Изображения не лгут

Кэтрин МАКЛИН

ИЗОБРАЖЕНИЯ НЕ ЛГУТ

Фантастический рассказ

Перевели с английского В. КУЗНЕЦОВ и Л. МИНЦ

Представитель "Ньюса" спросил:

- Что вы думаете о них, мистер Нэтен? Они враждебны нам? Они похожи на нас?

- Очень похожи! - ответил худощавый молодой человек.

Струи дождя громко барабанили по большим окнам, скрывая от глаз аэродром, где должны были приземлиться ОНИ. Дождь рябил лужи на бетонированных взлетных дорожках бездействующего аэродрома; высокая трава, свободно растущая между дорожками, клонясь под ветром, отсвечивала мокрым блеском.

На почтительном отдалении от того места, где должен был приземлиться огромный космический корабль, виднелись тусклые силуэты грузовиков. Грузовики были до отказа набиты передвижной телеаппаратурой. Еще дальше, за пустынными песчаными холмами, широким кольцом расположились пушки; а где-то за горизонтом стояли наготове бомбардировщики. Они должны были защитить Землю в случае вероломного нападения первых пришельцев из космоса.

- Вы что-нибудь знаете об их планете? - спросил корреспондент "Геральда".

Рядом стоял представитель "Таймса". Он рассеянно прислушивался и пока воздерживался от вопросов к Джозефу Р. Нэтену. К этому молодому худощавому человеку с прямыми черными волосами и усталыми складками на лице корреспонденты относились почтительно. Он был явно в крайней стадии нервного напряжения, и они не хотели обрушиваться на него с вопросами все сразу. Они не собирались портить с ним отношения - ведь завтра он станет самой большой знаменитостью, имя которой когда-либо появлялось в газетных заголовках.

- Нет, ничего определенного.

- Какие-нибудь идеи или выводы? - настаивал "Геральд".

- Их мир, должно быть, напоминает Землю, - неуверенно произнес молодой человек. - Развитие всего живого определяют природные условия. В каком-то смысле, конечно. - Бросив взгляд на репортеров, он сразу же отвернулся; к его потному лбу прилипла прядь волос. - Впрочем, это еще ничего не значит.

- Напоминает Землю, - пробормотал один из репортеров, записывая эти слова, словно ничего, кроме этого, не было сказано.

Корреспондент "Таймса" многозначительно взглянул на корреспондента "Геральда", и тот ответил ему быстрым взглядом. "Геральд" спросил Нэтена:

- Значит, вы считаете, что они могут быть опасны?

Корреспонденты знали, что приняты меры военной предосторожности, но предполагалось, что им ничего не известно, и подобный вопрос мог застать Нэтена врасплох и заставить его высказаться определеннее.

Тщетно. Нэтен рассеянно посмотрел в окно.

- Нет, я бы этого не сказал.

- Вы думаете, они настроены дружелюбно? - так же настойчиво спросил "Геральд", пытаясь подступиться с другой стороны.

Нэтен слегка улыбнулся.

- Что касается этих - да.

Ничего определенного Нэтен еще не сообщил, а репортерам нужно было получить хотя бы основные данные, прежде чем корабль приземлится. "Таймс" спросил:

- Как получилось, что вы вступили с ними в контакт? Поколебавшись, Нэтен ответил:

- Помехи. Радиопомехи. Разве начальство не сообщило вам, чем я занимаюсь?

Армейское начальство вообще ничего не сообщило им. Офицер, который привел их для этого интервью, поглядывал на них настороженно и сердито, словно инстинктивно восставал против того, чтобы сообщать что-нибудь публике.

Нэтен неуверенно взглянул на офицера.

- Я служу радиодешифровщиком в военной разведке. Я исследую направленной антенной полосы частот иностранных передач и записываю все искаженные или зашифрованные передачи, которые мне удается поймать. А затем монтирую автоматические дешифровщики и устройства для восстановления искажений.

Офицер кашлянул, но ничего не сказал.

Нэтен продолжал:

- В свободное время я направлял антенну на звезды. Ведь звезды тоже являются источником радиошумов. Только у них это звучит как шорох, а иногда возникают какие-то взвизги. Люди давно уже слушают и исследуют их, пытаясь понять, почему звездное излучение на этих частотах дает такие резкие вспышки. Это противоречило законам природы.

Он замолчал и улыбнулся, сознавая, что слова, которые он сейчас произнесет, сделают его знаменитым. Идея, которая пришла к нему, когда он слушал шумы, была так же проста и совершенна, как и та, что осенила Ньютона, увидевшего падение яблока.

- И я решил, что это не явление природы. Я попытался расшифровать это.

Нэтен заговорил торопливо, стараясь объяснить так, чтобы было понятно:

- Видите ли, в разведке есть один старый прием: сообщение записывают на пленку с такой скоростью, что оно звучит совершенно так же - коротким взвизгом, а затем передают его.

- Вы хотите сказать, что они посылают нам шифрованные передачи? - спросил "Ньюс".

- Это не совсем шифр. Вам только нужно записать сообщение и прослушать его в замедленном темпе. Они передают не нам. Если звезды имеют планеты - обитаемые планеты! - и если между ними существует радиосвязь, то экономичнее всего осуществлять ее направленным лучом.

Он оглядел всех - понятно ли?

- Знаете, как электрическим фонариком. Теоретически направленный луч может двигаться вечно, не теряя энергии. Но целиться лучом из планеты в планету - дело не из легких. При таких огромных расстояниях трудно ожидать, чтобы луч задержался на цели больше чем на несколько секунд. Вот они и сжимают каждое сообщение в короткие, полусекундные или односекундные импульсы и посылают луч несколько сот раз за один сеанс. Тогда можно быть уверенным, что передачу перехватят в тот момент, когда луч скользит по поверхности планеты.

Теперь он говорил медленно и осторожно, не забывая, что это объяснение предназначается для газет.

- Когда промахнувшийся луч случайно проходит через нашу область пространства, мы отмечаем резкий скачок уровня шума с данного направления. Лучи посылаются с таким расчетом, чтобы попасть ими в планеты их собственной системы, а расстояние от них до нас увеличивает скорость движения луча так чудовищно, что мы успеваем ухватить только какое-нибудь короткое "бип".

- Как в таком случае вы объясняете большое количество взвизгов, которые доходят до нас? - спросил "Таймс". - Разве все планетные системы вращаются в плоскости Галактики?

Это был неофициальный вопрос. Он вырвался непроизвольно под влиянием волнения и заинтересованности. Радиодешифровщик усмехнулся, напряжение на миг исчезло с его лица.

- Может быть, мы просто перехватили чужие телефонные разговоры? Может быть, вся Галактика кишит расами, которые целые дни напролет болтают друг с другом по радио? Может быть, человеческий тип распространен повсюду?

- Это многое бы объяснило, - согласился "Таймс". Они улыбнулись друг другу. "Ньюс" спросил:

- Как же случилось, что вместо разговоров вы приняли телепередачу?

- Это вышло не случайно, - терпеливо объяснил Нэтен. - Я опознал характерный для телевидения способ развертки изображения и захотел его увидеть. Изображения понятны и без слов.

Около репортеров расхаживал взад-вперед сенатор, бормоча про себя подготовленную приветственную речь. Через широкие окна он нервно посматривал на серую завесу дождя. По окнам струилась вода.

В дальнем углу комнаты, по обеим сторонам невысокой платформы, располагались телекамеры, микрофоны на подставках и потушенные прожекторы.

Эта аппаратура должна была заработать в тот момент, когда сенатор начнет свою приветственную речь перед прибывшими, речь, которая прозвучит на весь мир. Рядом стоял потрепанный аппарат без кожуха, скрывавшего внутренности, - с одной стороны мерцали две катодные телевизионные трубки, с другой - гудел динамик. Перед аппаратом находилась вертикальная панель с циферблатами и тумблерами, а на столе перед панелью лежал наготове небольшой переносной микрофон. Он был соединен с прибором, заключенным в красивый ящик с надписью "Радиола. Собственность Соединенных Штатов".

- Я записал пару таких сжатых передач, дошедших из созвездия Стрельца, и стал работать над ними, - продолжал Нэтен. - Два месяца прошло, прежде чем удалось синхронизировать сигналы и выработать схему развертки, которая дала возможность хоть чтонибудь увидеть. Когда я получил первое подобие изображения, я продемонстрировал свою работу в управлении. Мне предоставили нужное время и дали помощника. Еще восемь месяцев заняли поиски полосы цветовых частот: надо было подобрать правильное соотношение, дабы на экране появилось что-нибудь вразумительное.

Потрепанная штуковина с обнаженными внутренностями и была тем самым аппаратом. Они разработали его за десять месяцев, все время что-то изменяя, чтобы превратить раздражающее мелькание несинхронизированных цветовых разверток в какое-то подобие осмысленной картины.

- Метод проб и ошибок, - сказал Нэтен, - но в конце концов все получилось. Большая ширина полосы этих взвизгов с самого начала наводила на мысль о цветном телевидении.

Он подошел к установке и прикоснулся к ней. Динамик дал короткий гудок, серый экран засветился цветной вспышкой. Чувствительная установка была готова к приему информации с борта огромного космического корабля, который кружил сейчас в заатмосферном пространстве.

- Мы никак не могли понять, почему так много полос. Но когда наша установка заработала и стала записывать и воспроизводить поступающие сигналы, выяснилось, что мы напали на нечто вроде передач из фильмотеки. Это были художественные передачи, пьесы.

Корреспондент "Таймса" поймал себя на том, что во время пауз в рассказе Нэтена он невольно прислушивается, стараясь уловить рев ракетных двигателей быстро приближающегося корабля.

"Пост" спросил:

- Как вы связались с космическим кораблем?

- Я записал "Весну Священную" Диснея-Стравинского и передал ее таким же образом, как они посылали свои сигналы. Просто взял да и попробовал. Она должна была дойти лишь через много лет, если бы дошла вообще. И все-таки я решил, что недурно будет обогатить их фильмотеку еще одной записью.

Две недели спустя, когда была принята и замедлена новая группа записей, мы обнаружили ответ. Он совершенно явно предназначался нам. Это был кусок диснеевского фильма, который показывали большой аудитории, а потом зрители сидели и ждали перед пустым экраном. Сигнал был очень ясный и сильный. Очевидно, мы наткнулись на космический корабль. Фильм им понравился, и они просили еще.

Он улыбнулся внезапно пришедшей мысли:

- Вы можете сами их увидеть. Прямо по коридору. Там лингвисты работают с автоматическим переводчиком.

Слушавший офицер нахмурился, кашлянул; молодой человек быстро обернулся к нему.

- Ведь это не будет нарушением, если они увидят передачи? Может быть, вы проводите?

Он ободряюще сказал репортерам:

- Прямо по коридору. Как только космический корабль приблизится, вам сообщат.

Интервью закончилось. Нервный молодой человек отвернулся и уселся у радиоустановки; офицер же, проглотив свои возражения, повел журналистов по коридору к закрытой двери.

Открыв ее, репортеры осторожно вошли в затемненную комнату, заставленную складными стульями; в комнате ярко мерцал экран. Дверь закрылась, наступила темнота.

Слышно было, как журналисты на ощупь искали места; представитель "Таймса" остался стоять, чувствуя себя очень странно: он как будто спал, а когда его разбудили, очутился в незнакомой стране.

Единственной реальностью в этой темной комнате казалось яркое цветное изображение двух существ на экране. Хотя оно было размыто, он смог заметить, что движения существ не совсем обычны, а контуры фигур несколько неправильны.

*Он смотрел на обитателей Иного Мира.*

Впечатление было, что это два замаскированных человеческих существа. Они двигались странно, наполовину танцуя, наполовину прихрамывая. Осторожно, боясь, что изображения вот-вот исчезнут, он полез в нагрудный карман, достал поляризованные очки и надел их, подкрутив линзы под нужным углом. Тут же обе фигуры обрели четкие контуры, ожили, материализовались, а экран стал широким, обманчиво близким окном, через которое он их наблюдал. Двое беседовали в комнате с серыми стенами, что-то обсуждая со сдержанным возбуждением. В ответ на какие-то слова крупный человек в зеленой тунике на мгновение прикрыл фиолетовые глаза и, состроив гримасу, сделал движение пальцами, как бы что-то отталкивая от себя.

Мелодраматический актер.

Второй, ростом поменьше, с желто-зелеными глазами, подступил близко, что-то быстро и тихо говоря. Первый стоял очень спокойно, не пытаясь прервать.

Очевидно, ему предлагали какое-то выгодное для него предприятие, и он хотел, чтобы его убедили.

"Таймс" нащупал стул и сел.

По-видимому, "язык жестов" универсален: желание и отвращение, влечение и антипатия, напряженность и спокойствие. Возможно, это были хорошие актеры. Сцены менялись: коридор, что-то вроде ангара, где, как корреспондент понял, находился космический корабль, аудитория. Были и другие существа: они беседовали и работали, говорили с человеком в зеленой тунике, и всегда было ясно, что происходит или что они чувствуют.

Они говорили на плавно звучавшем языке, с множеством коротких гласных, с меняющейся тональностью, жестикулируя в пылу разговора, причем их руки двигались, как-то странно запаздывая, не то чтобы медленно, но как-то расслабленно.

"Таймс" не обращал внимания на речь, но эта странность движений возбудила его интерес. Что-то было и в их походке... Усилием воли он заставил себя отвлечься от сюжета и сосредоточиться на их физическом облике. Каштановые шелковистые волосы у всех одинаково коротко подстрижены, различие в цвете глаз ясно заметно, благодаря большой величине радужных оболочек; круглые глаза широко поставлены на заостренных светло-коричневых лицах. Их шеи и плечи выдают необычную для человека силу, но запястья узкие, а пальцы длинные, тонкие и нежные. Как будто пальцев у них больше, чем у людей.

Рядом с ним все время слышалось жужжание машины и чье-то бормотание. Он оторвался от пересчитывания пальцев и огляделся. Около него сидел внимательный и сосредоточенный человек в наушниках. С экрана доносились звуки чужого языка. Человек резко щелкал переключателем на ящике, бормотал слово-другое в маленький ручной микрофон и с нервной торопливостью опять щелкал переключателем.

Машина была, по всей видимости, автоматическим переводчиком, переводившим прямо с голоса, а бормотавший человек - лингвистом, который пополнял ее словарный запас. Около самого экрана что-то записывали двое других лингвистов.

"Таймс" вспомнил сенатора, который расхаживал по наблюдательному пункту и репетировал приветственную речь. Значит, эта речь не будет лишь пустой формальностью, как он раньше думал, она будет переведена машиной, и пришельцы поймут ее.

На другой стороне светящегося окна - стереоэкрана высокий герой в зеленой тунике разговаривал с пилотом в серой форме. Они стояли в ярко освещенном канареечно-желтом отсеке управления космического корабля.

"Таймс" решил проследить за развитием сюжета. Его заинтересовала судьба героя, он ему нравился. Возможно, это было следствием хорошей игры. Ведь секрет успеха актера отчасти состоит в умении завоевать симпатии аудитории, а этот актер, видимо, мог быть театральным кумиром всех солнечных систем.

Сдержанная напряженность, выдающая себя в судорожных движениях рук, слишком быстрый ответ на вопрос. Одетый в форму, ничего не подозревая, повернулся спиной, решая какую-то задачу на карте, покрытой светящимися красными точками; в его движениях была та же плавно-медлительная грация, что и у всех других, будто все они двигались под водой или в замедленной съемке. Герой смотрел на выключатель на панели, придвигаясь к нему все ближе и рассеянно разговаривая; сопровождающая музыка приближалась и нарастала редкими аккордами, передававшими напряжение.

Лицо существа, глядящего на выключатель, было дано крупным планом, и "Таймс" заметил, что уши его представляют правильные полукруги, без ушных отверстий. Одетый в форму что-то ответил озабоченным, глубоким голосом. Он был по-прежнему виден со спины. Тот, другой, взглянул на выключатель, придвинулся к нему, продолжая небрежно разговаривать; выключатель приближался все ближе и ближе. Он уже был в пределах досягаемости, заполнил собой весь экран. Показалась рука того, первого, быстро метнулась вперед, легла на выключатель.

Послышался резкий хлопок, и рука разжалась, скрючившись от боли. Последним, что герой увидел, подняв глаза, был стоящий возле него пилот в форме, неподвижный, застывший в том же положении, в каком он повернулся и выстрелил, оружие крепко сжато в руке. Расширившимися глазами пилот наблюдал, как человек в зеленой тунике зашатался и упал.

Сцена продолжалась; одетый в форму, сникнув, смотрел на свою руку, на орудие убийства. На мгновение, как это часто бывает в цветном телевидении, все краски на экране смешались, изображение стало негативным, и в фиолетовой комнате появился зеленый человек, посмотрел на тело зеленого в красной тунике, затем цветорегулятор снова вошел в фазу, и все стало на свои места.

Появился еще один человек в форме и взял оружие из влажных рук первого, тот тихо, с подавленным видом начал что-то объяснять, музыка в это время зазвучала громче, заглушая его слова, и изображение на экране стало медленно исчезать, как будто окно постепенно затягивалось серым туманом.

Музыка смолкла.

В темноте кто-то одобрительно захлопал.

Сосед "Таймса" сдвинул наушники и кратко сказал:

- Больше ничего не могу выудить. Кто-нибудь хочет просмотреть еще раз?

После короткого молчания сидящий у экрана лингвист проговорил:

- Похоже, что эту ленту мы выжали до конца. Давайте прокрутим ту, где Нэтен и этот парень, радист с корабля, пытаются связаться и точнее направить лучи. У меня есть подозрение, что парень говорит обычные для радистов вещи и дает отсчет: один, два, три проверка.

В полумраке послышалась какая-то возня, и экран снова ожил.

Зазвучал отрывок знакомой симфонии, и появились слушатели, сидящие перед экраном.

- В восторге от Стравинского и Моцарта, - заметил "Таймсу" лингвист, прилаживая наушники. - Гершвина не выносят. Как вам это нравится?

Лингвист сосредоточился на экране, началось интересовавшее его место.

"Пост", сидевший перед ним, повернулся к "Таймсу" и сказал:

- Странно, до чего они похожи на людей.

Он делал заметки для передачи в газету по телефону.

- Какого цвета были волосы у этого типа?

- Не заметил.

"Таймс" подумал, стоит ли напоминать, что, по словам Нэтена, цветовые частоты выбраны произвольно, так, чтобы они создавали наиболее правдоподобную картину. На самом же деле гости могут, например, оказаться ярко-зелеными с голубыми волосами. Можно с уверенностью говорить только о соотношении цветов в полученном изображении, только о цветовых контрастах и сочетаниях цветов.

С экрана снова донесся звук чужого языка. Звуки чужой речи были в общем ниже человеческих. "Таймсу" нравились такие низкие голоса. Стоит ли об этом писать?

Нет, и тут что-то не так. Установил ли Нэтен правильную звуковую тональность? Воспроизводил ли он колебания в их действительном виде, или произвольно менял их так, как ему казалось правильным? Все возможно...

Пожалуй, вернее будет предположить, что сам Нэтен предпочитает низкие голоса.

Полный неуверенности, "Таймс" подумал о том беспокойстве, которое заметил у Нэтена, и его сомнения усилились; он помнил, как это беспокойство было похоже на скрытый страх.

- Я совершенно не могу понять, почему он стал возиться с приемом этих телевизионных передач. Почему он просто не связался с ними? - пожаловался "Ньюс". - Передачи неплохие, но к чему все это?

- Может быть, для того, чтобы понять их язык, - сказал "Геральд".

На экране теперь была явно не пьеса, а реальная сцена: молодой радист и какие-то аппараты. Он повернулся, помахал рукой и комически округлил рот (это, как сообразил "Таймс", означало у них улыбку), а потом начал что-то объяснять насчет оборудования, помогая себе обдуманными, но неловкими жестами и четко произнося слова.

"Таймс" тихо поднялся, вышел в ярко освещенный коридор, облицованный белым камнем, и двинулся обратно. Стереоочки он задумчиво сложил и сунул в карман.

Никто его не остановил. Правила секретности выглядели здесь двусмысленно. Скрытность армейского начальства казалась скорее делом привычки (простым рефлексом, проистекающим из того факта, что все зародилось в Департаменте разведки), чем каким-нибудь продуманным решением держать все это в секрете.

В главной комнате было больше народа, чем когда он уходил. Группа теле- и звукооператоров стояла у своих аппаратов, сенатор сидел в кресле и читал, а в дальнем конце комнаты восемь человек, составив стулья кругом, что-то обсуждали с бесстрастной сосредоточенностью. "Таймс" увидел некоторых, лично знакомых ему выдающихся ученых, работавших в области теории поля.

До него донесся обрывок фразы: "...привязка к универсальным константам, таким, как соотношение..." Вероятно, они обсуждали способы перевода формул одной математики в другую для быстрого обмена информацией.

Их сосредоточенность была понятна, они сознавали, как много могли принести науке новые методы, если бы только они смогли эти методы понять. "Таймс" был бы не прочь подойти и послушать, но до прибытия космического корабля оставалось слишком мало времени, а он хотел еще кое о чем порасспросить.

Кустарный аппарат все еще гудел, настроенный на волну совершающего витки корабля, а молодой человек, который все это затеял, сидел возле телепередатчика, подперев подбородок рукой. Он не повернул головы, когда подошел "Таймс", но это была не грубость, а озабоченность.

"Таймс" присел рядом с ним и вынул пачку сигарет, но вспомнил, что отсюда будет вестись телевизионная передача и курить здесь запрещено. Он спрятал сигареты, задумчиво наблюдая, как редели дождевые брызги на мокром окне.

- Что неладно? - спросил он.

Давая понять, что он слушает, Нэтен дружелюбно кивнул:

- Вы о чем?

- Предположение, - сказал "Таймс". - Это только мое предположение. Слишком уж гладко все идет, слишком многое всем кажется само собой разумеющимся.

- Еще что?

- Что-то в том, как они движутся...

Нэтен отодвинулся, чтобы удобнее было смотреть на собеседника.

- Это и меня смущало.

- Вы уверены, что выбрали верную скорость?

Нэтен стиснул руки и задумчиво посмотрел перед собой.

- Не знаю. Когда я пускаю ленту быстрее, фигуры начинают метаться, и тогда непонятно, почему одежды не развеваются, почему двери захлопываются так быстро, а стука не слышно, почему вещи так быстро падают. Если же я пускаю ленту медленнее, то они вроде бы плавают. - Он искоса изучающе взглянул на "Таймса". - Простите, не расслышал ваше имя.

- Джекоб Льюк, "Таймс", - сказал тот, протягивая руку.

Услышав имя, Нэтен крепко пожал ему руку.

- Так вы редактор воскресного научного отдела. Не раз читал. Странно, что мы с вами встретились именно здесь.

- Мне тоже. - "Таймс" улыбнулся. - Послушайте, а как у вас обстоит дело с формулами. - Он нащупал в кармане карандаш. Видно, что-то не так в вашей оценке соотношения их веса и скорости. Может, все объясняется очень просто - например, малая сила тяжести на корабле и магнитные подошвы? Может быть, они действительно немного плавают?

- К чему беспокоиться? - перебил Нэтен. - Не вижу смысла разбираться в этом сейчас. - Он засмеялся и нервно откинул черные волосы. - Мы их увидим через двадцать минут.

- Увидим ли? - медленно спросил "Таймс". Наступило молчание. Было слышно, как сенатор с легким шуршанием перевернул страницу журнала, как спорили ученые в другом конце комнаты. Нэтен снова откинул волосы, словно они мешали ему видеть.

- Конечно, - он вдруг засмеялся и быстро заговорил: - Конечно, мы увидим их. Как же нам их не увидеть, когда у правительства готовы приветственные речи, когда армия поставлена на ноги и прячется за холмами, когда всюду репортеры, телевизионные камеры, готовые передать на весь мир сцену приземления. Сам президент жал мне руку и ждет в Вашингтоне...

Не сделав даже паузы, он внезапно заговорил по-иному:

- Черт побери, нет, они сюда не попадут. Где-то какая-то ошибка. Что-то не так. Надо было сказать это начальству еще вчера, когда я начал размышлять над этим. Не знаю, почему я не сказал. Испугался, наверное. Здесь слишком много начальников. Не хватило смелости.

Он крепко ухватил "Таймса" за рукав.

- Слушайте, я не знаю, что...

На приемо-передающей установке вспыхнул зеленый огонек. Нэтен не смотрел на установку, но говорить перестал.

Из динамика раздался голос пришельца. Сенатор вздрогнул и нервно взглянул на громкоговоритель, поправляя галстук. Голос смолк. Нэтен повернулся и посмотрел на громкоговоритель. Его беспокойство уже не было заметно.

- В чем дело? - с волнением спросил "Таймс".

- Он говорит, что они снизили скорость для вхождения в атмосферу. Я думаю, они будут здесь минут через пять-десять. Это был Бад (*). Он очень возбужден. "Боже, - говорит он, - на какой мрачной планете вы живете". - Нэтен улыбнулся. - Шутит.

"Таймс" был озадачен.

- Что он этим хочет сказать - мрачная? Ведь не по всей же Земле идет дождь.

Дождь за окном стихал. Ярко-синие клочки неба просвечивали сквозь разрывы в пелене облаков. Капли воды, стекающие по стеклам, отсвечивали голубым.

Льюк пробовал найти хоть какое-нибудь объяснение.

- Может быть, они пытаются сесть на Венеру?

Эта мысль была смешной, он это знал. Корабль ориентировался по направленному лучу Нэтена, и он должен был попасть на Землю. Бад, видимо, пошутил.

Снова вспыхнул зеленый огонек, и они замолкли, ожидая, пока сообщение будет записано, замедлено и воспроизведено. Экран катодной трубки оживился, на нем показалось изображение молодого человека, сидящего около своего передатчика спиной к зрителям. Он смотрел на экран, на одной стороне которого можно было разглядеть приближающуюся огромную темную равнину. Корабль устремился к ней, и ее иллюзорная твердость расплылась в яростное кипение черных облаков. Облака закрутились в чернильно-черном водовороте, на мгновение заполнили весь экран, и тут их поглотила темнота. Молодой пришелец повернулся лицом к камере, сказал несколько слов, снова округлил рот в улыбке, потом щелкнул выключателем, и экран стал серым.

Голос Нэтена сделался вдруг напряженным и бесцветным.

- Он сказал что-то вроде того, чтобы им готовили выпивку, они прибывают.

- Странная атмосфера, - заметил "Таймс" просто так, чтобы чтонибудь сказать, осознавая, что говорит слишком очевидную вещь. Не похожа на нашу.

Несколько человек подошли к ним.

- Что он сказал?

- Входят в атмосферу, должны приземлиться через пять-десять минут, - ответил Нэтен.

По комнате пробежала волна острого возбуждения. Телеоператоры начали снова наводить свои камеры, проверять микрофон, включать освещение. Ученые поднялись и, продолжая разговор, встали около окон. Толпой вошли из коридора корреспонденты и тоже приблизились к окнам, чтобы не упустить великого события. Трое лингвистов вошли, толкая впереди себя большой ящик на колесах автоматический переводчик - и стали наблюдать, как его присоединяют к радиосети.

- Где они приземлятся? - резко спросил "Таймс" Нэтена. Почему вы ничего не делаете?

- Скажите мне, что делать, и я сделаю, - тихо сказал Нэтен, не двигаясь с места.

Это не было сарказмом. Джекоб Льюк из "Таймса" искоса взглянул на его белое от напряжения лицо и умерил тон.

- Вы не можете с ними связаться?

- Во время приземления - нет.

- Что же делать? - "Таймс" вынул пачку сигарет, вспомнил о запрещении курить и сунул ее обратно в карман.

- Будем просто ждать. - Нэтен поставил локоть на колено и упер подбородок в ладонь. Они ждали.

Все в комнате ждали. Разговоры смолкли. Лысый человек из группы ученых снова и снова машинально полировал свои ногти, смотря на них невидящим взглядом, другой рассеянно протирал очки, поднимал их к свету, надевал, а через минуту снимал и снова начинал протирать. Телеоператоры занимались своими делами, двигаясь бесшумно и расчетливо, с предельной аккуратностью, тщательно поправляя то, что не надо было поправлять, и проверяя уже проверенное. Должен был наступить один из величайших моментов в истории человечества, и они все пытались забыть это и остаться спокойными, заняться своим делом, как подобает настоящим специалистам.

Время тянулось бесконечно долго.

"Таймс" посмотрел на часы - прошло три минуты. Он задержал на мгновение дыхание, чтобы услышать приближающийся издали гром двигателей. Не было слышно ни звука.

Солнце вышло из-за облаков и осветило аэродром, словно огромный прожектор пустую сцену.

Неожиданно зеленый огонек снова засветился, показывая, что получено очередное сжатое сообщение. Записывающий прибор записал, замедлил и передал его воспроизводящему аппарату. Раздался щелчок, резко прозвучавший в напряженной тишине.

Экран оставался серым, но зазвучал голос Бада. Бад сказал несколько слов. Снова раздался щелчок, и огонек погас. Когда стало ясно, что больше ничего сказано не будет и перевода не сообщат, люди в комнате снова повернулись к окнам, и разговор возобновился.

Кто-то пошутил и сам одиноко засмеялся.

Один из лингвистов остался стоять, повернувшись к громкоговорителю, потом недоуменно посмотрел в окно на все расширяющиеся просветы голубого неба. Он понял.

- Темно! - тихо перевел "Таймсу" Нэтен. - Ваша атмосфера густая. Именно так сказал Бад.

Прошло еще три минуты. "Таймс" поймал себя на том, что закуривает. Выругавшись про себя, он потушил спичку, а сигарету положил обратно в пачку. Он прислушался, пытаясь различить звук ракетных двигателей. Пора бы им и приземлиться, но гула двигателей не было слышно.

На приемнике зажегся зеленый огонек.

Поступило сообщение.

Инстинктивно он вскочил на ноги. Рядом с ним оказался Нэтен. Потом раздался голос, как им показалось, Бада. Он что-то коротко произнес и смолк. Неожиданно "Таймс" понял.

- Мы приземлились, - шепотом повторил Нэтен.

А ветер по-прежнему сушил бетонированные дорожки, влажную землю и блестящую траву совершенно пустынного аэродрома.

Люди выглядывали в окна, пытаясь уловить рокот двигателей, разыскивая в небе серебристую громаду космического корабля.

Нэтен подошел и уселся у передатчика, включил его, чтобы прогреть, проверяя и подкручивая ручки. Джекоб Льюк тихо придвинулся и встал за его правым плечом, надеясь, что сможет быть полезным. Нэтен взглянул на него, полуобернувшись, снял пару наушников, висевших на боковой стороне высокого обтекаемого ящика - автоматического переводчика, включил их в гнезда и протянул журналисту.

Из громкоговорителя снова зазвучал голос.

Джекоб Льюк поспешно приладил наушники. Ему показалось, что голос Бада дрожит. Какое-то время был слышен только голос Бада, произносящий непонятные слова. Затем откуда-то издалека, но ясно он услышал в наушниках, как голос лингвиста, записанный на пленку, произнес слово по-английски; потом механический щелчок и другое ясное слово голосом другого лингвиста, затем еще одно под непрерывный звук чужой речи из громкоговорителя; отдельные слова были едва слышны, перекрывали и налезали друг на друга, как бывает при переводе, перескакивали через незнакомые слова, но все было удивительно понятно.

- Радар показывает отсутствие зданий или вообще признаков цивилизации поблизости. Атмосфера вокруг нас густая, как клей. Огромное давление газа, малая сила тяжести, полное отсутствие света. Ты не так это описывал. Где ты, Джо? Это не обман?

Бад колебался, его понукал более глубокий начальственный голос; наконец он выкрикнул:

- Если это ловушка, мы готовы дать отпор!

Лингвист стоял и слушал, бледнея на глазах. Потом поманил к себе других лингвистов и зашептался с ними.

Джозеф Нэтен посмотрел на них с непонятной враждебностью и, схватив ручной микрофон, включил его в машину-переводчик.

- Говорит Джо! - сказал он по-английски тихо, ясно и раздельно. - Это не обман. Мы не знаем, где вы находитесь. Попытаюсь запеленговать вас. Если возможно, опишите место приземления.

А огни заливали светом платформу, приготовленную для официального приветствия гостей Земли. Телевизионные станции всего мира были предупреждены, они отменили все запланированные передачи ради незапланированного великого события. Люди в комнате ждали, стараясь услышать нарастающий гул ракетных двигателей.

На этот раз после того, как зажегся огонек, наступила долгая пауза. Громкоговоритель все шипел и сипел, потом шипение перешло в равномерный треск, сквозь который едва был слышен слабый голос. Он пробивался в виде отдельных металлически звучащих слов, затем снова пропал. Машина перевела:

- Пытались... походе... починка...

Внезапно послышалось ясно:

- Не могу сказать, вышел ли из строя и вспомогательный тоже. Попробуем его. Может быть, сможем вас лучше услышать при следующей попытке. У меня звук совсем ослаб. Где площадка для приземления? Повторите. Где площадка для приземления. Где вы?

Нэтен положил микрофон, тщательно установил ручку шкалы на записывающем аппарате и, щелкнув переключателем, сказал через плечо:

- Я установил аппарат на повторение того, что говорил в последний раз. Он все время повторяет.

Затем он застыл в неестественном положении, все еще полуобернувшись, будто бы неожиданно мелькнул намек на разгадку и он безуспешно пытается его удержать.

Зеленый предупредительный огонек снова привлек внимание Нэтена. Записывающее устройство щелкнуло, и на экране появилось лицо Бада.

Раздался его голос:

- Мы услышали несколько слов, Джо, а потом приемник снова вышел из строя. Мы переделываем обзорный экран так, чтобы он принимал длинные волны, которые проходят сквозь этот мрак, и превращал бы их в видимый свет. Скоро сможем видеть. Инженер говорит, что неладно с кормовыми двигателями; капитан приказал мне передать просьбу о помощи на нашу ближайшую космическую базу. - Он усмехнулся, округлив рот. - Просьба дойдет туда лишь через несколько лет. Я верю тебе, Джо, выручи нас как-нибудь. Говорят, что экран, наконец, готов. Подожди.

Экран посерел, и зеленый огонек погас.

"Таймс" подумал о времени, которое понадобилось им для передачи призыва о помощи, для приема и записи только что полученной передачи и переделки обзорного экрана.

- Они работают быстро.

Он беспокойно заерзал и, не думая, добавил:

- Что-то не сходится со временем. Совершенно не сходится. Они работают слишком быстро.

Зеленый огонек немедленно появился снова. Нэтен полуобернулся к репортеру и, как только послание записали и замедлили, торопливо перевел:

- Их приемник выходит из строя. Они находятся чересчур близко к нашему передатчику.

Если они на Земле, то откуда эта темнота вокруг корабля?

- Может быть, они видят в ультрафиолетовой части спектра: атмосфера непрозрачна для этих частот, - поспешно предположил "Таймс". В этот момент из громкоговорителя раздался молодой неземной голос:

- Даю описание.

Они в напряжении ждали. "Таймс" пытался представить себе карту штата.

- По горизонту - полукруг скал. Широкое грязевое озеро, кишащее плавающими тварями. Повсюду вокруг корабля гигантская странная белая растительность и неправдоподобно огромные мясистые чудовища, дерущиеся и пожирающие друг друга. Мы чуть не угодили в озеро и сели прямо на его зыбкий берег. Грязь не выдерживает веса корабля, мы погружаемся. Инженер говорит, что мы могли бы взлететь, но сопла забиты грязью, корабль может взорваться. Когда вы сможете добраться до нас?

"Таймс" смутно подумал о каменноугольном периоде. По всей видимости, Нэтен знал что-то такое, чего не знал он.

- Где они? - тихо спросил "Таймс".

Нэтен указал на индикаторы антенны. "Таймс" представил себе воображаемые линии, сходящиеся за окном, на залитом солнцем пустом аэродроме с его просыхающим бетоном и зеленой колышущейся травой. Там сошлись линии.

Космический корабль находится там!

Его неожиданно сжал страх перед чем-то неизвестным...

Корабль радировал снова и снова:

- Где вы? Ответьте, если возможно! Мы тонем! Где вы?

Журналист видел, что Нэтен все знает.

- Что это? - спросил он хрипло, - Они в другом измерении или в прошлом, или в другом мире, или еще что-нибудь?

Нэтен жалко улыбнулся; Джекоб Льюк вспомнил, что у него на космическом корабле друг.

- Я думаю, что они с планеты, принадлежавшей какой-нибудь бело-голубой звезде с большой силой тяжести и разреженной атмосферой. Понятно, почему они все видят в ультрафиолетовой части спектра. Наше Солнце слишком маленькое, тусклое и желтое. Наша атмосфера настолько плотна, что не пропускает ультрафиолетовых лучей. - Нэтен горько рассмеялся. - Ничего себе шутка, в хорошенькое место мы их заманили; как же нам теперь быть?

- Где вы? - взывал корабль пришельцев. - Ради бога скорее! Мы тонем!

Дешифровщик прервал свою путаную речь и взглянул корреспонденту в лицо.

- Мы спасем их, - сказал он тихо. - Вы правы насчет времени, правы, что они движутся не с той скоростью. Я был не прав. Все это сжимание передач до взвизга, ускорение, чтоб удобнее было передавать быстродвижущимся лучом, - все это ошибка.

- Что вы имеете в виду?

- Они не ускоряют свои передачи.

- Они не... ?

Неожиданно в воображении "Таймса" снова возникла пьеса, которую он уже видел, но теперь актеры двигались с размывающей очертания скоростью, слова вылетали головокружительным высокотональным потоком, мысли и решения сменялись с непостижимой быстротой, по лицам рябью пробегали неясные волны выражений, со страшной разрушительной силой хлопали двери, актеры вбегали и выбегали из комнаты.

Нет - быстрее, быстрее, он не мог себе представить такую быстроту, какая была в действительности; час разговоров и действий умещался в одном моментальном "взвизгивании", в узком шумовом пике, который был короче любого слова в английском языке. Материя не могла выдержать такого напряжения - инерция, резкие перегрузки.

Это было безумием.

- Почему? - спросил он. - Как?

Нэтен снова резко засмеялся и протянул руку за микрофоном.

- Выручить их! На сотни миль вокруг нет ни озера, ни реки!

Дрожь пробежала по спине "Таймса" от ощущения ирреальности. Он заметил, что машинально роется в кармане в поисках сигареты.

- Где же они тогда? Почему мы не видим их корабля? Нэтен включил микрофон жестом, выразившим всю горечь его разочарования.

- Для этого нам понадобится микроскоп.

(*) Б а д - по-английски - друг, приятель.