История Болезни

Игорь Юрьевич Ревва История Болезни (рассказ)

Знаете, какие мысли, воспоминания и ощущения возникают у человека, когда ему на ночь глядя вышибают мозги из пистолета?..

Вы никогда не пытались ночью блевать с балкона второго этажа, и прямо на улицу? Не рекомендую. Потому что внизу могут оказаться двое молодых ребят, выворачивающих карманы у убитого ими прохожего.

Мои потуги их несколько изумили, а, опомнившись, один из них вытащил «магнум». А может быть, и не «магнум», может быть «ПМ» или ещё чего-нибудь другое — в темноте плохо видно было. Первое, что я подумал, что ребята обшаривают пьяного. Второе — что у пьяного не может быть такой, расползающейся из-под затылка по асфальту, кровавой лужи. Третье — что игрушка этого парня очень похожа на настоящий пистолет. Четвёртое — твою мать! Проблеваться не выйдет.

То ли пистолет был с глушителем, то ли я от неожиданности стал хуже слышать, но мне показалось, что всё происходило в полнейшей тишине. Из ствола вылетела пуля, подлетела ко мне и упёрлась в лоб. Я почувствовал её прикосновение, от которого кожу на лбу стянуло холодным ознобом. Потом пуля надавила сильнее, прорывая кожу и упираясь в череп. А потом я проснулся.

Лежу, укрывшись одеялом до подбородка. Дыхание тяжёлое, прерывистое и ненужное. Лицо покрыто холодной испариной. Провожу ладонью по лицу — ладонь делается мокрой. Всматриваюсь (внюхиваюсь и влизываюсь) — нет, не кровь, холодный пот. Вспоминаю сон, ощупываю лоб. Дырки, естественно, нет. Вообще нет никаких следов. А с чего бы им быть-то?! Сон, он сон и есть.

Поворачиваюсь на правый бок и перед моим лицом вдруг оказывается копна чьих-то огненно-рыжих волос.

Вы можете представить себе моё состояние? Засыпал я один, а проснулся… а проснулся уже не один.

На вид ей лет двадцать. Она трогательно спит. Я никогда не видел, чтобы спящая женщина была красивой, но почти всегда — трогательной. Полуоткрытые губки, красноватый рубец от подушки на щеке, неестественно закинутая за голову рука, согнутые в коленях ноги… Трогательна, да. Красивая — нет.

Откуда она тут взялась? Я её совершенно не помню. Как она попала в мою квартиру? Ведь вчера…

А что было вчера?

Водка, пиво, ликёр, водка, вино, водка, водка, пиво, водка… Нет, что-то я напутал с описанием порядка поступления. Но это неважно — все основные компоненты соблюдены довольно точно. Итог тоже вполне предсказуемый и настолько внушительный, что до туалета добежать не удастся. А балкон совсем рядом, раза в четыре ближе.

Второй этаж, три часа ночи, никто не заметит, а к утру обещали дождь.

Последняя рюмка была лишней. Седьмая, восемнадцатая и двадцать третья, разумеется, тоже. Но последняя была лишней особенно. Если бы не она, не пришлось бы бежать на балкон. Но допил я уже машинально, после ухода Толика. Настроение было гнуснейшее, а когда дверь за ним захлопнулась, я понял, что станет оно ещё хуже.

Я ни на секунду не усомнился в том, что Толькины слова — сплошной бред, вызванный самым обычным страхом. Никто не будет его искать, никакая-такая мафия или менты. Кому он нужен, Толик-то?!

Успокаивал я его весь вечер, как мог. Но так и не успокоил, хотя выпили мы всё, что он принёс, и всё, что у меня к моменту его прихода ещё было.

А потом, естественно, на балкон, поскольку до туалета мне всё равно не добежать. И на ходу придумываю себе оправдание — типа хочу с балкона Толику на прощание ручкой помахать. На деле же был способен лишь блевнуть ему вслед. Чтобы увидеть под балконом тех двоих, обшаривающих карманы у убитого ими…

У кого?

У Анатолия?!

ТВОЮ МАТЬ!!!

Тёмная куртка, джинсы, знакомая курчавая шевелюра… Лица не разглядеть. Но если даже и разглядел бы, вряд ли узнаю. Потому что после выстрела в лоб лицо у человека несколько меняется. Как, наверное, изменилось оно у меня, после того, как…

Нет, это не сейчас, это не здесь, это во сне…

Как же её звали-то? Ту рыженькую, со слегка вздёрнутым носом. И почему она обратилась именно к Тольке, а не в полицию? Больше доверяла журналисту, нежели людям в форме?!

Толька, естественно, мигом прибежал ко мне и вывалил всю эту кучу новостей — словно мешок колючек — на голову. А я, дурак, завёлся, как пацан.

Какое мне дело до того, кто и как отмывает свои бабки? Верно, никакого. Не мои бабки отмывают (хотя, конечно, жаль), ну и нечего мне лезть. Да я, собственно, и полезть-то не успел. Мы с Толяном только начали обдумывать, как бы покрасивее раскрутить это дело. И обдумывали целых три дня, до вчерашнего вечера. Пока Толька не позвонил ко мне и не выплюнул захлёбывающимся от страха голосом, что его хотели убить. Точно так же, как убили уже её. Кого убили? Ну, ту, рыжую девчонку, что тайно собрала информацию о своём шефе. Обо всех его махинациях. Как же её звали-то?

Приподнимаюсь на локте, потом сажусь. Осторожно склоняюсь над спящей в моей постели женщиной.

Молодая, рыжая, незнакомая, спит.

Оглядываюсь по сторонам. Нет, я точно у себя дома. Значит, это она ко мне пришла. Откуда? Кто такая?

Тихонько выбираюсь из постели, подхожу к стулу, где беспорядочно-развратной грудой прикорнули её шмотки.

Сумочка на спинке стула, кожаная чёрная сумочка на тонком ремешке. Замок едва слышно щёлкает. Кошелёк, зеркальце, косметичка, блокнот — не то. Салфетки, платок… Удостоверение.

Ермолаева Нина Григорьевна. Фирма «Старт», финансовый директор.

Не знаю такую…

Толик в азарте предложил обратиться к нашему шефу — Евгению Викторовичу. Но я его сразу же осадил. Не станет шеф влезать в эти дела, не нужно ему это. Мало ли какие махинации где проворачивают? А Евгений Викторович, к тому же, то ли двоюродным братом, то ли ещё кем-то таким приходится хозяину «Старта». А может быть, он и совладелец фирмы — кто их там разберёт? Но я у него на столе неоднократно видел фирменные конверты с эмблемой — синяя птица на фоне красной молнии, в обрамлении мелких буковок, гласивших: «Компания „Старт“». Так что, соваться к шефу — себе дороже. Тем более что он дурак. Хотя и невредный.

Нет, правда, он невредный человек, безуспешно пытающийся казаться эрудированным — всей его эрудиции хватает лишь на цитирование в подлиннике начала первой строчки известного Гамлетовского монолога. Однако он почитает себя весьма сведущим в литературных вопросах (во, как я изысканно про него сказал-то!). Правда, меня всегда тянуло в сон, когда он начинал испражнять свои заумные сентенции о бездарности Гоголя, плебействе Горького или подхалимаже Шекспира. Впрочем, не это послужило причиной того, что мы не захотел рассказывать обо всём Евгению Викторовичу. Конверты «Старта» гораздо более весомый аргумент.

Лучше, чтобы шеф вообще ничего пока не знал. И вообще — никто чтобы не знал.

Толька сразу же почувствовал себя партизаном, мрачно пригрозил вывезти всю свою семью за город — дабы чего не случилось, — а мне строго-настрого велел не распускать язык даже в постели со «своей рыжей Нинкой», как он сам выразился.

Я резонно заметил ему, что привычки такой не имею, а Нине — так вообще плевать на мою работу. У неё своих забот хватает, без задних ног домой приползает из своей фирмы. Финансовый директор, как-никак.

Тольку это успокоило, а может, и не волновало вовсе. Он посидел у меня ещё с полчаса, а потом умчался к той девчонке. И до следующего дня я о нём ничего не слышал.

Нина пришла уставшая и голодная. Она сердито оглядела остатки нашего с Толькой пиршества, покачала головой и пошла на кухню — разогревать обед. Героический поступок. Я бы на её месте удовлетворился остатками колбасы и сыра, благо он достаточно примелем.

Наскоро перекусив, она погромыхала посудой, изображая желание её помыть, затем вернулась в комнату, позвонила в свой дурацкий «Старт» насчёт каких-то кредитов, разделась, беспечно свалив одежду на стул беспорядочно-развратной кучей, и легла в постель.

Меня она даже не окликнула, хотя превосходно видела, что я на балконе. Наверное, она обиделась за беспорядок и за то, что я не вернулся в комнату, когда она пришла домой. Но я не мог. Я в это время был уже…

Нет, это не здесь, это не сейчас, это во сне…

В доме тишина. Лишь сонное дыхание это рыжей, свернувшейся теперь калачиком в моей постели. Спит. Ну, пускай пока спит, утром разберёмся, кто такая и откуда взялась…

Сумочка. Интересно, что же ещё там есть?

Оглядываюсь на рыжую. Спит. Крепко спит. Мне бы такой здоровый сон. Завидую.

Запускаю пальцы в её сумочку. Жевательная резинка. Конфета. Ещё одна. Ключи от машины. Ещё что-то тонкое, твёрдое, шероховатое…

Маленький квадратик дискеты. Той самой. Той самой, которую они разыскивали. Они перевернули весь дом, но так и не нашли её. Наверное, у них в мозгах не помещалась мысль о самом естественном — о том, что дискета могла быть в сумочке.

Они убили её выстрелом в затылок. Тело лежало в прихожей, весь коврик был пропитан кровью и чавкал под ногой, словно лужа подсыхающей грязи. Мы с Толиком осторожно пробрались в комнату. Чёрт! Нам ноги надо было уносить, а мы в сыщиков играть затеяли! Всё Толька, кретин — дискету искал, придурок.

Нашли мы эту дискету, в сумочке, как я уже говорил. И Толька забрал её с собой. Наверное, он ни на миг с ней не расставался. Потому что когда позвонил мне и сказал о том, что всю его квартиру перевернули, я сразу же понял, что там могли искать. А раз не нашли, значит, Толька дискету с собой таскал.

Он и ко мне с ней заявился. Иначе, зачем бы было тем двоим, под моим балконом, выворачивать у него карманы? Они наверняка дискету искали. А тут некстати я на балконе появился.

У них, видимо, шок был. Когда я со второго этажа принялся на них блевать. Точнее, делать попытки. Потому что отреагировали они достаточно быстро…

Блин, лоб как болит-то… С чего бы?..

Если бы Нина из своей фирмы вернулась чуть пораньше, она бы и на Тольку у нас натолкнулась. Не скажу, чтобы это привело её в восторг — особенно, учитывая его перепуганную физиономию. Хотя, Нина же и не знакома была с ним, лишь по моим рассказам и знала, что есть у меня такой приятель. А так, ни разу и не видела его. Нет, если хорошенько подумать, это нам с ним повезло, что она сегодня в своём «Старте» задержалась. Честно говоря, я и не помню, чтобы она говорила о том, что сегодня вообще ко мне придёт. Давно, что-то, она не заходит. Забыла меня, что ли?

Нет, это я так шучу глупо. Нина у меня занятая, крутая. Она никогда раньше одиннадцати домой и не приходит. Она же у меня финансовый директор, не как-нибудь. Ответственная работа.

Настолько ответственная, что у неё в руках, можно сказать, судьба всей фирмы и всех тех, кто там свои бабки прокручивает. Интересно, чего она с шефом «Старта» не поладила?! Наверное, не поделили что-то. Вот и стала она компромат собирать, дура.

Ничего лучшего не могла придумать, как с этим к журналисту обратиться. Да ещё к незнакомому, да ещё к такому, у которого шеф сам со «Стартом» повязан. Какого же результата она ждала?

Один мог быть результат. Вот он, кстати, и есть — на полу, в прихожей, головой на пропитавшемся кровью коврике для ног. И с дискетой, небрежно брошенной в сумочку, которую я оттуда извлёк, и которую потом забрал Толька. И из-за которой всю его хату переворошили. И с которой он заявился ко мне. Чтобы потом рухнуть под моим балконом с дыркой в башке. А я-то на балконе случайно оказался…

Вот, что странно — я совершенно не помню, как с балкона в комнату попал, да ещё — в постель. И откуда тут взялась эта рыжая?

Смотрю на неё. Кого-то напоминает. Чем-то похожа на ту, мёртвую, в прихожей. Ну, ясно, чем — тоже рыжая. Но та была мёртвая, а эта живая. Ту я только мёртвой и видел. А эта — живее всех живых. Живая…

Живая?..

Тьфу ты, чёрт! Живая, конечно! Вон, сопит как…

Осторожно забираюсь в постель, касаюсь ладонью шелковистых огненных волос. Пальцы поглаживают её тёплый затылок. Что-то чувствую под пальцем, словно углубление какое-то или крошечная дырочка…

Она сонно мычит, начинает ворочаться. Отдёргиваю руку. Ложусь. Замираю.

Хорошо, что Нина давно не заходит. Застала бы у меня эту рыжую, финдеректора, фирмы «Старт»…

Голова болит. Сильно болит, с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Никак не могу сосредоточиться. А сосредоточиться надо. Потому что что-то не так. Где? Везде. Не могу понять.

Чёрт, голова болит… Раскалывается аж… Нет, нельзя столько пить. А уж мешать всё то, что мы с Толькой мешали — несовместимо с жизнью.

Сжимаю виски руками, начинаю массировать. Не помогает. Потому что болят не виски, а лоб. Провожу рукой по лбу. И здесь что-то не так.

Что-то не так…

Палец нащупывает…

Что это?!

Какие мысли, воспоминания и ощущения возникают у человека, когда ему на ночь глядя вышибают мозги из пистолета?..