Испытательный срок

LXVIII. Путеводные звёзды

Белозубый официант Лёня водрузил перед Мишей тяжёлое блюдо с закусками и проворно убрал из-под стола пустые бутылки. Изрядно захмелевший Чернов начальственным тоном потребовал ещё виски и графин красного вина — «для дам и для слабых духом», как прокомментировал Макс. Это значило — для Иры и для Андрея, который сперва долго отнекивался, а потом по персональному распоряжению начальника всё-таки согласился на что-нибудь не слишком дающее в голову. Ксюша наравне с коллегами пила крепкое. Ехать домой она была намерена на такси, о чём громогласно и объявила перед тем, как схватиться за бокал.

— Двенадцатый час, — заплетающимся языком сообщил Макс, отправляя в рот кусок сыра. — Ё-моё… Такое чувство, что гирю от ноги отвязали и в руки дали. Вроде офигенно всё, а вроде и не очень… Народу вон сколько положили…

— Редко такие дела чисто закрываются, — спокойно сказал Верховский. — Привыкай, Максим. Не в архиве работаем.

— Ага, — Некрасов согласно дёрнул головой и поднял бокал. — За нашу важную и нужную службу! Александр Михалыч, и за вас лично…

Ира тоже потянулась ко всем. Она не могла толком понять, пьяна она или нет; в голове царил сумбур, воевать с которым не хватало ни сил, ни желания. На втором этаже, кроме их компании, никого не было; Ира подозревала, что кто-то для пущей надёжности окутал их стол чарами тишины. Контролёры говорили обо всём подряд, не страшась выдать какую-нибудь служебную тайну. Ксюша в красках расписала сегодняшние метания, не скупясь на похвалы и подначки в Ирин адрес. Миша и Костя спорили о каких-то подробностях штурма «Восхода». Макс острил и нёс ничего не значащую чушь, Верховский изредка разбавлял всё это комментариями, и даже Андрей многословно делился впечатлениями. Ярослав по большей части молчал, изредка отвечая на подколки в свою сторону. Ира избегала встречаться с ним взглядом. Здесь было слишком людно и шумно, а в голове всё равно не наскреблось бы и десятка связных слов.

— Я курить, — заявил Макс, неуклюже выбираясь из-за стола. — Костя, пшли со мной…

Чернов, поразмыслив, тоже выкарабкался из мягких объятий диванчика и нетвёрдо зашагал в сторону открытой террасы. Ксюша покровительственно потрепала Иру по плечу и плеснула ей в бокал тёмного вина.

— Так-то, подруга, нервная у нас работа… Пей, что ли. Андрюха, по ходу, уже всё.

Бармин благостно улыбнулся. Он часто моргал и очевидно клевал носом; должно быть, не привык к столь поздним празднествам. За дымчатыми окнами тлели два сигаретных огонька; Макс не стремился заговаривать с Ирой, да и она не хотела с ним сейчас объясняться. Будет день, будет свежая голова — будут и плодотворные мысли. Достаточно уже и того, что страшное позади…

— Ксюш, выпусти меня, пожалуйста, — тихонько попросила Ира. — Я сейчас…

— Тебя одну в туалет нельзя отпускать, — пьяно хохотнула Тимофеева, выбираясь из-за стола. — Пойду, что ли, с тобой, может, пар-разита поймаю…

— Ксюнь, ты сейчас даже шишигу не поймаешь, — заявил подошедший Макс. Он принёс с собой запах сигаретного дыма и ночной прохлады; Ире тоже захотелось на свежий воздух. — Давай, это, без подвигов уже…

— Отвянь, Некрасов! Я кого хочешь… Я ста-старший офицер или…

Не слушая больше их перепалку, Ира поспешила к уборным. В полутёмном коридорчике всё-таки огляделась на всякий случай. Нервная работа. Ещё бы не нервная. Но куда денешься… Кто-то ведь должен; почему бы и не они?

По пути обратно к столу Ира всё-таки свернула на террасу. Остывший воздух дохнул в лицо прохладой, заставил зябко поёжиться. В ясном небе блестели звёзды, едва видимые за электрическим заревом; внизу шумела не желающая замолкать улица. Москве нет покоя ни днём, ни ночью. Завтра, наверное, уже поднимут какую-нибудь шумиху, засуетятся, заговорят на разные голоса, но пока — передышка. Несколько кратких часов, в которые можно ни о чём не думать и просто радоваться, что всё закончилось. Ира прикрыла глаза, вслушиваясь в умиротворяющую какофонию голосов вечно бодрствующего города.

— Тебе не холодно?

Она обернулась. Ярослав смотрел на неё серьёзно, без улыбки; в тёмных стёклах за его спиной скользили смутные тени. Их разделяло три или четыре шага — достаточно мало, чтобы не повышать голос, и слишком много, чтобы говорить о важном. Ира покачала головой.

— Нет, всё в порядке. Лето в этом году… странное.

— Да, более чем, — он коротко усмехнулся. — Не знаю, как тебя благодарить.

— Никак, — Ира неловко улыбнулась. — Если бы не Ксюша… И Александр Михайлович, это он всё устроил…

— Александр Михайлович склонен к театральным эффектам, — заметил Ярослав. — Но получилось, наверное, неплохо.

Наверное. По крайней мере, посрамлённый Викентьев ушёл ни с чем. Лучше о нём не вспоминать, не портить себе настроение.

— Что теперь будет? — тихо спросила Ира, глядя в сторону. Налетевший вдруг ветерок пробрал до костей и тут же отпустил.

— Не знаю, — отозвался Ярослав. — Дело, наверное, доведём до конца и закроем, если получится. Всё остальное… — он осёкся, перевёл дух, будто перед прыжком в ледяную воду. — В общем… Я пойму, если ты теперь знать меня не захочешь, но… Я тебе не лгал. Ни словом, ни делом.

Ира вскинула голову. Рука сама собой взлетела к воротнику, коснулась прохладного серебра. Мудрая бабушка с первого взгляда узнала «путеводную звезду»; она, разумеется, прекрасно понимала, как на самом деле работает этот сигнал тревоги. Вот пустоголовая внучка не сумела отличить редчайший артефакт от обычных безделушек, для которых и чувства-то почти не нужны…

— Я знаю, — она несмело подалась вперёд, сжимая в пальцах бесценную подвеску. Взглянула в тёмные глаза, понизила голос до шёпота: — Я знаю… Яр…

Он порывисто шагнул ей навстречу, обнял, привлёк к себе. Его амулет куда-то делся; должно быть, конфисковали, пока держали взаперти в Управе. Ира прижалась к его груди, прислушиваясь к частому стуку сердца. Яр ласково гладил её спину, касался губами волос, целовал нежно и жадно; время замерло, милосердно предоставив их друг другу. Наконец-то, после всех этих долгих, тяжёлых дней…

Деликатно щёлкнула дверь. Ира встрепенулась от неожиданности, выглянула из-за плеча Яра. У входа на террасу топтался Миша, крутивший в пальцах ключи от машины.

— Ребят, я это… — он продемонстрировал для убедительности увесистый брелок, — если хотите, подвезу до дома. Расходимся потихоньку…

— Да, Миш, спасибо, — Зарецкий улыбнулся другу, не выпуская Иру из объятий. — Подбрось нас до Фрунзенской, если по дороге.

Она не стала возражать. В Мишиной машине было просторно и немного пыльно; на пассажирском сидении отчаянно боролся с дремотой Андрей. Старов хохотнул, заводя мотор:

— Ну-ка не спать там! Услуга доставки до двери в пакет не входит!

Бармин испуганно пискнул и выпрямился в кресле. Яр усмехнулся:

— Я не настолько пьян.

Не смущаясь присутствия коллег, он обнял Иру за талию и притянул к себе. В окнах мелькали размытые пятна света от уличных фонарей; так было, может, несколько мгновений, а может, и целую вечность. За очередным поворотом показалась река, расцвеченная городскими огнями; машина понемногу сбросила ход, пристала к тротуару напротив украшенного арками дома.

— До понедельника! — Миша махнул рукой на прощание и потеребил за плечо Андрея: — Эй, следующая остановка — Черёмушки!

— А-а-а, да, — Бармин встряхнулся и тоже помахал: — Пока, ребята!

— До встречи, — отозвался Яр, прежде чем захлопнуть дверь. «Ниссан» лихо выскочил в соседнюю полосу и умчался в разбавленную светом ночь. — Ну, надеюсь, Прохор не слишком расстроится.

Прохор совсем не расстроился. Едва выглянув из-за двери, он ахнул и радостно растопырил мохнатые уши; на умной мордочке написано было искреннее счастье.

— Хозяин вернулся! — возвестил домовой, чуть подпрыгивая на месте. — И добрая гостьюшка пришла! Ох, а у Прохора-то ничего и не готово, он, растяпа, весь день мух гонял… Чуточку-минуточку, Прохор диван в гостиной разберёт, всё устроит!

— Не надо в гостиной, — Яр опустился на колени рядом с домовым, ласково почесал его за длинным ухом. — Отдыхай, дружище. Ты и так потрудился.

— Ну хоть чаю-то Прохор поставит!

— Если только гостья хочет, — Яр лукаво улыбнулся и, поднявшись на ноги, оглядел залитый светом коридор. — Ну-ка, что это они тут понавешали…

— Ох и устроили, негодяи, ох и напортили! — с готовностью запричитал домовой. — Всё перетряхнули, бо-гем-ский хрусталь побили, картины со стен пороняли, а там, промежду прочим, Кан-дин-ский в подлиннике…

— Ну и чёрт с ним, — миролюбиво пробормотал Яр. В воздухе едва слышно, как статическое электричество, потрескивали распадающиеся чары.

— Ар-те-фак-ты Прохор уберёг…

— Молодец.

— И записи хозяйкины…

— Хорошо.

— И те-ле-фон. Только ком-пу-тер не успел…

— Ничего страшного. Полотенце-то хоть одно оставили?

Прохор непонимающе прянул ушами.

— А чего им полотенца? На месте все…

— Вот и прекрасно. Надо хоть изредка возвращаться к благам цивилизации, — Яр устало отбросил волосы со лба. — Ириш, большая ванная в твоём распоряжении. Ну, и всё остальное, в общем-то, тоже…

Ира не сразу узнала собственное лицо под слоем косметики; она успела уже забыть, что Ксюша её красила — всего несколько часов назад. Или, может, в прошлой жизни — смотря как считать. Поверх стопки пушистых полотенец, которые выдал ей рачительный Прохор, лежала аккуратно сложенная чистая футболка, едва ощутимо пахнущая строгим парфюмом. Как всё сложилось бы, додумайся глупая гостья в то далёкое утро, что за артефакт ей вручили во временное владение? Что толку теперь гадать…

— Проша, — негромко позвала Ира, вытащив из сумки телефон. Старенькая трубка не выдержала долгого дня и отключилась — чёрт знает, как давно. — А провод для зарядки можешь, пожалуйста, дать?

— У, — домовой вынырнул из единственной освещённой комнаты и приглашающе помахал лапой. — То Прохор не знает, то у хозяина спрашивать надо. Или пусть гостьюшка вот тут сама посмотрит, авось найдёт, чего надобно.

Он выдвинул ящик углового письменного стола, занимавшего добрую четверть комнаты. Ира выбрала из аккуратно сложенных проводов подходящий; экран, задумавшись на несколько мгновений, ожил и продемонстрировал полное отсутствие уведомлений. Ну конечно, номер ведь новый… Мама наверняка рассердилась, обнаружив вечером записку о том, что дочь намерена пропадать леший знает где, леший знает сколько. Завтра надо будет обязательно позвонить. А лучше приехать и поговорить наконец как следует, но это завтра… Пока же хватит короткого успокоительного сообщения. Ира отключила звук и положила телефон на чёрную лакированную столешницу, рядом с изрядно потрёпанным аппаратом, экран которого наискось пересекала ветвистая трещина. Прохор, должно быть, припрятал во время обыска, а потом, когда ушли безопасники, вернул на место. В стороне, у стойки монитора, лежали ключи от машины и пропуск в Управу. Теперь всё вернётся на круги своя. Или нет; как прежде уже точно не будет, но, если подумать, это и к лучшему.

— Какая ты…

Она обернулась. Яр стоял в дверях, откровенно ею любуясь. В джинсах, аккуратно выбритый, с небрежно переброшенными через плечо волосами, он вдруг напомнил ей неприветливого офицера контроля, которого она когда-то встретила в кабинете Анохиной. Ира смущённо улыбнулась.

— Какая?

Он шагнул в комнату, притворил за собой дверь. Сквозь открытое окно веяло ласковым ветерком.

— Моя.

Яр привлёк её к себе, не скрывая намерений. Ира потянулась к его губам, всё ещё терпко пахнущим виски. Повинуясь короткому жесту, выключатель отчётливо щёлкнул и прогнал навязчивый электрический свет.

Мама, само собой, будет в ужасе. Но это её проблемы.

Утро пришло с прохладным дуновением ветерка, принесшего с улицы запах реки, нагретого асфальта и пыльной листвы. Занавески лениво шевелились на сквозняке. Яр, обнажённый по пояс, стоял у стола, спиной к разворошённой постели, и торопливо завязывал на затылке волосы; экран лежащего перед ним телефона тревожно светился. Ира уселась на кровати, кутаясь в одеяло.

— Куда ты?

Он обернулся, укоризненно взглянул на неё.

— Чего ты так рано? Поспи ещё. Я в Управу, шеф вызывает.

— Я с тобой.

Он тихо рассмеялся. Уселся на край кровати, привлёк Иру к себе, ласково поцеловал. На миг ей показалось, что он вот-вот пошлёт дела к лешему и насытившееся было пламя вспыхнет между ними с новой силой, но Яр отстранился и покачал головой.

— Без надобности. Я ненадолго, поговорю с Верховским и заберу машину… Ничего со мной не случится, не беспокойся.

— Легко сказать, — проворчала Ира, выпутываясь из одеяла. — Теперь точно не засну.

— А зря. Выходные ведь, — заметил Яр. Он набросил на плечи рубашку, забрал со стола ключи и пропуск и сунул в карман телефон. — К двенадцати точно освобожусь. Если тебе тут что-нибудь понадобится, дёргай Прохора, он не будет против.

— Да я, наверное, домой поеду, — вздох вырвался из лёгких сам собой. — Скажу родителям, что со мной всё в порядке…

— Аккуратнее. Неразглашение с тебя пока не сняли, — мгновенно посерьёзнев, напомнил Яр.

— А я и не собираюсь им всё рассказывать. Пока ты не разрешишь, точно не буду, — пообещала Ира. — Мало ли что…

— Хорошо. Береги себя.

Он бросил короткий взгляд на часы и исчез, оставив после себя едва уловимый запах парфюма. Ира потянулась к пакету с одеждой, в которой какое-то невообразимое число веков назад вышла из дома. Она благополучно забыла бы вещи в Ксюшиной машине, если бы хозяйка не выдала ей поклажу, едва высадив у ресторана. В нарядной блузке и брюках ценой в четверть зарплаты лучше так сразу дома не показываться. И без того вопросов будет многовато…

Прохор высунул нос из кухни, стоило ей осторожно толкнуть дверь в коридор.

— Гостьюшка проснулась, — заключил он. — Чего откушать изволит? Прохор яишню сделать может, блинов пожарить, кашу сварить…

— Привет, Проша, — Ира смущённо ему улыбнулась. — Сделай, пожалуйста, что попроще.

— Прохору всё просто. Его хозяйка всему на свете научила, — похвастался домовой. Он деловито заглянул в спальню, покрутил лохматой головой и душераздирающе вздохнул. — Опять ить убёг спозаранку, душа беспокойная… А завтракать-то кто будет?

Ворча себе под нос, Прохор скрылся в кухне. Ира умылась и расчесала спутанные волосы; лицо, глядевшее на неё из зеркала, очевидно уступало в красоте маске, нарисованной Ксюшиной рукой, зато выглядело куда как счастливее. С кухни тянуло соблазнительными ароматами; квартира, вчера казавшаяся жутковатой и пустой, в одночасье стала уютной и почти знакомой. Ира на миг замешкалась, прежде чем переступить порог кухни. Помнит ли Яр, что шептал ей на грани яви и сна? Может, и нет; оба они были пьяны — алкоголем, ночью, друг другом. Впрочем, будет ещё время обо всём подумать, а прямо сейчас надо завтракать и ехать домой…

— Али гостьюшка печалится? — перепугался Прохор. — Нехорошо чего? Хозяин обидел?

— Нет-нет, Проша, всё в порядке, — Ира с поддельным энтузиазмом взялась за вилку. Есть не хочется, а надо. — Ты… э-э-э… не беспокойся так.

— Ить как не беспокоиться-то! — домовой всплеснул лапами — точь-в-точь как Афонька, не уследивший за шаловливыми хозяйскими внучками. — Прохор, по чести, у гостьюшки прощеньица просить должен. Он-то думал, она как все, а она — вон какая!

— Спасибо, — пробормотала Ира в кружку с чаем. Кто такие «все», лучше, пожалуй, не уточнять. — Очень вкусно у тебя получается.

Домовой надулся от гордости. Хронометры на духовке и на микроволновой печи в унисон показывали девять утра; родители наверняка уже проснулись. Ира сделала безнадёжную попытку помыть за собой посуду; Прохора едва удар не хватил от такого кощунства, и гостья была без церемоний выставлена вон из кухни. Больше предлогов задерживаться не нашлось. Сунув телефон в сумку, Ира натянула на ноги кроссовки и сама себя отчитала за малодушие. То есть на полудниц кидаться с голыми руками и играть в догонялки с безопасниками — это пожалуйста, а с матерью поговорить — всё уже, пороху не хватает? Смех, да и только.

Впрочем, самый сложный экзамен — тот, который ещё не сдан.