Пролог
Всё случается буквально за секунду. Вот только что я была в своей гостиной — уютной, теплой, с камином. А сейчас — уже в заснеженном лесу.
На мне — чужая шуба из меха незнакомого зверя. А на ногах… Я даже не знаю, что у меня на ногах, потому что увязла в глубоком снегу. Кажется, я пытаюсь бежать. Куда? Зачем? Мороз щиплет щеки и руки.
Как я оказалась здесь? И почему ничего не помню?
Этот день не заладился с самого утра. Собрание акционеров на работе, ссора с лучшей подругой и — как вишенка на торте — неприятный разговор с «маркизом» Паулуччи. Хотя какой он маркиз? Шут гороховый!
А может, это как раз он? Стукнул меня по голове и, пока я была в беспамятстве, вывез в лес? Нет, что-то не сходится. Откуда бы он взял эту странную шубу? Да и не похож он на мужчину, способного поднять руку на женщину. Даже если эта женщина ему отказала.
Я слышу шум за спиной и оглядываюсь.
Так вот, почему я бегу. Следом за мной, тоже проваливаясь в снег, спешит мужчина. Высокий, бородатый, в старомодном овчинном полушубке. Других людей поблизости нет. Только мы вдвоем и бескрайний, звенящий от мороза лес.
Что нужно мужчине в расцвете сил от молодой красивой женщины, мне объяснять не требуется. Возможно, я потеряла память, но не разум.
Я понимаю, что далеко не убегу. Сил уже почти не осталось. Да и куда тут бежать? А незнакомец всё ближе и ближе. Я уже слышу его тяжелое дыхание.
Я разворачиваюсь, выставляю вперед руки. Шепчу:
— Пожалуйста, не надо!
Как будто бы это его остановит!
Он тоже замедляет шаг, и у меня появляется возможность разглядеть его получше. Высокий лоб, нос с горбинкой, заиндевевшая борода — кажется, русая. Встреться мы при других обстоятельствах, возможно, он не испугал бы меня.
Его рука взмывает вверх вместе с зажатым в ней древком вил, и через секунду в мою сторону уже направлены четыре острых, сверкающих в лунном свете зубца. Кажется, я ошиблась в его намерениях. Ему не нужна моя честь. Ему нужна моя жизнь! Я холодею от ужаса и закрываю глаза.
Но ни через секунду, ни через минуту ничего не происходит. И я решаюсь снова посмотреть на мир.
Я вижу удаляющуюся фигуру. Он уходит прочь по тем же следам, держа в руке всё те же вилы. Я опускаюсь на снег, хватая ртом морозный воздух. По спине течет пот.
Так что же всё — таки ему было от меня нужно? И почему он не завершил начатое? Пожалел?
Но ответ на этот вопрос я нахожу довольно скоро. Начинается вьюга, и следы на снегу заметает так быстро, что я едва могу их различить. А когда я слышу протяжный волчий вой за густой стеной деревьев, волосы встают дыбом.
Он не стал убивать меня, потому что понял — я и так не выберусь из леса. Я не найду дорогу назад и замерзну в снегу. Или нарвусь на волков.
Будто в подтверждение моих мыслей вой раздается снова. И снова.
Мне страшно идти вслед за мужчиной, но еще страшнее остаться тут одной. Снежная круговерть настолько сильна, что за белой стеной не видны деревья.
И я иду, иду вперед. Или назад? Я уже не понимаю, воют это волки или ветер. Наши следы давно замело, и я не знаю, в правильном ли направлении я двигаюсь. Я только знаю, что если остановлюсь, если присяду хоть на миг, то уже не смогу заставить себя подняться.
И когда я слышу звук колокольчика, то не сразу верю ушам. И всё — таки я иду на этот звук — из последних сил.
И вываливаюсь на дорогу едва не под копыта невысокой мохнатой лошаденки.
— Тпру!!! — раздается с саней чей-то голос.
А его обладатель — такой же приземистый, как и лошадь, — через мгновение уже склоняется надо мной.
— Ох, барыня, что случилось — то? Как вы попали-то сюда? Где ваши люди?
Барыня? Люди? Он что, издевается? Но я слишком слаба, чтобы хоть что — то сказать.
А он продолжает хлопотать:
— Вишь, Гнедко, диво-то какое? — кажется, он разговаривает с лошадью. — На нее, поди, волки напали. И нам с тобой надо поспешать — не ровен час стая вернется.
Он грузит меня в сани, укутывает чем-то тяжелым и теплым.
— Не обессудьте, ваше сиятельство, чем богаты.
Я по-прежнему ничего не понимаю. Если это розыгрыш, то очень странный и жестокий. И когда я отогреваюсь достаточно, чтобы пошевелить языком, спрашиваю:
— Куда мы едем?
Возница оборачивается:
— В Даниловку, ваше сиятельство!
Да, всё правильно. Именно там я и живу. Но что за дикие обращения — «барыня», «ваше сиятельство»? Ничего, разберусь потом. Мне бы только дома оказаться.
Наша лошадка взбирается на высокий угор, с которого Даниловка видна как на ладони. Метель уже почти утихла.
Я приподнимаюсь в санях, пытаясь разглядеть знакомые места. И не узнаю их.
Низенькие, почти до крыш занесенные снегом темные избы с крохотными окошками — разве это моя деревня? А где же двухэтажный, недавно отремонтированный дом культуры? Где водонапорная башня и вышка сотовой связи?
И что это там, за поворотом? Церковные купола?
Мне снова становится плохо. Храма в Даниловке нет уже почти сто лет. Был до революции, но его разрушили в тридцатых годах прошлого века. Остался он только на старой картине, которую я однажды видела в районном краеведческом музее.
— Простите, — лепечу я, — а какой сейчас год?
Мужик смотрит на меня как на умалишенную. Но делает скидку на мое жалкое состояние и всё-таки отвечает:
— Да знамо какой, ваше сиятельство, — тыща осемьсот пятьдесят осьмой от Рождества Христова.
1. Колье
Колье лежит на бархатной подушечке в красивом футляре. Несколько больших синих камней в обрамлении мелких прозрачных и ослепительно ярких камушков.
Я осторожно прикасаюсь к подарку и тут же отдергиваю руку. Футляр доставили вместе с цветами прямо к завтраку. Да, вот так — кому-то круассаны к завтраку подают, а кому-то — украшения.
— На бижутерию не похоже, — шепчет за моей спиной Лида. — Неужели, настоящие?
— С ума сошла! — усмехаюсь я. — Ты представляешь, сколько стоят сапфиры такого размера?
— Тысяч сто? — предполагает подруга. — Или больше?
Такие крупные драгоценные камни Лида Степанова видела только по телевизору — в рекламе ювелирного магазина. В реальной жизни такие магазины она старалась обходить стороной.
— Между прочим, его привез обычный курьер из службы доставки, — напоминаю я. — Ты бы доверила сапфировое колье простому курьеру?
— Я — нет, — решительно заявляет подруга. — А он — запросто! У людей иногда крыша от любви съезжает.
Я достаю колье из футляра, подхожу к зеркалу.
— Ну, надевай уже! — выдыхает Лида. — Не томи!
Замочек защелкивается легко, и колье гармонично заполняет собой открытый ворот темно-синего платья.
— Ох, — стонет Лида. — Они точно настоящие!
Теперь я понимаю это и сама, хотя мысленно еще пытаюсь убедить себя, что это — всего лишь очень качественная имитация, вроде кристаллов Сваровски.
— Лида, ну ты подумай — откуда у него деньги на такую дорогую вещь? Он, правда, говорит, что неплохо зарабатывает, но не до такой же степени.
— Может, это фамильная драгоценность, — предполагает Степанова. — Он же, кажется, маркиз?
Я фыркаю. Больше всего в новом поклоннике мне не нравится именно показной аристократизм. За то недолгое время, что мы с ним знакомы, он раз двадцать упомянул, что является членом Российского дворянского собрания. Наверно, это должно было произвести на меня неизгладимое впечатление.
— Ты не веришь, что он на самом деле маркиз? — удивляется Лида. — А, по-моему, очень похож. В нём столько гонора! Мне даже неловко становится, когда он обращает внимание на мою скромную особу.
— Может быть, и маркиз, — не спорю я. — Хотя какая разница? Сейчас это, к счастью, не имеет никакого значения.
Колье идет к моим синим глазам. Пожалуй, стоит сделать селфи. Ну, кто без фото поверит, что я отказалась от такого подарка? А в том, что от него нужно отказаться, я не сомневаюсь ни секунды.
— Неужели, вернешь? — Лида будто читает мои мысли.
Если это и правда драгоценные камни, то столь щедрый подарок скорее пугает, чем радует. Мне никогда не дарили ничего похожего.
И даже простое золотое украшение — тоненький перстенек с тремя крохотными бриллиантами — я получала лишь однажды. От мужчины, которого очень любила. И который, как я тогда думала, любил меня. Но вспоминать об этом сейчас совсем не хочется. Ни к чему хорошему тот подарок не привел.
— А ты предлагаешь мне выйти за него замуж? — отвлекаюсь я от невеселых мыслей.
— Ой, нет! — пугается Лида. — Боюсь, он не позволит тебе со мной общаться. А может, тебе просто с ним переспать? Ну, на одну-то ночь можно забыть о том, что он тебе не нравится?
Я качаю головой:
— Такое сокровище за одну ночь? Нет, этот подарок предполагает более серьезные обязательства.
— Если подарок с условиями, — возражает Лида, — то их нужно озвучивать до того, как он будет сделан. Во всяком случае, так поступают нормальные люди. Слушай, а давай это колье в гугле найдем — по фотке. Если оно старинное и дорогое, то в интернете про него должно быть что-то написано.
Она достает телефон и делает снимок
— Так, загружаем…
По изменившемуся лицу подруги я понимаю, что информация ее шокирует.
— Скажи-ка мне фамилию твоего Ромео! — требует Лида после долгой паузы.
— Паулуччи, — я хихикаю как девочка. — Кажется, среди его предков были итальянцы.
— Точно! — ахает Степанова. — Тут так и написано. Вот тот сапфир, что в центре, называется «Синее озеро». Известен со второй половины семнадцатого века. Роду Паулуччи принадлежит с начала восемнадцатого. Ненадолго уходил из семьи в девятнадцатом веке, но был снова выкуплен на аукционе в начале двадцатого. Является частью колье. Здесь не написано, у кого оно находится в настоящее время. Зато указана его экспертная стоимость — полтора миллиона. И заметь — не рублей!
Мне становится не по себе.
— Ох, Анька, лучше, и правда, его вернуть, — снова вторит моим мыслям подруга. — И вообще — не связывайся ты с ним. Он странный какой-то. На графа Калиостро похож. Ты не смейся, но тут пишут, что у некоторых представителей рода Паулуччи были магические способности.
Я действительно не удерживаюсь от смеха:
— Как ты себе это представляешь? Он, что, превратит меня в лягушку? Лида, не будь ребенком!
Степанова вздыхает:
— Ну, как знаешь. Только ты это — поосторожнее с ним. Когда колье возвращать будешь, телефон или даже нож под рукой держи — на всякий случай. Ну, мало ли чего…
Лида любит читать книги в жанре фэнтези, и всякие ведьмы и маги кажутся ей персонажами почти обыкновенными. Но я-то люблю более серьезную литературу!
Когда раздается телефонный звонок, и на экране высвечивается имя Паулуччи, мы обе вздрагиваем.
— Надеюсь, вам уже доставили мой подарок? — сейчас мне и самой уже кажется, что его голос звучит чересчур таинственно.
— Да, — блею я, — но…
— Разумеется, я хотел бы вручить вам его лично, но я знаю, какой важный и напряженный у вас сегодня день. И потому не осмелился вам докучать. Но я тешу себя надеждой, что вечером вы позволите мне лично поздравить вас с днем рождения.
Я содрогаюсь. Ох, нет!
— Боюсь, я буду неспособна принимать гостей после собрания акционеров, — как можно вежливее говорю я. — Поверьте, оно отнимет столько сил, что у меня будет только одно желание — хорошенько выспаться.
— Прекрасно вас понимаю, — мы разговариваем не по видеосвязи, но мне кажется, я вижу, как он при этом важно кивает. — Но продолжаю настаивать на нашей встрече. Я бы хотел поговорить с вами именно сегодня. Я буду ждать вас в машине у дома культуры и после собрания отвезу вас домой.
Он даже не спрашивает. Он сообщает. И я не нахожу сил для возражений. Хотя от дома культуры до моего дома — меньше полукилометра пути, и я вполне способна проделать его пешком.
— Всё-таки не смогла его отбрить, да? — сочувственно вздыхает Лида.
А я, подумав, признаю:
— Может быть, так даже лучше. Мне всё равно нужно вернуть ему колье. Держать его у себя дома просто опасно. Хотя я всё еще думаю, что это — лишь качественная подделка. Ни один человек в здравом рассудке не подарит фамильную реликвию девушке, с которой знаком всего несколько недель.
— Ага, — качает головой Лида, — я же говорю, что он — сумасшедший. А хочешь, я завтра вместе с вами поеду? Он, конечно, будет недоволен, но не захлопнет же он дверь машины перед еще одной замерзшей девушкой.
Я хватаюсь за это как за соломинку. Да, так будет лучше! Поддержка лучшей подруги — именно то, что мне сейчас нужно.
2. Перед собранием
Мы с Лидой едва успеваем войти в кабинет и снять пальто, как дверь приоткрывается, и секретарша Шурочка шепотом сообщает:
— Анна Александровна, вам уже дважды звонил Екимов. Очень хотел поговорить с вами до собрания. Соединить?
Просто какой-то день неприятных разговоров. Но я отважно киваю. Действительно, лучше поговорить с ним сейчас, а не в присутствии акционеров.
— Ой, Анна Александровна! — Шурочка всплескивает руками. — Я же вас с днем рождения не поздравила!
Я улыбаюсь и качаю головой. Потом. Всё потом, после собрания.
Это — не первое собрание, которое я провожу в статусе генерального директора АО «Даниловское молоко», но я всё равно волнуюсь, как девочка.
— Добрый день, Анна Александровна! — приветствует меня первый заместитель главы муниципального района. — Простите за беспокойство. Понимаю, вам сейчас не до меня, но разговор слишком важный, чтобы его можно было отложить.
Да что они все, сговорились, что ли? Паулуччи, теперь вот Екимов.
— Слушаю вас, Константин Сергеевич.
— Помните тот проект коттеджного поселка, который вы в очередной раз отвергли в прошлом месяце? Так вот — инвестор намерен выступить с ним напрямую перед акционерами на сегодняшнем собрании.
— Пусть выступает, — я чувствую раздражение. — Результат будет тем же.
— Ну, зачем вы так, Анна Александровна? — сокрушенно вздыхает мой собеседник. — Это весьма интересный проект.
— Для кого интересный? Для инвестора? Не сомневаюсь.
— Дорогая Анна Александровна, если вы отдадите часть земель под коттеджи, это привлечет в деревню такие капиталы, которые вам и не снились. Будет проведено уличное освещение, отремонтированы дороги.
— А что взамен? — довольно невежливо перебиваю я. — Через несколько лет они выкинут нас из деревни как ненужный хлам — чтобы на месте старых деревянных домов построить еще больше коттеджей.
— Возможно, — не отрицает Екимов. — Но вы же понимаете, что рано или поздно это всё равно произойдет. Даниловка — слишком красивое место. Но попытайтесь найти в этом и что-то хорошее. Инвестор готов хорошо заплатить. Особенно вам, Анна Александровна.
Он делает акцент на последней фразе.
— Вы предлагаете мне продать мою родину? — холодно интересуюсь я.
— Ну, к чему эти громкие фразы? Вы не хуже меня знаете, что такое рынок. Да, и еще хотел бы вас предупредить — если вы не подпишете договор с инвестором до собрания, я буду предлагать акционерам другую кандидатуру на должность генерального директора.
Он что, меня шантажирует? Я едва сдерживаюсь, чтобы не объяснить, куда ему следует пойти со своим предложением.
— Да плевать! — выдыхаю я. — Предлагайте.
Своих акционеров я знаю с детства. Я выросла на их глазах. Когда-то председателем даниловского колхоза «Знамя» был мой дед. А в девяностые уже мой отец сумел не допустить развала хозяйства, преобразовав его в акционерное общество «Даниловское молоко». И контрольный пакет акций до сих пор принадлежит нам — всем тем, кто родился в Даниловке. И двадцати пяти процентов сторонних голосов муниципалитету не хватит ни при каких раскладах.
— Весьма глупо с вашей стороны, — цокает языком Екимов. — А я рассчитывал на ваше благоразумие.
Я кладу трубку.
— Снова из-за проекта звонили, да? — с жалостью смотрит на меня Лида. — Слушай, ты только не обижайся, но, может, и правда стоит об этом подумать? Может, у нас, наконец, появятся нормальные дороги, и возить в город молоко станет проще?
— Лида, да какое молоко? — почти кричу я. — Никакого молока тогда не будет! Они хотят построить коттеджи на нашем лучшем пастбище, понимаешь?
— Ну, и что? — искренне не понимает подруга. — У нас же есть и другие. Да, они чуть дальше от фермы, но это же не критично.
— А река? — напоминаю я. — Они своими заборами ограничат нам доступ к воде.
— Они не посмеют, — не очень уверенно возражает Лида. — Это противозаконно. Мы сможем обратиться в суд.
— Конечно, противозаконно, — соглашаюсь я. — Только пока мы судимся с ними, наши коровы сдохнут от жажды.
Я удивляюсь тому, как она — абориген здешних мест, — легко готова купиться на красивые обещания. И впервые ощущаю беспокойство по этому поводу.
Да, наше акционерное общество звезд с неба не хватает, но предприятия приносит, хоть небольшую, но прибыль, и все местные жители, которые хотят работать, этой работой-таки обеспечены.
— Ну, ты подумай, Аня, — жалобно говорит подруга, — жители коттеджного поселка станут покупать у нас молоко и сыр, и творог.
— Да не нужно им будет наше молоко! — рявкаю я. — Они к совсем другому молоку привыкли — длительного хранения, низкокалорийному. Они о фигурах заботятся. И фермы наши им только мешать будут. Вот увидишь — они быстренько какую-нибудь экспертизу проведут и докажут, что коровник слишком близко к жилым домам построен, а значит, подлежит немедленному сносу!
— Да ну! — снова не верит Лида. — Мы же можем на определенных условиях договор подписать — чтобы потом никаких претензий не было.
— Анна Александровна, — в кабинет заглядывает Шурочка, — акционеры уже собрались.
Я киваю и достаю из стола подготовленную к собранию папку.
3. После собрания
Я снова возвращаюсь в этот — уже не мой — кабинет через три часа. Я выжата как лимон. Но физическая усталость — ничто по сравнению с моральным опустошением.
Я забираю со стола свой ежедневник, достаю из шкафа несколько личных книг. Бросаю всё в сумку. На пороге бесшумно, как привидение, появляется Шурочка.
— Да зачем же это делать сегодня-то, Анна Александровна? Завтра всё соберете. Завтра — выходной, и сюда никто не придет. А сегодня у вас день рождения!
Спасибо, что напомнила. Но вслух я не говорю даже этого. Я вообще не хочу ни с кем разговаривать.
— Вы извините, пожалуйста, Анна Александровна, — Шурочка переминается с ноги на ногу, — мы же не против вас голосовали… Мы просто — за новый проект. Ну правду же сказали — нам пора обновляться. Мы до сих пор по старинке работаем — как при вашем дедушке.
Обида тяжелой волной снова захлестывает сердце. Как же, по старинке! Ферма полностью автоматизирована. А в прошлом году мы купили новый зерноуборочный комбайн и впервые за много лет засеяли поля пшеницей. Да наше сельскохозяйственное предприятие — одно из лучших не только в районе, но и во всей области.
Но Екимов не зря на собрании соловьем заливался. И ведь — подлец! — про меня лично ни одного плохого слова не сказал. Наоборот, хвалил на все лады. Но к каждой похвале какое-нибудь «но» добавлял. «Анна Александровна — отличный молодой руководитель, но, возможно, как раз из-за своего почти юного для такой ответственной должности возраста она не решается свернуть с проторенного ее отцом и дедом пути и не готова к решительным переменам. Может быть, ей стоит пока поработать на посту заместителя директора, набраться опыта?»
А что я делала эти три года, как не набиралась опыта? И когда убыточное предприятие прибыльным сделала — это разве не опыт? А диплом магистра в области экономики сельского хозяйства — это что, простая бумажка?
Екимов сыграл на самом главном — естественном желании любого человека получить что-то на халяву. А они и уши развесили. И Шурочка, и Лида, и даже главный зоотехник Илья Андреевич Звягин, который три года назад и уговорил меня сесть в директорское кресло.
Да что теперь об этом вспоминать? Из самых близких мне на предприятии людей только бухгалтер Паша Лагунов остался на моей стороне. Да и то, наверно, потому что давно уже и безнадежно в меня влюблен.
Шурочку на пороге меняет Лида.
— Ань, надеюсь, ты не обижаешься? Ничего личного. Но я думаю, тебе нужно отдохнуть…