Карат. Черное сердце.

1 глава

К вечеру дьявольски очевидно:

Дикая, смелая, не моя...

След оставляет в душе, как бритва,

Кратким и емким «хочу тебя».

Вроде и сам я не белой масти —

Черный и смелый — короче, зверь.

Я безраздельно стоял у власти,

Но постучалась однажды в дверь

Дикая, смелая и лесная:

В каждом движенье — игра с огнем.

В общем — наивная и простая,

В частности — бренди, но не со льдом.

Это, похоже, война без правил —

Первым сдается не тот, кто слаб...

Я бы, возможно, всё так оставил,

Даже с улыбкой отдал свой флаг.

Только и сам я не белой масти —

Если зашла, так играй с огнем...

Дикая — это синоним страсти,

Снежный не значит всегда «со льдом».

© Снежный Рыцарь

Часть 1

Глава 1

Он целовал ее так откровенно.

Глубоко, чувственно.

Насаживал на собственные бедра. Скользил ладонями по ее коже, задирая короткую юбку.

Он давал почувствовать ей собственное желание, пробуждая в ее теле отклик своими умелыми действиями. Своим телом.

Я видела, как его язык скользил в ней. Как сплетались их губы.

Как глаза девушки закатывались от наслаждения, в котором она растворялась без стыда, позволяя делать с собой всё, что только он захочет.

Потому что она хотела этого тоже.

Ее тело двигалось в такт с ним, сливаясь в идеальную мелодию из ритма, который звучал в них самих и никак не зависел от музыки, что лилась сверху, оглушая басами, отчего пол под ногами подрагивал на особо низких вибрирующих частотах.

Я видела, как девушка, подаваясь навстречу его движениям, запускала тонкие белые пальцы в его черные волосы, где иногда блестела благородная седина.

Как тяжело и шумно она дышала, запрокидывая голову.

Как его стройное подтянутое тело выбивало ритм, отчего они оба двигались, словно единый слаженный механизм, где все детали были идеально подобраны друг к другу, создавая то трение и скольжение, в котором утопали тела и их распахнутые души.

Они походили на двух ярких бабочек под стеклянным куполом, отгороженных от этого мира тонкой линией хрупкого стекла, но оставаясь на виду. Их тела отливали багровым на черном шелке под неоновыми лампами, что слепили глаза, превращая фигуры во что-то нереальное, томное и запретно-притягательное.

А я смотрела на них, словно вор, и не могла оторваться…

Смотрела, даже когда эти двое оказались совершенно обнаженными, касаясь друг друга и целуя горячо и несдержанно, отдаваясь своей страсти так глубоко, что не могла дышать даже я.

Стыд и необъяснимый трепет заполняли мое напряженное тело, когда я понимала, что они могут увидеть меня, если просто поднимут головы.

Поймают за этим бесстыжим занятием, заставляя смутиться еще сильнее и бежать с их глаз, но ничего не могла с собой поделать.

Откровение их тел завораживало.

Запретный плод сладок. Да, это было именно так. И его запах начинал кружить голову.

Даже стоя в другом конце зала, я ощущала этот аромат, который исходил от них.

…Так пахнет желание. Соленым потом. Терпкой страстью. Сгущенным спертым воздухом, где сгорел весь кислород. Ароматом двух тел, каждое из которых отдает свой сок. Так пахнет секс…

Этот голос всегда вводил меня в полный ступор, заставляя напрячься так отчаянно, словно я ожидала нападения.

Да, ожидала.

Каждую секунду, когда он был рядом, даже если он всегда держался на расстоянии.

Каждый сконфуженный удар моего сердца, когда я не могла ощутить его приближение к себе, как бы ни старалась, каждый раз вздрагивая, словно он возникал из самой темноты, опускаясь на меня терпким, обволакивающим голосом, где всегда звучали мурчащие, ленивые нотки.

Я не могла уловить ни единого движения рядом с собой, пока не ощущала аромат его дыхания и мощного большого тела, что подкрадывался ко мне, чтобы заключить в свой невидимый кокон из манящей, но такой опасно-обманчивой сладости и томности.

Его сила чувствовалась на уровне инстинктов.

Его манящая хищность.

Его соблазн, в котором всегда было запрятано множество тайн и обмана.

К нему нельзя было подходить близко, чтобы остаться верной себе и не обнаружить себя в странном месте без памяти и иных желаний, кроме него самого.

…Я видела, как он действовал на женщин.

2 глава

О сне можно было забыть.

Как и о том, чтобы чувствовать себя уверенно и спокойно в стенах этого огромного дома, который стал родной и уютной берлогой для двух десятков Берсерков и их жен вне зависимости от рода.

Не было ничего более ужасного, чем быть всегда в состоянии войны.

Каждую секунду, каждый миг ожидая, когда он снова появится на моем пути, чтобы не пройти мимо, а в очередной раз доказать, что он сильнее, он хитрее и хищнее меня.

Это состояние угнетало…

Но даже оно было не таким едким, как ощущение того, что отныне была тайна.

Между мной и им.

Грязная. Откровенная. Задевающая слишком глубоко внутри, чтобы ею можно было поделиться хоть с кем-нибудь. Едва ли я смогла бы рассказать о подобном даже моей сестре Луне, что было уже само по себе ужасающим событием.

Он словно клеймил меня этой грязью и пошлостью, прикоснувшись один только раз!

А я?

Я не могла понять, как теперь с этим бороться и как очистить себя, чтобы не прятать стыдливо глаза каждый раз, когда буду видеть его или слышать этот манящий, обманчиво сладкий голос.

Я сипло выдохнула, пытаясь мысленно собраться и охладить хотя бы голову, чтобы не натворить ошибок в очередной раз, когда почувствовала, что в этом большом доме не спал кое-кто еще.

Странно было ощущать его как себе подобного, когда он был человеком.

Грант. Мужчина с бездонными глазами, который стал частью нашей семьи. Сам он криво улыбался на это изречение и добавлял обычно, что он самый кривой из всех возможных аппендиксов семьи, если уж был ее частью.

Но мне он нравился совершенно искренне.

Не знаю, возможно, дело было в том, что я успела узнать его еще до того, как мы вернулись в лоно семьи, и нам пришлось разделить короткую, но насыщенную событиями часть нашей общей жизни.

«Недочеловек, недозверь» — так называл сам себя Грант с тех пор, как увидел в тех жутких папках из лаборатории, что в нем билось сердце Берсерка, говоря о том, что, вероятнее всего, именно этот факт так повлиял на его психическое состояние, отрезая от мира людей как таковых.

Теперь же я видела совершенно точно, что рядом с нами он менялся. В лучшую сторону.

Грант стал смотреть в глаза. Всё реже впадал в приступы эпилепсии и уже не так сторонился общества зверей, хотя по-прежнему не входил в кухню, если в ней было больше чем два человека.

Вот и сейчас он остановился у порога, к счастью, без прежней скованности и угловатости в движениях, чуть улыбнувшись мне с легким кивком головы:

— Не спится?

— Да. Входи. Будем не спать вместе.

Я улыбнулась ему в ответ, понимая, что рядом с Грантом мне спокойно и комфортно.

Наверное, мы были похожи в том, что старались оставаться в тени общения и разговоров, предпочитая наблюдать и делать выводы. А еще никогда не лезли в душу, понимая, что если кому-то будет настолько тяжело, что захочется рассказать о сокровенном, то он сделает это сам, без лишних уговоров.

К счастью, и Грант чувствовал себя рядом со мной комфортно.

Несмотря на то что я была чистокровным зверем категории «красных».

Мужчина вошел в темную кухню, облаченный в свободные спортивные брюки и тонкую футболку, горловина и грудь которой были мокрыми от пота.

Я знала, что Грант не может спать из-за кошмаров.

Страшные последствия душевной детской травмы, когда, будучи ребенком, он увидел то, на что способен мой род, и больше не смог забыть, как бы глубоко в подкорку ни загонял с помощью лекарств и внушения.

— Мия оставила где-то успокаивающий чай.

— Он в холодильнике.

Я поднялась с пола, открывая высокую дверцу огромного агрегата, который занимал часть кухни и мог вместить в себя такое количество еды, которое обычным людям сложно было даже представить.

Наш мир отличался от мира людей разительно, даже если теперь в нашем обиходе стало много этих человеческих штучек вроде телефонов, ноутбуков, даже газовой плиты. Но они были удобными. Только такими же хрупкими, как сами люди.

Особенно для папы!

Я уже и не могла вспомнить, сколько телефонов было сломано в его руках и сколько тюленей было послано в далекие дали на хребты к косаткам. По этой причине его категорически не пускали к телевизору, что занимал половину стены одной из комнат, которую Нефрит переоборудовал под домашний кинозал, где на выходных собиралась вся семья, чтобы приобщиться к волшебному миру кино и бурно обсудить его после окончания.

— Держи, — Грант поставил передо мной стакан на длинный деревянный стол, за которым собиралась вся семья три раза в день на завтрак, обед и ужин. А еще сотню раз пробегая мимо и заглядывая, чтобы урвать очередную вкусняшку и получить от мамы Зои скалкой. — Кажется, этот чай и тебе пригодится.

— Это точно. — Моя улыбка получилась кривой, и я была рада, когда мужчина только коротко кивнул в ответ, не стремясь пускаться в расспросы.

3 глава

Не касайся пламени, если не хочешь сгореть.

Эти слова тревожными колокольчиками стучали в моей голове, пока я бежала по лесу обнаженная и совершенно смятенная пережитыми чувствами, боясь понять, что он следует за мной, потому что отчетливо понимала, что спасения не будет. И если он догонит, то… что?

Я остановилась, переводя дух и пристально глядя в ближайшие кусты, словно ожидала, что он выпрыгнет из них и игры будут кончены. Но шли долгие напряженные минуты, а вокруг было по-прежнему тихо.

Значит, сдержался. Усмирил в себе зверя.

А я?..

Можно было даже особо не прислушиваться к себе, чтобы понять, что я не в норме!

Достаточно было взглянуть на подрагивающие пальцы. И глупо было пытаться убедить себя в том, что это всё от быстрого бега.

Это всё ОН!

Его влияние на меня!

С каждым его прикосновением, с каждым словом во мне словно что-то надрывалось, выпуская дурманящую тьму, о которой я раньше даже не подозревала.

Хотелось, чтобы мне были омерзительны его касания. Хотелось, чтобы я вспоминала с дрожью отторжения этот поцелуй, но всё было не так… Я знала, что хочу этого еще.

Ощутить его вкус на своем языке. Вдохнуть полной грудью аромат его мускулистого большого тела. Чтобы это длилось до головокружения, до сумасшедших звезд перед глазами.

Я прикоснулась пальцами к своим губам, облизываясь и чувствуя его вкус снова, с трудом сбрасывая пелену кусающих эмоций.

Рядом с ним мой разум словно постигало полное затемнение!

Нужно было двигаться вперед и оставить позади свою нелепую выходку.

Дом был уже недалеко, и добраться до него не было проблемой.

Проблема была в том, как я смогу войти в таком виде...

Даже если наша с Тайгой комната была на первом этаже, шанса, что меня не заметят, не было.

— Ты чего здесь жмешься?

Пора было приходить в себя однозначно, потому что мой внутренний раздрай не сулил ничего хорошего: я даже не заметила приближение Тайги, которая обладала чистой кровью Берсерков и была очень даже видимой для меня по всем параметрам! Но только не в этот день.

Тайга осмотрела меня быстро и цепко, лукаво прищурившись:

— А одежду где потеряла?

Нет, рассказывать о Карате и тем более своем позоре я не хотела, но и придумать сразу тоже ничего не смогла, видя, как девушка только улыбнулась шире, сокрушенно покачав головой:

— Ветром сдуло?

— Что-то вроде этого… — пробормотала я, надеясь, что не начну краснеть. — Можно тебя попросить?

— Сейчас принесу другую, — без лишних слов кивнула Тайга, не став, к счастью, вдаваться в подробности моего бегства в таком виде с речки. — Только будь здесь, а то я замучилась тебя искать по лесу!

Я только скованно кивнула в ответ, опасливо покосившись на лес, который мирно шелестел от горячего июльского воздуха, в поисках беды, которая могла выйти из-за любого дерева или куста, пока Тайги не было рядом. Но, кажется, я действительно была одна.

Скоро она вернулась с новой майкой и свободными тонкими штанами, которые я быстро натянула на себя, и мы смогли спокойно войти домой, не возвращаясь больше к вопросам, что явно кружили в голове Тайги.

Уже сидя на кухне и завтракая любимыми блинчиками Янтаря, я услышала голос папы с веранды, где он с Сумраком пил холодный чай, стоя в ярких купальных трусах — благо не обнаженным! — и с мокрой повязкой на голове, чтобы охладить мозги в жару:

— Ты где шлялся, упырь глазастый? Только тебя ждем!.. А чего мокрый такой?

Не знаю, как я не поперхнулась от многозначительного взгляда Тайги, который она пульнула в меня, словно гранату, первым делом покосившись в распахнутое настежь большое окно, где было видно этого самого упыря, что вальяжно вышагивал из леса. Действительно мокрый.

Черт бы побрал дьявольскую красоту этого мужчины!

От этих мокрых иссиня-черных волос, что были небрежно зачесаны пятерней назад, и его мокрых длинных ресниц невозможно было оторвать глаз. Что уж говорить про его тело, на котором блестели капельки влаги, стекая тонкими струйками по мощной груди и кубикам пресса, впитываясь во влажные брюки, словно он плавал прямо в них.

Тяжело было признаться в этом себе, но сейчас он выглядел на самом деле сексуально. И казался на первый взгляд довольно спокойным.

— Решил немного освежиться перед долгим разговором, — отозвался Карат в свойственной ему одному лениво-мурчащей манере, а я поспешно сделала вид, что ковыряю в блине пылинку вилкой, ощущая полыхающей кожей, что Тайга снова уставилась на меня хитро и подозрительно.

— А чего меня не позвал? — пробасил отец.

— Подумал, что без косаток ты не плаваешь, друг мой. Боишься утонуть.

— Моржовый хрен тебе во все дырки! — пробурчал недовольно отец, а Сумрак приглушенно рассмеялся. — Вечером пойдем туда вместе! Покажешь, где ты там плавал!

4 глава

Интересно, сколько ночей можно не спать и какой предел есть у организма без полного и абсолютного расслабления?..

Я с трудом уснула, уже когда солнце встало над горизонтом, прислушиваясь к каждому шороху даже за пределами дома.

Думала, что он не сможет оставить всё на этой подвешенной ноте и снова попытается заманить меня в свои извечные порочные ловушки.

Но Карат больше не пришел.

А стоило только открыть глаза, как я поняла, что он ушел.

Тайга была откровенно расстроена, потому что каждый знал, что этот мужчина уходит и появляется, когда ему вздумается, и может отсутствовать долго, а я пыталась найти в себе облегчение, но получалось с большим трудом.

Я пыталась убедить себя в том, что это всё не из-за меня.

Фыркала на себя, когда умывалась, шикала на собственное отражение в запотевшем зеркале ванной, убеждала в том, что кто я такая и какое имею отношение к нему, чтобы он уходил в ночь по неизвестным причинам… А сердце глухо билось в груди, заставляя усомниться даже в собственных словах и мыслях.

Не нужно было его целовать.

Нужно было придумать что-то другое, чтобы отвлечь.

В конце концов просто пнула бы со всей дури по больной ноге! Только какой смысл было рассуждать об этом сейчас, когда мир затих, словно в ожидании бури и его возвращения.

Тайга только подливала масла в мой огонь, спрятанный под толщей льда воспитания, когда косилась на меня и спрашивала будто невзначай о причинах, по которым Карат мог бы уйти так неожиданно.

— Он всегда уходит, когда что-то замышляет, — буркнул отец за завтраком. — И вам, мелочи, даже думать об этом не стоит! Занимайтесь своими делами и поменьше думайте об этом жуке хитрожопом! Решит свои дела и вернется, никуда не денется!

Я даже имя его не произносила вслух.

Мне казалось, стоит только сделать это, как я снова смогу ощутить его аромат на собственном языке, обязательно покраснею и этим привлеку много лишнего внимания к себе.

Я продолжала жить своей обычной жизнью, но мыслями постоянно возвращалась к речке и тому, что там произошло.

Играла с малышами, кормила их, разговаривала с братьями и их женами, тренировалась с Тайгой, но в голове был только он и его последние слова.

Про других.

Словно он пустил жало куда-то под мои ребра.

Крошечное, совершенно незаметное. Но оно жгло меня каждую секунду, подогревая нервы и воспламеняя кровь.

— Давай, Звезда! Соберись уже! Что с тобой сегодня?

Я пропустила удар. Снова. И заработала себе очередной синяк стараниями Тайги, когда мы вышли с ней на тренировку в этот раз рядом с домом, не смущаясь того, что Беры тут же высыпали на веранду с едой и напитками, развалившись на всех свободных шезлонгах, чтобы понаблюдать за нами и внести свою лепту в обучение.

Я тряхнула головой, вытирая пот с лица, и шумно выдохнула, обращаясь к Янтарю, который, как всегда, успевал и кушать, и внимательно смотреть за нами, переживая всей душой.

— Просто не выспалась.

Пронзительные глаза Нефрита сверкнули сочной опаляющей зеленью, когда он кинул пронзительный взгляд на меня поверх спущенных на кончик носа темных очков, заставляя поспешно добавить, словно оправдываясь:

— Эта жара меня просто убивает! Даже ночью невозможно дышать из-за духоты.

Нефрит усмехнулся, скрывая свои хитрые глаза за темными стеклами, а Янтарь протяжно выдохнул, активно закивав головой в согласии и полной поддержке:

— И не говори! У меня мозги как шашлык на гриле! Представляю, каково тебе, жившей всю жизнь исключительно в ледниках! Должно быть, таешь, как шоколадка!

Я улыбнулась ему в ответ, кивая и будучи довольной тем, что хотя бы кто-то не смотрел на меня так, будто что-то подозревал.

— Почему не как льдинка? — протянул Лютый, который лежал, закрыв глаза, и, как всегда, был спокойнее ледника, потопившего «Титаник».

— Потому что шоколадка вкуснее!

— Ты просто не пробовал фруктовый лед.

Не знаю, чем бы закончилось это милое общение братьев, если бы не звон холодильника и оглушающий своими децибелами рев отца:

— Какая сволочь сожрала последнее ведро с мороженым?!

Судя по тому, как поперхнулся и выпучил глаза Янтарь, долго искать нарушителя не пришлось.

— Кажется, брат мой, тебе лучше прямо сейчас совершить утреннюю пробежку по лесу, что ты запланировал еще как пару дней назад, — хохотнул Нефрит, снова опуская очки на кончик носа и явно желая сполна насладиться грядущим представлением, когда шаги разъяренного отца двинулись в сторону веранды.

— А еще лучше — пробежку до города за новой порцией мороженого, — кивнул Лютый, так и не открывая глаз, даже когда отец вылетел на улицу, готовый загрызть того, кто покусился на святая святых, не считая обожаемой рыбы.

— Я думал, батя не любит шоколадное!

— Батя сгрызет сейчас даже лед из морозильной камеры, чтобы только не помереть от перегрева.