Директор научно-исследовательского института Борис Дак сделал скорбно-ироническое лицо. Он сказал этнологу Армаге своим молодым красивым голосом:
— Последний из могикан… Так, кажется, назывался один старинный роман?
— Да, — ответил Армага. — Вы, по-видимому, не считаете название удачным? К сожалению, автор этого романа не имел возможности советоваться с нами. Он умер три столетия тому назад.
Дак вздохнул.
— Я не читал этого романа. Только слышал о нем в детстве от электронной няни. Нелегко быть последним. Как вы думаете?
Армага промолчал. Он понял, к кому относилось двусмысленное замечание директора. Ведь Армага был последним из этнологов, последним представителем науки, которая давно утеряла свою актуальность.
— Вы понимаете меня, Армага. Я ничего не имею против вас. Вы усердно трудитесь у себя в кабинете, на дверях которого написано: «Сектор первобытного мышленья». Я ничего не имею против первобытного мышленья тоже. Оно, разумеется, существовало. Но не могли бы вы, — директор замялся, подыскивая деликатные, не способные ущемить чужое самолюбие слова, — не могли бы вы съездить куда-нибудь, привести свежие, добытые в недрах самой жизни факты для подтверждения своих гипотез? В конце концов, каждая наука вынуждена опираться на эксперимент. Это стало аксиомой еще со времен Галилея.
— Я понимаю, о чем вы говорите. Но что делать? Последний полевой этнолог, изучавший фольклор пигмеев и папуасов, умер семьдесят лет тому назад. Повсеместно высшее образование вытеснило все рудименты прошлого. Согласитесь сами, что доктора наук, супертехнологи, врачи и математические логики плохой материал для изучения наивных и первобытных форм мышления.
— Я понимаю, — сказал директор. — Но надо смотреть вперед. Человеческое общество Земли, я уже не говорю о Марсе и Венере, располагает огромными средствами для поддержки науки. Мне указали на вас в Управлении научно-экономических проблем. Что это за ученый, заявки которого смехотворно малы? Вам отпустят средства произвести любой эксперимент, разумеется, если в нем есть необходимость. Подумайте, Армага. Покончите со своей, робостью и консерватизмом, не подводите наш институт.
— А что вы, собственно, хотите?
— Я хочу, чтобы через неделю вы представили план и смету. Дерзости — вот чего я хочу от вас. Да, это должен быть прыжок в неведомое. Надеюсь, вы поняли меня, Армага?
Вся следующая неделя прошла в работе над планом и сметой. Но никаких свежих и дерзких идей не пришло в голову бедному этнологу. Ему нужны были некоторые уникальные книги по теории и истории первобытного мышленья. Вот и все.
Когда Армага вошел в директорскую, держа в руках план и смету, его слегка лихорадило. Бориса Дака не любили за его прямолинейность. Другое дело, все предшественники нынешнего директора. Они смотрели на этнолога так, словно еще существовали этнические границы.
За столом рядом с Борисом Даком сидел молодой человек с загадочной улыбкой на лице, узком и чернобровом лице мага и волшебника.
— Познакомьтесь, — сказал директор этнологу, представляя молодого человека. — Это известный маг и волшебник Робинс. Кроме административных талантов, у него есть еще одна профессия. Он специалист в области возвращения прошлого и режиссер. С его помощью, Армага, вам удастся попасть в потерянный рай первобытных нравов. Теперь дайте взглянуть на вашу смету.
Посмотрев смету, Борис Дак рассмеялся.
— Опять книги и рукописи? Нет, дорогой. Уже заказано парусное судно, на борту которого вы поплывете в семнадцатый век. Кораблекрушение тоже предусмотрено. И высадка на острове, еще до того, как там побывал капитан Кук. Впрочем, это не ваша забота. Обо всем позаботится администратор, реконструктор и режиссер Робинс. Он отлично отрежиссирует ваше пребывание среди туземцев. Не беспокойтесь, среди них не будет ни одного доктора наук, ни одного супертехнолога и врача. Только люди, пребывающие по ту сторону цивилизации, с наивным и поэтичным мироощущением.
Робинс отлично отрежиссировал эту сцену. Даже буря, и та началась в строго предусмотренный час. Все шло по расписанию, составленному чернобровым волшебником и магом. Ночью в кромешной темноте Армага оказался в душном тропическом лесу. Утром он обнаружил, что находится на острове. Днем он увидел приближающиеся к берегу пироги с голыми коричневотелыми туземцами.
Он хотел было спрятаться и чаще, но был замечен коричневыми людьми, чье зрение отличалось первобытной остротой.
Туземцы ленивой походкой шли по тропе, покачиваясь на ходу и подавая ему, Армаге, какие-то знаки.
Этнолог постарался припомнить все, что он знал о далеком прошлом человечества. Но он знал слишком много, чтобы сейчас припомнить именно то, что ему было необходимо. В голове возникла фраза, ответ его на экзамене, когда он был студентом: «Человек еще не выделился из природы, в нем еще плохо отчленяется „я“ и не „я“. Человек здесь еще не осознает себя более или менее самостоятельной субстанцией, но скорее только атрибутом, одним из внешних признаков природы».
Тогда эта фраза защитила его от строгого и придирчивого экзаменатора. Но сейчас… Сейчас едва ли она могла прикрыть его тело от копий, стрел и дротиков туземцев, чьих намерений он не знал. Голые коричневые люди шли и шли. На лице одного из них, по-видимому, вождя, играла плотоядная двусмысленная улыбка.
Когда они подошли к Армаге вплотную, коричневотслый человек, похожий на вождя племени, сделал непонятный жест ладонью. Потом он сказал:
— Природа уполномочила меня, дорогой этнолог, поговорить с вами по душам.
— Вы хотите меня убить? — вежливо спросил Армага. — Кто вы?
— Я еще не определил, кто я. Пока я часть природы. Атрибут. Я еще не отчленился от всего того, что меня окружает. Нет, в мои намерения не входит убийство. Зачем? Для чего? Вы явились сюда, чтобы изучать прошлое? Я — прошлое. Это вас устраивает?
— Вполне.
— Но только не рассчитывайте на мою помощь. Разведите костер. Постройте жилище. Устраивайтесь, Армага. И забудьте о тех, кто вас сюда послал.
— А кто послал сюда вас? — спросил Армага.
— Кто же еще? Новый администратор, маг и режиссер. Меня послал Робинс. Мы артисты, Армага. Наше дело играть. И мы играем. Правда, мы не знаем, чем кончится наша игра. Ведь мы тоже посланы сюда поймать и запечатлеть прошлое. Нам надо спешить, Армага. Через месяц сюда придут корабли капитана Кука. Настоящего Кука, Армага. Того самого Кука, которого чуть не съели туземцы.
Прошло две недели, две недели длинных и медлительных, как два десятилетия. Этнолог сидел у костра и варил суп. Позади него стояло изделие его рук, ульевидная и полусферическая хижина, соответствующая древнейшей форме человеческого жилья.
Покачивающейся походкой подошел голый коричневотелын человек, но уже без плотоядной двусмысленной улыбки на похудевшем и озабоченном лице.
— Нам надо спешить, Армага, — сказал он. — Ровно через неделю здесь появятся корабли Джемса Кука.
— Ну и что?
— Продолжим лучше нашу беседу. Вам хочется знать, как мыслю я, первобытный наивный человек, еще не перерезавший пуповину, соединяющую меня с природой? Слушайте меня! Я мыслю, значит, я существую.
— Это сказал Декарт.
— Простите. Оговорился. Я еще не полностью вошел в свою роль. Мешают приобретенные мною привычки. Надеюсь, это останется между нами. Маг и волшебник Робинс не должен этого знать. Итак, начнем. На чем мы с вами остановились?
— Хватит о первобытности. Уже надоело. Расскажите лучше о Робинсе. По-видимому, он все-таки неважный режиссер. Все, что происходит здесь с нами, смахивает на фарс. Но, судя по началу, когда буря разбила корабль и я чуть не пошел ко дну, у него были несколько другие, более серьезные намерения.
— В свои намерения он меня не посвятил. Режиссер он не из первоклассных. Я с вами согласен, но маг и волшебник не без таланта. Я уверен, что корабли капитана Кука сюда придут.
— Вопреки необратимому ходу времени?
— Думаю, что так. Робинс слишком упрям. И он своего добьется.
— Но все же законы природы… То, что вы говорите, чистейший субъективизм и метафизика!
— Значит, я вхожу в свою роль. Готовясь к этой экспедиции, я читал одну из ваших книг о древнем способе мыслить. Вы пишете… Цитирую: «В первобытном сознании одни вещи превращаются в другие, словно по мановению волшебной палочки». Мне особенно понравилось это выражение: «по мановению волшебной палочки». Ведь мы сейчас находимся в мире превращений. Я это чувствую по себе. Вам можно довериться, Армага?
— Вполне.
— Тогда я открою вам одну тайну. Робинс действительно имеет власть над временем. Пока, правда, еще не полную. Если удастся эксперимент, мы действительно можем встретиться с капитаном Куком.
— А если эксперимент не удастся? Что же тогда?
— Не говорите об этом, Армага. Тогда мы потеряем контакт с действительностью.
— С какой? С нашей или с той, где пребывает этот самый Кук?
— Со всякой, Армага. И с той, и с этой. Нас ждет ничто.
— Ничто? Я никогда не мог понять смысл этого слова.
— Почему?
— Потому что оно отрицает смысл. Вы хотите сказать, что нас ждет смерть?
— О, если бы нас ждала смерть, Армага. Смерть это нечто вполне реальное. Но нам откажут даже в этом. Нам откажут в реальности. Нас спишут как неудачный опыт режиссера Робинса, как брак. Робинс хоть и волшебник, но все же человек. У него тоже бывают неудачи.
Армага трудился в поте лица. Он добывал огонь с помощью огнцвного сверла по всем правилам первобытной техники. Огонь было уже робко запылал, когда вбежал коричневотелый актер, игравший в непозволительную игру с прошлым.
— Армага! — крикнул он ликующим голосом. — Эксперимент удался. Корабли капитана Кука подходят к острову, который сегодня же будет открыт.
Армага взглянул на море и увидел белые паруса. Сердце его сжалось от тоски. Несомненно, это были корабли капитана Кука. Робинсу, по-видимому, удалось повернуть вспять непослушное время и причалить к XVII веку.
— Вы уверены, что это Кук? — спросил этнолог своого голого коричневотелого собеседника.
— Еще не вполне, — ответил коричневотслый. — С Робинсом время от времени случаются накладки, но вас, наверное, не очень огорчит, если это окажется Магеллан, Лаперуз или Крузенштерн? Скажите, вы психологически подготовили себя к этой встрече? Как вы объясните свое пребывание здесь, на этом острове? Смотрите только не ссылайтесь на Робинса, не раскрывайте механику дела. Учтите, что Кук не подготовлен к восприятию достижений современной нам науки и техники.
— А что же мне ему сказать?
— Лучше ничего не говорите. Сделайте вид, что не понимаете его языка.
— Но он же не оставит меня здесь. Я не похож на туземца. Он заберет меня на свой корабль.
— Ну и что ж! Вы же этнолог и не должны печалиться, что судьба забросила вас в век, где вам удастся сделать много открытий. Вам повезло, Армага. Что передать директору института, если мне удастся вернуться в свой век?
— Передайте ему, что нам необходимо встретиться.