая белая в дневную жару. Кровать была расстелена, белея простынями. В каюте пахло лимонным маслом, легкой пряностью океана.

- Простыни, - сказал он. - Видите?

Я опустилась на кровать, колени меня не держали. До последней секунды я не знала, как мое тело будет бороться со мной. Я хотела не быть тут, хотела узнать будущее, которое должно было вот-вот наступить, хотела, чтобы оно уже произошло, и чтобы оно происходило сейчас, в этот миг. Я услышала щелчок задвижки, и вот он рядом со мной, расстегивает пуговки на моем горле. Было так тихо, так тихо. Я не могла дышать. Он нагнулся и коснулся языком ямочки у моего горла, а потом я ощутила его зубы, его лакающий язык и похлюпывание, когда он начал питаться.

Сначала был ужас ощущения того, как убывает моя кровь, как моя воля борется и терпит поражение, а потом наступило наслаждение, дрожь, трепет такой упоительный, что я не вынесла. Жаркая белая каюта утонула в тенях, в холоде, и я упала поперек кровати. Я в гробу, подумалось мне, в могиле. Он уложил меня на подушки, нагнулся надо мной, задрал мою юбку, развязал тесемки нижних юбок, я ощутила его руку на моей коже. То, чего я страшилась. Но пути назад не было. Я приветствовала то, что должно было произойти. Я увлекала его вперед. Он лег на меня, я ощущала тяжесть всей длины его тела, вжимающегося в мое. Галуны его мундира царапали мои груди. Наша одежда разделяла нас. Я расстегнула тугие застежки, выбралась из бесчисленных пуговиц платья, освободилась от всего, что отделяло меня от него.

- Сейчас! - прошептала я. - Ты должен!

Мы прижимались кожа к коже, а затем в долгом мучительном нажиме он вторгся в меня, он был внутри меня, внутри моего тела. О муки смерти, в которых я стала вампиром, сокрушающие судороги! Я ахнула, укусила его за плечо, судорожно сжимала губы, лишь бы не закричать. И все-таки я двигалась с ним, чувствовала его движение внутри меня. И его сила, его власть влились в меня. Я смеялась от боли, от невообразимого блаженства, а морские волны прокатывали через кабину и гремели в моей крови.

- Ты уже вампир, маленькая пай-девочка? - с трудом выговорил он.

- О да. У меня есть власть и сила. Я вампир.

Он засмеялся.

Одеваясь, я обнаружила кровь на моей покрытой синяками шее, кровь была у меня между ногами. И еще что-то липкое - знаки моего преображения. Я радовалась им. В зеркале я увидела нежный румянец на моих щеках, а мое белое батистовое платье было смято не более, чем могло бы измяться от нескольких часов плавания по морю. Кровь стучала в моих жилах тяжело и гордо - барабан, возвещающий победу.

Я поднялась на палубу и съела персик, чтобы утолить жажду, но он показался мне водянистым и пресным. День уже клонился к закату, свет угасал, море было красным. В тенях на волнах я увидела безмолвно вопящих людей. Мне хотелось выпить море.

Мистер Лэтроп открыл глаза и спросил:

- Вы приятно провели день, мисс Вентворт?

Взгляд у него был неподвижным, лицо побледнело почти как мое. Лицо Люсиллы, когда она заморгала и зевнула, казалось желтее воска под ее светлыми волосами. Мухи жужжали над картами миссис Лэтроп, а от тети Милдред исходил запах тухлого мяса, крови и экскрементов.

- Добрый вечер, тетя Милдред. Как вам спалось?

Она мне не ответила. О, они утомлены, подумала я. Они утомлены и мертвы.

По трапу поднялся граф Зохари, застегивая воротник мундира очень осторожно, словно и у него шея была вся в синяках. Чтобы рассмешить его, я прижала острые кончики моих ножниц к шее тети Милдред и поднесла к ним снизу булочку "паркер-хаус", но нам с ним такие, как тетя Милдред, были не по вкусу. Я бросила ножницы в окрашенное кровью море; они упали, были поглощены, разъедены ржавчиной и исчезли.

Под красным вспухшим небом наш кораблик поплыл назад к белому отелю. Графа Зохари и меня отвезли на берег первыми. За алым газоном пылали фонари, а перед отелем собралась огромная толпа.

- Через мгновение мы увидим будущее, - сказал он.

- Я видела людей, умиравших в океане, - ответила я.

Мы пошли через газон рядом, его рука под моей рукой. У меня под ногами шипел морской песок.

- Граф Зохари, может быть, у вас есть друзья, разделяющие интересы, которыми вы научили меня дорожить? Хотя я не знаю, что я могла бы делать, но меня влекут более широкие горизонты.

- У меня есть друзья, которые сумеют вас оценить. Вы найдете свое место на земле.

Когда мы вошли в вестибюль, где толпилось еще даже больше людей, на балконе появились граф Сергей Витте и маркиз Комура, они обменялись рукопожатием. Из тысяч глоток вырвался крик.

- Мир! Это мир!

- Это великая буря, - сказал граф Зохари. На миг он погрустнел, будто даже вампиры способны испытывать сожаление.

Мы с ним заняли выгодную позицию на лестнице, и я смотрела на толпу сверху вниз, будто была их полководцем. Многие молодые люди были мертвы и американцы, и иностранные наблюдатели. Я разглядывала погибших с интересом. Некоторых пули поразили в глаз, в лоб, в скулу, другие были разорваны на куски, словно бомбами. Их кровь ярко блестела, свежая, алая. Плоть у некоторых посерела от вбитой в нее грязи, лица были расплющены, как будто на них упало что-то неимоверно тяжелое. Рядом со мной стояла женщина в костюме сестры милосердия: радостно приветствуя наступление мира, она выкашливала кровавые сгустки и мигала слепыми глазами. На улице в воздухе взлетали шутихи, и желто-зеленый свет ложился на серые и желтые лица мертвецов.

Но среди них я увидела нас, живых, сияющих точно звезды над клубящимися тучами бури. Как мы слетелись сюда! Военные и штатские, многие из русской и японской делегаций, и порядочное число наблюдателей. Знаменитая мадам М., которая поклонилась мне сдержанно, но дружески через зал. У окна безымянный молодой человек, все еще такой же неприметный, как я. И мой яркий, мой блистательный граф Зохари. Среди нас скользили официанты отеля с серыми лицами. Они предлагали бокалы шампанского. Но мой бокал был горячим и соленым, наполненный морем грядущей крови. Я жадно пила, впервые ощутив себя живой, зная, что у меня есть будущее.

Осень я провела в Нью-Йорке, но вскоре отправилась путешествовать по Европе, и куда бы меня ни заносила судьба, я помогала призвать бурю.