Избранница Золотого дракона. Часть 1

Глава 1

Еще слабой после недавней болезни рукой я осторожно приоткрыла створки медальона. Тут же воровато огляделась, боясь, как бы тетушка Готлина не застала с поличным. Но к счастью, видимо, дела, по которым ее вызвали, были слишком важными, и тетушка не спешила снова занять свой пост при мне. Да и по большому счету я уже не настолько нуждалась в постоянной заботе. Болезнь схлынула так же внезапно, как и появилась, оставив после себя чудовищную слабость, худобу и полное отсутствие волос, которые при этом недуге начинают выпадать первыми. Но я считала, что еще легко отделалась. «Белая смерть», как называли этот мор, уносила с собой все больше людей. И далеко не всегда заболевший выживал. Да моя внешность и до этого не впечатляла.

Я тяжело вздохнула, уже безбоязненно открыв медальон и сдвинув портрет матери, чтобы увидеть спрятанный под ней образ того, кто стал моим личным наваждением.

Кирмунд Адрамейн. Немного резкие черты лица, кажущиеся хищными из-за линии носа и легкого прищура янтарно-карих глаз, с каким он всегда смотрел на мир. Суровая линия подбородка, непослушные черные волосы, придающие этому мужчине впечатление какой-то первобытной дикости.

Жаль, что миниатюрный портрет Кирмунда не в силах в полной мере отразить то впечатление, какое он обычно производил на людей. Да и портретик этот был вырезан мной из дешевой картинки, что продавались в любой книжной лавке — портреты выдающихся деятелей земель драконов. Помню, как щедро заплатила служанке за то, чтобы та приобрела для меня изображение Кирмунда. Заплатила вдесятеро больше, чем стоила картинка, но никогда об этом не жалела. Эта вещица для меня самой была бесценной. Вырезав из картинки лицо Кирмунда и спрятав его в медальон, я получила возможность любоваться моим прекрасным наваждением когда захочу.

Сколько себя помню, я была влюблена в Кирмунда. Еще с того момента, как он впервые со своим отцом посетил земли Серебряных драконов. Мне тогда было пять, а ему десять. И конечно, не стоило ожидать, что наследный принц Золотых драконов, уже тогда воспитуемый, как будущий правитель и воин, снизойдет до общения со мной. Пусть даже я принцесса Серебряных драконов, но удел женщины гораздо скучнее и прозаичнее. Да и потом, когда мы росли и наши пути иногда пересекались во время дружественных визитов обоих правителей друг к другу, Кирмунд не проявлял по отношению ко мне ни малейшего интереса. И это несмотря на то, что я отчаянно стремилась ему понравиться. Надевала лучшие наряды, читала те же книги, что интересовали его, чтобы было о чем поговорить. Мечтала о том, чтобы наши отцы в итоге решили нас поженить.

Четко помню тот день, когда с глаз спала пелена и я осознала, что все мои ухищрения так и останутся напрасными. Мне тогда было четырнадцать. Помню, как во время очередного бала в честь визита высоких гостей из соседнего королевства забежала в потайную нишу, чтобы никто не увидел моих слез досады при виде того, как много внимания Кирмунд уделял сегодня одной из придворных дам.

Пока приводила себя в порядок и настраивалась на то, чтобы снова выйти к гостям, услышала разговор проходящих мимо женщин, явившихся в нашу столицу в свите короля Золотых драконов.

— Нет, ну ты видела, до чего безобразна их принцесса. И как нелепо она смотрится в таком декольтированном платье. Я бы на ее месте лучше с ног до головы закуталась, чтобы скрыть такие сомнительные прелести. Она же их еще и выпячивает.

Вторая дама хохотнула:

— А ты заметила, как она на принца Кирмунда смотрит? Ходит за ним, как преданная собачонка. Это уже даже не смешно. Бедный принц. Если их и правда решат поженить, ему остается только посочувствовать.

Дамы прошли мимо, оставив меня в состоянии полнейшего ступора. До этого я никогда не задумывалась о том, насколько я красива или напротив. Как к дочери короля Серебряных драконов, ко мне относились с неизменным почтением, ни словом ни взглядом не проявляя иных чувств. Мне даже в голову не приходило, что я некрасива. Более того, безобразна, как они выразились.

В тот вечер на бал я так и не вернулась. Поднялась в свою комнату и долго разглядывала в зеркале свое отражение. Посмотрела на себя совершенно иным взглядом, невольно сравнивая себя с теми, кто считался при нашем дворе первыми красавицами. И все больше понимала, что те сплетницы в чем-то правы. Нескладная угловатая фигура без малейших проявлений женских округлостей, узкое лицо — непримечательное и тусклое, блеклые волосы, еще сильнее усиливающие общее впечатление серости и невыразительности. Я не находила в себе ничего привлекательного. Немного утешало то, что и явных изъянов тоже не увидела, так что насчет безобразности дамы преувеличили. Но то, что на такую, как я, Кирмунд вряд ли когда-нибудь посмотрит с интересом, это несомненно.

Когда делегация королевства Золотых драконов уехала, я полностью сменила гардероб. Перестала носить роскошные наряды, лишь подчеркивающие мою никчемность, предпочтя им наглухо закрытые серые, черные и коричневые платья. На балах сидела под стеночкой рядом со старухами и неизменно отказывалась от предложений потанцевать. Решила, что буду носить свою некрасивость с честью и не позорить себя попытками исправить то, что исправлению не подлежит. По крайней мере, мне тогда казалось, что веду себя единственно правильно в той ситуации.

Отец и брат были всерьез обеспокоены переменами во мне. Раньше веселая и жизнерадостная, я словно разом утратила эти качества. Отец даже пригласил к нам тетю Готлину, хотя обычно она редко покидала стены женской обители, где была настоятельницей. А я теперь посмотрела и на тетю новыми глазами. Внезапно поняла, что она довольно привлекательная, даже красивая. Не чета мне. Почему же сделала такой странный выбор, предпочтя полностью посвятить себя служению богу-дракону, а не стать женой и матерью, я понять не могла. Как раз у тети Готлины наверняка не было проблем с поклонниками до того, как она приняла обет. Помню, что неожиданно мне показалось заманчивым тоже последовать ее примеру. Решила, что раз не нужна Кирмунду, то и вовсе не хочу никогда выходить замуж. Тетке я осторожно высказала свое желание, умолчав, правда, об истинных причинах. Но нарвалась на крутой отпор.

— У тебя иная судьба, девочка, — уверенно заявила она. — На такой шаг, какой сделала я, нужно решаться в двух случаях: если ты твердо уверена, что это твое призвание, или если иного выхода просто не видишь.

— Какая же причина была у тебя? — осторожно спросила, не ожидая, впрочем, что ответит.

— Вторая, — усмехнулась тетя Готлина, а потом неожиданно разоткровенничалась со мной, чего никогда не случалось раньше. — Я очень любила твоего отца. А он предпочел мою сестру. И я была уверена, что никогда и никого не смогу полюбить так, как его. Даже мысли не допускала, что меня может коснуться другой мужчина. Тогда мне показалось правильным выходом из ситуации — уйти в обитель. Спустя несколько лет я поняла, насколько импульсивным было это решение, но назад дороги нет. Тем, кто принял обет, путь в прошлую жизнь заказан. Так что я не допущу, чтобы ты пошла по моим стопам. Тем более что не считаю, что в твоем случае есть хоть одна веская причина для такого шага.

Я была поражена. Готлина любила моего отца? Мне и в голову такое не приходило. Никогда она не проявляла какой-то особой симпатии к нему. И пока была жива мать, и после ее смерти. Или, может, чувства тети никогда и не были достаточно сильными? Помню, как вырвался этот вопрос, мне самой показавшийся бестактным.

— Ошибаешься, девочка, — как-то грустно улыбнулась тетя. — Я все еще люблю его. И вряд ли это чувство когда-нибудь уйдет. Но я научилась жить с этим и никому не показывать. Так, по крайней мере, могу сохранять чувство собственного достоинства.

И я решила, что попробую делать, как она. Никому не показывать тех чувств, что питаю к Кирмунду. Это будет только моя тайна, которую стану тщательно оберегать.

— Так почему тебе вдруг пришло в голову, что ты хочешь стать жрицей Золотого дракона? — спросила тетя.

— А зачем такому уродливому созданию, как я, оставаться в миру? — с горечью откликнулась я, утаив главную причину.

Реакция тети Готлины даже обидела — она расхохоталась. Громко и весело. А потом порывисто обняла и щелкнула по носу.

— Ты совсем еще ребенок, Адала.

— Я уже не ребенок, — отстранившись, обиженно сказала я. — Мне четырнадцать. Многие девушки в таком возрасте замуж выходят.

— Но не те, в ком есть кровь драконов, — тетя подмигнула мне. — А в тебе она точно есть.

Об этом я и так знала, хоть и не считала таким уж благом. И мой отец, и мать были избранными драконами по праву рождения. Я, как и они, появилась на свет в серебряной чешуе, что свидетельствовало о том, что во мне со временем проснется кровь Серебряного дракона. Чешуя такая сползает с тела в первые месяцы после рождения. И в дальнейшем развитие происходит, как и у обычных людей. До момента совершеннолетия — двадцати лет — дети с кровью драконов ничем не отличаются от остальных. Даже регенерация у них такая же. Правда, подарить потомство они до вступления в силу не могут при всем желании: что мужчины, что женщины.

А вот потом, когда организм окончательно перестроится, и проявляются особые возможности избранников драконов. Регенерация, делающая неуязвимым практически к любой из человеческих болезней, быстрое заживление ран. У мужчин большая физическая сила и способность перевоплощаться в драконью ипостась, чего лишены женщины. У некоторых проявляются и особые способности типа ментального воздействия, телекинеза, ясновидения и прочего. Но последнее встречается не так часто. Как и во многих других областях жизни, женщины, даже с кровью драконов, гораздо слабее. Единственное, что меня радовало в своей исключительности, это то, что, по крайней мере, до двадцати лет замуж не выдадут. Конечно, если бы пришлось выйти за Кирмунда, я бы смотрела на это иначе. Но вряд ли это произойдет.

Он наследный принц, ему явно в жены отдадут девушку с кровью Золотых драконов. Хотя долгое время я все же лелеяла надежду, что может быть иначе. Ведь моя мать происходила от избранников не только Серебряных, но и Золотых драконов. Просто в ней проявилась кровь первых. Но структура крови давала возможность произвести на свет и иное потомство. Как-то даже слышала, что отец Кирмунда тоже претендовал на роль мужа для моей матери, но она отказала ему. Всякий раз, когда смотрела на портреты матери, не могла не восхищаться и в то же время не испытывать горечи. Вот она была действительно красавицей. Даже тетя Готлина с ней ни в какое сравнение не шла. Только я почему-то не унаследовала от нее ничего. Заметив мое выражение лица, тетя заговорщицки подмигнула.

— А ты знаешь, что до совершеннолетия твоя мать считалась страшненькой?

Я опешила, непонимающе воззрившись на нее. Такое трудно было себе представить.

— У женщин нашего рода драконья кровь проявляется таким вот странным образом, — продолжила тетя. — Те, в ком она есть, до обретения полной силы выглядят невзрачно и непримечательно. Возможно, это своего рода защитный механизм, чтобы на их красоту не покусились до того, как это станет безопасным. Во мне, к сожалению, драконья кровь не проявилась. Но у матери и у сестры это проявилось одинаково. Я видела их портреты в юные годы и после совершеннолетия. Ты бы удивилась.

— Хотите сказать, что я тоже могу стать… — голос сорвался от избытка эмоций, а в сердце шевельнулась робкая надежда. О, если это так, то в моем случае не все еще потеряно. Может, если Кирмунд увидит меня после совершеннолетия, появится шанс привлечь его?

Тете Готлине тогда удалось вновь вернуть мне вкус к жизни. Правда, от скромных платьев я не отказалась, но стала гораздо веселее. И оставила мысль стать жрицей женской обители. Теперь уже с нетерпением ждала момента взросления, по ночам прокручивая в голове радужные мечты о том, как стану красавицей, Кирмунд меня полюбит, женится, и как мы будем с ним счастливы до конца наших дней.

Вот только мечты мои пошли прахом уже через год. Началась война между нашим королевством и Золотыми драконами. Теперь Кирмунд считался врагом. И мечта о том, что он сочтет меня достойной на роль жены, стала еще более недостижимой.

До сих пор вспоминаю, как страшный сон, тот момент, с которого начался конфликт между нашими государствами. Мы с отцом и братом прибыли в королевство Алых драконов на празднование помолвки одной из их принцесс. Туда с той же целью приехали и Кирмунд с отцом. Оба короля напились на балу, и как-то незаметно вполне невинная пикировка переросла в ссору. То, что открылось тогда, поразило до глубины души. Оказывается, отец Кирмунда, Юриген Адрамейн, все еще не мог забыть мою мать, которую пламенно любил когда-то. Он до сих пор не простил отцу, что она предпочла его. Пусть и не проявлял это в открытую, но неприязнь копилась внутри, пока не прорвалась наружу.

— Ты убил ее, — орал потерявший всякую выдержку Юриген, не обращая внимания на пытавшегося его успокоить сына. — Заставлял каждый год рожать тебе очередного щенка. Пусть даже лекари предупреждали, что для нее это может быть опасно. Это ты свел ее в могилу.

Я сидела ни жива ни мертва, боясь глаза поднять на окружающих высоких гостей. Здесь ведь собрались властители семи драконьих королевств. Выносить сор из избы на глазах у всех, портя торжественность момента, ради которого собрались — это нарушало все правила приличий.

Хуже всего, что доля истины в словах Юригена была. Отец маниакально хотел еще одного сына, помимо моего старшего брата Уонерда. И даже несмотря на предостережения лекарей, не оставлял маму в покое. У нее же были проблемы с тем, чтобы выносить и родить здорового ребенка. Редкость для драконов, но к сожалению, матери не повезло с этим. Семь мертвых младенцев. Каждый раз, когда после очередных тяжелых родов из ее покоев выносили крохотное мертвое тельце, я слышала рыдания матери, больше похожие на вой дикого зверя. Только двое из ее потомства выжили — я и Уонерд.

Иногда мне в голову приходила кощунственная мысль, что отец никогда по-настоящему не любил мать, иначе не заставлял бы ее снова и снова проходить через такое. После очередных неудачных родов мать умерла, а отец стал задумываться над тем, чтобы найти новую жену. Но пока ни одна женщина не привлекла его в достаточной мере. И вот теперь посторонний мужчина, всю жизнь пронесший в сердце трепетную любовь к моей матери, осмелился сказать в глаза чудовищную правду.

Потом был поединок. Жестокий. Жуткий. Поединок в ипостаси драконов. Зрелище одновременно леденящее кровь и завораживающее. Два дракона: золотой и серебряный, извергая пламя, сражались в воздухе не на жизнь, а на смерть. А все собравшиеся на окончательно испорченный праздник в полном молчании наблюдали за этим со стороны. Никогда не забуду жуткий рев, доносящийся из пастей, усеянных острейшими зубами. То, как эти зубы врезались в плоть врага, пробивая бронированную чешую и демонстрируя собственную мощь. Яд противоборствующих драконов, разносящийся по крови в местах укусов и разъедающий плоть. С подобным даже драконья регенерация справлялась с трудом.

Тогда победил отец, пусть и сам рухнул на подворье едва живой. Потом ему понадобилось несколько месяцев, чтобы залечить раны. Но королю Юригену повезло еще меньше. Тот поединок закончился для него смертью. А Кирмунд стал новым королем Золотых драконов. Никогда не забуду его взгляд, брошенный на нашу семью. Полный ненависти и жажды мести. Такой пронизывающий, непримиримый. Зная, как сильно Кирмунд любил отца, я не могла его за это осуждать. Но в тот момент окончательно поняла, что между нами разрослась такая пропасть, которую вряд ли можно будет перешагнуть.

А еще через месяц, когда мы уже вернулись в свое королевство, гонец прислал известие о том, что войско Золотых драконов под предводительством Кирмунда нарушило границу наших территорий и захватило приграничный город. Это стало начало войны. Чудовищной, беспощадной. Войско Кирмунда выжигало на своем пути поселения и города, не щадя никого, прорезая себе путь к нашей столице. Молодой король желал уничтожить, стереть с лица земли тех, кого отныне считал врагами.

Отец тоже спешно велел собирать войско. Из-за того, что сам еще до конца не оправился от ран, отправил воевать сына. Через три месяца во дворец доставили отрубленную голову Уонерда — «подарок» от Кирмунда. Удара тяжелее трудно было нанести моему отцу. Для него сын-наследник был смыслом жизни. Не помня себя от ярости и горя, он возглавил войско и стал наносить не менее жестокие удары противнику.

Резня. Беспощадная, безумная. Вот, чем была эта война. Хуже всего, что я не знала, чью сторону в ней принять. Как отец, так и Кирмунд были мне дороги. Иногда я боялась собственных мыслей, зная, что если бы кто-нибудь о них узнал, посчитали бы предательницей собственного народа, собственной семьи. Может, из-за постоянных волнений и мрачных раздумий и одолела «белая смерть». Часть меня настолько хотела покончить с постоянной болью в сердце, что оказалась даже рада болезни.

Но я выжила. Тетя Готлина, приехавшая во дворец, чтобы ухаживать за мной, сумела поставить на ноги и хоть немного поднять моральный дух. Она говорила, что пока человек жив, жива и надежда. Нельзя опускать руки. И что если и я умру, отец вряд ли вынесет такое горе. Теперь я его единственный ребенок. Во мне наследие Серебряных драконов. Пришлось вспомнить о том, что в первую очередь я принцесса, а уж потом безнадежно влюбленная во врага шестнадцатилетняя девчонка.

И я знала, что пусть даже никогда не смогу вырвать из сердца это чувство, въевшееся, словно ржавчина, об этом не узнает никто. О моей проклятой слабости, с которой придется бороться всю мою жизнь. Ведь теперь я меньше, чем когда-либо, имела право любить Кирмунда. Убийцу моего брата. Того, кто огнем и мечом идет сейчас по моей родине и уничтожает все живое на своем пути.

Хотя такого Кирмунда мне даже представить себе было тяжело. Он всегда казался сдержанным, обходительным, не проявлял сильных эмоций. Настоящий лорд с безупречными манерами, которыми я так восхищалась. И вместе с тем в воинской доблести его никто не мог превзойти. Я не раз украдкой наблюдала за тем, как он тренируется на мечах с другими воинами. В такие моменты Кирмунд неуловимо менялся, в его янтарных глазах загорался хищный блеск, выдающий внутренний огонь, что в нем таился. Привычная сдержанность слетала, словно шелуха. Оставался зверь — сильный, грациозный, опасный. Меч казался продолжением его руки, каждое движение было отточенным и уверенно-безжалостным. Быстрый, неистовый, необузданный. У меня сердце уходило в пятки, когда я видела его таким. Но даже тогда он не терял контроля над собой, а эмоции прятались где-то внутри, недоступные никому. Он позволял видеть окружающим лишь то, что хотел сам.

Настоящим, полностью обнажившим душу, я увидела его лишь раз. Над телом отца. Эта звериная боль, ярость. От них становилось страшно, а все внутри скручивало в тугой комок. Мне так хотелось верить, что это состояние в нем лишь временное, что оно уйдет в глубины души, а скоро снова вернется прежний Кирмунд. Настоящий лорд, который даже с теми, кто ниже его или кто его мало интересует, был вежлив и доброжелателен. Но что-то подсказывало, что вряд ли он сможет снова стать таким. По крайней мере, пока не утолит жажду крови и мести, обуревающие его.

Я тяжело вздохнула, обвела пальцами контуры любимого лица и спрятала медальон под воротом платья. Всегда носила его именно так, поближе к сердцу, чтобы хоть немного почувствовать тепло людей, что были мне так близки. Матери и Кирмунда, чьи портреты хранила в медальоне. Потом поправила платок, чуть съехавший с облысевшей головы, и вернулась к вышиванию — бесполезному занятию, которое хоть как-то скрашивало досуг.

Вбежавшая в мои покои тетя Готлина заставила прервать свое занятие и посмотреть с некоторым удивлением. Она казалась не на шутку взволнованной, что для нее было нетипичным. Обычно тетя умела мастерски держать себя в руках, в чем я не раз пыталась ей подражать.

— Что случилось? — вырвалось у меня, когда она застыла в центре комнаты, до крови закусив нижнюю губу.

Тетя конвульсивно дернулась, потом сдавленно произнесла:

— Все кончено, девочка моя.

— Что кончено? — я непонимающе смотрела на нее, утратив всякую способность соображать. Лишь чувствовала, что над нами нависло что-то темное и страшное.

— Война, — глухо откликнулась тетя Готлина. — Мы проиграли. Твой отец убит, войско разгромлено. Король Кирмунд направляется сюда, чтобы окончательно захватить власть. Нам нужно срочно уезжать отсюда.

Я все еще до конца не осознавала смысла сказанных слов, продолжая тупо смотреть на тетю. У двери послышалось деликатное покашливание, и только тут я обратила внимание, что вслед за Готлиной вошел мужчина в запыленной одежде. При виде незнакомого человека я невольно напряглась. Все же впускать посторонних в покои принцессы — это нарушение этикета. Хотя о чем я думаю? Какой там этикет, когда весь мой мир в одночасье разрушился? И все же, чтобы хоть как-то прийти в себя после шокирующего известия, глухо спросила:

— Кто это?

Тетя повернулась в сторону мужчины и мотнула головой.

— Лорд Маранас привез последние известия. Он поможет нам скрыться.

— Лорд Маранас? — спросила недоуменно, пытаясь различить знакомые черты на бородатом лице человека.

Словно догадавшись о моих затруднениях, один из верных соратников отца — Ретольф Маранас — сорвал накладную бороду и рыжий парик, представая в нормальном виде.

— Простите за вынужденный маскарад, — проговорил, почтительно кланяясь. — Так было необходимо.

Я же оцепенело разглядывала мрачного неулыбчивого брюнета, неизменно вызывавшего у большинства придворных нервозность. Что-то такое было в манере держаться этого человека, что заставляло испытывать невольное уважение и опаску. Из-за чрезмерной мрачности Ретольф казался старше своих тридцати лет, что впрочем, его нисколько не портило. Какая-то опасная темная красота, что скорее отпугивала, чем привлекала. Темные волосы, обычно причесанные волосок к волоску, сейчас находились в хаотическом беспорядке, что не только не портило, но делало еще привлекательнее. Как будто в безукоризненную холодную картину добавили немного человечности. Единственным изъяном смуглого лица с выразительными черными глазами был небольшой шрамик на правой щеке, возле губ, из-за которого один уголок рта казался немного презрительно изогнутым.

Наши придворные дамы не раз пытались заманить в свои сети этого мрачного красавчика, но наталкивались на ледяную стену. Казалось, он вовсе был лишен человеческих потребностей и слабостей. Единственным чувством, которое я в нем когда-либо видела, была преданность отцу, который оказал ему покровительство и приблизил к себе. Ретольф посвятил жизнь служению благодетелю и его семье. Как верный пес. Сейчас я даже поразилась, что он не предпочел погибнуть в бою вместе с отцом, а приехал сюда. Но уже следующие слова Ретольфа пролили свет на эту загадку:

— Ваш отец взял с меня клятву, что я добьюсь того, чтобы на троне Серебряных драконов вновь оказались истинные его властители. И я сделаю все, чтобы вернуть прежнее величие вашей семьи. Но для этого должен увезти вас отсюда. Пока вы живы, есть надежда свергнуть того, кто скоро воцарится в нашем королевстве.

— Вы считаете, что принц… то есть король Кирмунд решит меня убить? — едва шевеля губами, произнесла я, чувствуя, как сердце будто сжимает ледяная рука.

— Не исключаю такого варианта, — хмуро сказал он. — Сейчас он едет сюда, почти не делая остановок в пути. Боюсь, что опередил его ненадолго. Нужно спешить, принцесса.

— Но куда вы хотите меня везти, лорд Маранас? — чувствуя, что не могу даже шевельнуться от усилившейся слабости, выдавила я.

— Лучше всего вам покинуть земли Серебряных драконов. Ваш отец считал, что стоит попросить покровительства у Алых драконов. — В глазах Ретольфа что-то блеснуло, и я поняла, что он явно чего-то недоговаривает. Почему-то это встревожило, но я не могла решиться задать прямой вопрос. Может, лучше не знать, что меня ждет? Иначе все покажется еще более ужасным, и я просто не смогу найти в себе силы хоть что-то делать.

— Я прикажу собрать наши вещи, — произнесла тетя Готлина.

— Берите лишь самое необходимое, — тут же отозвался Ретольф, перенимая на себя командование и давая понять, что, несмотря на разницу в положении, именно он теперь станет решать нашу судьбу. Но осознание того, что со мной поедет тетя, немного утешило. Правда, следующие слова мужчины опять пробудили в душе тревогу: — Леди Готлина, мы сопроводим вас до женской обители, а потом наши пути разойдутся. В обители вам ничто угрожать не будет, да и вы вряд ли заинтересуете короля Кирмунда. В вас нет драконьей крови. Да и оставшись в королевстве, вы сможете быть нам с принцессой более полезны.

Тетя, помолчав, кивнула, но решилась на вопрос:

— Значит, у вас есть реальный план действий?

— Есть, но лучше пока не разглашать его. Все же вы можете попасть в руки Кирмунда и не выдержать, рассказав ему все, что он хочет знать.

Несмотря на завуалированность высказанной мысли, я прекрасно поняла, что осталось недоговоренным. Не выдержать пыток. Невольно ощутила дурноту при мысли о том, что Кирмунд решится пытать мою тетку. Не могла себе такого даже представить.

— Есть кое-что еще, что вы должны знать, — когда тетя Готлина выбежала, чтобы отдать распоряжения служанкам, произнес Ретольф. — Мне пришлось пойти на то, что глубоко мне противно. И вы должны об этом знать. Как и то, что я сделал это только потому, что просил ваш отец. Официально я перешел на сторону короля Кирмунда, предал своих. Сделал это уже когда окончательный расклад был ясен — мы почти проиграли. Мне пришлось сделать это, чтобы выжить и выполнить возложенную на меня миссию.

Я не знала, что сказать, чувствуя, как от избытка шокирующих новостей бедная голова едва не лопается. Не нашла ничего лучше, как просто кивнуть и пробормотать, что все понимаю. Ретольфа, похоже, это удовлетворило, и он, снова нацепив парик и бороду, откланялся, сказав, что будет ждать во дворе с оседланными лошадьми. А я даже не решилась возразить, что вряд ли смогу после перенесенной болезни выдержать поездку верхом. Накатило какое-то отупение, лишившее малейших сил противостоять чему-либо. Вся моя привычная жизнь покоилась в руинах, и я не знала пока, что с этим делать и как жить дальше. Может, потом, когда осознаю все до конца, найду в себе силы расспросить Ретольфа подробнее о его планах и решить, хочу ли следовать им. Но точно не сейчас.

Отец мертв. Как и брат. Наше королевство захвачено. И скоро в нем будет объявлен новый король. Вполне возможно, что все, в ком есть кровь Серебряных драконов, будут истреблены из-за той ненависти, что теперь питает к нам Кирмунд. Я должна покинуть отчий дом и ехать в чужую страну униженной беглянкой. Просить покровительства и каждую секунду дрожать за собственную шкуру, боясь, что люди Кирмунда доберутся до меня даже там и уничтожат. Наверное, не нахлынь на меня сейчас странная опустошенность, я бы сошла с ума от ужаса того положения, в котором оказалась.

Крики и шум за окнами заставили вынырнуть из собственных мрачных мыслей. С трудом поднявшись на подгибающихся ногах, я подошла к окну и ощутила, как сердце едва не выпрыгивает из груди при виде заполонивших двор закованных в броню всадников с эмблемами в виде разевающего пасть золотого дракона.

Мы опоздали. Король Кирмунд не дал нам возможности покинуть дворец до своего прибытия. Глаза помимо воли искали среди проносящихся повсюду как смерч воинов, разящих тех, кто еще осмеливался сопротивляться, знакомую фигуру. А когда отыскали, уже не могли оторваться от всадника в золоченой броне и шлеме, скрывающем верхнюю часть лица. Но мне достаточно было горделивой линии мужественного подбородка и знакомых контуров губ, чтобы быть точно уверенной — это он. Кирмунд. Мой любимый враг, к которому даже сейчас не могу испытывать ненависти.

В комнату ворвалась тетя Готлина с перекошенным от ужаса лицом.

— Все пропало, — воскликнула она, подбегая и обнимая меня за плечи. — Мы не успели.

— Где лорд Маранас? — глухо откликнулась я.

— Не знаю. Должен был ждать снаружи. Вряд ли ему удастся уцелеть среди того, что там сейчас происходит.

— Значит, так тому и быть, — как-то обреченно сказала я. — Мы останемся и постараемся принять свою судьбу с достоинством.

Готлина прижала меня к себе покрепче, безмолвно даря заботу и поддержку. Как и я, она прекрасно понимала, насколько малы шансы на то, что мы останемся живыми и невредимыми. Скорее всего, нас ждет насилие и жестокая смерть от рук воинов Кирмунда. За дверями покоев слышалось лязганье мечей. Наши последние защитники ценой жизни оберегали нас от того, что неминуемо должно случиться. Я же, будто оцепенев, продолжала смотреть в окно на носящегося по подворью всадника в золоченых доспехах. Не могла отвести от него глаз, будто вся моя жизнь сосредоточилась в этом взгляде.

Увидела, как от наших воинов остались лишь жалкие крохи, которых добивали противники. И как Кирмунд, разгоряченный битвой, сбрасывает шлем, исторгая из горла звериный торжествующий рык. Выразительные глаза полыхают янтарным блеском, а по широким плечам падают черные волосы, отливающие золотом — особое проявление в его внешности драконьей крови. Меня всегда завораживал этот удивительный цвет, словно сотканный из противоречий: мрака и света. Он и сам был таким. Этот мужчина, поселившийся в моем сердце незаживающей раной. Соединение дикости и благородства, огня и тьмы. Как это все сочеталось в нем, оставалось поражаться и восхищаться.

Кирмунд будто почувствовал мой взгляд и вскинул голову, обращая ее в сторону окна, у которого я стояла. Глаза полыхнули такой ненавистью, что я невольно отшатнулась. К кому адресована эта ненависть: ко мне или самому дворцу, являвшемуся для этого мужчины средоточием всего, что ненавидел, было трудно понять. Но никогда еще я не ощущала такой боли и тоски, как сейчас, когда тот, кого безумно любила, дал понять, что чувствует ко всему, что для него олицетворяла я.

Когда снова нашла в себе силы выглянуть в окно, Кирмунда на подворье уже не было. Его воины оглушали пространство торжествующими воплями, радуясь победе. Я увидела, что среди них даже женщина была — тоже одетая в доспехи, потрясающая окровавленным мечом. Теперь, когда шлем не скрывал ее волосы, они разметались по спине и плечам рыжевато-каштановыми кудрями. Я даже узнала ее — девушка-оборотень, воспитывавшаяся вместе с Кирмундом при дворе его отца. Она была предана ему безоговорочно и постоянно находилась рядом.

Помню, что даже ревновала к ней и как меня утешала мысль, что ничего серьезного у Кирмунда с ней никогда не будет. Слишком большая разница в положении. К ней относились как к домашнему питомцу, которого Кирмунд нашел в лесу во время охоты. Девочка была ранена, в жутком состоянии. Благодаря Кирмунду она осталась жива, и после того, как выздоровела, пожелала остаться при нем. Своими повадками она больше походила на мужчину, даже училась сражаться вместе с принцем. Так что неудивительно, что и на поле битвы находилась рядом, сражаясь плечом к плечу с воинами. До нас доходили слухи, что во время боя она иногда принимала волчью ипостась и с каким ужасом воспринимали ее люди, погибающие под клыками и когтями громадной зверюги.

А я подумала о том, что это свирепое существо, преданное лишь одному хозяину, гораздо ближе Кирмунду, чем кто бы то ни был. И сейчас ее дикая ярость — отголосок его собственной. Невольно содрогнулась, когда девушка тоже подняла голову и уставилась прямо на меня. Ее привлекательное лицо исказилось в зверином оскале, показавшись почти безобразным. С губ сорвалось угрожающее рычание. Но в этот раз я нашла в себе силы остаться на месте и не отпрянуть, с вызовом встречая взгляд свирепых желто-зеленых глаз. Опускать глаза я буду только перед Кирмундом. Несмотря ни на что, я принцесса, пусть теперь и без королевства.

Массивная дверь моих покоев сорвалась с петель, пропуская несколько воинов, лязгающих доспехами и что-то вопящих. Мы с тетей повернулись к ним, продолжая судорожно сжимать друг друга в объятиях. Я чувствовала, как дрожит тело единственного родного человека, который у меня остался, и пыталась подавить собственную дрожь. Предстать перед этими воинами, лишившимися человеческого облика, жалкой и трясущейся, как перепуганный зверек, казалось еще худшим, чем то, что может последовать от них. Не пророню ни крика, ни стона, ни мольбы о пощаде. Клялась себе в этом, с трудом удерживаясь на подкашивающихся ногах и глядя в глаза судьбе.

Глава 2

В голове вертелись душераздирающие истории о насилии и издевательствах над беззащитными женщинами, ходившие по дворцу с тех пор, как началась война. В столицу ведь стекалось множество беженцев из разрушенных поселений. Сейчас, при виде этих озверевших мужчин — окровавленных, утративших человеческий облик — нетрудно было поверить во все то, что слышала. Пусть для ушей принцессы такие истории не предназначались, но никто не мешал слушать тайком. Что я и делала, желая знать без утайки о том, что происходит в королевстве. И вот теперь, похоже, придется на собственной шкуре испытать то, что пережило множество женщин, побывавших в руках вражеских воинов.

Тетя Готлина задвинула меня за спину, хотя сама была бледной как смерть. Но старалась держаться с достоинством и не выдавать страха. Она уже явно хотела разразиться гневной речью по поводу того, как невоспитанным мужланам следует вести себя с благородными дамами, но те вдруг расступились, даже не делая попыток напасть.

Мне кровь бросилась в голову, когда увидела вошедшего в комнату Кирмунда. Теперь, вблизи, стало еще более очевидным, насколько же он изменился с того момента, как видела его во время балов и торжественных церемоний. Передо мной был совершенно другой человек. Как и его воины, обагренный кровью, с горящим в глазах жестоким блеском и каким-то звериным выражением лица. Он рассматривал нас с высокомерным презрением, словно мы были жалкими букашками на его пути, которых он жаждет раздавить и пойти дальше.

— Слава богам драконам, — первой отмерла тетя Готлина, словно не заметив этот не предвещающий нам ничего хорошего взгляд. — Я рада, что мы будем иметь дело с благородным лордом, а не с этими дикарями. Лорд Кирмунд, надеюсь, вы проявите снисхождение к беззащитным женщинам, оказавшимся в вашей власти.

— Снисхождение? — губы Кирмунда тронула саркастическая улыбка. — О, разумеется. Я окажу все возможное почтение тем, кто принадлежит к роду убийцы моего отца.

— Вы ведь не станете мстить ни в чем неповинным женщинам? — голос тети дрогнул, хоть она и пыталась храбриться.

— Напомните ваше имя, сударыня, — не ответив на вопрос, хищно прищурился Кирмунд.

— Готлина Оредан.

— Оредан? — лицо Кирмунда словно закаменело. — Родственница той шлюхи, что затуманила разум моему отцу?

Вот этого я уже не смогла стерпеть. Даже от него. Даже понимая то, что сейчас Кирмунд мало что соображает, исполненный лишь жажды поквитаться с теми, кто причинил ему боль.

— Не смейте так говорить о моей матери, — выдохнула, выступая вперед.

— Смотрите, кто подал голос, — ухмыльнулся король Золотых драконов. — Раньше, помнится, вы не были способны и рта раскрыть, принцесса Адала. Смею заметить, что с момента нашей последней встречи вы еще больше подурнели. Хотя я считал, что вряд ли такое возможно.

Пришлось ухватиться за руку тетки, чтобы удержаться на ногах. А особенно когда раздалась следующая реплика Кирмунда:

— Но это не помешает мне довести задуманное до конца. Я твердо намерен сделать вас своей женой, принцесса.

— Что? — показалось, что я ослышалась. Стояла, как оглушенная, вся превратившись в зрение и пытаясь хоть что-то понять по искривленному в издевательской гримасе лицу того, кого так долго и беззаветно любила.

— Зачем вам это? — вместо меня задала резонный вопрос тетя Готлина, с тревогой обводя взглядом воинов, рассредоточившихся у входа и молча ожидающих команды своего короля.

— Скажем так, я намерен упиваться своей местью как можно дольше, — хищно улыбнулся Кирмунд. — А она — единственное отродье Серебряных драконов, что еще ходит по земле. Остальных я уже уничтожил.

— Разве бедная девочка в чем-то виновата перед вами? — уже не сдерживая гнева, воскликнула моя храбрая тетя, стиснув кулаки.

— Хотя бы в том, что появилась на свет, — насмешливо сказал король. — И я намерен сделать так, чтобы каждую минуту своей никчемной жизни она об этом жалела.

— Но вы собираетесь сделать ее женой. Своей королевой, — осторожно сказала тетя, пока я стояла, как пришибленная, и хоть что-то пыталась понять. — Если так, то Адала станет матерью ваших детей. Бог-дракон повелевает заботиться о своей паре, защищать ее. Разве вы готовы пойти на нарушение божественных законов?

— О, я позабочусь о своей жене, даже не сомневайтесь, — Кирмунд предвкушающе рассмеялся. — Как и ее собственный отец заботился о ее матери. Как только принцесса войдет в нужный возраст для зачатия, я намерен регулярно исполнять супружеский долг и получить от нее как можно больше отпрысков. И это несмотря на то, что ее кровь изначально отравлена мерзостью, которую я намерен истреблять. Но я готов пойти и на такой риск, лишь бы иметь удовольствие вновь и вновь обагрять руки кровью Серебряных драконов. Разумеется, если она родит детей моей крови или обычных, их оставят в живых. Но конечно, я не позволю этой женщине их воспитывать. Ее удел — стать для меня свиноматкой, чье единственное предназначение — рожать детей. Разве не так поступают короли Серебряных драконов со своими женами? — он снова расхохотался.

А я смотрела в привлекательное лицо, которое больше не узнавала, и до меня постепенно доходил весь ужас положения. Ту участь, что ждет в браке, о котором так долго мечтала. Не зря говорят: будьте осторожны со своими желаниями. Похоже, я узнаю это на собственной шкуре. То, что собирается сделать со мной этот мужчина, походило на худший кошмар. Да, он сделает меня своей женой, своей королевой, но будет держать в заточении, вдали от настоящей жизни. Наведываться ко мне время от времени, чтобы заделать ребенка, а потом… О, Серебряный дракон, в голове не укладывается то, что он хочет делать. Убивать собственных детей, если в них окажется кровь моего рода. Остальных же я никогда не увижу. Чем такая жизнь, уж лучше смерть.

Со свистом втянув воздух, я глухо проговорила:

— Я никогда не соглашусь стать вашей женой.

— Вот как? — обманчиво мягко спросил Кирмунд. — Думаю, уже через несколько секунд ты передумаешь. Если, конечно, не желаешь, чтобы мои воины затрахали твою любимую тетку до смерти.

Он сделал знак нескольким воинам, которые возбужденно загоготали и, спрятав мечи в ножны, кинулись выполнять приказ. Я закричала, пытаясь остановить их и помогая отчаянно сопротивляющейся тете. Напрасно. Меня отшвырнули в сторону, словно жалкого щенка, путающегося под ногами. Тетя в какой-то момент перестала сопротивляться, умоляюще глядя на меня. Сквозь смех и непристойные возгласы воинов я услышала ее слова:

— Не думай обо мне, девочка. Не соглашайся.

Кирмунд хмыкнул, с интересом наблюдая за этой сценой. Тетя закрыла глаза, шепча молитвы и смирившись с неизбежным, пока с нее срывали одежду и раскидывали в сторону руки и ноги. Я беспомощно подвывала, как раненый зверь, не в силах смотреть на это и в то же время не могла отвести глаз. Понимала, что в любой момент могу все прекратить. Но на что обреку себя, приняв такое решение? Неужели Кирмунд — тот благородный рыцарь, каким я всегда его видела — на самом деле позволит произойти всему этому ужасу?

Сердце болезненно ныло, когда я понимала, насколько глубока тьма, что в нем поселилась. Но так хотелось надеяться на то, что все исправимо. Что пока просто прошло слишком мало времени после перенесенного несчастья, вот он и одержим местью. Может, через несколько лет все изменится и на самом деле он не сделает со мной того, что обещал? Я все еще надеялась на то, что тот образ, что сложился в моем сердце, не просто красивая картинка и глупые мечты. А допустить такой смерти для единственного родного человека не могла. Хоть это в моих силах изменить прямо здесь и сейчас.

— Стойте, — крикнула, обращая умоляющий взгляд на Кирмунда. — Пожалуйста, остановите это. Я согласна.

— Бросьте эту суку, — лениво проговорил король, и воины, пусть и не слишком довольные, отпустили тетю.

Я тут же бросилась к ней, трясущимися руками пытаясь привести в порядок разорванную одежду и утереть хлынувшие по щекам женщины слезы. Она так храбро держалась все это время, и только сейчас, когда удалось избежать самого страшного, напряжение выплеснулось наружу. Прижимая ее голову к груди, укачивала, как ребенка, и настороженно смотрела на Кирмунда, не зная, чего еще от него ожидать.

— Через полчаса ты должна быть готова к проведению церемонии, — властно произнес он и двинулся к двери, сделав знак воинам следовать за ним.

Уже? Он даже не даст хотя бы несколько дней, чтобы я могла смириться с мыслью о предстоящей свадьбе? Наверное, поведи он себя по-другому и не будь этой отвратительной сцены, сейчас бы чувствовала себя даже счастливой. Ведь продолжала любить этого мужчину несмотря на то, что он враг, что из-за него погибли отец и брат. Могла оправдать его тем, что им двигала месть за собственного отца и я не имею права осуждать за это.

Но одно дело — победить мужчин, не уступающих ему в силе, равных ему. И другое — переносить месть на слабых беззащитных женщин. А еще его слова о том, что он истребил всех, в ком проявилась кровь Серебряных драконов, терзали каленым железом. Неужели он говорил правду? Убил каждого, даже женщин и детей, лишь за то, что в них течет наша кровь? Не хотелось верить, не хотелось принимать это. Я уже не знала, что чувствую и что должна чувствовать. Сердце разрывалось на куски от боли и протеста. А в той любви, что все еще опаляла душу, прорезалась первая трещина, сочащаяся кровью.

— Ты не должна выходить за него, — прорезал тишину, нарушаемую криками, доносящимися из окон, хриплый голос тети Готлины.

Она отстранилась от меня и, вытерев слезы, с тревогой вгляделась в мое лицо.

— Против воли он не сможет заставить. Иначе обряд будет считаться недействительным.

— У меня нет выбора, — тихо сказала я. — Тогда он убьет тебя. А может, и многих других, кто уцелел во время этой бойни. Думаю, сейчас Кирмунд вполне способен на такое.

— Может, лорду Маранасу удалось выжить, — вздохнула тетя Готлина. — Тогда он что-нибудь придумает. По крайней мере, у нас будет четыре года до твоего совершеннолетия, во время которых ты будешь для выполнения его планов бесполезна. Нужно попробовать убедить его, чтобы ты провела эти годы в женской обители. Там я хоть в чем-то смогу защитить тебя.

— По-твоему, Кирмунд станет слушать меня? — с горечью спросила я. — Выполнит мои требования?

Тетя только вздохнула, а я вдруг решительно поднялась. Хватит наматывать сопли на кулак и жалеть себя. По крайней мере, можно попытаться отстоять свои права хоть немного. Сейчас Кирмунду нужно мое согласие, и я могу попытаться сыграть на этом. Это потом уже он получит полную власть надо мной. Жена должна во всем подчиняться мужу, и он имеет право решать ее судьбу. Но пока я еще не жена. И, чтобы ни говорил Кирмунд и с каким бы презрением ни относился к моей семье, во мне течет королевская кровь. Я не должна никогда забывать об этом и терять чувство собственного достоинства.

— Ты куда? — испуганно вскрикнула тетя, когда я двинулась к двери.

— Поставить будущему мужу свое условие, — заявила я, криво усмехнувшись.

— Будь осторожна с ним, девочка, прошу, — послышалось вслед. — Сейчас это дикий зверь, возбужденный удачной охотой и чувствующий вседозволенность из-за своей победы. Не буди в нем еще большую ярость.

— Постараюсь, — глухо откликнулась я, открывая дверь и наталкиваясь на выставленную охрану из четырех воинов.

Наверное, еще несколько минут назад, до того, как во мне пробудилось что-то такое, о чем и не подозревала раньше, я бы предпочла отступить при виде враждебных зверских рож воинов, заступивших дорогу. Но не в этот раз. Чтобы ни думал по этому поводу Кирмунд, я будущая королева, а значит, заслуживаю хоть немного уважения со стороны его людей.

— Проводите меня к королю, — приказала я, вскинув подбородок.

Наверное, во мне еще оставалось достаточно величия, чтобы тон на этих дикарей подействовал. Выражения лиц стали чуть менее глумливыми, чем раньше, но все же недостаточно.

— Вы должны оставаться здесь, пока за вами не пошлют, — снизошел до ответа один из воинов.

— В таком случае никакой свадьбы не будет, — холодно заявила я. — Мне нужно обсудить с будущим мужем кое-какие условия. Полагаю, он не придет в восторг, если узнает, что благодаря его людям все сорвалось.

Некоторое время пришлось в упор выдерживать взгляд того, кто у них, по всей видимости, был главным. Но видимо, что-то такое он все же прочел в моем, раз выругался и кивнул.

— Ладно, отведу тебя к королю. Но сама на рожон лезешь, девка.

— Я не девка, — спокойно откликнулась, чуть прищурившись, — а ваша будущая королева. Тот, кто станет моим супругом, может вести себя со мной как угодно, но вам такого права не дано. И не думаю, что король одобрит подобное непочтение к той, кого скоро назовет супругой.

Глумливое выражение окончательно исчезло с лиц, сменившись озадаченным. Пока воины что-то переваривали в мозгах, я решительно прошла вперед и двинулась по коридору, стараясь не смотреть на лужи крови, виднеющиеся повсюду, и изувеченные тела, которые сейчас куда-то волокли. Пыталась сохранить то самообладание, что помогло достойно держаться с вражескими воинами, как ни было это трудно при виде краха всего, что еще недавно казалось незыблемым.

Тот воин, с которым я говорила, выдвинулся вперед, указывая дорогу. И когда я поняла, где именно решил расположиться Кирмунд, в сердце невольно кольнуло. В покоях моего покойного отца. Не сомневаюсь, что он сделал это намеренно, лишний раз подчеркивая то, кто теперь здесь хозяин.

У дверей королевских покоев тоже стояла стража, но я с горделивым видом предоставила моему сопровождающему с ними разбираться и объяснять, чего я хочу. Видела, что стражники колеблются, поэтому все-таки решилась вмешаться в разговор:

— В чем дело?

— Король там не один, — ухмыльнулся один из них. — Велел не беспокоить.

Наверное, лучше всего было отказаться от своей затеи и уйти. Не лезть на рожон, как и советовала тетя Готлина. Но что-то подсказывало, что если сейчас отступлю, то и дальше стану отступать. Конечно, вряд ли Кирмунд придет в восторг из-за того, что его потревожили во время решения каких-то важных дел. Но наша будущая свадьба — это тоже важно. По крайней мере, я смогу этим оправдаться.

— Я все же настаиваю, — холодно сказала.

Стражник неожиданно осклабился и театрально почтительно распахнул передо мной дверь, пропуская внутрь. И причину его насмешливости я осознала сразу, едва переступила порог. Тут же захотелось ринуться обратно, но было поздно — дверь захлопнулась, а стук, раздавшийся при этом, привлек внимание мужчины и женщины, совокуплявшихся на постели. Именно совокуплявшихся — иначе сложно было назвать то дикое грязное действо, что там происходило. Кирмунд, обнаженный до пояса и снявший кольчугу, закинув обе ноги партнерши себе на плечи, неистово врывался в ее тело, издавая какое-то утробное рычание. Она же кричала всякие непристойности, распаляя его страсть, кусала, царапала. А заметив меня, залилась хохотом, опрокидывая Кирмунда на спину и меняя позу, усевшись на него сверху лицом ко мне. Рыжевато-каштановые волосы непокорной гривой ниспадали по слишком широким для женщины, мускулистым плечам и гибкому стану.

Я же, словно парализованная, стояла у двери, зажав рот рукой, и пыталась сдержать вырывающиеся из груди надсадные хрипы. Кирмунд хмыкнул, оглаживая талию и бедра женщины и насмешливо глядя на меня.

— Моя будущая женушка хочет присоединиться?

— Я всего лишь хотела… Я… — попыталась еще что-то сказать, но ощутила, как к глазам подступают слезы и умолкла.

А по сердцу расползалась еще одна трещина, искажающая то чувство, которое продолжала питать к этому мужчине.

— Кирмунд, дорогой, ты правда хочешь жениться вот на этом? — презрительно заговорила волчица, поднимаясь с постели и, ничуть не стесняясь наготы, приблизилась ко мне. Одним быстрым движением сдернула с моей головы платок и залилась низковатым рокочущим смехом. — Бедный мой. Думаешь, у тебя на это вообще встанет?

Я старательно отводила глаза от все еще возбужденного достоинства Кирмунда, оставшегося лежать на кровати в ленивой расслабленной позе. Заложив руки за голову, он с интересом наблюдал за происходящим и даже не пытался вмешаться и остановить унижение, которому меня подвергали. А ведь я его будущая жена. Как он может позволять своей безродной любовнице вести себя так со мной? В животе все скручивало в тугой комок от обиды и горечи.

— Если не встанет, я всегда смогу позвать тебя и попросить помочь, — ухмыльнулся Кирмунд.

— С превеликим удовольствием, — рассмеялась волчица, проводя пальцами по моей лысой голове. — Тем более что тебе это точно понадобится.

— Вы что-то хотели, моя дражайшая невеста?

Кирмунд поманил любовницу к себе и указал на свой член, воинственно вздымающийся над бедрами. У меня дыхание перехватило от возмущения, когда бесстыдная девица устроилась между его ног, обхватила достоинство мужчины губами и стала ласкать. От унижения мои щеки буквально запылали. Я не могла поверить в то, что меня настолько не уважают, что не считают зазорным делать это на моих глазах. На что вообще рассчитывала, идя сюда? Для Кирмунда мои желания никогда ничего не будут значить. Он ясно дает это понять. Лишь гордость и зарождающаяся внутри злость заставляли все еще оставаться на месте и не показывать слабости.

— Да, хотела, — как можно более ровным тоном сказала я. — Обговорить кое-какие детали нашего брака.

— Внимательно слушаю, — отозвался Кирмунд, зарываясь пальцами в шевелюру волчицы, самозабвенно доводящей его до освобождения.

— Я бы хотела сразу после церемонии уехать в женскую обитель тети Готлины. Вы ведь дали понять, что я не понадоблюсь вам до моего двадцатилетия. Так и вам будет легче — я не стану мозолить глаза и раздражать вас, — при последних словах не удержалась от ноток сарказма, что не укрылось от короля.

Как ни странно, это его не разозлило, а насмешило.

— Похоже, у моей будущей женушки есть зачатки характера, — довольно сказал он. — Это приятно.

Я неверяще уставилась на него, не ожидая такого комплимента и не зная, как на него реагировать. Но не успела почувствовать хоть что-то приятное от его слов, как Кирмунд заговорил снова:

— Тем приятнее будет вас ломать, моя драгоценная.

Сердце тоскливо заныло от нового доказательства того, как же сильно я обманывалась в этом мужчине. И все же внутри еще оставалась надежда, что может быть иначе. За четыре года его жажда мести поутихнет, а я постараюсь стать идеальной женой и заслужить если не симпатию, то хотя бы уважение. Возможно, наша совместная жизнь и не станет тем адом, какой он обещает сейчас.

— Что ж, ничего не имею против, чтобы ты убралась пока с глаз долой, — процедил Кирмунд. — Только если надеешься таким образом сбежать, не советую. За обителью будут круглосуточно наблюдать мои люди. Они будут тщательно проверять каждого, кто въезжает и выезжает оттуда.

Не веря до конца в то, что хоть в чем-то победила, я поспешно закивала, скрывая охватившую радость. Что-то подсказывало, что не стоит ее показывать этому мужчине, иначе он может изменить решение.

— Благодарю, — как можно суше сказала я. — А теперь не буду вам больше мешать.

Подхватив с пола платок и повязав его вокруг головы, я отправилась восвояси, с трудом удерживаясь от того, чтобы не понестись бегом. Душу разрывало на части от противоречивых эмоций, одной из которых, пусть я и не хотела этого признавать, была ревность. Мой мужчина открыто предпочел другую, демонстрируя свой выбор самым бесстыдным образом и даже не пытаясь его скрывать. И пусть я прекрасно понимала, что он ничего ко мне не испытывает, это болезненно уязвляло.

Сердце тоскливо ныло от осознания того, какой будет наша совместная жизнь. В то время как я буду жить чуть ли не в заточении, он будет развлекаться с другими женщинами, не испытывая ни малейших угрызений совести. Я для него буду всего лишь нежеланной женой, чревом для получения потомства, объектом мести. И никогда чем-то большим. Сама не знаю, как смогла сдержаться и не заплакать. Идти с высоко поднятой головой, словно все еще была здесь правительницей, а не пленницей. Единственное, что утешало, так это то, что мое поведение вызвало некоторое уважение стражей и они стали вести себя с куда большим почтением, чем раньше. И все же я не тешила себя напрасными иллюзиями. Стоит Кирмунду сказать слово — и меня втопчут в грязь, растерзают тело и душу.

— Он согласился, тетя, — бескровными губами прошелестела я, входя в мои покои, где Готлина, уже переодевшаяся, с нетерпением ждала меня.

— Умница, моя девочка, — от ее теплой улыбки стало легче, и я улыбнулась в ответ.

А потом пришлось переодеться в платье, подходящее для церемонии бракосочетания. Надевая белый скромный наряд, я с горечью думала о том, что в своих мечтах представляла все иначе. И пусть рядом перед алтарем будет мужчина, которого люблю, остальное скорее напоминало кошмарный сон, чем ожившую мечту. Наша свадьба состоится на пепелище всего, что было мне дорого. На ней не будет ни отца, ни брата. Эта свадьба никому не принесет радости. Разве что ожесточившемуся Кирмунду, который воспринимает ее как очередную ступеньку на пути к осуществлению своей мести.

— Держись, моя хорошая, — оправляя мое платье, ободряюще сказала тетя. — Ты сильная, как и твоя мать. Ты все выдержишь.

Упоминание о матери отозвалось уколом в сердце. Я ведь раньше никогда в полной мере не осознавала, через что пришлось пройти ей. Каково это — знать, что для мужа ты в первую очередь существо для произведения на свет потомства? Каково это — выносить под сердцем, а потом потерять собственных детей? И держаться при этом так, что никто, кроме самых близких, не мог и подумать, что ее что-то тревожит. Всегда улыбающаяся, спокойная, одаряющая своим теплом всех вокруг. Как много душевных сил нужно для того, чтобы вынести то, что пришлось на ее долю. И смогу ли так я? Все во мне содрогалось при одной мысли об этом, но я знала, что изо всех сил буду пытаться. Докажу всему миру, что потомки Серебряных драконов заслуживают восхищения и уважения. Пусть и, скорее всего, стану последней из нашего рода…

Глава 3

Церемония бракосочетания больше напоминала фарс. В полуразрушенную часовню, половина которой сгорела во время захвата дворцовых территорий, втащили перепуганного жреца, чудом уцелевшего. Роль гостей исполняли воины Кирмунда, успевшие уже приложиться к дворцовым запасам вина. Слышались непристойный гогот и шуточки, которые порой заглушали дрожащий голос жреца.

Единственным, кто сохранял достоинство во время этой вакханалии, была тетя, стоящая поодаль от разгоряченных мужиков и не сводящая с меня глаз. Чувствуя ее безмолвную поддержку, я старалась держаться с таким же достоинством, стоя у алтаря бога-дракона и слушая слова священного обряда. Как часто я представляла, что буду стоять здесь, и каким теперь это казалось издевательством над прежними мечтами.

Кирмунд не скрывал кривой усмешки, глядя на жреца и сжимая мою руку, лежащую в его руке, до боли. А я не осмеливалась жаловаться, зная, что он только порадуется этому. Словно в полусне повторила за жрецом нужные слова и невольно вздрогнула, когда теперь уже муж развернул к себе и впился грубым жестким поцелуем в мои губы. Стон боли задохнулся внутри, пока я, трепыхаясь, пыталась оттолкнуть мужчину. Перед глазами заплясали цветные пятна от недостатка кислорода. Но его нисколько не заботило мое самочувствие. Отпустил лишь тогда, когда сам посчитал нужным, и даже не поддержал, когда мои ноги подкосились и я рухнула на ступени алтаря.

Двинулся по свободному проему, встречая рев толпы, поздравляющей его с бракосочетанием. Помогла мне подняться тетя и, поддерживая за талию, повела вслед за мужем. Он же выцепил из толпы воинов свою рыжеволосую девку и увлек за собой, нанося очередную рану моему и так уже валяющемуся в луже крови сердцу. Судя по всему, моя судьба Кирмунда нисколько не заботила.

Так мы и прошли в накрытый для свадебного торжества зал. Король сел во главе стола, где раньше было место моего отца. Я невольно порадовалась тому, что хозяйке полагается сидеть на противоположной стороне. Видеть сейчас того, о ком еще недавно мечтала, казалось нестерпимым. Он же усадил себе на колени проклятую Марргу и уделял ей все свое внимание, провозглашая тосты в ее честь.

За столом рассказывали уязвляющие в самую душу истории о том, как захватывались те или иные города нашего королевства, как расправлялись с теми, кто особо упорствовал. Чувствуя все усиливающуюся дурноту, я не могла проглотить ни кусочка. Сидела, словно каменная статуя, невидящими глазами уставившись туда, где сидел муж, все сильнее накачивающийся выпивкой.

Я с ужасом представляла момент, когда придется отправляться в опочивальню, где состоится наша первая брачная ночь. Прекрасно понимала, что ни о какой деликатности с его стороны и речи быть не может. Он постарается причинить как можно больше боли. И все же что-то во мне надеялось на лучшее. Вдруг близость между нами заставит мужа посмотреть на меня немного иначе. Не как на дочь врага, а как на женщину, с которой отныне ему придется идти рука об руку по жизни. Постараюсь быть смирной и покорной — может, хоть это тронет его.

Внезапно ощутила, как судорожно тетя сжала мою руку, и с недоумением повернулась. Проследив за ее напряженным взглядом, едва сама сдержала реакцию. В пиршественный зал вошел Ретольф Маранас, сейчас ничем не напоминающий того грязного гонца в запыленной одежде, каким предстал перед нами накануне. Одет в дорогой черный костюм, расшитый серебряными нитями, волосы гладко причесаны. Именно таким я привыкла видеть его обычно — безукоризненным во всем: что во внешности, что в манере держаться.

— Он выжил, — услышала шепот тети над самым ухом. — Слава Серебряному дракону. Возможно, он поможет нам.

— Поможет в чем, тетя? — устало откликнулась я. — Если бы это входило в его планы, то появился бы раньше. А теперь я жена Кирмунда, и этого не изменишь.

Словно в подтверждение моих слов, Ретольф подошел ближе к тому месту, где сидел король, и склонился в почтительном поклоне.

— Позвольте поздравить вас с таким важным событием, мой король.

Кирмунд чуть прищурился, внимательно разглядывая его, потом милостиво махнул рукой, позволяя выпрямиться.

— Благодарю. Рад, что ты все же отложил те неотложные дела, о каких говорил, и присоединился ко мне.

Потом, словно вспомнив о чем-то, обратил колючий взгляд на меня.

— Любезная супруга, ведь ты, кажется, знакома с нашим гостем?

Я судорожно кивнула, стараясь не смотреть на Ретольфа, чтобы ничем не выдать того, что он на моей стороне. Нужно проявить удивление и возмущение — тогда Кирмунд не заподозрит подвоха.

— Оказывается, знакома не настолько хорошо, как думала, — звенящим голосом откликнулась я. — Полагала, что лорд Маранас сейчас там, где и другие верные соратники моего отца.

— Лорд Маранас оказался более благоразумным, чем другие песики твоего отца, моя дорогая, — издевательски отозвался король. — И вовремя присягнул более сильному хозяину. Полагаю, ты должна знать, что доказал он мне свою преданность лучшим способом, какой можно было бы ожидать. Именно благодаря лорду Маранасу я сумел захватить твоего отца.

У меня вся кровь отхлынула от щек. В этот раз я не сумела сохранить самообладание. Метнула на Ретольфа горящий взгляд, в котором наверняка плескались боль и разочарование, что сейчас испытывала. Тете пришлось до боли впиться ногтями в мою руку, чтобы удержать от опрометчивых поступков. Ретольф же сохранял полную невозмутимость, глядя на меня, как на пустое место. Как это не походило на то, что я видела еще недавно. Когда он был настоящим: тогда или сейчас? Пока пелена гнева и горечи медленно отступала, в памяти услужливо возникали слова лорда Маранаса о том, что ему пришлось пойти на то, что ему глубоко противно. И причиной этому было то, что об этом просил отец. Насколько я могу доверять этому человеку? Хотя есть ли у меня выбор?

Кирмунд велел Ретольфу сесть по правую руку от себя, согнав с места другого воина, и стал о чем-то весело беседовать с ним, самолично подливая вина. Лорд Маранас охотно поддерживал беседу так, как всегда это умел. Ни к одному его слову или жесту при всем желании нельзя было придраться. Я же не могла отвести взгляд от этого мужчины, словно пытаясь проникнуть в глубины его души. Как же не хотелось, чтобы он оказался предателем. Тот, кому отец доверял, как самому себе, кто был его главным поверенным во всех делах.

— Вижу, моя женушка тебя прямо сверлит взглядом, — донесся насмешливый голос Кирмунда. — Если бы взгляд мог убивать, боюсь, бедняга Ретольф, что ты был бы уже мертв.

— Прискорбно это слышать, — вежливо откликнулся лорд Маранас и отвесил в мою сторону церемонный кивок.

На краткий миг в его взгляде промелькнула живая искра, и в этот момент я почувствовала, как с души падает громадный камень. Он на моей стороне. И если кому-то и стоит беспокоиться, так это Кирмунду. Не стоит недооценивать такого человека, как лорда Маранас.

Мало кто знал, что по сути, именно он решал все в нашем королевстве, а отец вполне охотно позволял ему это, полностью доверяя. Исключением стала недавняя война, когда после смерти Уонерда отец слетел с катушек и не желал больше осторожничать. Хотя Ретольф настаивал на том, чтобы попытаться привлечь на нашу сторону кого-то из других правителей, а пока занять оборонительную позицию и не вступать в открытое противоборство.

Отец не пожелал слушать советов, охваченный болью и яростью. Причем возглавил войско лично, что стало роковым. Даже лорд Маранас при всех его незаурядных талантах ничего не смог сделать в такой ситуации. Войско Золотых драконов было больше и лучше вооружено. Но что-то мне подсказывало, что Ретольф не считает наше дело полностью проигранным. И то, как ведет себя сейчас, больше напоминает позицию терпеливого хищника, выслеживающего добычу, что в данный момент ему не по зубам. Но в случае применения хитрости ситуация может измениться.

Интересно, окажется ли Кирмунд настолько неосторожен, чтобы доверять Ретольфу? Из того, что вижу сейчас, очевидно, что он ему симпатизирует. Да и немудрено. При желании лорд Маранас может опутать жертву по рукам и ногам так, что та этого даже не заподозрит. Сколько выгодных торговых и политических соглашений между разными королевствами ему удалось заключить благодаря своей безошибочной интуиции и знанию человеческой психологии.

Я еле выдерживала этот бесконечный пир, который под конец превратился в самую настоящую вакханалию. Воины не считали зазорным хватать служанок, разносящих еду, и опрокинув прямо на полу, удовлетворять похоть. Кирмунд уже тоже настолько захмелел, что его взгляд становился все менее осмысленным. Заметила, что лорд Маранас, хоть и делает вид, что пьет, на самом деле по большому счету лишь делает вид. И как порой во взгляде, устремляемом им на короля, появляется что-то настолько темное и страшное, что даже мне становилось жутко.

Едва заставляла себя сидеть на стуле, сохраняя царственную позу и делая вид, что меня нисколько не коробят низость и грязь, что окружали. Тело одеревенело, а к губам словно намертво приклеилась легкая вежливая улыбка. Последней каплей стало то, что один из разбушевавшихся воинов, погнавшись за служанкой, опрокинул вино в мою тарелку. Я подскочила с места, едва сдерживая негодование, и решила, что и так достаточно просидела на этом пиру. Приличия соблюдены, теперь можно и удалиться. Но лучше бы осталась на месте и наплевала на собственные чувства.

Кирмунд немедленно устремил на меня тяжелый взгляд.

— Кажется, моя женушка намекает, что самое время приступить к выполнению супружеских обязанностей.

Проклятье. Я едва удержалась на ногах, пытаясь сохранить остатки достоинства и не выдать охватившего страха. Услышала визгливый смешок Маррги, которая тоже изрядно набралась.

— Полагаешь, что сможешь сейчас это сделать? Да ты и в трезвом состоянии вряд ли смог бы ее оприходовать. Уж слишком страшненькая.

— Сомневаешься в силе моего мужского достоинства? — хмыкнул Кирмунд. — Может, еще кто-то сомневается? — он пьяно захохотал, окидывая взглядом гостей. Те вторили ему дружным смехом. — Чтобы никто не сомневался в законности нашего брака, пожалуй, самое время вернуть старые обычаи, — сказал король, снова посмотрев на меня. От ненависти, горящей в его глазах, все внутри меня скрутилось в тугую пружину.

— О чем вы, мой король? — осторожно спросил лорд Маранас, явно пытаясь отвлечь внимание Кирмунда от моей персоны.

— О том, чтобы выполнить первый супружеский долг в присутствии свидетелей, разумеется, — снизошел он до ответа. — Чтобы никто даже не усомнился в том, что брак консумирован.

В этот раз я не сдержала протестующего крика, изо всех сил вцепившись в замершую рядом тетю.

— Он ведь не может на самом деле это сделать, правда? — прошелестела одними губами.

Но по бледному лицу Готлины без всякого ответа поняла свой приговор. Кирмунд не то что может, но обязательно сделает. Лишь бы подвергнуть меня новому унижению, окончательно втоптать в грязь. Наверное, именно в тот момент остаток того светлого и чистого чувства, что я питала к нему, начал сменяться темнотой. И вместо любви я стала испытывать к тому, кто получил на меня все права, зачатки ненависти. Не знаю, почему это так напугало, что показалось еще страшнее той участи, на какую он готов был меня обречь. Возможно, дело в том, что до того еще оставалась хоть какая-то надежда на счастье, на то, что не все в моей жизни настолько ужасно. Теперь же с жалобным звоном разбивались хрустальные стены, что я воздвигла в собственном сердце и в котором так тщательно оберегала свои розовые наивные мечты и веру в лучшее.

— Мой король, вы и правда слишком много выпили, — попытался воззвать к благоразумию Кирмунда лорд Маранас. — Возможно, стоит отложить выполнение супружеского долга на завтра…

— Не разочаровывай меня, Ретольф, — прищурился король. — Или я усомнюсь в том, чем ты руководствовался, переходя на мою сторону. Сам говорил, что чужд сантиментов и думаешь лишь о собственной выгоде. Что же побуждает тебя вступаться за это отродье?

— Всего лишь забота о вашей репутации, мой король, — в лице лорда Маранаса ничто даже не дрогнуло. — Вы ведь не хотите, чтобы всякое отребье потом смаковало каждую деталь того, что произойдет за дверями вашей супружеской спальни? — он окинул презрительным взглядом гогочущих воинов, утративших человеческий облик. — Какими бы ни были ваши отношения с супругой, вы запятнаете собственное величие, если позволите видеть это низшим.

Некоторое время Кирмунд пристально смотрел на Ретольфа, потом его лицо расслабилось, а губы дрогнули в улыбке.

— Теперь понимаю, почему король Гунтан настолько ценил тебя. И драконы тебя раздери, мне нравится, что ты не боишься говорить мне правду, — он похлопал его по плечу так, что лорд Маранас с трудом удержался на стуле. Потом смахнул с колен Марргу и на нетвердых ногах двинулся ко мне. — Чем быстрее я это сделаю, тем лучше. Эта сучка слишком омерзительна, чтобы трахать ее на трезвую голову, — бормотал он, не заботясь о том, слышит ли его кто-нибудь.

Я больше не смотрела ни на кого из присутствующих, даже на тетю Готлину. Как и Кирмунду, мне хотелось одного — пусть это поскорее закончится. Он сделает то, что задумал, а потом позволит остаться одной и нарыдаться всласть, оплакивая поруганную любовь и разбитые надежды. По крайней мере, благодаря лорду Маранасу мой позор останется за дверями супружеской спальни. И за это я ему искренне признательна.

Невольно вздрогнула, когда сильная рука Кирмунда ухватила за запястье и потащила к выходу. Вслед доносились сальные шуточки, подбадривания и советы. Все это сливалось в один непрерывный гул, от которого мой бедный разум, слишком потрясенный всем, что сегодня произошло, едва не взрывался от боли.

Кирмунд притащил меня к моим покоям и швырнул внутрь, едва не вывернув руку из суставов. Глухо охнув, я потерла саднящее место и со страхом взглянула на мужа, стоящего у двери и смотрящего на меня нечитаемым взглядом.

— Если бы ты знала, как я тебя ненавижу, — шипение, сорвавшееся с его губ, заставило содрогнуться. По спине пробежал липкий холодок, перерастающий в настоящий озноб. — Ты олицетворяешь собой все, что я ненавижу. Из-за твоей матери мой отец так никогда и не полюбил мою. Никого из нас он так не любил, как эту проклятую шлюху. Ты знала, что у него даже была тайная комната, где он создал настоящее святилище в ее честь? Мог часами просиживать у ее портрета, а потом выходил совершенно невменяемый. Искал малейший повод приехать в ваше проклятое королевство, чтобы увидеть ее. А потом месяцами ходил потерянный. Когда же узнал о ее смерти, заперся в тайной комнате и не выходил оттуда неделю, почти не притрагиваясь к еде и питью. Но вашей проклятой семейке и этого было мало. Того, что отец был настолько болен этой сучкой, а мать покончила с собой, не в силах смириться с этим. Твой проклятый отец еще и убил моего.

Я неверяще смотрела на Кирмунда, чьи глаза обжигали, словно пламя, и впивались, казалось в самую душу. Для меня стало новостью, что его мать ушла из жизни именно так. Для всех она умерла от какой-то тяжелой болезни. Пожалуй, теперь еще больше понимала его мотивы. Но разве это может оправдать до конца то, на что он пошел и готов пойти еще ради утоления жажды мести?

— Пусть ты ненавидел моих родителей, — глухо сказала, — но что тебе сделала я?

— Молчи, — рыкнул он, и я невольно вжала голову в плечи. — Не смей заговаривать со мной, пока сам тебе этого не разрешу. Иначе сильно пожалеешь.

В последнем я нисколько не сомневалась, глядя в искаженное от ярости лицо.

— Снимай одежду, сучка, — прищурившись, процедил он. — А затем ложись на постель и раздвинь ноги. Если не будешь дергаться, так уж и быть, все пройдет быстро и без лишних мучений.

О, Серебряный дракон, как мне это выдержать? Каждое слово хлестало, будто плеть, а слезы, рвущиеся изнутри, я сдерживала лишь чудом. Вспоминала, как раньше представляла свою первую брачную ночь именно с этим мужчиной. Хоть и знала, что в первый раз всегда больно, но рисовала в воображении, что мой любимый будет нежным, чутким и понимающим. Это же пьяное чудовище, охваченное ненавистью и затаенной болью, которую не смогли унять ни война, ни то, что он добился всего, чего хотел, и отдаленно не напоминало образ того Кирмунда, какой рисовала в мечтах.

И я больше не могла и не хотела его оправдывать. Пусть ему причинили боль, но я потеряла не меньше, чем он. Все, в чем была перед ним виновата, это в том, что просто существую. Он растоптал мои чувства к нему, растоптал все хорошее, что могло бы быть между нами, ту нежность и тепло, какие я была готова подарить ему, помочь хоть немного ослабить боль от потерь. Но он предпочел отвергнуть, унизить, растоптать мою любовь, а взамен пробудить в душе не менее сильную ненависть, чем питал ко мне сам.

Что ж, я принимаю его выбор. И сделаю все, что смогу, чтобы освободиться от него и отомстить. Наверное, именно сегодня, в этот момент, родилась новая я. Не наивная принцесса, верящая в сказки и ждущая своего принца. А женщина, которая готова бороться за себя и то, чего достойна по праву. И которая не позволит ни одному мужчине вытирать об себя ноги, пусть даже он получил на это официальное право. Моя внешняя покорность отныне будет преследовать одну цель — притупить бдительность того, кто уверен, что победил. А потом нанести удар в тот момент, когда он и ждать этого не будет.

Несколькими уверенными движениями я сбросила с себя платье и нижнюю сорочку, потом двинулась к постели. Словно механическая кукла, с совершенно непроницаемым выражением лица легла на кровать и сделала так, как велел муж. Единственную слабость, которую позволила себе — закрыть глаза, чтобы не видеть его лица. Последнее вряд ли бы выдержала — уж слишком дорог был когда-то этот образ, который бережно хранила в своем медальоне.

Почувствовала, как сильные руки грубо разводят ноги еще сильнее. И как без дальнейших прелюдий одним резким рывком в меня проникает что-то огромное и твердое. Из прокушенной нижней губы на подбородок хлынула кровь, но я не издала ни звука, ни стона. Каждый удар вбивающейся в меня плоти лишь укреплял решимость, родившуюся во мне, разжигал внутри ненависть на месте того чувства, что превратилось теперь в пепел.

Эти несколько минут, пока длилось то грязное и мерзкое, чему я даже названия не могла подобрать, показались самым страшным, что только происходило в жизни. В эти минуты словно убивали меня саму, то светлое и теплое, что еще оставалось в душе. Ощутила, как Кирмунд излился в меня и тут же вышел из моего тела. Услышала тяжелые шаги по направлению к двери и резкий стук, оповестивший о том, что все, наконец, на самом деле закончилось.

Я стала женщиной. Законной женой мужчины, которого еще недавно любила, а теперь люто ненавидела.

Только сейчас позволила себе в открытую проявить слабость. Слезы лились из-под все еще сомкнутых век, и я даже не пыталась их унять. Поклялась себе, что это будут последние слезы, которые пролила из-за этого человека. Позволю себе эту минутную слабость, чтобы потом больше никогда ее себе не позволять.

Глава 4

Месяц спустя

— Лорд Маранас приехал, — возвестила тетя, переступив порог моей скромной комнатки в женской обители. — Не один, — намек, прозвучавший в голосе, заставил меня оторваться от чтения и пытливо посмотреть на нее. — Надевай патрин[1] и пойдем в приемный покой.

Мне не потребовалось что-то пояснять и повторять дважды. Все было обговорено еще месяц назад, когда по дороге в обитель тетя рассказала о планах лорда Маранаса, высказанные ей наедине после пира. Тогда уже все практически утратили человеческий облик и вряд ли кто-то стал бы тщательно следить за тем, кто с кем разговаривает.

Помню, как поначалу невольно ужаснулась тому изощренному плану, что возник в голове Ретольфа, но постепенно пришла к выводу, что ради нашей цели можно пойти и на такое. Пожертвовать пешкой ради того, чтобы свергнуть короля. Раньше мне и в голову бы не пришло рассуждать подобным образом, но с каждым днем сердце ожесточалось все сильнее.

Каждое новое подтверждение того, насколько низко меня ценит муж, лишь добавляло решимости. Он даже не снизошел до того, чтобы попрощаться со мной перед отъездом, уже не говоря о том, чтобы лично сопроводить до обители. Выделил отряд воинов, отдав им необходимые распоряжения, и сразу забыл о моем существовании. Позже предводитель отряда сообщил, что я не имею права покидать пределы нового места обитания без разрешения супруга и не должна общаться ни с кем из тех, кого не считали преданным новой власти, в том числе и вступать с ними в переписку. За мной будет жесточайший контроль. Фактически я буду находиться на положении узницы.

В первый день, когда переступила порог своего нового дома на ближайшие четыре года, я испытывала лишь опустошенность, сменившую все прочие эмоции. Невольно порадовалась тому, что теперь должна носить головной убор, почти полностью скрывающий лицо. Так легче будет не показывать того, насколько же я сломлена и выбита из колеи всем, что со мной произошло.

Вспомнила, как сидя в своей маленькой комнатке, и отдаленно не напоминающей роскошные покои во дворце, полагающиеся мне по праву рождения, могла часами смотреть на изображение мужа в медальоне. Видела его словно впервые, испытывая совершенно другие чувства, чем раньше. И чем больше смотрела, тем сильнее понимала, насколько сильную обиду мне нанес этот человек. Вспомнила, как сразу после брачной ночи возникло желание разорвать этот миниатюрный портрет, сжечь, уничтожить любым способом. И как остановило что-то на уровне инстинкта.

О нет, теперь этот портрет станет для меня не символом любви, а ненависти. И будет постоянно напоминать о том, кого я должна уничтожить. Именно с такими чувствами я теперь смотрела на медальон, и иногда это мне самой напоминало безумие. Мне не нравилось то, во что я превращаюсь, но что-то подсказывало, что этот процесс уже не остановить. Никогда уже не стану прежней.

Уверенными движениями надев на голову патрин и бегло глянув на себя в маленькое зеркальце, висящее над умывальником, находящимся прямо в той же комнатке, я повернулась к тетке.

— Я готова.

Не став ничего больше говорить — в последнее время мы с тетей Готлиной вообще понимали друг друга без слов — обе двинулись к двери.

Уже через несколько минут в пустом и мрачном приемном покое женской обители я разглядывала двух людей, каждый из которых сыграет свою роль в моей мести. Лорд Маранас в немного запыленном темно-сером дорожном костюме стоял у узкого зарешеченного окна, заложив руки за спину. На грубом деревянном стуле чуть поодаль от него сидела закутанная в плащ хрупкая женская фигурка. Капюшон был так низко надвинут на лицо, что можно было разглядеть только слегка дрожащие нежно-очерченные губы.

— Добро пожаловать в обитель, лорд Маранас, — вежливо проговорила тетя Готлина. — Полагаю, эта юная особа и есть ваша подопечная, которую вы собираетесь поручить моим заботам.

— Благодарю за радушный прием, леди Готлина, — бесстрастным тоном откликнулся Ретольф, развернувшись. — Именно так. Позвольте вам представить леди Эльму Нифарин. К сожалению, она осталась сиротой и я посчитал своим долгом оказать ей свое покровительство. Ее покойный отец был моим хорошим другом. Сейчас я буду слишком занят, чтобы в полной мере выполнять обязанности опекуна. Поэтому посчитал, что леди Эльме в ближайшие несколько лет лучше остаться здесь. Разумеется, я стану навещать ее время от времени и вы можете ожидать щедрых пожертвований с моей стороны за заботы о подопечной.

— Весьма благородно с вашей стороны, лорд Маранас, — произнесла тетя. — Мы с радостью позаботимся о бедной девочке. К тому же моей племяннице в ее обществе будет не так скучно здесь.

Все взоры устремились на меня, и лорд Маранас изобразил подобающее случаю удивление и извинился за то, что сразу не узнал столь высокородную особу. Эльма же подскочила со стула и присела в реверансе.

— В этом священном месте подобные церемонии ни к чему, — сухо сказала я, махнув рукой и разрешая им выпрямиться. — Значит, тебя зовут Эльма? — стараясь придать голосу оттенок дружелюбия, спросила я, обращаясь к девушке без всяких светских условностей.

Она же сбросила с лица капюшон и робко улыбнулась.

— Да, моя королева.

Я пристально разглядывала узкое личико с матово-белой кожей и ясными голубыми глазами. Белокурые волосы, чуть завивающиеся на концах, лишь подчеркивали нежную красоту девушки. Она была чрезвычайно мила и, если верить первому впечатлению, совершенно бесхитростна. Пожалуй, слишком хороша для того зверя, которому мы собираемся отдать ее на съедение. Даже мелькнуло что-то вроде жалости, но я постаралась отогнать ее от себя. Я не должна привязываться к этой девушке. Она станет для меня всего лишь орудием.

— Надеюсь, мы с тобой подружимся, — мягко сказала я и красноречиво покосилась на тетку, делая знак увести Эльму.

Тетя среагировала моментально:

— Идем, дорогая. Ты, наверное, устала с дороги. Я покажу тебе твою комнату, — женщина приблизилась к смущенной девушке и снова накинула ей на голову капюшон. — Не подобает тебе ходить с открытым лицом. Но скоро тебе дадут патрин, и все будет в порядке.

Эльма беспомощно оглянулась на Ретольфа, и тот благосклонно улыбнулся ей и кивнул.

— Я ведь скоро увижу вас снова? — вырвалось у девушки, а я вдруг осознала, что бедняжка по уши влюблена в лорда Маранаса. Только вряд ли осознает, что шансов у нее никаких. Единственное, что руководит этим мужчиной — чувство долга. Для остального в его жизни места нет.

— Постараюсь навещать вас как можно чаще, леди Эльма, — учтиво проговорил он, и она просияла радостной улыбкой.

Как только тетя с новой подопечной покинули помещение, я села на стул и сделала приглашающий жест лорду Маранасу, предлагая последовать моему примеру. С легким поклоном он приблизился и сел напротив.

— Вы правда считаете, что Кирмунд примет ее за меня? — устремив глаза на Ретольфа, спросила я.

— За четыре года внешность порой может сильно измениться, — спокойно откликнулся мужчина. — К тому же, насколько я слышал, для женщин вашего рода такое в порядке вещей. А типаж у вас с этой девочкой схож. Светловолосые, голубоглазые, с хрупким телосложением.

— И где же вы нашли ее? — невольно заинтересовалась я.

— Вскоре после того, как я вынужден был перейти на сторону короля Кирмунда, мне пришлось захватить замок ее родителей. Король желал устроить мне проверку. Смогу ли предать бывших друзей.

Меня невольно передернуло. На что все-таки лорд Маранас готов ради достижения цели.

— Единственное, что я смог сделать для этой семьи — сохранить жизнь и честь их дочери, — словно не обращая внимания на мою реакцию, произнес Ретольф. — Я отправил ее с вооруженным отрядом в свой замок. В девочке не было крови Серебряных драконов, и Кирмунд не стал настаивать на ее смерти. Скорее всего, подумал, что она мне понравилась, и я решил оставить ее для себя.

— Вы ведь с самого начала предполагали, как именно она может вам пригодиться, — вдруг дошло до меня. И я снова поразилась тому, как этот мужчина просчитывает наперед каждый шаг.

— Не исключал такого варианта, — спокойно подтвердил лорд Маранас мои догадки.

— А Эльма знает о том, что ее ждет?

— Все, что она знает, так это то, что однажды я попрошу ее об услуге взамен той, что оказал. За четыре года мы с вами и вашей тетей сумеем ее обработать в достаточной мере, чтобы она на все согласилась сама. К тому же девочке не придется страдать слишком долго. Всего лишь подождать, пока мы станем достаточно сильны, чтобы вернуть на трон его истинных властителей.

— А если она забеременеет?

— Этого не случится. Есть специальное средство, которое при регулярном приеме гарантирует это.

— Но вы понимаете, что с ней будет, когда наступит тот момент, ради которого мы это затеяли? Когда она убьет Кирмунда. Ее же могут растерзать за это. Неужели вам совсем ее не жаль? — единственное, что руководило мной, когда я задавала этот вопрос, было любопытство.

На самом ли деле лорд Маранас настолько бесчувственен, как кажется на первый взгляд. И не отступит ли в самый решающий момент, если голубые глазки этой милой девочки все же затронут в нем что-то?

Угольно-черные омуты, смело встретившие мой взгляд, в полной мере показали, насколько нелепы мои опасения. Этот мужчина пойдет до конца, не колеблясь. Швырнет девочку на растерзание львам без малейших угрызений совести. Но что поразило еще больше открывшейся истины, так это то, что сама стала таким же чудовищем.

— Хотите прекратить все это? — чуть прищурившись, спросил Ретольф. — И стать для узурпатора тем, кем он хочет вас видеть? Чревом для произведения на свет его многочисленных отпрысков? Без всякой надежды на то, что истинные наследники Серебряных драконов когда-нибудь займут то положение, что имеют по праву рождения?

— Но разве мы с вами поступим менее чудовищно, если используем бедную девочку? — словно пытаясь оправдаться перед самой собой, тихо спросила я.

— Иногда вполне допустимо пожертвовать одной жизнью ради всеобщего блага, — внимательно глядя на меня, сказал лорд Маранас. — Если хотите стать истинной королевой, вам стоит научиться смотреть на жизнь именно таким образом.

Не в силах что-либо сказать, я просто кивнула, признавая его правоту.

— А вы уверены в том, что у нас в дальнейшем хватит сил, чтобы вернуть власть в королевстве? — через несколько секунд с сомнением спросила я. — Большинство наших воинов перебиты, другие перешли на сторону Кирмунда. Государство разрушено. Пока мне все это кажется сомнительным.

— О, в этих вопросах доверьтесь мне, моя королева, — на губах лорда Маранаса появилась жесткая улыбка. — Поверьте, я вполне понимаю, что делаю. И в этом вы довольно скоро убедитесь.

Некоторое время я в упор смотрела на этого человека, которой неожиданно оказался моей единственной опорой и поддержкой в ополчившемся на меня мире. Боялась даже представить, что со мной стало бы, не окажись он рядом. Наверное, в таком случае смерть стала бы лучшим исходом. Пусть даже Ретольфу не удастся задуманное, но по крайней мере, сейчас он предлагает реальный план. Дает надежду.

— Я рада, что вы на моей стороне, лорд Маранас, — тихо сказала, протягивая к нему руку.

Мужчина поднялся с места и приблизился, каждым своим движением напоминая хищного зверя. Опустившись на колени у моих ног, взял протянутую руку и почтительно поднес к губам.

— Я готов поклясться вам, как когда-то вашему отцу, что вы всегда можете рассчитывать на преданность с моей стороны. И еще раз смею заверить, что если бы ваш отец не молил об этом сам, я бы предпочел умереть вместе с ним, а не… — его голос сорвался.

Я впервые увидела на обычно бесстрастном лице волнение и горечь. Это настолько поразило, что на некоторое время дар речи утратила. Наверное, заговори со мной дерево, удивилась бы меньше, чем тому, что этот человек из камня тоже может чувствовать.

— Почему вы так преданы нашей семье? — вырвалось прежде, чем я подумала, что такой вопрос может показаться бестактным.

Но видимо, сегодня и правда что-то изменилось, и я в полной мере осознала, что теперь преданность лорда Маранаса целиком и полностью предназначена мне.

Продолжая удерживать мою руку в своей, Ретольф рассказал о том, о чем я раньше и подумать не могла. О том, как его, настоящего наследника древнего рода, собственный дядя объявил незаконнорожденным, вынудив мать поклясться в этом. Тогда еще десятилетнего мальчишку вышвырнули из родного замка, надеясь, что непривычный к тяжелому труду отпрыск знатного рода подохнет от голода в ближайшее время. Дядя вступил в права наследования, как единственный законный претендент, а мальчику пришлось побираться по окрестностям и выживать, как может.

Но Ретольф не был бы собой, если бы не сумел сделать невозможное. Изнеженный мальчишка, вопреки всему, очень скоро адаптировался к новому положению. Прибившись к какой-то мелкой шайке, научился воровать и добился в этом немалых успехов. Природный ум и смекалка позволяли ему действовать так, как ни за чтобы не додумались его тогдашние товарищи. Только вот порой удача отворачивается даже от своих любимцев, и однажды его вместе с несколькими сообщниками поймали на горячем.

Ретольфу, которому тогда было уже четырнадцать, грозило отсечение обеих рук на городской площади. Но иногда провидение поворачивается к нам лицом тогда, когда этого уже и не ожидаешь. Проезжавшие мимо всадники во главе с моим отцом задержались, чтобы посмотреть на публичную расправу. Король, который когда-то благоволил к отцу Ретольфа, заметил необычайное сходство мальчика с покойным другом. Пожелал разузнать о нем побольше.

Ретольф, которому терять было уже нечего, рассказал без утайки обо всем, что произошло в его родовом замке. Мог ли он надеяться, что монарх снизойдет до опустившегося на самое дно существа и даже пожелает лично разобраться в его деле? Но отец сделал это.

Уже скоро нарушивший божественные и человеческие законы дядя Ретольфа оказался в тюрьме, а в замок вернулся законный наследник. Король и дальше благоволил к своему подопечному и не оставлял милостями. Ретольф же поклялся самому себе, что человек, изменивший его жизнь тогда, когда он и мечтать об этом не смел, получит в его лице самого верного и преданному слугу. И отец ни разу не пожалел о том, что когда-то принял участие в судьбе мальчишки-вора.

Ту историю замяли ради сохранения честного имени Ретольфа. Никто, кроме немногих доверенных лиц короля, об этом не знал. Как и я до сих пор. Но то, что теперь узнала, заставило посмотреть на своего союзника с новой стороны. Зря я считала лорда Маранаса настолько бесчувственным. В его сердце было место и для настоящей верности и преданности, как и других сильных чувств. Просто жизнь научила его не открываться кому попало и быть крайне разборчивым в проявлении симпатий. Что неудивительно, учитывая, что даже родная мать предала его когда-то, уступив требованиям дяди. А еще поняла, что больше не испытываю сомнений в этом человеке. Он и правда готов сделать ради меня все. В память о покойном отце.

Гораздо теплее попрощавшись с лордом Маранасом, чем раньше, я покинула приемный покой и, поколебавшись, двинулась не в свою комнату, а туда, где тетя решила разместить Эльму. Не знаю, что побудило это сделать. Может, то, что так до конца и не была уверена в том, что мы с лордом Маранасом поступаем правильно, решив принести в жертву это невинное и беззащитное существо. Хотела узнать ее получше, увидеть возможные скрытые качества, которые показали бы, что она не настолько уж безобидна, как кажется. В голове царил полный сумбур, когда я подходила к дверям комнаты, находящейся неподалеку от моей собственной, и стучала в нее.

— Входите, не заперто, — послышался чуть растерянный голос, и я толкнула дверь.

Девушка неловким движением пыталась натянуть патрин, но у нее плохо получалось. Я невольно улыбнулась, вспомнив, как сама не сразу привыкла к этому жуткому головному убору.

— Со мной и тетей можешь не надевать его, — произнесла я дружелюбно. — Только когда будешь выходить отсюда и сталкиваться с другими жителями обители.

Эльма с облегчением отложила патрин и робко улыбнулась.

— Вы так добры ко мне, моя королева.

— Можешь называть меня просто по имени, — предложила я. — Адала. Сейчас мы в равном положении, не находишь? И обе оказались здесь только по воле обстоятельств. Но по крайней мере, это не самое худшее место, какое могло нас ждать.

Личико девушки погрустнело, и она тяжело вздохнула.

— Наверное, я очень плохой человек, но вовсе не рада тому, что получила такой безопасный и надежный приют.

— Почему? — я села на один из стульев и махнула ей рукой, разрешая тоже присесть. Девушка опустилась на узкую кровать и, кусая губы, тихо сказала:

— Я бы хотела остаться с лордом Маранасом. Говорила ему, что постараюсь не мешать, что он даже не заметит моего присутствия… Но он…

— Он ведь тебе нравится, да? — понимающе спросила я, пытливо глядя на нее.

Щечки девушки немедленно окрасились румянцем.

— Это так очевидно?

— Трудно не заметить. Ты так на него смотришь… Что еще удивительнее, учитывая то, что он поведал мне. Ведь именно воины под предводительством лорда Маранаса разрушили твой дом, убили родных, — осторожно произнесла я.

— Я знаю, что по собственной воле он бы никогда этого не сделал, — с жаром воскликнула она. — Ему приказали. Но он спас меня… Мог этого и не делать… — лицо Эльмы исказилось, глаза затуманились от нахлынувших воспоминаний. — Это было так ужасно… Повсюду кровь, крики, хаос… Вооруженные люди… Меня хотели… — она судорожно стиснула руками ворот платья и не решилась высказать мысль до конца, но я вполне поняла ее, невольно вспоминая тот ужас, что пережила сама.

Эта девушка перенесла то же, что и я. Смерть родителей, разрушение родного дома, где больше не считалась хозяйкой, ее судьбой теперь играли совершенно посторонние люди. Как я ни пыталась оставаться безразличной, но это ощущение общности пережитого мешало.

— А лорд Маранас… Он остановил их… Он прикрыл мое разорванное платье собственным плащом, вывел из этого ада… — по щекам Эльмы катились слезы, словно она заново переживала все, что было в тот день. — Он не позволял по отношению ко мне ни малейшей грубости. И он такой…

С девушкой определенно все ясно. Крепко же лорд Маранас запал ей в сердце. Хотя и неудивительно. Он единственный, в ком бедняжка видела теперь защитника. А если еще принять во внимание внешнюю привлекательность и изысканные манеры, то и вовсе нечему удивляться. И гораздо более опытные придворные дамы не могли устоять перед Ретольфом. Что уж говорить о неопытной девчонке, которая и жизни-то не видела.

— Ты права, моя дорогая, — глухо сказала я. — Если кто-то и виноват, что вся наша жизнь пошла наперекосяк, то точно не лорд Маранас.

Я судорожно дернула ворот платья, извлекая оттуда медальон. Сдвинув портрет матери, уставилась на ненавистное лицо улыбающегося мне изображения Кирмунда.

— Кто это? — невольно вздрогнула, осознав, что настолько погрузилась в собственные переживания, что не услышала, как подошла Эльма и через мое плечо теперь смотрит на медальон.

— Великий властитель земель Золотых и Серебряных драконов, — с сарказмом проговорила я, до боли впиваясь пальцами в изысканную вещицу. — Тот, по чьему приказу наши семьи были убиты, а наше королевство теперь в полной разрухе. Мой любимый супруг. Король Кирмунд.

— Ты ненавидишь его? — осторожно спросила Эльма.

— Больше, чем ты можешь себе представить, — прошипела я, а потом с раздражением захлопнула крышечку медальона.

— Тогда я тоже буду его ненавидеть, — она ободряюще сжала мое плечо. — Наверное, он очень плохой человек, раз причинил тебе такую боль.

Я оцепенела, чувствуя, как в объятое ненавистью сердце с шипением проникает то, что уже и не надеялась там увидеть. Что-то теплое и светлое, отчего внутри все щемит, а к глазам подступают слезы. В этот миг я поняла, что не могу поступить так жестоко с бесхитростной и наивной девушкой. Иначе чем тогда буду отличаться от того, кого так ненавижу и кто не гнушался любыми средствами ради достижения цели? Не знаю пока, как, но найду способ нанести решающий удар сама. Так, чтобы Эльма осталась от этого в стороне. Но ее смерти точно не допущу.

Глава 5

Четыре года спустя

— Думаю, если бы король Кирмунд увидел тебя сейчас, то вряд ли бы отверг, — донесся до меня задумчивый голос Эльмы.

Моя рука, механически расчесывающая волосы перед зеркалом, замерла на полпути. А потом губы тронула кривая усмешка. Тетя Готлина оказалась права — как только во мне пробудилась кровь Серебряных драконов, изменения во внешности произошли просто поразительные. Кожа теперь словно светилась изнутри, фигура приобрела столь соблазнительные очертания, что даже бесформенная одежда жриц дракона это не скрывала в полной мере.

Но больше всего удивили изменения в лице. Можно было уловить некоторое сходство с матерью, хотя тетя не раз говорила, что во внешней привлекательности я превзошла ее. Правильные черты, которые слегка нарушал крутой изгиб бровей и пухлость губ. Светлые волосы, которые приобрели гораздо большую белизну, чем раньше. Они отливали серебром, чем-то напоминая лунный свет. Глаза тоже сменили цвет, приобретя стальной отлив, и теперь уже не были голубыми, как раньше. А Эльма не раз говорила, что их взгляд порой пугает, словно сталь клинка.

И я вполне могла поверить, что предстань я в своем теперешнем облике перед Кирмундом, он вряд ли бы захотел держать меня поодаль от себя. Только вот я больше не желала его расположения. За четыре года, что мы пробыли в разлуке, он не сделал ничего, чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Ни разу не приехал, чтобы навестить, не написал ни строчки. Все подробности о том, как он жил за эти годы, я узнавала от моего верного Ретольфа, который довольно часто ездил в обитель якобы чтобы навестить свою подопечную.

Мне трудно было поверить, что когда-то я любила Кирмунда. Теперь он вызывал такую сильную ненависть, что иногда даже страшно становилось. Казалось, она углублялась с каждым днем, что я проводила вдали от него. Хотя помимо того, что он предпочел выбросить меня из своей жизни за ненадобностью, пока было не в чем его упрекнуть.

Порой, пытаясь проанализировать свои чувства к этому мужчине, я с трудом отгоняла мысль, что так сильно ненавижу его именно из-за этого. Равнодушие ранило больнее жестокости. А еще подливали масла в огонь известия о том, как часто он меняет любовниц. Маррге пришлось потесниться на этом месте, принимая выбор короля. Только вот дикарка делала все, чтобы ни одна из женщин, к которым Кирмунд проявил интерес, не задержалась в его жизни надолго.

Развратник, тиран, мерзавец, — слов для подобных характеристик мужа я могла бы найти сотню. Теперь прежние взгляды на этого мужчину вызывали у меня самой горький смех. Я поражалась, какой наивной была раньше, раз не желала замечать плохого и видела только хорошее. Пусть даже сам лорд Маранас, сумевший стать одним из советников Кирмунда, отмечал, что король вот уже как три года взялся за ум и проявил качества довольно хорошего правителя, я не желала в это верить. Наверное, так было легче.

— Плевать, как бы он отреагировал на меня теперь, Эльма, — помолчав, ответила я на реплику девушки, что за прошедшие годы стала для меня не только подругой, но и сестрой. — Да и вряд ли когда-нибудь наши с ним пути пересекутся. Разве что косвенно, когда я буду направлять того, кого мы пошлем к нему в качестве убийцы.

— Ты все еще не хочешь, чтобы это сделала я? — осторожно спросила Эльма, сидящая с вышиванием у окна и наблюдающая за мной.

— Мы уже говорили об этом. Я не согласна подвергать твою жизнь опасности. Даже против того, чтобы ты ехала в столицу вместо меня. Мы можем попытаться устроить побег.

Сама понимала, как мизерны были бы шансы на успех в этом случае, но не могла не хвататься за соломинку. Мы не раз говорили на эту тему с Ретольфом, и тот сообщал, что обитель слишком хорошо охраняется. Ему пришлось бы рискнуть своим положением, чтобы вытащить нас отсюда, и тем самым разрушить все, чего добивался долгие годы. Уже не говоря о том, что в случае побега Кирмунд бы от обители камня на камне не оставил, покарав мою тетку и других жриц, которые позволили мне бежать. Риск слишком велик. И Ретольф не готов был идти на него ради одной лишь девушки. Для него Эльма оставалась всего лишь орудием. Ему и так пришлось согласиться с моим ультиматумом против того, чтобы убить Кирмунда ее руками. Но в остальном он был твердо намерен придерживаться плана.

— Лорд Маранас считает, что это необходимо. И я сама этого хочу, — мягко сказала девушка, прерывая мои размышления.

— Правда, хочешь? — с сарказмом осведомилась я, поворачиваясь к ней и сверля взглядом. — Или не хочешь разочаровывать Ретольфа?

Эльма залилась краской и поспешно опустила глаза.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно заявила я. — Где твоя гордость вообще? Бегаешь за ним, словно щеночек, в глазки умильно заглядываешь. Поверь моему опыту — ни один мужчина этого не оценит. Вытрет об тебя ноги и пойдет дальше.

— Не суди обо всех по Кирмунду, — Эльма неожиданно гордо вскинула подбородок и нахмурилась. Как всегда, когда я пыталась критиковать ее драгоценного лорда Маранаса, ласковый котенок превращался в тигрицу. — Лорд Маранас не такой.

— Ну, разумеется, — я посмотрела на нее с жалостью и снова повернулась к зеркалу, чтобы заплести волосы.

— Все, что он делает, он делает ради великой цели, — послышалась за спиной знакомая песня.

Оставалось только закатить глаза и поразиться, насколько далеко заходит ее слепая любовь к мужчине, который, не задумываясь, швырнул бы ее в руки палачей, если бы это помогло в осуществлении его планов. Хотя, положа руку на сердце, в последние два года я порой замечала и во взгляде Ретольфа проблески интереса к своей юной подопечной. Только вот вряд ли с его стороны это что-то серьезное. Скорее всего, все-таки проняло ее постоянное обожание. Да и девочка, что ни говори, очень миленькая. Но сильно сомневаюсь, что это как-то повлияет на конечное решение лорда Маранаса.

Несмотря на то, что я не во всем одобряла поступки Ретольфа, не могла не восхищаться им как личностью. Всего за четыре года он умудрился организовать такое мощное партизанское движение в землях Серебряных драконов, что король Кирмунд едва успевал подавлять то и дело вспыхивающие заварушки. Гениальным ходом со стороны лорда Маранаса было то, что он придумал легенду о последнем Серебряном драконе. Именно от его имени действовали повстанцы. Настоящая личность этого героя не разглашалась, и только мы с Ретольфом знали, что впоследствии, когда придет время выступать в открытую, им окажусь я. Мне предстоит возглавить войско, в которое войдут не только партизаны и те, кто примкнет к нашему движению в королевстве, но и союзники из других держав. Лорд Маранас втайне вел с ними переговоры и добился немалых успехов.

К моему удивлению, нашлись те, кто готов был нас поддержать. Правители других королевств видели угрозу в лице значительно расширившего свои владения амбициозного молодого короля. Небезосновательно считали, что подавив окончательное сопротивление в землях Серебряных драконов, он может захотеть еще больше расширить свои территории.

Как при всей своей двойной игре лорду Маранасу еще и удавалось так закрутить голову Кирмунду, что тот его настолько к себе приблизил, оставалось загадкой. И чем больше воплощались в реальность планы Ретольфа, тем больше я понимала, что он не преувеличивал, когда давал мне обещание четыре года назад. Но пока еще было слишком рано переходить к открытому конфликту. Да и наличие такой заложницы, как я, делало это опасным. Рисковать мной лорд Маранас не собирался.

С вполне понятным волнением я ждала того момента, когда Кирмунд вспомнит о своей нежеланной жене и призовет к себе. Минуло уже полтора месяца с того дня, как я стала совершеннолетней, но вестей от мужа пока не было. Я терялась в догадках, с чем это связано. Что если Кирмунд решил до конца моих дней заточить в обители и отказаться от прежних планов? При иных обстоятельствах я, возможно, обрадовалась бы такому повороту. Но сейчас это грозило срывом всех наших замыслов.

Закончив с прической, я подошла к окну и устремила взгляд на подворье, где сновали жрицы, занятые привычной работой. Не покидало ощущение затишья перед бурей, с каждым днем все усиливавшееся. Как всегда, когда я нервничала, кровь драконов во мне хаотично бурлила, пробуждая те способности, что открылись вскоре после перерождения. Над головами жриц начали возникать разноцветные сполохи, от которых слепило глаза. Постепенно постигая этот непонятный дар, я пришла к выводу, что вижу что-то вроде эмоционального фона людей. Даже методом наблюдения научилась различать, что означает тот или иной цвет. Жаль, что пока плохо умела контролировать этот дар и он вызывал некоторый дискомфорт. Но когда я рассказывала об этом тете, та успокоила, что со временем я научусь воспринимать эту способность, как часть себя, и вызывать по мере необходимости.

В какой-то момент я затаила дыхание, чувствуя, как сердце бешено заколотилось. Со стороны ворот появилась фигура всадника, в которой я без труда узнала Ретольфа. Судя по всему, он очень спешил, раз взял с собой только двоих для сопровождения, несмотря на опасную ситуацию на наших дорогах, где могли устроить засаду повстанцы. Что-то произошло. Уверенность в этом жужжала внутри, словно назойливый комар. Радужные сполохи вокруг фигуры лорда Маранаса выдавали его нетерпение. Хотя какой-то одной явно выраженной эмоции я не видела.

Повернувшись к Эльме, глухо сказала:

— Ретольф приехал. Нужно надеть патрины и быть готовыми его встретить.

Полыхнувший темно-розовый сполох вокруг ауры девушки заставил невольно улыбнуться. Я уже знала, что это означает романтическую привязанность к кому-то. Чем насыщеннее цвет, тем сильнее чувство. Хотя для того, чтобы понять, что Эльма чувствует к лорду Маранасу, достаточно было бы посмотреть на ее засиявшее личико и сверкающие глазки. Она моментально отбросила вышивание и ринулась к своему патрину, лежавшему на столе. Я последовала ее примеру, стараясь подавить волнение. Что-то мне подсказывало, что настал конец нашей спокойной и размеренной жизни.

Когда мы вошли в приемный покой, там уже находилась тетя Готлина, о чем-то беседующая с лордом Маранасом. Но едва мы появились, разговор утих. Ретольф поприветствовал нас церемонным поклоном и сразу перешел к делу:

— Король Кирмунд направляется сюда. Я опередил его на два дня, выехав раньше под предлогом того, что нужно решить кое-какие дела в этих местах. Но сообщил, что присоединюсь к нему уже в обители. И смогу сопровождать его и леди Адалу в столицу.

Мое сердце пропустило удар. Я судорожно схватила взмокшую от волнения ладошку Эльмы, стоящей рядом со мной. Даже несмотря на то, что долгие четыре года готовила себя к мысли о разлуке с этой девушкой и необходимости осуществления того, что мы задумали, сейчас было нелегко. Трудно было представить свою жизнь без Эльмы, без ее всегдашней доброты и тепла, какими она так щедро одаривала меня. Да и тревога за ее судьбу не оставляла. Как поведет себя Кирмунд с нелюбимой женой, боялась даже представить.

— Я готова, — первой отреагировала Эльма, решительно вздернув подбородок.

— Не совсем, — как-то хрипло сказал Ретольф, почему-то отводя глаза. Я заметила, что и тетя немного смутилась.

В ответ на наши непонимающие взгляды первой заговорила Готлина:

— Есть одно обстоятельство, которое может вызвать у короля Кирмунда подозрения.

— Думаете, он не поверит в то, что я могла так сильно измениться? — с холодной усмешкой спросила я.

— Вовсе не это, — тетя тяжело вздохнула и, наконец, озвучила то, что не решился сказать лорд Маранас. — Леди Адала не может быть девственницей, ведь брак был консумирован.

Эльма так стиснула мою руку, что я едва подавила крик боли. С тревогой глянув на подругу, заметила, что она потупилась и сейчас упорно рассматривает носки своих туфелек, выглядывающие из-под длинного серого одеяния.

— И что вы предлагаете делать? — нерешительно спросила вместо бедной смущенной девушки.

— Думаю, эта проблема вполне решаемая, — тихо сказала тетя Готлина, покосившись на лорда Маранаса.

У меня перехватило дыхание от осознания того, что имелось в виду. Я возмущенно выдохнула:

— То, что вы хотите сделать… это… это уже слишком.

— Все в порядке, Адала, — послышался едва различимый голос Эльмы. — Раз так и правда нужно, то я готова. Но могу я кое о чем спросить?

— Разумеется, дорогая, — мягко откликнулась тетя.

Лорд Маранас же продолжал молчать, слегка хмурясь и старясь не смотреть на Эльму.

— С кем я должна буду… — голос девушки сорвался, и она беспомощно посмотрела на лорда Маранаса.

— Лучше всего будет, чтобы решение столь щекотливого вопроса осталось известно только нам, — наконец, подал голос Ретольф, по-прежнему не глядя на подопечную. — С этой проблемой могу помочь справиться я… Разумеется, если моя кандидатура вас по каким-либо причинам не устраивает, я найду иное решение… У меня есть доверенные люди, которые могли бы…

— Нет, пожалуйста, — глухо прервала его Эльма. Наверняка ее личико под патрином сейчас буквально пылало от стыда. — Меня вполне устраивает ваша кандидатура.

Я боялась даже представить, что она должна сейчас чувствовать. Знать, что скоро станет женщиной в объятиях человека, которого буквально боготворила. Но при этом понимать, что им движут далеко не романтические мотивы. Как это все унизительно. Я стиснула губы, чтобы ненароком не выругаться и не высказать все, что думаю, о том положении, в котором мы все оказались.

— Отлично. Раз с этим вопросом почти решилось, — холодно заговорил лорд Маранас, снова обретая железную уверенность в себе, — поговорим о другом. Сразу после того как я сопровожу короля с супругой в столицу, я начну подготовку к браку своей подопечной с небезызвестным вам вельможей из Алого королевства.

Вспомнив об этой части плана, я невольно поморщилась. Хоть и понимала, что это не более чем фикция. И даже если мне придется впоследствии закрепить тот брак появлением наследника, это не будет обязывать ни к чему ни меня, ни будущего супруга. Он получит регентство над вновь обретшим независимость королевством Серебряных драконов до совершеннолетия будущего наследника, я же получу то положение, какого заслуживаю по праву. Правда, для начала следует будет устранить с дороги своего настоящего муженька, но это уже дело техники. Пока же нашего союзника устраивал и фактически незаконный брак. Но это было его непременным условием для того, чтобы он решился выступить на нашей стороне.

Адальброн Карамант — внебрачный сын королевы Алых драконов и моего покойного дяди. О той безрассудной любви позже легенды слагали. Отец тогда еще принцессы Фрины, единственной наследницы, был категорически против брака с тем, в чьих жилах не текла кровь Алых драконов. Он нашел ей более подходящего мужа, но не учел своенравного характера девушки. Влюбленные бежали, но были пойманы до того, как успели найти храм, где их могли бы обвенчать. В схватке мой дядя был убит, а безутешную принцессу вернули к отцу.

Позже выяснилось, что у влюбленных дело зашло слишком далеко. Принцесса родила незаконного сына, моего кузена Адальброна, который, к счастью для него, родился с кровью Алых драконов. Потому ему разрешили носить семейное имя и жить во дворце. Правда, никаких прав на наследование он не имел. Но это не мешало Фрине считать его своим любимым сыном и предпочитать законным детям от того, кто все же стал ее мужем. Королева страстно желала, чтобы ее любимчик получил то, что как она полагала, заслуживает по праву.

Так что, прекрасно зная обо всех этих обстоятельствах, лорд Маранас легко сумел убедить ее, что брак со мной вознесет Адальброна на ту высоту, о какой и не мечтал. Пусть в нем и нет крови Серебряных драконов, но он все равно будет считаться королем, правящим рядом с законной правительницей. Так что Алые драконы были лично заинтересованы в том, чтобы исчезла досадная помеха в лице Кирмунда.

Положа руку на сердце, если сравнивать Адальброна с моим муженьком, то внешне он даже выигрывал. Утонченные черты лица, светлые волосы и фиолетово-синие необычные глаза, как у моего дяди. При этом великолепно развитое тело, которое не позволяло владельцу такой смазливой внешности казаться женственным. Но по характеру он больше напоминал гадюку, только и ожидающую броска. Встречаясь с ним во время визитов в королевство Алых драконов, я не раз слышала сплетни, ходившие о нем. Завистливый, болезненно честолюбивый и мстительный. Его сильно уязвляло собственное двойственное положение при дворе и он ненавидел всех вокруг, вымещая на них свое недовольство. Пожалуй, только королева Фрина считала своего сыночка настоящим ангелом и находила оправдание всем его жестокостям. Я не была в восторге от того, что придется стать женой такого человека, но наверное, сейчас была бы готова выйти за кого угодно, лишь бы это освободило от ненавистного Кирмунда.

Я слушала рассуждения лорда Маранаса о том, сколько, по его подсчетам, времени понадобится для того, чтобы все подготовить, и мысленно находилась не здесь. Пыталась представить скачущего по дорогам Серебряных драконов черноволосого мужчину с янтарными глазами, ставшего для меня воплощением судьбы. В душе клокотала ненависть, смешанная с другим непонятным чувством, которому я не находила названия. Но от этого оно не становилось менее сильным, продолжая тревожить душу раскаленным железом.

Скоро я увижу Кирмунда. Впервые за несколько лет. И не знала, как смогу выдержать это и не выдать себя, когда он окажется рядом. Возможно, меня даже представят ему в качестве подопечной Ретольфа. Хотя, уверена, что лорд Маранас постарается этого избежать. Я же сама не знала, хочу ли столкнуться с мужем лицом к лицу или наблюдать со стороны за тем, как он станет вести себя с той, кого считает женой.

Поймала мятущийся взгляд Эльмы и мысли переключились на нее. Я невольно устыдилась из-за того, что думаю только о себе, когда бедняжке предстоит куда худшее испытание. Она пожертвует ради меня всем, примет на себя все то, что полагалось мне. А я даже не пытаюсь поддержать ее, думая только о собственных чувствах.

Так что, когда лорд Маранас отправился в отведенную для него комнату, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть с дороги, сочла своим долгом полностью посвятить себя Эльме. Уведя ее в свою комнату и усадив на кровать рядом с собой, стянула с ее и своей головы ненавистные головные уборы и привлекла девушку к себе. Она была задумчивой и потерянной, пыталась не выдавать того, что испытывает, но ей это плохо удавалось.

— Если ты не захочешь, мы откажемся от плана, — повторила я уже не раз сказанные слова.

Эльма покачала головой.

— Нет, все в порядке. Я готова к тому, что мне предстоит сделать.

— Тогда что тебя тревожит? — я ласково провела рукой по ее светлым волосам, всего лишь на пару тонов темнее моих.

— Адала, — она залилась краской и несколько раз глубоко вздохнула. Потом нерешительно спросила: — Как оно будет в первый раз?

Сообразив, что сейчас тревожит подругу, я ободряюще улыбнулась.

— Думаю, у тебя все пройдет по-другому. Не так, как у меня.

— А как это было у тебя? Мы никогда об этом не говорили, но я… Прости, если не хочешь говорить, я не настаиваю…

— Нет, все в порядке, — глухо сказала я, невольно сглатывая подступивший к горлу комок. — Это было неприятно и больно. И дело даже не в физической боли… С его стороны не было никаких чувств, никакой теплоты или хотя бы осторожности. Он просто…

Я поразилась тому, насколько это до сих пор беспокоит меня. Смаргивая подступившие слезы, поспешно завершила:

— Он просто вошел в меня, сделал то, что хотел, и на этом все закончилось. Все длилось несколько минут. Может, и хорошо. Не знаю, как долго я смогла бы выдержать, если бы это длилось больше.

— Ты ведь его любила, правда? — неожиданный вопрос заставил немедленно прекратить жалеть себя и гневно вскинуть голову.

— Почему ты так решила?

— Если бы он ничего для тебя не значил, ты бы не сказала, что дело даже не в физической боли. Для тебя было важно его отношение к тебе.

— Это ничего не значит, — чувствуя непонятную злость, воскликнула я. — Просто, как и любому человеку, мне хочется, чтобы со мной обращались с уважением. Но ты поймешь это сама, когда сегодня ночью пройдешь через то же, что и я. Или полагаешь, Ретольф окажется более нежным, чем Кирмунд? — я зло рассмеялась, хоть и понимала, что зря сейчас говорю это Эльме. Но уж слишком ее слова задели за живое. — Поверь, он будет ничем не лучше. Все мужчины думают только о собственных интересах. И Ретольф — живое тому подтверждение. Не ожидай от него слишком многого, а то неминуемо разочаруешься.

— Не говори так, прошу, — тихо проговорила Эльма. — Он другой. Я уверена.

— О, Серебряный дракон, твоей наивности остается просто умиляться, — в сердцах выпалила я и вскочила с постели. — Ладно, закончим на этом. А то еще поссоримся. Но я готова биться об заклад, что сегодня ночью ты, наконец-то, хоть немного разочаруешься в своем идеальном лорде Маранасе.

Эльма непримиримо насупилась и поднялась с места. Когда дело касалось Ретольфа, она готова была отстаивать свое мнение до последнего. Мне же почему-то жизненно важным казалось убедиться, что у подруги все пройдет так же, и что раз мужчина ее не любит, то поведет себя в точности так же, как со мной Кирмунд. Чем от этого полегчает мне самой, понятия не имела, но ничего не могла с собой поделать. Даже решилась на совсем уж вопиющий поступок, о котором раньше и помыслить бы не могла…

Глава 6

Пробираясь по тайному ходу женской обители, из которого можно было попасть практически в любую часть здания, я мысленно ругала себя за то, что делаю. В конце концов, это низко по отношению к Эльме, что стану за ней подглядывать в такой интимный момент жизни. Но ничего не могла с собой поделать. Хотелось узнать, как это происходит у других в схожей ситуации. И насколько я была права или не права. Конечно, удовлетворить мое любопытство можно было бы и другим способом — утром просто расспросить Эльму. Но где гарантия, что скажет правду, а не начнет опять во всем оправдывать поступки Ретольфа. Я решила, что в самые пикантные моменты закрою глаза и тем хоть немного успокою совесть.

Добравшись до потайного окошечка в стене, за которой располагалась комната подруги, я осторожно приоткрыла небольшой глазок. Боясь даже дышать, чтобы ненароком не выдать свое присутствие, приникла к отверстию. Эльма пока находилась в комнате одна.

Никогда еще я не видела ее такой взволнованной. Девушка буквально места себе не находила. То вскакивала со стула и начинала расхаживать по комнате, то приближалась к двери и прислушивалась, не идет ли лорд Маранас. На столе красноречиво стоял знакомый пузырек с темно-зеленой жидкостью — снадобьем, предотвращающим беременность. Его рецептуру травница обители заставила нас с Эльмой выучить наизусть. Древний, но очень действенный рецепт, сохранившийся лишь у самых опытных знахарок.

Расслышав снаружи шаги, Эльма замерла на полпути к двери и судорожно сглотнула. Прижала руки к бурно вздымающейся груди и устремила взгляд в сторону входа. Выглядела она сейчас очень трогательно: хрупкая, взволнованная, с разметавшимися по плечам светлыми волосами и расширенными голубыми глазами. Мелькнула едкая мысль, что лорду Маранасу наверняка даже понравится выполнять свой долг. Пусть и вряд ли это покажет. Шаги замерли у двери, затем раздался осторожный стук. Эльма глубоко вдохнула воздух, выдохнула, а потом на негнущихся ногах проследовала ко входу. Отперла дверь и посторонилась, пропуская мужчину.

Я с интересом разглядывала лорда Маранаса, пытаясь по внешне невозмутимому лицу прочесть хоть какие-то эмоции. Но лишь излишний блеск в глазах выдавал, что он не так уж спокоен, как хочет казаться. Жаль, что дар не приходит тогда, когда мне этого хочется. Было бы любопытно увидеть, что на самом деле сейчас чувствует Ретольф. Он запер дверь на ключ и медленно повернулся к уже отошедшей к столу девушке. Она боялась даже глаз на него поднять, судорожно вцепившись пальцами в столешницу, словно эта сомнительная опора могла помочь ей обрести самообладание.

— Леди Эльма, — голос лорда Маранаса прозвучал хрипло, и это заставило девушку оторваться от созерцания стола и посмотреть на него перепуганными глазами. — Понимаю, что вы сейчас чувствуете и как тяжело порядочной девушке решиться на такое. Но поверьте, в дальнейшем я сделаю все, чтобы устроить вашу судьбу наилучшим образом.

Если он сейчас скажет ей, что найдет мужа, который согласится взять ее и такой, я его сама придушу. Эльме и без того тяжело, зная, что Ретольф станет ее первым мужчиной лишь по необходимости. Но если он окончательно даст понять, что она для него ничего не значит, это просто убьет бедняжку. К счастью, лорду Маранасу хватило ума заткнуться и не продолжать. Видать, что-то такое прочел в глазах Эльмы.

— Я постараюсь, чтобы все закончилось как можно быстрее, — глухо сказал он, пристально глядя на нее.

— Почему? — я сама невольно вздрогнула, услышав такие слова из уст скромняги Эльмы. — Я настолько вам противна?

Судя по тому, как вытянулась физиономия Ретольфа, он от нее такой подлянки тоже не ожидал.

— Вовсе нет, — тихо проговорил он, подходя ближе и мягко увлекая ее за собой из-за стола. — Вы прелестное, очаровательное создание, и сами наверняка знаете об этом. Думаю, любой мужчина был бы счастлив оказаться сейчас на моем месте.

Ого. Похоже, и лорд Маранас не чужд человеческих слабостей. Или решил подсластить пилюлю, бросив Эльме парочку комплиментов, как кость голодной собаке?

— Я рада, что сейчас рядом со мной именно вы, а не кто-либо другой, — девушка осторожно потянулась рукой к лицу мужчины и убрала со лба прядь темных волос. А я в очередной раз поразилась тому, что оказывается, подруга полна сюрпризов. Вряд ли на ее месте я смогла бы реагировать так же. Гордость не позволила бы так явно проявить интерес к мужчине, которому безразлична.

Дыхание перехватило, когда Ретольф вместо того чтобы нахмуриться или дать понять, что не разделяет ее восторгов, перехватил руку Эльмы и поднес к губам. Томительно медленно перецеловал каждый пальчик, а потом развернул руку ладонью к себе и приник губами в уже более чувственном поцелуе. А я ощущала, как внутри все сильнее растекается горечь и разочарование от воспоминаний о том, как вел себя в схожей ситуации мой первый мужчина.

Хотя чему я удивляюсь? Как и сказал Ретольф, Эльма — очаровательное создание. А какой была я? Невзрачная лысая замухрышка, с которой собственный муж смог переспать, только вдоволь накачавшись выпивкой. Невольно мелькнула мысль: а изменилось бы что-нибудь, если бы тогда я была такой, как сейчас?

Тут же зло усмехнулась. Может, и хорошо, что не была. Теперь, по крайней мере, не испытываю никаких иллюзий насчет личности Кирмунда. То, что он не считал меня привлекательной, ни в коей мере не оправдывает грубость и пренебрежение. К любой женщине, не только ко мне. Даже ледышка Ретольф сделал над собой усилие и позволил Эльме хоть на краткое время почувствовать себя счастливой. Кирмунд же…

Проклятье, почему я снова и снова думаю о нем? С усилием прогнала эти мысли и снова сосредоточилась на происходящем в комнате, желая досмотреть бесплатный спектакль до конца. Втайне эгоистично надеялась, что лорд Маранас сорвется и проявит истинный характер.

Пока же происходящее в комнате заставляло закусывать губы до крови, подавляя рвущиеся наружу эмоции. Это было настолько… красиво, чувственно, завораживающе. Пальцы Ретольфа зарылись в волосах Эльмы, томительно медленно лаская их, словно наслаждаясь каждым прикосновением. Глубокий, проникающий в самую душу взгляд черных глаз словно гипнотизировал, заставляя девушку заворожено смотреть на мужчину. Ее губы были чуть приоткрыты, дышала она тяжело и прерывисто. Когда же Ретольф мягко и осторожно приник к ее рту, у Эльмы вырвался едва слышный стон.

Она робко, словно боясь, что ее могут оттолкнуть, обвила плечи лорда Маранаса руками и приникла к нему ближе. Это выглядело так трогательно: тоненькая, как тростиночка, девушка в объятиях сильного и властного мужчины, который, казалось, мог сломать ее одним неосторожным движением. Но Ретольф касался так бережно и нежно, что нахлынула непоколебимая уверенность — он не причинит боли. Память услужливо напомнила, как жестко и грубо впивались в мое тело пальцы Кирмунда, оставляя на коже синяки. Пришлось опереться о стену, чтобы удержаться на ногах от нахлынувшей болезненной горечи.

Поцелуй этих двоих, между тем, становился все более страстным и чувственным. Лорд Маранас больше не пытался казаться существом из камня, его глаза сверкали не менее ярко, чем глаза Эльмы. Девушка раскраснелась, взгляд затуманился. Казалось, она и вовсе перестала осознавать, где находится и что происходит. Мужчина уверенными, но осторожными движениям стал избавлять ее от бесформенного балахона, покрывая поцелуями обнажающуюся плоть. Эльма покорно позволяла ему делать все, что пожелает, сама подставляясь под его руки и губы. Полностью обнаженную, трепещущую от наплыва самых разнообразных эмоций, Ретольф подхватил ее на руки и понес к постели, где наверняка Эльма, засыпая, не раз мечтала о нем. Уложив на кровать, стал раздеваться сам.

Я невольно покраснела, чувствуя, как внутри возникает тянущее волнующее ощущение от созерцания великолепного мужского тела. Смуглая кожа, под которой перекатывались хорошо развитые мускулы, ни толики лишнего жира. Даже несколько шрамов, испещряющих тело, нисколько его не портили. Напротив, странным образом возбуждали воображение, давая понять, что этот мужчина хорош не только в закулисных интригах, но и на поле боя. Все сильнее понимала женщин, которые сходили по нему с ума. Впрочем, сама я чувствовала к Ретольфу лишь отстраненный интерес. Не могла не признавать его многочисленных достоинств, но не более.

Наверное, безответная растоптанная любовь к Кирмунду и вовсе лишила меня способности испытывать подобное чувство впредь. И все же зрелище этих двух людей, привлекательных и полных желания друг к другу, невольно затрагивало что-то во мне самой. Смесь возбуждения и тоски по чему-то такому, чего никогда не будет у меня. Чего лишил тот, кого когда-то так сильно любила, а теперь не менее сильно ненавидела.

Лорд Маранас не спешил переходить к тому, ради чего вообще пришел сюда, и это тоже удивляло. Казалось, он и сам словно забыл обо всем, наслаждаясь близостью с этой юной, так беззаветно отдающейся ему девушкой. Покрывал нежными чувственными поцелуями молочно-белое тело, все сильнее раскрывающееся перед ним и откликающееся на каждое прикосновение. Видно было, что Эльма окончательно позабыла о смущении и полностью готова к тому, что сейчас должно произойти.

Мои глаза расширились, когда Ретольф чуть шире раздвинул ноги девушки, согнув их в коленях, и пристроился между ними. Меня будто жаром опалило, когда его язык начал касаться ее женского естества. Представить себе, что мужчина может действовать и таким образом, совершенно не могла. Мне казалось, что они все в первую очередь заботятся о собственном удовольствии, не думая о женщине. Эльма попыталась стыдливо сдвинуть ноги, но он мягким, но властным движением остановил ее.

— Все хорошо, — его тон сейчас, чуть низковатый, бархатный, заставил и меня саму покрыться мурашками.

Поймала себя на и вовсе уж недостойной мысли — что хотела бы оказаться на месте Эльмы и ощутить, как это, когда мужчина ласкает тебя там. Хотя, судя по лицу девушки, которая все же расслабилась и еще больше раскраснелась, и так можно понять, что ощущения еще какие приятные. С губ срывались тихие стоны, а голова металась по подушке. Через какое-то время ее вообще выгнуло, а по телу пробежала дрожь. Глаза расширились в каком-то восторженном удивлении. Ретольф чуть отстранился и окинул ее долгим чувственным взглядом, потом переместился наверх и поймал ее приоткрытые губы своими. Теперь их поцелуй мало напоминал нежный и осторожный. Страстный, глубокий, долгий.

Отстранившись от уже совершенно невменяемой девушки, лорд Маранас тихо шепнул:

— Сейчас будет немного больно, моя девочка. Потерпишь?

Она кивнула и еще сильнее прижалась к нему, выказывая полное доверие и готовность идти до конца. Когда он стал медленно входить в ее тело, болезненно поморщилась, и мужчина тут же остановился. Но она сама двинулась навстречу, издала болезненный вскрик, который немедленно заглушили его губы, вновь накрывшие ее рот. Ретольф замер, давая Эльме возможность привыкнуть к новым ощущениям. И только когда она вновь робко толкнулась бедрами ему навстречу, начал двигаться внутри. Осторожно, чутко реагируя на каждый порыв девичьего тела и останавливаясь, когда чувствовал ее боль.

Когда все закончилось, не стал тут же уходить, посчитав свой долг выполненным, а лег так, что теперь Эльма оказалась сверху, и привлек ее к своей груди. Гладил по чуть подрагивающей спине и волосам, шептал что-то, что я не могла уже разобрать. Я же, как пришибленная, чувствовала, как все сильнее расползается внутри пустота.

Эльма оказалась права, в отличие от меня. О таком мужчине, как Ретольф, можно только мечтать. Пусть даже они проведут вместе всего одну ночь, у нее останутся хотя бы ничем не замутненные замечательные воспоминания. Ее первый раз вовсе не стал постыдным эпизодом, о каком хочется поскорее забыть, как это случилось у меня.

С трудом заставив себя отвернуться от парочки на постели, я побрела прочь, чувствуя еще большую решимость отомстить Кирмунду, чем раньше. Он не только проявил по отношению ко мне бесчеловечную грубость, но и сделал чем-то вроде моральной калеки, неспособной испытывать ни любви, ни даже желания ее почувствовать вновь.

Вернувшись в свою комнату, я вытащила из-под ворота платья медальон и долго вглядывалась в знакомые черты. В голове нарисовалась картина, как муж в этот самый момент развлекается в постели с очередной распутной девкой. Сердце полоснуло от острого приступа ненависти.

— Хочу, чтобы ты сдох, Кирмунд. И желательно, чтобы перед смертью изрядно помучился, — процедила и с раздражением захлопнула медальон.

Проснувшись утром, долго не решалась выйти из своей комнаты. Боялась, что могу как-то выдать себя перед лордом Маранасом и Эльмой. Дать понять, что знаю обо всем, что произошло между ними ночью. Но рано или поздно столкнуться с ними пришлось бы. Эльма сама постучала в мою дверь. И я невольно улыбнулась при виде ее личика, буквально лучащегося счастьем. Устыдившись того, что вчера снова в полной мере проявила себя, как эгоистка, позавидовав подруге, я решила, что лучше порадуюсь за нее.

— Вижу, все прошло хорошо, — осторожно сказала, стараясь не выдать в интонации своей осведомленности в этом вопросе.

— Адала, я так люблю его, — выдохнула девушка, кружа меня по комнате и заливаясь счастливым смехом.

— Это уже не новость, — хмыкнула я, невольно заражаясь ее весельем.

— Нет, сейчас я люблю его еще больше, — не согласилась Эльма, мечтательно закатив глаза. — Если раньше я воспринимала Ретольфа как нечто недостижимое, что никогда не смогу получить, то теперь…

— Ты уже даже лордом Маранасом его не называешь… — многозначительно протянула я. — Даже радует, что ты, наконец, перестала его идеализировать.

— О нет, — возмущенно протянула она. — Я по-прежнему считаю его идеальным мужчиной.

— Кто бы сомневался… — пробормотала я, на что получила укоризненный взгляд.

— Просто теперь мы стали гораздо ближе… Прошлой ночью он был совсем другим.

— Рада за тебя, — заверила я, лукаво улыбаясь.

— Адала… я… — она неуверенно вздохнула. — Раньше я и мечтать не смела о том, что между нами что-то может получиться. Но теперь, после того что между нами было… Как ты думаешь, он захочет чего-то большего?

На языке так и вертелись едкие слова о том, что ей стоит поумерить свои восторги. И что вряд ли произошедшее как-то повлияло на планы лорда Маранаса. Но вспомнив о том, каким он был с ней ночью, сама невольно призадумалась. Может, и правда Ретольф испытывает к своей подопечной нечто большее, чем всегда показывал?

— Не знаю, — честно откликнулась я. — Время покажет.

Наш разговор прервала тетка, которая сообщила, что в приемном покое ждет лорд Маранас. Эльма порывисто схватилась за мою руку и сдавленно шепнула на ухо:

— Что если он хочет отказаться от наших прежних планов?

— В таком случае я искренне порадуюсь за тебя, — серьезно проговорила я. — И даже признаю, что не все мужчины — сволочи.

Эльма только покачала головой, явно не разделяя моего скептического настроения. Облачившись в патрины, мы покинули мою комнатку. Подруга летела, как на крыльях. Ей не терпелось увидеть любимого, я же с легкой грустью наблюдала за ней. Чем-то она сейчас напоминала меня саму четыре года назад.

Но вся радость Эльмы померкла, стоило переступить порог приемного покоя и наткнуться на холодный взгляд лорда Маранаса. Ничто в нем и отдаленно не напоминало того чуткого и страстного мужчину, каким был прошлой ночью. Поприветствовав нас троих церемонным кивком, он немедленно приступил к обсуждению деталей плана. Повторно проинструктировал, как каждая из нас должна себя вести после приезда короля Кирмунда в обитель.

Чем больше мы слушали спокойные и деловитые рассуждения Ретольфа, тем сильнее угасал блеск в глазах Эльмы. Смотреть на это было мучительно, и в тот момент я даже почувствовала к лорду Маранасу неприязнь. Как он может так вести себя с ней? Неужели не понимает, какую боль причиняет этим? Даже ни разу не улыбнулся ей. Смотрит так, словно она пустое место.

Мелькнула мысль, что Эльме сейчас, возможно, еще больнее, чем мне когда-то. По крайней мере, я и не ожидала от Кирмунда иного поведения после чудовищной брачной ночи. Она же надеялась на совершенно другое. То, что лорд Маранас, наконец, ответит на ее чувства, откажется от прежнего плана и не пожелает добровольно отдавать другому мужчине. Увезет из обители, а потом женится. Все оказалось так, как я и предполагала. Для этого человека она была всего лишь пешкой. И тем более жестоко с его стороны было давать ей вчера надежду на нечто большее.

Хотя, если быть абсолютно объективной, разве он давал? Просто постарался доставить удовольствие не только себе, но и партнерше. Только вот Эльма восприняла все совсем не так. И теперь привычное безразличие лорда Маранаса, к которому он вернулся в обращении с ней, ранило слишком больно. Она едва выдержала до конца разговора, почти не принимая в нем участия и сидя на стуле обмякшей сломанной куклой. Даже тетя то и дело с тревогой посматривала на нее, не осмеливаясь, однако, спрашивать о причине настроения девушки.

Думаю, мы все вздохнули с облегчением, когда, наконец, тягостная беседа закончилась. Эльма поднялась первой и, больше не глядя ни на кого, двинулась к двери. Мы с тетей направились следом. Наверное, не оглянись я напоследок на лорда Маранаса, так бы и пребывала в полной уверенности, что он и правда бесчувственная скотина. Но при виде искаженного горечью и сожалением лица мужчины невольно замерла столбом. Заметив мой взгляд, он снова принял безразличный вид, но было уже поздно. Я успела понять главное. Ретольф что-то чувствует к Эльме, но это не заставит его нарушить наши замыслы. Только вот стоит ли девушке знать об этом или так будет только тяжелее?

Хорошо хоть у нас есть еще один день, чтобы морально подготовиться к приезду Кирмунда. Не знаю, как бы мы отреагировали, если бы он приехал прямо сейчас, когда внутри кипит целая буря эмоций. Вполне возможно, что наш тщательно взлелеянный план затрещал бы по швам.

Догнав Эльму у двери ее комнаты, я решительно шагнула туда вместе с ней. Потом порывисто обняла и шепнула:

— Ты как, дорогая?

— Все в порядке, — безжизненным голосом откликнулась девушка. — Только можно мы не будем об этом говорить?

Она отстранилась, механическим движением сбросила с себя патрин и прошла к кровати. Опустившись на нее, свернулась калачиком и невидящим взглядом уставилась вдаль. В моих глазах зарябило от всколыхнувшихся вокруг ее фигурки радужных волн. В цвете преобладал фиолетовый. Боль прорывалась яркими вспышками, заполоняя все прочие эмоции.

Не знаю, что заставило подойти ближе и протянуть руку, словно пытаясь ухватить за эти фиолетовые щупальца, впивающиеся в ее ауру. Хотелось убрать их, заменить чем-то другим. Но вот чем? Я постаралась вызвать в памяти те моменты в жизни, когда чувствовала покой и счастье. Стараясь удержать это ощущение, посылала в сторону подруги энергетические волны.

У меня перехватило дыхание, когда увидела, как фиолетовый цвет начинает тускнеть, и в нем прорываются зеленые искорки. Неужели это делаю я? Каким-то образом я могу воздействовать на эмоции другого человека? Разве такое возможно? Это настолько ошеломило, что я опустила руку и тут же фиолетовые вспышки вновь стали усиливаться. Мотнула головой и радужные искры вокруг фигуры Эльмы исчезли. Дар снова спрятался внутри.

— Хочешь, чтобы я побыла с тобой? — глухо спросила, отгоняя мысли о том, что только что в себе открыла. Пока не могла понять, как к этому относиться.

— Не нужно, — тихо откликнулась Эльма. — Я немного полежу так, хорошо? Со мной все будет в порядке. Просто временная слабость.

— Мне очень жаль, дорогая, — вздохнула я, не решаясь сказать что-то еще, что только разбередило бы ей душу, и вышла из комнаты.

На сердце было муторно и тяжело. И я смутно чувствовала, что вряд ли дальше будет легче.

Глава 7

Кирмунд приехал на следующий день после обеда. Моментально мирная жизнь женской обители всколыхнулась, словно волны во время шторма. Все пришло в движение из-за визита столь важного гостя. Мы с Эльмой стояли у окошка моей комнаты и молча наблюдали за тем, как жрицы и прислужники обители с ног сбиваются, размещая короля и его военный отряд. Обычно на этой священной территории никогда не принимали такое количество мужчин. Жрицам полагалось хранить себя только для бога-дракона. Но когда в дело вступают интересы высшей монархической власти, даже священные законы оказываются попраны.

Я не могла отвести взгляд от горделивой фигуры всадника, находящегося впереди всех и наблюдающего за тем, как к нему приближается спешно вызванная тетя Готлина. С того места, откуда мы наблюдали, нельзя было четко различить черты лица, но мне это и не требовалось. Узнала бы этого мужчину из тысячи, даже если бы он нацепил маску, скрывающую лицо. Может, по тому бурному отклику, что немедленно возник при виде него. Ярость внутри нарастала, мешая нормально дышать.

Словно вся превратившись в зрение, я изучала каждую деталь, что могла разглядеть. Все прочие, кроме Кирмунда, словно отошли на задний план. В этот раз на короле не было боевого облачения, лишь легкая кольчуга прикрывала добротный дорожный костюм темно-коричневого цвета. Так что шлем — неизменная деталь доспехов — не скрывал роскошную черную гриву, поблескивающую золотом. От всей фигуры мужчины исходило ощущение звериной мощи, силы, чего-то первобытно дикого и опасного. И я прекрасно знала, что вблизи оно лишь усиливается. Особенно когда его обуревал гнев. Но сейчас Кирмунд казался спокойным и, судя по тому, что я наблюдала, не проявлял враждебности к Готлине. Соскочив с седла, он двинулся вместе с ней к обители, о чем-то беседуя.

— Ну, как он тебе? — я решилась заговорить только когда фигура Кирмунда скрылась из виду. Посмотрела на стоящую рядом Эльму, выглядящую напряженной и задумчивой.

— Он меня пугает, — призналась она, продолжая смотреть в окно, где обычно тихое подворье оглашалось возгласами и смехом воинов отряда короля.

— Главное, ему этого не показывай, — посоветовала я. — Такие, как он, словно звери. Мигом чуют страх и им это только нравится.

— Думаю, это будет трудно, — подруга вздохнула и, наконец, отвернулась от окна. Подошла к зеркальцу и нервно провела рукой по строгой прическе, в которую были уложены волосы. — Единственное, что мешает мне поддаться панике, это то, что рядом будет лорд Маранас.

Я с беспокойством посмотрела на нее. После случившегося вчера Эльма больше не заговаривала о своих чувствах. Казалось, вернулась к прежнему состоянию — тихой покорности — и смирилась с тем, что Ретольф останется для нее лишь недостижимой мечтой. Но я смутно чувствовала, что внутри девушки происходит мучительная внутренняя борьба. Вряд ли она на самом деле так уж спокойно отнеслась к возврату к прежнему тону отношений с лордом Маранасом. Они оба вели себя друг с другом так, словно ничего вообще не произошло. Но иногда взгляды их выдавали с головой. Та ночь что-то на самом деле изменила между ними, и так, как раньше, уже никогда не будет.

— Как мне вести себя с королем? — в очередной раз спросила Эльма, хотя и я, и Ретольф уже много раз давали ей советы по этому поводу. Видимо, девушка настолько нервничала, что даже мыслить нормально не могла.

— Притворись покорной овечкой, — усмехнулась я. — Пусть пребывает в твердой уверенности, что от тебя не следует ждать никакого подвоха.

— Думаю, это будет нетрудно, — слабо улыбнулась она в ответ. — Я в его присутствии вряд ли смогу и словечко проронить.

— Сомневаюсь, что он вообще ждет от тебя поддержания беседы, — хмыкнула я. — Кирмунд ясно дал понять, что ему нужно от своей супруги. Раздвигать ноги и рожать наследников.

Вот лучше бы этого не говорила. Эльма побелела как снег и судорожно сглотнула. А я мысленно обругала себя за то, что иногда сначала говорю, потом думаю. Бедняжке наверняка невыносима сама мысль об интимной близости с кем-то еще, кроме обожаемого лорда Маранаса. Боюсь даже представить, как она выдержит то, что ей предстоит делать несколько месяцев, пока мы все подготовим к свержению Кирмунда. Но назад дороги нет. И она, как и я, это прекрасно понимала.

Так что когда в дверь постучала тетя Готлина, Эльма заставила себя собраться и принять невозмутимый вид хотя бы внешне.

— Он желает видеть жену, — проговорила тетя, оглядывая нас обеих напряженным взглядом. — В храме.

Эльма невольно сглотнула и схватилась за мою руку в поисках поддержки. К такому повороту мы были готовы, но все равно девушка нервничала. Кирмунд не дурак и желал убедиться, что вместо жены ему не подсунут другую девицу. Моя кровь должна была оросить алтарь и проявить в себе энергию Серебряного дракона. Так Кирмунд убедится, что имеет дело с законной наследницей рода. Но лорд Маранас предусмотрел подобный поворот. На пальце Эльмы находилось кольцо с полым камнем, в который поместили мою собственную кровь. Хватит нескольких капель, чтобы алтарь отреагировал должным образом. А Ретольф постарается отвлечь Кирмунда хотя бы на несколько мгновений, чтобы Эльма успела сделать то, что должна.

— У нас все получится, — убежденно сказала я, стараясь передать свою уверенность подруге.

Она только кивнула и неохотно отпустила мою руку. Потом потянулась за патрином, но Готлина взмахом руки остановила ее.

— Это тебе больше не понадобится, дитя. Да и король все равно приказал бы тебе снять головной убор.

— Ну, естественно, — не удержалась я от едкого замечания. — Ему не терпится узнать, насколько изменилась его страшненькая женушка.

— Ты ведь будешь там, в храме? — с надеждой обратилась ко мне Эльма.

— Конечно. Ни за что этого не пропущу, — прищурилась я и решительно надела патрин. Пусть даже лорд Маранас намекал, что лучше мне и вовсе на глаза королю не показываться, но вряд ли что-то могло удержать сейчас. Да и Эльме станет легче от моего присутствия.

Едва тетя Готлина и подруга вышли из комнаты, я накинула патрин и метнулась к потайному ходу, чтобы незаметно пройти в храм. Так меньше вероятности, что кто-то ненароком обратит на меня внимание. Даже добралась быстрее, чем тетя с Эльмой. Затерявшись в толпе жриц, собравшихся в храме, уставилась на мужчин, стоящих неподалеку от алтаря в виде огромной драконьей головы.

Лорд Маранас с вежливой улыбкой что-то говорил Кирмунду, а тот, вполуха слушая, скользил взглядом по убранству храма, в котором преобладали серебристые оттенки. Я заметила, что ему хватило совести не приводить с собой сюда воинов. Все же храм этой обители предназначен в основном для женщин. Хотя такая деликатность со стороны короля удивительна, учитывая, как вел себя четыре года назад. Не иначе как лорд Маранас сумел повлиять.

Со стороны входа послышались шаги, гулко разносящиеся под высокими сводами, и все взоры немедленно устремились туда. У меня перехватило дыхание при виде тоненькой фигурки девушки, величественно идущей по свободному проходу. Лишь легкое подрагивание пальцев, судорожно сжимающихся в кулачки, выдавало волнение Эльмы. Она старалась держаться с достоинством, подобающим королеве. Но никогда еще не казалась такой хрупкой и беззащитной, как сейчас, в этом величественном храме, подавляющем атмосферой мощи, и под пронизывающим взглядом властелина Золотых драконов. По суровому привлекательному лицу нельзя было понять, какое впечатление произвела на него девушка. Но цепкий взгляд окидывал ее всю с ног до головы, не упуская ни малейшей детали.

Перед глазами заполыхали яркие сполохи, и дар снова позволил увидеть радужные волны вокруг людей, находящихся в храме. Я с досадой поморщилась и проморгалась, выделяя только тех, кто меня интересовал. По ауре Эльмы проносились бледно-желтые вспышки, выдавая ее страх. Но стоило мне взглянуть на энергетическую оболочку Кирмунда, как я пораженно застыла, не в силах оторваться от самого потрясающего зрелища, какое когда-либо видела.

Его аура не походила на те, что окружали обычных людей. Словно золотой кокон — сияющий, ослепительно-яркий. За ним трудно было различить какие-либо другие вкрапления. Неужели такой эффект дает кровь драконов? Жаль, что вокруг себя самой, даже смотрясь в зеркало, я никогда не могла увидеть ничего. Поколебавшись, попыталась проникнуть глубже, за внешнюю оболочку, скрывающую эмоции Кирмунда. Ощутила болезненный толчок, будто кто-то выталкивал меня из его головы, мешая это сделать.

Король вдруг отвел взгляд от приближающейся к нему Эльмы и повел плечами, словно испытывая дискомфорт. А затем стремительно обвел глазами собравшихся. Я немедленно прекратила воздействие, боясь даже вздохнуть. Опустила голову, не желая ненароком привлечь к себе внимание. Даже в патрине не чувствовала себя в полной безопасности от этого пронизывающего взгляда. Только через несколько секунд решила все же поднять голову и облегченно вздохнула. Свечение вокруг людей исчезло — дар снова спрятался. А Кирмунд снова сосредоточил внимание на Эльме.

— Вижу, Ретольф не соврал, — послышался знакомый, чуть рокочущий голос, от которого все во мне моментально всколыхнулось от вернувшегося наплыва эмоций. С трудом сохраняла самообладание, чтобы не выплеснуть наружу ненависть и неприязнь. — Вы и правда изменились в лучшую сторону.

— Благодарю, — еле слышно пролепетала Эльма, позволяя королю взять ее за руку и повести за собой к алтарю.

— Осталась маленькая формальность, — сказал он, останавливаясь у драконьей головы и беря с серебряного блюда для подношений небольшой ритуальный ножичек.

Трудно было не заметить, как девушка побледнела еще больше и как усилилась дрожь в руках. Кирмунд развернул ее кисть запястьем к себе и резко полоснул по коже, вырвав у Эльмы легкий вскрик. Потом поднес кровоточащую ранку к драконьей пасти и стал с интересом наблюдать за тем, что произойдет дальше. Проклятье. Как можно будет воспользоваться нашей хитростью, если он с Эльмы глаз не спускает?

Услышав оглушительный шум у стены, я невольно повернулась в ту сторону, как и остальные присутствующие. Лорд Маранас, у ног которого лежал ритуальный треножник, опрокинувшийся на пол, виновато развел руками.

— Простите, ненароком зацепил.

Я мысленно назвала его умницей и тут же перевела взгляд на Эльму. Удалось ли ей за это краткое время сделать то, что мы задумали? Вспыхнувшие серебристым огнем глаза дракона лучше всего показали, что наша девочка не подвела.

— Что ж, отлично, — задумчиво откликнулся Кирмунд, тоже обратив внимание на алтарь. Он отпустил руку Эльмы и холодно бросил: — Вам следует собираться в дорогу, сударыня. Завтра рано утром выезжаем в Дагейн[2].

— Как вам будет угодно, супруг мой, — одними губами прошелестела Эльма, тупо глядя на продолжающую кровоточить рану на руке. А потом вдруг пошатнулась и осела на пол. Кирмунд едва успел подхватить ее и не позволить упасть.

По толпе собравшихся разнесся взволнованный шепот. Тетя Готлина и лорд Маранас немедленно бросились к девушке, сломанным цветком лежащей в руках короля.

— Что с ней? — с неудовольствием бросил Кирмунд.

— Я позову нашу травницу, — сказала тетя, — но думаю, девочка просто в обмороке. Сказалось волнение. Лучше перенести Адалу в ее комнату.

Я невольно вздрогнула, услышав свое имя. Все же непривычно, когда другого человека называют так вместо меня. Хотя сейчас больше тревожило состояние Эльмы. Надеюсь, что тетя права, и это всего лишь обморок. А то поневоле столь странное совпадение после нашего кощунственного поступка у алтаря выглядит зловеще. Прямо как кара бога-дракона. Отбросив нехорошие мысли, я незаметно скрылась в проеме, ведущем к потайному ходу.

Едва дождалась, пока тетя выкроит свободную минутку и придет в мою комнату. Тут же накинулась на нее с расспросами.

— Травница говорит, что у бедняжки это произошло на нервной почве. Что неудивительно, учитывая, что ей пришлось пережить, — вздохнула Готлина.

— Но с Эльмой ведь все будет нормально? Она уже в порядке?

— Мы сумели привести ее в чувство. Но у бедняжки начался жар, так что пришлось уложить в постель и отпаивать лекарственным отваром. Будем надеяться, что удастся привести ее в нормальное состояние до завтрашнего утра. Кирмунд недоволен, что болезнь Эльмы может нарушить его планы. Не желает оставаться здесь дольше необходимого.

— Черствый ублюдок, — вырвалось у меня. — То есть на то, что ей плохо, ему вообще плевать?

— Ты ожидала чего-то иного, моя дорогая? — покачала головой тетя.

— Но он же не станет тащить ее в дорогу в таком состоянии?

— Он собирается везти Эльму в карете.

— Просто великолепно, — съязвила я. — Заставить еще не оправившуюся от хвори женщину трястись по дорогам. С ней, по крайней мере, кто-нибудь поедет?

— Кирмунд попросил предоставить в ее распоряжение одну из прислужниц обители.

— Все равно он сволочь, — я нервно расшагивала по комнате. — Можно мне повидаться с Эльмой?

— Сейчас слишком опасно, милая, — возразила Готлина. — Кирмунд может зайти к ней в любую минуту. Да и его люди везде снуют по коридорам. Ты можешь привлечь их внимание. К жрицам они не осмеливаются приставать, но увидев, что на тебе патрин, могут заинтересоваться. Зайдешь к Эльме поздним вечером, когда все спать улягутся. И лучше через потайной ход.

Я кивнула, признавая ее правоту, но лишь Серебряный дракон знает, чего стоило выдержать этот нескончаемо-долгий день. Когда наступил вечер и шум снаружи, наконец, утих, возвещая о том, что все отправились на отдых, я выскользнула через потайной ход к соседней комнатке. Внимательно оглядев ее для начала через глазок, удостоверилась, что в помещении никого нет. Только тогда выскользнула наружу и приблизилась к постели спящей Эльмы. Судя по ее личику, самое тяжелое миновало, и она сейчас спала глубоким целебным сном. В комнате стоял запах лекарственных трав от отваров, какими поила Эльму травница. Запах, вызывающий у меня ассоциации с болезнью. Вспомнила, как точно такой же стоял в комнате матери перед ее смертью. Поспешно отогнав тяжелые воспоминания, села рядом с Эльмой на постель и взяла слабую тоненькую ручку.

— Бедная моя… Прости, что из-за меня тебе приходится все это переживать, — прошептала, вглядываясь в умиротворенное сейчас лицо.

Наверное, только во сне бедной Эльме удавалось избавиться от постоянного напряжения, в котором жила. Я осторожно гладила спутавшиеся светлые волосы, разметавшиеся по подушке, и молилась о том, чтобы с подругой все было в порядке. И что если на нее и правду обрушилась кара Серебряного дракона, то пусть лучше перенесется на меня. Ведь виновата в теперешних бедах Эльмы только я.

Настолько погрузилась в свои мысли, что даже не уловила звука отворившейся двери. Только услышав удивленный мужской голос, от которого все во мне закололо множеством острых игл, вернулась к реальности:

— Кто ты?

Ни жива ни мертва, повернула голову в сторону двери, проклиная себя за то, что не надела патрин, решив, что благодаря передвижениям по потайному ходу меня никто не увидит. Сердце ухнуло вниз, а потом заколотилось в удвоенном ритме, стоило увидеть знакомую широкоплечую фигуру. На Кирмунде были только облегающие штаны, заправленные в мягкие кожаные сапоги, и рубашка, расстегнутая на несколько верхних пуговиц. Видать, уже готовился ко сну, но решил напоследок проведать жену. Небось, чтобы удостовериться, что ее состояние не помешает его планам выехать завтра. Или он здесь для того, чтобы не откладывая дело в долгий ящик приступить к выполнению тех замыслов, что озвучил в день свадьбы? И на то, что жена плохо себя чувствует, плевать хотел? Внутри снова поднималось глухое раздражение и неприязнь, смешанная с ноющим болезненным ощущением, какому не могла дать названия.

Сейчас, когда Кирмунд находился так близко, можно сказать, наедине со мной — спящая подруга не в счет — я в полной мере ощутила его мощную, сшибающую с ног энергетику. Это впечатление глубинной дикой силы. Передо мной стоял красивый хищник, живущий в первую очередь собственными инстинктами. И его взгляд, полный нескрываемого порочного интереса, окидывающий меня с ног до головы, недвусмысленно показывал, какие именно эмоции я в нем вызываю.

Для него ничего не стоит разложить меня прямо на полу, рядом с ложем собственной жены, и грубо удовлетворить свои потребности, раз уж подвернулась под руку. Запоздало вспомнилось, что любовницу в этот раз Кирмунд с собой в поездку не взял, так что наверняка изголодался по женской плоти. И почему эта мысль помимо яростного протеста вызывает еще возбуждение?

Я поразилась сама себе, чувствуя почти первобытный отклик на мысль о том, что он и правда может это сделать со мной. Или недавнее наблюдение за Ретольфом и Эльмой слишком уж сильно подействовало, раз о таком думаю? Пришлось напомнить себе, чего можно ожидать в постели конкретно от этого мужчины. Грубости и боли, удовлетворения исключительно собственных потребностей. И не более. Это отрезвило и заставило исполниться решимости ни за что не допустить подобного во второй раз.

Стараясь не показывать нервозности, медленно поднялась с постели и выпрямилась, ловя взглядом малейшие изменения в позе Кирмунда. Если что-то покажется угрожающим, тут же начну кричать и звать на помощь. Но мужчина просто стоял в нескольких шагах от меня и смотрел. Да так, что уже скоро от всей моей выдержки остались лишь ошметки.

Я нервно сглотнула, чувствуя, как в горле пересыхает от молчаливого первобытного призыва в горящих нестерпимо-ярким светом янтарных глазах. А еще хуже стало, когда внезапно обострившиеся до предела органы чувств позволили четко различить его запах. Немного терпкий и пряный, безумно возбуждающий. Осознав, что с непроизвольной жадностью вдыхаю его снова и снова, а внутри от этого поднимается волна жара, я пришла в ужас. Раньше такого не испытывала рядом с ним даже тогда, когда беззаветно любила. Тогда к этой любви не примешивалось ничего плотского. Сейчас же…

О, Серебряный дракон, да что со мной происходит? Что-то во мне помимо воли откликалось на звериную силу этого мужчины, словно призывающую к себе из глубин его собственного тела. Или это из-за того, что во мне пробудилась кровь драконов и я теперь реагирую на близость себе подобного не так, как раньше? Все же эта кровь делает нас гораздо ближе к зверям, чем обычных людей. Инстинкты тела гораздо сильнее.

Неприятное открытие. И очень несвоевременное. Особенно с учетом того, что конкретно этого сородича я ненавижу больше чем кого-либо на свете.

Когда Кирмунд сделал первый осторожный шаг ко мне, вскинула руки и протестующе прошипела:

— Не приближайтесь.

— Не буду, — его губы раздвинулись в хищной улыбке. — Если скажешь, кто ты и что здесь делаешь. И как прошла через выставленную у дверей охрану?

Проклятье-проклятье-проклятье. Что отвечать на последний вопрос? Если скажу о тайном ходе, то выдам тайны обители, не предназначенные для посторонних ушей. Придется выкручиваться, в полной мере осознавая, что он ни за что не поверит в такую вопиющую ложь. Но сначала попробую ответить на менее щекотливые вопросы. Вдруг это его отвлечет от других.

— Меня зовут Эльма, — я порадовалась, что невзирая на царящее внутри смятение, удалось сказать это достаточно спокойным тоном. — И я подопечная лорда Маранаса. За то время, что мы с леди Адалой провели в обители, мы сдружились. Я беспокоилась за нее.

— Почему же не навестила ее раньше, раз так беспокоилась? — вкрадчиво спросил Кирмунд, чуть прищурившись.

Неверный свет свечи, оставленной в комнате, не мог в полной мере осветить его фигуру, из-за чего она казалось словно сотканной из игры огня и теней. Завораживающее зрелище, от которого почему-то я была не в силах глаз отвести. Особенно от того, как причудливо играли блики на золотисто-смуглой коже его груди, заставляя мысленно прочерчивать дорожку вниз, там, где это роскошное тело было скрыто одеждой. Вспомнилось ощущение тяжести от этого сильного тела, когда оно пригвождало меня к постели во время брачной ночи. И почему-то в этот раз подобные мысли не вызвали прежнего страха. Скорее, наоборот, нахлынуло совершенно нелогичное возбуждение.

Поспешно отвела глаза от груди мужчины и посмотрела в его лицо. Но стало только хуже — немедленно оказалась в плену властного глубокого взгляда, будто парализовавшего мою собственную волю.

— Лорд Маранас решил, что мне будет лучше оставаться в своей комнате, — с трудом проговорила, пытаясь высвободиться из-под гнета его взгляда и не в силах этого сделать. Золотисто-карие глаза словно гипнотизировали, не отпускали.

— Он весьма благоразумен, — жестко-очерченные губы мужчины тронула хищная улыбка. — И теперь понимаю, почему не желал показывать мне такое сокровище.

Скажи Кирмунд подобные слова четыре года назад, я бы находилась на седьмом небе от счастья. Но теперь испытала что-то на грани паники. Что делать, если король пожелает заполучить меня? Покориться и надеяться на то, что он ограничится одной ночью, а потом оставит в покое? Да при одной мысли об этом раздирает на части от гнева. Ни за что. Буду сопротивляться изо всех сил.

— Мне пора идти. Уже поздно, — бросила я, делая шаг к двери.

Запоздало подумала, что так делаю шаг еще и к нему, но было уже поздно. Стоило нам оказаться на расстоянии шага друг от друга, как произошло нечто поразительное. Это походило на энергетическую вспышку, притяжение железа к магниту, приливную волну. Меня будто опалило огнем чужого желания, бурно отозвавшегося внутри моего собственного тела и скрутившего все внутри в тугой комок.

Не успела даже опомниться, как оказалась в крепких объятиях, в которых не могла пошевелиться. Стояла, будто парализованная, потрясенная напором собственных ощущений. Да что же это такое? А еще его запах… Проклятье. От него совсем крышу сносило. Хотелось прижаться носом к его груди и вдыхать-вдыхать до полного изнеможения, тереться о сильное мужское тело всем естеством, желая слиться с ним в единое целое. Звериный дикий порыв, которому разум изо всех сил пытался противиться.

— Как же ты пахнешь, — услышала совершенно неузнаваемый, искаженный от эмоций голос мужчины в самое ухо.

От его горячего дыхания по коже немедленно заплясали целые табуны мурашек, а с губ помимо воли вырвался глухой стон. Кирмунд провел носом по моей шее, втягивая воздух, и я с ужасом поняла, что с ним происходит то же самое, что и со мной. По какой-то причине наши тела находят друг друга безумно привлекательными. Или мы чувствуем, что в нас обоих кровь драконов?

Тревожный звоночек. Если звериная сущность находит того партнера, какого считает наиболее подходящим для себя, такому притяжению трудно противиться. Так было с отцом Кирмунда и моей матерью. Впервые подумала о том, по своей ли воле она избрала себе мужа или была вынуждена сделать это из-за того, что в ней все же проявилась кровь Серебряных драконов, а не Золотых. И так велел ей долг. И что не будь этого долга перед семьей и родом, она вполне могла бы быть счастлива в браке с человеком, который любил ее до безумия.

Опасные мысли. Опасные и несвоевременные. Тем более что я точно убеждена, что у нас с Кирмундом все иначе. С его стороны — лишь похоть, не больше. С моей же… безумие какое-то, наваждение. Возможно, остаток тех чувств, какие я когда-то к нему питала, прорвался наружу. Но я сделаю все, чтобы подавить их окончательно.

Как ни было трудно, стала изо всех сил вырываться из рук мужчины, который с каким-то непонятным восторгом проводил ладонями по моему телу, будто изучая каждый изгиб. Одновременно сильные и в то же время бережные прикосновения, так непохожие на те, что уже испытывала когда-то.

— Отпустите меня, — практически прорычала, отталкивая его от себя. — Я не ваша очередная шлюха, чтобы так себя со мной вести. А особенно учитывая то, что мы находимся у постели вашей жены.

Он замер, продолжая удерживать в объятиях, потом его взгляд чуть прояснился. По-прежнему тяжело дыша, он все же разжал руки и отступил на несколько шагов, с непонятным удивлением глядя на меня.

— Ты права, — наконец, чуть хрипло произнес он, обретая прежнее самообладание. — Это точно неподходящее место для более близкого знакомства, — Кирмунд слегка усмехнулся.

— Тогда я пойду, — даже не пытаясь скрыть облегчения, выпалила я и, стараясь держаться на расстоянии, двинулась к двери. Ко мне тоже постепенно возвращалось умение мыслить здраво. Я даже нашла в произошедшем плюсы — у Кирмунда напрочь отпало желание выпытывать, как сюда попала.

— Не стану задерживать, — донеслось позади насмешливое. — Тебе стоит выспаться перед дорогой.

— Какой дорогой? — я опешила, разворачиваясь к нему.

— Думаю, раз вы с моей драгоценной супругой настолько сблизились, ты не откажешься сопровождать ее в столицу. Кому-то нужно будет заботиться о ней в дороге.

— Я полагала, на эту роль выбрали одну из прислужниц обители, — похолодев, с трудом выговорила я.

— Считаешь, что это подобающая компаньонка для королевы? — вкрадчиво проговорил Кирмунд.

— Но я… Но лорд Маранас сказал… — я попыталась прикрыться именем Ретольфа, но такой возможности мне не дали.

— Лорд Маранас, полагаю, почтет за честь, что его подопечная станет главной фрейлиной королевы. Именно в таком качестве я просил бы тебя сопровождать мою дорогую супругу. Думаю, она бы и сама озвучила подобную просьбу, если бы не была столь скромна, чтобы попросить меня о такой услуге. Вы ведь с ней подруги, насколько понимаю. Поддержка кого-то близкого на новом месте очень важна, не находишь?

Вот мерзавец. У меня не находилось слов, чтобы выразить возмущение. Пытается замаскировать свои мотивы якобы заботой о жене. Да у него на лице написано, чем он на самом деле руководствуется. И какую роль мне предстоит играть во время путешествия. Его личной постельной игрушки. Причем вряд ли Кирмунда остановит присутствие рядом жены. Наоборот будет рад небольшому разнообразию. Не только Эльма, но и я. Как же я его ненавижу. Пожалуй, еще сильнее, чем раньше.

— А если я не соглашусь ехать? — процедила, вскинув подбородок.

— Насколько понимаю, твою судьбу решает лорд Маранас, — чуть прищурившись, сухо сказал король. — Вряд ли он посмеет отказать мне в такой ничтожной просьбе.

Ничтожной? Моя честь для него определяется именно таким понятием? Пришлось закусить нижнюю губу до крови, чтобы сдержаться и не высказать все, что думаю по этому поводу.

— Думаю, вы сами найдете немало плюсов в своем новом положении, моя драгоценная леди, — бархатистым голосом сказал Кирмунд, с интересом наблюдая за мной. — Да и при дворе куда веселее, чем в этом захолустье.

— Предпочитаю захолустье, — не удержалась я от едкого ответа.

Он усмехнулся и завораживающе мягким тоном сказал:

— Возможно, скоро ты изменишь мнение.

Это он на свое сомнительное покровительство намекает, включающее в обязательном порядке постель? В таком случае самонадеян до крайности. Но если считает, что я на самом деле стану с ним спать, пусть катится в бездну. Изнасиловать не посмеет — одно дело проделать подобное во время войны или с какой-то безродной простолюдинкой, другое — с благородной леди. Может и дворянство против него подняться, что, учитывая и так сложную ситуацию в стране, чревато. Или считает, что я сама в итоге соглашусь, как, несомненно, многие до меня? В таком случае будет ждать до посинения.

— Что ж, вы не оставляете мне выбора, — прошипела я. — Я буду готова выехать утром вместе с леди Адалой. А теперь, если позволите, и правда пойду.

Он милостиво кивнул, продолжая смотреть пронизывающим, чуть насмешливым взглядом, за который хотелось ему глаза выцарапать. Не знаю, каким чудом сдержалась и с горделивым видом прошествовала к двери. Стражники ожидаемо встретили меня изумленными взглядами, явно не зная, откуда я тут взялась. Один даже приставать начал с расспросами, но повелительный окрик короля позади меня, велевший пропустить, заставил его умолкнуть. Я же вся кипела от бессильной ярости, понимая, что все пошло не так, как задумывалось. Чего ждать дальше, не могла даже представить. Буду надеяться, что лорд Маранас найдет способ избавить меня от домогательств ненавистного Кирмунда и придумает, как исправить ситуацию.

Глава 8

Чем ближе Кирмунд подъезжал к женской обители, тем сильнее мрачнел. Предстоящая встреча с женой волновала сильнее, чем он желал в этом признаться даже себе. Что если при взгляде на эту девушку, олицетворяющую собой крах самого дорогого в его жизни, внутри снова пробудится та чернота, что когда-то буквально пожирала душу? Стоило немалого труда и понадобился целый год, чтобы она утихла в достаточной мере, чтобы снова обрести ту часть себя, что почти утратил. Пусть даже прежним ему уже никогда не стать и он самому себе кажется склеенным из осколков сосудом, но по крайней мере, он вышел победителем из этой битвы. Битвы с самим собой.

Вся жизнь короля была словно разделена на две половины. До и после того рокового дня, когда он лишился единственного оставшегося родного человека. Отец всегда был для него самым значимым в жизни, даже несмотря на то, что не во всем Кирмунд мог его оправдать. Но тем не менее, он восхищался его мудростью в государственных делах, силой духа и выдержкой. Кирмунд всегда стремился походить на отца и с малых лет делал все, чтобы заслужить его одобрение. Во всем хотел стать лучшим: как в военном мастерстве, так и в обретении знаний.

Возможно, не лишись Кирмунд отца в тот период, когда в нем как раз происходило окончательное перерождение его драконьей сущности, все могло бы сложиться иначе. Он бы сумел справиться с обрушившимся шквалом эмоций, вызывающих желание крушить и уничтожать, сжигать дотла в попытках хоть как-то унять выворачивающую душу наизнанку боль. Но рядом не оказалось никого, кто смог бы помочь совладать с прорвавшейся наружу огненной стихией.

Кровь дракона в Кирмунде бурлила, кипела, заволакивая разум кровавой пеленой. А единственной, кто оказался рядом в тот момент и кому он все еще мог доверять — подруга детства Маррга — вместо того, чтобы успокоить и унять эту боль, лишь разжигала его ярость. Их отношения тогда переросли в нечто иное, о чем он раньше и не помышлял, ведь для него эта девушка была, скорее, сестрой. Но в те страшные дни, когда не мог нормально есть, спать, думать, а накачивался выпивкой и искал забвения в пьяном угаре, она сама пришла к нему и предложила еще один способ утешения. А он тогда не видел смысла отказываться.

— Когда-то я проходила через то же, что и ты, — сказала как-то Маррга после одной из их безумных ночей, полной дикого секса. — Когда в тебе просыпается звериная часть натуры, трудно бороться с инстинктами. Все органы чувств обретают такую силу, что каждая деталь воспринимается в два, а то и в три раза сильнее. В том числе и твои чувства. То, что происходит в тебе. Привязанности или неприязнь к кому-то. Все становится острее и сложно этому противиться. Я пыталась бороться с этим, но становилось только хуже. Когда напряжение слишком долго копится в тебе, это походит на кипящую лаву, и лишь вопрос времени, когда она извергнется наружу. Не пытайся сдерживаться, Кирмунд. Выпусти на волю то, что чувствуешь.

— Если я это выпущу, то сотру с лица земли всех этих выродков, — процедил он, потемневшими глазами глядя в лицо любовницы. — Выпущу реки крови, уничтожу все, что дорого тому ублюдку, что убил моего отца.

— Но тебе станет легче… — протянула Маррга, собственническим жестом запуская пальцы в его всклокоченную черную гриву и с наслаждением сжимая в кулаке.

Чуть дернув его голову назад, впилась в губы яростным поцелуем, больше напоминающим укус. Ощутив на губах вкус собственной крови, Кирмунд неожиданно почувствовал, как зверь внутри ревет, будто признавая правоту этой самки, скрашивающей его одиночество. Опрокинув Марргу на постель, он развернул ее к себе спиной и заставил встать на четвереньки. Девушка с готовностью подстраивалась под его желания, утробно урча, словно кошка. И это еще сильнее возбуждало Кирмунда и зверя внутри, жаждущего покорять, властвовать. Зубы впились в ее шею, оставляя укус-метку, будто клеймящую партнершу. Чуть подвывая, она позволила ему и это. Лишь повернула голову и посмотрела совершенно диким призывным взглядом желто-зеленых глаз, зрачки которых сейчас стали вертикальными.

— Да, сделай это, мой возлюбленный, — прорычала она, поводя ягодицами в призывном чувственном жесте. — Хочу тебя именно таким. Хочу твоего зверя в себе.

Не заботясь о том, причиняет ли ей боль, совершенно слетев с катушек, он, наконец, сделал это. Выпустил наружу то, что так долго подавлял. Яростно вонзаясь в лоно женщины и исторгая из ее горла рычащие, одновременно болезненные и сладострастные стоны, он с каждой секундой словно утрачивал себя. Становился тем, кем она хотела его видеть. Зверем, думающим в первую очередь об удовлетворении первобытных инстинктов.

Та ночь принесла Кирмунду долгожданное облегчение и позволила на какое-то время обрести смысл жизни. Месть. Ему казалось, что когда он позволит внутреннему зверю утолить жажду крови и жестокости, сумеет освободиться от собственной боли. В ту ночь Кирмунд будто переродился, перестав быть тем, кем всю жизнь стремился стать. Исчез сдержанный и умный правитель, сначала думающий, потом делающий, заботящийся в первую очередь об интересах державы. Родился варвар, ищущий смысл жизни в кровавой бойне и разрушениях. И не оказалось рядом никого, кто бы смог сдержать, перенаправить.

Маррга же лишь усиливала его жажду крови, вдохновляя, подначивая. Она стала его верной соратницей в этой борьбе с тем, что он считал собственными демонами, не подозревая, что борется на их же стороне. Иногда даже его поражала жестокость девушки. Ей больше всего нравилось убивать в своей волчьей ипостаси, вгрызаясь в жертву клыками и впиваясь когтями, стремясь доставить как можно больше мучений.

Кирмунд навсегда запомнил тот день, когда они захватили замок влиятельных вельмож Серебряных драконов, в жилах отпрысков которых была кровь его врагов. И как Маррга собственноручно перегрызла глотки маленьким наследникам рода и вырвала сердце их матери. Даже Кирмунда в его тогдашнем состоянии это покоробило и он с удивлением осознал, что в нем есть грань, за которую он вряд ли сможет перейти. Убийство беззащитных детей и женщин. У него самого рука бы не поднялась на них. Но Маррга сумела его заставить устыдиться собственной слабости. Сказала, что если его рука дрогнет в решающий момент, она всегда готова помочь. И он сам в тот момент поверил в то, что те немногочисленные моральные нормы, что в нем все еще остались, слабость, которую следует искоренять.

И все же не смог заставить себя убить последнюю из рода Серебряных драконов, как Маррга ни настаивала на обратном. Более того, придумал оправдание своей слабости, чего никогда не делал раньше. Убедил и любовницу, и себя, что оставить Адалу в живых — это обречь ее на куда худшие муки, чем смерть. И даже на тот момент и правда раздумывал о том, чтобы поступить с девушкой так, как сказал, считая, что и так сделал ей одолжение, оставив жизнь.

О настоящих причинах собственного поступка не желал признаваться даже себе. И сам их до конца не понимал. То, почему невзрачная, трогательная девчушка, всегда при встречах с ним краснеющая и провожающая щенячьим влюбленным взглядом, вызывает в нем непонятную теплоту. Нет, он вовсе не отвечал на ее чувства, даже порой смеялся с приятелями над восторженным обожанием принцессы Серебряных драконов. Но все равно относился к ней с симпатией, даже несмотря на то, что она дочь тех, к кому испытывал неприязнь.

Принцесса так не походила на всех тех, кто всю жизнь окружал его. Казалась глотком свежего воздуха среди атмосферы интриг, лести и фальши, царящих при королевских дворах. Живая и непосредственная, не умеющая скрывать собственных эмоций и совершенно чуждая обычных женских уловок и жеманства. Наверное, она единственная из всего рода Серебряных драконов, к кому он при всем желании не мог относиться так, как к другим.

И вот теперь, когда он перешел последний рубеж, захватив столицу королевства ее отца, переступил порог дворца в качестве нового хозяина, от него требовалось наказать девушку за то, в чем, по сути, не было ее вины. Кирмунду пришлось напомнить себе, ради чего вообще затеял всю эту войну, искусственно взращивать в себе гнев, пока шел по направлению к покоям принцессы. И ему это даже начало удаваться. Вплоть до того момента, пока не переступил порог девичьих покоев и не увидел измученное личико и обращенные к нему сияющие прежним чувством глаза.

Почему она так смотрит? Разве не знает, что он сотворил с ее семьей, с ее королевством? То, что чувства Адалы к нему не изменились, вызывало внутри непонятное замешательство и стыд. Было бы проще, если бы она смотрела с ненавистью, проклинала, ненавидела.

Почему-то защемило сердце при виде явных признаков того, что девушка недавно перенесла тяжелую болезнь. И так худенькая, теперь она казалась практически бесплотной и едва на ногах держалась. На узком лице живыми были одни глаза, кажущиеся и вовсе огромными. И от их пронзительной, ничем не замутненной, какой-то детской чистоты собственная чернота в душе воспринималась еще непрогляднее.

Впервые Кирмунд ощутил ужас из-за всего, что натворил, посмотрев на себя будто другими глазами. Теми, что смотрели на него сейчас с затаенной надеждой и трепетом. Проклятая слабость. Ему пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы действовать по первоначальному плану. Мелькнула даже мысль, что если сумеет затушить свет в этих глазах, обращенных прямо к нему в душу, то больше никогда не будет подвержен досадному малодушию.

И он сделал все возможное, чтобы это произошло. Был намеренно груб, несдержан, унижал эту трогательную девочку всеми возможными способами, хотя внутри все странно противилось этому. Даже собственный зверь почему-то реагировал на нее иначе, чем на прочих женщин.

Нет, это не было страстью или похотью. Непонятное стремление защищать, будто своего детеныша. А еще, впервые после пробуждения драконьей крови оказавшись достаточно близко от принцессы, он осознал, насколько нравится ему ее запах. Неуловимо свежий, но словно неясный, не до конца оформившийся. Этот аромат вызывал в его звере странные эмоции, будто он признавал в девушке что-то близкое, родное. Ощущение, которому Кирмунд не мог найти объяснений. Но в этот раз дракон внутри него был ему явно не помощник.

Пришлось обращать на Адалу собственный гнев, хотя в нем было больше искусственного, чем настоящего. И это еще больше смущало. То, что рядом с этой девушкой ярость утихала и легче поддавалась контролю. Может, потому он и выпил так много, чтобы заглушить собственную совесть и решиться сделать все так, как считал правильным. Окончательно растоптать свет внутри юной принцессы.

До сих пор воспоминания о том, как именно прошла их брачная ночь, вызывали горький осадок. Он даже не решился утром в последний раз посмотреть ей в глаза. Неизвестно, что боялся там увидеть больше: остаток прежнего чувства или нечто полностью противоположное.

Целый год после окончания войны Кирмунд давал волю своему зверю. Едва не угробил все, что всю жизнь строил отец. Экономику государства, хорошие политические отношения с другими державами. Значительно расширившее свои пределы благодаря захвату соседей королевство трещало по швам. Чиновники, чувствуя вседозволенность, разворовывали казну, а король предавался оргиям в обществе Маррги и придворных повес.

Как ни странно, вернуть ему человеческий облик помог тот, на кого он и не рассчитывал. Ретольф Маранас. А ведь Кирмунд изначально мало доверял предателю, перешедшему на его сторону. Пусть даже тот прошел все проверки, какие ему устраивал. Чутье подсказывало королю, что не стоит слишком близко подпускать к себе того, кто уже однажды предал собственного господина. Но то, как вел себя лорд Маранас, не могло не удивлять.

Ретольф стал его совестью, гласом разума в том безумии, что окружало. Помогал стране окончательно не погрузиться в хаос, получая все больший авторитет среди советников и уважение придворных. А однажды, выбрав момент, когда Кирмунд еще не успел снова накачаться выпивкой, предоставил ему детальный отчет о ситуации в королевстве до войны и после. То, насколько сильно разрушилась экономика. Огласил безжалостные цифры, о которых напрямую не смел ему говорить никто из чиновников, зная буйный нрав короля. Это подействовало ушатом ледяной воды. Кирмунд в полной мере осознал, насколько мало оказался достоин наследия собственного отца и каким бездарным правителем стал.

— Мы можем что-то сделать, чтобы исправить это? — потирая раскалывающуюся от похмелья и обуревавших мрачных мыслей голову, спросил он тогда у Ретольфа.

И тот предложил реальный план выхода из кризиса. Продуманный, блестящий, смелый. Притом настолько действенный, что за следующие три года ситуация в королевстве стала стремительно улучшаться. Через несколько лет все и вовсе станет еще лучше, чем было в годы правления отца.

Нужно ли говорить, как сильно оценил Кирмунд вклад лорда Маранаса в это дело? Теперь он доверял ему безоговорочно, пусть и старался не показывать этого слишком явно. Если бы Ретольф хотел зла, разве бы помог в трудной ситуации? Это стало для него ключевым. Именно лорд Маранас помог Кирмунду понять, что с самого начала было не лучшим выходом позволить инстинктам стать ключевым в принятии решений. Напомнил о том, чему всю жизнь учил отец.

Теперь, размышляя о прошлом, Кирмунд в полной мере понимал, что именно инстинкт зверя, проснувшийся в отце, стал причиной его смерти. Мудрый и сдержанный правитель в одночасье превратился в дикого зверя, защищающего то, что считал своим по праву и отнятым у него. И что хорошего это принесло? Все закончилось реками крови и разрушением обеих могущественных держав. Кирмунд больше не намерен был повторять ошибок отца. После того переломного разговора он оставил безудержные попойки с друзьями и значительно ограничил общение с Марргой, несмотря на все ее попытки снова манипулировать им. У короля словно глаза открылись и он не намерен был снова становиться слепцом. Даже лорд Маранас поражался тому, как быстро Кирмунд сумел вникнуть в государственные дела и стать тем правителем, какого никто и ожидать не мог.

Оставалось еще кое-что, что продолжало грызть короля изнутри и не давало покоя. Что делать с той, кого он назвал женой и держал пленницей вдали от всех? Его терзало чувство вины перед этой девушкой за то, как повел себя с ней, за те слова, что наговорил. Сейчас, думая об этом, в полной мере сознавал, что повел себя тогда, как несдержанный юнец, вымещающий злость на том, кто никогда не смог бы ответить тем же. Покопавшись в собственных ощущениях, Кирмунд в полной мере осознал, что не собирался на самом деле поступать с девушкой так. Даже тогда, когда выплевывал те ядовитые слова, в глубине души знал, что не сможет. Убивать собственных детей только за то, что оказались не той крови, лишать их материнской любви.

Надеялся, что за четыре года, что Адала проведет в обители, ее обида стихнет, и они смогут все начать сначала. Пусть между ними всегда останется напряжение и никогда не будет любви, но по крайней мере, он станет относиться к ней с тем уважением, какого заслуживает статус супруги. Иногда ему приходило в голову, что можно будет попытаться ей все объяснить. То, что им двигало тогда. Но наверное, пробудившаяся кровь драконов изменила его слишком сильно. Кирмунд продолжал воспринимать подобные проявления, как постыдную слабость. Довольно будет и того, что станет обращаться с ней подобающим образом. В конце концов, он король и не обязан ни перед кем отчитываться за свои действия. Разве что перед самим собой, что порой не так легко, как кажется. Но о последнем никому знать не стоит.

Иногда Кирмунд расспрашивал лорда Маранаса о том, как живется его жене. Знал, что тот регулярно посещает обитель, навещая свою подопечную. Втайне желал, чтобы Ретольф затронул интересующую его тему сам, не решаясь задать вопрос напрямую. Что теперь чувствует к нему Адала. Но лорд Маранас ограничивался обсуждением физического комфорта, говоря, что девушка ни в чем не нуждается и вполне здорова.

Сам не желая в этом признаться, Кирмунд одновременно желал того момента, когда сможет забрать жену из обители, и страшился его. Неопределенность терзала хуже всего. Он хотел поскорее уже понять, чего стоит ждать от отношений с той, кому придется идти с ним рука об руку по жизни, стать матерью его детей.

Странно, но он не жалел о том, что женился именно на этой девушке. Вспоминал то ощущение тепла, что всегда чувствовал рядом с ней, и ему этого сильно не хватало. Искал это тепло в объятиях других женщин, но все, что находил — всего лишь удовлетворение плотских потребностей. Ни к одной из своих многочисленных любовниц не ощущал ничего большего. Хотя иногда думал, что может и хорошо. Для секса у него будут фаворитки, а для создания атмосферы уюта и домашнего тепла — жена, к которой физического притяжения он не ощущает. Зато чувствует уважение и симпатию, что немаловажно в супружеских отношениях.

То, что она не слишком привлекательна, казалось ему дополнительным плюсом. Больше гарантии, что останется верна. Успел насмотреться, какие страсти порой бушуют в семьях других правителей. И как супруги заводят себе любовников втайне, а то и с одобрения вторых половин. Но в своей семье он терпеть такого не собирался. Примером идеальной жены для него всегда была собственная мать. Даже зная, что нелюбима мужем, она окружала его заботой и теплотой, и для нее существовал только один мужчина — тот, кому принесла брачную клятву. Того же Кирмунд хотел от своей жены, и Адала казалась ему идеально подходящей женщиной на эту роль.

Вот только прошлые обиды между ними слишком сильно могли все осложнить. Кирмунд был рад, что лорд Маранас, к которому успел привязаться, как к другу, хоть и не давал этого понять, окажется рядом в ту минуту, когда произойдет встреча с женой. Его спокойная уверенность всегда умиротворяюще действовала на Кирмунда и порой остужала горячий нрав. Ретольф не позволит наделать глупостей, если ситуация станет чересчур напряженной. А такое может произойти, если Адала в открытую проявит неприязнь к нему. Он не станет терпеть подобного неуважения от будущей жены и может только ухудшить все между ними.

Стоя неподалеку от алтаря рядом с лордом Маранасом, Кирмунд изо всех сил старался не выдать нетерпения перед встречей с женой. Даже завел шутливый разговор о подопечной Ретольфа, о которой при дворе ходили самые разные слухи. Говорили, что лорд Маранас спас ее от насилия и воспылал к ней пылкими чувствами. Но девушка не отвечала ему взаимностью и потому он привез ее в обитель, ревниво оберегая от всех. Не желал, чтобы кто-то другой заинтересовался его подопечной. Другие говорили, что он просто не желает подвергать девушку тлетворному влиянию двора и собирается подыскать достойного мужа, чтобы до конца выполнить взятый на себя долг. Кирмунд больше склонялся ко второму, зная, насколько Ретольф чужд сильных страстей. Но все равно не раз по-дружески подначивал его на эту тему.

— Надеюсь, старина, что ты и со своей протеже меня познакомишь. Прямо не терпится увидеть эту загадочную юную особу, — сказал король, обводя глазами поражающее воображение убранство храма.

Его всегда занимала мысль: почему жрецы и жрицы предпочитают сами жить в скромности, в то время как обиталище невидимых богов обставляют с поистине кричащей роскошью. Наверное, ему никогда не понять логики их мышления. Как и того, что кто-то добровольно отрекается от тех удовольствий, что так щедро дарует жизнь.

— Боюсь, моя подопечная слишком скромна, и еще не готова предстать перед самим королем, — как можно учтивее отозвался лорд Маранас.

— Скажи лучше, что не хочешь, чтобы я положил на нее глаз, — хмыкнул Кирмунд. — Вижу, что все-таки некоторые слухи, ходящие при дворе, не лишены основания. Ты трясешься над ней, словно скряга над мешком золота. Но на этот счет можешь быть спокоен. Я приехал сюда за женой, а не в поисках очередной юбки, способной ненадолго развлечь.

— Разумеется, мой король. У меня и в мыслях не было иного, — откликнулся Ретольф, но судя по виду, вряд ли отступит от своего решения.

Конечно, можно настоять — прямому приказу сюзерена не посмеет противиться. Но к чему портить отношения с другом? Кирмунд пожал плечами и завел разговор о другом, показывая, что не намерен настаивать. Показалось, что лорд Маранас едва заметно перевел дух. Видимо, и правда боялся того, что его заинтересует девчонка.

Когда в храм вошла Адала, он испытал двойственные чувства. Нет, он был готов к тому, что она изменилась. Лорд Маранас говорил, что принцесса похорошела. Но Кирмунд не ожидал, что изменения окажутся настолько глубокими. Смотрел на приближающееся к нему очаровательное светловолосое существо с огромными голубыми глазами и не мог не признать, что девушка очень привлекательна. И в то же время испытывал непонятное разочарование. Странное чувство на уровне инстинкта.

Она казалась незнакомкой. Совершенно чужой. Ни малейшего тепла, какое испытывал к ней раньше, теперь не ощущал. Зверь внутри разочарованно рыкнул и свернулся в клубок, равнодушный к этой самке, которой предстояло стать матерью его детенышей. Куда подевалось то особое внутреннее сродство, что заставляло дракона воспринимать эту девушку чем-то близким себе? Кирмунд не мог объяснить.

Резкое неприятное ощущение по всему телу, а особенно в голове заставило короля передернуть плечами. Показалось, словно его кто-то ощупывает, пытаясь пробиться глубже. Ретольф вскинул голову и обвел взглядом собравшихся, испытывая странную уверенность, что источник дискомфорта находится где-то здесь. Но не мог понять до конца, как ухватиться за незримую нить, протянувшуюся между ним и этим загадочным существом. Впору поверить, что в храме и впрямь затаилась могущественная сущность, чьих избранников истребили по его воле. И что она не испытывает к нему добрых чувств, а словно пытается пробиться внутрь с какими-то непонятными целями.

Ощущения покинули так же внезапно, как и посетили. Кирмунд даже подумал, что ему всего лишь почудилось. Да и сейчас имелся куда более интересный объект для внимания.

Он украдкой втянул запах Адалы, когда она приблизилась. Нежный цветочный аромат, довольно приятный. Нет, он допускал мысль, что после окончательного перерождения даже запах мог меняться. Так зачастую и бывало. Но ни малейшей знакомой нотки. Кирмунд с сомнением посмотрел на стоящую рядом с племянницей Готлину. Что если ему и правда пытаются подсунуть какую-то постороннюю девицу? Все же он был прав, когда решил провести ритуал, позволяющий убедиться в наличии крови дракона.

Нестерпимо захотелось, чтобы это и правда оказался обман. Пусть даже после такого ему вновь придется усомниться в друге, который не мог не знать правды, постоянно общаясь с Адалой.

Почти грубо схватив девушку за запястье, он потащил ее к алтарю, недовольно морщась из-за того, насколько явственно она выказывает страх к нему. Он читался в каждом судорожном движении, в каждом взгляде. Ни малейших чувств, что питала к нему раньше, в девушке точно не осталось. Лишь страх и коровья покорность, которые почему-то бесили его.

В прежней Адале при всей ее чистоте и наивности чувствовался внутренний стержень. Кирмунд вспомнил, как невольно восхитился тем, как она держалась, ворвавшись в спальню, где он трахал Марргу, желая хоть немного сбросить напряжение. Его жена не должна быть забитой овцой, которую каждый будет считать своим долгом уколоть, унизить, как только почуют слабость. Пусть даже это не будет открытая враждебность. Мелкие укусы, намеки, завуалированная дерзость, жалящие порой гораздо сильнее. А он не всегда окажется рядом, чтобы защитить. Нет, определенно, Кирмунд не хотел, чтобы это никчемное, слабое, хоть и привлекательное существо оказалось его женой.

И когда бог-дракон подтвердил наличие в ней божественной крови, ему показалось, что его обухом по голове ударили. Раздражение, злость, что он при этом почувствовал, едва не заставили снова наделать глупостей, отказавшись брать с собой ко двору такое никчемное создание. Ее обморок отрезвил. Показал, что в том, какой эта девушка стала, виноват только сам. То, что сделал с ней тогда, во что заставил поверить, сломало ее. Видать, Адала вовсе не была такой сильной духом, как ему казалось раньше. Вот только стоит ли винить ее за это? То, что тогда обрушилось на шестнадцатилетнюю девочку, могло сломать и куда более взрослого и сильного человека.

Что ж, он попытается смириться, что жена стала его худшим разочарованием и не оправдала ожиданий. Примет это, как данность. А если жизнь при дворе для нее и впрямь станет непосильным испытанием, придется отправить ее в его родовой замок. Не в качестве узницы, сменившей одну тюрьму на другую — в качестве полноправной хозяйки. Он заделает ей ребенка и пусть занимается воспитанием. Это подойдет Адале больше, чем роль королевы.

Но однозначно ему хотелось поскорее покинуть это место, которое словно давило на него, служило немым укором за все беды, что обрушил на эту землю. И одолевшая девушку хворь лишь усилила его недовольство. Да что ж ему за жена-то досталась? От малейшего потрясения едва ли не при смерти. Но он постарался скрыть недовольство, лишь дал понять, что не намерен задерживаться в обители, и в интересах тетки поставить племянницу на ноги как можно скорее. Нахлынули даже сомнения: а не притворяется ли Адала больной, чтобы как можно дольше не уезжать отсюда?

Не в силах заснуть в этом месте, продолжавшем давить на него своей атмосферой, Кирмунд в итоге поднялся и решительно побрел к спальне жены. Она считает, что он уже спит, поэтому сейчас вряд ли будет притворяться. И он поймет по ее внешнему виду, насколько сильно недомогание. И есть ли оно вообще. Подойдя к двери, сделал знак стражникам молчать, чтобы ненароком не выдали его появление. Потом как можно бесшумнее открыл дверь и вошел внутрь.

И вот в тот момент весь привычный мир Кирмунда перевернулся с ног на голову. Позже он не раз пытался найти объяснение, почему эта незнакомая девушка вызвала такую реакцию. Пытался и не мог.

Это просто произошло. Как ураган. Как лавина, сметающая все на своем пути. Зверь внутри пробудился так резко, что Кирмунд едва сумел удержать его под контролем. Не позволить броситься к этой самке, запах которой даже с того места, где он стоял, все перевернул в нем. Свежий, но одновременно сладкий, такой манящий, с неуловимо знакомыми нотками. Хотя в том, что они ему знакомы, он не готов был поклясться. Вполне возможно, что воображение играло с ним злую шутку, воспринимая безумно желанную самку как ту, что чем-то близка ему, знакома.

От ее же красоты дух захватывало. Кирмунд жадно любовался изгибами роскошного тела, словно созданного для плотских утех. Его очертаний не могла скрыть даже отвратительная здешняя одежда. Что же будет, когда ее переодеть в красивое платье, боялся даже представить. И лучше сейчас не представлять, иначе окончательно слетит с катушек.

Ее волосы, струящиеся по плечам до ягодиц, напоминали расплавленное серебро. Хотелось зарыться в них пальцами, чтобы в полной мере убедиться, что она реальная, а не существо, сотканное из лунного света и серебра. А эти глаза… Как только он заглянул в них, весь привычный мир словно перестал существовать. Сколько внутреннего света и силы читалось в этих удивительных голубовато-серебристых омутах, чем-то напоминающих лунные камни.

И сколько неприязни по отношению к нему. Он ощутил это особенно остро и резко, когда в полной мере прислушался к внутренним инстинктам. Его дракон это тоже чувствовал и недовольно рычал, возмущенный тем, что желанная самка не испытывает того же, что и он. Из последних сил подавляя мощнейший заряд возбуждения, нахлынувший на него, подобно приливной волне, Кирмунд попытался вести нормальный разговор. Желал знать, кто она, как сюда попала, хотя больше всего хотелось схватить ее, сорвать бесформенное платье и вонзаться в ее тело до самого основания, снова и снова, пока она не станет под ним покорной и мягкой, признавая своим властелином.

Проклятье. Еще совсем недавно он был недоволен покорностью одной женщины, а теперь прямо жаждал покорности другой. Похоже, способность здраво мыслить окончательно оставила его рядом с этой девушкой. А еще Кирмунд знал: чтобы она сейчас ни сказала, кем бы ни оказалась, пусть даже жрицей, уже давшей обет, он заберет ее с собой. Эта женщина должна и будет принадлежать ему. Пока он того захочет, пока это безумие, разгоревшееся, подобно лесному пожару, будет болезненно терзать его чресла.

Напор собственного желания поразил Кирмунда. Ни одна женщина раньше не вызывала в нем настолько сильную страсть. И теперь он прекрасно понимал лорда Маранаса, чьей подопечной оказалась загадочная незнакомка. Он бы тоже держал такое сокровище вдали от всех, не позволяя никому даже взглянуть на нее.

Нахлынувшая ревность к Ретольфу тоже ошеломила. Ведь он только что увидел эту девушку, она для него пока никто. Так почему уже ее ревнует, воспринимает, как личную собственность, на которую кто-то осмелился положить глаз. Но ничего не мог с собой поделать и сознавал, что готов рискнуть дружбой с лордом Маранасом ради того, чтобы эта девушка принадлежала ему.

Пока мысли двигались хаотично и бесформенно, но Кирмунд сумел придумать основание для того, чтобы она поехала с ними. Так он даже найдет оправдание перед Ретольфом, прикрываясь заботой о жене. В дальнейшем же подумает над тем, чтобы сделать Эльму своей официальной любовницей. Кирмунд был готов щедро компенсировать другу моральный ущерб, лишь бы не мешал, согласился с тем, что неизбежно будет, захочет тот того или нет.

Что касается желаний самой девушки, Кирмунд был уверен, что сумеет завоевать ее. Ни одна женщина еще не смогла устоять перед ним, если он ставил себе такую цель. Лишь вопрос времени, когда и это желанное прекрасное существо захочет добровольно оставаться рядом с ним. И не пожалеет об этом. Кирмунд никогда не скупился на своих женщин и в дальнейшем не оставлял покровительством.

Окончательно он принял решение, когда ощутил мягкую упругость ее тела в своих руках, вдохнул поглубже этот волнующий, просто колдовской аромат, от которого все в нем скручивалось в тугую пружину и ныло от желания разрядки. Когда к ее запаху добавились легкие мускусные нотки, с восторгом осознал, что так пахнет ее желание.

Она тоже хотела его. Пусть сопротивлялась этому, но хотела. Чего ему стоило отпустить ее тогда, знает лишь бог-дракон. Все внутри противилось этому, неистово рычало. Но остатки разума подсказывали, что он не должен поступать сейчас как дикий зверь. Брать наверняка невинную девушку прямо у постели собственной жены, которая может проснуться в любую минуту. О нет, ему хватит выдержки подождать немного и сделать это тогда, когда никто не сможет помешать, когда он в полной мере сможет насладиться каждой клеточкой столь желанного тела.

В эту ночь король так и не смог заснуть, вновь и вновь удовлетворяя себя сам и едва не рыча от ярости из-за того, как сильно его тело реагирует на само воспоминание о девушке. Безумие какое-то. Наваждение, от которого почему-то избавляться совершенно не хотелось. С появлением этой девушки мир будто наполнился новыми красками, эмоциями, заставляющими его чувствовать себя по-настоящему живым.

Глава 9

— Может, это эгоистично с моей стороны, но я рада, что ты едешь с нами, — чуть виновато сказала Эльма, застегивая дорожную сумку и присаживаясь рядом со мной на кровать. Свои вещи я уложила еще во время бессонной ночи, проведенной в нехороших раздумьях, и теперь позволила себе предаваться апатии.

Восторгов подруги я не разделяла. От интереса ко мне Кирмунда ничего хорошего ждать не стоит. Похоже, проклятый бабник вознамерился внести и мое имя в список многочисленных побед. Только вот в мои планы это не входило. Да при одной мысли о нем у меня зубы сами собой скрежетать начинали. Хотя злилась я не только на него, но и на себя саму. До сих пор не понимала, почему тело столь странно отреагировало на близость того, к кому не осталось никаких теплых чувств. Но решила, что впредь это никогда больше не повторится.

— Вы готовы, девочки? — в комнату заглянула тетя Готлина, на лице которой явственно читалась грусть. — Не представляете, как трудно расставаться с вами обеими, — вздохнула женщина, поочередно подходя к каждой из нас и целуя в лоб. — Вы мне как дочери стали.

— Нам тоже будет тебя не хватать, тетя, — растроганно сказала я. — Но мы ведь не насовсем прощаемся.

— На все воля бога-дракона, — вздохнула женщина и осенила нас священным круговым символом. — Отряд уже готов в дорогу. Король велел позвать вас.

При упоминании о Кирмунде мое лицо исказилось, словно я раскусила гнилое яблоко.

— Не переживай, моя девочка, — заметив мою реакцию, проговорила тетя. — Лорд Маранас найдет способ переправить тебя к Алым драконам, вот увидишь. Тебе нужно лишь немного потерпеть.

— Лишь бы этот мерзавец опять не начал руки распускать, — процедила я, вспоминая вчерашнее. Мы уже успели обсудить все вчетвером, встретившись за час до отъезда, и мои верные соратницы только вздохнули.

— Я догадывалась, что так может произойти, если король тебя увидит, — покачала головой Готлина. — Ты стала очень привлекательной, дорогая.

— Уже не уверена, что рада этому, — буркнула я. — Предпочла бы остаться прежней, чтобы не вызывать в нем никакого интереса.

— Не гневи бога-дракона, дитя, — назидательно подняла вверх указательный палец женщина. — Красота — его дар тебе, а дары богов не отвергают.

Я не стала ничего на это отвечать, вовсе не разделяя подобных взглядов тетки. В полном молчании мы покинули скромную комнатку Эльмы, и у меня невольно защемило сердце. Все же за четыре года я привыкла считать это место домом, несмотря на всю его скромность и отсутствие той роскоши, к какой привыкла с детства. Но здесь было нечто гораздо более ценное, чем богатство. Ощущение защищенности и покоя, что были так необходимы моему израненному сердцу. Это место хоть немного излечило меня, и я всегда стану вспоминать его с теплотой.

Непривычно было и снова надеть на себя обычную одежду, а не жреческое одеяние. О том, чтобы мы с Эльмой не страдали из-за отсутствия необходимого гардероба, лорд Маранас позаботился еще несколько месяцев назад, зная, что скоро предстоит уехать в большой мир. С присущей ему чуткостью он верно уловил, что именно придется нам с Эльмой по душе. Скромные элегантные платья, не привлекающие лишних взглядов. Более подходящие при дворе туалеты мы сможем приобрести уже в Дагейне.

И все же, несмотря на скромность моего темно-серого платья, почти целомудренно прикрывающего грудь, я бы чувствовала себя более уверенно в прежней одежде. Уж слишком сильно развились мои формы после пробуждения драконьей крови. Даже в скромном декольте эти выдающиеся выпуклости скрыть было нереально, а особенно вкупе с корсажем, так облепившем тонкую талию, что это лишь подчеркнуло размер бюста и бедер.

С невольной завистью я смотрела на одетую в темно-синее платье такого же покроя Эльму. На ее миниатюрной фигурке все смотрелось элегантно и неброско. Когда-то и я могла, одевшись в подобную одежду, чувствовать себя невидимкой рядом с разряженными дамами двора. Теперь же мое новое тело, которое я втайне ненавидела, не давало и шанса на подобное.

Чтобы хоть как-то прикрыть грудь, я уложила волосы так, чтобы длинные пряди, сколотые на затылке, свободно ниспадали по плечам и спине. Но боюсь, этим только ухудшила дело, что поняла сразу, едва мы вышли из обители и оказались под перекрестными взглядами двух десятков мужиков из отряда Кирмунда и самого короля с лордом Маранасом. Со стороны воинов последовал одобрительный свист, пока я, пылая от негодования и смущения и стараясь не поднимать глаз от земли, направлялась вместе с тетей и Эльмой к карете.

— Заткнуться всем, — рык Кирмунда заставил вздрогнуть и поднять голову.

Я едва не споткнулась при виде горящего взгляда, каким окидывал меня король. И от того, каким он казался собственническим, внутри поднималось бешенство. Да какое право он имеет так на меня смотреть?

Когда мы поравнялись с каретой, король передал поводья своей лошади лорду Маранасу и лично пожелал подать нам руку, помогая забраться внутрь.

— Надеюсь, поездка не окажется для вас слишком утомительной, милые дамы, — хищно оглядывая вырез моего платья, проговорил этот гад, церемонно нам кивнув.

— Учитывая то, что леди Адала еще не совсем оправилась после недавнего недуга, ваше замечание весьма кстати, — не удержалась я от сарказма, о чем тут же пожалела при виде насмешливо вскинутых бровей короля.

— Даже не знаю, как воспринимать ваши слова: как дерзость или неосторожную шутку, — бросил он, не сводя с меня пронизывающего взгляда. От его близости было сильно не по себе и тело опять начинало проявлять возмутительные порывы. И это еще больше бесило.

— Разве я бы осмелилась дерзить столь могущественной персоне? — я растянула губы в вежливой улыбке, которая наверняка больше напоминала болезненную гримасу.

— Простите мою подопечную, мой король, — лорд Маранас счел своим долгом тоже приблизиться, ведя в поводу обоих коней. — Леди Эльма не вполне обучена придворному этикету. Это мое упущение, которое я намерен исправить, как только мы приедем в столицу.

— Даже не вздумайте что-то исправлять, друг мой, — протянул король. — Как на мой взгляд, леди Эльма и так непозволительно хороша. А ее острый язычок мне нравится.

От неожиданного комплимента я только еще больше разозлилась. Не нуждаюсь я в его заступничестве. Чтобы скрыть горящие гневом глаза, повернулась к тете и обняла ее на прощание. Спрятав лицо на ее плече, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. М-да, похоже, поездка предстоит еще более нелегкая, чем я ожидала. Король явно намерен донимать своим обществом при любом удобном случае.

С неохотой оторвавшись от тетки, я повернулась опять к королю, с невозмутимым видом ожидающему, пока закончу прощаться. Эльма уже сидела в карете, бледная и взволнованная, избегая смотреть на Кирмунда. Похоже, мой муженек ее безумно пугает и привычная выдержка напрочь отказывает в его присутствии. Хотя винить Эльму за это трудно. От этого мерзавца можно чего угодно ожидать. Сейчас он обходителен до приторности, но в следующий момент может в полной мере показать свой гадостный характер. Я успела испытать это на собственной шкуре.

— Леди Эльма, — прямо-таки медоточивым голосочком обратился ко мне Кирмунд, протягивая руку, — позвольте помочь вам.

Пришлось превозмогать внутренний протест и ради соблюдения приличий принимать его помощь. Но стоило нашим рукам соприкоснуться, как я немедленно пожалела, что не рискнула снова прослыть дерзкой и непочтительной. Между нами словно искры пробежали, а по телу немедленно прокатилась сладостная жаркая волна, отдавшаяся внизу живота. Не знаю, что почувствовал Кирмунд, но его янтарные глаза потемнели, а зрачки расширились. Его большой палец скользнул по моей руке, чуть погладив, прежде чем отпустить меня. Я пулей влетела в карету и с облегчением прервала столь близкий контакт с ненавистным человеком. Но еще долго чувствовала на коже обжигающее прикосновение и никак не могла избавиться от этого ощущения.

Мужчины вскочили на лошадей и отряд тронулся в путь, унося нас навстречу неизвестному будущему.

Мы с Эльмой молчали до тех пор, пока женская обитель окончательно не скрылась из виду. Только потом девушка решилась подать голос:

— Похоже, ты ему на самом деле понравилась.

Я стиснула зубы, подавляя вспышку яростного протеста.

— Возможно. Но это его проблемы.

— Будь осторожна, Адала, — с беспокойством сказала Эльма. — Тебе трудно скрывать эмоции, когда ты рядом с ним. Он вряд ли станет постоянно терпеть непочтительное отношение к себе.

— Значит, быстрее отстанет, — буркнула я. — И я этому только рада буду.

— Я вообще не знаю, как ты осмеливаешься противоречить ему, — девушка передернула плечами. — У меня вообще все слова улетучиваются, когда он рядом.

— Может, и хорошо. У Кирмунда не будет повода злиться на тебя, — успокаивающе сказала я. — Не переживай, пока мы с лордом Маранасом рядом, в обиду тебя не дадим.

— Лорд Маранас вряд ли станет за меня вступаться, — вздохнула Эльма и в ее глазах отчетливо заблестели слезы. — Сегодня он даже не смотрел в мою сторону. Я для него ничего не значу.

А вот такое состояние подруги внушало уже тревогу. Не хватало еще нервного срыва.

— Думаю, ты ошибаешься, — осторожно сказала я. — Просто лорд Маранас не может проявлять к тебе внимание на глазах короля. Ты ведь считаешься его женой.

— Не думаю, что дело в этом, — Эльма безучастно уставилась в окно, но сомневаюсь, что хоть что-то там видела.

Осознав, насколько близка подруга, чтобы сломаться, я ощутила тревогу. Неизвестно, во что это может вылиться с учетом того, что и так все пошло не совсем по плану.

— Эльма, посмотри на меня, — тихо сказала я, протягивая к ней ладони. — Возьми меня за руки.

Она неохотно повернулась ко мне, но все же сделала так, как я сказала.

— Все будет хорошо, дорогая, слышишь? — как можно убедительнее воскликнула я. — Мы постараемся как можно скорее все провернуть, чтобы тебе не пришлось терпеть этого человека слишком долго.

Вспомнив, как недавно пыталась воздействовать на ее эмоции, я мысленно сосредоточилась, вызывая дар. Никогда раньше не пыталась делать это по собственной воле. Напротив, считала эту способность чем-то ненужным и только все осложняющим. Теперь же изо всех сил пыталась вызвать ее. Получилось не сразу, но в какой-то момент тело начало покалывать, а вокруг фигуры Эльмы стали вспыхивать энергетические сполохи. Я попыталась ухватиться за это ощущение и укрепить его, и визуальные образы стали ярче, ощутимее. Почувствовала невольный восторг, радуясь своей маленькой победе. Хоть что-то приятное за утро.

Глядя на фиолетовые и желтые сполохи в ауре Эльмы, выдающие ее душевную боль и страх, я представила себя художником, наносящим на картину новые краски взамен старых. Насыщенно-изумрудная зелень, постепенно сменяющая гнетущую картинку, заволакивала ауру подруги все сильнее. Я не была уверена, что все делаю правильно, но когда заметила, как болезненно искривленное лицо Эльмы становится умиротворенным и спокойным, выдохнула с облегчением.

— Странно, но мне и правда стало легче, — улыбнулась девушка, отпуская мои руки и откидываясь на спинку сиденья.

— Это хорошо, милая, — улыбнулась я в ответ. — А теперь поспи немного. Ты еще не слишком здорова. Сон — лучшее лекарство.

— Ты права, — отстраненно сказала Эльма, постепенно проваливаясь в сон.

Я же задумчиво смотрела на нее, думая о том, насколько хватит у нее душевных сил вынести то, что предстоит пережить. Вряд ли я смогу каждый раз оказываться рядом, чтобы помочь, успокоить. Не хотелось бы, чтобы перенесенные испытания подкосили бедняжку. И думаю, больше всего ее угнетало равнодушие лорда Маранаса, ради которого она и пошла на все это. Прояви он хоть немного теплоты, это бы окрылило Эльму. Она вынесла бы что угодно, зная, что дорога ему и он ее поддерживает. Но этот идиот продолжает строить из себя бесчувственного чурбана, хотя я уже успела убедиться, что он далеко не так бесчувственен, как хочет показать. Решила, что на первом же привале не замедлю поговорить с ним об этом, раз уж сам не догадался.

Едва дождалась, пока к полудню решили сделать остановку. Растормошив немного взбодрившуюся после сна Эльму, я вместе с ней вылезла из кареты. Пока воины на скорую руку готовили обед, я с наслаждением вдыхала свежий воздух, напоенный ароматом цветов от раскинувшегося неподалеку луга. С другой стороны дороги протекала небольшая речушка, весело журчащая в унисон с раздающимися отовсюду птичьими трелями.

Сказав Эльме, что хочу обсудить кое-что важное с лордом Маранасом, я оставила ее у костра в ожидании обеда, а сама решительно направилась к двум мужчинам, склонившимся над картой. Показалось, что Кирмунд уловил мое приближение еще до того, как вскинул голову. Резко умолк, напрягся и стиснул челюсти. Затем медленно поднял на меня глаза, и я застыла столбом, не дойдя нескольких шагов до них с Ретольфом. От этого взгляда стало трудно дышать и пришлось с усилием втянуть воздух в легкие.

— Лорд Маранас, — едва заставила себя произнести, поспешно отводя глаза от короля, — могу я попросить вас уделить мне несколько минут?

— Если мой король не против, — вежливо отозвался Ретольф, отвесив учтивый кивок в адрес Кирмунда.

Тот так сцепил зубы, что желваки заиграли на скулах, но кивнул. Я с некоторым недоумением посмотрела на него, не ожидая такой реакции. Казалось, он разозлился. Но на что? Что я такого сказала? Лорд Маранас поднялся с места и приблизился ко мне. Взяв его под руку, я направилась в сторону луга, где мы могли бы оказаться подальше от посторонних ушей. Услышав за спиной приглушенный рык, невольно вздрогнула. Да что сегодня с королем? Приступ бешенства или что?

— Я прервала какой-то важный разговор? — спросила у лорда Маранаса, чувствуя на спине сверлящий взгляд.

— Вовсе нет, — отозвался тот.

— Тогда почему король выглядел таким недовольным, что я вас прервала?

Ретольф метнул на меня быстрый взгляд и слегка улыбнулся.

— Думаю, недоволен он был вовсе не из-за этого.

— Тогда из-за чего?

— С учетом того, как часто наш с ним разговор сегодня заходил о вас, вывод напрашивается однозначный. Особенно если учесть, что Кирмунд несколько раз уточнял у меня, не имею ли я на вас виды.

— Что?

— Боюсь, король и правда сильно вами заинтересовался. И ему не нужны соперники.

— То есть вас он воспринимает, как соперника? — опешила я.

— Судя по недавней реакции, да. И это несмотря на то, что я, как мог, уверил его в том, что нас не связывают личные отношения.

— А может, сказать ему, что это на самом деле так? — хмурясь, проронила я. — Тогда отстанет.

— Вы плохо знаете короля, моя леди, — покачал головой лорд Маранас. — Скорее всего, меня тогда просто устранят с дороги.

— Он может убить одного из своих ближайших соратников из-за минутной прихоти? — возмутилась я.

— Не убить. Послать куда-то с якобы важным поручением. Или еще что-нибудь придумать, чтобы я не путался под ногами, когда станет вас окучивать, — он говорил это таким будничным тоном, что захотелось его ударить.

Как Ретольф может оставаться таким спокойным, зная, что эта мерзкая скотина всерьез вознамерилась затащить меня в постель? Мысль о его спокойствии тут же напомнила, почему я, собственно, решила поговорить с ним наедине.

Отпустив локоть лорда Маранаса, я сделала вид, что меня заинтересовали цветы, чтобы унять легкое смущение. Разговор предстоял все же щекотливый. Сорвав несколько цветов, я вдохнула их аромат и тихо сказала:

— Меня беспокоит Эльма.

Успела уловить, как едва заметно изменилось лицо Ретольфа, выдавая беспокойство. Но он тут же взял себя в руки и ровным тоном проговорил:

— Почему? Мне казалось, она уже пошла на поправку.

— Речь не о ее физическом здоровье, — я вздохнула, не зная, как бы поделикатнее выразиться. — Но ей очень плохо.

— Я понимаю. Она чистое и нежное создание, которому трудно перенести то, на что мы ее толкнули, — он устремил глаза вдаль, его лицо стало задумчивым. — Вернее, я толкнул. Помню, что вы были против.

— Послушайте, неужели вы и правда не понимаете? — не выдержала я, разворачивая его к себе и вынуждая посмотреть мне в глаза. — Она вас любит. Или вам на это плевать?

— Я замечал, что Эльма неравнодушна ко мне, — с усилием сохраняя внешнее спокойствие, проговорил Ретольф. — Но…

— Понимаю, что вы к ней не чувствуете того же, но хотя бы сострадание… Или на это тоже не способны?

Лорд Маранас с нечитаемым выражением лица некоторое время смотрел на меня, потом тряхнул головой.

— Давайте вернемся к этому разговору, когда все останется позади. Сейчас нужно сосредоточиться на главном — возвращению престола законным наследникам.

— Вы и правда бесчувственный чурбан, — с раздражением произнесла я. Если Ретольф и обиделся на резкость, то ничем этого не проявил. Лишь сухо сказал:

— Пора возвращаться. Король с нас глаз не сводит.

— Да пошел он, — огрызнулась я. — Плевать я на него хотела.

— Понимаю. Но постарайтесь не проявлять ваших чувств внешне, — спокойно посоветовал лорд Маранас и двинулся в сторону стоянки.

Я же из чистого упрямства осталась на лугу. Улегшись в густой траве, уставилась на голубое небо с проплывающими по нему белыми облаками и попыталась успокоиться. Если в таком состоянии вернусь к остальным, то обязательно наделаю каких-то глупостей. Постепенно окружающая красота все же подействовала умиротворяюще. Солнце ласково касалось кожи, обдувал легкий ветерок, колышущиеся надо мной травинки слегка задевали щеки. Закрыв глаза и полностью отдавшись этим ощущениям, я даже поймала себя на том, что улыбаюсь. Хоть на несколько минут позволила себе выбросить из головы мрачные мысли и забыть обо всем.

— Какое восхитительное зрелище, — раздавшийся надо мной рокочущий голос мгновенно выдернул из этого блаженного состояния.

— Я хотела побыть одна, — открыв глаза, с неудовольствием уставилась на короля.

— Намек понял, но сделаю вид, что непроходимо глуп, — нахально отозвался Кирмунд, усаживаясь рядом и не сводя с меня полных внутреннего огня глаз. — Вам нравится природа?

— А разве она может не нравиться? — неохотно вступила я в разговор.

— Многие женщины предпочитают все же блага цивилизации.

— Почему я должна следовать их примеру?

— Потому что при вашей молодости и красоте просто преступление прятаться от всех, — проронил он, проводя пальцами по моей щеке.

Я нервно дернулась и села на траве, сбрасывая его руку.

— Всего лишь убрал жучка с вашей кожи, — ухмыльнулся он, демонстрируя сидящее на ладони маленькое насекомое. — Простите невольную дерзость.

— Разве короли извиняются за такое? — едко поинтересовалась я, поправляя прическу, и замерла, заметив, как при этом жесте вспыхнули опасным блеском его глаза.

— Вы поразительно красивы, Эльма… — глухо проговорил он, придвигаясь чуть ближе, так что теперь наши тела слегка соприкасались.

В этом месте снова будто искры пробежали, и мое сердце заколотилось всполошенной птицей. На какое-то время показалось, что кроме нас в этом месте больше никого нет. А воображение уже рисовало возмутительные картины того, как король снова укладывает меня на траву и нависает сверху, как его руки скользят по моему трепещущему от непонятных ощущений телу, потом забираются под платье и… Так, стоп.

— Пора возвращаться, — сдавленно произнесла я, отворачиваясь и скрывая запылавшие щеки.

— Что у вас с Ретольфом? — резкая смена тона и бесцеремонный вопрос окончательно выбили из колеи.

— Ничего, — почему звучит так, словно я оправдываюсь? Эта мысль взбесила, и я с возмущением уставилась на мужчину, не имевшего никакого права задавать мне такие вопросы. Нет, конечно, формально имел, но сам-то об этом не знает.

— Я наблюдал за вами, — уже спокойнее сказал Кирмунд. — Вы с ним, похоже, о чем-то спорили.

— При всем уважении к вашему титулу, разве это имеет какое-то к вам отношение? — холодно сказала я.

Он так стремительно схватил за руку, что я невольно вскрикнула. Пытаясь отстраниться, не удержалась и опрокинулась на траву, чувствуя, как взволнованно вздымается грудь, а сердце едва не выскакивает наружу от нахлынувших эмоций. Мелькнула мысль, что совсем недавно воображение рисовало почти такую же картинку. Перехватило дыхание, когда Кирмунд оказался сверху, положив ладони по обе стороны от моих плеч. Он дышал тяжело и прерывисто, глядя на меня таким безумным голодным взглядом, что внутри все сжималось от страха и возбуждения. И то, что я чувствовала последнее, далеко не радовало.

— Когда мне противятся, просыпается сильное желание наказать, — хрипло сказал Кирмунд, чье лицо оказалось вдруг так близко, что я могла различить каждую крапинку в золотисто-карих глазах.

— Даже не сомневаюсь в вашей жестокости, — процедила я, не решаясь шевельнуться, боясь этим ненароком еще сильнее приблизиться к нему. — И вы станете меня наказывать прямо при ваших людях? — я попыталась напомнить о том, что вообще-то мы здесь не одни. На кого-то другого, может, и подействовало бы, но проклятый мерзавец лишь усмехнулся.

— Не представляешь, как сильно мне сейчас этого хочется. И твои слова только провоцируют.

— Мой король, леди Эльма, — послышался рядом спокойный голос лорда Маранаса. — у вас все в порядке?

Кирмунд еще некоторое время продолжал опалять меня горячим дыханием, потом с неохотой поднялся на ноги.

— В полном порядке, друг мой, — усмехнулся он и прежде, чем Ретольф подал мне руку, чтобы помочь подняться, сделал это сам.

Как ни сильно было желание «не заметить» его ладонь, я, сцепив зубы, приняла ее. Меня рывком поставили на ноги, на несколько мгновений задержав чуть ли не в объятиях. И у меня опять вспыхнули щеки от недвусмысленного свидетельства желания короля, что упиралось в живот. Запах же его возбуждения дразнил ноздри, пробуждая несвойственные порывы и желания во мне самой. Ощутив, как между ног стало влажно и горячо, я пришла в ужас. Как можно одновременно ненавидеть мужчину и желать так, что крышу сносит? Я не могла себя понять.

Кирмунд явно намеревался и дальше не выпускать моей руки, пока мы шли к стоянке. Даже слова лорда Маранаса, как бы невзначай напомнившие о присутствии жены, не подействовали на этого гада. Зато подействовали на меня. Причем так, словно ушатом ледяной воды окатило. Я представила, как он вел бы себя так же с какой-то другой девицей у меня на глазах. Не испытывая ни малейшего смущения или угрызений совести. Выдернув руку, я ускорила шаг, стремясь оказаться как можно дальше от ненавистного мужчины.

Злая, как собака, уселась у костра рядом с Эльмой, которая смотрела на меня округлившимися от удивления глазами. Но задавать никаких вопросов она не посмела — слишком близко находился сейчас тот, для чьих ушей эти вопросы явно не предназначались. Тем более что этот проклятый некто уселся прямо рядом со мной и был намерен обедать именно здесь. Но, думаю, Эльма только обрадовалась, что не стал устраиваться около нее. И особенно обрадовалась, когда с ней рядом сел лорд Маранас и словно чтобы смягчить неловкость от невнимания супруга, стал проявлять к ней особую предупредительность. Все-таки хоть что-то хорошее получилось из моей неудачной попытки поговорить с Ретольфом.

Глава 10

Король вовсю пытался вовлечь меня в беседу, подключив все свое обаяние. А я с горечью думала о том, как раньше приходила в восторг от его умения заинтересовать собеседника. Часто на балах, стоя за спинами обожателей Кирмунда, с искренним восхищением удивлялась этому его качеству — полностью завладеть вниманием присутствующих, создать вокруг себя живую и непринужденную атмосферу. Кирмунда всегда окружало много людей, и не только праздных гуляк, но и поэтов, писателей, художников, философов.

А я поражалась тому, что с каждым ему удается найти общий язык благодаря тому, что сразу умел подмечать суть даже не слишком знакомых вещей. И вот теперь, поневоле втягиваясь в оживленный разговор, к которому присоединился и лорд Маранас, ловила себя на том, что несмотря на неприязнь к королю, получаю удовольствие от общения с ним. Впервые находилась не за чьими-то спинами, а рядом с ним, в центре его внимания. И это ощущение нравилось, как ни пыталась убедить себя в обратном. Вспомнила те книги, что когда-то прочла лишь потому, что слышала, что они нравятся Кирмунду. Теперь появилась возможность поделиться впечатлениями от них, а король слушал с таким неподдельным интересом, что хотелось говорить и говорить, не прекращая.

Странное очарование, под которое невольно подпала, улетучилось при звуке зычного голоса одного из воинов:

— Пошла прочь, побродяжка.

Вздрогнув, я непонимающе заозиралась. Эльма, почти не принимавшая участия в беседе и украдкой пожирающая глазами Ретольфа, указала куда-то в сторону.

— Какая-то нищенка попросила еды.

Ретольф и Кирмунд тоже повернули головы в сторону разворачивающейся некрасивой сцены. Еще совсем молодая женщина, не старше тридцати, в грязном платье и всклокоченными, неаккуратно уложенными волосами стояла неподалеку от ближайшего к ней круга воинов и что-то жалобно говорила. Через плечо у нее был перекинут платок с лежащим в нем младенцем. Полностью его разглядеть не удавалось, только неясные очертания. Голоса ребенок не подавал.

— Пожалуйста, дайте хоть чего-нибудь. Я не ела уже три дня… — как заклинание, повторяла нищенка, глядя на воинов лихорадочно блестящими глазами. Она выглядела такой изможденной и болезненной, что на это было нестерпимо смотреть.

Один из воинов выругался и снова попытался отогнать, тогда она бухнулась на колени и затараторила:

— Я готова расплатиться своим телом, если хотите… Только дайте еды. Умоляю вас.

— Да мне на тебя даже смотреть противно, — сплюнул тот же воин и отвернулся.

Зато другой — на редкость некрасивый и грузный мужик — похабно ухмыльнулся.

— Ладно, пошли за ближайшие кусты.

Нет, такого я уж точно не могла стерпеть.

— Почему мы просто не можем дать ей еду?

— Она все равно не жилец. Днем раньше, днем позже, — равнодушно сказал Кирмунд, которого, казалось, ничуть не тронула развернувшаяся перед ним картина. — Если будем раздавать еду каждому встреченному нищему, вряд ли далеко уедем.

Вспомнив, сколько нищих нам встречалось по дороге, трудно было не согласиться. Из-за то и дело вспыхивающих стычек повстанцев с королевскими воинами, увеличившимся числом разбойничьих шаек и набегов оборотней, воспользовавшихся сложной ситуацией в стране, многие лишались жилищ и были вынуждены искать лучшей доли. Но вид этой несчастной голодной матери с ребенком на руках тронул за живое.

— Тогда я поделюсь с ней своей порцией, — выпалила я, поднимаясь с места и хватая с расстеленной перед нами скатерти краюху хлеба и сыр. — Эй, постой, — крикнула я женщине, что уже готова была идти за воином. Та в нерешительности замерла.

— Позвольте мне, — лорд Маранас мягко перехватил мою руку и забрал еду.

Я же, игнорируя взгляд Кирмунда, переключила все внимание на Ретольфа, двинувшегося к нищенке. Не знаю, что показалось не так, но в какой-то момент меня будто под дых ударило. Лорд Маранас уже находился в паре шагов от протягивающей к нему руку женщины, когда перед глазами замелькали яркие вспышки. В полном ужасе и растерянности я уставилась на ауру нищенки, испещренную черными пятнами, расширяющимися с каждой секундой. Такое я видела лишь однажды, когда одна из прислужниц обители заболела и ее поспешили изолировать от всех.

— Лорд Маранас, нет. Не подходите к ней, — крикнула, прежде чем подумала, как это воспримут. — Вы все. Отойдите от нее как можно дальше, — сдавленно велела воинам. — Она заражена белой смертью.

Ретольф неуверенно застыл, переводя взгляд то на меня, то на женщину, которая внезапно захохотала каким-то безумным злым смехом. Прежде чем кто-то успел ее остановить, сорвала с груди перевязку с тельцем ребенка, уже начавшим разлагаться, и кинулась на лорда Маранаса. Он едва успел отскочить с дороги и избежать прикосновения. Но женщина уже с диким воем собиралась кинуться снова. Я услышала пронзительный крик Эльмы, перепуганной насмерть из-за опасности, грозящей ее любимому. Воины повскакивали с мест, обнажая мечи. То же самое сделал Ретольф, но пока не использовал его против нищенки. Та замерла, едва не наткнувшись на лезвие, и с ненавистью уставилась в лицо лорду Маранасу.

— Это все вы виноваты. Проклятые собаки короля. Вы убили моего первого мужа четыре года назад, а теперь из-за вас я снова лишилась семьи. И дома тоже. Чем больше прихвачу вас с собой, тем больше мне зачтется на небесах.

У меня помутилось в голове, когда я осознала, о чем она говорит. Поселения, поддержавшие повстанцев, подвергались нашествию карательных экспедиций. Скорее всего, ее дом был сожжен в назидание остальным. Один бог-дракон знает, что пережила эта женщина, пока в довершении всех несчастий не заразилась еще и белой смертью. Немудрено, что ее рассудок помутился. И пусть она только что едва не подвергла Ретольфа смертельной опасности, я испытывала к ней жалость и сочувствие.

Эта несчастная словно олицетворяла собой мою страну — истерзанную, больную, бьющуюся в агонии, но продолжающую сопротивляться. Наверное, схожие мысли роились и в голове лорда Маранаса, потому что он стоял неподвижно, хотя мог одним лишь движением оборвать жизнь этой женщины. Но остальные воины не разделяли его колебаний и медленно подходили ближе, выставив мечи.

— Убить эту тварь, и дело с концом, — вырвалось у того воина, что собирался воспользоваться телом несчастной и теперь в полной мере осознал, что могло его ждать.

— Пожалуйста, остановите их, — выдохнула я, обращая взгляд на угрюмо наблюдающего за происходящим Кирмунда.

Некоторое время он пристально смотрел на меня, потом пожал плечами.

— Ладно, пусть проваливает.

И он выкрикнул воинам приказ отойти от нищенки. Я же на негнущихся ногах двинулась к месту событий, будто меня туда тянуло. Что-то внутри звало, подсказывало невероятное — в моих силах помочь этой женщине. Пусть не смогу спасти всех, кто в этом нуждается, но ее смогу.

Это походило на наваждение. Все вокруг словно окутало туманом, застилающим звуки и образы реального мира. Остались лишь сполохи аур и неясные очертания физических тел, кажущихся сейчас еще более грубыми, тяжеловесными. Услышала будто приглушенный голос короля, но даже не разобрала слов, продолжая идти к настороженно наблюдающей за мной женщине. Вспышка безумия у нее уже схлынула, теперь она казалась загнанным зверем, ожидающим опасности со всех сторон.

А я смотрела на черные вкрапления в ее ауре и мысленно представляла, как они исчезают. Это больше напоминало, словно я штопала прорехи в одежде, снова делая ее целостной и добротной. От напряжения на лбу выступили капельки пота. В этот раз то, что совершала, казалось невероятно сложным. Одно дело — воздействовать на эмоции, другое — пытаться излечить недуги физического тела. По силам ли мне это вообще? Я не была уверена. Но знала одно — должна попытаться.

С тихим угрожающим шипением чернота медленно отступала, а на ее месте вспыхивали радужные искры. Женщина вздрогнула всем телом, будто завороженная, глядя на меня. И я непостижимым образом понимала, что она чувствует, что в ее теле что-то происходит, пусть и не понимает этого до конца.

Кто-то грубо схватил меня за руку, уже когда я находилась в двух шагах от нищенки. И ощущение волшебства исчезло. Я успела уловить последний образ того, как радужные сполохи в ауре женщины теперь активно сами борются с чернотой, и все исчезло. Вернулся реальный мир.

Меня резко развернули к себе, и я увидела злое лицо Кирмунда.

— Ты вообще понимаешь, что делаешь? — прошипел он. — Нельзя приближаться к зараженным белой смертью.

Еще не до конца оправившаяся после странного состояния, в котором только что пребывала, я уже хотела выпалить, что вообще-то кровь дракона защищает меня от подобного. К счастью, поймав предупреждающий взгляд Ретольфа, стоящего неподалеку, вовремя прикусила язычок.

— Почему ты вообще пошла к ней?

— Хотела дать немного еды, — солгала я и попыталась вырваться из цепкого захвата. — Кроме того, я когда-то переболела белой смертью. И теперь не могу заразиться этой болезнью. Так что вы можете уже отпустить меня. Мне больно.

Кирмунд с явной неохотой разжал пальцы, но не стал отходить. Лишь небрежно бросил одному из воинов, чтобы дали нищенке какой-то снеди. Вскоре завернутый в платок сверток с хлебом, мясом и сыром швырнули женщине, настороженно наблюдавшей за всеми нами. Игнорируя недовольный взгляд Кирмунда, я все же подошла ближе и тихо сказала:

— Однажды все изменится, слышишь? Те, кто виноват в твоих несчастьях, получат по заслугам.

— Только для меня это уже не будет иметь никакого значения, правда? — с кривой усмешкой откликнулась нищенка и бросила болезненный взгляд на трупик ребенка, лежащий поодаль от нее. — Вот все, что у меня осталось. И я умру, так и не утащив за собой ни одного из этих выродков, — она плюнула в сторону воинов, недружелюбно косящихся на нее, но не осмеливающихся подойти ближе. Некоторые из них при ее жесте отпрянули, вызвав у женщины короткий издевательский смешок.

— Ты не умрешь, — спокойно возразила я еще тише, приблизив лицо почти вплотную к ее лицу. — Я тебе это обещаю. У тебя есть шанс начать все сначала. Как и у всего королевства Серебряных драконов.

Некоторое время она молча буравила меня взглядом, потом вдруг улыбнулась и кивнула.

— Не знаю, почему, но я тебе верю.

Подняв с земли сверток с едой и тельце ребенка, женщина двинулась прочь, так ни разу и не оглянувшись. На краткий миг особое видение мира снова вернулось, и я увидела, что вокруг ее тела больше нет черноты. Болезнь, в том числе и душевная, отступила. Не знаю, насколько велика цена одной спасенной жизни по размерам мирозданья, но мне стало чуть легче от того, что я сумела это сделать.

— Как вы узнали, что эта женщина заражена, леди Эльма? — холодный голос Кирмунда за спиной прозвучал ударом плети.

Я медленно обернулась, смело встречая его взгляд. С трудом, но выдержала и даже смогла найти в себе силы, чтобы заставить голос не дрожать.

— Увидела кое-какие признаки болезни. Ведь я говорила, что и сама когда-то перенесла то же самое.

— Допустим. Но почему мне кажется, что вы что-то не договариваете? — он подозрительно прищурился.

— Не знаю, почему вам так кажется, мой король, — со всем возможным почтением проговорила я и двинулась к Эльме. — Нам не пора в дорогу? — бросила напоследок, понимая, что просто обязана отвлечь чем-то мужчин, которых наверняка озадачило мое поведение.

Возражать никто не стал, и вскоре мы покинули место привала. Эльма, сидящая в карете рядом со мной, некоторое время хранила молчание, потом осторожно сказала:

— Что произошло на самом деле, Адала? Когда ты шла к той женщине, выглядела как-то странно. Словно в трансе находилась. А на всех вокруг будто оцепенение нашло. Только король смог отреагировать.

— Мой дар, — я устало откинулась на спинку сиденья, только теперь запоздало ощутив, сколько сил пришлось потратить. — Похоже, он развивается.

— Ты говорила, что твой дар позволяет видеть иногда чужие эмоции. Так ты поняла, что та женщина желала зла Ретольфу?

— Не совсем, — поколебавшись, я все же решила с ней поделиться тем, что сейчас переполняло. — Я теперь могу видеть не только эмоции. Физические ощущения тоже. Это выглядело так, словно в ауре той женщины были черные прорехи. И они все сильнее заполняли ее. Я смогла убрать их…

Глаза Эльмы потрясенно расширились.

— Хочешь сказать, что ты ее вылечила?

— Не могу быть уверена до конца, но когда она уходила, черноты больше не было.

Некоторое время подруга ошеломленно молчала, потом с беспокойством проговорила:

— Ты должна быть осторожна, Адала. Если кто-то из людей короля или он сам узнает, что ты умеешь, им трудно будет поверить, что ты всего лишь обычная девушка.

— Знаю. Постараюсь быть осторожной, — я устало потерла ноющие виски. — Но просто не могла не попытаться помочь ей.

— Понимаю… — Эльма ободряюще улыбнулась, потянулась ко мне и сжала мою руку в своей. — Хотя за то, что та женщина чуть не сделала с Ретольфом, я не стала бы о ней сожалеть.

Я только хмыкнула и покачала головой.

— К вопросам об осторожности, — чуть насмешливо сказала. — Если ты и дальше будешь бросать на лорда Маранаса такие взгляды, у Кирмунда могут возникнуть подозрения и насчет тебя.

Щечки Эльмы окрасились смущенным румянцем.

— Это настолько очевидно?

— Да ты глаз с него не сводила.

— К счастью, король смотрел только на тебя, — произнесла Эльма многозначительно. — Поэтому вряд ли что-то заметил. И я этому только рада.

— Он все еще тебя так сильно пугает? — с сочувствием спросила я. — Вроде бы сегодня вел себя достаточно предупредительно.

— С тобой возможно.

Я не нашлась, что на это ответить, и снова ощутила чувство вины из-за того, что Эльме приходится испытывать на себе то, что должна была испытывать я. Не сомневаюсь, что если бы Кирмунд знал о том, кто я на самом деле, то вряд ли стал любезничать. Воспринимал бы как средство осуществления мести, и не больше. От этой мысли стало почему-то горько и настроение окончательно испортилось.

Когда поздним вечером мы снова устроили привал, я решила, что больше ни за что не поддамся лживому обаянию короля. Даже около костра постаралась сесть от него подальше и окружить себя Эльмой и Ретольфом. Кирмунд выглядел этим не слишком довольным, но в открытую возражать не осмелился. Попытался снова втянуть меня в беседу, но в этот раз я ограничивалась односложными ответами. В конце концов, его это настолько достало, что он оборвал очередную фразу и спросил в лоб:

— С вами все в порядке, леди Эльма?

Я заметила, как при этом обращении непроизвольно дернулась подруга, но тут же опомнилась, сообразив, что речь обо мне.

— Да, мой король, — стараясь, чтобы не прозвучало явной издевкой, откликнулась я.

— Днем вы не были так молчаливы.

— Я просто немного устала. Дорога выдалась утомительной.

— А мне кажется, дело не в этом, — Кирмунд прищурился. — У вас вызвало недовольство происшествие с той побродяжкой?

— Возможно, — я вскинула голову и в упор посмотрела на него. Копившееся за целый день напряжение, наконец, вырвалось наружу. — И мне казалось, что вас, как правителя этой земли, все же должно заботить, в каком плачевном состоянии находится народ.

— Леди Эльма… — предупреждающе протянул лорд Маранас, но Кирмунд раздраженно махнул рукой.

— Все в порядке. Я сам дал ей право высказаться… — Потом переключил все внимание на меня. — Прежде чем навешивать на меня ярлык никчемного правителя, стоит посмотреть на ситуацию и с другой стороны, моя драгоценная леди. Народ этой земли все еще не желает признавать меня своим королем, вынуждая идти на крайние меры. В ином случае экономика этой части моих земель давно уже восстановилась бы, как это произошло в исконных землях Золотых драконов. Но кучка идиотов, мнящих себя поборниками правого дела, предпочитает сеять смуту и разрушать то, что удается воссоздать по крупицам. Так почему бы не винить в бедах людей, о которых вы столь печетесь, повстанцев? Тех, кто придумал сказочку о последнем Серебряном драконе, якобы борющемся за восстановление прежнего величия страны. И благодаря этой сказочке удачно пудрит мозги недалеким людям.

— Повстанцам не пришлось бы этого делать, если бы вы изначально не настроили против себя людей, истребляя без разбору всех на своем пути, — я уже не могла сдерживаться и выбирать слова. Неприязнь к этому человеку, уничтожившему все, что я любила, буквально захлестывала. — Как, по-вашему, должны воспринимать того, кто истребил избранников бога этой земли? Не пощадил даже женщин и детей.

— Это война, леди Эльма, — встрял в разговор Ретольф, пытаясь остудить накалившуюся атмосферу. — На ней чего только не происходит.

— Мне жаль, что ярость тогда настолько завладела мною, что я решился на такие меры, — неожиданно глухим голосом сказал Кирмунд вместо того, чтобы рассердиться и поставить меня на место.

Мы все были настолько ошеломлены его словами, что замерли в полном оцепенении. Кирмунд же, переведя взгляд на Эльму, как-то устало сказал:

— Все, чего я хочу сейчас, это попытаться исправить то, что еще можно исправить. Вернуть покой этой стране, дать ей возможность снова процветать в составе моего королевства. И какими бы ни были мотивы повстанцев, которые сеют здесь смуту, они оказывают плохую услугу местным жителям. Та женщина, что мы встретили сегодня, лучшее тому подтверждение. — Он снова посмотрел на меня и поднялся. — Не стану больше испытывать ваше терпение, милые дамы. Дорога и правда была утомительной. Нам всем не мешало бы отдохнуть.

С этими словами он двинулся к своей палатке, провожаемый нашими ошеломленными взглядами.

— Что-то в его доводах все же есть, — тихо сказала Эльма. — По большому счету для простых людей не имеет такого уж значения, кто находится при власти. Лишь бы с их домами и семьями все было хорошо.

— Как ты можешь такое говорить? — возмутилась я, хотя не могла не признать, что и у меня возникли схожие мысли. Да и в то, что Кирмунд настолько изменился, что и правда сожалел о том, что сделал, я нисколько не верила. Пытается заслужить мое расположение, вот и все. Грош цена всем его громким словам.

— А вы что думаете, лорд Маранас? — робко обратилась к мужчине Эльма. Ее щеки вспыхнули, словно она сама испугалась собственной смелости.

— Есть вещи, которые важнее сытости и благополучия, — черные глаза Ретольфа сверкнули мрачным огнем. — А порой важнее и собственной жизни. Иначе чем мы тогда стали бы отличаться от зверей, заботящихся лишь о самосохранении и получения потомства?

Ему больше не нужно было ничего говорить, его позиция была более чем ясна. Для лорда Маранаса нет ничего важнее долга и того дела, в которое верил. Ради этого он мог пожертвовать всем, включая собственные чувства. Невольно стало жаль Эльму, которая никогда не займет первое место в сердце этого мужчины, пусть даже сумеет пробудить в нем чувства.

В эту ночь я долго ворочалась в палатке рядом с подругой и прокручивала в голове слова Кирмунда. То, что он мог быть искренен, терзало неприятной ноющей болью в висках. Месть и ярость порой толкают на чудовищные поступки, но разве не может человек потом пожалеть о содеянном? Да и главный вопрос в другом: что можно простить, а что нельзя. И готова ли я простить Кирмунда? Обозвав в итоге саму себя глупой гусыней, которая сама заглатывает наживку, я постаралась отбросить всякие мысли о нем и все же уснуть.

Глава 11

На следующий день король явно проснулся не в духе. Он даже не глядел в мою сторону, почти ни с кем не разговаривал. Почему это меня вообще интересовало, понять было сложно. Но сидя в карете, я то и дело поглядывала в сторону едущего во главе отряда широкоплечего всадника, напряженного и злого. Воины, чувствуя настроение короля, боялись лишний раз попасться ему на глаза и вели себя тише воды ниже травы. Даже не слышалось шуточек и привычных разговоров, какими они скрашивали путь. Ретольф пару раз попытался заговорить с Кирмундом, но тот огрызался на все попытки выяснить причину его дурного расположения духа.

Зато был и плюс. На привалах Кирмунд не пытался донимать меня беседой и пытаться очаровать. Так что его близость, которая продолжала отчего-то волновать, можно было переносить легче. Мы с Эльмой и Ретольфом разговаривали на нейтральные темы, иногда косясь на пребывающего в раздумьях короля. Оставалось догадываться о причинах происходящего. В конце концов, я решила, что не стану забивать себе этим голову.

И все же когда настроение Кирмунда не улучшилось и вечером, и ужин прошел все в той же тягостной атмосфере, это меня уже начало беспокоить. Еще вчера, когда король явственно демонстрировал расположение ко мне и спускал даже возмутительную дерзость, я бы попыталась осторожно выспросить, что его тревожит. Но сегодня он казался таким далеким и недосягаемым, что сделать это не решалась. Покончив с ужином, Кирмунд поднялся и бросил тяжелый взгляд на Эльму.

— Сегодня вы будете спать в моей палатке, сударыня.

Подруга дернулась так, словно ее палкой по спине огрели. Кусочек хлеба, который она держала, вывалился из ослабевших пальцев. Девушка беспомощно посмотрела сначала на меня, потом на Ретольфа. Лорд Маранас отвел взгляд, но по стиснувшимся челюстям было понятно, что равнодушным к происходящему не остался. В любом случае возражать королю в его законном праве не станет — это очевидно. На побелевшее лицо Эльмы было страшно смотреть, и я осмелилась сказать в спину уже направляющегося в палатку короля:

— Простите, что вмешиваюсь… Леди Адала еще не совсем здорова и…

Кирмунд развернулся так резко, что я вздрогнула. А от его взгляда — жесткого, повелительного — все внутри сжалось в тугой комок.

— Вы полагаете, что имеете право вмешиваться в то, что вас не касается, леди Эльма? Вашему покровителю стоило бы и правда поучить вас правилам, принятым при дворе.

Эти слова словно хлестнули по губам, давая понять, насколько же я заблуждалась, допуская мысль, что этот человек и правда может измениться. Для него имеют значение только собственные желания, и он не намерен позволять кому-то указывать ему, как поступать. Король ясно дал это понять сейчас.

И я ведь с самого начала знала это. Чему удивляться? Только почему сильнее всего задело то, что вчера было иначе? И самое противное, что мне нравилось то, что со мной он вел себя иначе, чем с остальными. Как оказалось, моей самонадеянности можно лишь поражаться.

— Прости… — одними губами прошелестела я, обращаясь к Эльме.

Девушка медленно поднялась на ноги, словно разом потускнев и осунувшись. Не поднимая больше ни на кого глаз, двинулась вслед за королем в палатку. А я… Проклятье, только разреветься сейчас не хватало. Но слезы уже подступали к глазам и скоро грозили выплеснуться неудержимым потоком. И не только от жалости к подруге, а и от иного чувства — грызущего и злобного.

Мне тяжело было думать о том, что всего в нескольких шагах от меня Кирмунд станет касаться тела другой женщины, соединяться с ней в единое целое. Пусть я слышала о его многочисленных любовницах, но тогда все происходило вдали от моих глаз. Теперь же, когда он собирался заняться сексом практически у меня на глазах, это по-настоящему мучило.

Скорее всего, дело в собственнических чувствах. Ведь несмотря ни на что Кирмунд все еще мой муж. От попыток разобраться в себе становилось только хуже, а протест внутри и непонятная горечь все сильнее выводили из себя. Хотелось броситься туда, в палатку, где остались наедине эти двое, прекратить то, что происходит. Еще и проклятые слезы продолжали подступать. Не выдержав напряжения, я вскочила на ноги и двинулась к палатке, разложенной для нас с подругой.

— Пойду спать, — на ходу бросила Ретольфу, чтобы не донимал ненужными вопросами.

Вслед послышалось пожелание доброй ночи, на которое я была уже не в силах ответить — слезы просто душили. Уже подойдя к палатке, обернулась к остальным спутникам. Лорд Маранас напряженно смотрел в ту сторону, куда скрылись Кирмунд и Эльма. Остальные воины тоже не обращали больше на меня внимания. Поддавшись невольному порыву, я сменила направление движения и незаметной тенью бросилась к деревьям рощи, у которой мы расположились на привал. Природа всегда действовала на меня успокаивающе. Поброжу немного, остужу голову и успокоюсь. Да и там меньше вероятность, что кто-то услышит, как я плачу.

Бежала по лесу, не разбирая дороги, стремясь оказаться как можно дальше от людей. В тот момент даже не думала о том, что могу заблудиться или наткнуться на хищного зверя. Слезы уже вовсю лились по щекам, и я лишь чудом еще не упала, зацепившись за очередную ветку, валявшуюся на пути. Остановилась только наткнувшись на небольшое озерцо, загадочно поблескивающее отражением звезд на своей зеркально-темной глади.

Я подошла к самой кромке воды и села на берегу, не заботясь о том, что могу запачкать платье. Зачерпнула рукой прохладную воду и плеснула на лицо, потом снова и снова, пока оно не занемело от холода. Но это хотя бы подействовало. Слезы перестали литься, и я старалась не думать о том, что могло снова их вызвать. Но получалось плохо.

Прямо в этот момент Кирмунд получает удовольствие от близости с моей лучшей подругой. Все идет так, как мы и планировали. Он считает ее женой и ведет себя соответственно. Только я не думала, что будет настолько тяжело принять это. И то, что ко мне самой он явно утратил всякий интерес, пробуждало внутри ноющую, нелогичную боль. Боялась признаться даже себе, что вчерашний день был одним из самых ярких и счастливых в моей жизни. Никогда еще я не чувствовала себя настолько живой, как тогда, когда купалась в лучах внимания короля, ощущала, насколько интересна ему. Ну почему я такая идиотка? Почему чувствую такое, даже несмотря на то, что продолжаю ненавидеть этого мужчину?

Зашевелившиеся за спиной кусты мигом заставили оторваться от душевных терзаний и вернуться к реальности. Проклятье. Ну чем я думала, когда бежала в лес совершенно одна, не взяв с собой даже ножичка завалящего, которым могла бы защищаться в случае опасности? Вскочив на ноги, развернулась в сторону звука, раздумывая над тем, не закричать ли, пока не поздно. Вдруг мои спутники все же услышат, несмотря на то, что зашла довольно далеко.

Но крик замер в горле, стоило увидеть вышедшего на берег короля. Я была настолько потрясена, что застыла столбом, глядя на него с открытым ртом и расширенными глазами.

Почему он здесь? Как нашел меня?

Не успела подумать об этом, как Кирмунд бросился ко мне, словно дикий зверь, нашедший желанную добычу. Успела уловить полыхнувшие в темноте золотистые блики в его глазах, и весь прочий мир тут же исчез.

Я задыхалась в крепких объятиях сжимающего меня мужчины, ощущала вкус твердых властных губ, впившихся в мой рот. Пальцы зарывались в волосы, оттягивая назад голову, чтобы я оказалась еще более открыта перед ним, не могла сопротивляться. Этот поцелуй походил на безумие, сумасшествие, но все внутри меня отвечало не менее сильным безумием. Я не находила в себе силы оттолкнуть, запротестовать.

Вообще сейчас ни о чем думать не могла, кроме того, что он здесь, со мной. Не с кем-то еще. В какой-то момент подумала о том, что и правда сошла с ума. Или уснула прямо на берегу озера и мне это лишь снится. Ведь Кирмунд должен быть сейчас с той, кого считает женой. А раз так, раз это сон, то не страшно позволить себе маленькую слабость…

Кирмунд поражался самому себе, насколько встреча с этой девушкой все изменила в нем. Никогда раньше ни одна женщина не вызывала столь сильной потребности находиться рядом. Пусть даже просто смотреть на нее, слушать голос, чувствовать запах кожи и волос. Никому другому из своих любовниц он не спустил бы такой непочтительности, какие иногда проявляла она. Но не возникало ни малейшего желания наказать за это, поставить на место. Если и думал о наказании, то скорее, сексуального характера. Подчинить себе, заставить плавиться от желания и молить о прекращении сладостной пытки.

При одной мысли о том, как стал бы наказывать дерзкую красавицу, в штанах становилось тесно. Как жаль, что она неопытная девушка, подопечная человека, которого Кирмунд уважал и ценил. Будь все не так, он бы, не задумываясь, навязал ей свое покровительство и не выпускал из объятий при малейшей возможности. Хотел ее до умопомрачения, и это становилось уже почти болезненным. И в то же время не находил в себе сил держаться от своего личного наркотика подальше.

Вчерашним же вечером осознал еще одну неутешительную истину. Рядом с ней он становится слабым и жалким. Иначе почему вместо того, чтобы пресечь ее возмутительные упреки, посчитал нужным оправдываться. Позже, лежа без сна в палатке, Кирмунд едва зубами не скрежетал от злости на самого себя.

Она всего лишь женщина, его подданная. Какое имеет право отчитывать его, словно мальчишку? Неужели он настолько открыто проявил свою слабость перед ней, что девчонка это почувствовала и теперь вовсю пользуется? Ну нет. Ни одна женщина не сможет заставить его плясать под свою дудку. Ни в коем случае нельзя показывать девчонке, что он в ней настолько заинтересован. Она должна знать свое место.

В том, что в итоге он все равно получит желаемое, Кирмунд не сомневался. Но всему свое время. Он достаточно владеет собой, чтобы сохранять необходимую выдержку. А когда приедут в столицу, нужно будет послать Ретольфа с каким-то поручением, чтобы не путался под ногами, и прямо заявить Эльме о своем намерении сделать ее любовницей. Она всего лишь неопытная провинциалка, которая окажется без защиты и покровительства. Не посмеет оспаривать его волю. Да и не захочет. Он был уверен в этом, наблюдая за ней весь день. То, как она иногда смотрит на него, как реагирует на знаки внимания. Да и ее запах не может лгать. Девчонка хочет его так же, как он ее. Тем более стоит пока держаться подальше — слишком уж сильно он на это реагирует.

Так что на следующий день Кирмунд твердо вознамерился соблюдать принятое решение. Показать всем, кто вчера мог посчитать его слабым, что на самом деле это не так. Временное помутнение рассудка, не более. Судя по всеобщей атмосфере боязливого беспокойства, ему удалось восстановить пошатнувшийся, по его мнению, авторитет. И так будет и впредь. Он — король Золотых драконов и к нему следует относиться соответственно.

Больше Кирмунд не был намерен допускать фамильярности со стороны какой-то смазливой девицы, чье единственное предназначение — развлечь его в постели, когда придет время. Но король не предполагал, что это окажется настолько тяжело. Ему приходилось прилагать всю свою выдержку, чтобы не озираться и не пытаться отыскать ее взглядом, не говорить с ней. Это походило на утонченную пытку, когда в поле зрения голодающего человека поместить его любимое блюдо, источающее восхитительный аромат, и не давать возможности вкусить.

Кирмунд был доведен до крайности, взвинчен, зол на всех вокруг, когда сидел за ужином в нескольких шагах от Эльмы и то и дело одергивал себя от того, чтобы любоваться ею. А когда потерпел поражение и все-таки взглянул, нахлынувшее возбуждение оказалось просто чудовищным. Словно его тело мстило за устроенную пытку, отреагировав слишком сильно, когда, наконец, дорвалось до того, чего жаждало. Боль в налившемся кровью члене оказалась почти нестерпимой. Ему необходимо было утолить плотский голод, иначе последствия могли быть непредсказуемыми. Он с трудом сдерживался, чтобы не сгрести Эльму в охапку, не затащить в палатку и не оттрахать до полного изнеможения.

Нельзя… Разум из последних сил послал в мозг отчаянный сигнал. Кирмунд с трудом отвел взгляд от живого воплощения соблазна, сидящего напротив и задумчиво смотрящего на огонь. Потом перевел его на свою жену, о которой почти не думал все это время, слишком поглощенный другими мыслями. Почему бы не утолить потребности тела с той, кто принадлежит ему по праву? И пусть он в полной мере сознавал, что это будет всего лишь вынужденная замена той, кого предпочел бы видеть в своей постели, мысль показалась ему заслуживающей внимания.

Адала даже чем-то похожа на свою подругу. Тоже блондинка, со светлыми глазами. Если подключить воображение, и вовсе можно представить на ее месте другую. Кирмунд больше не сомневался. Поднявшись с места, велел жене идти за ним. Того, что Эльма посчитает допустимым вмешаться, никак не мог ожидать. Это взбесило настолько, что он едва сдержался от более гневной отповеди. Девчонка и правда зарвалась, возомнив о себе слишком много.

Он еще весь кипел внутри, когда Адала вслед за ним вошла в палатку и замерла в нерешительности. Ее затравленный вид лишь усилил его злость. Уже сейчас становилось ясно, что хорошего секса точно не будет. Вряд ли она в таком состоянии способна будет на что-то большее, чем лежать бревном. Может, кого-то и такое возбуждает, но Кирмунд предпочитал в постели страстных женщин. Напомнив себе собственные мысли о том, что для удовольствия — любовницы, а жена — лишь для исполнения супружеского долга, он пересилил недовольство и сухо бросил:

— Раздевайся и ложись в постель.

Эльма посмотрела в сторону походной кровати и затряслась еще сильнее.

— Пожалуйста… Я…

— Да какого демона? — рявкнул Кирмунд. — Ведешь себя так, словно тебя тут расчленить собираются. Ты моя жена и должна делать то, что я велю.

Эльма опустила голову, из-под полуопущенных ресниц покатились первые слезинки.

— Прекрати рыдать, — уже окончательно начал выходить из терпения Кирмунд. — В прошлый раз мне казалось, ты поняла правила игры. Легла и сделала все, как надо. В чем дело сейчас?

— Ни в чем… — пролепетала девушка. — Я… я сейчас…

Он в раздражении смотрел, как она расстегивает платье и судорожно стягивает его с себя. В конце концов, ему это надоело и он сам рванул платье, в несколько мгновений освобождая жену от него. Она осталась в тонкой нижней сорочке, и сейчас стало особенно очевидным, что хрупкое худенькое тельце трясется, словно осиновый лист. Сорвав с нее и эту последнюю преграду, Кирмунд холодно бросил:

— Ложись на постель.

Вся съежившись и прикрываясь ладонями, девушка юркнула под одеяло и теперь смотрела на него оттуда перепуганными глазами.

— Прекрати меня бояться, наконец, — рыкнул Кирмунд. — Я не стану причинять тебе боли.

Он заставил себя успокоиться, осознав, что своим тоном еще больше пугает жену. Подошел к постели и сел рядом с девушкой, провел по мокрой от слез щеке.

— Мы оба понимаем, что ни о каких чувствах между нами речи быть не может, — уже спокойным тоном сказал. — Но по крайней мере, можно сделать так, чтобы обоим было хорошо. Понимаю, что наш первый раз был не совсем удачным. Я был зол, а ты напугана. Но все необязательно должно быть так и в дальнейшем.

Она нервно кивнула, но страх в глазах никуда не делся. Кирмунд осторожно сдвинул одеяло вниз и прильнул губами к плечу жены. Двинулся вереницей легких поцелуев к шее и ключицам. Услышав сдавленный всхлип, вскинул голову и увидел, что Адала до крови закусила нижнюю губу, а по щекам опять текут слезы.

— Демоны тебя раздери, — в сердцах сплюнул и вскочил на ноги.

Неутоленный жар в чреслах продолжал мучить, но он понимал, что если и в этот раз возьмет жену вот так — когда она на грани истерики, ни о каких нормальных отношениях в дальнейшем между ними и речи не будет. Жена не испытывала к нему совершенно ничего. Более того, сама мысль о близости с ним ввергала ее в состоянии паники. Пусть во многом он сам виноват, но от этого не легче. Ладно, он даст ей какое-то время, чтобы немного привыкла к нему. Но если не найдет в себе силы стать ему нормальной женой, у него просто не будет выбора. Наследник королевству необходим. И она тоже должна это понимать.

Бросив на Адалу последний злой взгляд и велев ей отправляться в собственную палатку, он выскочил наружу. Необходимо было немного охладиться и успокоиться, а Кирмунд знал, что неподалеку отсюда есть небольшое озерцо. Как раз то, что нужно, чтобы погасить несвоевременно возникшее возбуждение. Не обращая внимания на удивленные взгляды Ретольфа и воинов, кинулся в рощу.

Уже приближаясь к нужному месту, уловил знакомый дурманящий запах. Проклятье. Неужели у него уже галлюцинации начинаются на почве сексуальной неудовлетворенности? Мрачно усмехнувшись собственным мыслям, он выскочил на берег и тут же застыл, будто громом пораженный. Нет, это точно издевательство. Или и правда галлюцинации? Вряд ли Эльме бы кто-то позволил бродить одной среди ночи по лесу.

Что ж, пусть видение или горячечный бред, но он как нельзя кстати.

Окончательно слетев с катушек, он бросился на девушку, не в силах больше сдерживаться. Схватил в объятия, прижимая к себе теплое желанное тело. Холмики ее округлых, таких соблазнительных грудей впечатались в его собственную, вырвав из горла болезненный стон. Он еще сильнее прижал к себе девушку, трясь об нее возбужденным членом и испытывая от этого почти болезненное удовольствие. Второй рукой зарылся в ее волосы, оттягивая назад и заставляя запрокинуть лицо. Впился в пухлые губки, уже приоткрытые и такие манящие. От их сладости почти опьянел, не в силах насытиться вкусом. Его язык проник внутрь ее рта, исследуя, завоевывая, доказывая свои права.

Как же она соблазнительна. Он не мог остановиться, пусть и осознавал, что никакой это не сон и не видение. Она живая, реальная, в его объятиях. И ничего в своей жизни он так не хотел, как вонзиться в тело этой девушки, проникнуть в него до основания, двигаться внутри ее горячего влажного естества, пока не получит так необходимую разрядку. И он с восторгом чувствовал отклик Эльмы, льнущей к нему всем телом, неумело, но страстно отвечающей на поцелуй. Как это не похоже на тот холодный прием, что ждал его от собственной жены.

Впервые мелькнула мысль о том, что ему недостаточно просто уважения и взаимопонимания в браке. И как хотелось бы, чтобы жена вызывала в нем такие же сильные мощные чувства, какие сейчас вызывает Эльма. Мысль о том, что эта девушка никогда не будет принадлежать ему до конца, он не сможет назвать ее своей по праву, вызывала почти звериное бешенство. Хотелось немедленно доказать ей, себе, всему миру, что это не так. Она принадлежит ему. И только ему. И будет принадлежать, пока он сам этого хочет.

Его рука забралась под ее платье, нащупывая сочащуюся соками расщелину. Он ощутил почти невероятный восторг от нового доказательства того, что она и правда его хочет. Осторожно просунул внутрь ее тела палец, чувствуя, как упругие стенки лона судорожно сокращаются вокруг. В паху опять пронзительно заныло от желания самому погрузиться внутрь восхитительного тела. Но на краю сознания еще брезжила мысль о том, что для нее это в первый раз. Нужно быть осторожным, если не хочет причинить боли. А этого он хотел меньше всего на свете. Почувствовав, как она инстинктивно пытается сильнее насадиться на его палец, жарко выдохнул в маленькое розовое ушко:

— Тише, моя хорошая… Не так быстро…

Она посмотрела на него затуманенным взглядом и издала жалобный стон, когда он вытащил палец и чуть отстранился. Тут же снова прильнула к его телу, проводя по его возбужденной плоти всем своим естеством. Дразня, провоцируя на большее. Он едва сдержался, чтобы не кончить в ту же секунду. Зарычал и отстранил ее от себя, потом снял с себя камзол и постелил на земле. Увлек за собой девушку, укладывая на импровизированную постель.

Стал осторожно снимать с нее платье, одновременно покрывая поцелуями жарко подающееся навстречу тело. Ему с каждым мгновением становилось все труднее сдерживать дикую драконью страсть, ревущую внутри. А остатки разума ревниво замечали: если Эльма так реагирует на мужские ласки сейчас, то что же будет, когда станет женщиной.

Эта мысль была мучительной. Он сознавал, что не имеет на нее никаких прав, а значит, никто не помешает ей с таким же пылом отдаваться когда-нибудь и другому мужчине. Нет. Отклик внутри был таким бурным и неистовым, что он едва сдержался, чтобы не закричать это вслух. Никогда ни одному мужчине он не позволит коснуться этой девушки. Уничтожит всякого, кто только попытается завладеть ее телом.

Мысли улетучились, стоило ее шаловливым пальчикам пробежаться по его мужскому достоинству. Он зарычал, уже не в силах больше сдерживаться. Все попытки сделать все медленно и нежно разбились от нахлынувшего безумия. Он не мог больше ждать. Он взорвется, если немедленно не овладеет ею, не окажется внутри. Рванув мешающую одежду, Кирмунд, наконец, извлек наружу набухший член и наткнулся на призывный горящий взгляд. На мгновение показалось, что зрачки девушки стали вертикальными, как это бывает у драконов в моменты наибольшего возбуждения или ярости. Но это вполне могло быть игрой воспаленного рассудка, который утратил способность воспринимать реальность адекватно. Да и сейчас анализировать что-то он вряд ли бы смог при всем желании. Раздвинув ноги Эльмы, Кирмунд приготовился толкнуться внутрь ее тела.

И в этот момент она начала сопротивляться, изо всех сил отталкивая его. Снова взглянув в ее глаза, он с удивлением увидел ярость и протест.

— Пусти меня. Не смей. Ты не имеешь никакого права.

Никогда раньше не думала, что могу настолько потерять голову. Да еще с кем — с мужчиной, которого так сильно ненавижу, что желаю уничтожить. Но разум напрочь отключился, оставляя одни инстинкты. Кровь дракона внутри кипела, признавая все, что происходит со мной сейчас, правильным и жизненно необходимым моему внутреннему зверю. И я в очередной раз пришла к неутешительному выводу — моя дракониха признала именно этого сородича своим самцом. Проклятая глупая звериная сущность, от которой одни проблемы. Но как я ни пыталась из последних сил вынырнуть из этого безумия, оно лишь усугублялось. Тело реагировало на каждое прикосновение так, что я ничего поделать не могла. Бесстыдно подставлялась под ласки мужчины, желая большего. И то, что он медлил, растягивал удовольствие, по-настоящему бесило. Совершенно нелогично, учитывая то, что в прошлый наш раз меня обижало полностью противоположное.

Только когда ощутила, что его член вот-вот окажется во мне, это, наконец, отрезвило. В памяти яркой вспышкой возникла безобразная сцена нашей брачной ночи. Но ведь тогда у меня не было выбора. Теперь же есть. Я не позволю этому мужчине получить то, что он хочет. Внутри всколыхнулась прежняя ненависть к нему, окончательно развеивая морок наваждения и вынуждая внутреннего зверя уступить бразды правления над телом. Я стала сопротивляться, отталкивать, требовать прекращения этого безумия.

— Ты ведь сама этого хотела, — мужчина с видимым усилием отстранился и сел рядом.

— Возможно, — я тоже села и стала поспешно приводить в порядок одежду. — Но передумала.

Ответный гневный взгляд мужчины лучше всего показал, что его такой ответ вряд ли устроил.

— У вас есть жена, — не глядя на него, бросила я. — Странно, что только что получив желаемое с ней, вы набрасываетесь на меня. И в любом случае я не шлюха, готовая раздвинуть перед вами ноги по первому требованию.

— Я и не считаю тебя шлюхой, — с раздражением возразил Кирмунд. — При дворе не считается зазорным стать любовницей короля. Если ты боишься того, что скажет твой опекун, я могу решить эту проблему.

— Дело не в лорде Маранасе, — хмуро сказала я, наблюдая за тем, как Кирмунд тоже приводит в порядок одежду. Вид его все еще возбужденного достоинства вызывал у меня не слишком-то пристойные мысли и я поспешила отвести взгляд. — Адала — моя подруга.

— Твоя подруга будет тебе только благодарна, если заменишь ее в моей постели, — криво усмехнулся король. — Она ясно дала это понять.

Я даже опешила от такой откровенности, и в то же время нахлынула непонятная радость.

— Насколько я понял, ты на многое готова ради подруги, — Кирмунд чуть прищурился. — Так что можешь даже считать, что выручишь ее, избавив от необходимости выполнять супружеский долг. — Его губы растянулись в чувственной улыбке. — Предлагаю тебе сделку. Пока ты станешь ублажать меня в постели, я твою подругу и пальцем не трону.

— Вы вообще осознаете, как это возмутительно звучит? — выдохнула я, пораженная до глубины души.

Да за кого он меня принимает? Пытается манипулировать моей дружбой с Эльмой, еще и даже выражений не выбирает. Четко дает понять, в каком качестве хочет меня видеть рядом. Временной постельной игрушки, которая станет удовлетворять его потребности, пока жена не особо жаждет это делать.

— Только не говори, что эта мысль настолько уж тебе противна, — окинув меня жарким взглядом, откликнулся король. — Сегодня я в полной мере убедился, что это не так.

— Идите к демонам, — рявкнула я, утратив всякую почтительность к этому мерзавцу.

Вскочив на ноги, ринулась в сторону лагеря, надеясь, что все-таки сумею найти дорогу одна. А даже если нет, лучше проплутаю в лесу всю ночь, чем вернусь и попрошу помощи. Убегая, услышала за спиной плеск воды. Видимо, Кирмунд нашел иной, хоть и менее приятный способ, остудить так и не унявшееся возбуждение. Мысленно пожелала ему пойти ко дну и охладиться окончательно.

Услышав впереди голоса, зовущие меня, и завидев огоньки факелов, с облегчением поняла, что плутать всю ночь не придется. Уже через несколько минут находилась рядом с лордом Маранасом и воинами, отправившимися на мои поиски. Оказалось, что Эльма, вернувшись в нашу с ней палатку, обнаружила мое отсутствие и подняла тревогу. Стараясь не замечать многозначительных ухмылок воинов при виде моего растрепанного вида, я солгала, что решила прогуляться перед сном и заблудилась. Но вряд ли поверили, учитывая, что Кирмунд отправился в лес в том же направлении. Решив, что плевать, что эти олухи обо мне думают, я больше ничего не говорила и даже пытливые взгляды лорда Маранаса игнорировала.

Только оказавшись в палатке наедине с Эльмой, почувствовала облегчение. Подруга с беспокойством смотрела на меня огромными голубыми глазами, не решаясь задавать вопросы. Как ни странно, желание их задавать возникло у меня.

— Как у вас все прошло с Кирмундом? — почему так заботил ответ, я не могла понять, но, затаив дыхание, ждала его.

— Он просто ушел, — слабо улыбнулась Эльма.

— То есть он даже не попытался?.. — я не договорила, чувствуя неловкость.

— Попытался, — вздохнула подруга. — Но я разревелась, и он сказал, чтобы я убиралась к себе.

На мои губы помимо воли наползла довольная улыбка и я, пораженная этим до глубины души, немедленно убрала ее.

— Ладно, давай уже спать.

— Ты не скажешь мне, почему убежала в лес? С тобой там ничего не случилось? — спросила Эльма уже когда мы погасили свечу и улеглись в постель.

— Ничего, стоящего внимания, — тихо сказала я. — Я и правда устала. Давай поспим.

Настаивать подруга не стала, но я еще долго чувствовала в темноте ее взгляд. Сама же делала вид, что уснула, но постоянно прокручивала в голове то, что случилось между мной и Кирмундом. Могла ли бы я на самом деле согласиться на роль его любовницы? Это ведь и правда избавило бы Эльму от многих проблем, на которые я ее обрекла. Все же мне спать с Кирмундом было бы легче, чем ей — тело и правда поразительно на него реагирует, и он прав — я сама хотела близости с ним. Даже несмотря на то, как у нас прошел первый раз. Но сейчас все было по-другому. Он не был груб и холоден. Даже действуя чересчур напористо, оставался осторожен, не желая причинять боль. Если бы Кирмунд вел себя со мной так с самого начала, вряд ли бы я смогла его возненавидеть.

Так, это опасные мысли. Неизвестно куда они могут завести.

И все же был еще один довод в защиту того, чтобы принять предложение короля. В качестве любовницы я смогу подобраться к нему так близко, что не будет нужды задействовать кого-то извне, когда понадобится его устранить. Эльма бы не смогла убить Кирмунда при всем желании — это я теперь понимала хорошо. Даже ради лорда Маранаса. Не хватило бы силы духа, чтобы это сделать.

А я смогу. Отомщу ему за все, что он сделал. За смерть отца, брата и всех моих сородичей, в ком течет кровь драконьих предков, за то, во что превратилась моя страна, за те унижения, которые пришлось перенести мне самой. И даже за это последнее, которому он подверг совсем недавно. Предложил роль своей шлюхи с таким видом, словно оказывал великую честь.

Придет день, когда ты за все это заплатишь, Кирмунд, — пообещала себе, так и не приняв окончательного решения по поводу смены своего статуса на роль королевской любовницы. Эмоции — плохой советчик в таких делах. Возможно, я смогу принять решение завтра, на свежую голову. С этими мыслями я все же уснула, проваливаясь в блаженное забытье.

Глава 12

Когда я утром вышла из палатки, было еще очень рано. Все, кроме часового и, как ни странно, лорда Маранаса, еще спали. Но то, что Ретольфу тоже не спится, я восприняла знаком судьбы. Произошедшее прошлым вечером продолжало тревожить, и я никак не могла принять решение, как поступить. Может, лорд Маранас поможет трезво оценить все за и против возникшей ситуации. При виде меня он растянул губы в вежливой улыбке и пожелал доброго утра.

— Не уверена, что оно такое уж доброе, — вздохнула я и присела рядом, непроизвольно потянувшись к огню.

С утра в воздухе разливалась влажная прохлада, моментально пробравшая до костей. Холод я, как и любой, в ком есть кровь драконов, не любила, предпочитая тепло.

— Хотите травяного отвара? — предложил Ретольф, указывая на висящий над костром небольшой котелок, где кипело какое-то варево. Кружку с таким же содержимым он держал в руках, согреваясь о нее. Я благодарно кивнула, и вскоре такое восхитительное сейчас тепло растекалось уже и по собственной коже.

Пока я неторопливо отхлебывала горячую жидкость, лорд Маранас внимательно смотрел на меня.

— Ничего не хотите рассказать, моя леди? — наконец, спросил, заметив, что я немного расслабилась.

— Как ни странно, хочу. — Я вскинула на него глаза и попыталась по непроницаемому лицу различить хоть какие-то эмоции. Напрасно. Спрятал их наглухо. — Вчера Кирмунд предложил мне стать его официальной любовницей.

— Он не имеет права заставить вас, — лорд Маранас чуть прищурился. — Вы благородная леди, а значит, с вами он не может обращаться так, как мог бы с женщиной низкого происхождения.

— Я это понимаю, — спокойно возразила я. — Но король кое-что предложил мне за это.

— Что такого он мог бы вам предложить? — губы Ретольфа тронула ироничная улыбка. — В денежном содержании вы не нуждаетесь.

— Сказал, что оставит в покое жену, если я соглашусь заменить ее в его постели.

Лорд Маранас опешил, судорожно стиснув кружку, потом осторожно отставил ее и покачал головой.

— Неслыханно.

— Ретольф, буду с вами откровенна, — я набрала в грудь побольше воздуха и сказала: — Я с самого начала не хотела втягивать Эльму во все это. Мы с вами оба знаем, что для нее это непосильная задача. То, что придется сделать. И как сильно ее это может сломать.

— Признаю, что выбрал неподходящий объект для наших планов, — не глядя на меня, проговорил лорд Маранас. — Но уже поздно что-то менять.

— Не поздно. Да и мы не станем менять все. В качестве любовницы Кирмунда я смогу подобраться к нему достаточно близко, чтобы сделать все сама. И это мой долг перед семьей и королевством, как бы громко это ни звучало. Отомстить за смерть отца и брата.

— Могу я задать вам один вопрос, леди Адала? — Ретольф странно улыбнулся и приблизил губы к моему уху. Мы и так говорили тихо, не желая, чтобы нас кто-то услышал. Но сейчас я сама едва различила его слова. — Сможете ли вы это сделать на самом деле?

— Не понимаю вашего вопроса, — я нахмурилась.

От следующих слов лорда Маранаса вздрогнула:

— Нетрудно заметить, как вы смотрите на короля. И насколько помню, в юности вы были влюблены в него. Чувства вернулись?

— Это не так, — прошипела я.

— Вы сейчас пытаетесь обмануть меня или себя, моя королева? — чуть усмехнулся Ретольф. — И как на мой взгляд, вы еще хуже подходите для выполнения нашей задачи, чем Эльма.

— Я докажу вам, что это не так, — от поднимающегося внутри гнева кровь пульсировала в висках, я тяжело дышала. — Все, что я теперь испытываю к Кирмунду — ненависть.

— И все же подумайте, леди Адала, — Ретольф накрыл мою руку, судорожно сжимающую кружку, своей и слегка сжал. — Все хорошо взвесьте. Хотя бы несколько дней.

— Но если отбросить вашу неуверенность во мне, — я внимательно вглядывалась в черные омуты, находящиеся сейчас так близко, что видела в них собственное отражение, — вы ведь не можете не признать, что это лучший вариант. Позже даже правители иных держав не смогут упрекнуть меня за то, что я это сделала. Убила Кирмунда собственными руками. Право мести за убитых сородичей — священное право дракона. И я лишь осуществлю его. Даже если никто из других королевств не пожелает выступить на моей стороне, вмешиваться тоже не станут. А у Золотых драконов начнется разброд, ведь прямых наследников престола нет. Пока они разберутся между собой, мы отвоюем нашу страну практически без боя. Когда укрепим границы, войску Золотых драконов будет труднее вернуть утраченные позиции. Особенно если принц Алых драконов и правда выступит на моей стороне в качестве нового мужа. Если же все сделает Эльма и выяснится, что в ней нет крови Серебряных драконов, кто знает, как отреагируют на это другие. Мы совершили святотатство, обманув тогда Кирмунда в храме. Заставив его поверить в то, что Эльма — его жена. Уже не говоря о том, что ее не пощадят. Она, в ком нет божественной крови, подняла руку на избранника богов. Причем не в открытую, а с помощью обмана.

— В ваших рассуждениях есть доля истины, — вынужден был признать Ретольф.

— Уже не говоря о том, что как бы вы ни боялись признать это, вам небезразлична судьба Эльмы. Как и мне, — с натянутой улыбкой добавила я. — Я видела, как вы смотрели на них с королем вчера.

Лорд Маранас отстранился от меня и отвернулся, его спина напряглась.

— Между ними ничего не было, Ретольф, — вырвалось у меня, и я осторожно положила руку на его плечо. — Эльма рассказала мне вчера, что расплакалась, когда он коснулся ее, и король не стал брать ее силой.

Показалось, что спина лорда Маранаса стала менее напряженной. Но этот упрямец продолжал сохранять каменное выражение лица.

— Рад за леди Эльму, — суховато сказал он. — Но почему вы считаете, что для меня это имеет значение?

— Да сколько можно? — не выдержала я. — Почему вы мучаете и себя и ее?

Лорд Маранас метнул на меня мрачный взгляд, хотел что-то сказать, но тут его глаза заледенели, уставившись на что-то поверх моего плеча. Легкий ветерок, поднявшийся в следующую секунду, подсказал мне, кто стоит за спиной, еще раньше, чем обернулась. Донес терпкий возбуждающий запах мужчины, от одного присутствия которого во мне происходил какой-то непостижимый взрыв эмоций.

— Доброе утро, лорд Маранас, леди Эльма, — послышался звенящий голос короля. — Не помешал?

— Ну что вы, мой король, — учтиво отозвался Ретольф, поднимаясь с места и склоняясь в поклоне. — Будем рады, если присоединитесь к нам.

Я его радости точно не разделяла, но возражать не стала. Чуть отодвинулась, когда Кирмунд опустился на землю рядом со мной, едва не касаясь своим бедром моего. От этой непозволительной близости мне моментально перестало быть холодно. По всему телу растекались жаркие волны. Негодуя на себя за то, что тело снова предает, я не осмеливалась даже глянуть на короля, хотя чувствовала его пытливый взгляд постоянно.

Пока они с лордом Маранасом обменивались ни к чему не обязывающими репликами, в упор смотрела на огонь. К счастью, меня вовлечь в разговор не пытались. И я получила возможность поразмышлять над словами Ретольфа. Смогу ли действительно убить короля, когда придет время? Да, это будет самым лучшим выходом из ситуации, это будет правильным, это даже можно назвать моим долгом. Но не дрогнет ли рука в решающую минуту? Пока не могла найти ответа на этот вопрос.

Можно сколько угодно убеждать себя, что испытываю к Кирмунду только ненависть и неприязнь, но решиться на убийство всегда тяжело. А тем более если испытываешь к человеку такое притяжение. Хотела я того или нет, моя звериная сущность явно признавала именно короля своим самцом, своим мужчиной. В натуре самки — подчиняться своему избраннику, склоняться перед ним. И что окажется сильнее в итоге: разум или инстинкты, трудно было сказать однозначно. Лорд Маранас прав — я должна хорошо все обдумать. Путешествие продлится еще две недели, и у меня пока есть время, чтобы принять решение.

— Пора будить леди Адалу, — ворвался в мои мысли голос Кирмунда, и я невольно вздрогнула.

Непроизвольно взглянула на сидящего рядом мужчину и тут же ощутила, как к щекам прилила кровь. Этот взгляд — обволакивающий, голодный, раздевающий — мигом напомнил каждое мгновение того, что этот мужчина проделывал со мной прошлой ночью и как это мне нравилось. И по этому взгляду нетрудно было догадаться, что предложение короля по-прежнему в силе.

Я поспешно поднялась и, пробормотав, что разбужу королеву, двинулась к палатке. Но даже дышать едва могла от ощущения того, что меня просто пожирают глазами. Только войдя внутрь, смогла нормально вздохнуть. М-да, уж лучше бы король игнорировал, как весь вчерашний день, чем проявлял такой настрой. К счастью, хоть не донимал разговорами, ограничиваясь взглядами.

Не успели мы выдвинуться в путь, как вернулись разведчики, высланные Кирмундом вперед в самом начале путешествия. Они должны были проверить, не грозит ли впереди какая-нибудь опасность, и в случае чего сообщить об этом королю. Как оказалось, всего в часе езды отсюда началась очередная заварушка между повстанцами и представителями власти. Поехав тем же путем, мы рисковали тоже оказаться втянутыми в это. Думаю, не будь нас с Эльмой здесь, Кирмунд бы все же рискнул, но поехал прежней, самой короткой дорогой на Дагейн. Сейчас же они с лордом Маранасом стали обсуждать иные варианты.

— Думаю, удобнее всего дорога к западу отсюда, — выдвинул предложение Ретольф, лучше знающий эти места. — Правда, в последнее время в приграничных лесах слишком часто начали появляться оборотни. А дорога как раз проходит неподалеку от леса. Но путь восточнее опасен тем, что придется ехать через горы. Тропы там не слишком пригодны для передвижения в карете. А боюсь, что наши дамы не осилят путь верхом. Леди Адала еще не совсем оправилась после болезни.

— Ладно, придется ехать на запад, — пожал плечами Кирмунд. — Постараемся побыстрее миновать опасный участок.

И он ничуть не преувеличил, когда говорил о скорости. Тронулись мы в гораздо более быстром темпе, почти не делая остановок и даже перекусывая на ходу.

Видно было, что Эльме тяжело из-за постоянной тряски. Вытянувшись на противоположном от меня сиденье, она была бледной, как мел. Мне тоже было не слишком легко. Все тело задеревенело, а возможности нормально размять ноги не предоставлялось. В конце концов, я не нашла ничего лучше, как тоже лечь на сиденье и закрыть глаза, надеясь, что смогу уснуть и так будет легче преодолеть мучительный день.

Даже удалось задремать, пока неожиданная встряска от остановки кареты и крики не заставили свалиться на пол. Туда же кулем скатилась ничего не понимающая Эльма, спросонья растерянно хлопающая ресницами.

— Что происходит? — спросила подруга, пока я с трудом приподнималась, чтобы выглянуть в окно.

Тут же с губ сорвался возглас проклятия. Похоже, произошло то, чего опасались король с лордом Маранасом. Оборотни, в последнее время совсем обнаглевшие, рискнули напасть даже на хорошо вооруженный отряд. Хотя с учетом того, что их вдвое больше, у них были основания для подобной самонадеянности. Я с ужасом смотрела на звероподобного вида мужчин в половинчатой трансформации, врезающихся в оцепление наших защитников, окруживших карету. Жуткие оскаленные пасти, нечеловеческие глаза с вертикальными зрачками. Сражаться оборотни предпочитали длинными ножами, а не мечами, но благодаря преимуществу в скорости и силе им не составляло труда обезоруживать противников.

Тоже прильнувшая к окошку кареты Эльма едва подавила крик, заметив, что один из оборотней едва не сломал лорду Маранасу руку, ударив по ней ребром ладони и выбивая меч. К счастью, король оказался рядом и молниеносным взмахом меча обезглавил врага. Наши защитники сражались не на жизнь, а на смерть, хотя силы были явно не равны. Последнее стало еще более очевидным, когда с другой стороны оцепления оборотням удалось прорваться к нам. Дверца кареты жалобно затрещала, срываемая с петель. В проеме показался устрашающего вида детина с всклокоченной рыжей шевелюрой.

— Эльма, беги через окно, — завопила я, поспешно заслоняя трясущуюся от ужаса девушку собственным телом.

Дальнейшее воспринимала уже с трудом. Удалось подруге сбежать или нет осталось неизвестным, поскольку меня грубо выволокли из кареты, едва не вывихнув руку. Потом взвалили на плечо и потащили куда-то с огромной скоростью. Мой крик потонул в лязганье мечей и возгласах сражающихся. И я даже не знала, слышал ли его кто-нибудь. А если и слышал, то сумеют ли что-нибудь сделать? У отряда и без меня хватало проблем — защитникам было нелегко, несмотря на то, что Кирмунд один стоил пятерых и благодаря его драконьей силе у воинов все же были шансы на победу.

Последним, что увидела перед тем, как меня утащили в лес, было зрелище устрашающей половинчатой трансформации Кирмунда, чей рев заставлял леденеть кровь в жилах. Думаю, от того, чтобы полностью превратиться в дракона, его удерживали мысли о безопасности собственных людей. В таком состоянии мог задеть и их тоже. Я попыталась закричать снова, пока оборотень стремительно уносил меня куда-то, по-видимому вознамерившись забрать с собой в качестве трофея, но болезненный тычок в бок едва не выбил дух. Дышать и так было тяжело от прилива крови к голове и неудобной позы. Уже проваливаясь в беспамятство, с ужасом подумала, как иногда любит пошутить судьба. И именно тогда, когда я считала себя хозяйкой положения и думала, что могу сама выбирать, каким путем идти.

Очнулась от болезненного толчка о землю, отозвавшегося в спине острой болью. Меня швырнули вниз, даже не заботясь о том, как себя при этом почувствую. Надо мной склонилась зверская рожа, в которой сейчас было мало человеческого. Цепкие карие глаза жадно ощупывали тело.

— Красивая, — прорычал оборотень. Его голос из-за деформированных челюстей звучал едва разборчиво и от этого особенно жутко. — Моя добыча.

Я ощутила, как подступает паника, заставляя сердце лихорадочно и неровно биться. Вспомнились истории, ходившие об оборотнях. О том, что они славятся неумной сексуальной активностью и дикостью в ее проявлении. Их звериные подруги, конечно, выдерживают такой темперамент самцов, но оборотни не гнушаются и человеческими женщинами. Правда, мало какая из них выживает после сношения с ними, поскольку с добычей они не церемонятся. Еще и особое удовольствие получают, овладевая женщиной в половинчатой трансформации. Похоже, этот самец именно с подобной целью и притащил меня сюда, предоставив остальным сородичам справляться без него. Неужели мой вид настолько его возбудил? Или не хотел делиться добычей с остальными? От последней мысли еще сильнее стало дурно. Конечно, есть надежда, что я тоже выживу после того, чему этот нелюдь меня подвергнет. Поможет драконья регенерация. Только почему-то это нисколько не утешало.

Ткань платья затрещала, когда острый коготь проехался по ней от лифа до талии. Завизжав, словно мне распороли кожу, а не одежду, я принялась отчаянно извиваться, пытаясь оттолкнуть пригвоздившую меня к земле лапищу. Но этим лишь разозлила мужчину, который глухо зарычал и сжал свободной рукой мою шею. Вроде бы и не сильно сцепил пальцы, но я захрипела, не в силах даже вздох сделать. Вокруг тут же потемнело, перед глазами заплясали цветные пятна.

— Заткнись, сука, — рявкнули мне в лицо. От смрадного дыхания желудок едва не взбунтовался. Этот малый что сырое мясо недавно ел, что такой ароматец сомнительный? Но все эти мысли на грани истерики улетучились, стоило чудовищной пасти проехаться по моей обнажившейся груди. От омерзения по телу прокатилась дрожь. Я ощущала, как клыки едва заметно царапают кожу, правда, не до крови. Наверняка этот гад считает, что обращается со мной мягко и деликатно. — Будешь послушной, останешься в живых, — прорычал он в ухо. — Я тебя приведу в наше стойбище. Станешь одной из моих самок.

Я едва не разревелась от такой перспективы и стала сопротивляться с удвоенной силой. Когда на кону подобный выбор, то лучше смерть. Получив затрещину, едва не вывихнувшую челюсть, замерла, будто парализованная. От боли и страха все во мне скручивалось в тугой клубок. Что же делать?

А проклятый оборотень уже сорвал платье до конца, глядя, словно на подарок, извлеченный из упаковки. И по темнеющим глазам становилось понятно, как сильно его возбуждает то, что видит. Пробудившийся дар, едва не ослепивший от неожиданности, тоже явственно это подтверждал. Вишнево-красные сполохи — свидетельство страсти — так и сочились из ауры оборотня, смешиваясь с коричневато-алым — агрессией.

Мужчина жадно лапал меня, до боли сжимая то грудь, то бедра, оставляя местами небольшие порезы от когтей. Я же почти не замечала физической боли — сильнее беспокоило то, что сейчас должно произойти. Понимала, что криками похотливого самца точно не остановишь. Скорее, наоборот, раззадорю еще сильнее. Я совершенно одна в лесной чаше. Мои спутники понятия не имеют, где искать. А даже если бы знали, им сейчас точно не до меня. Ну почему у женщин-драконов нет такой физической силы, как у мужчин? Я бы хоть что-то смогла противопоставить этому дикарю. Как ни странно, слез не было, зато все сильнее закипали внутри ярость и протест. Надоело быть беспомощной жертвой, с которой мужчины могут делать то, что заблагорассудится. Разум отчаянно искал способы спасения, превозмогая волнение и наплыв эмоций.

Уже когда меня грубо перевернули на живот и поставили на четвереньки, сжимая ягодицы и тычась в них набухшим громадным орудием, паникующий мозг выдал ответ. Эмоции. Если мне удалось перенаправить их в случае с Эльмой, можно попробовать сделать так и сейчас. Повернув голову через плечо и с ненавистью уставившись на по-хозяйски оглаживающего меня мужчину, продлевающего удовольствие, прежде чем сделать грубый рывок внутрь моего тела, я как могла попыталась сосредоточиться.

Желтый и фиолетовый. Постаралась как можно четче представить эти цвета, щедро закрашивая ими ауру оборотня. Боль и страх. Пусть они деморализуют его, захватят целиком, не давая возможности чувствовать что-либо еще. Оборотень, уже раздвинувший мои внутренние складки перед тем, как толкнуться в лоно, внезапно замер. Его пальцы задрожали, лицо исказилось в странной гримасе неверия и ужаса.

Отпрянув от меня, словно от чумной, оборотень взвыл, обхватывая голову руками. Казалось, он не понимает, что с ним вообще происходит. Продолжая неотрывно смотреть на него и посылать эмоциональное воздействие, я схватила с земли порванное платье и хоть как-то прикрылась. По телу ощущалось пощипывание — порезы от когтей оборотня заживали с поразительной скоростью. Если бы так же легко можно было бы убрать из памяти мерзкие ощущения, какие еще недавно испытывала. Хуже всего, что я не знала, как долго смогу держать оборотня в таком состоянии. Опасалась, что как только ослаблю воздействие, ничто не помешает ему снова наброситься. И тогда уже неизвестно, ограничится ли проклятый дикарь только насилием или растерзает насмерть. Не знаю, сколько так сидела, держа оборотня в плену эмоционального воздействия, словно пса на поводке. Голова уже раскалывалась от боли, вены на висках вздулись так, что чувствовала это физически. Еще пару минут, и просто рухну на землю от полного истощения сил.

Громогласный рев, заставивший на время умолкнуть все лесные звуки, заставил вздрогнуть и потерять связь с даром. Я с ужасом повернула голову в ту сторону, не зная, чего ожидать. Что если к нам приближается кто-то из сородичей моего незадачливого насильника? Тогда моя песенка спета. Вряд ли сумею повторить то, что сделала. Головокружение и боль в висках беспокоили все сильнее.

Едва подавила облегченный возглас, когда из-за деревьев показалась знакомая мощная фигура короля. Даже то, что он все еще был в боевой трансформации, сейчас не пугало. Оборотень, уже пришедший в себя, тоже зарычал, хотя получилось у него не так впечатляюще. Развернувшись к приближающемуся противнику, вытащил из-за пояса нож и встал в боевую стойку. Мне же пришлось прислониться к дереву и осесть на землю — силы окончательно оставили. Но теперь это не так тревожило. Что-то на уровне инстинкта подсказывало — теперь можно расслабиться. Меня есть кому защитить. Я в безопасности. Странно, что ощущаю себя так при виде злейшего врага, но сейчас толком даже не могла этому удивляться.

Со смесью ужаса и восхищения наблюдала за той кровавой расправой, что творилась перед глазами. У оборотня не было ни шанса против избранника дракона. Одним резким движением Кирмунд вывернул кисть противника из суставов, выбивая нож. Потом стал вырывать целые клочья кожи и мяса клыками и когтями, легко подавляя яростное сопротивление. Почему я не испытывала отвращения и дурноты при виде этой картины понять было трудно. Напротив, даже не хотелось отвести взгляд.

Я упивалась этим зрелищем. Зрелищем того, как мой самец терзает тело того, кто посмел на меня покуситься. Помешательство какое-то. Или это моя дракониха сейчас полностью взяла под контроль разум, заставляя все воспринимать именно так? И когда Кирмунд с утробным рыком отбросил прочь то, что еще недавно было человеком, а теперь больше напоминало груду освежеванного мяса, я издала ликующий вопль.

Некоторое время мы с королем смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Он тяжело дышал — просто устрашающий из-за зверского оскала, исказившего знакомые черты, весь залитый кровью — и в упор смотрел на меня. Дико, страшно и в то же время возбуждающе. Постепенно взгляд его становился все более осмысленным, а боевая трансформация сменялась привычным обликом.

— Жаль, что тебе пришлось все это увидеть, — хрипло сказал король, подходя ближе. — Он ничего тебе не сделал?

— Нет, — так же хрипло отозвалась я, а потом, не в силах больше сдерживаться, протянула руку.

До безумия желала сейчас оказаться в его объятиях, почувствовать знакомый запах, ощутить себя в полной безопасности. Моя самка желала этого с какой-то маниакальной одержимостью, а я не могла противиться. Да и не хотела. Наверное, сказывалось пережитое потрясение, отключившее доводы рассудка.

Кирмунд оказался рядом в мгновение ока, подхватил, притянул к себе. Платье, которым я пыталась хоть как-то прикрыться, соскользнуло вниз, оставив меня полностью обнаженной. Прижатой к сильному мужскому телу, чья крепость и жар сейчас ощущались еще более остро. Не смущало даже то, что Кирмунд весь в крови, разгоряченный недавним сражением. Напротив, это возбуждало еще сильнее. Запах мужчины, смешанный с потом и кровью, пьянил, вызывал такое мощное желание, что я не могла больше себя контролировать.

Сама потянулась к его губам, жадно поймавшим мои. Он будто клеймил меня этим поцелуем, не в силах насытиться. Пил мое дыхание, завоевывал, стремился как можно сильнее завладеть тем, что я безропотно предлагала. На грани все больше ускользающего сознания поняла, что в этот раз Кирмунд не отпустит. Не позволит уйти. Я сама сделала шаг навстречу и он не даст права отступить. Да и хотела ли я сейчас отступать? В этот момент все прежние разногласия казались неважными. Он мой муж. Он отвоевал меня у того, кто теперь валяется на земле безжизненной окровавленной грудой. И мне так приятно сейчас чувствовать себя слабой самкой. Его женщиной. Чувствовать, как сильно он хочет меня.

Кирмунд увлек на землю, заставляя опуститься на колени. И я застыла в этой смиренной позе. Покорная, трепещущая, готовая на все, о чем он попросит. Король быстро срывал с себя одежду, не сводя горящего, почти безумного от желания взгляда. Наслаждался зрелищем моего открытого перед ним обнаженного тела, что я сама предлагала ему. Вид его собственного голого тела с рельефно обрисованными мускулами, широкими плечами, узкими поджарыми ягодицами и длинными ногами, заставил меня судорожно сглотнуть. Я не мигая смотрела на вздымающийся перед моим лицом член и не ощущала того страха, что был раньше. Что-то подсказывало, что в этот раз эта часть его безумно привлекательного тела подарит что угодно, но только не боль. Повинуясь невольному порыву, потянулась руками к набухшей мужской плоти, заскользила по ней пальцами. Кирмунд со свистом втянул ртом воздух и чуть отстранился.

— В этот раз я не позволю тебе уйти, — услышала низкий голос, отозвавшийся внутри томительным спазмом.

— Знаю, — выдохнула, призывно облизнув губы.

Не сводя с меня еще сильнее засверкавших глаз, Кирмунд тоже опустился на землю, сев со скрещенными ногами. Притянул меня к себе, заставив сесть к нему на колени, расположив мои ноги по обе стороны от своих бедер. Наша возбужденная плоть теперь была полностью открыта взорам друг друга и это еще сильнее возбуждало. Властно запустив пальцы в мои волосы, Кирмунд заставил выгнуть шею и приник к ней в жадном поцелуе. Его вторая рука скользила по моей талии, поднимаясь то выше, к груди, то опускаясь к бедрам и сжимая их почти до боли. Проскользив вереницей пьяняще-острых жалящих поцелуев к груди, король сомкнул губы на соске — я не сумела сдержать громкого стона и тут же закусила губу.

— Не смей сдерживаться… — услышала возбужденный шепот в самое ухо, от которого по телу растеклась томительная нега. — Хочу, чтобы ты кричала от страсти…

Поймав мои губы, вынудил их разомкнуться и скользнул языком внутрь. Его пальцы скользили по груди, животу, опускаясь ниже, к влажно поблескивающей расщелине, набухшей от прилива крови. От прикосновения к моему телу там я судорожно выгнулась и тут же сама подалась навстречу, желая большего. Потерлась о возбужденную плоть мужчины, тоже начала ласкать.

Почувствовала, как Кирмунд прерывисто выдохнул мне в рот. Ощущала его нетерпение и чувствовала то же самое. Думаю, единственное, что его сейчас сдерживает от последнего шага — заблуждение о том, что я невинна. Не хочет причинять боли, подготавливает. О, демоны на его голову. Неужели не чувствует, что я уже готова? Настолько готова, что хочу сама насадиться на его плоть прямо сейчас.

Хотя что мне мешает?

Чуть приподнявшись, я натолкнулась на его упругую горячую плоть и ощутила судорожный ответный толчок. Он больше не мог сдерживаться. Сделав резкое движение внутрь меня, позволил стенкам моего лона сомкнуться вокруг твердой плоти. Не почувствовав сопротивления, он на мгновение замер, а потом толкнулся внутрь так яростно, неистово, что я все же ощутила некоторую боль.

Вскрикнула, но он тут же заглушил этот крик властным жестким поцелуем. Потом оторвался от губ и уложил меня на спину, заставив принять более удобную позу для проникновения. Изгибаясь всем телом, я ощущала на груди и бедрах почти грубые прикосновения, которые сейчас еще больше возбуждали. Крепкая мужская плоть пульсировала внутри, врезалась яростными толчками до самого основания, срывая с моих губ один стон за другим. Как же хорошо. Как хочется оказаться еще ближе, почувствовать его еще глубже. Сладостное напряжение внутри все возрастало, будоража кровь, окончательно срывая с катушек.

В какой-то момент Кирмунд поднял одну мою ногу и устроил у себя на плече, чуть меняя угол движения. Я не сдержала крика от усилившегося удовольствия. Подняв и вторую мою ногу, запрокинув уже обе себе на плечи, ворвался еще резче. Именно так, как я и хотела. Так глубоко, так пронзительно.

О, Серебряный дракон, я и не подозревала, что физическая близость может доставлять такое наслаждение. Каждая клеточка моего тела ныла от сладостных судорожных волн, усиливающихся с каждой секундой. Я сама выгибалась навстречу, подаваясь навстречу движениям мужчины.

Закрыв глаза, полностью отдалась ощущениям, отбросив прочь остальное, как ненужную мишуру. Взрыв удовольствия заставил содрогнуться всем телом и несколько секунд парить будто в невесомости.

Тяжело дыша, я медленно разомкнула веки, глядя в лицо мужчины, продолжавшего двигаться во мне. На мгновение почувствовала разочарование из-за того, что он не кончил вместе со мной. Так хотелось разделить этот миг на двоих.

Ощутив, что он выскальзывает из моего тела, с удивлением приподняла брови. Только увидев, как Кирмунд доводит себя до окончательной разрядки вне моего тела, осознала до конца. Он не желал изливаться в меня. Даже в таком состоянии был способен себя контролировать. Почему ощутила разочарование из-за этого? Ведь наоборот хорошо, что он таким образом позаботился о том, чтобы не было нежелательных последствий. Но еще большее разочарование испытала, когда он, достигнув разрядки, стал молча одеваться, не глядя на меня.

— Когда приедем в Дагейн, лекарь снабдит тебя снадобьем, предохраняющим от беременности, — сухо сказал король. — Пока же придется действовать так. Одевайся, нам пора возвращаться в лагерь. Оборотни уже начинали отступать, когда я помчался по твоему следу, но полной уверенности нет, что моим людям удалось одержать окончательную победу.

Что с ним происходит? Я продолжала лежать на земле, не находя в себе сил подняться. Недавнее блаженство и ощущение парения на крыльях сменилось полностью противоположными чувствами.

Ощущала себя использованной, грязной, обманутой.

Звериная сущность, наконец, угомонившаяся и получившая то, чего хотела, больше не пыталась вырваться из-под контроля. И я в полной мере осознавала, какую же ошибку совершила.

Ну почему я пошла на поводу у своих инстинктов и допустила то, что произошло? Сама бесстыдно предложила себя этому мужчине, обманувшись силой его ответных чувств.

И что теперь? В очередной раз убедилась, что была полной идиоткой?

А он, оказывается, мастерски умеет притворяться. Разыграл все как по нотам. Вынудил почувствовать себя желанной, особенной. А добившись своего, немедленно дал понять, где мое настоящее место. Я никогда не стала бы для него чем-то большим, чем постельная игрушка. Хотелось рычать от злости на саму себя, от того, что ничего нельзя вернуть. Проклятье, он даже кончить в меня не захотел. И мысли не допускал о том, что я могла бы стать матерью его детей.

— В чем дело? — видя, что я продолжаю лежать на земле и тупо смотреть в никуда, бросил Кирмунд.

— Вы что и правда считаете, что я дам вам возможность еще когда-нибудь сделать это со мной? — наконец, прошипела, резко поднимаясь и хватая разорванное платье.

— Мне казалось, ты сама этого хотела, — он стиснул челюсти, с непонятной злостью глядя на меня.

И я нашла еще один повод для возмущения. Да какого демона ему злиться? Это я должна рвать и метать из-за того, что мной просто попользовались, как какой-то уличной девкой. А он еще считает, что вправе на меня злиться.

— Ошибалась, — чувствуя на глазах первый проблеск слез, воскликнула я, напрасно пытаясь придать одежде хоть какой-то приличный вид.

— Значит, я недостаточно смог удовлетворить тебя? Оказался не так хорош, как Маранас? — саркастически отозвался Кирмунд.

— Что? — я настолько опешила от его слов, что даже злость на время улеглась. Причем тут Ретольф вообще?

В ответ на мой недоуменный взгляд король еще сильнее разозлился.

— Только не нужно строить из себя оскорбленную добродетель. Ты что думала я не пойму, что ты уже далеко не невинна? Если бы знал, вряд ли стал церемониться с тобой в прошлый раз.

Тяжело дыша, я с трудом пыталась осмыслить сказанное. Оно просто в голове не укладывалось. Кирмунд злится на меня за то, что оказалась не девственницей? Нет, ну это уже ни в какие рамки не лезет. Да по какому праву он так поступает со мной?

— Или помимо Маранаса были и другие счастливчики, с которыми ты унимала зуд между ног? — продолжал бросать оскорбления король. — С твоей страстностью ты вряд ли бы смогла обходиться без этого. От малейшего прикосновения уже прямо истекаешь.

Как же унизительно. И самое противное, что у него были основания говорить так обо мне. Я и правда так реагировала на прикосновения. И то, что только на его собственные, дела не меняет. А только все усугубляет от злости на саму себя. Он последний мужчина в мире, на которого я должна так реагировать.

— Единственный мужчина, который меня до сих пор касался, — процедила я, из последних сил сдерживая желания наброситься на него с кулаками, — это был лишенный даже намека на человечность ублюдок, который взял меня во время войны.

Не говоря больше ни слова, я стиснула на груди разорванное платье и двинулась прочь. Туда, откуда появился Кирмунд и где наверняка находились остальные члены нашего отряда. Мне позволили пройти не больше трех шагов. Кирмунд налетел со спины, схватил и развернул к себе. Сожаление, исказившее черты его лица, приятно согревало душу, но уже не могло ничего между нами вернуть. Я не позволю ему больше обмануть меня. Его злые слова отрезвили, напомнили о том, почему я вообще нахожусь рядом с этим мужчиной.

— Прости, я не знал, — глухо сказал король. — Думал, что…

На языке рвалось язвительное пожелание засунуть свои извинения в задницу. Но я сдержалась. Хватит поддаваться эмоциям, и так уже они довели до того, что теперь не исправишь. Только вот у меня есть все же способ оправдать то, что сейчас случилось. Пусть считает, что я и правда покорилась. Согласилась стать его любовницей. В решающий же момент ничто не помешает нанести удар. Никакие напрасные иллюзии и остатки романтических чувств к нему, которые, оказывается, не до конца еще угасли, раз я снова позволила себе обмануться. Но больше такого не будет. Даже отдаваясь Кирмунду и позволяя телу получать удовольствие от его ласк, я ни на минуту не прекращу ненавидеть этого мужчину. Жаждать его смерти и поражения так, как ничего еще в жизни не желала.

Кирмунд осторожно провел по моей щеке, вглядываясь в глаза так пристально, словно пытался заглянуть в самую душу.

— Скажи что-нибудь. Назови идиотом, мерзавцем. Только не молчи, — со странной усмешкой сказал он.

— Разве имеет значение то, что я думаю? — я растянула губы в фальшивой улыбке. — Вы король и можете не сдерживаться в выражениях.

— Послушай, я же извинился, — в его голосе послышались нотки раздражения, что только укрепило меня в принятом решении. — Полагал, что лорду Маранасу удалось уберечь тебя от насилия. Иначе бы не сказал того, что сказал недавно.

— Разве имеет значение то, что я не девственница? — не удержалась я от сарказма. — Или все ваши любовницы изначально были невинными?

— Дело не в этом, — он посмотрел с каким-то яростным удивлением, словно сам не мог понять, почему так сильно отреагировал на открывшийся факт.

Объяснение, пришедшее в голову, показалось мне самой таким нелепым, что я поспешно отогнала его. Не может же его недавняя грубость объясняться обычной ревностью? Он настолько не хотел делить меня с кем-то еще, что сделанное открытие привело его в ярость. Да нет, глупости. А если даже так и есть, то это вдвойне возмутительно. Я не его собственность.

— Давай просто забудем об этом, — мрачно бросил Кирмунд, отводя глаза. — У нас будет время сгладить впечатление от того, что случилось.

— Вот как? — не смогла удержаться я от иронического комментария.

— Ты сама согласилась, — он снова бросил на меня тяжелый взгляд. — И я не позволю тебе изменить решение. Ты теперь моя женщина. И я буду брать тебя тогда, когда сам того захочу.

— Даже против воли? — сухо спросила я.

— Снова дерзишь? — проронил король, прищурившись.

— Нет, просто уточняю, — я издевательски улыбнулась. — К тому же мое сегодняшнее согласие вовсе не означало то, что я захочу стать вашей официальной любовницей. Может, мне всего лишь, как вы выразились, захотелось унять зуд между ног.

Король стиснул челюсти — видно было, что он до крайности взбешен моей дерзостью, но по какой-то причине сдерживается. Мысленно отхлестав себя по губам за то, что играю с огнем, я заставила себя произнести:

— Вы правда не станете трогать Адалу, если я соглашусь?

Лицо Кирмунда чуть разгладилось, и он уже вполне спокойно ответил:

— Обещаю тебе.

— Хорошо. Но я оставляю за собой право прекратить это тогда, когда сама захочу, — с этими словами я вздернула подбородок и, обогнув мужчину, снова двинулась в выбранном направлении. Его же ответный скептический взгляд постаралась не заметить. Пусть и дальше считает себя хозяином положения. Однажды ему придется понять, что это не так.

Глава 13

Несмотря на злость, придающую моральных сил, возвращаться к остальным в таком потрепанном виде было нелегко. Нетрудно догадаться, что могли подумать спутники. И даже не знаю, какая версия была бы хуже: то, что меня изнасиловал оборотень, или то, что я переспала с королем, ринувшимся мне на помощь. Единственным, что оставалось — вскинуть подбородок и делать вид, что любопытные взгляды нисколько не заботят. Да и Кирмунд, все это время следовавший за мной молчаливой грозной тенью, быстро нашел воинам занятие, чтобы не пялились. Нужно было оказать помощь выжившим в схватке раненым, похоронить мертвых, а затем отправляться в путь. Из двух десятков воинов целыми и невредимыми остались шестеро, пятеро были ранены. В числе последних и лорд Маранас, которого ударили ножом в плечо. Эльма сейчас хлопотала над ним, словно наседка над цыпленком, позабыв обо всем на свете. И судя по лицу Ретольфа, ему не было так уж неприятно ее внимание.

При виде меня друзья на время оторвались друг от друга, но я махнула рукой, чтобы не отвлекались. Натянув на лицо улыбку, призванную передать, что со мной все в порядке, нырнула в карету. Наскоро переоделась в другое платье, привела в порядок прическу и вылезла наружу. Решила заняться ранеными — работа хоть как-то позволяла отгородиться от постоянно лезущих в голову мыслей. На Кирмунда старалась не смотреть, лишь краем глаза отмечая, что он успевает везде. Отдает распоряжения, помогает другим воинам. Поневоле оценила то, что он не гнушается делать то, что и остальные, в критическую минуту не отделяя себя от других. Это даже понравилось. Правда, ровно до того момента, когда оценив степень тяжести ранений, самолично перерезал горло двум воинам. От ужаса я замерла, прекратив перевязывать ногу одного из пострадавших. Кирмунд, совершив столь жуткий поступок, как раз проходил мимо, когда я не смогла сдержать сдавленного возгласа:

— Почему вы это сделали?

Он бросил на меня тяжелый взгляд, пробравший до костей. Им король ясно давал понять, что не обязан отчитываться ни перед кем в своих поступках. Но все же снизошел до лаконичного ответа:

— Они в пути нас будут только задерживать. Да и раны слишком тяжелые. Вряд ли выжили бы.

— Все равно это бесчеловечно, — дрожащим голосом пробормотала я.

— Если меня будет интересовать ваше мнение, леди Эльма, я сообщу, — огрызнулся Кирмунд и двинулся прочь.

Стиснув зубы, я снова вернулась к своему занятию. Чудовище. Самое настоящее. Ведь можно же было поместить тех бедолаг в карете вместе со мной и Эльмой. А потом оставить в ближайшем поселении, заплатив местным за заботу о них. Зачем нужно было так жестоко поступать? Неужели у него ни к кому нет ни капли сострадания? Самое удивительное, что ни у кого из воинов поступок Кирмунда не вызвал никаких возражений. Восприняли как должное. Даже лорд Маранас не бросил неодобрительного взгляда. Неужели все мужчины так жестоки? Похоже, только на нас с Эльмой это произвело впечатление. Подруга сидела бледная, перепуганная, и в ее глазах, устремленных на Кирмунда, читался теперь еще больший страх, чем обычно.

Когда мы, наконец, покинули это место, которое я наверняка стану вспоминать до конца своих дней, как худший кошмар, невольно почувствовала облегчение. Эльма смотрела в окошко кареты, постоянно держа лорда Маранаса в поле зрения. Я же безучастно разглядывала мелькающие мимо деревья. Поскорее бы уже миновать эту территорию. Второй стычки с оборотнями или кем-то еще наш отряд вряд ли выдержит.

— Ну вот почему он такой упрямый? — донесся до меня ворчливый голос подруги.

— Кто? — механически отозвалась я, почему-то сразу подумав о короле.

— Ретольф, — с жаром откликнулась девушка. — Он столько крови потерял. Едва на ногах держится. И напрочь отказался ехать с нами в карете. А что если упадет с лошади? Не хватало еще, чтобы переломал себе что-то.

— Да все с ним в порядке будет, — я невольно улыбнулась. — Для лорда Маранаса наверняка такая рана пустяком считается.

— Все равно лучше поостеречься.

— Я уже поняла, что мужчинам вряд ли что-то докажешь, — я пожала плечами. — Они все равно по-своему сделают. Так что вряд ли стоит и пытаться.

— Ну не скажи, — возразила Эльма. — Если подключить женскую хитрость…

— Что-то на твоего Ретольфа эта самая хитрость не слишком действует, — хмыкнула я. — А на такого твердолобого гада, как Кирмунд, и подавно.

— Насчет последнего ты не права, — подруга смущенно потупилась, и я с невольным интересом уставилась на нее. — Мне пришлось немного сгустить краски, когда он пригласил в свою палатку. Показать намного больший страх и отвращение, чем те, что реально тогда чувствовала. Но ведь подействовало. Он не стал меня трогать.

Я в полном потрясении округлила рот. Похоже, Эльму я недооценивала. Вот ведь лисичка. А с виду и не скажешь, что способна на подобное. Подруга фыркнула, заметив мой взгляд, и улыбнулась.

— Только никому не говори.

— Конечно, не скажу, — немного придя в себя, выдавила я. — Хотя в ближайшее время тебе не придется идти на такие ухищрения, чтобы избежать его внимания.

— О чем ты? — тут же посерьезнела Эльма.

— Я приняла предложение Кирмунда, — откликнулась я, невидящим взглядом опять уставившись в окно. — Так что теперь ключевая роль достанется мне.

— Только не говори, что ты сама и убьешь его? — услышала потрясенный шепот девушки.

— Именно это и хочу сказать.

— И ты сможешь это сделать?

— Смогу.

Я с вызовом посмотрела на Эльму и заметила в ее глазах сомнение. Это даже обидело. Нет, ну ладно лорд Маранас сомневается во мне, но лучшая подруга. Девушка, уловив мою реакцию, поспешила прогнать с лица недоверчивую гримаску и завела разговор о другом:

— Ты так и не рассказала о том, что там в лесу случилось. После того как тебя оборотень утащил. Не представляешь, как я испугалась. Он ведь тебя не… — залившись краской, Эльма умолкла.

— Мне удалось продержаться, пока не подоспел король, — я чуть поморщилась при мысли о Кирмунде.

— Значит, он спас тебя?

— Можно и так сказать.

— И ты сможешь хладнокровно убить человека, который спас тебя от такой страшной участи? — невольно вернулась к прежней теме Эльма.

— Я расплатилась с ним сполна за эту услугу, — с горечью сказала я.

— Значит, вы с королем?.. — она недоговорила и опять покраснела.

— Если помнишь, у нас с королем уже это и так было, — чуть насмешливо отозвалась я.

— А в этот раз… — Эльма заколебалась, но все же продолжила: — Он тоже был груб? Твоя одежда… Она была в таком состоянии…

— Ну, положим, с одеждой такое сотворил оборотень, — вынуждена была признать я. — И Кирмунд в этот раз не был груб. По крайней мере, в процессе. Хотя, думаю, что если бы знал, кто я, ситуация бы в корне изменилась.

— Мне кажется, он уже передумал так поступать с тобой, — неожиданно сказала Эльма. — Тогда, в палатке, король сказал, что хотел бы начать все сначала. Что пусть чувств между нами не будет, но хотя бы уважение.

— И ты ему поверила? — я нахмурилась. — Наверняка сказал это, чтобы потом уязвить побольнее, когда уши развесишь. Слушай, почему ты вообще его защищаешь?

— Я не защищаю, — она вздохнула. — Просто те его слова про то, что он жалеет о том, что сделал четыре года назад… Ты не думала, что он и правда мог измениться?

— Сегодняшнее убийство двух раненых лучше всего доказывает обратное, — холодно возразила я.

— Когда я спрашивала Ретольфа, что он думает по этому поводу, тот согласился с поступком Кирмунда, — тихонько сказала Эльма. — Мы на опасной территории, где всего можно ожидать. В любую минуту кто-то еще может напасть. А тяжело раненые значительно замедлят путь. И судя по характеру их ран, вряд ли бы выдержали даже день. А оставлять их здесь живыми мучиться было бы куда большей жестокостью.

— Слушай, давай оставим эту тему, — взорвалась я. То, что подруга неожиданно принялась находить оправдание поступкам Кирмунда, по-настоящему взбесило. — А то я могу и передумать насчет уговора с королем. И тогда тебе придется на собственной шкуре испытать, так ли уж хорош Кирмунд.

Эльма дернулась, словно я ее ударила, и повернула голову в сторону окна. Я заметила, как из-под ресницы медленно выползает слезинка. Уже жалела о невольной вспышке, но гордость и досада мешали попросить прощения. До конца дня больше мы с подругой не разговаривали.

Я с облегчением встретила известие о том, что наконец-то можно сделать привал на ночь. Едва карета остановилась, пулей выскочила наружу, радуясь возможности отдохнуть от напряженной атмосферы, царящей между мной и Эльмой. Помогла сменить повязки у раненых. Искупалась в ручье, обнаружившемся неподалеку от лагеря, и почувствовала себя значительно бодрее. Так что, вернувшись к костру и приняв миску с похлебкой от одного из воинов, пребывала уже в лучшем расположении духа, чем раньше. Заметив, что Эльма украдкой поглядывает на меня и явно мучается из-за нашей размолвки, примиряюще улыбнулась.

— Прости за мои слова, — шепнула ей, воспользовавшись тем, что рядом как раз никого не было — Кирмунд и Ретольф тоже отправились к ручью освежиться. — Я просто была слишком зла. Не на тебя. На сложившуюся ситуацию.

— Ты тоже прости. Если я кого-то и должна была защищать, то это тебя, — виновато сказала Эльма.

На душе стало легче, как будто груз с плеч свалился. Я с еще большим аппетитом принялась за еду. Уже подносила к губам очередную ложку, когда рука сама застыла в воздухе. Нервно сглотнув, я смотрела на вышедших из-за деревьев полуобнаженных мужчин, по мускулистым плечам которых рассыпались влажные после купания волосы. Разумеется, по Ретольфу мой взгляд скользнул лишь мимолетно. Зато, остановившись на Кирмунде, уже не мог от него отлипнуть. Во рту пересохло при воспоминаниях о том, как это великолепное сильное тело сегодня днем прижималось к моему собственному. Как приятны на ощупь эти твердые бугры мышц и какой слабой себя чувствуешь в крепких объятиях этого мужчины.

Почувствовав на себе мой взгляд, Кирмунд довольно ухмыльнулся, и я мысленно отхлестала себя по щекам. Нечего тешить его и так непомерное чувство собственного величия. Отведя глаза от соблазнительного мужского тела, уставилась исключительно себе в миску. Правда, стоило королю приблизиться, как сердце ухнуло вниз, а потом заколотилось как бешеное. Досадуя на саму себя за такую реакцию, я хмурилась и кусала губы. Аппетит пропал, и я уже раздумывала над тем, чтобы просто уйти. Но это бы несомненно выглядело как бегство, и я бы только позабавила короля.

Переключила внимание на Ретольфа и Эльму, чтобы отгородиться от мыслей о Кирмунде, усевшемся рядом со мной и даже не озаботившемся тем, чтобы надеть рубашку, как это сделал лорд Маранас. Хотя судя по осоловевшему взгляду подруги, даже рубашка не помогла ей избавиться от мыслей о том зрелище, что мы только что созерцали. И как только Кирмунд не замечает, какой сильный интерес его якобы жена питает к другому? Хотя, похоже, Эльма интересует короля в последнюю очередь. Эта сволочь снова пялилась на меня. Даже не глядя на него, я ощущала пристальный взгляд. И от этого даже уши пылали. Могу себе представить, что у Кирмунда сейчас в голове за мысли бегают. И чем именно ему хотелось бы заняться. Козел озабоченный. Хотя я недалеко от него ушла. При одной мысли о том, чтобы снова ощутить на коже его ласки и поцелуи, дыхание перехватывало. Пусть даже ненавидеть я короля меньше не стала.

Словно сквозь слой тумана, слышала голоса мужчин, обменивающихся репликами. Даже Эльма иной раз вставляла фразы, правда, только когда обращалась к лорду Маранасу. Я же упорно хранила молчание, боясь, что срывающийся голос выдаст мое волнение с потрохами. Когда с ужином было покончено, Кирмунд отставил миску и поднялся. Проходя мимо меня, склонился над моим ухом и жарко выдохнул:

— Когда моя женушка уснет, жду тебя в своей палатке. И предупреждаю, если не явишься, в следующий раз правилами приличий озабочиваться не стану.

Вспыхнув до корней волос, я ничего не ответила на возмутительную реплику и с ненавистью уставилась ему вслед. Чуть насвистывая и пребывая, по всей видимости, в неплохом расположении духа, Кирмунд шел к своей палатке. Ретольф и Эльма деликатно отводили глаза, делая вид, что ничего не заметили. Только когда мы с подругой поднимались с места, чтобы тоже отправиться спать, лорд Маранас суховато бросил:

— Вы уверены в том, что делаете?

— В последнее время я ни в чем не уверена, — я покачала головой. — Но чем скорее мы покончим с этим, тем лучше.

Он ничего не ответил, с сомнением глядя на меня.

Выждав около часа, пока не смолкли голоса воинов, тоже отправившихся на ночлег, я все же вылезла из палатки. Поймала любопытные взгляды часовых, которых в этот раз оставили двух, а не одного, как обычно. Видать, Кирмунд и правда опасался повторного нападения.

Идти к палатке короля под прицелом все понимающих взглядов было мучительно. И правда ощущала себя уличной девкой. Но с короля станется в следующий раз просто схватить меня на виду у всех и потащить в палатку, если не сделаю так, как он хочет. Даже Ретольф не осмелится возражать в открытую. Пусть он и пользуется расположением Кирмунда, но тот не потерпит публичного неповиновения. Да и я сама дала согласие, а значит, развязала ему руки. Официально лорд Маранас мне никто — он добровольно взял на себя покровительство о девушке-сироте. Насколько знаю, других родственников у Эльмы не осталось. Так что в таких случаях я имела полное право решать за себя сама.

Сцепив челюсти, я откинула полог палатки короля и вошла внутрь. Кирмунд лежал на походной кровати на боку, по-прежнему полуобнаженный, одетый лишь в облегающие штаны, и при свете свечи читал книгу. Не знаю, что ожидала увидеть — совсем уж что-то развратное, наверное — но точно не такое невинное занятие. Замерла на пороге, не решаясь сделать ни шагу дальше. Сильно хотелось развернуться и уйти, но я понимала, что сделать мне это не позволят. Кирмунд поднял голову от книги и улыбнулся, поманил к себе.

— Рад, что ты пришла.

— Можно подумать, что у меня был выбор, — пробормотала я, но в этот раз он не рассердился на дерзость.

— Я ведь уже давал тебе выбор, — вкрадчиво заметил Кирмунд. — И ты его сделала.

— А передумать можно?

— Не играй со мной, девочка, — он чуть прищурился.

Вспомнив двоих сегодняшних убитых мужчин, я невольно вздрогнула. Кирмунд и правда не тот человек, с которым стоит играть в такие игры. Терпение явно не входит в число его добродетелей. Чтобы скрыть закипающее раздражение, которое не смела проявить, я хмуро спросила, все же приближаясь к нему:

— Может, вы сегодня предпочтете моему обществу общество книги? День сегодня был нелегкий.

— После чтения такой книги вряд ли обойдусь без твоих услуг, — иронично заметил он, лукаво поглядывая на меня.

Потом неуловимо быстрым движением сменил позу, усевшись на постели, и притянул меня к себе. Пришлось сесть к нему на колени, чувствуя, как шею опаляет горячее дыхание.

— Хочешь прочесть? — промурлыкали мне в ухо, вкладывая в руки злополучную книгу.

Некоторое время буквы прыгали перед глазами и я никак не могла сосредоточиться. Слишком сильно выводила из колеи близость Кирмунда. Но я все же нашла в себе силы прочесть несколько строк. Почти сразу с возмущением захлопнула книгу и отбросила прочь.

— Как вы можете такое читать?

Услышала довольный смешок короля.

— Всего лишь эротическая поэзия, моя дорогая. Очень популярна сейчас при дворе. И незачем так смущаться. Сегодня в лесу ты не выглядела такой уж скромницей.

Вот сволочь. Я едва сдержала рвущееся наружу ругательство. Тут же с шумом втянула воздух, когда наглая рука по-хозяйски забралась мне в декольте и слегка сжала грудь. Вторая же принялась умело расшнуровывать корсаж, еще сильнее облегчая доступ к моему телу.

— Я не хочу делать это в двух шагах от ваших воинов, — процедила я, с неудовольствием чувствуя, как охватывает знакомое томление.

— Поверь, они повидали и не такое, — усмехнулся Кирмунд. — Мальчики взрослые, все понимают.

— Хотите, чтобы я завтра и глаз не смела ни на кого поднять? — прошипела я, нисколько не успокоенная его комментарием.

— Почему? — горячие губы сомкнулись на мочке уха и слегка облизнули. Я невольно поежилась от пробежавшей по коже вереницы мурашек. — Быть избранницей короля настолько постыдно?

— Смотря как все называть, — я с трудом сдерживалась, чтобы не оттолкнуть руки Кирмунда, уже полностью стянувшие платье с моих плеч и груди, обнажив до талии. — Быть королевской подстилкой, с которой развлекаются в дороге, не слишком уж завидная перспектива.

— Я ведь уже сказал, что намерен сделать тебя официальной любовницей, — в тоне послышались нотки раздражения.

— А что на это скажет ваша теперешняя? — не удержалась я. — Слышала, что леди Маррга отличается весьма тяжелым характером. Вряд ли ей понравится такая смена ролей.

— Я поговорю с ней, — отозвался король.

— Предпочту, чтобы вы этого не делали. Я согласна спать с вами, но не выставлять наши отношения на всеобщее обозрение.

— Как скажешь, — взяв в обе ладони мои груди, Кирмунд принялся ласкать их. — Сегодня я не хочу с тобой больше спорить.

— Только сегодня? — не сдержалась я.

Король не нашел ничего лучше, чем заткнуть мне рот жарким поцелуем. Он медленно опустился на постель, увлекая за собой и окончательно освобождая от одежды. Заставил оседлать свои бедра, усевшись на нем в совсем уж развратной позе. То, что при этом сам оставался в штанах, усугубляло мою неловкость. Сам же жадно оглядывал мое тело, лениво проводя ладонями по груди, талии, бедрам.

— У тебя потрясающее тело, — вынес он вердикт, одаривая чувственной улыбкой.

Проклятье. Как я ни пыталась в этот раз оставаться холодной и безучастной, от этих слов и того взгляда, каким он окидывал, внутри все начало плавиться. Я заерзала на нем, пытаясь унять охватившее возбуждение, но стало только хуже. Местечко между ног наполнялось влагой, пульсировало от желания утолить зарождающийся внутри голод.

Кирмунд подтянул меня к себе ближе, так что теперь мое лоно оказалось совсем рядом с его лицом. От такой интимной возмутительной позы я ощутила невольный стыд. Попыталась отстраниться, но сильные мужские руки не дали ни шанса это сделать. Когда же язык Кирмунда коснулся моих внутренних складок, так бесстыдно выставленных на его обозрение, помимо воли выгнулась, исторгая стон. Невольно вспомнилась подсмотренная сцена с участием Ретольфа и Эльмы. Я даже не предполагала, что смогу и сама испытать подобное. Тем более с Кирмундом.

Его губы и язык творили что-то невообразимое с моим телом, и вскоре я уже не могла думать ни о чем. Сладостные крики и стоны то и дело срывались с губ, хотя я изо всех сил пыталась сдерживаться. Но просто не могла иначе — наслаждение казалось необычайно острым, волнующим. Я уже сама подставлялась под самые смелые ласки. Запустив пальцы в волосы Кирмунда, еще ближе притягивала его к себе. Когда, наконец, наступила разрядка, закричала в последний раз, сотрясаясь всем телом, и обессилено сползла по груди короля вниз. Лежала, чувствуя, как обжигающе горяча его кожа, слушала чуть учащенный стук его сердца.

Не хотелось ни думать, ни говорить. Мне снова было так же хорошо, как сегодня днем. И я так боялась, что сейчас он опять скажет или сделает что-то, что разрушит это блаженное умиротворение. Но Кирмунд лишь поглаживал мои спутавшиеся волосы и спину, давая возможность передышки.

— Мне нравится, когда ты такая… — услышала неожиданно мягкий голос мужчины. — Не пытаешься сопротивляться, отталкивать.

Разумеется, я тут же попыталась его оттолкнуть, вызвав на лице короля насмешливую улыбку.

— Что ж, вижу, ты достаточно пришла в себя, чтобы продолжить, — резюмировал он, опрокидывая меня на спину и сам оказываясь сверху.

Несколькими быстрыми движениями освободив себя от одежды, схватил обе мои ноги и закинул на одно плечо. Потом, пока я с возмущением пыталась сменить эту унизительную позу, начал проникать снизу, властно удерживая в цепком захвате. В таком положении проникновение казалось еще более ощутимым, позволяя прочувствовать каждое продвижение глубже.

Кирмунд не спешил, делал это томительно медленно, плавно. И вскоре я уже и не думала сопротивляться, напротив, пыталась жадно податься навстречу, желая поскорее ощутить его в себе до конца. Но он не давал и шанса перехватить инициативу. Продолжал делать все именно так, как хочется ему. Я закусила нижнюю губу, чтобы сдержать нетерпеливый возбужденный рык.

Резкий рывок, когда он вошел на всю глубину, оказался настолько неожиданным, что я закричала. Крик сменился протестующим стоном, когда король тут же полностью вышел. Услышала легкий смешок, и в следующую секунду он снова был во мне до конца. Эта дразнящая пытка длилась снова и снова, а я ничего не могла поделать.

— Попроси… — хрипло сказал он, встречая мой ошалевший полубезумный взгляд.

— Пошел ты, — уже не в силах контролировать эмоции, совсем уж непочтительно выкрикнула в ответ.

— Пошел куда? — услышала довольный смешок. — Учти, детка, сейчас я готов выполнить любое твое пожелание.

Я вмиг заткнулась, сообразив, на что он намекает. А он снова полностью вышел и стал водить влажной от смазки головкой члена по моему истекающему соками входу в лоно, еще сильнее дразня и возбуждая.

— Пожалуйста, прекрати это, — выкрикнула я, сдаваясь окончательно. До безумия хотела новой разрядки, копящейся внутри бурлящим вулканом. — Войди в меня.

— Как скажешь, — последовала довольная реплика.

Он развел мои ноги и теперь уже без всяких издевательств вошел внутрь. Стал двигаться, постепенно наращивая ритм, подстраиваясь под движения моего тела, жадно подающегося навстречу. Разрядка оказалась еще более бурной, чем в прошлый раз. Некоторое время я едва могла дышать, судорожно втягивая ртом воздух.

Увидела, как Кирмунд выходит из моего тела и кончает мне на живот. Снова возникло нехорошее грызущее чувство, удивившее меня саму. Почему таким важным казалось, чтобы он излился в меня, признавая достойной стать матерью его детей? Доказал, что я для него нечто большее, чем временная прихоть? Ведь это только бы все осложнило. Но я ничего не могла поделать со своими противоречивыми, алогичными чувствами.

Когда вышла из палатки короля, до рассвета оставалось всего три часа. Часовые проводили меня сальными взглядами и похабными улыбочками, не оставившими сомнений, что они слышали каждый крик и стон, доносящийся изнутри. И я снова ощутила себя оскверненной, грязной, замаранной.

Как я докатилась до такого вообще? Ублажать мужчину, который постоянно втаптывал меня в грязь? Да еще находить в этом удовольствие. Утешало одно — это не продлится слишком долго. Месть очистит меня, смоет все грехи, и тогда я сумею простить себя за временную слабость. Немного воспрянув духом от этой мысли, я расправила плечи и сделала вид, что взгляды людей короля нисколько не задевают. Прошла в свою палатку и юркнула под одеяло рядом с крепко спящей Эльмой. Ее глубокое дыхание успокаивало и помогало отогнать мрачные мысли.

Глава 14

Проснулась я позже всех — настолько ночью вымотал Кирмунд. Да и то только после того, как Эльма меня практически растолкала, сказав, что все уже поднялись и скоро нужно будет выдвигаться в путь. Наскоро приведя себя в порядок, в самом паршивейшем расположении духа я вышла из палатки. Настроение ухудшилось еще больше, когда на меня тут же устремились всеобщие взгляды. Все и правда уже поднялись и теперь сидели у костров или готовили лошадей к дороге. Кирмунд стоял у повозки с припасами и о чем-то говорил с одним из воинов. При моем появлении ненадолго умолк и послал многозначительную улыбочку, за которую немедленно захотелось его убить. При воспоминаниях о том, что он вчера творил со мной, к щекам прилила краска. Отвернувшись от развратного гада, я двинулась к костру, у которого сидели Эльма с Ретольфом.

Когда проходила мимо группки воинов, услышала неразборчивый шепоток и заметила на многих лицах похабненькие ухмылки. Небось, вовсю обсуждают нашу с Кирмундом бурную ночь. Один из воинов в своей наглости дошел до того, что довольно громко сказал товарищам:

— Ух и горячая девка. Я бы сам такую не прочь оприходовать. Лакомый кусочек.

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Насколько же низко я пала, раз всякое отребье осмеливается говорить обо мне в таком тоне, даже не заботясь о том, услышу или нет. В следующую секунду мигом позабыла о собственных чувствах и застыла столбом, не дойдя нескольких шагов до костра. Кирмунд почти молниеносно оказался рядом с воином, который ляпнул в мою сторону непочтительную реплику.

Немедленно воцарилась тишина. Никто даже толком понять не успел, что произошло, когда король схватил воина за подбородок с такой силой, что едва не сломал челюсть. Вынудив раскрыть рот, ухватил за язык и отсек его выхваченным из-за пояса кинжалом. Нечеловеческий вой, вырвавшийся из глотки несчастного, заставил содрогнуться. Кирмунд отшвырнул его на землю, брезгливо вытер руки о собственный плащ и, не глядя на истекающего кровью корчащегося от боли воина, хмуро бросил остальным:

— Надеюсь, это послужит предостережением всем.

Уточнять, к чему именно предостережением, не потребовалось. Воины поспешили склонить головы, теперь даже не осмеливаясь взгляда бросить в мою сторону. Я же, ошеломленная и оцепеневшая, с ужасом смотрела на этого мужчину — еще недавно улыбающегося, а в следующее мгновение совершившего такой жуткий поступок. По спине пробежал холодный озноб. Теперь я в полной мере понимала Эльму, боявшуюся Кирмунда до дрожи в коленках. И я правда считаю, что смогу в решающий момент застать его врасплох и довести дело до конца? Что если в итоге мне самой свернут шею, как жалкому цыпленку?

— Помогите ему, — властно махнул рукой Кирмунд другим воинам и двинулся ко мне.

Сейчас на его лицо — совершенно непроницаемое, суровое, с полыхающими внутренним огнем глазами — было страшно смотреть. Но стоило королю взглянуть на меня, черты немного разгладились. Так что когда подошел, выглядел вполне нормально. Только вот это мало помогло — перед глазами до сих пор стояла жуткая картина того, как он, не задумываясь, отсек человеку язык.

Он чуть нахмурился, видимо, увидев в моих глазах нечто такое, что ему не понравилось.

— Я чувствую в твоем запахе страх, — сказал еле слышно, оказавшись почти вплотную. — Ты ведь понимаешь, что тебе я никогда не причиню вреда?

— Верится с трудом, — сдавленно произнесла я. — После того, что только что было.

— Он заслужил это, — спокойно откликнулся Кирмунд. — Проявил непочтительность к моей женщине, а значит, и ко мне. Я должен был его наказать.

— Но не так же, — вырвалось у меня.

— Женщины порой бывают чересчур мягкосердечными, — он пожал плечами. — Этот мерзавец тебя оскорбил, но ты его жалеешь.

— По-вашему, я должна радоваться? — возмутилась я. — Тому, что из-за меня человек стал калекой?

— У него был слишком длинный язык, — послышался за спиной спокойный голос лорда Маранаса, подошедшего к нам. — Его и правда стоило укоротить.

Возмущенная до глубины души тем, что и Ретольф оправдывает подобное зверство, я развернулась к нему. Черные глаза мужчины сверкали опасным блеском, и я поняла, что он действительно так считает. Вполне возможно, что и сам поступил бы так же на месте короля, а то и хуже. Пойму ли я когда-нибудь мужчин?

— Он оскорбил вас, — проговорил лорд Маранас в ответ на мой неодобрительный взгляд. — И заслужил то, что с ним случилось.

Не желая больше разговаривать ни с одним из них, я двинулась к Эльме, явно деморализованной тем, что произошло. Ее всю трясло, и она старалась не смотреть на пострадавшего, которому сейчас оказывали помощь. Хоть у кого-то тут нормальная реакция. Я села рядом с подругой и обняла за плечи, этим помогая успокоиться не только ей, но и себе самой.

— Леди Эльма, — послышался повелительный окрик короля, и мы с Эльмой невольно вздрогнули, — у вас есть десять минут на завтрак. Потом выдвигаемся.

— Можно и прямо сейчас, — глухо откликнулась я, не глядя на него. — Аппетит у меня надолго пропал.

— Как угодно, — услышала раздраженное и вздохнула с облегчением, перестав ощущать на себе пристальный взгляд короля.

В карете, увозящей нас в сторону столицы Золотых драконов, до самого дневного привала царило напряженное молчание. Мы с Эльмой были подавлены случившимся и осознанием того, в насколько безжалостном мире оказались. Женская обитель успела настолько нас расслабить, что возвращаться к реальности, в которой царили свои зверские законы, было нелегко. Этот мир принадлежит мужчинам, уважающим лишь право силы. Каждая из нас вряд ли что-то смогла бы сделать в нем сама, без покровительства мужчин. И смириться с этим было нелегко. А особенно с тем фактом, что мне стоит научиться смотреть на вещи иначе, если не хочу всю жизнь оставаться чьей-то марионеткой. Тоже должна стать сильной и безжалостной, если желаю играть на равных с Кирмундом.

И все же, как себя морально ни настраивала на это, когда на дневном привале он потащил меня за собой в сторону деревьев, не обращая внимания на то, что подумают другие, сердце екнуло в груди. Видела, как старательно отводят взгляды мои спутники, боясь, что Кирмунд сочтет их поведение непочтительным. Я тоже боялась, не зная, чего ожидать от короля в следующую минуту. И все же внутри поднималось возмущение. Ведь просила же его не демонстрировать в открытую наши отношения. А он уволок в лес на глазах у той, кого считает женой, этим явственно показывая, как мало уважает ее статус. Даже не подумал о том, как должна при этом себя чувствовать я — ведь Эльма моя подруга.

— Мне казалось, вы согласились соблюдать видимость приличий, — выдавила из себя, когда мы все же остановились, и я оказалась впечатанной в ствол широкого дуба и прижата крепким мужским телом.

— Решил, что нам стоит поговорить, — глядя мне в лицо тяжелым немигающим взглядом, процедил Кирмунд.

— Это теперь так называется? — едко заметила я, пытаясь высвободиться. Но лишь усугубила ситуацию — меня прижали к дереву еще сильнее.

— Мне не понравилось напряжение между нами после утреннего происшествия, — пояснил он. — Я чувствую его, и это мне не нравится.

— Вот как? Мне тоже многое не нравится в том, что происходит между нами, но я же молчу, — процедила я. — Или вы и мне что-нибудь отрежете за непочтительность?

Король слегка усмехнулся и зарылся пальцами в мои волосы, высвобождая их от шпилек. Я с возмущением мотнула головой, пытаясь стряхнуть его руки, но разумеется, не преуспела в этом.

— Хочу, чтобы ты кое-что поняла, моя сладкая, — выдохнул король мне в ухо. — Да, возможно, порой я жесток, но лишь по отношению к тем, кто осмеливается посягать на что-то, что принадлежит мне. А ты теперь моя, нравится тебе это или нет. Но тебе не стоит меня бояться. Я не причиняю вреда женщинам. Хочу, чтобы ты это знала.

— Ваша жена могла бы с этим поспорить, — с горечью, которую не сумела скрыть, проговорила я.

Он вздрогнул и чуть отстранился, внимательно изучая выражение моего лица.

— Похоже, моя драгоценная супруга и правда доверяет тебе, раз посвятила даже в такие вещи.

— Так и есть. Адала — моя лучшая подруга, — я уже проклинала свой длинный язык, который тоже явно стоило укоротить. Что если гнев Кирмунда теперь обратится на Эльму из-за моей несдержанности?

— Между нами с ней все непросто, — после некоторого молчания произнес король, и я с облегчением выдохнула. Похоже, в ярость не пришел все-таки. И в то же время затронутая тема всколыхнуло во мне самой нечто такое, что до сих пор мучило, как бы я ни прятала это в глубинах души.

— Разумеется, непросто, — срывающимся от наплыва эмоций голосом произнесла я. — Вы не представляете, как сильно она вас любила… — мигом вспомнился медальон, который я теперь не осмеливалась носить на груди, боясь, что Кирмунд его узнает, и что теперь лежал на дне дорожной сумки. То, с каким трепетом я раньше разглядывала черты лица этого мужчины, и каким жестоким оказалось прозрение. — Она даже готова была понять и простить то, что вы убили ее отца и брата. Все бы отдала за то, чтобы быть рядом с вами, поддерживать, дарить свою любовь… Вы же… Вы просто растоптали ее чувства, — перед глазами расплывалась пелена слез, и я уже не могла различить выражения лица Кирмунда, молча выслушивающего мои слова. Но по какой-то причине он позволял мне это, не прерывал, и так долго копившиеся упреки выплескивались наружу неудержимым потоком. — Понимаю, что вы не испытывали к ней никаких чувств, а сострадание, как я уже убедилась, вам совершенно чуждо… Но зачем же так?.. — я всхлипнула. — Вы растоптали всю жизнь этой девочки, дали понять, что будущего у нее тоже нет. То, чему вы хотите ее подвергнуть… По-вашему, это не значит «причинить вред»? Убивать ее малышей только за то, что они родятся не той крови, не разрешать воспитывать собственных детей…

— Послушай меня, — он осторожно привлек к груди мое сотрясающееся от прорвавшихся наружу рыданий тело. В этот раз действовал бережно и нежно, гладил по спине, пытался успокоить. Но это лишь усугубляло мою душевную боль. Я прекрасно осознавала, что если бы Кирмунд знал, кто на самом деле стоит перед ним, то лишь порадовался бы моим страданиям. — Того, что я скажу тебе сейчас, не говорил еще никому. Сам не понимаю, почему хочу открыться тебе… — Кирмунд тяжело вздохнул и еще крепче прижал к себе, не давая возможности поднять голову и посмотреть в его лицо. — Возможно, ты удивишься, но раньше я испытывал определенные чувства к Адале.

Я дернулась, словно меня молнией ударило. Показалось, что ослышалась или что-то не так поняла.

— Это не было любовью или даже страстью, — продолжал Кирмунд, задумчиво поглаживая мою склоненную к его груди голову. — Какое-то тепло, симпатия. Я должен был отдать приказ убить эту девочку, как и других, в ком есть кровь Серебряных драконов. Или уничтожить сам. Но не мог… Даже в том состоянии, в каком тогда находился… Ты не представляешь, что со мной тогда было… И не можешь до конца представить, ведь в тебе нет звериной сущности. Во мне как раз пробуждались силы дракона. Инстинкты, которым вместо того, чтобы учиться управлять, я дал полную волю. Уничтожал, истреблял, выплескивал свою ярость, даже не пытаясь ее сдерживать. Считал тогда это правильным. Но даже в том состоянии не смог причинить вред Адале. Не знаю, почему, но мой зверь воспринимал ее как что-то близкое себе. Меня это удивляло и даже злило, но я ничего не мог поделать с этим. Все, что я наговорил ей тогда, как себя вел — и сам прекрасно понимал, что вряд ли смогу осуществить на самом деле.

О, Серебряный дракон, надеюсь, король не слышит сейчас, как колотится мое сердце. Я просто не могла поверить в то, что он говорит. Неужели опять игра? Изощренная, умелая. Игра на моих чувствах в желании добиться полного подчинения, покорить меня. И проклиная себя за это, я поневоле поддавалась. Впитывала каждое слово, проливающееся бальзамом на израненное, полное незарубцевавшихся шрамов сердце.

— Но этого уже нет… — снова ворвался в сознание голос Кирмунда, выдернув из зыбкой пелены. — Когда я увидел ее спустя четыре года, не испытал совершенно ничего. Возможно, та симпатия, которую питал к ней, объяснялась только откликом на ее собственные чувства. Но теперь Адала ненавидит меня и боится. Прежних чувств не осталось как с моей, так и с ее стороны. Но ты можешь быть уверена в одном… Я не причиню вреда твоей подруге. Она останется моей королевой, станет матерью моих детей, чтобы я к ней ни питал.

— И вы не собираетесь уничтожать детей с кровью Серебряных драконов? — недоверчиво спросила я, все же отлипая от его груди и пытаясь понять по лицу мужчины, что же им движет. Кирмунд смотрел задумчиво, и я не могла понять, что происходит в его душе.

— Нет. Но они не будут иметь тех же прав, что дети с кровью моих предков.

Внутри опять шевельнулась неприязнь. Он сделает все, чтобы низвести избранников Серебряных драконов до положения низших, отверженных. Разве я могу допустить это?

— Ты снова злишься на меня, — король нахмурился. — Не могу понять, что делается в твоей голове.

— А разве вас это вообще должно заботить? — с горечью отозвалась я. — Мне казалось, я нужна вам не для того, чтобы вести разговоры по душам.

Кирмунд нахмурился, лоб прорезала глубокая складка. В этот раз я его все-таки достала. Хотя понять не могу, чем. Всего лишь констатировала истину — я для него всего лишь желанное тело, с которым можно развлечься и утолить плотские потребности.

— Ты вообще слушала сейчас, о чем я тебе говорил? — раздраженно рявкнул король, снова впечатывая в дерево. Невольно охнула, ощутив болезненный толчок в спину. — Предпочитаешь не слышать и считать меня чудовищем — твое право. Я больше не стану разубеждать тебя в этом.

Не давая возможности хоть что-то ответить, Кирмунд грубо впился в мои губы, сминая сопротивление. Ощущения были болезненными и неприятными — я в полной мере осознавала, что в нем сейчас говорит, скорее, злость, а не страсть. В мятущемся мозгу даже мелькнула мысль о том, чем это может быть вызвано. Кирмунд ведь говорил, что ни с кем еще не возникало желания говорить так откровенно, как со мной. Он открыл мне душу, а я предпочла плюнуть в нее, найти новый повод ненавидеть, чем попытаться понять. И именно на это он сейчас злится.

Я попробовала отстраниться, сказать что-то, что могло бы исправить ситуацию, но мне не дали такой возможности. Кирмунд принял мои правила игры, и теперь предпочтет видеть во мне и правда лишь сексуальную игрушку. Вряд ли больше позволит проникнуть в свою душу. Почему от этого так больно? Гораздо больнее, чем от его грубых действий.

Ощутила, как его рука задирает мне платье и срывает нижнее белье. В этот раз Кирмунд даже не пытался подготовить, пробудить страсть. Закинув мои ноги себе на бедра, резко ворвался внутрь тела. Мой болезненный крик задохнулся в его рту, не найдя никакого отклика. Мужчина врезался в мое лоно грубыми неистовыми толчками, проникая до основания, наказывая, добиваясь только собственной разрядки. А мне хотелось рыдать от собственной беспомощности и протеста.

Я больше не желала понимать и принимать его мотивы. Внутри снова пробуждались ненависть и жажда мести. Никогда не прощу ему того, что вот так взял меня сейчас — как шлюху, недостойную того, чтобы видеть в ней еще и личность, человека. В этот раз я не испытывала никакого удовольствия от близости с Кирмундом. Была только боль от его яростных движений внутри моего тела и желание, чтобы это поскорее закончилось. Когда он, наконец, извлек член и кончил мне на бедро, содрогнулась от гадливого отвращения. Показалось, что на мне просто справили естественную нужду.

Кирмунд отстранился и отошел, и я физически ощутила тяжелую гнетущую атмосферу, сгустившуюся вокруг него.

— Теперь будет только так, раз ты этого хочешь, — холодно бросил он и отвернулся. — Приведи себя в порядок и идем к остальным.

С трудом пытаясь сдержать рвущиеся наружу слезы обиды и боли, я кое-как вытерла травой следы его разрядки с собственного тела, одернула платье и попыталась привести в порядок прическу. С последним справиться оказалось труднее всего — шпильки рассыпались по земле, а из-за застилающей глаза пелены слез я почти ничего не видела. В конце концов, просто собрала волосы в пучок и глухо проговорила:

— Я готова.

— Отлично.

Он двинулся вперед, даже не сомневаясь, что последую за ним. Возникло сильное желание сделать назло и сбежать, но я отбросила его, как совсем уж глупое. Чего этим добьюсь? Даже если удастся уйти от него, в чем сильно сомневаюсь, то могу натолкнуться на опасность пострашнее. Нет уж, всему свое время. Сегодня торжествует он, но однажды ситуация изменится. Буду в это верить, и пусть эта мысль придает мне сил.

Эльма изменилась в лице при виде меня, когда я вслед за королем вышла на место привала — наверное, совсем уж жалкое зрелище увидела. Остальные старательно отводили глаза. Ретольф нахмурился, но ничего не сказал. Но представляю, что у него в голове сейчас творилось. Наверняка лишь укрепился в своем решении отправить Кирмунда на тот свет. И я была с ним в этом полностью солидарна. Сев рядом с подругой, тупо уставилась в пустоту, пытаясь совладать с клубящимся внутри вихрем эмоций.

— Поешь чего-нибудь, — мягко сказала Эльма, сунув мне в руку миску с кашей и мясом. — Ты ведь и утром ничего не ела.

— Спасибо, но что-то не хочется, — выдавила я, помотав головой.

Она только вздохнула. Кирмунд, злой и мрачный, сел поодаль от всех и теперь механически поглощал поданную ему еду. На меня он вообще не смотрел, словно я была пустым местом. И это еще сильнее злило. Я вздохнула с облегчением, когда мы снова тронулись в путь.

Надеялась, что этим вечером король не станет принуждать к близости и я хоть немного смогу прийти в себя. Напрасно. Сразу после ужина, который я все же съела, пусть и без особого желания, поднялся и велел мне следовать за ним. Ублюдок. Я едва сдержалась, чтобы не выкрикнуть это ему в спину. Но пришлось подняться и двинуться за Кирмундом, иначе с него станется выместить злость на Эльме.

Едва полог палатки опустился за нами, Кирмунд развернулся и схватил меня за плечи. Притянул к себе, глядя с каким-то странным выражением.

— Ненавидишь? — коротко спросил и стиснул зубы.

Я настолько удивилась, что не нашла что сказать. Кусая губы, стояла и смотрела на него, пытаясь понять, чего ждать.

— Ты разозлила меня сегодня днем, и я не сдержался, — каждое слово давалось ему с явным трудом. Он что оправдывается передо мной? Нахлынули двойственные чувства. Одновременно горечь и нечто щемящее, чему не могла дать объяснения. Ну вот почему он такой? Сначала все портит, а потом все переворачивает с ног на голову и находит оправдание самым своим диким поступкам. И от этого трудно ненавидеть его так, как должна. — Может, тебе станет легче от того, что сам я после этого чувствовал себя премерзко, — криво усмехнулся Кирмунд и прислонился лбом к моему лбу. Некоторое время мы стояли так, и я ощущала, как напряжение между нами утихает с каждой секундой. А внутри пробуждается непонятное тепло, которое и не надеялась уже почувствовать.

— Если тебе и правда жаль, что так поступил, то сейчас просто позволь мне уйти, — тихо сказала, боясь собственных эмоций, заставляющих снова испытывать притяжение к этому мужчине.

— Ты правда этого хочешь? — он скользнул губами по моему виску, опускаясь вниз.

Его губы накрыли мои так мягко и нежно, что у меня ноги подкосились от охватившей тело истомы. Проклятье. Что же он делает со мной? И неужели я настолько жалкая и слабая, что таю, стоит ему проявить хоть немного нежности?

— Да, хочу, — из последних сил выдавила, но когда он отпустил, сама же ухватилась за него, ничего не в силах с собой поделать.

Как же приятно было ощущать крепость его объятий вот в такие моменты. Когда от его силы не стоило ожидать боли или грубости. Когда можно было спрятаться в его объятиях и почувствовать себя полностью защищенной и укрытой от всего мира.

Кирмунд понял меня без слов и, не вынуждая еще и озвучивать свою капитуляцию, сам снова привлек к себе. Потом подхватил на руки и понес к постели. Осторожно опустив на нее, принялся покрывать нежными и томительно медленными поцелуями, бережно освобождая от одежды. То, как он действовал сейчас, настолько отличалось от всего, что было прежде, что у меня сердце сжималось в груди. Казалось, каждым своим движением он просит прощения за грубость, за злые слова, за ту боль, что причинил. И мое тело откликалось, снова наполняясь знакомыми чувствами к нему, той неудержимой тягой, что влекла именно к этому мужчине, выделяя среди остальных.

Разум еще некоторое время пытался возмущаться и упрекать за собственную слабость, но оказался бессилен. Когда же Кирмунд, наконец, оказался во мне, так осторожно, так томительно-плавно и медленно проникая внутрь и двигаясь там, я на некоторое время вообще потеряла ощущение реальности. Казалась себе единым целым с другим существом, не отделяя себя от него, будто у нас было одно тело, одно сознание на двоих. Обвив его руками и ногами, изо всех сил прижималась к нему еще сильнее, стремясь усилить это единение. То, что происходило сейчас, будто исцеляло, очищало от той черноты и грязи, что так долго копились внутри. Странное удивительное ощущение, о котором я точно знаю, что пожалею. Но это будет уже завтра. А сегодня у нас есть эта ночь. Волшебная, изумительная, от которой я не в силах отказаться…