Испытательный срок

LXV. Хорошая память

Слабый сквозняк едва заметно шевелил занавески. Над соседним домом неторопливо поднималось утреннее солнце. В прихожей очень тихо возилась мама; Ире не хотелось с ней видеться. Вчерашний разговор вышел натянутым и неискренним. Ира не могла толком объяснить, ни зачем уехала к бабушке, ни почему вернулась на два дня раньше положенного, без вещей и в растрёпанных чувствах; мама никак не могла простить ей скопившиеся старые огрехи, казавшиеся теперь смехотворными. Чтобы не разругаться вдрызг, приходилось вовсе избегать разговоров, кроме совсем уж бытовых. Хорошо, что сегодня у мамы смена. Может быть, завтра найдутся как-нибудь нужные слова. Если настанет в душе хотя бы хрупкое подобие порядка.

После долгого отлёживания в горячей ванне кожа и волосы благоухали целым букетом парфюмерных отдушек, но нет-нет да чудился среди ароматного облака запах дыма, травы, влажной земли. Экзотический наряд, завёрнутый в пёстрый пакет, покоился в глубоких недрах шкафа — там, куда мама если и доберётся, то только во время весенней генеральной уборки. Если бы можно было точно так же запихнуть на задворки сознания непокорную память! Сколько Ира ни пыталась уткнуться в книжку, листать бездумно ленту новостей, занимать себя домашними делами — мысли всё равно съезжали к одному и тому же. Последний их разговор. Торжествующая рожа Викентьева. Непроницаемое лицо Ярослава — такое, каким она успела его запомнить в последний миг. Можно ли так правдоподобно изобразить равнодушие? А любовь? Если разум — хозяин чувствам, то почему бы и нет… Порадовать немного хворую девицу, которая имеет все шансы умереть от подаренных тенью симптомов. Теперь-то чего, когда опасность уже миновала?

Колдовской маячок снимать не хотелось. Активировать тоже: Ира очень хорошо помнила слова Викентьева про попытки к бегству. Делать дома было решительно нечего; куда-то ехать не хватало моральных сил. От выкручивающей жилы жажды действия Ира вечером выпотрошила сумку, но, осознав бессмысленность занятия, так всё и бросила. Помада, тушь, ключи от дома, пропуск в Управу, блокнот со всякой рабочей ерундой, зеркальце, кошелёк и прочие никому не нужные мелочи остались в беспорядке валяться на столе; в утреннем свете бардак выглядел ещё более возмутительным. Подобрав с пола сумку, Ира широким движением смела в неё всё барахло. Не хватало ещё в понедельник забыть дома что-нибудь важное. Ох, какой, к чертям, понедельник…

Хлопнула входная дверь, заворочался ключ в замке. Вот и хорошо. Уснуть уже всё равно не удастся; можно хотя бы сходить умыться, не рискуя нарваться на осуждающий мамин взгляд. В большой комнате запищал папин будильник. У всех рабочий день. Через пару часов, как всегда, в кабинет на двенадцатом этаже Управы подтянется обрадованный по случаю пятницы отдел контроля. Почти весь. Сколько времени нужно, чтобы закончить дело? День, два, неделя?

— О, доброе утро, — папа озадаченно поскрёб в затылке, наткнувшись в коридоре на не ко времени проснувшуюся дочь. — А ты чего так рано? Отпуск же ещё.

— А… Привыкла у бабушки вставать пораньше, — лихо соврала Ира. Не говорить же, что она всю ночь глаз не могла сомкнуть. — Чай будешь или кофе?

— Давай кофейку, — папа протяжно зевнул. — Э-э-эх, завтра выходной…

Микроволновка показывала неправильное время. Должно быть, ни у кого не дошли руки выставить верное после случайного скачка напряжения в сети. Ира включила чайник и с болезненным упорством взялась приводить часы на кухонных приборах в порядок. Папа, позёвывая, раскрыл холодильник и принялся там рыться в поисках чего-нибудь подходящего к завтраку. Слышно было, как на улице сердито фырчат моторами разъезжающиеся из двора машины. Всё это казалось мороком.

Папа уехал в восемь. Ещё полчаса ушло на то, чтобы перемыть всю грязную посуду, какая только нашлась по всей квартире. Без пятнадцати девять пропал вспыхнувший было запал прибраться в столе; Ира уселась на кровать и бессильно уронила руки на колени. За окном гудела клаксонами пробка, верещали выпущенные на прогулку дети, топотали по асфальту толпы спешащих куда-то людей. Весь мир занят своими мелкими заботами. Ему всё равно.

И ей, наверное, должно быть всё равно. Пусть всё разрешится как-нибудь само собой, без её участия. В конце концов, на неё навесили неразглашение, из-за которого даже родным теперь слова лишнего не сказать. Правда, во избежание логических казусов сделали поправку на тех, кто допущен к делу… Но не с Викентьевым же разговаривать! От одного воспоминания о нём с души воротит. Довольно и того, что он теперь не посмеет к ней лезть. Он и её бы, не задумываясь, приговорил, если б знал…

Зато Верховский бы понял. Он понял — и поверил — ещё тогда, в тот злополучный день, когда тень вырвалась из вивария и всё покатилось в тартарары. Ира вскочила с места и застыла в нерешительности. Что ей, заявиться в Управу и потребовать тет-а-тет с начальником магконтроля? Ага, как же. Если безопасность не следит теперь за ней в оба глаза, то Викентьев — добрый наивный дядечка. Одно неосторожное слово — и её с чистой совестью загребут по третьей статье. Даже допроса не будет, потому что нельзя. Ира сердито выругалась и принялась беспокойно расхаживать по комнате. С Верховским надо связаться, но так, чтобы не подвергать риску ни его, ни себя. Телефон остался в Ягодном. Допустим, в ящиках со старым хламом отыщется какая-нибудь полуживая трубка, но толку с неё? Нужно купить карточку. Это полбеды; ещё надо где-то найти номер Верховского…

Ира запустила руку в рабочую сумку. В блокнот, спасибо привившей эту привычку маме, она записывала всё, что казалось хоть чуть-чуть важным. Вот они, служебные телефоны: канцелярия, горячая линия, секретари других отделов, персональные ассистенты руководителей… Шесть фамилий, одна под одной, и отдельно, парой строчек ниже — начальник. Когда-то невообразимо давно Верховский говорил, что к нему всегда можно обратиться; видимо, пора воспользоваться предложением. Перечитав раз пять длинный рядок из цифр, Ира сунула блокнот обратно в сумку и оглядела комнату. Что дальше?

Коробка, в которой у папы хранились всевозможные электронные калеки, нашлась в недрах серванта, придавленная мамиными скатертями и подаренной сто лет назад, но так и не распакованной посудой. Прежний Ирин телефон, купленнный когда-то на первую в жизни зарплату и безнадёжно с тех пор устаревший, лежал на самом верху вместе с зарядным устройством. И то, и другое всё ещё работало; получив дозу живительной электроэнергии, телефон приветливо моргнул экраном. Прекрасно. Теперь надо пересилить себя и выбраться из дома.

Вернувшись в свою комнату, Ира вытащила из шкафа первые попавшиеся джинсы. Взгляд упал на казённые форменные штаны, которыми снабдила её добрая женщина Тамара. Надо бы вернуть; чем не повод добежать до почты? Если кто-нибудь за ней всё-таки наблюдает — невиннее предлога для прогулки просто не выдумать. Ира вырвала из блокнота листок, написала несколько слов благодарности и аккуратно сложила одежду в пакет. Всё, больше медлить незачем… Или нет, ещё кое-что. В шкатулке с нехитрой бижутерией она отыскала давным-давно подаренный бабушкой кулончик, зачарованный на удачу. Маленький, совсем слабенький, почти что детская игрушка. Его мощности иной раз не хватало на какой-нибудь особенно каверзный экзамен, но это лучше, чем совсем ничего. Пока не пропал запал отчаянной храбрости, Ира сунула ноги в кроссовки, оставила родителям успокоительную записку на случай, если вдруг задержится, и выскочила из квартиры.

Несмотря на ранний час и рабочий день, народу на улице бродило прилично. В сторону почты шло слишком много людей, чтобы выделить среди них кого-нибудь подозрительного. Пёстро одетые прохожие казались фальшивыми вместе со всей благополучной суетливой действительностью. Ира старалась не путать поистёршиеся из памяти маршруты; когда за очередным домом показалось почтовое отделение, она едва сдержала вздох облегчения. Автомат услужливо выдал талончик через пару номеров от горящего на табло; вежливо улыбаясь скучающим в очереди старушкам, Ира встала поодаль, у стеллажей с журналами. Почти сразу за ней зашла молодая женщина, потом паренёк студенческого вида и мужчина средних лет. Пожалуй, все трое могли бы носить погоны магбезопасности — а может, и никто из них. Подумаешь, важная персона, кому она теперь может понадобиться…

— Можно, пожалуйста, отправить вот сюда? — Ира протянула служащей листок с адресом ясногорского участкового пункта. — На имя Тамары Васильевны Кулешовой.

— Срочная доставка? — поинтересовалась женщина, принимая у неё пакет.

— Нет, обычная, — Ира растянула губы в вежливой улыбке и показала пальцем на лежащие под стеклом яркие конверты с логотипами сотовых операторов: — И ещё мне вот это, пожалуйста…

— Паспорт, — потребовала служащая.

Паспорт остался у бабушки. Преодолевая отчаянное желание воровато оглядеться, Ира положила на лоток для мелочи прихваченную дома ксерокопию и заставила себя сосредоточиться.

— Примите, пожалуйста, — негромко сказала она, заглядывая в лицо служащей.

Женщина развернула бумагу и уставилась на неё пустым взглядом. На миг Ире показалось, что она вот-вот рявкнет, чтобы незадачливая посетительница шла подобру-поздорову домой за паспортом, но служащая рассеянно кивнула и принялась клацать клавиатурой. Стараясь сохранять скучающе-доброжелательное выражение лица, Ира всё-таки обернулась украдкой. Людей в отделении прибавилось; все терпеливо ждали в очереди, никто не спешил размахивать служебной корочкой и опрокидывать нарушительницу закона мордой в пол. Не заметили. Или замечать всё-таки некому.

В автобус до метро она запрыгнула, скорее, по наитию. Он уже закончил посадку, когда Ире взбрело в голову ухватиться за поручень и, получив под зад автоматической дверью, забраться в полупустой салон. За ней совершенно точно никто не успел влезть. Умиротворённо выдохнув, Ира плюхнулась на ближайшее сидение и взялась за конверт с картой. Руки слегка дрожали.

Трубка, подумав, продемонстрировала оживший индикатор сети. Сверившись трижды с блокнотом, Ира нетерепеливо набрала номер Верховского. Гудки тянулись долго; она успела испугаться, что сделала что-то не так. Затем динамик прекратил ныть и коротко сказал знакомым строгим голосом:

— Верховский, слушаю.

— Здравствуйте, Александр Михайлович, — выдохнула Ира. С плеч словно бы свалилась приличная гранитная глыба. — Это Шаповалова. Мне нужно с вами поговорить. Не по телефону. На полчаса, не больше.

— Минутку.

Автобус, скрипнув сочленениями, приник к очередной остановке; зашипели пневматические двери. В трубке слышался приглушённый шум шагов; похоже, начальник контроля искал достаточно уединённое место. Разве он в это время не пьёт утренний кофе у себя в кабинете?.. На свободное место рядом с Ирой уселся невзрачный молодой человек в кожаной куртке; телефон от греха подальше пришлось переложить к другому уху.

— Я вышлю вам адрес, — сказал наконец Верховский. — Это в центре Москвы. Сможете быть через час?

— Да, конечно! — Ира обрадованно улыбнулась собственному бледному отражению в оконном стекле. — Только это…

— Конфиденциально, разумеется. Скажете администратору, что вы пришли по объявлению. До встречи.

Адрес был незнакомый. Ира едва не заплутала в тесных проулках, выискивая нужный дом. Располагавшееся в нижних этажах кафе работало с двенадцати; на часах едва перевалило за половину одиннадцатого. Подумав, Ира требовательно подёргала запертую дверь едальни. На шум выглянула девушка в длинном форменном фартуке, ослепительно улыбнулась:

— Извините, но мы открываемся в полдень.

— Я по объявлению, — быстро сказала Ира. Торчать посреди улицы было неуютно.

Против ожиданий, девушка проворно посторонилась и сделала приглашающий жест. Сунув похолодевшие руки в карманы, Ира нырнула в пряно пахнущий полумрак. Девушка молча проводила её к уединённой нише в дальнем углу просторного помещения. Откуда-то вынырнул официант, поставил на стол бутылку дорогой минеральной воды, стакан и блюдо с художественно нарезанными канапе.

— Сколько с меня? — сконфуженно спросила Ира. Ей даже не предложили меню.

— За счёт заведения, — вышколенный официант улыбнулся во все тридцать два зуба и исчез в кухне. Иру пробрала нервная дрожь.

Кто-то — отсюда не разобрать — поскрёбся во входную дверь. Администраторша вежливо отвадила незваных гостей, настаивая на том, что заведение откроется через полтора часа. Ира вытянула шею, пытаясь сквозь дымчатое оконное стекло рассмотреть, кто там топчется на крыльце, но потерпела неудачу. Что ж, по крайней мере, саму её снаружи тоже не разглядеть.

Верховский появился прямо в зале, не утруждая себя конспирацией. Значит, ресторанчик держат одарённые; более того, хорошие знакомые начальника магконтроля. Потревоженный, очевидно, сигнальными чарами официант почтительно поздоровался с посетителем и без вопросов принёс чашечку чёрного кофе, стакан воды и ещё одну тарелку с декоративной снедью.

— Спасибо, Лёня, — Верховский покровительственно кивнул пареньку. — Феликс сегодня здесь?

— Нет, Александр Михайлович, но он передаёт вам наилучшие пожелания.

— Хорошо, спасибо. Проследи, пожалуйста, чтобы нас не беспокоили.

Он едва уловимо шевельнул пальцами, и тишина тут же сдавила уши войлочными ладонями. Ира судорожно вздохнула.

— Что ж, Ирина, добрый день, — начальник магконтроля прохладно улыбнулся. — Надеюсь, вы меня вызвали, чтобы прояснить свою роль в разворачивающихся событиях?

— Нет, — она решительно качнула головой. Вот и пришла пора бессовестно врать представителям власти. — Не совсем. У меня нет никакой роли, я… оказалась не в то время не в том месте.

— Это радует. Приятно иногда поговорить с человеком без двойного дна, — заметил Верховский. Понял или нет? Если и понял, то не собирается на неё давить… По крайней мере, в явном виде. — Тогда в чём дело?

— Я хочу помочь, — заявила Ира, обеими ладонями обнимая стакан с минералкой. — Я… может быть, знаю что-то полезное. Вы найдёте этому применение.

Верховский взглянул ей в лицо с вежливым интересом.

— Вы изменились, — задумчиво сказал он. — Говорите по-другому. Жестикулируете. Смотрите. Вы пережили серьёзное потрясение?

Ира с трудом преодолела желание отвести взгляд.

— Это неважно, — проговорила она, удивляясь твёрдости собственного голоса. — Вы… вы виделись…

— Да, — быстро перебил Верховский, послав Ире предупреждающий взгляд. Значит, лучше без имён. — У нас был весьма обстоятельный разговор. Но, полагаю, в интересующем вас вопросе позитивных подвижек не предвидится.

— Вы можете что-то сделать?

— Видимо, это зависит от того, что вы мне поведаете, — Верховский сцепил пальцы над нетронутой чашкой кофе. — Не волнуйтесь, я допущен ко всем материалам дела, а здесь нас не подслушают. Но я не могу гарантировать вам безопасность. Вы знаете, что за вами наблюдают?

— Догадывалась, — Ира нервно облизнула пересохшие губы. — Мне кажется, я пока не очень подозрительно себя веду.

— Вам не кажется, — начальник магконтроля коротко улыбнулся. — На всякий случай: сюда вы пришли устраиваться на работу. Ваше желание покинуть Управу вряд ли кого-то удивит.

— Я прошла собеседование?

— Нет. Но пока вы демонстрируете своё умение не спотыкаться о посетителей, у нас есть небольшой запас времени, — Верховский выразительно взглянул на часы.

Ира вздохнула и заговорила. Старательно обходя опасные места, но не утаивая ничего, что не грозило ей разоблачением и казнью. Рассказ она составляла в уме всю дорогу до ресторана; выходило в меру складно. По озвученной версии получалось, что лже-Ельцов её выручил из лап местного правосудия в надежде вытянуть из секретарши магконтроля какие-нибудь отдельские тайны, а Ярославом двигала исключительно верность служебным клятвам. Верховский не перебивал; под его задумчивым взглядом Ира чувствовала себя, будто в комнате для допросов. Она старалась поменьше шевелиться; казалось, каждое слово, сказанное или несказанное, каждый случайный жест, каждое на миг промелькнувшее выражение лица может её выдать. По Верховскому же вовсе невозможно было понять, о чём он думает. С чего она вообще взяла, что ему можно верить? Сейчас объявит, что она арестована, и пиши пропало… Кто знает, что могло измениться за прошедшее здесь время?

— Исчерпывающе, — прокомментировал начальник контроля, когда Ира выдохлась окончательно и схватилась за минералку. — Кое-какие детали, признаться, были для меня новостью. Но вы ведь и сами понимаете: здесь нет ничего, что можно было бы противопоставить обвинениям по третьей статье.

Ира досадливо закусила губу.

— Что можно им противопоставить?

Верховский тонко улыбнулся.

— Очевидно, причину, по которой не была нарушена общегражданская присяга, — со значением произнёс он. — Речь о двух пунктах.

— Подчиняться Магическому своду, кроме случаев, когда повиновение закону угрожает моей либо чужой жизни, — без запинки отчеканила Ира.

— У вас хорошая память, — похвалил Верховский. — Я имел в виду также пункт о тайнах, затрагивающих интересы государства либо сообщества.

— Значит, эта тайна личная, — сказала Ира наугад.

— И угрожающая чьей-то жизни, — кивнул Александр Михайлович. — У меня есть основания полагать, что наш с вами общий знакомый связан некой клятвой, запрещающей её разглашать.

— Но тогда… — Ира до боли закусила губу. Она ведь совсем не знает Зарецкого. То есть знает, и, наверное, лучше, чем кто-либо из ныне живущих, но не в том смысле, в каком это сейчас нужно… — Ох… Я знаю, кого надо спрашивать. Только это, наверное, будет сложно.

— Когда нас пугали трудности? — Верховский иронично изогнул бровь. — О ком речь?

— Домовой, — выпалила Ира. — Если… если он захочет разговаривать. Я думаю, он меня вспомнит…

— Как интересно.

— Я больше ничего не могу придумать.

— Этого для начала более чем достаточно, — Верховский вдруг улыбнулся вполне искренне, без всегдашней казённой прохлады. — Ей-богу, я готов предложить вам должность младшего офицера.

— Нет, мне секретарём нравится, — Ира нервно хихикнула. Вот был бы номер, вздумай она согласиться! — Я… я не очень помню адрес, но, наверное, на месте смогу сориентироваться…

— Без надобности, — Александр Михайлович достал из кармана пиджака телефон, несколько раз чиркнул пальцем по экрану, дождался ответа, кивнул. — Оксана встретит вас у северного вестибюля «Театральной» через полчаса. Советую взять такси. У вас будет время примерно до трёх, вряд ли дольше, — он сверился с тускло сверкнувшим циферблатом. — С часа дня я не смогу быть на связи. Будьте осторожны. Помните, что действуете на свой страх и риск…

Ира кивнула. Мог бы и не напоминать.

— И, как бы то ни было, не вините себя ни в чём, — тихо сказал Верховский. — Вы уже сделали намного больше, чем подразумевает гражданская клятва. Удачи вам.

— И вам, — эхом отозвалась Ира.

Администраторша выпроводила её за дверь, любезно пообещав перезвонить. В проулке на первый взгляд никого не было. Ира поправила на плече лямку сумки и быстро зашагала в сторону ближайшей оживлённой улицы. В разгар рабочего дня в толпе не затеряешься, но хотя бы такси там ездят чаще. Машина и впрямь подвернулась очень скоро; удачливый кулончик на шее нагрелся от усердной работы. Второй, надёжно спрятанный под водолазкой, оставался безнадёжно холодным.

Прохлаждающуюся у вестибюля «Театральной» Оксану Ира разглядела издалека. Облачённая в светлый брючный костюм красавица прятала глаза от солнца за широкими тёмными очками. Завидев спешащую к ней секретаршу, офицер Тимофеева лениво шагнула навстречу и, взяв Иру за плечи, клюнула губами воздух возле её щеки. Пахнуло горьковатыми духами.

— Поменьше нервов, подруга, — шепнула Ксюша. Ира постаралась расслабить напряжённую спину. — Пошли, не отставай.

— Куда?

— Подстричь тебе хвостик, — насмешливо фыркнула Тимофеева. — Рассказывай давай, как отпуск прошёл?

Они быстро, но без излишней суеты шагали меж стискивающих улицу монументальных громад. Ира, сообразив, чего от неё ждут, несла какую-то чушь про отдых на природе, Оксана весьма правдоподобно изображала интерес. Она-то знает, куда и зачем лежит их путь? Лучше спросить как-нибудь потом, в более укромном месте. У перекрёстка с Тверской Тимофеева решительно свернула в сторону Красной площади. Среди туристов, что ли, хочет затеряться?

— Сюда, — Оксана ненавязчиво потянула Иру вправо, к подземным павильонам Охотного ряда. — Не тупи, это вредно.

Ира ей это спустила. Если Тимофеева что-то делает, значит, так велел Верховский. Кроме Верховского, доверять, в общем-то, некому. Оксана протащила её вдоль сверкающих витрин и едва ли не силой втолкнула в огромный магазин.

— Вот, — в грудь Ире ткнулась вешалка с какой-то невразумительной тряпкой. — Брысь в примерочную и сиди там тихо. Я к тебе приду.

Убедившись, что Ира покорно отправилась исполнять указание, Тимофеева выскользнула из магазина и моментально растворилась среди праздно гуляющих зевак. Ира забилась в самую дальнюю кабинку, задёрнула за собой тяжёлую портьеру и плюхнулась на пуфик. Сердце колотилось так, будто она не пару сотен метров пешком прошагала, а, как минимум, пробежала кросс. На ценнике, свисавшем с ухваченной вещички, красовалась сумма в половину зарплаты. Ира осторожно пристроила вешалку на вычурном крючке, чтобы ненароком не повредить драгоценную тряпку. В какой, интересно, момент свернула не туда торная тропка её скучной обывательской жизни? Как она оказалась здесь, в тесной примерочной кабинке кошмарно дорогого магазина, на полдороге в стерильный бюрократический ад? Куда лезет, беспечно сметая по пути все преграды, за которыми могла бы благополучно прятаться долгие годы?

— Здра-а-авствуйте, — протянул снаружи нарочито громкий Оксанин голос. — Ой, я тут всего набрала-а-а…

Ира выглянула в осиянный тёплым светом коридор и махнула Тимофеевой. Через пару мгновений Ксюша юркнула в кабинку, небрежно зацепила за настенный крючок целую гроздь вешалок и поставила на пол два разрисованных логотипами бумажных пакета. В руки Ире ткнулся ворох мягкой ткани.

— Одевайся, бегом, — прошипела Тимофеева, вытряхивая из картонной коробки новенькие туфли. — Шеф сказал, времени мало… Твоё счастье, что все мало-мальски способные безопасники сейчас заняты.

Ира послушно влезла в строгие классические брюки. Мелкие застёжки на атласной блузке никак не желали поддаваться утратившим ловкость пальцам; Оксана, выругавшись сквозь зубы, сама просунула матово блестящие пуговицы сквозь узкие петли.

— Что это у тебя? — спросила она, указывая на выглядывающую из-под ворота серебряную цепочку. — От неё чарами фонит, как от склада «Гекаты».

— Ничего, — буркнула Ира, стягивая у горла чересчур открытый воротник. — Не трогай, её нельзя снимать.

— Нельзя так нельзя. Садись, — приказала Ксюша, указывая на пуфик. В её руках глянцевито сверкнула крышкой пудреница. — Дёрнешься — будешь ходить чучелом, понятно?

— Зачем это? — оторопело спросила Ира.

Ксюша сердито мазнула ей по носу тональным кремом.

— Чтобы черти, которые пасутся у выхода, тебя проморгали, — тихо и угрожающе проговорила она. — Шеф сказал, если нас там поймают, разбираться долго не станут. Будем бежать на полшага впереди… Да-а-а, подруга, не умеешь ты краситься.

— Спасибо.

— Давно сказать хотела, повода не было, — фыркнула Тимофеева. — Чеки на барахло не теряй, потом оформишь мне в какие-нибудь операционные расходы…

Нарисованное ею лицо в первый миг показалось чужим. Из зеркала на Иру смотрела бледная Оксанина копия — не такая яркая и изящная, вроде неумело подражающей младшей сестры. Тимофеева ловко собрала ей волосы в узел, набросила на плечи пиджак и водрузила на нос узкие затенённые очки. Пожалуй, этот маскарад может сработать, если «хвост» не слишком хорошо знает подопечную в лицо…

— Держи, — Ксюша вложила ей в ладонь нарядный брелок. — Машина стоит на Большой Никитской. Тёмно-красная «киа». Залезай и сиди там, пока не приду. Если вдруг докопаются — блокируй двери и жми на газ.

— Я не умею.

— Там много ума не надо. Так, выпрямись и сделай нормальное лицо! — командным тоном рявкнула Тимофеева. — Ты добропорядочная гражданка, никого не трогаешь, идёшь по своим делам, поняла?

Это оказалось невероятно сложно. Двигаться подчёркнуто размеренным шагом мимо нагруженных тряпьём вешалок, беззаботно помахивать вычурными брендовыми пакетами, в которые Оксана запихнула собственную Ирину одежду, изо всех сил заставлять себя не озираться по сторонам из-под очков. В глянцевых стёклах витрин торопливо скользили отражения. Никто не гнался за ней, но это ещё ничего не значило. Она до сих пор не сделала ничего подозрительного. Если конвоиры её и узнали, хватать её пока нет повода…

Новые туфли слегка натирали ноги. К вечеру это станет невыносимым. Наверное. Может быть, в сумке есть пластырь, но сейчас нет времени его искать. Перепутав выходы, Ира поднялась на поверхность в сторону Александровского сада; пришлось пересекать открытую взглядам Манежную площадь. Не оглядываться. Не спешить. Соразмерять шаги со стуком сердца: два удара — шаг, два удара — шаг…

Яркая — чересчур яркая! — машинка стояла прямо под знаком парковки, укрытая от бледных солнечных лучей тенью соседнего здания. Ира забралась в водительское кресло и заблокировала двери. Вытянула вперёд правую ногу, ощупывая педали. Которая из них — газ, она представляла. Что надо сделать, чтобы машина поехала, — нет.

В пахнущем пластиком и Ксюшиными духами салоне висела духота, но открывать окно было слишком рискованно. В зеркале виднелась пустынная тесная улица; каждого прохожего Ира внимательно провожала взглядом до тех пор, пока он не пропадал из поля зрения. Ксюшу она узнала не сразу: Тимофеева тоже сменила наряд; вместо офисного костюма на ней красовались джинсы и однотонная кофта вроде той, что лежала сейчас скомканной в одном из Ириных пакетов. Вид у Ксюши был победоносный.

— Разочаровались, — заявила она, изящно опускаясь на поспешно освобождённое Ирой сидение. — Проводили до эскалатора и забили… Ну, поехали, что ли.

— Ты знаешь, куда?

— Помню прекрасно, — фыркнула Тимофеева, заводя мотор. — Отвозили туда недавно твою бездыханную персону. Я не настолько была пьяна…

Она замолкла и сердито поджала губы. Машина резковато стронулась с места, резво покатилась по полосе. Мимо замелькали нарядные особняки и просторные площади; сверкнула на солнце закованная в гранит река. Ксюша притормозила, немного не доезжая до украшенного строгими арками дома, и заглушила двигатель. Кажется, она тоже начинала нервничать.

— Надеюсь, ты знаешь, что делать, — с сомнением проговорила Тимофеева, запирая машину. Ира ничего ей не ответила.

Подъезд Ксюша помнила, этаж — нет. Заключённая в стеклянную будку консьержка вперилась в незваных гостий пристальным взглядом и гавкнула:

— Вы к кому?

— В тридцать вторую, — наугад соврала Ира, чувствуя, как греется зачарованная подвеска.

Тётка ещё разок зыркнула на них и вернулась к кроссвордам. Проигнорировав лифт, Оксана решительно свернула на лестницу. Подниматься придётся прилично; смутно помнившийся вид из окна предполагал солидную высоту. Непомерно длинные пролёты выпивали последние силы вместе с остатками храбрости. Вдруг их там ждут? Вдруг они вляпаются в какие-нибудь следящие чары? Вдруг уже вляпались?

— Вот, — уверенно сказала Ксюша, едва взобравшись на лестничную клетку шестого этажа. — Погоди-ка, проверю…

Она вытянула руки перед собой, словно ощупывая что-то невидимое. Нервно облизнула губы, отбросила со лба прядь блестящих волос. Обшитая светлым деревом дверь внушала ей беспокойство.

— Сняла, — проговорила наконец Оксана. Голос её слегка дрожал. — Почти всё, но… эти можно не трогать. У тебя ключи есть или будем ломать замок?

— Погоди, не надо ломать, — отозвалась Ира и прижала пальцем кнопку звонка, вызвав к жизни приглушённую мелодичную трель по ту сторону стены.

За дверью всё было тихо. Домовые умеют быть бесшумными. А ещё капризными и недоверчивыми, особенно в отсутствие хозяев. Ира осторожно опустилась на корточки и, стараясь не говорить слишком громко, позвала в замочную скважину:

— Прохор! Проша! Открой, пожалуйста!

Тишина. Неужели с ним что-нибудь случилось? Домовые не покидают жилище по своей воле, пока от дома остаётся хоть пара стен. Прохор очень старый, он долго сидел здесь совсем один, он мог не выдержать…

— Проша! Мне очень нужна помощь, пожалуйста, открой! — взмолилась Ира. — Это я. Ты меня помнишь? Вот, смотри, что у меня есть…

Она торопливо высвободила из-под воротника амулет. Помнится, Прохора тогда разозлило, что наглая гостья взяла вещицу; может быть, он согласится помочь в обмен на подвеску? Расставаться с амулетом не хочется, но жалеть о камушке, хоть и бесценном, глупо, когда на кону жизнь. Синяя капелька остро сверкнула в лучах солнца, бьющего в высокие окна. Тихо щёлкнул замок.

— Гостьюшка пришла, — констатировал домовой, окидывая Иру цепким взглядом блестящих чёрных глаз. Она не поняла, рад он ей или нет. — Пущай заходит. Только хозяина дома нетути…

— Я знаю, — выдавила Ира. Она поднялась на ноги и переступила порог; Оксана, настороженно озираясь, шагнула следом и прикрыла за собой тяжёлую дверь. — Проша, хозяин в большой беде.

Домовой совсем по-человечески прижал ко рту мохнатые лапы.

— Ох, отчаянная душенька… Что ж натворил?

Ира, сбросив туфли, уселась перед Прохором на колени. Так казалось честнее. Ксюша молчала, хмуря брови. Сколько она знает? Наверное, не очень много…

— Ничего плохого, — слова неохотно протискивались сквозь болезненно сжавшееся горло. — Это из-за… из-за тайн. Есть такой закон…

— Плохой закон, — пробормотал домовой и горестно качнул длинными ушами. — Э-э-эх, учила ить хозяйка — молчать надыть, молчать да не высовываться…

— Кто такая хозяйка? — резко спросила Ксюша. Ира вздрогнула, услышав её голос.

Прохор недоверчиво зыркнул на Тимофееву из-под кустистых бровей и ничего не сказал.

— Кто, Проша? — зачем-то повторила Ира. В этом может быть смысл. Если женщина, которую домовой зовёт хозяйкой, знает что-то важное… Кто бы она ни была… Пусть лучше Оксана с ней разговаривает…

— Хозяйка, — печально повторил Прохор. — Великая чародейка. Волшебница. Всё на свете знала… Всему его, егозу, научила… Так и говорила — погубит ить себя о-про-мет-чи-во-стью, душенька беспокойная…

— Свешникова, — сказала Ксюша. — Да ведь? Они, кажется, родственники…

Прохор молча моргнул.

— Она давно умерла, — сообщила Тимофеева. Прохор болезненно дёрнулся, словно его ударили током. — Если что-то и знала, теперь уже всё…

Вот как. Тогда понятно. Домовой, перейдя к наследнику вместе с жильём, не мог не звать Ярослава хозяином, но покойную Свешникову, похоже, слишком любил. Могла она доверить ему что-то важное? Записи, дневники, хотя бы несколько драгоценных слов…

— А ты знаешь, Проша? — отчаянно спросила Ира. — Должно быть что-нибудь… Что всё объясняет… Почему не сработала клятва…

— Прохор знает, — тихо сказал домовой.

Оксана где-то за спиной торжествующе хмыкнула.

— Скажи, пожалуйста, — шёпотом проговорила Ира, будто просьба её граничила с непристойностью. — Мы ничего плохого не сделаем. Хочешь, поклянусь?

— Не надо это, — быстро сказал домовой. — Злое дело — клясться… Прохор всё одно сказать не может. Закон такой, что Прохора слушать не будут.

Вот же чёрт! Он прав: нежить неправоспособна, она не может свидетельствовать в суде, её слова ничего не значат… Почему Верховский не напомнил об этом? Сам забыл? На что-то надеялся?

— У Прохора есть, — продолжил домовой, внимательно глядя на Иру, — как того отыскать, которого будут слушать…

Оксана выругалась себе под нос. Ира сердито на неё оглянулась. Сейчас Прохор обидится, откажется разговаривать, и тогда всё. Других ниточек нет.

— Как отыскать, Проша? — как можно мягче спросила Ира.

Домовой с сомнением пожевал губами.

— Прохор принесёт, если ему верные слова скажут, — сообщил он. У Иры внутри всё похолодело. Не дюжину «пожалуйста» же он хочет услышать! — Так хозяйка велела. Прохор скажет — человек ответит, тогда и отдать. Прохор говорит: пламя. Пусть теперь гостьюшка отвечает.

— Пламя? — переспросила Ксюша. — Это что значит?

— Не знаю… Нет, подожди, — испуганно сказала Ира, заметив, как домовой удручённо качает головой. — Подожди… Я… Сейчас…

Сколько у неё попыток? Может, и много, но драгоценное время утекает сквозь пальцы. Что могла загадать домовому давно оставившая этот мир женщина? Кто она была, чем дышала, как мыслила? В поисках подсказки Ира отчаянно оглядела просторную прихожую. Здесь, как и раньше, царил идеальный порядок, наверняка установленный прежней хозяйкой квартиры. Чистая, как в больнице, плитка под светлый мрамор. Кремового цвета обои с ненавязчивым узором. Абстрактные картины на стенах — кажется, в прошлый раз их было больше. Сквозь приоткрытую дверь в гостиную виднеется набитый книгами шкаф. Наверное, неведомая Свешникова ценила красоту и была тем ещё книжным червём. А может, и нет. Какая разница?

К чему тут пламя? Может, Прохору надо продемонстрировать умение зажигать призрачный золотой огонь?.. Нет, он совершенно однозначно выразился: нужны верные слова. Но в догадке есть смысл: фраза-ответ должна отличать своих от чужих. Ярослав её знает, это ведь ему наставница оставляла лазейку между законом и клятвами… Лазейку, о существовании которой он не имеет понятия. Иначе нашёл бы способ намекнуть, помог бы с ключом к разгадке, даже если данный когда-то обет запрещает говорить напрямую…

— Пламя, — пробормотала Ира себе под нос, надеясь, что это поможет соображать быстрее. — Пламя, пламя, пламя…

Леший побери, да это может быть что угодно! Текст какой-нибудь клятвы, строчка из книги, случайный набор слов… Нет, это слишком. Свешникова вряд ли имела целью измучить ученика головоломкой. Ответ должен быть для него простым, легко всплывающим в памяти; несколько слов, хорошо известных связанным общей тайной людям, отделяющих их от остального мира, несведущего, враждебного… Может быть, вовсе этому миру не принадлежащих…

— Пламя, — снова повторила Ира, осенённая смутной догадкой. Не то воспоминание, не то сновидение. Летят в ночное небо огненные искры, Тихон, вдохновенно запрокинув голову, торжественно произносит слова незнакомого, завораживающе певучего языка. Он же, Тихон, проницательно щурит единственный глаз: «Что ж теперь делать станешь?» — Пламя, в сердце моём горящее… Земною тропой пронесу и… и отдам его вечности…

Прохор — она глазам своим не поверила — просиял.

— Верно гостьюшка говорит! — он с неожиданной прытью метнулся куда-то в глубь квартиры, на ходу бормоча себе под нос: — Сейчас Прохор принесёт… Они искали, искали, всё вверх дном перевернули, а Прохор спрятал… Всё сберёг, всё схоронил…

— Это чего такое? — озадаченно спросила Оксана, опускаясь на притулившуюся у стены банкетку.

— Стихи, — Ира на миг прикрыла глаза ладонями и оперлась спиной о дверцу высокой тумбы. Сердце гулко ухало в груди; казалось, ей не загадку пришлось разгадывать, а таскать в подвал коробки с документацией. Пешком. — Наверное. Я дальше не знаю.

Тимофеева недоверчиво хмыкнула. Прохор шумно возился за одной из дверей, озаботившись плотно притворить её за собой; остальные были приоткрыты, сквозь проёмы в прихожую лился ласковый солнечный свет. В пустых просторных комнатах заблудилось безмолвное, почти физически ощутимое одиночество. Тот, кто придумал прозвание людям, лишённым двойника по другую сторону границы, вложил в него куда больше смысла, чем кажется на первый взгляд.

— Вот, — Прохор протиснулся обратно в прихожую; в лапах он бережно сжимал что-то маленькое и плоское. — Ох! Да что ж гостьюшка на полу-то сидит! Увидал бы хозяин — задал бы Прохору… Где ж такое видано?

— Всё в порядке, — Ира поспешно поднялась. — Я так сама захотела.

— Пусть гости сюда идут, — упрямо заявил домовой, проворно семеня к кухне. — Тут солнца много, всё хорошо видно. А покуда гостьюшка читать станет, Прохор чаю нальёт…

— Не надо чаю, — запротестовала Ира, однако домовой уже скрылся в дверном проёме.

Пришлось идти следом. Оксана разуваться не стала — наверное, готовилась в любой момент то ли удирать, то ли бросаться в бой. На пороге кухни она на миг застыла, огляделась, задумчиво щуря аккуратно подведённые глаза. Неужели ждала засады? Здесь?

Прохор, вытянув длинные лапы и пристав на цыпочки, положил заветную ношу на сверкающий чистотой стол и принялся возиться с чайником. Ира нетерпеливо взяла в руки небольшую записную книжку, заложенную где-то посередине резной металлической пластинкой. На разлинованной странице округлыми цифрами выведен был номер телефона; ниже тем же каллиграфическим почерком значилось: «Николай Вяземский». Другую сторону разворота занимали размашисто записанные строки: «Помни же, добрый мой друг: ни к чему почитать скоротечное, храбрую душу в дар приносить преходящему». Ира пролистала книжку: все остальные страницы были пусты.

— Вяземский, Вяземский, — задумчиво проговорила Ксюша, словно пробуя фамилию на вкус. — Важный какой-то мужик, из реестра высших категорий. Думаешь, не поменял номер с тех пор?

— Не знаю. Больше у нас всё равно ничего нет.

— Резонно, — согласилась Тимофеева. — Ладно, если не выгорит, дёрнем Макса, чтобы пробил этого деятеля по базе. Они же вроде ещё не уехали…

Она осеклась на полуслове и поспешно полезла за телефоном. Ира закусила губу. Куда они должны уехать? Зачем?

— Здравствуйте, — нагловато-казённым тоном сказала в трубку Оксана. — Офицер Тимофеева, отдел контроля. Николая Вяземского могу услышать?.. Прекрасно. Нам с коллегой нужно задать вам несколько вопросов… Нет, в ближайшее время. Где вы находитесь?.. Да, пожалуйста, освободите час. Это крайне важно… У вас есть полчаса, чтобы найти замену. Да, до встречи, спасибо за понимание.

— Ну что? — нетерпеливо спросила Ира, едва Тимофеева убрала телефон.

— Будет ждать, как миленький.

— Он чем-то занят, да?

— Работает. Говорит, пациентов сегодня много. Ничего, пусть коллеги подменят…

— Он врач?! — ахнула Ира. — Ксюш, это же жестоко! А вдруг кто-нибудь… Из-за нас…

— Ну, подруга, извини! — огрызнулась Тимофеева. — Выбирай, кто-нибудь вдруг или Зарецкий точно. И вообще, врачей много, а этот тип — один такой. Если хочешь, посиди тут, побереги нервы, я сама съезжу.

— Нет уж. Поедем вместе.

— Приятно иметь с тобой дело, — фыркнула Оксана. Едва не споткнувшись о домового, она отошла к окну, отодвинула занавеску и вдруг зло выругалась сквозь зубы. — Вот же…

Ира бросилась к ней и тоже выглянула в окно. Над свинцово-синей рекой ползли по набережной автомобили, сверкая на солнце цветными спинами. Один, глянцевито-чёрный, деловито отделился от потока, свернул во дворы и нагло затормозил прямо под знаком запрета остановки. Мужчина в невзрачной кожаной куртке выбрался из машины и, не скрываясь, быстро зашагал к подъезду.

— У тебя есть адекватный предлог здесь находиться? — хмуро спросила Тимофеева.

— Н-нет, конечно…

— Тогда пошли, — Ксюша нервно поджала губы. — Будем импровизировать по ходу дела.