Истории, которых не было

Посвящается моей маме, которая научила меня видеть воображаемых кур.

НЕСКАЗКИ

РУСАЛОЧКА

Почему дети верят в сказки? Потому, что умные. С годами мы катастрофически глупеем, и, как следствие, перестаем понимать: то, что мы привыкли считать сказками, на самом деле, не выдумки, а самые что ни наесть документальные хроники. Другой вопрос, что нам сейчас их байки двухсотлетней давности кажутся чушью несусветной. По нонешним то временам всё по-другому. Бодрее, веселее и безжалостнее.

Была она девчонка, как девчонка, только с хвостом, потому, что русалка. Жила, как положено, в море-океане (ничего тут особенного, некоторые, вообще в коммуналках живут), корабли иногда топила, но не со зла, а так, расшалившись не в меру и хлебнув, втихаря от взрослых, старого испанского рома, запасы коего не переводились на затонувших пиратских кораблях. Ничего не поделаешь – возраст.

Поговаривают, что отец-Нептун, с горя чуть не затопил Новую Зеландию, когда, сто семьдесят лет назад, у него родилась тринадцатая по счету дочка. Потом, понятно, привык.

С сестрами Русалочка ссорилась редко, чего делить то? Днями и ночами носилась с мальчишками-тритонами по отцовским владениям, охотилась на тюленей, ныряла за жемчугом в самые глубокие гроты, ладила со всеми, флиртовала с каждым из них по очереди, чтобы было, о чем потом с подружками-нереидами потрепаться.

Переходный возраст пережила благополучно, можно сказать, без особых потерь; выросла своенравной пофигисткой, упрямой и опасной, как морской скат, прохладной и стремительной, как подводное течение. Приручила огромную белую акулу Аську, остригла русалочьи, до пят, волосы по человечьей моде, сделала вокруг пупка татуировку в виде морской звезды, часами сидела в Интернете (куда ж без него) Здесь, как раз, и начинается моя правдивая история.

На каком-то сайте знакомств выцепила наша Русалочка… правильно – прекрасного Принца. Самого взаправдашнего, красавчика, спортсмена, единственного сына нефтяного короля из России. Вот и пришлось Русалочке назваться русским именем Вероника, оно ей и не нравилось, вовсе, написала, сдуру, первое, что в голову пришло, менять не стала.

Пошла переписка, обмен фотками, любимыми записями, и т.д., и т.п., и, в конце концов, неотвратимое, как весеннее обострение у шизофреника: «давай встретимся!»

Девочка, понятное дело, в панике. Рванула верхом на Аське в Красное море к своему приятелю, который из людей. Звали его то ли Саул, то ли Саид, был он нищим пляжным фотографом, философом-самоучкой и запойным пьяницей (типаж такой же вездесущий, как вышеупомянутый Интернет) Выложила ему за бутылкой дешевого алкоголя всю эту лирическую историю, и выразила твердое желание повидать Интернет-избранника. Саид потер трехдневную щетину, прикинул: не стоит ли связать дурищу и сдать на руки папаше; наконец вытащил из недр замызганной палатки книжку Г.Х. Андерсена и отрубился мордой в ананасы.

Напугать он её хотел! Щ-щ-ас! Ничего себе сказочка, несмотря на массу глупых подробностей, которые Вероника сразу отбросила, уяснив главное: все реально. Если не сидеть на попе ровно, а шевелить поактивнее этой эрогенной зоной. Вот, только обратной дороги не будет. Никогда. Ни для кого.

Девяносто девять и девять десятых процента всех известных мне русалочек ограничились бы депрессией и, заведомо несостоятельными, попытками суицида. По счастью, наша героиня плевать хотела на подавляющее большинство. Не знаю, где она нашла нужную ведьму, как договорилась со старухой (чудесного голоса-то, чтобы поменять на зелье, как описано у Ганса Христиана, у неё с роду не было), но через пару месяцев Русалочка с предусмотрительно упакованными в полиэтиленовый мешок шмотками, пятьюдесятью баксами (заначка фотографа) и пузырьком ведьминой отравы уже рассекала мощными гребками пресную водичку Финского залива, брезгливо отмахиваясь от пластиковых бутылок.

Выползла на бережок, бывший, по случаю буднего дня и паршивой погоды, практически безлюдным. Откупорила флакончик и… (будь она постарше, знай, что превращаться во что бы то ни было, даже самое прекрасное – процесс болезненный и, с виду, не аппетитный – так, до сих пор, и сидела бы над этой бутылочкой в тоске глубокой; но отсутствие житейского опыта, целеустремленность и несокрушимое душевное здоровье сделали свое дело) тяпнула залпом.

Застиранная футболочка цвета хаки и ярко-желтая бейсболка прижились на теле сразу. Сложнее было попасть новенькими ногами в старенькие бриджи и раздолбанные кроссовки с разноцветными шнурками, но справились и с этим. Ноги, к слову сказать, отросли качественные: длинные, крепкие и не слишком волосатые.

Часа через три Русалочка, окончательно превратившаяся в Веронику и ощутившая все прелести езды автостопом, шлёпала через потягивающийся с утра город к месту встречи.

А теперь хотите – верьте, хотите – нет, только Принц оказался в точности таким, как на фотографиях. Следом за ним медленно шуршал длиннющий лимузин, и катился здоровенный джип с лысыми мордоворотами – свита королевская. И никакой иноземной принцессы у него на примете не было. То есть – может и была, но как только скинула Вероника свою кепочку, тряхнула стриженой головой, да зыркнула буро-зелеными, как саргассовы водоросли глазами, забыл парнишка про все на свете.

Дальше было как в кино – быстро и красиво.

Мороженое в Летнем саду, модные ночные клубы, поцелуи на фоне разведенных мостов, знакомство с родителями, совместные обеды и барбекю, поездка в ювелирный магазин и…

И всё. До свадьбы дело не дошло. Сбежала невеста, можно сказать, прямо из-под венца. Влюбилась в чистильщика бассейнов, приходившего в королевский дворец два раза в неделю на работу. Он, кстати, оказался ещё и художником, не признанным, разумеется, гением. С ним и ушла наша Русалочка из королевского дворца, ни разу не оглянувшись.

Тут и сказочке конец. Живут себе тихонечко в далеком пригороде, картошку растят, двоих детей воспитывают. В общем, жуткая история.

Да, а Саул-Саид (или, всё-таки Абдула?) умер однажды ночью в своей задрипанной палатке, потому, что любил эту самую Русалочку. Или Веронику. Чёрт их обеих разберет.

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ

Некоторые скажут, что хорошо, мол, быть принцессой, и я с ними, в целом, соглашусь. Сиди себе у окошка – жди суженного, и никаких тебе хлопот! Чем не житьё!? Конечно, иная может так полжизни просидеть безо всякого заметного результата, но это – если папа, к примеру, кузнец или младший менеджер, а когда родители королевских кровей, то и отношение со стороны претендентов совсем другое. Активное, я бы сказал, отношение и неподдельно искреннее.

А нашей Принцессе, той о которой речь пойдет, семейная протекция и вовсе ни к чему была. Хороша выросла девка: глазищи лисьи – желто-зеленые, полупрозрачные; брови-ниточки, и сама тоненькая и легкая, как голос перуанской флейты. В общем, удалась наследница от кудрявой неприкрытой макушки до пяток, обутых, обычно, в высокие шнурованные ботинки с подкованными каблуками, оставлявшими глубокие борозды в грунте проселочных дорог, по которым она гоняла с утра до ночи без шлема и глушителя на своем кроссовом «Ирбисе» в компании местных обормотов. В промежутках между заездами играла с поварятами в футбол и городки, вязала для всех желающих смешные полосатые шапочки, гасила в королевском тире восемь свечек из десяти из маленького, почти игрушечного арбалета с титановыми блоками, мухлевала в подкидного дурачка и посещала закрытый элитный клуб «Призрачная сакура» для ценителей японской культуры. А когда венценосные родители, утомленные её бурной деятельностью, сажали дочуру под домашний арест, предлагая посидеть и спокойно поразмыслить о судьбе государства, она запиралась в своих покоях и слушала на полной громкости Вивальди и «Rammstein», либо обрушивала из окна на головы прохожим пространные цитаты из Стриндберга и Кастанеды.

Жених, разумеется, в наличии был. Тоже, разумеется, Принц, наследник, жгучий брюнет с почти полным высшим образованием, то есть, парень – что надо! И, хотя сговорили их, как водится, родители еще в младенчестве, они друг дружке вполне симпатизировали. Он дарил Принцессе на именины хромированные диски для мотоцикла, а она не стала падать в обморок за компанию с обеими королевами, когда её суженый объявил о своем решении послужить отечеству в чине сержанта королевской гвардии. Обещала дождаться и обещание держала по-королевски честно – с другими парнями никаких вольностей, кроме спаррингов на катанах и нагинатах, себе не позволяла. Тем более, что срок службы подходил к концу, день свадьбы был уже назначен, гости званы, платье готово, а организатор торжества давно и плотно сидел на транквилизаторах. Ни что, как говорится, не предвещало…

И, все же случилось… От Принцессы, конечно, попытались эту печальную новость скрыть, но, шила в мешке не утаишь. То ли, сорока ей на хвосте принесла, когда сидела у окошка с томиком любимых стихов, то ли в интернете наткнулась случайно, когда заказывала херес, клубничное желе и стриптизера на девичник, только узнала принцесса, что нареченный её вляпался в довольно таки неприятную историю. Отправился, как это бывает с мальчиками, воевать за справедливость, да, в неравной битве со злом был ранен и попал в плен к ужасному беспощадному Дракону.

Весь день, весь вечер, плавно перешедший в ночь, министры безопасности и иностранных дел обоих королевств ломали свои умудренные опытом и убеленные сединами головы над непростой, прямо скажем, ситуацией. Ждали политических, так сказать, ходов от Дракона: требование выкупа, например, или монополии на табачное производство или еще что-нибудь похуже. Но победитель гордо молчал, государственные мужи скребли затылки, принц томился в темнице, а Принцесса колотила пяткой в дверь комнаты, в которой ночевали придворные поварята. Разбудив и вытащив из теплой постели сонного и взъерошенного нового помощника младшего мастера кондитерского цеха, потащила его к предусмотрительно запертому королевскому гаражу. Новенький жил во дворце всего пару недель и был самым тощим из кухонных работников, так что мог пролезть, в случае необходимости, в крошечное окошко под крышей. Но этого не понадобилось, так как парень заочно учился в колледже, получая специализацию монтажника охранных систем, и отключил суперсовременную дворцовую сигнализацию, практически, не просыпаясь, за что получил от хозяйки два билетика на рок-концерт и отправился обратно – досматривать сны.

Покосилась Принцесса с легкой грустью на свой любимый питбайк, не пригодный для дальнего путешествия, вздохнула и прицепила нехитрое свое барахлишко к старенькой, но прекрасно отлаженной отцовской « Jawa Dakar». Взялась за руль и поволокла двухсоткилограммовую махину по дороге, подальше от дворца, чтобы шум раньше времени не поднимать. Откатилась километра на полтора, утерла пот шелковым платочком с монограммой, вскочила в седло и понеслась по ночному проселку спасать своего будущего супруга.

В сказках принято писать: «Долго ли, коротко ли…» Я, тоже, точно не скажу: сколько времени ушло на дорогу, а только, в конце концов, добралась наша путешественница до ворот огромного, отстроенного по индивидуальному проекту, логова Дракона. Во-двор въехала беспрепятственно, потому, как из охраны имелся один сторож-студент, так плотно зависший в какой-то он-лайн стрелялке, что в реале не замечал уже даже красивых девушек на туристических эндуро, с мечами и арбалетами у седла.

На вопрос прекрасно вышколенной секретарши: «А Вы по какому делу»? – коротко бросила: «По личному»! – и прошла прямо в конференцзал, где хозяин дома проводил небольшое производственное совещание с персоналом, по поводу предстоящего торжества, посвященного победе над благородными рыцарями (к числу коих и относился, как раз, наш Принц). Дракон посмотрел на влетевшую следом за девушкой секретаршу многообещающе. Так, что она сразу попрощалась с вожделенными рождественскими бонусами, на которые рассчитывала съездить, наконец, в теплые края. На саму принцессу он, вообще, не взглянул. Оно и понятно: это ведь, только, в криминальных новостях врут, что, мол, драконы, сплошь и рядом, воруют молоденьких девиц. Мы-то с вами знаем, что, на самом деле, красавицы в очередь выстраиваются, чтобы попасть во дворцы к чудовищам. Еще и приплатят тому, кто им поможет. Иначе – откуда, скажите на милость, у драконьих лакеев спортивные автомобили с открытым верхом?!

Пока наша героиня с любопытством разглядывала помещение, оформленное дизайнером в стиле шеби-шик, плешивый начальник службы дворцовой безопасности торопливо шептал что-то на ухо шефу, размахивая руками и виновато покашливая. Выслушав его, Дракон уставился на нежданную гостью с некоторым любопытством.

– Таак, – протянул он, почесывая кривым когтем шершавый черный нос, – за своим бойфрендом, значит, явилась?

– За женихом, – подтвердила она, и добавила, без особой, впрочем, надежды, – может, по-хорошему отдашь?

– Таак…, ясно. По-хорошему, деточка, не могу, воспитание не позволяет.

Зверь ухмыльнулся, выпустив из-под губы струйку дыма.

– Тогда – будем биться!

– Ага, будем…

Чешуйчатый палец вытянулся в сторону колчана с торчащими из него стрелами.

– Отравлены?

– Нет, – слегка растерялась девушка.

– Не хорошо, – огорчился Дракон, – кто же на нас с неотравленными ходит? Я же не человечек, милая, меня до сердца не пробьешь, а с ядом – от одной царапины…, неосторожно, не-ос-то-рож-но, – продолжал сокрушаться людоед.

Но наша Принцесса с детства не терпела нотаций. Она перекинула в правую руку длинный шест с острым клинком на конце и покосилась на толпу сотрудников, сгрудившихся за её спиной.

– Не мешать, – цыкнул на них хозяин.

Толпа шарахнулась к стенке. Он, конечно, мог и не предупреждать. Вмешиваться никто не собирался – дураков нет, за зарплату помирать. Во всем должен быть порядок: пока герои со злодеями дерутся, прислуга тырит столовое серебро. Так уж заведено.

Принцесса взмахнула мечом, Дракон оскалил зубы, и началась битва. Оказалась она жестче и уродливее, чем представляла себе Принцесса, и тяжелее, чем рассчитывал Дракон. Когда бойцы выбрались на двор, из его шкуры торчало штук десять арбалетных стрел, одна лапа волочилась по земле, гребень перекосился на бок. Его противница выглядела, однако, не многим лучше: прическа сбилась, о маникюре я уж и не говорю. Такое, конечно, любую пацифистку выведет из себя! Девушка ловко увернулась от огненного выхлопа, наступила каблуком на шипастый хвост и прицелилась последней стрелой прямо в горло отвратительной твари. Но остановилась: не каждый день приходится убивать живое существо, хотя бы и столь омерзительное, коварное и недостойное.

– Сдавайся,– приказала она (опять же, безо всякой надежды)

– Сдаюсь, – неожиданно согласился загнанный в угол хозяин замка.

Отточенный наконечник опустился, но тут же снова дернулся вверх.

– А не врешь?

– Что я – дурак что ли?! Или рыцарь, чтобы подыхать зря прямо перед ужином!

– Тогда прикажи освободить моего жениха! – она никак не могла поверить в свою удачу.

– Да, вон, тащат уже твоего красавчика.

Действительно, расторопная дворцовая прислуга вела, поддерживая под руки ослабевшего Принца.

– Спасибо! – осторожно улыбнулась победительница.

– Не за что, – буркнул Дракон, – а теперь, деточка, сделай одолжение – сойди с моего хвоста, – он едва заметно поморщился.

– Ой, простите! – Принцесса убрала ногу и слегка покраснела. Хотела что-то сказать, но молча повернулась и побежала навстречу своему спасенному жениху.

Путь домой был для наших голубков, в буквальном смысле, устлан цветами. А как же иначе! Люди любят вдохновляющие истории о торжестве добра над злом, даже если они высосаны из пальца, а тут – чистая правда и главные герои налицо. Не обошлось, конечно, без некоторых недоразумений, вроде нападок со стороны защитников прав животных, но это все пустяки, как говорится: дело житейское.

Возвращение было триумфальным и своевременным. То есть, поспели прямо к назначенному дню свадьбы. Въехали на пенящуюся цветами и полную гостей Дворцовую площадь и притормозили возле невообразимых размеров праздничного торта.

Распорядитель дал отмашку музыкантам, и на трибуну стали выходить по очереди: короли-отцы с речами о будущей надежде и опоре обоих государств, королевы-матери с пожеланиями счастья чудесным детям, Принц с благодарностями в адрес прекраснейшей из невест и парой армейских анекдотов для заскучавшей было публики и, наконец, сама героиня сегодняшнего торжества, от которой, в принципе, уже ждали только одного слова: «Да!» Но тут-то и случилось то, чего в сказках обычно не бывает.

Принцесса поблагодарила всех присутствующих за теплые слова и объявила, что свадьбы не будет.

Толпа притихла, поперхнувшись заготовленным, «Горько!» Принцесса легко сбежала со ступенек к растерявшемуся от такой нетривиальной развязки Принцу, пробормотала смущенно, что он, мол, встретит еще свое счастье, чмокнула его в щечку, сунула ему в руки свой любимый арбалет с единственной не использованной стрелой (больше-то на память оставить было нечего), вскочила в седло и …, когда дым из выхлопной трубы рассеялся, её уже и след простыл.

Она неслась по дважды проезженной дороге, не останавливаясь и не отвечая на звонки, пока не добралась до замка, ставшего главной ареной недавних событий. В ворота на сей раз врываться не стала, а пошла, оставив мотоцикл у обочины, через лес. Остановилась возле главной башни, посмотрела на единственное окошко под самой крышей и замерла в раздумье. Вы уже поняли, что бедная девочка по уши влюбилась в ужасного беспощадного Дракона! И, как это бывает даже с самыми умными и отважными девочками, не знала: что ей теперь делать. Войти не хватало храбрости, уйти – не хватало сил. Тучи проклятых со времен наших прародителей вопросов клубились в её хорошенькой головке: «А что я скажу?» «А как он посмотрит?», «А удобно ли девушке первой?» « А, может, ему принцессы не нравятся?» «А что я о нем знаю, может он, вообще, женат?» «Ну, что за пара – Прекрасная Принцесса и Отвратительное Чудовище?» и так далее, и тому подобное.

По всему выходило, что любить озлобленного зверя куда тяжелее, чем с ним драться.

Неизвестно – до чего додумалась бы наша умница, если бы её нелегкие размышления не были вдруг прерваны внезапным резким уколом под левую лопатку. Отточенный наконечник арбалетной стрелы легко пробил незащищенную спину, и Принцесса молча упала лицом во влажный мох у подножия драконьей башни.

Вот, и всё! Тут, как говорится: и сказочке конец…

«А что же Дракон?», – спросите вы, – «Как сложилась дальнейшая судьба злодея, после этого инцидента?»

Да, нормально. Подлечил лапу, поправил в гребень в клинике пластической хирургии. Продолжает воевать в свое удовольствие с доблестными рыцарями. В свободное время пишет лирические стихи для женского журнала под псевдонимом Poussin mignon.

Судьбой Принцессы он никогда не интересовался.

КАРАСЬ

Егор немного потоптался на крыльце, ёжась от сырого прохладного ветра, выплюнул сливовую косточку от столовского компота и не спеша направился к морю.

Миновав малолюдную набережную, вышел на дикий пляж, лениво щелкнул "мыльницей" в сторону едва различимого горизонта, покрутил в руках новенькую пачку "Kent", но распечатывать поленился и зашагал в сторону молочных с серыми подтеками скал, до которых собирался добраться с самого приезда.

Приехал он позавчера вечером, и в темноте, черные неровные силуэты на фоне лунных отблесков показались ему таинственными, хранящими вековые тайны, сулящими приключения и романтические встречи. Чего только не придумаешь, уставши от долгого перелета, подкрепленного хорошо выдержанным виски без закуски и содовой. Но беспокойная ночь на новом месте, на непривычно мягком матрасе гостиничного номера и мутное, с настырной головной болью утро значительно понизили романтический градус. Весь вчерашний день Егор просидел на общей веранде, кивая незнакомым пока постояльцам, просматривая новости, набрасывая черновик пресс-релиза конференции, на которую он, собственно, и приехал в это захолустье, и, лишь изредка, бросая взгляд на потускневшее при свете дня величие пейзажа.

Сегодня ничего особо не изменилось. День был так же хмур, как и предыдущий, что не удивительно для позднего межсезонья, только голова перестала болеть, и то – радость. И отправился он в это путешествие, оказавшееся, кстати, длиннее, чем казалось в начале, не из-за минутного позавчерашнего очарования, а ввиду отсутствия иных развлечений и по привычке выполнять то, что записано в календаре. Работа корреспондента, пребывающего в вечных разъездах и перманентном цейтноте, разгильдяйства не предполагает, что бы ни думали по этому поводу те, кто смотрит на это дело со стороны.

Вблизи каменная стена уже не казалась такой гладкой и неприступной. В самом верху темнели овальные проемы. То ли пещеры, то ли катакомбы. Как бы там ни было – Егор решил взглянуть поближе. Желания карабкаться по пыльным камням не было. Не было, вообще, никаких желаний, но …, заняться все равно нечем, а фотографии сверху могли получиться интересные.

Он со вздохом посмотрел на свои «шлёпки». За полтора суток он так и не собрался купить подходящую обувь. Хорошо – хоть куртку догадался привезти. В начале подъем казался легким, но, одолев примерно две трети пути, Егор запыхался, и принес очередную нерушимую клятву: начать бегать по утрам.

На верху ветра, как ни странно, не было. То ли стих, то ли заблудился в длинных тоннелях, уходивших внутрь массива.

Проемы тянулись вдоль длинной прибрежной стены, давая достаточно света, чтобы можно было рассмотреть огромную залу, созданную, по всей видимости, самой природой, для своих, ей одной известных целей. Там, впрочем, не было ничего интересного, и Егор выглянул из ближайшей дыры, надеясь схватить неожиданный ракурс, необычный кадр для своей любительской коллекции, которой он втихомолку гордился. Но ничего вдохновляющего не увидел, только тучи стали как будто тяжелее. Отсюда было видно, что море не везде вплотную подползает к подножию скал. Кое-где камни отступали, образуя маленькие одноместные пляжики, добраться до которых можно было только по воде. На одном из таких песчаных островков валялся старый буй, ржавый, запутавшийся в собственном тросе. Не далеко от него, на сыром буром песке тускло поблескивал маленький, неидентифицируемый с такой высоты предмет. Егор высунулся из своей амбразуры так, что чуть не сорвался вниз. Что бы это могло быть? Скорее всего – обычный рубль, брошенный туристом "чтобы вернуться", или пуговица, или блестящая подвеска от купальника, или другой какой-нибудь хлам. А вдруг – старинная монета, или кусочек янтаря с доисторической мошкой внутри, или осколок античной керамики… В любом случае, там лежала и поблескивала загадка. Отмахнуться от неё из-за плохой погоды, крутизны стен и неудачной обуви специальный корреспондент с шестнадцатилетним стажем не мог. Спуск оказался труднее подъема, и часть пути пришлось преодолевать сидя, поэтому, спрыгнув на песок, Егор покрутился на месте, проверяя – целы ли штаны, и только потом направился к бую.

Предмет, привлекший его внимание, при ближайшем рассмотрении оказался мелкой рыбешкой с колючим плавником и выпученными глазами.

–Тьфу, ты! – вслух произнес Егор, посмотрев на почти отвесную стену, которую он только что преодолел на собственном заду.

– Карась!

Он повернулся, чтобы уйти, но хрипловатый баритон его остановил.

– Сам карась! – прозвучало у него за спиной.

Он повернулся, но берег, как и прежде, был безлюден.

Рыбка чуть шевельнула хвостом.

– Что рот раззявил? Какой я тебе карась? Я Толик.

У Егора слегка задрожали колени, и очень захотелось проснуться. Это был единственный хороший вариант. Другие не годились, так как имели красивые латинские названия и ассоциировались с медицинскими заведениями закрытого типа. Щипок с вывертом не помог и он, присев на корточки, поднял камень, прицелился и с размаху врезал себе по ноге.

– По голове себе стукни, бестолочь,– проворчала рыбешка.

Боль в ушибленной ноге уходила медленно.

Рыбина смотрела недовольно и насмешливо.

– Между прочим, вежливые люди в ответ называют своё имя. Или тебя не учили? Так погугли слово "вежливость".

После слова "погугли" от полудохлого карася Егор начал тихо икать, но попытался соблюсти приличия и представиться.

– Г…, Г…,Георгий Александрович Голован, специальный корреспондент журнала "Мир открытий".

Профессиональный журналист смотрел на своего собеседника, не находя слов для продолжения беседы.

– Да, закрой ты уже рот, мир открытий. А то, как рыба на суше. Понял шутку? – Толик довольно захихикал, – ладно, давай уже, не тяни. Загадывай и разбежимся. Ты на сушу, я на море. Некогда мне тут с тобой.

– А…, что загадывать?

– Нептунова задница! Включи, наконец, голову. Желание! Желание загадывай, гений! Ты что, первый класс не окончил?

– А зачем? Примета что ли такая?

– Всё! Окончательно охмурел. Не выдержал нервного потрясения, – прохрипел Толик, – Какая к креветкам примета?! Я золотая рыбка. Я его исполню и буду, наконец избавлен от общения с тобой, идиотом.

Тут профессор кафедры журналистики, отец взрослой дочери и, вообще, приличный человек заржал. Не засмеялся, а именно заржал, загоготал, как гогочут порой пьяные мужики над собственными сальными шутками. Резко осекся и перегнулся через ближайший валун – его тошнило. Вернувшись на прежнее место, он увидел стоящую на песке бутылку минералки.

– Рот прополощи, истеричка. Воняешь, как свинья, – Толик сердито щелкнул хвостом, – это тебе бесплатная промоакция для убедительности.

Холодная шипучка подействовала как сильное успокоительное. "Мы на семьдесят процентов состоим из воды", вспомнил профессор Голован школьную программу.

– А Вы… э…, Анатолий любое желание можете исполнить?

– Только реалистичные и конкретные.

– Это как?

–До чего же вы все непонятливые! Медузы, ей Богу умнее. Реалистичные – это те, которые не позволят вам нарушать имеющуюся парадигму существования вашего мира.

– А вам можно нарушить?

– Мне – да.

– А есть миры с другими парадигмами?

– Любопытной Варваре нос оторвали, – проворчал Анатолий,– короче, волшебную палочку я тебе не подарю и самого в волшебники не переквалифицирую.

– Жалко. А конкретные это как? Бутылка газировки?

– Тебе дураку жалко, а человечеству сплошная радость. Конкретные – это не абстрактные. Счастья просить бесполезно, а физического здоровья, как в двадцать лет – вполне можно. Всё понял, горе луковое?

Егор задумчиво кивнул.

–Дык, не тяни, загадывай. Мне домой пора. Хочешь денег миллиард? Или больше могу!

– Погоди-ка! Если ты денег наколдуешь, они же фальшивые будут. Там же знаки номерные.

– Обижаешь! Никаких проблем с законом не имеем. Миллиардер какой-нибудь перед смертью решит оставить всё первому встречному, а встречным будешь ты.

– То есть ты человека из-за этого убьёшь?

– Ну, что ты несешь, балаболка! Как будто люди только по моему повелению помирают. Подходящего подберем.

Потемневшее море методично вылизывало прибрежные камушки. Егор вспомнил вдруг, как много лет назад стоял в кабинете директора нефрологического центра. Платного. В бесплатных на пересадки была такая очередь, которой не дождалась бы его маленькая тогда дочка. Молодой отец, умолял, угрожал, обещал подписать любое долговое обязательство, предлагал пересадить свою почку. В ногах валялся… Потом нашлись добрые люди, отправили девочку на лечение за границу, но ответ директора, не старого еще человека в модных очках, с красивыми аристократическими руками он запомнил на всю жизнь: "Вносите деньги – проведем лечение. У нас не благотворительная организация. У меня своих проблем хватает".

Он отвел взгляд от круглых немигающих глаз нового знакомого.

– А если я закажу. То есть – пожелаю.

– Чего пожелаешь?

– Убить кого-нибудь.

– Надо же, какой кровожадный, – протянул Толик, – я-то смогу, а ты?

– Что я?

– Жить с этим сможешь?

– А ты кто? Священник? – буркнул Егор.

– Не, я любопытный просто. Вы люди такие одинаковые. Убью, если хочешь, мне пофигу. Называй имя и готовь венок.

Пару минут оба молчали.

– Анатолий…,

– Толик я!

– Хорошо, Толик. А что вообще загадывают?

– Разное. Чаще всего деньги. Бери миллиард, Георгий Александрович, не прогадаешь.

Профессор Голован призадумался. Он не был бессребренником, всегда понимал, что без денег хорошо будет только при коммунизме, который мы бросили строить в конце восьмидесятых. Но ему вдруг стало жаль потратить такой уникальный шанс на банальное бабло. Захотелось чего-то большего. А, вот, чего?

– А кроме денег?

– Что: кроме денег?

– Кто-нибудь просил, например, вечной молодости?

– Конечно, просили. Я же говорю: Вы все одинаковые, как уклейки в стае.

– Значит сейчас среди нас есть бессмертные?

– Ххе! От несчастных случаев-то я не страховал. Один догадался попросить молодости и неуязвимости, так живет. В Небраске.

– И что он делает? Миллионер наверно? Или ученый?

– Безработный алкаш. Живет в фургоне на пособие.

– Как?!

– Так! Вы же жопами шевелить начинаете только перед угрозой смерти. «Ой, как мало времени! Ой, надо успеть! Ой, что я после себя оставлю!» А у него этой угрозы нет, вот, и не торопится мужик.

Егор смотрел на серую с алюминиевым отливом воду, становившуюся по мере удаления от берега, свинцовой, как не небо, так, что линию горизонта можно было только угадывать. Можно, конечно, пожелать чего-то глобального. На пример: чтобы разом исчезло оружие массового уничтожения. Но во что это выльется? Очевидно, что никакого "мира во всем мире" не наступит. Начнется мировая истерика, гонка вооружений с нуля, обнищание населения, местные вооруженные конфликты, которые прекрасно обходятся простыми и надежными "калашами" и тесаками для резки сахарного тростника, и еще, наверняка, много того, что он и вообразить сейчас не может. Нет. Сделать этот мир идеальным, имея в арсенале одно желание, невозможно. Как, если сильно потянуть за одну нитку запутанного шерстяного комка, узелки внутри затянутся еще туже. Желать себе счастья нельзя – абстрактно. Понять: что конкретно сделает счастливым его лично – задача всей жизни. Большинство умирают, так ее и не решив. К тому же, его судьба не тянется по своей, изолированной колее, она переплетена, связана, перепутана со многими другими судьбами, от которых тоже зависит его счастье. Что пожелать для них, когда он даже подарки к празднику никогда не умел выбирать.

– Что, Георгий Александрович, о великом размышляете?

– Не без этого, Анатолий…, как вас по батюшке?

– А хрен его знает!

Толик закашлялся. Тучи стали почти черными с лиловым отливом. Потемнело, хотя стрелки часов едва перевалили за полдень. От скалы отделилась антропоморфная фигура в остроконечном капюшоне, за ней вторая и третья. Из-за камней были видны только верхние части тел. Они двигались вдоль стены с лева на право, и скоро должны были показаться целиком, но перед ними на песок выпрыгнуло приплясывающее ярко-желтое пятно, тянувшее за собой тонкий бледный луч. Следом за ним появились ноги. Три пары ног в одинаковых обтягивающих джинсах и кроссовках с зеленоватыми люминесцентными вставками. Через несколько секунд молчаливая процессия скрылась за ближайшим выступом.

– Во! – Толик опять закашлялся, – подростки из лесхоза в поселок топают кино смотреть.

– Кино, – протянул Егор, – а славу мировую многие загадывали?

– Само собой. Ты ж видишь – сколько говна на глянцевых обложках. Ты, Александрыч, видать, жирно живешь, раз так долго думаешь. У кого явная, так сказать, недостача, те не мудрят. Не так давно один, как услышал про желание, так сразу заорал: "Хочу чтобы без Виагры всё работало!" Убежал счастливый. Вот, что значит – приперло человека.

–Да, – кивнул Егор, – это проблема серьезная. А что бы ты делал, если бы тебя нашел маньяк, или сумасшедший мизантроп? И желание у него было бы действительно кровожадное?

– Почему "было бы"? – усмехнулся Толик, – было. Всякие встречались, всякое загадывали. Чтоб никого живого не осталось, кроме него любимого, конечно. Ну, и каждой твари по паре.

– Ты сейчас пошутил, да?

– Очень мне интересно с тобой шутить.

Рыбьи жабры надулись, выставив острые края.

– Раньше-то больше было простых желаний. Деньги, власть, здоровье, а с прошлого века каждый третий какой-то хитровывернутый, вроде тебя. Одна хипуха пожелала в собаку превратиться, потому что собаки, мол, лучше людей.

– А что я? Я так креативно не мыслю, думаю: как бы с единственным желанием не промахнуться. Что тут хитрого? Жадничаю, хапнуть хочу побольше.

– Это хорошо. Жадность для людей – показатель душевного здоровья. А то тут один думал долго, а потом решил, что ему ничего не надо, что он счастлив, а свои желания сам исполнит. Ну, не идиот?!

Егор неопределенно помотал головой. Он, как раз, прикидывал: не загадать ли – вернуть жену и помириться с дочкой, или оставить этот вопрос для самостоятельного решения. И надо ли ему это? Не просто так ведь разошлись, не на пустом месте. Всё происходит непросто так, и менять, как выразился его новый друг "парадигму существования мира" – дело опасное, потому, как непредсказуемы последствия.

– Может он не идиот. Может просто поосторожничал, чтобы не расхлебывать потом.

– Не, он идиот. Мог хотя бы попросить, чтобы лысина опять волосами поросла. Осторожничаешь у нас ты, Георгий Александрович. Трусишь, если прямо говорить. Как бы чего не вышло, да?

Егор мог бы поклясться, что от природы лишенная мимики рыбья морда, сложилась в презрительную ехидную ухмылку. Это было обидно, и он ответил холодно.

– Лучше быть трусом, чем безответственным эгоистом. Ты когда-нибудь думал о том, что когда ты исполняешь какое-нибудь свое рыбье желание, нарушая, как ты сам сказал "парадигму", в этом мире что-то поворачивается не в ту сторону. А за ним другое, третье. Может у нас тут все наперекосяк из-за твоих дурацких желаний.

– Почему из-за моих? – в хриплом баритоне звучали нотки искреннего удивления, – я же ваши желания исполняю, не свои. Так что – не вали с больной головы на здоровую, Гоша. Сами себе этот бардак организовали, глаза бы мои вас не видели.

– Ну, и пожелай себе ослепнуть, – огрызнулся Егор.

– Может, и пожелал бы, да не могу.

– Почему это?

– Ты глухой или тупой? Говорю же: "Свои не выполняю!"

Егор убрал со лба отросшую челку и пристально посмотрел в красные рыбьи глаза.

– То есть, ты хочешь сказать, что не можешь выполнять свои желания.

– Дошло, хвала кашалотам, не прошло и суток.

– Погоди! А вода? Я её не желал.

– Вода с самого начала тут в песке была. Из отдыхающих, видно, забыл кто-то.

– Да? – Егор старался быть, как можно более язвительным, но голос его, всё равно, звучал растерянно, – почему же я её не заметил сначала?

– Потому, что дебил, – просипел Толик, и подбросил хвостом несколько сухих песчинок.

Егор решил не реагировать на " дебила". У него зашевелилась мысль. Даже не мысль, а намек на понимание, который он боялся упустить. Понимание чего? Он и сам не знал.

– Получается, что тебя любая акула может в любой момент сожрать?

– Получается.

– А живешь ты, как я понимаю, давно?

– Да, уж, побольше твоего!

– Как же ты умудрился не угодить в какую-нибудь пасть?

– Всякое бывало, Александрыч. Не раз меня глотали. И акулы, и прочая хищная дрянь. Но я, видишь ли, бессмертный.

– Не понял.

– Подумай, – не то хихикнул, не то хрюкнул Толик, – на то ты и профессор.

– Тебя ели, но ты не умирал? А потом…, вот, дерьмо!

Егор поморщился.

– Именно оно, – хмыкнул бессмертный Толик, – цена моей вечной жизни.

– Не надоело?

– Когда как. Когда такие зануды, как ты попадаются – хоть топись! Понял шутку?

Рыбешка хрипло захрюкала.

– Так что, давай Гоша! Сосредоточься! Сконцентрируйся и озвучь уже свое убогое желание.

Егор честно попытался сконцентрироваться. В голову лезла всякая ерунда вроде виллы на побережье. А почему, собственно, ерунда? Ну, положим, что вилла ему без надобности, ему и бывать-то там некогда, а мысль загадать что-то простое совсем не плоха. Бытовое, незаветное, до чего руки у самого не дойдут никогда. Например: евроремонт. Или капремонт и реставрацию всего их старенького дома, не крашеного, с момента постройки. Или полный комплект классного горнолыжного снаряжения, который стоит, как крыло от Боинга, и не светит ему без вмешательства нечистой силы никогда.

Карась лежал, прикрыв пленкой глаза и вяло пошевеливая спинным плавником. А с чего он собственно взял, что сила "нечистая"? Стереотип? Наверно, но не только. Исполнять любые желания, значит потакать нашим слабостям, реализуя фантазии порой болезненные. Но, с другой стороны, если эта чудо-рыбка, с голосом и манерами спившегося бомжа не врет, то всемирный потоп, который мы привыкли приписывать известно кому, его рук дело. Что, вообще, "чистое", а что нет? Что зло, что благо? Кто возьмет на себя ответственность решать такие вопросы? Точно не он. Ему "неуды" нерадивым студентам тяжело ставить. Но это ему. Есть же параноики, которые точно знают – как лучше для всех. Не дай Бог такому поймать свою золотую рыбку. А может и ловили… Сколько таких безумных, злобных желаний, вырывавшихся, как плевки из разящих перегаром ртов, слышал Егор в минуты пьяных откровений от своих знакомых, вполне приличных не глупых людей. А сколько их исполнил за свою длинную жизнь безотказный Толик…

– Эй! – тихонько позвал Егор задремавшего чародея, – ты спишь?

– Еще чего! Придумал?

– А у тебя какое заветное желание?

– От тебя избавиться.

– Я серьезно.

– Не твое собачье дело. Как же я от вас устал!

Толик невнятно пробормотал еще несколько слов, как показалось Егору, не вполне приличных.

– Придумал!

Рыбешка подпрыгнула и изогнулась так, будто её ударило током.

– Ну! Не тяни, Гоша, не томи мою душеньку!

Егор отряхнул руки, избавляясь от прилипшего песка и остатков сомнений.

– Хочу, чтобы исполнилось твоё желание.

– Ты, всё-таки, дебил, – вздохнул Толик.

– Нет, не дебил. Ты свои выполнить не можешь, но я могу пожелать, чтобы исполнилось твоё заветное.

Налетевший ветерок растрепал непослушный профессорский чуб и принес отголоски то ли детского, то ли девичьего смеха. А может, просто, волны звонче плеснулись на камни.

– Ты уверен? А если моё желание – откусить тебе голову? Или ещё что похуже?

– Значит, я ошибся, – пожал плечами Егор, – но я не ошибся. Решение принято. Выполняй, Золотая рыбка! И, – он тихонечко погладил грязную рыжеватую чешую, – прощай, Толик.

Ему никто не ответил, потому, что никого не было на пляжике, кроме него. Он встал, подрыгал затекшими ногами и вошел в воду по щиколотку, слегка замочив потрепанные штанины. Минут пятнадцать вглядывался вдаль, но ни воды, ни небеса никаких особых знаком подавать не собирались. Егор вернулся на берег, поднял бутылку, выплеснул остатки газировки в пересохший рот, закурил, наконец, сигарету из уже изрядно помятой темно-синей пачки и двинулся к скале, которая, как он теперь знал, не была одним сплошным массивом. Прежде, чем раствориться в темноте узкой щели ребячьего лаза, профессор Георгий Александрович Голован осознал, чего он хотел с самого утра. Это осознание было так неожиданно и очевидно, что он не удержался от торжествующего смешка. Он хотел бутерброд с сыром. И растворимого кофе со сгущенным молоком, как в детстве.

ТЫ -КТО?!

(основано на реальных сновидениях)

ГЛАВА 1

Сон 1

Чем дольше я смотрю на это море, тем больше мне хочется положить в рот кусок рафинада, потому что такой откровенно абсентовый цвет не всегда живет, даже, в бутылках сего культурно-исторического наследия импрессионизма и Серебряного века.

На пляже пусто и не знойно. Все мыслимые сезоны давно закончились, а среди местных нема дурнiх, купаться в 16 по Цельсию. Раздеваюсь, подрагивая в гордом одиночестве на прохладном ветерке (за тем шла, к тому стремилась) Купальник на мне оказался коричневым в клеточку. Точно помню, что в детстве, когда телосложение еще позволяло загорать топлес, мама сварганила мне плавочки из похожей ткани.

Неожиданно-тёплая вода защекотала пальцы с давно не стрижеными когтями. Интересно: что это за пляж? Невысокие сухие скалы загораживают узкую песчаную полоску от остального гипотетического пейзажа.

Волны, на которых я только что вяло покачивалась, становятся больше и агрессивнее. Хорошо! Ложусь на брюхо в прибойную полосу, стараюсь не оглядываться. Нельзя, точно знаю, что будет, если посмотреть сейчас на море. Ох, как сложно было жене Лота. Ну, конечно, не выдерживаю и оборачиваюсь, и вижу Её. Она бесшумно приближается, вырастает и становится огромной, каких я никогда не видела, но именно так и представляла, когда смотрела по телеку репортажи о страшных цунами. Поднимаюсь и пытаюсь бежать на ватных ногах, прочь от моря, на ближайшую скалу. Тело не слушается, тупое мокрое чудовище впечатывает меня в шершавый песчаник, А-а-а-а-а…

Не выключенный телевизор бормочет что-то про вампиров…

Mitä helvettiä! Kuinka kauan me vielä sita

Calmez-vous, mademoiselle. Ne faites pas attention à lui. Mon nom est Paul, nous, sommes vos amis et collègues. Raimo type bien, mais aime à murmurer. Où êtes-vous?

She does not understand you, Paul! Forgot?

Vous avez raison, Benji. Peut exécuter le casse-croûte pour les bonbons?

Lascia la ragazza da sola, asini! Pensa a te stesso al suo posto!

Ne vous énervez pas, perlite, et puis je vous chatouille pour le côté gras. Nous essayons d'aider. Dites-lui, Benji.

大約新的角落裡

這當然農婦我們的客戶

Come fai a sapere, ass giallo?

大約舊渤海知道一切聽

Чижи-пижи, гзе ти бил? На фонтанях водьку пил?

Йордан

Угол за вешалкой, в котором уличная обувь перемешана с отработанными синопсисами и мусорными пакетами старый Бохай называет Стеной плача. Не без юмора, хотя не совсем точно. Я, например, в свое время не плакал, просто сидел, упрятав голову в чью-то куртку, ошарашенный, обессиленный и не готовый верить новой реальности. Когда все расходились по домам, Перлита прикрыла своим любимым штопаным-перештопанным платком мои ноги, чтобы не замерз, и тихонько вышла из раздевалки.

Здесь каждый помнит свои первые дни, так что новичок без помощи не останется, только универсального рецепта, какого-нибудь всё решающего пойла, как я понял, не существует, как не существует ответа на хрестоматийный вопрос вновь прибывших: «Что тут происходит?» Как в том анекдоте: Ты же такая умница, такая красавица, ну, придумай что-нибудь сама.

А с этой девочкой совсем плохо. Ей не до придумок. Прав Бенджамин, сказав, что в таком состоянии из карантина не выпускали ещё никого. Ладно бы просто выпустили, но с каких это пор неочухавшихся, истерящих новичков распределяют сразу в спецгруппы, работающие в прямом режиме? Допустим (судя по чередующимся вскрикам и бормотанию) она, действительно землячка нашего клиента, тогда ей прямая дорога в аналитическую или сценарную группы, а в исполнительской национальность значения не имеет. До сих пор самым русским тут был я, так как выучил язык, обслуживая русских и поляков в родном отеле.

Ох, до чего же безмозглый китаёза, палочки ему в… Девчонка только начала успокаиваться, как к ней подскочил вернувшийся из гримерной лаборатории Бохай и запел своего любимого «Чижика-Пыжика» Она, ясно дело, снова в крик. Интересно, кого сейчас попытается придушить жирдяй-Раймо, её или Бохая?

Придется и мне попробовать. Никогда не угадаешь, с кем откарантиненый охотнее пойдет на контакт. Есть у нас, конечно, деятели, которые выводят какие-то психологические закономерности, чуть не философские трактаты пишут, но по мне, это высосано оттуда же, откуда гороскопы «на каждый день» и метеопрогнозы в Южной Дании. По себе помню, что больше всего нас адаптирует к жизни необходимость решать мелкие бытовые вопросы.

Небрежно, почти не глядя в её угол:

– Закурить не найдется?

Замолчала, глаза круглые, мокрые, пустые. Ого! Кажется дела у нас еще хуже, чем я думал. Интересно знать, каким местом рассуждали умники приемного отдела («приемного покоя» по-нашему), выпуская её на работу. Ребенку до сих пор кажется, что мы говорим на разных незнакомых языках. Ни фига себе, порядочки. Небось, очередные передовые психотехнологии, мол, товарищи помогут начать сначала. Программа под кодовым названием «Коллектив – семья твоя», блин. А зарплатку (не хилую, кстати) они получают, плюс премия за ноу-хау.

– Джорданари, поговорил бы ты с ней на её родном, ты ведь помнишь.

Перлита, привычным жестом многодетной матери, пригладила мой неуёмный вихор на затылке, одновременно засовывая мне в рот прикуренную сигарилу.

– Ага! Помнишь! Я давно забыл, что такое «другой язык», понятия не имею, на каком мы говорим сейчас. На Болгарском? Итальянском? Древнеарамейском?

– Успокойся, малыш. Не твоя очередь сегодня психовать. Просто представь, что перед тобой брюзгливая туристка из России, сама не знает, чего хочет, но ты должен это выяснить. Давай, мальчик, у тебя получится, я чувствую.

Что-что, а предчувствия Перлиты – не та штука, которую можно вот так взять и проигнорировать. Уж кому, как не мне это знать. Мы с ней – ветераны группы. То есть, с тех пор как я пришел, не осталось никого из старичков, кроме нас. Теперь мне кажется, что единственным спасением для моего расплавленного сознания в ту пору оказались драный платок и ядреные сигарилы этой немолодой, смуглой, даже для итальянки, ангельши – хранительницы моей.

Надо сосредоточиться и вспомнить. Кранево, сезон, стада туристов, среди них полно русских…

Нет, не пойдёт. Нужна конкретная ситуация. Конец июля, самая жара, на улицах пусто, отдыхающие стонут по своим бунгало от ожогов и головной боли. Я не спал около пятидесяти часов, только что разгрузили лед, приготовил себе двойной эспрессо. Не успел сделать двух глотков, как вошла курортница. Шорты, полосатая футболка, псевдоковбойская шляпа набекрень, как кепка подгулявшего таксиста. Плюхается на стул, озирается в поисках официанта. А дочка на кухне, перемывает посуду после обеда, придется обслуживать эту курицу.

– Воду со льдом.

– Лимон?

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– У Вас очень красивые глаза. Вы русская?

– Да…

Стоп! «Да» прозвучало уже не за столиком моего ресторана, а в нашей комнате. Видимо последнюю фразу я произнес вслух и девушка мне ответила. Ура! Есть контакт! Раймо смотрит на меня с плохо скрываемой завистью, от него новенькие месяцами шарахаются, хотя он, в сущности, безобидный малый, просто толстый и ворчливый.

– Меня зовут Йордан, можно – Йорик.

Рот девочки кривится в судорожной и честной, но бесплодной попытке улыбнуться, что недвусмысленно свидетельствует о знакомстве с творчеством Уильяма Шекспира. Теперь главное – не замолкать. Не замолкать и попроще.

– Куришь?

Отрицательно мотает головой, тут же вытягивает из кармана курточки распечатанную пачку Vok, сует в рот невесомую сигаретку и выжидательно смотрит. Ясно, привычка к мужскому вниманию неистребима у некоторых девушек, даже, после смерти. Можно бросить ей зажигалку, но мне всегда казалось, что в прикуривании сигареты от сигареты есть что-то интимное, почти непристойное, а это, как раз то, что нам сейчас нужно. Присаживаюсь на корточки метрах в полутора, чтобы не напугать неосторожным движением. А руки у неё (красивые, но крупноваты для её росточка) совсем не трясутся, надо же! И затягивается без захлёба, медленно, глубоко и с удовольствием. Неужели звук родной речи явился таким мощным транквилизатором?

– Дина, – голос её прозвучал так хрипло и резко, что сама она подпрыгнула от неожиданности, хотя это и не слишком удобно делать из положения «сидя на заднице».

– Вот и славненько. Мою двоюродную сестренку звали Дина, а мама, моя тетя, называла её Динь-динь, смешно, правда?

– Почему звали, она умерла?

Ох, ёлки! Ну, и вопросик сходу. Неужели, она не помнит? Озираюсь, как пятилетняя деревенская девочка в метро. Перлита погружена в процесс поглощения чернющего кофе, Раймо гнусно ухмыляется, Бохай готовится к работе – сосёт пустышки. На него Дина с ужасом щурит близорукие, по-видимому, глаза.

– Нет, жива она. Так сказалось, знаешь, не видел очень давно.

– А-а-а…

Девочка сразу потеряла интерес к этой теме и, слава Богу, успеется ещё. Но что же, ради всего святого, она себе придумала по поводу происходящего. Обычно люди помнят, оттого-то и истерики.

– Йорда, спроси, откуда она. Я в России много где побывал. Может, общих знакомых вспомним, мало ли…

Наш толстяк даже думает коряво, хорошо, если без грамматических ошибок.

– Иди ты, Раймо. Где ты там бывал, дальше приграничного русского кабака?

– Хо! А может, она тоже, это… в кабаках… Ху-хо!

Я молча запустил в него засаленным голенищем от ботфорта.

– Что там ухает этот филин, – неприязненно осведомилась быстро приходящая в себя Дина, – он финн что ли?

– Да, финн. А ты совсем не поняла, что он сказал?

– Не-е, я по-фински знаю только: «Тере» и «юст дансе»

– Здравствуй, здравствуй, куколка. Ну, я же говорил, – оживился счастливый носитель языка.

Динка прикусила сигарету зубами, как папиросу с бумажным мундштуком. Нет, не похожа она на проститутку. Видел я их всяких, от дорогих римских шлюх для богатых туристов из Америки, до бездомных пацанок, зарабатывающих на пирожок и дозу. Не похожа!

– Не люблю финнов, – цедит, не выпуская сигареты, – Бухают, блюют и язык – дерьмо непонятное.

Непонятное… хуже всего вот это слово «Непонятное». Что делать, что делать? А почему, собственно я должен что-то делать? Пусть приемщики забирают обратно и занимаются, как положено. И хрен им вместо премии, эксперимент не удался, всем по шапке и пахать, пахать, пахать.

– Не смотри на меня несчастными глазами, Джорданари! Никто тебя ни к чему не принуждает, потому и освободить никто ни от чего не может. Уж я – точно. И понимаю не больше твоего, поверь.

– Конечно, – огрызаюсь, – Никто не понимает, а затычкой в каждой бочке у нас я. Погадала бы, хоть, на кофейной гуще.

Бохай залился смехом, так что одна пустышка вывалилась из беззубого слюнявого рта.

– Почему они все время смеются, – в голосе Дины опять зазвучали истерические нотки, – И как ты с ними разговариваешь, ты что – полиглот?

Она, на редкость, быстро заводится и успокаивается. Хорошо это или плохо?

– Я не полиглот. Мы тут все друг друга понимаем. Это не так просто… Давай сходим в столовую, перекусим, поговорим. Это не далеко на восьмом этаже. Я попытаюсь тебе все объяснить.

– Хорошо, только я уже все поняла, кроме, пожалуй, иностранных языков.

Бохай выронил вторую пустышку, Перлита выпустила дым через ноздри, Раймо был слишком занят своим пробором. Ситуацию несколько разрядил Поль, ввинтившийся в дверной проем в новом гриме, с кульком свежей выпечки в руках.

– Ой, я Вас помню!!!

От девического визга (а вовсе не от каких-то убогих дудок) рухнули когда-то стены Иерихона.

– Да, да, да! Она угадала! Я – Красная шапочка из сказок Шарля Перо, несу пирожки своей бабушке. Хочешь парочку, пока эти волки не слопали их вместе со мной?

– Пирожки не пирожки, а уколы вы моей бабушке делать приходили, – улыбается, почти по-настоящему, – я от Вас еще под кровать пряталась. Ну, баба Люся, а я – Динька, помните?

– Что-то такое… может быть, может быть…, – растерялся Поль, но тут же сориентировался и подхватил её, оступившуюся на чьей-то туфле, под локоток.

– Вам ещё никто не предлагал посетить местный ресторанчик?

– Йорик сказал, что можно сходить в столовую.

– Понял? Лучше в столовку с таким неотразимым джентльменом, как я, чем в ресторан со старой извращенкой!

Поль с заметным огорчением покосился в сторону зеркала, развел руками, но, тут же, состряпал ехидную рожу

– Не опоздай на грим, очаровашка. Как там звали эту вездесущую собакенцию, Дунай?

Вот, гаденыш!

Дина

Мой виз-а-ви молча прихлёбывает компот. Ничего, так, блондинчик. Не разберу – сколько ему лет, хотя бы примерно. Сначала показался ровесником, а теперь смотрю – ему к сорока, наверно. Спросить что ли? Чай, не барышня, ответит. Молчит и хмурится. Вообще-то мне, тоже не до болтовни. Пытаюсь не подавиться куском куриного хрящика. Вот, отхватила не по росту… голод – не тетка. В больнице за запертыми дверями как-то и есть-то не хотелось, хотя, кормежка была приличная, видно, предки расстарались – нашли нормальную клинику. А теперь еще этот реабилитационный центр. Вообще – отпад. Отчим, все-таки, не жмот, хоть и мудак.