Вступление

Глава 1, в которой я беззаботно наслаждаюсь жизнью, попутно решая мелкие дела государственной важности

— Аркус, далеко ещё до трактира? — спросил я кучера, приоткрыв слуховое окошко.

— Час езды, ваше высочество, — ответили мне снаружи кареты, — недолго осталось.

Я откинулся на своём сиденье, проверяя подсумок с документами и шкатулку, в которой находилось несколько узелков с золотом. Дел предстоит много, нужно сосредоточиться.

— Что, вашбродь, скоро приезжаем? — послышался голос с противоположного сиденья. Мгновение спустя клубок чёрной одежды, на который с непривычки можно было даже не обратить внимания, развернулся, и передо мной предстал Ахеол — мой телохранитель, невысокий крепкий человек с ёжиком чёрных волос и цепкими зелёными глазами. Он был приставлен ко мне с возраста в 11 лет и верно служил уже восьмой год. И, стоит сказать, его услуги порой были просто неоценимы, особенно после того скандала, когда мне пришлось на долгое время покинуть дворец.

— Скоро будем в «Серебряном жёлуде», — ответил я, погружённый в свои мысли.

— Ой, как здорово, — потёр руки Аркус, — давно я не видывал мою ненаглядную Аглаюшку…

— Ахеол, — сурово сказал я, — сегодня я еду в этот трактир, чтобы заключить с хозяином королевский контракт. Ты можешь хотя бы сегодня не подкатывать к его супруге?

— Вашбродь, — Ахеол, принципиально обращавшийся ко мне только таким образом, принял оскорблённый вид, — ну как я могу видеть страдающую женщину и не утешить её? Думаете, раз меня с улицы подобрали, натаскали и к вам пристроили, так я и не знаю, как оно бывает? Хозяева трактиров среди простого люда настолько завидные женихи, что на какую девку он в деревне пальцем покажет — ту ему под венец и приволокут. А теперь что? Ему пятьдесят, он даже если и захочет — ничего в постели не сделает. А ей тридцать только, и она, как бедная голубка, целыми днями в этой таверне пашет и света белого не видит.

— Ахеол, это не наше дело, — проворчал я, понимая, что слышу это, наверное, уже сотый раз, — в любом случае, ты хотя бы сегодня можешь держать себя в руках? Мы туда, вообще-то, по государственному делу едем. И нас ещё, вообще-то, в Орхорском Магическом Университете на этой неделе ждут.

— Ой, а в Университете меня Матьюшка, завхозница ждёт, каждый раз так мне рада, такой стол собирает, какой вы, вашбродь, никогда в жизни и не отведывали, вот зуб даю. А уж когда я наемся такой вкуснятины, так потом в постели…

— Я тебя когда-нибудь уволю, — проворчал я, скрестив руки на груди.

— Ах, вашбродь, — с притворной тоской вздохнул Ахеол, — вы всё только обещаете и обещаете. А хочется на волюшку-то, как есть, хочется, да только разве ж вы мне когда бумагу такую подпишете?..

Фыркнув, я полез в кожаный подсумок, проверяя бумаги. Ясное дело, что вся эта беседа носила самый несерьёзный характер. После того, как я дороги в королевстве в порядок привёл, Ахеол стал мне предан ещё больше, хотя, казалось бы, после полутора десятка сорванных покушений, куда уж больше. И он прекрасно знал, что я никуда его от себя не отпущу, да он и сам не хотел уходить.

И мы ехали и ехали, и дорога, по которой катилась наша карета, была идеально ровной. И в этом — целиком и полностью моя заслуга.

В возрасте с шестнадцати до восемнадцати лет я, принц Дитрих Атросский, занимался тем, что приводил дороги нашего королевства в порядок. Ведь, в самом деле, как государство может быть процветающим, если пятёрка крупных городов соединена между собой дорогами такого качества, что осенью и весной двеять из десяти караванов отказывались путешествовать — себе дороже выходило? И после своего обучения в Орхорском Университете Волшебства я, выпровоженный досрочно из Университета по комплексу самых разных причин, поднял эту тему в разговоре с отцом. И была у нас с ним на эту тему очень долгая дискуссия.

Я люблю своего папу. Очень люблю. И он хороший король. Правда, очень хороший. Народ его, конечно, не очень, чтобы любит, но с учётом того, что некоторых наших предков пару столетий назад и на вилах из дворца выносили, держался он очень неплохо. Но при этом у него был глобальный правительственный заскок: внешняя политика его интересовала раз в десять сильнее, чем внутренняя. Мол, собственное население до этого как-то жило — и после проживёт, раз уж привыкло терпеть. А вот налаживание отношений с внешними странами — это было очень важно. И сколько бы я ни приводил аргументов, что от хорошей сети дорог выиграют все, ясно было одно: он меня просто не слышит. И лишь приведя последний аргумент: мол, к нам приезжают зарубежные послы — а у нас даже дорог нормальных нет, удалось-таки сдвинуть дело с мёртвой точки. Хотя свою роль сыграл и тот факт, что я его основательно этим достал. Да, я умею быть убедительным.

В итоге мне были выделена требуемая сумма из казны и срок в четыре месяца, по итогам которого я должен был предоставить результат. Я лично пригласил инженеров из расы гномов, которые рассчитали строение дорожного полотна так, чтобы оно прослужило не одну сотню лет.

Впрочем, гномы были не только среди инженеров. И именно они были самыми выносливыми и верными рабочими. После первого этапа, когда удалось соединить дорожной сетью Столицу и Хандомак, второй город в нашей стране Тискулатус, многие люди просто ретировались, не выдержав темпа работы. К слову сказать, в Университете я доучился до иллюзиониста высшей категории, так что работа шла ежедневно, невзирая на погодные условия, ибо для меня сотворить стеклянный купол, не пропускающий воду — пара пустяков. И только гномы целых два года отработали, что называется, от звонка до звонка, за что и были награждены лично от меня особыми зачарованными кирками помимо обычной оплаты.

Первые результаты поступили немедленно: из Хандомака в столицу Виллгард прибыло пять караванов за месяц, и это при том, что раньше один караван в месяц считался огромной удачей. И главный казначей, который во время строительства хватался за сердце с каждой новой подписанной сметой, радостно бегал вокруг моего отца и показывал ему, какие доходы пророчит уже выстроенная дорога. Моя вовремя вставленная реплика по поводу того, что чем более богатым и процветающим будет наше королевство, тем более привлекательно мы будем выглядеть для соседних государств, дала уже полностью неограниченный доступ к казне и приказ: в кратчайшие сроки соединить дорожной сетью все пять городов.

И я это сделал за два года. И был страшно этим доволен. Ибо благодарность жителей нельзя было передать словами: меня были готовы буквально на руках носить. Частые караваны из города в город сделали цены на многие продукты и товары первой необходимости едва ли не в полтора раза дешевле. Ну а я — я занимался тем, что путешествовал по городам и принимал заслуженные лавры. Все мы любим получать награды за свои труды.

— Итак, ваше высочество, — хозяин таверны Гвен смотрел в предложенную мной бумагу, не смея верить своим глазам, — вы предлагаете мне такие… такие чудесные условия? Да как же это… радость-то какая…

— Именно, — кивнул я, толкнув пальцем увесистый кошель с авансом в сторону трактирщика, — в связи с тем, что ваш трактир как раз находится на новой дороге, мы берём на себя расходы в следующий год вашей работы здесь. Мы всерьёз намерены развивать инфраструктуру построенной дороги. Сейчас мы предлагаем людям открывать подобные трактиры и компенсировать первые полгода работы. Но поскольку вы, с огромным риском для себя, на собственные средства открыли это заведение — мы, — я, вспомнив бьющегося в истерике казначея, поправился, — я решил, что подобная инициатива должна поощряться. Ведь, к сожалению, проблема разбойников всё ещё актуальна для нашего королевства, и я прекрасно понимаю, что вы не только деньгами рисковали.

— Да, — со страхом кивнул хозяин трактира, — были здесь лихие люди… Так вашему человеку, что вы послали разобраться, я по гроб жизни обязан… Если бы только, — побурев, он уставился в стол, — он около моей жены не увивался…

— Только с одним условием, — я поспешно продолжил, не желая говорить на неудобную тему и придвинув кошель с авансом ещё ближе к трактирщику, — стража начинает патрулировать дороги. В целях защиты от тех же разбойников. Так что прошу вас: если будут останавливаться в вашей таверне стражники — предоставлять им пищу и постель. По первой их будет немного: самое большее, двое в одну сторону, и двое в обратную раз в неделю. А когда уже расширение будет, да сторожевые башни появятся, там уже и решим, как дальше быть.

— Конечно, конечно, ваше высочество, — угодливо закивал трактирщик, любовно поглаживая по кошелю с золотом, — вы мне такую благодать принесли… что же мне, для стражей порядка такой мелочи жалко будет? Не извольте беспокоиться, ваше высочество, обслужим ваших людей в лучшем виде…

— Ахеол, я же тебя просил, — устало сказал я телохранителю, когда мы на следующее утро ехали в Орхорский Университет, — неужели нельзя было всего один день потерпеть?

— Вашбродь, вот клянусь, споткнулся о рогожку окаянную, уж не знаю, как она там оказалась. Не было б рогожки — никто бы меня и не увидел даже.

— Ну да, конечно, — хмыкнул я, — телохранитель высшей категории с пятнадцатилетним стажем работы не заметил под ногами рогожки. Своих согильдийцев этими баснями развлекай.

— Да… да хоть бы и так, — сердито ответил Ахеол, — а только свинья этот трактирщик. Я его шкуру, между прочим, в своё время спасал, по вашему приказу да за спасибо, которое ни в карман не положишь, ни на х… не натянешь никуда. А ему жены жалко на одну ночь, которой он уже сам ничего сделать не может. Как собака на сене. Да эта собака мне вообще сапоги лизать должна, вы не знаете, из какой дыры мне пришлось его тогда вытаскивать.

— Для тебя это была пара пустяков, — фыркнул я.

— И что? — резонно возразил Ахеол, — он не благородных кровей, что о благополучии простого народа думают. Он — хитромордая свинья, которая о своём кошельке заботится и все соки из своих работяг пьёт. Да знаете, как таких жадных до денег клопов казнили раньше?

— Ну и как? — заинтересованно спросил я.

— Клали жлобяру на дыбу особую, над шеей дырочка небольшая оставалась. На шею жадюге ошейничек вешали из кожи покрепче, а через отверстие на шнурочке — котелок. И в котелок по одной монетке бросали. Монетка звяк-звяк, жмотяра глазками зырк-зырк, воздушек в грудь дых-дых, да с каждой монеткой медленнее… И так, пока не задыхался под весом денег…

— Оставь свои больные фантазии при себе! Скажи уж сразу: нравится тебе бедокурить, и чтобы я потом перед простыми людьми за тебя краснел. У, наглая рожа, — сердито сказал я, бросая в него подушкой, — сгинь! Глаза б мои тебя не видели.

— Не извольте сердиться, вашбродь, уже сгинул, — покорно сказал Ахеол, запахиваясь в своё чёрный плащ и снова становясь кучей тряпья, на которой глаз даже специально не хотел задерживаться.

— Ахеол, да как ты это делаешь-то? — не удержался я, — уж я иллюзионист высшей категории — и то вижу, что магии нету.

— Жить, вашбродь, захотите — так улица и не такому научит, — отозвался голос из кучи тряпья. Я благоразумно решил прекратить разговор: Ахеол ненавидел жаловаться на тяжёлое детство, и если уж он стал о таком упоминать: значит, и правда стоило прервать разговор.

Глава 2, в которой я возвращаюсь в место, где когда-то учился магии, и получаю множество пищи для размышлений

Университет остался точно таким, каким я его помню. Огромный двор площадью, наверное, вёрст двадцать, не меньше. Несколько зданий, отведённых под занятия, и четыре общежития, два мужских и два женских. Первые два для господ побогаче, вторые — для тех, кто, скажем так, побюджетнее. Не говоря уже о том, что сейчас, летом, деревья пышно цвели по всей территории замка.

Ахеол по прибытии зашёл в сторожку и о чем-то переговорил с вахтёром. И хотя разговаривал он лениво и развязно, я знал, что он оценивает степень надёжности текущих охранных чар. Сегодня он остался ими доволен, впрочем, как и обычно: со всем подобострастием поклонившись мне, он вальяжно направился в сторону студенческих кухонь. Мне оставалось лишь устало закатить глаза: это был как раз тот случай, когда горбатого не исправит даже могила. Впрочем, с той жизнью, что ему досталась, спиться, скуриться или подсесть на что похлеще можно было только так. Подобное пагубное пристрастие — не самое худшее, что может произойти с человеком.

— Ваше высочество, вам, вероятно, к ректору? — вежливо осведомилась встречающая меня горничная, с толикой сожаления провожая взглядом Ахеола.

— Да, Алисия, будь так добра.

— Ваше высочество, вот честное слово, казалось, что вы только вчера выпустились — а уже два года прошло, — радостно порхая рядом, затараторила старшая горничная, — да недаром прошло-то: я зимой на родину отдыхать ездила — дороги стали такие, что глаз не нарадуется.

— Спасибо, Алисия, — кивнул я девушке, — собственно, для того, чтобы оценить, насколько это повлияло на деятельность различный учреждений, я и путешествую сейчас по Тискулатусу. Кстати, часть вопросов я мог бы задать и вам. Ведь вы, как старшая горничная, наверняка в курсе многих хозяйственных нюансов?

— Вопросы? Мне? Да я буду счастлива ответить, господин Дитрих, спрашивайте, конечно!

— Поставки съестного стабилизировались после того, как была налажена дорога между Виллгардом и Кархалгой?

— Ваше высочество, даже не упоминайте, — Алисия даже зажмурилась от удовольствия, — раньше у нас только один поставщик был, гном Керейн, да жадюга такой, что за лишний медяк удавится. А теперь три орка, братья вроде как, тоже поставками стали заниматься… Парни честные, толковые, за данное слово в лепёшку расшибутся, но сдержат. Тут уже и Керейну пришлось цены пересматривать… Ой, господин Дитрих, вы бы видели, какая у него рожа была, когда я ему сказала, что у него теперь альтернатива появилась… честное слово, за двадцать лет этот жмот мне столько крови выпил, что я бы месячный заработок не пожалела, чтобы его рожу наглую в этот момент зарисовать, да любоваться по утрам для хорошего настроения…

В этот самый момент мы как раз заходили в здание Главного корпуса. Некоторые студенты со мной даже здоровались по старой памяти, и я рассеянно кивал им в ответ. Вот только внимание моё привлекли двое. Высокий черноволосый мужчина в богатом фиолетовом наряде, и девушка в изящном синем платье с серебряными волосами. По непонятной причине я чувствовал к ним странное влечение… хотелось подойти и заговорить, о чём угодно. Но в то же время я чувствовал и исходившую от них опасность. Я чувствовал магию… сильную магию. Настолько сильную, что даже ректор, быть может, не сможет поспорить с ними магическим могуществом. Мужчина разговаривал с заведующей учебной частью леди Эмеральдой, девушка же простодушно осматривалась по сторонам. И в тот момент, когда наши глаза встретились, я увидел то, что заставило моё сердце забиться втрое быстрее. Вертикальные зрачки. Эти гости были драконами.

Нет, с одной стороны, в том, драконы решили посетить Университет, не было ничего зазорного. Да, наше прошлое с драконами было весьма кровавым, но с тех пор уже шестьсот лет они жили на своём архипелаге и почти не проявляли интереса к прочим расам. А Университет… Ну, ректор по долгу службы часто вынужден иметь дело с очень разными личностями. Так почему бы и не с драконами?

— Вот поверить не могу, господин Дитрих, — продолжала беззаботно щебетать Алисия, — два года назад вы занимались тем, что стреляли чернильными пульками в завхоза и затыкали фонтан колдовским пластилином, а теперь ходите тут и справляетесь о нашем благополучии. Как же для вас, людей, быстро время летит. Ох, прошу прощения, — эльфийка почтительно склонилась, — я вас не обидела?

— Нисколько, Алисия, — улыбнулся я, — толку от правды нос воротить? А, позволь спросить, что здесь делали этот странный почтенный мужчина с девушкой…

— Не спрашивайте, господин Дитрих, не спрашивайте, — девушка так сильно замотала головой, что оставалось лишь удивляться тому, как она у неё не закружилась, — я маленькая эльфийка, и жить мне хочется долго и спокойно. И, хоть я и знаю, что приказывать вам не вправе, но всё же рекомендую: и ректору этот вопрос не задавайте. Сами же понимаете, какое это тонкое и деликатное дело…

— Я подумаю, — кивнул я…

Сидя в кабинете, я задумчиво созерцал ректора Арихиэля в его кресле. Стоило признать, внешность у ректора была более, чем запоминающаяся. Ведь его родителями были орк и эльфийка, что не могло не сказаться на его внешности. Кожа, к счастью, оттенки зелени не сохранила, но вот выпирающие из верхней челюсти клыки вкупе с заострёнными ушами давали просто незабываемый эффект. И как будто этого было мало, у ректора была гетерохромия: один глаз был карим, другой — зелёным. Но при всём при том, в волшебном могуществе с ректором во всём Тискулатусе не мог потягаться никто. Ибо в обмен на внешность природа наградила его полновесной магией огня и такой же по качеству магией природы. Что позволяет ректору Арихиэлю занимать сей пост уже семьдесят лет.

— Ваше высочество, принц Дитрих, — кивнул ректор, — я ожидал вашего приезда.

— Благодарю, — кивнул я, — как вы знаете, я вложил определённые силы в то, чтобы сделать дороги нашего государства более комфортными для пользования.

— Дитрих, не скромничайте, — усмехнувшись, сказал ректор, — вы проделали такой труд, какой никому из ваших предков и не снился. Вы набираете большую популярность в народе.

— Да, — кивнул я, — это приятно, спорить не буду. Но всё же сейчас я продолжаю работать над тем, чтобы развить инфраструктуру этих дорог. Трактиры, сторожевые башни… В двух точках дороги ведут в трёх направлениях: на этих местах можно организовать гарнизоны.

— Да, это значительно повысило бы безопасность на дорогах, — кивнул ректор, — но при чём тут мы?

— Отец поручил мне измерить, насколько этой возможно, уже полученный от этого эффект. И, как вы понимаете, к Университету, который снабжает наше государство магами, особый интерес. С вашего позволения — несколько вопросов.

— Конечно, — кивнул ректор, — спрашивайте принц Дитрих.

— Было ли в этом году больше заявок от новых студиозов? — спросил я, доставая первый свиток из кожаного подсумка.

— Уже на двадцать процентов больше, — усмехнулся ректор, — а ведь только середина лета. Уже приходится в общежития ставить дополнительные койки. По правде говоря, — задумчиво сказал ректор, — не помешали бы дополнительные корпуса к общежитиям…

— Мы что-нибудь придумаем к следующему году, — пообещал я, делая в бумагах пометку, — горничная Алисия сказала, что ситуация с припасами у вас стабилизировалась.

— Да, мы стали тратить на продукты меньше на тридцать процентов, — кивнул ректор, — так что, думаю, в этом году мы пока справимся своими силами с тем, чтобы предоставить излишку студентов форму и питание, но в будущем, опять же, прошу вас пересмотреть финансирование по этой статье.

— Финансирование назначается от фактического количества учащихся, господин ректор, — кивнул я, — в начале осени предоставьте, пожалуйста, полный список студентов. Мы пересмотрим финансирование с Нового года…

Ещё несколько подобных вопросов. Наконец, мы закончили, и ректор довольно улыбнулся:

— Вот видите, Дитрих, я же вам говорил: в вас — нескончаемый потенциал возможностей. И судьба одарила вас такими условиями, о которых можно только мечтать. Вашу неуёмную энергию, да в правильное русло — и вы чудеса творить начнёте. Даже я, уж сколько лет на свете живу, ничего подобного при жизни не видел.

— Да полно вам, милорд ректор, — ответил я, — зачем вы так о себе? Вы выглядите… довольно молодо.

— Как будто вы часто видели подобных мне, — махнул рукой ректор, — полно, принц, треть разговоров во всём Университете только о моей внешности. Ну да пусть судачат. Зато всегда есть повод взять за шкирку, кого надо. И это весьма удобно. Так что и вам, Дитрих, рекомендую обзавестись таким рычагом, когда у вас в постоянном подчинении будет большой коллектив.

— Ну, здесь уже играет роль моё собственное происхождение, — пожал я плечами, — я — принц. И моя обязанность — проявлять заботу о каждом подданом, вне зависимости от его расы и происхождения.

— Приятно это слышать. Не удивлюсь, если однажды вы станете отличным королём. Разумеется я сам стараюсь придерживаться подобных взглядов. Рацион в столовой в этом году мы уже привели к общему знаменателю. Ибо все эти деликатесы, во-первых, стоят совершенно безумных денег, а, во-вторых, совершенно не помогают поддерживать дисциплину. Ещё бы в общежитиях изменения кое-какие ввести, а то комнаты на одного человека уж слишком большая роскошь, но это на порядок сложнее… Ничего, если в следующем году ещё один корпус общежития появится, глядишь, и придумаем чего. Я так понимаю, господин принц, вы узнали всё, что хотели?

— Почти, — кивнул я, — мне бы хотелось задать вам немного личный вопрос. Что в здании Университета делают драконы?

Ректор, казалось, на мгновение утратил невозмутимость. Сцеплённые в ладонях пальцы побледнели, а зрачки самую малость расширились.

— А вот о факте того, что в Университете драконы, я бы попросил сильно не распространяться, — сдержанно сказал Ахириэль. После чего рывком встал со своего кресла, подошёл к окну и посмотрел в него.

— Ваше высочество, — донёсся до меня его тихий и взволнованный голос, — вы знаете, что я к вам всегда хорошо относился, так вот сейчас вам мой совет. Забудьте о том, что видели сегодня здесь драконов. Потому что в противном случае это ударит по вашим интересам, и совсем не так, как вы того ожидаете. А теперь, — дверь за моей спиной открылась сама собой, — не сомневаюсь, что у вас есть много важных дел.

Покидая кабинет ректора, я, невзирая на настоятельную рекомендацию от того, кто понимал в десятки раз больше, чем говорил, никак не мог выбросить эти мысли из головы. Что значит: ударит по моим интересам? У меня-то какие могут быть дела с драконами? Но ответа на этот вопрос, конечно, не было…

Когда я возвращался обратно, то внезапно столкнулся нос к носу с сэром Экарио.

— Какая встреча, ваше высочество, — ехидно ухмыльнулся преподаватель иллюзий, — рад, безмерно рад вас видеть.

— Добрый день, сэр Экарио, — сдержанно кивнул я.

— Наслышан о твоих подвигах, наслышан, — улыбнулся преподаватель, — вот это я понимаю — направить молодую неуёмную энергию, да в нужное русло. А то ученик-то ты был способный, Дитрих, да только дурь в мозгах так играла, что только и оставалось, что за голову хвататься. Особенно эти чернильные пульки… вы бы знали, сколько времени после вашего исклю… выпуска понадобилось, чтобы их полностью искоренить, сколько хворостин о нерадивые задницы измочалить.

— Уверен, вы тоже когда-то были ребёнком, сэр, — хмуро заметил я, — и, уверен, что в своё время и вы добавили седины своим наставникам.

— Как не стыдно, принц Дитрих, — сэр Экарио покачал головой, — я был благочестивым и степенным ребёнком, гордостью своих родителей, ныне покойных, да благословит Создатель их души. Так, что-то давно кухарки Матьи не было видно, — сказал он, сворачивая в сторону кухонь, — я же час назад просил её принести мне обед. Куда она запропастилась?

Ещё до того, как мы подошли к продуктовой подсобке, я уже услышал вполне характерные придыхания и стоны. В следующий момент преподаватель открыл дверь подсобки… и застыл, скептически осматривая увиденную сцену. После чего с самым ехидным выражением лица повернулся ко мне и сказал:

— Ваше высочество! Не будете ли вы так добры прояснить нам некоторые моменты сложившейся ситуации?..

Глава 3, в которой я возвращаюсь обратно в столицу

— Эх, хорошо с вами путешествовать, вашбродь, — Ахеол довольно откинулся в карете, поглаживая сытое брюхо и изредка спуская руку ниже, почесать сокровенное, — и старых знакомых навещаю, и новых завожу… красота, да и только. Во дворце особо не разгуляешься, там на рожу приличных — раз, два — и обчёлся, так ещё и язык у всех, как помело.

— Я тебя когда-нибудь прибью, — выдохнул я, жалея, что под рукой нет хорошей сковороды, — придушу, утоплю, шкуру живьём спущу! Ну неужели нельзя было найти более укромное место?!

— Очень соскучился я по Матьюшке, вашбродь, — виновато сказал Ахеол, — как только она накормила меня, тут я и понял, что всё, не могу больше сдерживаться…

— УБЬЮ!.. — взвыл я, бросаясь на него и начиная душить.

— Это вы, вашбродь, правильно, гнев в себе не держите, вредно это для душевного здоровья, — успокаивающе приговаривал Ахеол, совершенно не сопротивляясь. При этом было такое чувство, что сжимаю я не шею живого человека, а, по меньше мере, железную трубу, — хотите вы в меня потом из арбалета постреляете? Прекрасно успокаивает нервы, уверяю вас! Или, нет, есть идея лучше! Вы меня свяжете, чтобы я, такой негодяй, не смел сопротивляться, а сами в меня кинжальчиком потыкаете?

Застонав, я отпустил его, откинувшись на своём сиденье. Меня до сих пор трясло от унижения, когда я вспоминал сцену, где сэр Аристо отчитывал меня перед ректором Ахириэлем. К счастью, ректор проявил понимание и очень быстро прекратил унизительные распекания.

— Ахеол, почему ты не женишься? — устало спросил я, — ну зачем тебе столько женщин? Всех же всё равно не перелюбишь. Или тебе так в удовольствие на моих нервах играть?

— Да как можно, вашбродь, — мерзкий лицедей снов состроил гримасу несправедливо обиженного и даже схватился за сердце, — да я только благодаря вам, считай, и человеком стал, свет белый хоть немного повидал. А насчёт любви — так меня, может, вашбродь, Создатель для того таким сотворил, чтобы я бедным и несчастным женщинам, которым судьба дала не самую завидную долю в виде женитьбы по расчёту на каком-нибудь старом хрыче, ночь любви и ласки дарить. А женщин таких по деревням ой много, вашбродь, много, боюсь, что и не хватит меня на всех-то…

Я лишь устало закатил глаза. Сколько ни спорил с ним на эту тему — всегда он умудрялся, аки змей, ускользнуть от этой темы.

— Ну а детей твоих сколько сейчас по деревням Тискулатуса бегает — таким вопросом ты не задавался? — спросил я.

— А ежели и бегает — так что с того? — легкомысленно пожал плечами телохранитель, — плодиться да размножаться тоже кому-то надо. Да и потом — коли моя порода, так выживут, вашбродь, все выживут. Я же выжил вот как-то. Хотя папашку своего в глаза ни разу не видывал. И они выживут, вашбродь.

— Ну, если повезёт в детские дома попасть, — мрачно ответил я, открывая окошко за своей спиной, через которое обычно переговаривался с кучером, — тогда, может, и выживут.

— А вот и наоборот, Ваше Высочество, — кучер с внешней стороны не преминул возможностью вступить в разговор, зная, что при мне можно позволить себе куда большую степень откровенности, чем во дворце, — в сиротских приютах детей, конечно, кормят, но и ломают так, как себе даже представить не можете. Я вот сам в сиротском приюте рос. Так там такая экзальтированная мымра была, Ваше Высочество, вы и представить себе не можете. Точно знаю, что трижды выходила замуж, и все три раза мужья у неё поумирали за месяц. А уж на что она любила в чёрное наряжаться — так и прозвали её Чёрной Вдовой.

— И вот это была всем сукам сука, ваше высочество, уж не обессудьте за прямоту. Ни хворостиной, ни ремнём, ни хлыстом она, действительно, не пользовалась ни разу в жизни, о чём с гордостью голосит на каждом шагу. Но вот морально она могла кого угодно сломать. Да чего за примером далеко ходить: взять меня хотя бы. Я ведь, ваше высочество, рисовать мечтал всегда. В академию хотел поступать, которая искусства в Кархалге. А только поговорила со мной Чёрная Вдова всего один раз — и все мечты в порошок. Вот, кучером стал, людей вожу. Искусством должны заниматься люди благородные, кого к этому с детства приучают. А простые люди, навроде меня, кучерами больше пользы обществу пользы приносят, — злобно закончил кучер, явно повторяя услышанные в детстве слова.

Я бессильно закрыл глаза. Сиротские дома были одной из больных тем нашего государства, да и не только нашего. Мой старший брат, Отто, специализирующийся на военном деле, наверное, раз десять пытался организовать систему, по которой из детских домов способных детей забирали бы в военное училище. Проблема была в том, что государство наше было небольшим, и военное училище было всего одно. И служить государству всегда считалось дворянской прерогативой. В итоге даже мой старший брат — на минуточку, прямой престолонаследник! — и тот не смог потеснить дворянство больше, чем на четверть.

Средний брат, Освальд, покровительствовал искусствам: стихосложению, живописи, пению, да, в общем-то, даже входил в попечительский совет Академии искусств, о которой и упоминал кучер Аркус. Но все его поползновения в дома сирот закончились лишь тем, что ему удавалось отбирать ребят с хорошими вокальными данными. Естественно, ни художников, ни композиторов, ни поэтов среди сирот не было и быть не могло. Такое могло прийти только с опытом и если у ребёнка есть желание и возможность. А в сиротских домах желания детей учитываются чуть реже, чем никогда.

Я же, младший принц, оказался от природы одарён магическими способностями. И со своей стороны после исключения — то есть окончания! — Университета предложил ректору ежегодно проверять сирот на наличие сильных магических способностей. Стоит сказать, что подобное практиковалось и раньше, но возможность сироты поехать учиться в Университет полностью зависела от хозяина сиротского приюта, который щелчком пальцев мог решить судьбу ребёнка так, как посчитает нужным. И только мне год назад удалось оформить это во вполне реальную статью расходов по казне, и внести поправки в закон, согласно которому теперь об одарённых магией детях начальники приютом обязаны были сообщать надлежащим лицам.

В итоге — даже мы, трое принцев, своим действиями могли повлиять на будущее от силы четверти ребятишек, попавших в детский дом. Если ребёнок не был способен к военной службе, не обладал вокальными данными и способностями к магии — его ждало такое будущее, какое посчитает нужным начальник приюта.

— Я не знаю, что с этим делать, — устало сказал я, — мы с братьями уже думали об этом бессчётное количество раз. Не имеем мы права по закону принуждать кого-либо заботиться о чужих детях. Найти человека на должность начальника приютского дома — это головная боль, которую человеку несведущему даже представить трудно. Ибо человек нужен: грамотный, умеющий работать с детьми, финансово подкованный, умеющий руководить трудовым коллективом. А такие люди очень редко предпочитают управлять детскими домами, потому как они нередко востребованы в других, более перспективных и высокооплачиваемых местах.

— Но, ваше высочество, — горячо возразил кучер, — дети ведь — это будущее нашей страны! Как можно бросать их на откуп таким, как Чёрная вдова? Впрочем, — добавил он, — я вижу, что вам не всё равно. И от того, что я вожу именно вашу карету, моя жизнь не такая беспросветная. Хотя, как знать, стань вы королём — может, и удалось бы что изменить.

— Прямой наследник трона — Отто, — равнодушно ответил я, — конечно, я продолжу заниматься делами государства, возможно, даже займу кресло какого-нибудь министра или советника, но трон мне вряд ли светит.

— Как знать, ваше высочество, — ответила чёрная куча тряпья голосом Ахеола, о существовании которого я уже успел забыть, — жизнь-то, она имеет обыкновение складываться так, как от неё никто и не ожидал.

Глава 4, в которой я возвращаюсь в Виллгард, праздную день рождения и получаю неожиданное известие

К счастью, вернуться в Виллгард мне удалось незамеченным. Спору нет, выслушивать восторги от людей по поводу новых дорог было чертовски приятно… первые минут двадцать. Потом это всё начинает утомлять.

Перебросившись парой фраз со слугами, Ахеол и Аркус организовали мне перемещение до моей комнаты с минимальным количеством нежелательных встреч. В комнате я стянул с себя одежду и поспешил в ванную комнату, где меня уже ждал чан с ароматной водой. Вот уж чего мне точно в дороге не хватало — это возможности вымыться. Пролежав в чане полчаса, я вытерся, облачился в купальный халат и вернулся в свою комнату. И на кровати, конечно, уже лежала леди Эшли.

— Здравствуй, Дитрих, — ласково улыбнулась она, в то же время плотоядно облизываясь, — я скучала по тебе, мой принц.

— Ах, да, здравствуйте, мадам Эшли, — улыбнулся я, — к сожалению, сегодня у меня болит голова.

— Ах, ты, маленький, негодный мальчишка! — леди Эшли, обладавшая минимальными способностями к магии воздуха, щёлкнула пальцами, в результате чего меня отбросило на кровать, — всё время цепляешь меня этими словами! Да, я старше тебя на шесть лет, но какая я тебе мадам? Я ещё даже ни разу замужем не была, — она деловито устраивалась на мне сверху, нарочито медленно стягивая пояс халата, — или для тебя, девятнадцатилетнего, уже, значит, старуха? Ну а головную боль мы сейчас будем лечить.

Вообще, конечно, знакомство с леди Эшли было тем ещё фарсом. Мой старший брат, Отто, по достижении возраста в семнадцать лет, выбрал себе маленькую, скромную фрейлину, к которой и ходил раз в неделю. Отец, решив, что дело так пойдёт и дальше, не стал обращать внимания дальше на эту ситуацию. Вылилось это в то, что Освальд, средний брат, стал встречаться чуть ли не с половиной двора, и отец угробил кучу времени и нервов на то, чтобы взять это дело хоть под какой-то контроль, и на то, чтобы не появились бастарды, сулившие свою порцию головной боли.

В итоге на семнадцатилетие я получил подарок в виде леди Эшли, которая, собственно, и обучила меня искусству любви. Однако на следующий день для меня стало неприятным открытием и то, что леди Эшли была в прямом смысле слова назначена моей фавориткой до тех пор, пока мне не подберут пару.

Впрочем, стоило отдать леди Эшли должное: дело своё она знала крепко. В большинстве случаев мне достаточно было просто закрыть глаза и получать удовольствие. Впрочем, в подавляющем большинстве случаев, когда я целых день находился на ногах, никаких активных экспериментов мне и не хотелось.

— Ну что, принц, — довольно сказала леди Эшли, — растёшь, как есть растёшь. Три круга — и ты ещё не уснул, как раньше бывало. Надо, надо в этом деле форму набирать, от королей всегда ждут наследников, сам знаешь. Эх, — она провела пальцем по моему животу, — было бы у тебя пузо немного меньше — цены бы тебе, такому принцу, не было.

Я обиженно надулся. Выпирающее пузо, в самом деле, было моим слабым местом, особенно в постели, когда это дело было ничем не скрыть.

— Что, обидно? — подмигнула мне леди Эшли, — вот, то-то же. Так что запомни: никакая я не старая, и никакая я не мадам! Усёк? А голова от меня тем более ни у кого не болит. Хорошо запомнил? Ни-у-ко-го!

— Прямо ни у кого ни болела? Да быть того не может, — с улыбкой ответил я, — наверняка хоть у кого-то, да болела…

— Ах ты, негодный мальчишка, — снова воскликнула леди Эшли, — на что ты намекаешь? Что я со всем двором сплю? Ну всё, идём на четвёртый круг.

— Нет, нет, леди Эшли, — взмолился я, — хватит, пожалуйста, хватит.

— Нет, принц, — сурово сказала леди Эшли, снова устраиваясь сверху, — ты вёл себя, как плохой мальчик, и будешь соответственно наказан!

Полчаса спустя, когда я уже почти заснул от бессилия, то услышал, как леди Эшли бормочет:

— Эх, а ведь вырос-то мальчишка, вырос. Да если бы он стал королём — на весь мир бы прославился.

Когда я проснулся на следующее утро, то первое, что обнаружил — это довольные рожи старших братьев.

— С днём рождения, — возвестили они меня, вытаскивая из постели и начиная дёргать за уши. Мне оставалось лишь покорно терпеть. Несносная леди Эшли вчера так разошлась, что у меня даже сейчас почти ни на что не было сил.

— Наконец-то, — фыркнул Освальд, — вернулся наш трудоголик. Чуть собственный день рождения не прохлопал. Ты хоть иногда на отдых прерывайся, дружок. Потому что работать можно круглый год, а день рождения в году — один.

— В самом деле, — пробормотал я, сопоставляя даты и понимая, что сегодня мне, в самом деле, исполнилось девятнадцать лет, — ну, приехал отдохнуть, называется. Снова суета и беготня на весь день.

— Такова наша принцевская доля, — притворно вздохнул Освальд, — никуда не денешься. И, кстати, тебе вчера очень повезло, что ты как-то проник к себе незамеченным. В Виллгард стекается масса народу — поздравить тебя с днём рождения. Ты в народе пользуешься просто бешеной популярностью, братишка.

— Но только не у казначея, — гоготнул Отто, старший брат, — он как увидел, на какую сумму планируется выставить угощений и вина народу — его чуть новый припадок не хватил.

— Как он надоел, — устало сказал я, натягивая на себя одежду, — а когда у него новое поместье за Виллгардом появилась — удар его не хватил. А мог бы и хватить.

— Бесполезно, — уныло покачал головой Отто, — он сунул руку во все карманы и взял по чуть-чуть. И с дворянских жалований, и с Академии Искусств, и даже с Магического Университета. И обстряпал всё так, что хрен прикопаешься. Мы с Осси уже проверяли.

— Не называй меня Осси, — вяло огрызнулся Освальд, в ширине плеч уступающий старшему брату в полтора раза, — да и вообще, человек статьи в баланс сводит — и хорошо. Что вы от него ещё хотите? Да и кто бы на его месте о себе бы не позаботился. А что он в припадке бьётся по три раза на день — так его, небось, в своё время не взяли в Академию Искусств, вот он и отыгрывается.

В итоге мы все трое и пошли на завтрак. С Освальдом, если уж на то пошло, у нас те ещё отношения. И связано это с тем, что бешеная популярность, которую я приобрёл после строительства дорог, распространялась и на придворных дам, каждая из которых могла похвастать тем, что хотя бы пару раз ходила на свидание с Освальдом. И хотя вопрос интимной близости отец по-прежнему жёстко держал на пульсе, просто встречаться с другими девушками он ему запретить был не в состоянии. Да и особой нужды в том не было: прямой наследник трона — Отто, а он вёл себя не в пример благочестивее.

В целом, день прошёл так, как я и боялся. Сплошные беготня и суматоха. После завтрака меня отвели к главному косметологу, где меня привели в порядок. Выглядел я после приведения в порядок так же, как и до, но это мало кого волновало. После чего придворный портной принёс мне комплект одежды, который я ненавидел всей душой: белый мундир и такие же штаны с золотыми лампасами. Не знаю, по какой причине это считалось красивым, но если оно таковым и было, то ровно до белого пятна. Вдобавок этот портной обладал отличным глазомером и всегда шил одежду ровно на полразмера меньше, чем нужно. Причина при этом была хорошая: вещь разносится, и потом носить её будет приятно и удобно. Но ради этого приходилось пару недель терпеть неудобства. С учётом же моего статуса носить новые вещи со всеми вытекающими из этого последствия мне приходилось раз в двадцать больше, чем хотелось.

После был званый обед, на котором присутствовало человек сто чиновников и просто важных людей при дворе. Меня засыпали кучей подарков, подавляющее большинство которых представляло собой трофейное оружие, книги и дорогие украшения. Оружие меня интересовало мало, у меня была другая специализация, в том числе и боевая. С книгами иногда могли и угадать. Часто это было эпистолярные шедевры местных писак, но порой попадалось и вполне годное чтиво, иногда из соседних стран. А вот драгоценности я не носил на себе совсем. Связано это было не столько с природной нелюбовью к драгоценностям — как раз наоборот, некоторые вещицы наподобие перстней и запонок были очень недурны — сколько с наличием во мне магических способностей.

У магов был один значительный недостаток, который, однако, девяти из десяти магам совершенно не мешал жить. Недостаток этот заключался в том, что маги не могли носить на себе украшения из драгоценных камней. Вообще. Связано это с тем, что драгоценные камни имели свойство собирать и накапливать магию. По этой причине из них выходили хорошие амулеты и талисманы. Однако даже в пассивном состоянии камни высасывали из мага силы, заставляя его уставать за день в полтора, а то и в два раза быстрее. Так что если маг носит на себе драгоценный камень, то можно быть уверенным в том, что это — амулет или талисман, регулярно заряжаемый.

Когда меня поздравляли по очереди представителя богатых дворов, я, чтобы не зевать, активно вертел головой по сторонам. И внезапно мой взгляд остановился на отце. Его Величество Арнольд Четвёртый имел склонность к полноте, которая, впрочем, больше была связана с возрастом, ибо ему уже сорок пять лет. Густые каштановые бакенбарды тронула седина, а на лице появлялись первые морщины. Но насторожило меня не это. А то, что у отца были мешки под глазами, которые даже белила не могли скрыть полностью. Глаза же были красные, словно с недосыпа, и он часто моргал, чтобы дать им хотя бы секундную передышку. Странно. Когда я уезжал из Виллгарда, предварительно сообщив отцу о том, какой уже получен экономический эффект, и сколько его ещё планируется, и как замечательно мы будем выглядеть в глазах других государств — отец выглядел здоровым, весёлым и довольным жизнью. Что же случилось, что он настолько осунулся? Отто и Освальд, тоже сидящие здесь, вели себя так же, как и всегда.

После обеда представилась возможность отдохнуть пару часов, чем и я воспользовался: я по-прежнему был страшно вымотан. А ведь вечером всё только продолжится.

С одной стороны — вздремнуть мне удалось всего на один час. С другой стороны — этот час вдохнул в меня колоссальный заряд бодрости. Меня сопроводили на королевскую ложу, где отец обычно говорил с народом. И он там, кстати, уже присутствовал.

— Надеюсь, ты отдохнул, сын, — с улыбкой сказал Арнольд Четвёртый, — тебе предстоит долгая речь.

— Почему отсюда? — удивился я, — почему сразу не сказали? — я сурово посмотрел на Ахеола, — я спущусь к ним. Мне кажется, они этого заслуживают.

— Дело твоё, — пожал плечами отец. Но когда я выходил в сопровождении Ахеола из королевской ложи, сзади меня пристроились ещё два стражника.

— Ах, принц Дитрих, да зачем эти дармоеды, — тут же стал канючить Ахеол, — я сам о вас забочусь уже восьмой год так, как никто бы не позаботился. А этим неучам даже оружие доверить нельзя. Они эти алебарды, небось, по пьяни правильно в руки взяли.

— Ты топай, давай, молча, боец невидимого фронта, — мрачно хмыкнул один из стражей, — больно много о себе мнишь. Ты, может, и хорош, но ты один. А качество не всегда превосходит количество.

— Ну, толпа пьяных баранов — это тоже количество…

— Ахеол, достаточно, — сурово сказал я, — нисколько не сомневаюсь в твоём мастерстве, но эти стражники выполняют приказ моего отца. Так что дальше все идём молча.

— Как скажете, вашбродь, как скажете, — поспешно закивал Ахеол, пряча гаденькую улыбочку. К сожалению, я прекрасно понимал, почему Ахеол их донимает. Как и всякий выросший на улице, к стражникам он питал свою особую великую «любовь». И теперь, получив возможность безнаказанно над ними издеваться, пользуется ей при всяком удобном случае. Вот только с каждым разом я опасался, что однажды подобная безнаказанность ещё аукнется куда более нехорошими вещами.

Сегодня, кстати, мой телохранитель был одет в старый потёртый камзол с парой медалей непонятного происхождения, из которого шла чистая, хотя и много раз стиранная манишка. Довершали облачение такие же старенькие брюки и стоптанные, хотя в прошлом и явно хорошие сапоги. Больше всего Ахеол сейчас был похож на какого-нибудь вечно пьяного дядюшку из рода умеренной степени достатка, которого родственники каждое торжество упорно забывают, надеясь, что однажды он потеряется сам собой. Но, как и всегда, главный эффект был достигнут: глаз на телохранителе упорно не задерживался.

Спустившись, я прошествовал через главный холл, и, предвкушая бурные овации, распахнул главные двери. Как и ожидалось, встретил меня восторженный рёв толпы. Терпеливо дав народу прокричаться, я поднял руку, призывая всех к тишине.

— Добрые подданные Тискулатуса, — начал я, — для меня — большая честь приветствовать всех и каждого, кто сюда пришёл. Отчасти надеюсь, что этому поспособствовало то, что уже успел сделать, — снова аплодисменты. Прождав ещё минуту, я продолжил:

— Я знаю, что многие хотят дальнейших перемен. Однако я хотел бы особо обратить внимание на то, что уже случилось. Вы благодарите меня и воздаёте мне почести — и, поверьте, для меня нет отраднее чувства, чем видеть, как то, что ты делаешь, нужно людям! Но это далеко не только моя заслуга. Это — заслуга каждого рабочего, который в любую погоду был готов работать. Это — заслуга каждого трактирщика, которые порой не скупились кормить рабочих даром, зная, что вкладываются в общее дело. Это — заслуга всех жён, которые ждали своих мужей, поддерживали их, кормили, одевали. Подобный результат — это всегда итог работы множества людей. И лишь когда каждый делает своё дело на совесть, подобное становится возможным. И потому я, в свою очередь, благодарю всех и каждого, кто уже приложил силы к тому, чтобы появилась эта дорога, и заранее благодарю тех, кому ещё предстоит сделать так, чтобы она стала удобнее и безопаснее. Благодарю вас всех!

Новый шквал аплодисментов, свиста и восторженных криков, под которые служащие мероприятия начали вскрывать бочки с вином. Я поджал губы: к вину у меня было особое предвзятое отношение, из-за которого, собственно, и случился скандал, вынудивший меня покинуть дворец. Пока ко мне подходили с поздравлениями главы гильдий, которых не допустили до церемонной обедни, народ уже потихоньку начал праздновать. Когда ко мне подошёл глава торговой гильдии с явным намерением произнести речь, полную похвал и благодарностей, меня внезапно взяли сзади за плечо.

— Ваше высочество, — виновато пророкотал солдат, — приношу извинения, что прерываю — но ваш отец желает вас видеть. И срочно.

Дабы не обижать главу торговой гильдии — то есть именно той, на которую я возлагал главные надежды к процветанию страны — я обменялся с ним рукопожатиями, сердечно поблагодарил за уделённое время и, извинившись, поспешно направился обратно в королевскую ложу.

— В тронный зал, ваше высочество, — поправил меня солдат, когда мы поднялись на пятый этаж дворца, — Его Величество ждёт вас там.

Когда мы прибыли в тронный зал, отец уже сидел на троне. Не став нарушать этикет, я встал перед ним на одно колено, приветствуя по всем правилам.

— Ты очень популярен, сын, — с лёгким удивлением сказал король, — даже когда меня короновали — таких оваций не было.

— Это овации для всего нашего рода, отец, — дипломатично ответил я, — не будь ты королём и не создай государство, в котором в казне всегда имеются деньги для таких проектов — всего этого бы не было. Не вини людей в их недалёкости и непонимании того, что им понять не дано.

— Спасибо, сын, — кивнул Арнольд Четвёртый, — собственно, тебя я сюда пригласил для того, чтобы преподнести тебе особый подарок.

Особый подарок от отца? Даже боюсь представить, что это может быть. Может, какое-нибудь уникальное право? Или отец уже хочет выделить мне какое-нибудь поместье? Или, может, отец разрешит мне самому выбрать фаворитку. Право слово, леди Эшли хороша, но за два года уже изрядно набила оскомину…

— Ты едешь жениться, сын, — сказал Арнольд, — на Безымянные острова. Твоя невеста — драконья принцесса.