Это была наша первая встреча за полгода. В тупике, почти в самом конце квартала Эрмет, Льюис все-таки заставил меня остановиться ровно под плюющимся огнем факелом.
— Увидят же, — перепуганно сказала я, хватая его за рукав.
Совсем рядом топтались вездесущие стражники, и попасть в их руки, едва вернувшись в город, мне не хотелось.
Льюис только озорно улыбнулся и тряхнул головой, будто прогоняя наваждение. Я, не удержавшись, легко пихнула его в бок, все же сместившись в тень, клубившуюся в углу тупика.
— Ты словно кот, который сметаны наелся, — улыбнулась я в ответ, потому что хмуриться, когда он так непосредственно радовался, было почти невозможно.
— И не сметаны вовсе, — фыркнул он. — А вот.
На свет показалось запечатанное горлышко бутылки старого вина. Настолько старого, что я была уверена: все Самуэлевы выкормыши, жившие в общине до меня, на него облизывались. Я тоже облизывалась, но только ради того, чтобы позлить Самуэля — он невероятно дорожил этим вином и повторял, что оно — на очень особый случай.
А этот оболтус его украл.
— Нужно его вернуть… — начала было я, но Льюис и слушать ничего не желал.
— Вижу по твоей мордашке, думаешь, я его стащил? Нет-нет, клянусь, Самуэль сам мне его дал и даже просил вернуть тебя домой хотя бы не слишком пьяную. А чтобы ты больше не сомневалась, а я тебя знаю, малышка, вот тебе официальное разрешение.
Он вытащил из кармана клочок бумаги, на котором почерком Самуэля было выведено:
«Сим позволяю обоим напиться этим вином. С любовью, С».
Я наморщила лоб, не зная, стоит ли верить записке. Подделать почерк не так уж сложно, всего-то обратиться к Обри, частенько корпевшему над документами для общины. Он был виртуозом во всем, что касалось фальшивок, и за плату готов был подделать хоть печать герцога.
Но все же не в правилах Льюиса совершать такие глупые поступки. Он был совсем молодым, хотя точных лет я не знала. У нас не принято было называть возраст и настоящие имена. И тем не менее воровать у главы общины — проступок непростительный.
— С чего бы такая щедрость? — улыбнулась я, предпочтя слепо поверить в наличие у Льюиса здравого смысла.
— Повод! — поправил он меня. — Послушай, Дайан, все, что я тебе скажу, очень важно.
Он даже немного посерьезнел, но я все равно не до конца понимала, что хочет от меня мой друг и какую долю шутки мне предстоит услышать. Льюис был славным и добрым — насколько это возможно в таком месте, как Фристада, он любил помогать и частенько делал это бесплатно, он ухаживал за мной, когда я была ранена или болела. Он добровольно навещал состарившихся членов общины, скрашивая их досуг. Но все равно он был немного странным. Никогда нельзя было предсказать, к чему он ведет, каково его настроение и что ему от тебя нужно. Льюис был способен шутя рассказать, что началась война. Или долго и искренне переживать о смерти неизвестной женщины на Козлиных болотах. Порой он пугал, держа в руках кинжал и улыбаясь широкой и доброй улыбкой.
В кого он вонзит кинжал — в тебя или булку свежевыпеченного хлеба — подсказывало только чутье.
Именно поэтому Самуэль его так ценил.
— Слушаю. Только предупреди сразу, о плохом будем говорить или о хорошем. И почему здесь, скажи на милость?
— Ну конечно, о хорошем! Так, все. — Он вздохнул, непринужденно облокотившись о пышущую жаром каменную стену. — Я знаю тебя уже больше пяти лет, Дайан…
Он прервался, будто не веря собственным словам, и внимательно меня оглядел.
— Выходи за меня замуж.
От неожиданности я поперхнулась воздухом, закашлялась, отчего на глазах проступили слезы, а потом, размахивая у себя перед лицом руками, уточнила:
— Послушай, в последнее время шутки у тебя не выходят. Я не очень поняла, в чем соль.
Он на миг насупился, а потом рассмеялся и обнял меня огромными, сильными руками.
Это была еще одна странность Льюиса — он мог казаться тонким, изящным и даже красивым: приодеть, и можно вести его ко двору герцога, от девиц отбоя не будет. Но только он приближался, как на лице его проступали обветренная кожа, сухие губы, небольшие синяки под глазами, а сам он казался просто огромным. И где-то глубоко во взгляде, среди беззаботности и доброты, проявлялось что-то еще. Я не знала — что, и никто не знал, разве, может, Самуэль, но Самуэль, как мне всегда казалось, жил вечно и знал не меньше Перевернутых богов...
— Ты права, малышка, чувство юмора покидает меня с возрастом, но не красота. Обещаю, через двадцать лет я буду все так же хорош.
— Ты меня успокоил, — ответила я, обрадованная, что дурацкие шутки закончились. — Теперь я могу любить тебя вечно. А теперь давай уйдем отсюда, мы стоим под сводами форта Флинт, а он кишит Аскетами. Не помню, чтобы они питали к нам особую любовь.
— Мы свободные люди Фристады, так стоит ли переживать за этих несчастных, — улыбнулся он. — Дай им спокойно молиться в своих кельях.
— Мы на их территории, Лью, — умоляюще напомнила я. — Может так выйти, что скоро придется молиться нам. Идем же!
Просто так встретить Теней на улицах Фристады представлялось едва ли возможным. Рассердить сориана, я полагаю, и то было бы проще, а лично я о подобном еще не слышала: более флегматичных животных вряд ли можно было сыскать.
Ни одного пресвитера или брата, или даже послушника Ордена Теней, праздно прогуливающихся по Фристаде средь бела дня, никто не видел. Тени появлялись на улицах лишь в темное время суток. Может, вместе с членством в Ордене человек приобретал аллергию на солнечный свет, или же Тени блюли репутацию таинственных затворников. Но эти прятки и были той причиной, по которой большинство обывателей даже не догадывались о существовании Ордена. Но если закрыть глаза на их порядком надоевшую загадочность, Тени во все времена были очень полезны свободной Фристаде.
На улицы плавно ложилась ночь. Сейчас я не могла обернуться и разглядеть выражение лица Льюиса, но у меня не было никаких сомнений — он изумлен. Да и неудивительно. Я и сама пребывала в некотором замешательстве. Что Теням от нас понадобилось? А может, не от нас, а от меня? Или же от Льюиса? А может, он просто мимо идет? Хотя мы с Льюисом скрывались в небольшом тупике, совсем недалеко от входа на кладбище. Предполагать, что Тень специально направлялся в этот самый тупик для того, чтобы поразмышлять о бренности всего сущего и тщетности бытия, было бы глупо. Следовательно... следовательно, пришло время поздороваться. Тени — люди серьезные, даже с перебором, с ними лучше было соблюдать этикет. Так, на всякий случай.
— Мир между нами, брат, — произнеся традиционное приветствие, я учтиво поклонилась, одновременно с этим незаметно пихнув Льюиса локтем в бок, чтобы он наконец вышел из ступора.
— Насколько я помню, ты не состоишь в нашем Ордене, так что опустим церемонии. Тихая ночь, Дайан, — спокойно и тепло поздоровался со мной незнакомец, и сердце мое ёкнуло. Мне показалось, что я уже не однажды слышала этот голос.
— Брат Аргус?
Вне всяких сомнений, это был он. Собственно, а кто еще из Теней мог бы знать меня лично? Брат Аргус, темная личность, о котором я знала одно: он приходил к Самуэлю по каким-то им лишь ведомым делам. И теперь ему была нужна я, важно было только понять — втайне от Самуэля или нет.
— Могу я быть чем-либо вам полезна, брат Аргус? — с безупречно-вежливой улыбкой спросила я.
— Можешь. У меня есть к тебе одна просьба... И, если ты не занята, я хотел бы украсть у тебя пару часиков. Вы, я надеюсь, не против, молодой человек? — Вопрос был адресован Льюису. Тот уже окончательно пришел в себя и даже успел устыдиться своего по-детски неприкрытого удивления.
— Ну что вы, не буду вам мешать… Дайан, я жду тебя у Самуэля. — Кивнув мне на прощание, Льюис растворился в ночи, а я вздохнула с облегчением: разговор вышел тягостным.
— Позволь предложить тебе руку, — галантно произнес брат Аргус и действительно предложил руку. Вернее, локоть. — Нас ждет небольшая прогулка.
Прошествовав мимо стражи, мы свернули на площадь, и я зажмурилась от резко ударившего в глаза света. Времени уже было без четверти полночь, а июньские ночи всегда были особенно темными, так что стража старалась в этом месяце развешать как можно больше факелов. Чем больше света, тем меньше опасности — так считали городские чиновники, и по моему скромному мнению, они были правы... ибо темнота переулков Фристады никогда не была пустой. Всегда, всегда случайного прохожего в ней поджидал некто, готовый познакомить его со своим кинжалом, а его кошелек — со своими руками. И было настоящим везением, если на пути попадался всего лишь вор, который хмыкал про себя и шел дальше, унося ваши драгоценности с собой, но я не боялась и этого — у меня нечего было красть. Но могли повстречаться и обычные малахольные третьесортные грабители, готовые перерезать горло за золотой. А временами из Каирнов прорывались древние чудовища, так что неизвестно, что было хуже — понятный и даже почти родной разбойник или неизвестная, отвратительная, жуткая тварюга.
Но даже с учетом обычной для стражников паранойи, сегодня на улицах было как-то слишком светло. Может быть, приехал важный гость. Посол Северных пределов или Южных краев. Кто-то из них мог пытаться заполучить Фристаду если не в союзники, то хотя бы заплатить за проход войск. Лица у стражников были такие одухотворенные, что челюсть от одного взгляда сводило, а в трактирах было тихо, как на похоронах, хотя обычно там завсегдатаи каждые пять минут затевали либо песнопения, либо потасовки.
С Фристадой было что-то не так; уверенность в этом крепла во мне с каждой секундой. Чего-то не хватало; чего-то знакомого и привычного настолько, что уже и перестаешь замечать. Я успела всерьез занервничать и с трудом удерживалась от того, чтобы не начать вертеть головой во все стороны, стремясь обнаружить причину своего беспокойства, как вдруг поняла. Возле канализации, мимо которой мы с братом Аргусом только что прошли, хорошо пахло. Обычно к стоку невозможно было подойти, чтобы тут же не упасть в обморок от смрадного запаха. А тут не то чтобы благоухало, но и нос зажимать не хотелось. Что же я пропустила? Фристада сегодня была иной.
Одинокий город, бастион на самом берегу холодного моря, свободный порт, связующий враждующие страны, которые, там не менее, не могли существовать друг без друга — далеко на юге наступала засуха, и через Фристаду шли корабли из Бернхуса с бесценной пресной водой. В иные времена там отравили бы воду ради залежей золота в Йеджи, но студеными зимами из Южных краев шли корабли с топливом для Бернхуса и Моркнотта, укрытых беспощадной непроглядной ночью на многие месяцы. Меха и мясо, целительные настои, в которых знахари Йеджи и других государств по соседству могли посоперничать с аптекарями Фристады… но я слабо разбиралась в торговле и внешней политике. Мне хватало того, что раздирало город, ставший мне убежищем и домом.
Я сбежала с Волчьего острова, когда мне было всего семнадцать лет. И до сих пор я не люблю вспоминать о причинах побега, малодушно я верю, что чем меньше я думаю о них, тем меньше они думают обо мне… Мне некуда было бежать, кроме как во Фристаду, — Моркнотт не простил моему народу войну, в жарких и засушливых Южных краях мы не сможем выжить, особенно тогда, когда за кружку воды продают в рабство сыновей. И во Фристаде меня особо не ждали, но здесь, по крайней мере, хоть и шарахались от становящихся желтыми глаз, не норовили пырнуть ножом или подсыпать яду.
Оборотни с Волчьего острова появлялись в городе редко, из Фристады редкие смельчаки, жадные до наживы, отправлялись через бурный пролив с провизией и скобяными товарами, привозя обратно пряности и редкие и дорогие целебные травы. Когда остатки оборотней бежали из Моркнотта, им предоставили Остров в обмен на изоляцию и лояльность герцогу. Мудрое решение — как никто другой я знала, что оборотень не ведает боли и страха в бою, но лишь тогда, когда вкусит человеческой крови. По уговору герцог прислал бы преступников на казнь оборотням, что означало бы скорую бойню, на которой каждый из нас, от древних, еле живых стариков до детей, едва научившихся ходить, был бы обречен: отведавший крови человека оборотень себе не принадлежит, он обращается и не может остановиться, не внемлет голосу разума, способен лишь рвать горло до тех пор, пока его самого не убьют. Обращенные оборотни были идеальной армией, солдатами на один, но беспощадный, бой.
Это было и хорошо и плохо, потому что оборотни не могли различать своих и чужих, но это было бы и не нужно. Армию Фристады не было смысла посылать в эту схватку до тех пор, пока хоть кто-то оставался живой. Но именно по этой причине, как бы ни конфликтовали между собой Аскеты и Лесные чада, как близко бы ни подходили войска Йеджи с союзниками, как бы ни много показывалось на горизонте кораблей с севера, на Волчий остров за все века не доставили ни одного человека на казнь.
Я приплыла на лодке с одним из бесшабашных торговцев, заплатив ему всем ценным, что у меня было — кольцом, и брела по улице Фристады, удивляясь, как это ветер здесь не сбивает с ног и дышать можно полной грудью.
Город встретил меня неприветливо, как и каждого одинокого человека, не имеющего в кошельке достаточно денег для гостиницы и еды. Я путалась в бесконечных грязных улочках, разными путями выходила на одни и те же тускло освещенные площади. Фристада нависала надо мной громадой древнего камня, шпилями на Храмах Единого, отблесками на тротуарах от ярких витражей в церквях. Она была огромна и многолика, водила меня, словно глупого щенка, по своей утробе. Мне не нравилось здесь — всюду были пьяные люди, драки в трактирах, грязь, грубые стражники, глядящие подозрительно на всех, кто не мог выйти из дома, не обвешавшись драгоценностями.
Я провела одну из самых голодных и несчастливых недель в своей жизни, пока не сумела переломить себя и попроситься на работу мойщицей посуды в одном трактире. Он находился на Узкой улице, что вплотную прилегала к Козлиным болотам — грязнейшему и беднейшему району Фристады. Мыть посуду после пьяниц, шлюх и прочего отребья было отвратительно, но голодать еще хуже. Я ненавидела себя, Фристаду, семью, что вынудила меня окунуться в эту жизнь, и, разумеется, всех окружающих людей, и лишь молилась Перевернутым богам, чтобы меня не нашли.
Я была единственной дочерью одного из вождей на Волчьем острове, воспитывалась вместе с младшим братом в закрытом и вполне благополучном обществе, я даже никогда не покидала границ своей стаи, так что не было ничего удивительного, что я была глупа, не знала городской жизни и повелась на слова первого же человека, давшему себе труд разговаривать со мной вежливо.
— Ты спешишь, девочка, — не то спросил, не то поддел меня хмурый старик, древний, как камни стен. — Неужели молишься Перевернутым?
Я кивнула. Приближалось полнолуние. Хозяйка Мэг, промышлявшая помимо кормежки отребья еще и публичным домом, тоже угадала во мне оборотня, может, потому она и не стала предлагать мне пополнить ряды ее девушек, но просила не дразнить клиентов желтыми глазами: меня могли бы убить, и тогда внимание стражи было бы ей обеспечено.
— Не боишься здесь оставаться?
Я хотела было забрать у старика пустую кружку, но он накрыл ее рукой.
— Мэг решила, что ты отпугнешь от ее заведения ненужных людей. Так-так… например, меня.
— Вас? — вырвалось у меня. Старик, судя по его более чем почтенному возрасту, не тянул на клиента… мог и умереть прямо на веселой девушке.
Да, в трактире Мэг я узнала многое из того, что мне не говорили ни родители, ни опекун стаи.
— Ты же понимаешь, что не можешь жить во Фристаде? М? — он в упор смотрел на меня. — Ваше племя должно сдаться страже, а в полнолуние...
— Хватит! — попросила я, с трудом не закричав. В полнолуние нас мог убить любой. По крайней мере, так я слышала на Острове. — Хватит, пожалуйста. — У меня слезы навернулись на глаза. — Я не знаю, кто вы, но я…
— Самуэль. — Я обернулась, старик даже не повернул головы. — Пришел все-таки. Давно тебя не было.
Мэг подошла ближе. Я посмотрела на старика — он сидел и чему-то улыбался.
— Пошла прочь, дикая, — бросила мне Мэг. — Не свети тут зыркалами. Пошла, пошла.
Со мной она не церемонилась.
— Зачем она тебе? — все так же глядя в сторону, спросил Самуэль. — Для охраны? Выпустишь зверя. Ей не нужно полнолуние, чтобы потерять контроль.
Длинными коридорами, где с каждой глухой арки на нас пялились глаза каменных исполинов и горгулий, меня привели в огромную библиотеку. Я даже замерла на секунду, не в силах вместить в свое сознание эту громаду, но Аргус, снова взявший меня за локоть, как только мы вошли в проем в стене, легонько меня подтолкнул.
Он вел меня мимо книжных стеллажей, и я могла поклясться, что ни в одном не видела пустого места. Столько книг сразу — мне показалось, что я могла бы здесь жить. Но кто бы мне позволил. Еще неизвестно, о чем последует разговор и какие последствия за собой повлечет. А в том, что они будут, сомневаться не приходилось.
Пользуясь не слишком быстрым темпом ходьбы, я высматривала на корешках названия книг. «Темные анналы», «По пути к свету», «Инуминалум», «Сквозь зеркала», «Магические артефакты», «Древние знаки»… О некоторых книгах мне говорил Самуэль как о великих реликвиях, но их-то как раз я и не видела. Тени были магами знания, они получали свою огромную мощь из старых книг, а не от рождения. И не стоило удивляться, что свои бесценные знания они берегли.
Света масляных ламп, в большом количестве расставленных вдоль стен, все же не хватало для того, чтобы увидеть библиотеку полностью: потолок терялся где-то в темноте, а над головой на высоте четырех этажей я увидела арки, соединяющие стены помещения, словно огромные мосты.
Обитель Теней была скрыта сильнейшей магией, иначе я бы заметила в Грейстоуне огромный особняк с башней. Интересно, Самуэль был здесь хоть раз?
Брат Аргус молчал и равнодушно скользил взглядом по стеллажам, он вообще будто бы потерял ко мне интерес, но я не слишком расстроилась. Здесь было на что посмотреть — небрежно закрытые книги, поспешно выброшенные в мусорные корзины куски бумаги — все просто кричало о том, что Тени ждут гостей; таблички с указанием секций и странное высказывание, начертанное на древнем языке на одной из стен:
«Отстраненность не есть равнодушие. Обретя первое, познаешь истину, а второе низвергнет разум в пучину страстей».
Я только покачала головой от такой витиеватости и расплывчатости, но задавать вопросы не стала, тем более, что вообще не была уверена, насколько правильно все поняла. Несмотря на все старания Самуэля, древние знания свистели у меня промеж ушей, почти не задерживаясь там, где надо. Зато я не сомневалась, что Аргус ничего бы мне не ответил, я даже была убеждена, что каждый дюйм обители — сокровенная тайна Теней. И тем тревожнее было осознавать, что мне позволили совершить здесь прогулку.
За преградившей нам дорогу дверью нас ждало меньшее по размеру, но не менее грандиозное помещение. Это была просторная зала; напротив входа в нее располагался огромный камин. Полукругом стояли высокие кресла, в которых уже сидели люди, и их тени причудливо отплясывали в свете полыхающего в камине огня. Незанятым в полукруге оставалось лишь одно место...
— Я рад, моя драгоценная, что вы все-таки почтили нас своим присутствием, — раздался резкий голос.
Я удивленно вгляделась в говорившего. Наверное, это и был Рем — глава Теней, Незримый, человек, о котором ни с кем нельзя разговаривать.
— Соизвольте быстрее занять свое место, мы и так прождали вас немыслимое количество времени. Спасибо, брат Аргус, вас мы больше не задерживаем.
Я уже давно приготовилась провести здесь не лучшую ночь, но все же украдкой вздохнула, набираясь мужества. Когда в твоей жизни появляются Тени — это значит, у тебя не все в порядке с жизнью. И вскоре станет еще хуже.
Усевшись, я оглянулась, но все мои соседи были с ног до головы закутаны в плащи с капюшонами, а лицо Рема, стоявшего у самого камина, не было видно из-за бьющего в глаза света пламени. Я поежилась, ощутив себя вдруг едва ли не нагой.
— Итак, теперь мы наконец сможем поговорить о деле, — Рем прошелся вдоль кресел, остановился и пристально посмотрел на каждого из нас. — Вы должны были заметить некоторые изменения в городе. И вокруг. Я разумеется, имею в виду всех этих тварей, что повылезали из лесов. Мертвецы встают из могил и бродят по улицам, словно так и надо. Боюсь, воины Единого вскоре будут не способны справиться с ситуацией.
Я удивилась: твари из лесов — явление редкое. Настолько редкое, что за все время жизни во Фристаде я не видела ни одну. Изредка, сидя в трактирах с Льюисом и прикидываясь парочкой подвыпивших влюбленных, мы слышали разговоры стражников: будто группа Аскетов вернулась в город с окровавленными мечами. Но верить этим байкам было себе дороже. Ни один идиот не догадается ходить по улицам с окровавленным оружием. Стража хоть и была одной из самых презираемых прослоек в обществе, но полномочий от герцога имела невероятно много. И более чем прохладно относилась к тому, что герцог позволил Аскетам выполнять их работу, а значит — отнимать жалование у стражников и ворошить те осиные гнезда, которые ворошить не следует. И группу неадекватного вида Аскетов стража как минимум попыталась бы задержать и устроить немалые неприятности.
— Мертвецов и раньше было много, — глухо заметил Тень, сидящий правее меня.
— Да? — спросил Рем. — Ну конечно много, вот только находились они преимущественно в местах своего упокоения… а не пытались сожрать ни в чем не повинных горожан.
Теперь я поняла, что так меня смутило. Восставшие, вот почему город очистили от нечистот. Это рассказывал Самуэль еще очень давно, когда обучал меня самым азам: восставшие идут на запах, вонь нечистот кажется им запахом сородичей. И потому безмозглые и довольно легко убиваемые поодиночке медлительные мертвецы собираются в группы у вонючих канализаций, а уже трое, четверо восставших — и справиться с ними очень непросто, а уж если их будет пять или больше…
— Ты сказал, — напомнил все тот же красивый голос, бесцеремонно прервав Рема и не позволив ему сказать то, что он наверняка собирался, — мы полагаем. Предположение — не факт, и ты прекрасно знаешь, куда я обычно засовываю любое твое мнение.
На этот раз в голосе звучали насмешка и злость.
— И как бы то ни было, объясни, зачем ты сюда меня притащил. У меня нет времени выслушивать ваши таинственные бредни.
Рему пришлось отреагировать, а я завопила про себя, присоединяясь к вопросу незнакомца о собственной причастности ко всему происходящему. Раскаль, твари, восставшие — при чем здесь я, никто, неприкасаемая, оборотень, покрываемый Самуэлем, посредственный наемник. Где они все, а где я.
Меня взяла злость пополам со страхом от того, что здесь прозвучало. Но я продолжала молчать, боясь обратить на себя внимание раньше времени.
— Гус, — протянул Рем, не меняясь в лице. — Я пригласил тебя, потому что я могу это сделать. А ты не можешь отказаться. И если тебе угодно так поступать с моим мнением — это твое право, но будь так бесконечно добр, избавь нас от своих комментариев. Они портят мой аппетит.
Человек, которого назвали Гусом, только хмыкнул, а я втянула голову в плечи.
— Древнее и злобное божество, — повторил Рем. — Легенды, которые ходят по Фристаде, гласят, что Раскаль обращается в дуб. Это выдумки. — Тут Рем опять быстро посмотрел на меня, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Справедливости ради, он то и дело смотрел на всех по очереди, но мне почему-то казалось, что мне достается от него чрезмерно почестей. — Дух, пожирающий людей. Местные кумушки любят пугать им непослушных детей. И пусть пугают дальше, раз все равно отсюда никто не выйдет без клятвы молчания, горожане ни от кого не узнают правды. Прошу, пресвитер Игнатиус.
Один из присутствующих, завернутый в балахон сильнее остальных, не поднялся, зато сбросил капюшон с головы, и я ахнула. Насколько стар был Самуэль, но этот Тень годился ему в прапрадедушки. Я вообще не была уверена, что он сможет сказать что-то хоть более-менее внятно, но он меня удивил.
— Раскаль, — сильным, хорошо поставленным голосом заговорил пресвитер Игнатиус, — дух-нежить, мертвец, не упокоившийся тысячи веков назад. Предполагают, что когда-то он был оборотнем…
При этих словах я безумно захотела скрыться. Но, разумеется, только лишь захотела, а не скрылась.
— Не стоит однозначно быть уверенным, что это так. Одна из версий, основанная на том, что обращенные кровью оборотни будут истекать этой самой кровью, прежде чем упадут замертво. Не более. Есть также версии, что это шаман Лесных чад того времени. И есть сводная версия, что шаманом был оборотень. Но все это сейчас неважно. То, что скрыто сейчас под Фристадой, Каирны, — ни что иное, как могилы жертв бойни многовековой давности. Несчастных замуровали под грудами камней, чтобы они никогда не покинули пределы своих последних пристанищ. Раскаля удалось убить, а дух его запечатать в камне. Как и где именно… — и он взглянул на Рема. — Теперь это тоже неважно. Важно то, что если мы правы, если Вольфгант провел ритуал, возвращающий Раскаля к жизни, не в прямом, конечно, смысле, но в том, в каком это нужно или самому Вольфганту, или Лесным чадам… А в пользу этого говорит многое: твари, мертвецы, беспокойство в Каирнах.
— Лесные чада поклонялись ему как богу, — заметил Рем. Тон у него был недовольный. — Ему приносили жертвы еще пару веков назад. Сейчас же на наших картах горят магические токены в тех местах, где их быть не должно.
— Если вы облажались, скрытные братья мои, то от меня лично вам — ай-яй-яй. Могу выразиться покруче, — предложил Гус.
— Я знаю, чего ты добиваешься, — Рем развернулся к нему на каблуках. — Чтобы я тебя выгнал. Не выйдет. Ты будешь сидеть здесь и слушать, а клятвы с тебя больше не понадобится. — И он, казалось, забыл про существование Гуса, даже я его беспокоила больше. — Что еще происходит во Фристаде и рядом с ней. На западе Йеджи, на границе с Иниокой, оживились племена Змей, разорены несколько деревень. На востоке Йеджи видели группы орукарати, но и это еще не все…
Малочисленные, но злобные люди-Змеи наводили ужас на Южные края. Там, где они проходили, не оставалось даже пепелищ, не говоря уже о выживших, и за всю свою недолгую жизнь я не слышала ни об одном счастливчике, которому удалось бы вырваться с территории, захваченной Змеями. Но они были слишком безмозглой расой, неспособной на то, чтобы стать хоть кому-то союзником, появлялись лишь тогда, когда искали новые норы, а еще их было слишком мало. Их кладки нередко гибли полностью, а взрослые Змеи редко доживали до двадцати пяти лет, во время Безводья умирали десятками, особенно самки и молодь. Но Змеи так и не вымерли до конца.
— Герцог пока думает насчет подкрепления в виде наших верных братьев, — Рем ухмыльнулся, присутствующие, даже Гус, провели ладонью сверху вниз перед лицами. Это был приветственный знак Аскетов, означающий, что лицо и душа Аскета открывается в этот момент собеседнику, и если честно, никто не верил в этот символизм. Но Тени, видимо, собрались официально, а значит, должны были делать вид, что помянули Аскетов условно добрым словом. — Вряд ли пошлет, — заключил он, — денег с Юга ему не прислали, а до Фристады люди-Змеи никогда не дойдут. Пресвитер?
— Орукарати — подземные племена не-людей, — сообщил Игнатиус. — Они обладают некоторыми зачатками интеллекта, но дисциплина у них хромает на обе ноги. Главная цель в жизни орукарати — сделать как можно больше гадостей людям; ради этого они готовы на все, даже прикончить своего сородича, если тот вдруг захотел отнять добычу. Любимое развлечение орукарати — выпивание пленника: жертву связывают по рукам и ногам, а затем делают на теле несколько надрезов и пьют кровь у еще живого человека. В результате, как нетрудно догадаться, жертва умирает от потери крови. Орукарати придают крови особое значение: считается, что при питье крови они получают силу жертвы. Суеверие? Возможно, но самовнушение — мощная вещь. Особенно если учесть, что развлекаются они так только во время засухи. В остальное же время они безвылазно сидят в пещерах, потому что палящее солнце Южных краев губительно для всех, кроме людей…
Пресвитер откашлялся.
— Вольфгант вынужден постоянно носить Книгу с собой, — вернулся он к своему повествованию. — Или, возможно, он ее где-то спрятал, но тогда он ее должен был спрятать так, чтобы до нее не смогли добраться неразумные.
— Поэтому вы решили, — нахально улыбаясь, спросил Гус, — что именно врожденный маг и должен поискать для вас эту Книгу? Да, промагистр? Одно ты забыл: я давно покинул ваши ряды.
— Но перед этим ты принял Присягу, — оборвал его Рем. — Теперь ты не слишком удачливый маг-отшельник, пробивающийся варевом сомнительных зелий. Связанный обязательством. Впрочем, если ты вдруг откажешься, милорд полковник, я полагаю, охотно позволит тебе сменить твою развалину на крепкие стены Алых Крестов. Жильем ты будешь обеспечен до конца своих дней. Не очень долгих — в Алых Крестах жизнь так коротка…
Я покосилась на полковника. Не знаю, понравилась ли ему эта идея, но он промолчал.
— И я, — вставила я, воспользовавшись моментом, — тоже? Потому что я… оборотень?
Гус фыркнул и снял капюшон.
— Ты больше похожа на милую кошечку, — хохотнул он, — чем на волка.
У Гуса было смуглое и хитрое лицо, черные растрепанные волосы и глаза разного цвета. Выглядел он тем еще лоботрясом, но обаятельным. Он смотрел на меня и улыбался, и было в его улыбке что-то такое, что хотелось не злиться на него за нахальство, а улыбаться ему в ответ.
— Шучу. Я знаю, что вы не обращаетесь, пока не обращаетесь. — Выдав такое странное заключение, Гус с досадой поморщился и стал серьезен. — Вообще-то я не подписывался на подобные авантюры. А кошечка — ну, не знаю.
Поиск Книги.
Я была ошарашена. Теоретически я, конечно, могла бы попробовать. Самуэль неплохо меня учил, потому что хорошо или почти хорошо я умела делать только одно…
— Она умеет скрываться, — пояснил Рем. — И делать это так, как может делать только врожденный маг. Как ты, Гус, мог бы, наверное, научиться, хотя ты порядочный лентяй и к тому же бездарь. Когда-нибудь я изучу этот вопрос — откуда и как появляются люди со способностью к колдовству… и не-люди тоже. Пока же это такая же тайна, как Белая Графиня.
Это был, наверное, ответ на резкость полковника. Все герцоги Фристады были темноволосые, кроме сестры нынешнего властителя. Графиня Андреа обладала белыми как снег волосами и такими же бровями и ресницами. Но, поскольку рождение наследников в правящей семье испокон веков проходило едва ли не прилюдно, то есть каждый желающий, кроме, конечно, неприкасаемых, мог подойти и посмотреть на муки герцогини в специально поставленном на Круглой площади шатре… В общем, я не хотела бы быть герцогиней Фристады.
Рем переводил взгляд с меня на Гуса и обратно. Не дождавшись от нас ответа, он переключился на Игнатиуса и получил от него вежливую улыбку.
— Что, никто не хочет дать согласие? — вдруг вспыхнул Рем. — Боитесь? Боитесь, что пошлют в самый пожар? Страшно?
Теперь уже мы все смотрели на него с явным удивлением.
— Это, конечно, нормально — быть слегка не в себе после таких новостей, но, право слово, это не причина так нервничать, — заметил Рем, хотя ему самому следовало бы прислушаться к собственному совету. — У нас нет выбора, и у вас нет выбора.
— Милорд полковник, у тебя есть выбор? — мрачно спросил Гус.
— Если я это скажу, маг-отшельник, ты не выйдешь отсюда живым, — осклабился в ответ полковник, и меня передернуло от заносчивости в его голосе.
— Вот поэтому и я молчу. Не стоит вам знать лишнего, — пряча едва заметную в неровном свете пламени ухмылку, склонил голову Гус, пропустив мимо ушей выпад посланника герцога. — И поверьте: я планирую убраться отсюда сразу же, как только появится такая возможность... а впрочем, даже если она и не появится.
— Дайан?
Голос Рема вывел меня из раздумий, и я внимательно посмотрела на Высшую Тень.
— Твоя очередь…
— Моя очередь сказать, что мне наплевать на ваши планы? — криво улыбнулась я. — Кажется, все, кроме меня, уже обменялись любезностями, да?
— Господину промагистру показалось, что ты подозрительно тихо себя ведешь, — подсказал Гус и подмигнул мне.
— Тебя ведь довольно долго не было в городе, — неожиданно сменив тему, заметил Рем. Я с удивлением воззрилась на него:
— А откуда вы знаете? — я недобро сощурилась. — Я думала, мои дела никого кроме меня не касаются...
— Мы ждали тебя целый месяц, — демонстративно развел он руками.
— Что ж, я действительно отсутствовала месяца два, — согласилась я, чувствуя, как внутри волной поднимается раздражение. И я действительно скрывалась, у меня были на то причины. Кто-то в общине обмолвился, что во Фристаде видели оборотней с Волчьего острова. Я сочла за благо на время удрать. — Как-то не подумала, что мои личные дела пойдут вразрез с вашими грандиозными планами.
— Если бы нам было очень нужно, мы бы тебя все равно нашли, — добил меня Рем. — Но время пока терпело. А теперь нам пора закругляться. Дайан... насколько я знаю, ты состоишь в общине наемников Самуэля, и он отлично выучил тебя за эти пять лет, хоть такой срок и незначителен для подобной профессии…
Домой я добиралась под утро, крадучись в жидких тенях, избегая сонных стражников и сосредоточенно бормочущих молитвы Аскетов. Солнце, все еще прячущееся за горизонтом, обещало теплый день, а у меня голова шла кругом от ожидающих меня перспектив. Брат Аргус не соврал — я действительно освободилась «до завтрашнего вечера», то есть даже до утра, но ночка выдалась у меня все равно не из легких.
Книга, Вольфгант — я видела его достаточно часто в городе, — обычный хмурый человек, разрисованный грубыми татуировками. Но все Лесные чада носили их в том или ином количестве. Он не был ни высок, ни низок — человек, каких много. Но вот обычный человек принес столько проблем, а меня бросили в пекло. Вместе с человеком по имени Гус, посмевшим называть меня кошечкой, будто мы знакомы тысячу лет. По-видимому, он ушел от Теней, и те были этим недовольны.
После того как Рем отпустил высокое собрание, нас Гусом развели по разным комнатам, и больше я его не видела. Пресвитер Игнатиус рассказывал мне о Лесных чадах и Вольфганте, о Книге, о Раскале, и я мало что запомнила из его слов: все это давно стало историей. Потом его сменил Церитин, оказавшийся целителем, который долго читал над мной какие-то напевные заклинания и коптил странно пахнущей лампой. Когда Церитин закончил меня коптить, он что-то записал в маленькую книжечку, довольно улыбнулся и сказал, что у меня достаточно сил, чтобы первое время противостоять магии Вольфганта. Увы, протяженность этого времени он не уточнил, чем не слишком меня обнадежил.
Потом мне принесли поесть, а через час вернулся пресвитер, сел напротив меня, сложил ручки и принялся учить меня простеньким заклинаниям. «Простеньким» в его понятии было: вызвать свет, создать магический блик, если вызвать свет не получилось, закрыть на расстоянии окна или двери, открыть замок… у нас с ним явно не совпадали понятия о простоте, и в итоге Игнатиус, вздохнув, отпустил меня восвояси.
Я свернула в узкий переулок между жилой и трактирной частью Грейстоуна и по привычке затаилась, завидев чеканящих шаг стражников. Время полнолуния еще не пришло, и глаза мои были нормального цвета, но я предпочла сразу скрыться.
Я вышла из тени крытого переулка только тогда, когда шаги затихли за поворотом. На краткий миг мне показалось, что за моей спиной колыхнулась густая тень, но, присмотревшись, я разглядела лишь крысу.
Я знала, что Тени не станут за мной следить. Они понимали, что идти мне некуда. И что Самуэль не оберется проблем после моего исчезновения. А я на это никогда не пойду, это они тоже должны были знать. Магия, которая могла им помешать меня найти, не была относительно слабым врожденным даром, который действовал лишь в небольшом пространстве непродолжительное время. Это мне рассказал Игнатиус, стараясь выдавить из моих ладоней хоть подобие света. А других магов здесь никогда не наблюдалось… Судя по всему, Вольфганта с его Книгой поблизости не было тоже.
Крысы же были безмолвной и крупнейшей частью населения Фристады. Их серые тельца пролезали везде и сжирали все, что возможно. Но, подумала я, если крысы все еще здесь, Фристада не тонет под напором тварей Раскаля, как убеждал всех Рем.
При бедствиях крысы бежали первыми. И я в конце концов выкинула из головы взволновавшую меня тень в глубине переулка и прошмыгнула под аркой, разделяющей Грейстоун и квартал Эрмет. Стоило поразмышлять о том, что я услышала — я догадывалась, что услышала далеко не все. Только то, что хотели Тени, и вполне вероятно, что правда была иной.
Лесные чада и Аскеты поделили Фристаду для своих богов и, как ни странно, богов обеих сторон устроило разделение, но фанатики обожали устраивать потасовки с кровищей и кучей трупов, отчего нередко страдали горожане, просто оказавшиеся на свою беду рядом. Когда враждующие стороны слишком расходились, Тени стравливали верхушки, и в итоге от двух могущественных организаций оставались обезглавленные, обескровленные секты, даже не помышляющие о сражениях с неверными и насаждении своих идеологий. Горожане вздыхали спокойно, а Аскеты с Лесными чадами на время затихали, занятые зализыванием ран. Мало-помалу они восстанавливали силы, пока их не накапливалось достаточно для новой заварушки, и старая история повторялась на новый лад... но я жила во Фристаде уже шестой год и ни разу не видела стычек, хотя слышала, что последняя резня была лет двадцать назад. Возможно, это означало, что новая Кровавая ночь — Древесная или Ночь бессребреников, название придумывали позже, по наименее пострадавшей стороне, — не за горами.
Аскетов горожане называли бессребрениками, но в этом крылась большая ирония. Появились они во Фристаде одними из первых, и, несмотря на подчеркнуто скромный образ жизни своих членов, вплоть до аккуратно потрепанных рубищ, братство было неприлично богато. Повсюду строились церкви Аскетов и братские дома — шпили, каменные особняки с круглыми глубокими арками, высокие здания, витражи в Храмах Единого и резные каменные горгульи, украшающие почти все старинные постройки. Аскеты проповедовали чистоту помыслов и отказ от мыслей о бренном, и потому многое из того, что так облегчило быт простых горожан, — водопровод и городской канал, мосты и даже Девять ворот Фристады, — все это было сделано Аскетами, считавшими, что истинный поклонник Единого не может отвлекаться на думы о телесных нуждах своих и должен лишь помышлять об умерщвлении плоти.
Много веков назад тогдашний герцог, увидев выгоду для города, вступил в братство Аскетов, и с тех пор их власть укрепилась на несколько сотен лет. Аскетизм стал религией Фристады, братья — кем-то вроде стражей. Им пришлось пересмотреть свои взгляды на бренность, и молодые адепты каждую ночь вместе со стражей патрулировали улицы, вкладывая все силы в охрану горожан от разбойников и воров, а иногда и от кое-кого пострашнее... например, от злобных тварей, изредка выползавших из Каирнов — древнейшей гробницы Фристады. Во время войны с оборотнями Моркнотта воины Аскетов, посланные герцогом на подмогу — за немалую мзду, конечно, — сражались в первых рядах бок о бок с солдатами объединенной Армии Северных пределов. Некоторые братья до сих пор состояли в теплых дружеских отношениях с герцогом, что не могло не влиять на политику.
— Подожди, Дайан! Не надо!.. — донесся чей-то оклик откуда-то издалека, но было уже поздно. Кажется, потом мне кричали что-то еще... но я уже ничего не слышала и не видела ничего вокруг.
Тело пронзила судорога, и я замерла, не в силах даже дышать. Не в силах поверить своим глазам. Отчаянно цепляясь остатками разума за обрывки мечущихся в панике мыслей.
Этого просто не может быть... Это какая-то ошибка, обман зрения... Это неправда…
На меня смотрели остекленевшие глаза Льюиса. Глубокие царапины обезобразили гладкое, красивое лицо, теперь застывшее в уродливой гримасе предсмертного крика, а его окровавленные ладони все еще зажимали страшную рану — практически полностью распоротый живот.
Я словно окаменела: тело не слушалось, воздух отказывался идти в легкие. И только стук сердца, набатом отдающийся где-то в затылке, доказывал, что я еще жива.
Я резко зажмурилась в надежде, что вот-вот проснусь и все это окажется лишь кошмарным сном… Через несколько секунд я медленно открыла глаза.
И ничего не изменилось. Передо мной по-прежнему лежал мой мертвый друг, уже успевший остыть.
Я с трудом протянула непослушную руку к лицу Льюиса и закрыла ему глаза. Ладонь трясло, будто от холода.
Нет.
Нет.
Нет.
Это невозможно...
Кто-то подошел ко мне со спины, обхватил за плечи и поднял на ноги. Я качалась, словно на ветру, и точно бы упала, если бы заботливый некто не придержал меня за локоть. Затем меня куда-то повели. Я не хотела идти, не должна была, просто не могла. Душа буквально разрывалась на тысячу частей. Мне было больно, тоскливо, горько и страшно.
Страшно, что Льюис больше никогда не будет встречать меня по утрам веселыми шутками; никогда не будет смешно опускать взгляд, когда я подшучу над ним в ответ; никогда не будет задавать глупых вопросов и звать на свидания. Никогда. Вообще. Зато он сдержит свое обещание и никогда, никому не расскажет мою тайну. Такой вот страшной ценой.
Я этого не хотела.
А взамен наше кладбище станет больше еще на одну могилу.
Перевернутые боги, как же так…
— Пойдем, дочка... — Кто-то ласково звал меня, но я с трудом понимала значение слов. — Пойдем, ты уже ничем ему не поможешь.
Я подняла голову и увидела перед собой Самуэля. На его щеках тоже блестели слезы.
— Пойдем, моя хорошая, пойдем…
...Кажется, я проспала целую вечность. Утро, словно наперекор тому ужасному дню, оказалось ярким и солнечным. Лучи солнца проникали в мою комнату сквозь полупрозрачные шторы; в косых столбах света танцевала взвешенная в воздухе пыль.
Я лежала, уставившись невидящим взором в потолок, и думала.
О том, откуда появилось это чудовище; о том, кем или чем оно вообще было; о том, много ли еще таких тварей ждет своего часа в темных закоулках Фристады; о том, почему Льюису никто не пришел на помощь... вновь одни вопросы, и ни одного ответа. О том, кто убил проклятую тварь. А стоило опустить веки, как тут же из памяти вставала страшная картина: мокрая от крови земля, мертвенно-бледное, искаженное ужасом лицо Льюиса, и особенно четко — его остекленевшие пустые глаза.
Вчера, когда Самуэль привел меня домой, я была не в состоянии осмыслить произошедшее. Визит к Теням, новости о Вольфганте, приказ выкрасть Книгу, почти ночь практически в заточении и в довершение — гибель Льюиса... слишком многое произошло за столь небольшой промежуток времени. Но сейчас я была готова. По крайней мере, мне так казалось.
Я медленно встала с постели, и затекшие от долгого лежания в одной позе мышцы отозвались по всему телу тугой болью. Кое-как одевшись, я поплелась на кухню. Как я и думала, Самуэль уже ожидал меня там.
Он сидел у холодного камина, глядя в согреваемую руками чашку с успевшим остыть чаем. Вокруг губ Самуэля залегли глубокие морщины, плечи его поникли — куда только делась привычная гордая прямая осанка. Глава общины словно постарел за прошедшие сутки лет на десять — то, что произошло ночью, не на шутку его подкосило. Разумеется, мы несли потери не в первый раз, труд наемника во все времена был сопряжен с риском, но они никогда еще не были такими... внезапными, ошеломляющими и необъяснимыми.
Плачевное состояние Самуэля ранило меня не меньше, чем гибель Льюиса. Задержавшись на секунду в дверном проеме, я осторожно шагнула из коридора в кухню. Первая же половица предательски скрипнула под ногами, и я поняла, что переоценила свои возможности — координация движений после перенесенного стресса была нарушена. Самуэль тут же поднял взгляд от чашки и посмотрел на меня печально и устало. Только тогда я смогла увидеть, что задорный огонек, всегда, что бы ни случилось, плясавший в его добрых и внимательных глазах, потух. Прежде у старика были яркие синие глаза с пригоршней лукавства и смеха; теперь же в них плескалась лишь боль.
Больше не таясь, я пересекла кухню и заняла второе стоящее у камина глубокое кресло. Выдержав паузу, необходимую, чтобы собраться с силами и мыслями, я глухо спросила:
— Как это произошло?..
Молчание было долгим. Столь долгим, что я уже намеревалась повторить вопрос, решив, что старик меня не расслышал или не понял; однако спустя минуты, показавшиеся мне вечностью, Самуэль наконец заговорил, медленно и тихо.
— Кое-что... из рассказов опекуна и твоих книг... — не понимая, к чему он клонит, сдержанно кивнула я.
— Расскажи мне, и я заполню пробелы в твоих знаниях.
— Какое отношение ко всему происходящему имеет давно забытая война?! — я начала сердиться. Но Самуэль любил учительствовать, с этим нужно было просто смириться.
— Это поможет тебе понять, почему именно ты, — мягко пояснил он. — Я не уверен, но, возможно, это и есть причина. То, что тебе могли не сказать. Прочее таить от тебя нет смысла.
Я недоверчиво вздохнула и послушно принялась рыться в памяти.
— Если верить сказаниям, оборотни бежали во Фристаду из Моркнотта, с Туманных берегов. Несколько недель им пришлось проплыть без еды и воды, многие из них погибли в пути от голода и обезвоживания. В сказаниях предков говорится, что оборотни пересекли море на каменных ладьях; секрет постройки этих удивительных судов давно утерян, а все имевшиеся в нашем распоряжении экземпляры ныне покоятся на дне Проклятой бухты. Именно в этой бухте люди тогда потопили все Волчьи корабли... Но это произошло уже после войны. По договору с герцогом.
Старик озабоченно покачал головой и уже собирался что-то у меня спросить, но я жестом остановила его:
— Война началась, когда оборотни объединились с дангатами. Но дангаты были практически истреблены и загнаны в крепость, они не были так опасны, как оборотни, а еще они быстро истощались, когда колдовали. Ну… вроде бы это все. Потом еще договор с герцогом.
— Ты никогда не думала, почему герцог оставил таких опасных союзников? — спросил Самуэль. — Даже без кораблей вы можете перебраться через пролив.
Я помотала головой. Конечно, я задавала вопросы опекуну, но он только выдал мне подзатыльник и отправил работать на огород.
— Защитник Грегори, один из Аскетов, врожденный маг, сумел нанести на Остров магическую защиту. Не думаю, что в вашей стае знают об этом, я и сам узнал случайно… как-то в детстве я нашел книгу, украденную Стэнли-Верхолазом из одной из башен форта Флинт. Великий был вор, великий. Знаешь, почему Фристада свободна? Потому что все твари в ней подконтрольны.
Я опешила и глупо заморгала. Потом подумала, что мне стоило обидеться на его слова о тварях.
— Твари спят, они заточены, но в случае угрозы Фристаде они будут подняты из-под земли. И, поскольку им не проникнуть за стены, они накинутся на нападающих. Так устроено во всех вольных городах, Дайан, почти во всех. И все правительства знают об этом, сотни лет шпионы доносят эту великую тайну, но это та тайна, которая обязательно должна стать известной. Наша свобода — в нашей погибели.
— Но почему эти твари убили… убили... Льюиса....
Обида испарилась так же быстро, как и пришла, осталась лишь горечь. Произнести его имя неожиданно оказалось так невероятно больно... больно до дрожи. До огромного давящего комка в горле, до рези в глазах, до лихорадочно-сбивчивого биения сердца.
— Ну, ну, Дайан, что же ты... тише, девочка, тише... ну-ка подними голову, посмотри на меня... ох, дочка, что-то ты совсем расклеилась. Я понимаю, мы все сейчас выбиты из колеи, но не нужно накручивать себя еще сильней... Ты когда ела последний раз?
— Не помню... — ответила я хрипло и отрывисто, с трудом выдавливая из себя слова. — Самуэль, не тяни... расскажи мне, пожалуйста. Я так больше не могу. Мне очень больно...
Блеклые синие глаза преисполнились состраданием.
— Им было все равно, кого убивать.
— Им? — переспросила я. Мне надо было срочно отвлечься, срочно, иначе я не могла перестать думать о…
— Было две твари. Одну двое выживших Аскетов забрали с собой. К сожалению, она тоже сдохла. К нам приходили братья-блюстители, задавали вопросы. Мы не слышали криков, все произошло слишком быстро. Это уже с утра старая Лоис унюхала кровь и решила, что опять собака Джуниора потрепала скотину.
Я опустила голову. Все было просто, проще, чем я себе напридумывала, и от этого только больнее. Нелепо, как же нелепо… бедный Льюис.
Я почувствовала, что мозг сейчас взорвется. Льюис, минутали, Вольфгант... Для того, чтобы разобраться в образовавшемся круговороте непонятностей, нужно было с чего-то начать.
— Все-таки почему именно я? — снова задала я вопрос. — Но если не знаешь, можешь не отвечать.
— Ты умеешь скрываться, — ответил Самуэль. По выражению его лица я поняла, что он не намерен увиливать, но и говорить прямо тоже не настроен. Его терзали сомнения. — Думаю, Тени порядком удивились, когда выяснили это, и брат Аргус наверняка не один год наблюдал за тобой. Он настойчиво сюда таскался… та еще лиса. Я и сам удивился, когда увидел тебя — оборотень, да еще с таким даром. Я заподозрил в тебе эту магию сразу, иначе ты бы просто не выжила в городе.
Я кивнула. Самуэль очень гордился своей наблюдательностью и, как все старики, любил упомянуть лишний раз о своих заслугах.
— А еще, я думаю, потому, что им интересно узнать, возможно ли управлять вами так же, как неразумными…
— Что-о-о?
Я понимала, что Самуэль ни при чем. Он был всего лишь главой общины наемников, врожденным магом, умудренным жизнью человеком, но никак не шпионом Теней. Хотя кто знает… говорили, что Теням доносят даже стены.

Портрет Дайан, главной героини этой истории, работы прекрасной Kceon Nika ART.
После захода солнца я собралась искать Гуса. Это было задачей, способной отвлечь меня от мрачного бессилия. Действие заставляло что-то в моей голове крутиться быстрее и сосредотачиваться на решении.
Но Перевернутые боги, как же хотелось лечь и закрыться от всего мира. Слезы, выплаканные на плече Самуэля — всего лишь капля в море того, что было во мне. Мне казалось, что еще пара дней, и я переполнюсь слезами и яростью.
Но я не могла лежать, потому что в следующий раз среди могил — со свернутой шеей — возможно, найдут Самуэля. Или мальчишек, которые бесконтрольно носились вокруг общины, словно вольные птицы. Или Мэри, которая вся светилась от того, что носила долгожданного ребенка. Каждый член нашей огромной, и что греха таить, не слишком дружной семьи был важен, каждый был особенным, и каждый мог погибнуть от лап другой омерзительной твари, прорвавшейся во Фристаду.
Если я в силах это остановить, я должна это сделать. По крайней мере, приложить все усилия.
Город встретил меня разгоняемой факелами тьмой на узких улицах. Он был растревожен, я ощутила это сразу, едва вышла из тоннеля, соединяющего старое кладбище и территорию форта Флинт. Свет ударил мне в глаза, и я едва успела скрыться обратно в тень, как чей-то глубокий голос меня остановил:
— Детеныши Самуэля нам не враги, пока таковыми стать не захотят.
Как они меня узнали? Со стороны кладбища мог появиться кто угодно, вовсе не обязательно это должен быть кто-то из общины. Но, нехотя выйдя на свет, я поняла, что зря запаниковала. Этого Аскета я знала, но никогда не слышала голос. Обычно он просто кивал мне с тех пор, как я года три назад вызвала ему помощь. Это была очередная пустячковая драка с Лесными чадами, но Аскет остался один против троих. И я, недолюбливающая язычников, дала себе труд добежать до ближайшего поста Аскетов и рассказать, что их брат в беде.
— Сочувствую вашей потере, — немного помявшись, сказала я, и Аскет переглянулся со стоящим рядом на страже товарищем.
Я кинула взгляд наверх, где на фоне витражей с изображением Единого из каменных стен выступали небольшие балкончики. В каждом стояли стражи с арбалетами, и все они смотрели на меня. Я поежилась, буквально ощутив ту легкость, с которой они способны выпустить все стрелы в неугодного человека.
— Брат Руфус погиб во славу Единого, — наконец ответили мне.
Я кивнула. На этом стоило бы закончить разговор и уйти, что я и поспешила сделать, миновав очередной тоннель, ведущий на главную улицу в квартале Эрмет. Это был старейший квартал, то место, откуда достраивали остальной город. Здесь находилась резиденция герцога, окруженная огромной, искусно выложенной камнем площадью. Только отсюда можно было попасть в любой квартал, расположившийся вокруг Эрмет. Здесь также квартировала городская стража, а еще были банк, общественные бани и главные городские конюшни. Остальные торговые лавки давным-давно вынесли в Грейстоун, где была обустроена огромная Рыночная площадь. Там же, как оказалось, находилась Цитадель Теней.
В остальном же квартал Эрмет был заселен удачливыми торговцами, промышленниками, фабрикантами и всеми теми, кто мог себе позволить жить в просторных, теплых квартирах в каменных домах.
После похорон я попыталась расспросить о Гусе, но в общине мне особо ничего не смогли про него рассказать. Кое-кто про него слышал, но не знал, ни где искать, ни с кем знаком. Маг-отшельник, плутоват, берется почти за все заказы, которые предлагают. И очень нелюбим стражей, Аскетами и… Самуэлем. Никаких подробностей мне узнать не удалось, но все же я никогда до этого дня не слышала от Самуэля хоть что-то о человеке по имени Гус. Хотя подозревала, что Самуэль знает о нем чуть больше, чем все остальные.
И как найти его среди всего городского разнообразия? Понятно, что мне придется порыскать по Козлиным болотам или Северному кварталу, населенному различного рода сбродом. По злой иронии Северный квартал соседствовал с Золотой горкой, сплошь состоящей из особняков знати.
А еще были Южный квартал и Стена — широкая улица, опоясывающая весь город и служившая границей между ним и городской стеной. И как искать среди огромного города маленького человека, явно не желающего, чтобы его нашли? Я поморщилась, застыв в тени узкой арки и пропуская стражника, агрессивно бренчащего мечом на поясе. Меня он не заметил, потому что так и не удосужился взглянуть во тьму сбоку от себя, и я желчно улыбнулась. Это тоже была в какой-то мере стена — стена глупых, ни на что не способных стражников, стоящая между людьми и настоящей стражей. Той, с которой не стоило связываться. Стена же принимала все удары на себя первой — пьяные драки в трактирах, разборки между Аскетами и Лесными чадами, бытовые ссоры, выходящие вон из дому, ловила контрабандистов и воров.
Немного подумав, я свернула в трактирную часть Грейстоуна. Там, среди сети разветвленных тоннелей под улицами, среди то и дело появляющихся и исчезающих игорных домов, держала свою лавку Слепая Герда — торговка специальными товарами, крадеными драгоценностями и малодоступными зельями, а также информацией. Она хорошо платила страже, и поэтому ее не трогали уже много лет, и я, найдя среди темных переулков нужную дверь, осторожно вошла.
Слепая Герда — старушка, видящая лишь одним глазом, до сих пор предпочитала работать сама, держа у себя только пару преданных охранников. Она встретила меня равнодушным взглядом единственного глаза и кивнула. Мы были знакомы, но не настолько, чтобы назвать отношения хотя бы приятельскими.