Искатель, 2001 №1

Александр Андрюхин родился в г. Самаре в 1958 году. Окончил Литературный институт им. Горького.

Автор книг «Дух» и «Смех куклы». Широко издавался в периодических изданиях как в России, так и за рубежом (Лос-Анджелес, Париж).

В «Искателе» № 3 за 2000 год была опубликована повесть А. Андрюхина «Программа минимум».

1

В тот октябрьский вечер было дико холодно, да еще ледяной ветер пронизывал до самых позвонков. А Галина как назло посеяла чип.

Тридцатилетняя преподавательница английского языка возвращалась с пятилетним сыном домой. Пока доплелись до Ферганской, продрогли до костей. Вот тут-то на бетонном крыльце подъезда Потоцкая и обнаружила, что на связке нет чипа. Вместо него на кольце рядом с ключом от квартиры сиротливо висел пластмассовый осколок. А ведь она давно заметила, что чип дал трещину. И надо же ему было отломиться именно в такой неподходящий момент. Онемевшими руками бедная женщина долго шарила по карманам, в сумочке, в целлофановом пакете — но все было тщетно. Чип просто канул. Алешка, съежившись, терпеливо смотрел на маму и ждал, когда же она наконец откроет подъезд и укроет его от этого невозможного ветра. Галина прокляла все и стала листать записную книжку, в которой был записан код. Когда-то она его помнила, но за ненадобностью забыла. Как назло, и код-то никак не находился. А Алешка сжался и плаксиво простонал онемевшими губами:

— Мам, ты скоро? Я больше не могу!

В это время, когда Галина уже хотела изматериться и начать барабанить соседям в окна, дверь неожиданно запищала и распахнулась. Из подъезда одна за другой поспешно вылетели четыре девушки лет пятнадцати. Они едва не сшибли Галину с ног и только чудом не затоптали Алешку.

— Вот овцы! — кинула им вслед Потоцкая, и мамочка с сыном наконец вошли в дом. В подъезде было темно. Не горела ни одна из четырех лампочек на первом этаже. Они на ощупь прошли первую площадку, споткнулись о ступени, осторожно поднялись по лестнице, завернули на другую площадку, где находились лифты, и также осторожно двинулись дальше. В этом подъезде закутков больше, чем в лабиринте минотавра. Перед лифтом они опять споткнулись, но уже обо что-то мягкое. От неожиданности Галина вскрикнула и выпустила ручку сына.

— Ой, мама, здесь кто-то лежит, — услышала она из темноты.

— Отойди немедленно и дай сюда руку!

Она сама догадалась, что под ногами валяется пьяный. Надо же так нализаться! Галина в темноте поймала теплую ручку Алешки и стала шарить ладонью по стене. Кнопка лифта тоже не светилась. Она была прожжена насквозь, однако продолжала выполнять свою функцию. Галина нащупала этот шершавый пластмассовый бугорок и надавила на него пальцем. Лифт зашумел. Было не очень приятно стоять в темноте и знать, что под ногами валяется черт знает кто. А вдруг он сейчас очнется и схватит за ногу?

Лифт подъехал, с шумом распахнул двери и наконец осветил того, кто валялся под ногами. От неожиданности Галина вскрикнула и отпрыгнула назад, увлекая за собой сынишку. Она прижала его к себе и понеслась из подъезда вон. Около лифта лежали двое: мужчина и женщина, они с ног до головы были в крови. Глаза их были выколоты, а животы вспороты, и в них виднелись кишки.

Маргарита в ужасе неслась в сторону Рязанского проспекта, крепко прижав к себе притихшего Алешку, и вокруг не было ни души. Только у самого шоссе ей навстречу вырулила патрульная машина. Галина помчалась к ней. Остановив ее, она прохрипела, клацая зубами:

— У нас в подъезде зарезали двоих.

Милиционеры без лишних слов усадили ее с ребенком на заднее сиденье и рванули к месту происшествия. Подъехав к дому, они каким-то образом открыли бронированную дверь без всякого чипа и, включив фонари, скрылись в темноте подъезда. Их не было около пяти минут. Все это время Галина продолжала трястись на заднем сиденье машины, прижав к груди Алешку. Менты вышли на крыльцо весьма растерянными.

— Ничего себе ребятки повеселились, — в смущении произнес один из них.

— Ты думаешь, подростки? — спросил второй.

— Кто же еще? Вызывай опергруппу!

Один из милиционеров поднес к уху рацию, другой подошел к Галине и спросил:

— Вы на каком этаже живете?

— На двенадцатом, — ответила Галина, клацая зубами.

— Если хотите, я вас провожу до квартиры. Но вас еще сегодня допросят.

— Тогда я подожду здесь.

Оперативники приехали быстро. Трупы обследовали, сфотографировали, накрыли простынями и погрузили в машину. Тут же составили протокол и дали расписаться свидетельнице:

— Вы кого-нибудь видели в подъезде? — спросил оперуполномоченный.

— Никого! — ответила Галина, продолжая клацать зубами. — Вернее, когда входила, из подъезда выбежали четыре девчонки.

Оперативники переглянулись.

— Девчонки из вашего подъезда?

— Кажется, нет.

— Ну что ж, Галина Дмитриевна, сегодня вас больше не потревожим. А завтра вы должны подойти в РОВД.

Ее проводили до квартиры и пожелали спокойной ночи. Галина видела из окна, как милицейские машины с мигалками вскоре отъехали. Последним в автомобиль садился фотограф. Он был чем-то озабочен и, прежде чем запрыгнуть в милицейский «Москвич», несколько раз обернулся, как будто что-то не доснял.

Он бы очень удивился, если бы узнал, что буквально на следующий день именно его фотографии внимательно рассматривали двое пожилых джентльменов на шестом этаже одного из известных зданий Вашингтона.

— Надо же, какая жестокость, — произнес один из них по-русски. — Что этим девочкам дали?

— Всего лишь по косяку марихуаны, — улыбнулся второй. — Но ведь вы знаете, что марихуана здесь ни при чем. Главное, что это продолжает работать, несмотря на кодовые замки.

2

С утра Веронику Аркадьевну раздражали все: парикмахер, маникюрщица, горничная, садовник. Спортзал оказался недостаточно проветренным, вода в бассейне чересчур холодной, кофе переслащенным, пальмы в холле не постриженными, наконец, в китайском аквариуме, занимавшем в гостиной всю стену, сдохла золотая рыбка. К чему бы это?

Хозяйка роскошного трехэтажного особняка на Озерковской набережной энергично отчитывала работников по дому и ежеминутно посматривала на часы. Вчера ей звонил детектив и сообщил, что новости есть, и они не очень приятные. Он подъедет завтра к двенадцати, если ей будет удобно. Нужно было назначить на десять, подумала Вероника, изнывая от нетерпения.

Кажется, ее опасения подтверждались. Но точно об этом будет известно только в двенадцать. Что с мужем творится что-то неладное, она заметила давно. Он стал рассеян, задумчив, уныл. Потерял былую хватку. Два раза подряд проиграл городской заказ, что никогда с ним не было раньше. Оба конкурса перехватил их главный конкурент «Домострой». Если он еще прошляпит и американские инвестиции по серийному строительству дешевых домов, то они банкроты. Элитных квартир с каждым годом покупают все меньше и меньше, а цены на стройматериалы растут в геометрической прогрессии. Пять лет назад муж строил планы насчет дешевых квартир, то есть думал в правильном направлении, но сейчас ко всему этому он относится с полным равнодушием.

Что бы это означало? Только одно из двух: либо он сильно устал (ну еще бы, шесть лет без отпуска!), либо у него появилась молодая любовница…

Последнее Вероника хоть с содроганием, но допускала. Почему бы нет? Молодой мужчина в полном расцвете сил, энергичный, красивый, здоровый. Что у такого мужика должна завестись именно молодая любовница, в этом Аркадьевна не сомневалась, потому что она сама была его старше на десять лет.

Супруга президента подошла к зеркалу и вгляделась в себя более внимательно, чем всегда. Вокруг глаз, конечно, морщины. Куда же от них деться? Между бровей и у рта складки. Кожа, если не напудрена, уже не имеет той первозданной свежести, но все это пустяки по сравнению с тем, что сделалось с ее глазами. В них не стало блеска. В них какое-то угрюмое удовлетворение. Почему угрюмое? Потому что она вечно чем-то недовольна. Когда жили в нищете, скитались по общагам и чужим квартирам, глаза ее всегда блестели, а сейчас только тускло выражают удовлетворение. Причем — угрюмое. Зато фигура прежняя.

В ту минуту, когда «президентша» намеревалась более скрупулезно осмотреть собственную фигуру, позвонил охранник и сказал, что тот, кого она ждет, пришел.

— Пусть войдет, — произнесла она в трубку, и внутри поднялось волнение.

Конечно, она допускала, что у мужа появилась любовница, но в глубине души надеялась, что причина его рассеянности в другом.

В кабинет вошел человек лет сорока с кейсом в руках, в добротном черном костюме и безукоризненно белой сорочке с дорогим галстуком. Он присел на предложенный стул и настороженно поглядел на хозяйку.

— Ну, — произнесла она со скрещенными руками, — вы узнали?

— Узнал! — ответил он. — Но, Вероника Аркадьевна, поймите меня правильно, мне бы не хотелось, чтобы Георгий Алексеевич узнал, что информация исходит от меня.

— Само собой! — поморщилась хозяйка. — Выкладывайте все как есть. У него появилась женщина?

— Да! — кивнул мужчина.

Вероника побледнела. Ее словно ножом полоснули по груди, хотя она и была к этому готова.

— Молодая?

— На вид не более двадцати двух.

— Давно появилась? — выдавила из себя хозяйка, плохо справляясь с собой.

— Около месяца назад.

— Всего-то? — усмехнулась Вероника. — И кто же она?

— Она журналистка. Зовут Глорией.

— Знаем мы таких журналисток. Где он ее снял: на Тверской или на Ленинградке?

— Нет, — улыбнулся детектив. — Она пришла к нему в офис с предложением написать рекламную статью.

— Написала?

— Не знаю. Кажется, нет.

Вероника Аркадьевна молча покачала головой, после чего спросила:

— Фотография есть?

— А как же! — засуетился детектив и полез в кейс.

Жена президента долго вглядывалась в протянутое ей фото и мысленно кусала губы. Красивая, чертовка! Такая может запудрить мозги кому угодно… Даже ей…

— Она всегда одевается под рокера?

— Когда гоняла на мотоцикле, — ответил детектив.

— А сейчас уже не гоняет?

— Георгий Алексеевич подарил ей «Феррари».

Виктория изумленно вскинула брови.

— Месяц знакомы, и сразу «Феррари»?

— И коттедж на крыше дома… На улице Маршала Соколова.

— Коттедж? — прошептала в ужасе Вероника. — Их во всей Москве всего четыре. И один уже подарил? Мой бедный муж спятил! Что же она творит в постели?

3

Самое досадное, что президент «Артстройинвеста» не ведал, что творит его пассия в постели. За месяц знакомства она не позволила прикоснуться даже к руке. Всегда прагматичный и расчетливый, Коломейцев впервые делал женщине такие дорогие подарки и при этом не испытывал никаких угрызений. Честно говоря, он сам не ожидал от себя такой щедрости. Но для этой девушки ему было не жалко ничего.

Она влетела в его жизнь четвертого сентября в среду. В этот день он ждал звонка из Вашингтона, поэтому был как на иголках. До его сведения довели, что одна американская строительная фирма хочет выйти к нему с предложением по совместному проекту. Речь шла о серийном строительстве жилого массива в Москве. Черт, это же бешеные безналоговые инвестиции! — заволновался президент. Но в это время позвонили с первого этажа и сказали, что к нему рвется корреспондентка.

— Это еще за каким?.. — удивился Коломейцев.

— Хочет предложить какую-то необычную рекламу.

— Это в службу по связям с общественностью, — произнес Григорий Алексеевич и хотел уже было положить трубку, но почему-то поразмыслил и неожиданно спросил, то ли от приподнятого настроения, то ли для того, чтобы скрасить тягомотину ожидания: — Красивая корреспондентка?

— О! — простонал охранник. — Я таких еще не видел.

Этот стон охранника был решающим.

— Пропустить, — приказал он коротко и тут же об этом пожалел. Больше делать нечего? С минуту на минуту должны позвонить из Вашингтона.

Но когда она распахнула двери его кабинета, Коломейцев присвистнул. Именно присвистнул громко и развязно, как лицо кавказской национальности, и сейчас ему за это стыдно. Перед ним стояла тонкая, длинноногая блондинка, с ног до головы затянутая в кожу. Приталенная куртка и облегающие штаны подчеркивали ее молодость, независимость и какую-то немосковскую грациозность. Таких Коломейцев видел исключительно в журналах «Плейбой», но никак не в натуре, а тем более — не в собственном кабинете.

Девушка сделала вид, что не услышала его свист, интеллигентно улыбнулась и процокала к столу.

— Что будем пить? — произнес он с шаловливой улыбкой, еще не сообразив, что нимфа несколько не того пошиба.

— Я за рулем, — отрезала она деловито.

— Я тоже, — улыбнулся он. — Какие проблемы?

Президент поднялся с кресла и приблизился к ней. И вдруг его рука сама собой полезла под куртку и легла на ее тонкую талию, излучавшую неистовый жар. К такой талии ему тоже не приходилось прикасаться. Она без особой суеты сняла с себя его руку и более чем спокойно произнесла:

— Насчет этого мы, кажется, не договаривались.

— Какие проблемы? Давай договоримся, — произнес он, задыхаясь, и сделал попытку заключить ее в объятия.

Она не шарахнулась, не испугалась и даже не сделала назад шага. Также спокойно сняла его руки со своей спины и посмотрела в глаза. Ее глаза были серьезны. В них не читалось и намека на куртизанскую шаловливость. В них было нечто такое, что заставило Коломейцева устыдиться и отступить.

— Извините, — произнес он с кислой улыбкой, никак не объясняя свое поведение, и позорно сел на место. — Что вас привело?

— Я прочла рекламную статью в журнале «Деньги» про вашу корпорацию. Мне показалось, что она не очень убедительна. В ней все преимущества жизни в элитных домах сводятся только к тому, что это престижно и стильно. Я предлагаю вам несколько иную интерпретацию преимуществ эксклюзивного жилья.

Девушка вынула из рукава вдвое сложенный листок и протянула президенту. Коломейцев быстро пробежал по написанному и с удивлением отметил, что заметка была действительно на три головы выше того, что опубликовали в «Деньгах». Информация была подана убедительно, умно, лаконично и не так вопиюще воняла рекламой. По существу, это были статистические данные о преступлениях, творимых подростками в подъездах московских «высоток». До семидесяти процентов всех хулиганских действий в Москве совершается в подъездах домов девяностой серии. По данным ЮНИСЕФ, проживающие в этих домах дети более агрессивные и менее талантливые, чем в каких-либо других домах. Но если даже не брать в расчет детей, из статистических данных получалось, что в высотных и многоподъездных домах люди в среднем на тридцать процентов больше страдают неврозами, чем в «сталинках» и «хрущевках», а также на сорок процентов больше болеют вирусными заболеваниями.

— Ну, насчет невроза понятно! — поднял голову глава корпорации. — Чем выше этажность, тем дискомфортней себя чувствуют старики и дети. Это факт известный! Но при чем здесь вирусные заболевания?

— Ни в одной стране мира в домах нет мусоропроводов, — ответила журналистка. — Мусорная свалка под домом — как раз и есть источник заразы.

— Логично, — согласился Коломейцев и снова уткнулся в текст, где сухо, но убедительно, с цифрами и фактами доказывалось, что однотипность строений ведет и к упадку общей культуры. В конце концов, этому пытаются противостоять лишь некоторые строительные организации во главе с их лидером «Артстройинвестом», специализирующихся на нетипичных жилых объектах. Реклама как-то вытекла сама собой и очень даже ненавязчиво.

Коломейцев внимательно посмотрел на собеседницу.

— Но откуда у вас эти цифры? Я не верю, что МВД и Минздрав когда-нибудь занимались подобными исследованиями.

— Совершенно верно, — улыбнулась журналистка. — В России нет такой статистики. Эти данные из-за рубежа.

— А им-то зачем это нужно? — искренне удивился президент.

— Вы сомневаетесь в точности моих данных?

Президент подумал и произнес:

— Я — нет. Но серьезные люди могут усомниться. Цифры могут быть и надуманными. Вдруг статистическое управление даст опровержение?

Журналистка улыбнулась.

— Вы же сами сказали, что никто никогда не производил подобных расчетов. Так что перепроверить эти данные практически некому. Что вас смущает? Если они убедили вас, то убедят и других. Главное здесь — не точность в цифрах. Главное — привлечь общественность к этой проблеме. Ну, а вашей корпорации — это хорошая реклама.

Коломейцев внимательно вгляделся в разумные глаза журналистки и сильно пожалел, что попытался взять ее нахрапом. Черт, так опозориться. А ведь она предлагает дело.

— Сколько вы хотите за вашу заметку? — спросил он деловито.

— Две тысячи баксов.

Президент задумался. Деньги его не смутили. Его смутило сотрудничество с той, с которой он уже потерпел поражение.

— Мы подумаем, — холодно произнес он. — Оставьте у секретаря ваш телефон.

4

Она поймала ее у дверей редакции. Вероника птичкой выпорхнула из «Мерседеса» и подлетела к журналистке в тот самый момент, когда та уже занесла над мотоциклом свою стройную ножку.

— Что же вы не ездите на «Феррари»? — ласково пропела Вероника, пожирая девушку прищуренными глазами.

В натуре она оказалась намного эффектней, чем на фотографии. Мотоциклистка пристально посмотрела на появившуюся перед ней даму, после чего перевела внимательный взгляд на «Мерседес», в котором сидело трое мужчин, и сразу все поняла.

— Вы, вероятно, жена Григория Алексеевича, — произнесла девушка с английским спокойствием. — Можете успокоиться, «Феррари» я не приняла.

— Вам не понравилась машина? — расплылась в улыбке Вероника.

— Мне не понравился барский жест вашего мужа, — презрительно ответила девушка.

— А как квартира на крыше элитного дома? — поинтересовалась Аркадьевна. — Надеюсь, она-то вам пришлась по вкусу?

— Квартиру я тоже не приняла, — усмехнулась журналистка и завела мотоцикл. — Я не принимаю подарков от мужчин подобного рода.

— Это какого рода? — подняла бровь «президентша».

— Которые ничего не делают бескорыстно. Можете быть спокойны: у меня с вашим мужем нет никаких отношений. И, вероятно, не будет!

Произнеся это с усмешкой, она подмигнула и лихо рванула с места, обдав Веронику ревом и выхлопной синевой. Жена президента застыла на месте, уставясь ей в след. Из «Мерседеса» вышел телохранитель и участливо спросил:

— Она вас обидела, Вероника Аркадьевна? Догнать?

— Вы ее не догоните, — выпятила челюсть «президентша» и совершенно не в духе направилась к машине.

Теперь стало ясно все. Опасность намного сильнее, чем она предполагала. Этой шлюшке действительно не нужно «Феррари» и действительно не нужен эксклюзивный коттедж на крыше элитного дома. Ей нужно все.

От этой мысли Вероника Аркадьевна побледнела. Ведь практически исключительно благодаря ей создана эта мощная строительная империя. Что бы делал без нее муж? Сломался после первого удара. Она научила его держать удар. Она научила его стойкости, упорству и мужеству. Она из дня в день внушала, что ему нет равных по силе и уму не только в Москве, но и во всей России. Она заставила его поверить, что он самый талантливый, самый удачливый, самый неординарный из всех московских строителей, хотя, если быть откровенным, его способности были весьма скромны. Но мужчине главное, чтобы им восхищалась женщина. Мужчине главное — надежный тыл, и тогда он своротит горы. А сколько сил затратила Вероника, чтобы вдолбить ему в тупую башку, что он самый красивый, самый неотразимый, самый обаятельный из мужчин, и в постели нет ему равных! При этом, конечно, она намекала, что и лучше ее в постели не найти… Словом, без ее поддержки и внушений он бы никогда не стал тем, кем был теперь. И вот сейчас молодая свирестелка придет и заберет все?

— Ни за что? — прошептала Вероника Аркадьевна и велела ехать к мужу в офис. Давно она ему не вправляла мозги.

До того, как женить на себе Гришу, Вероника дважды побывала замужем. Первый муж был видным, кучерявым и стройным. Он был эталоном мужской красоты, на которого на улице заглядывались женщины. Однако для супружеских обязанностей он оказался абсолютно непригодным. Супруг был как Нарцисс: любовался только собой, а в постели был типичным импотентом. Второй муж был высоким брюнетом, вальяжным, неторопливым, умиротворенным, с многообещающим взглядом и с таким умным лицом, что рядом с ним любой себя чувствовал не по себе. На таких обычно женщины падки, но, как после выяснилось, весьма напрасно. То, что обещал взгляд, было обманом чистой воды. Поначалу за выполнение супружеских обязанностей он принялся довольно активно, но к третьему году семейной жизни довел занятие любовью до одного раза в месяц. Вот не везет так не везет! А Веронике было всего тридцать один. Пришлось расстаться и с ним. Не закапывать же себя заживо! И тогда ей сведущие люди сказали, что если ей так важна в браке постель, то пусть найдет себе в мужья либо лысого, либо пацана. Лысых импотентов не бывает. Они всегда неутомимы и непредсказуемы. Недостаток только в том, что одной женщины им всегда мало. Что касается пацана, то лет через десять может быть опасность, что он начнет заглядываться на малолеток. Жить с таким — это ежедневно доказывать, что в постели тебе нет равных.

Лысый не подвернулся, а подвернулся двадцатидвухлетний студент Московского Архитектурного института Гриша Коломейцев. Многоопытная тридцатидвухлетняя Вероника с первых же дней их знакомства принялась вытворять в постели такое, что юный муж ее боготворил. Но тогда он был молод и был весь в ее власти. А сейчас он — уверенный в себе мужчина, сильный, богатый, крепко стоящий на ногах и уже, возможно, не нуждающийся в опыте своей жены.

— Поворачивай домой. Я раздумала, — произнесла Вероника.

И водитель круто развернулся на полосе, нарушив все правила дорожного движения. Жена президента молчала до самой Озерковской набережной. Выйдя из машины, она поманила пальцем детектива.

— Мотоциклистка должна исчезнуть, — шепотом произнесла Вероника и шагнула в дом, но на пороге неожиданно обернулась и добавила: — Вместе с мотоциклом…

5

Почему-то после ухода этой девушки Коломейцеву стало не по себе. В девицах подобного рода ему никогда не было отказа. Это был первый случай, когда его так безапелляционно «отшили». И выпроводил он ее по-глупо-му. Получалось одно из двух: либо это мелкая месть за то, что она его отвергла, либо ему жалко две тысячи. И то, и другое царапало самолюбие.

Президент перечитал заметку журналистки и вдруг подумал, что себя он может реабилитировать только в том случае, если подловит ее на подтасовке фактов. В данный момент они очень выгодно говорили в пользу элитных домов, которые строила их корпорация. Если такой проблемы, которую подняла она, не существует, будет повод отчитать ее по полной программе. Пусть знает, «Артстройинвест» не использует ложь в своих меркантильных интересах.

Коломейцев позвонил бывшему главному архитектору Москвы Арнольду Глазьеву. Тот едва узнал в президенте известной корпорации своего бывшего студента.

— Какие проблемы, Гриша? Всегда рад помочь.

— Ведутся ли у нас исследования о психологическом состоянии жильцов, живущих в многоквартирных домах?

— Могу вам сразу сказать, в России никогда такие исследования не проводились и, насколько мне известно, не ведутся и по сей день. За рубежом — да. Такие исследования проводились в Америке, Канаде и Германии. Особенно пристально шло наблюдение за русскими, живущими в домах девяностой серии. Когда в конце семидесятых Советский Союз принял решение о серийном строительстве этих многоподъездных высотных коробок, весь архитектурный мир ахнул.

— Почему? — удивился Коломейцев.

— В двух словах это не расскажешь. Прочтите по этому поводу статью немецкого архитектора Генриха Штольца в журнале «Штерн». По-моему, четвертый номер семьдесят четвертого года… Там он много любопытного пишет о конструкции этих домов, которые архитектор называл не иначе как «мышеловкой».

— Вряд ли я прочту. О чем там речь, если в двух словах?

— В двух словах не расскажешь. Но в частности там есть такая любопытная фраза: «С Россией не нужно воевать. Нужно только набраться терпения. Через пару десятилетий русских раздавят их же собственные жилищно-бытовые проблемы». Понимаете, о чем речь?

— Не вполне.

— Видите ли, в чем дело, я тоже выступал против многоподъездных «высоток». Во-первых, само строительство было отнюдь не дешевым. Но это пустяки по сравнению с тем, сколь колоссальные средства понадобились на их обслуживание. Ну, вы же сами архитектор, чего я вам рассказываю: чем больше подъездов в домах, тем больше средств уходит на эксплуатацию. А недофинансирование рано или поздно приводит к деградации. Сегодня это очень актуально. Треть городского бюджета съедает жилищно-коммунальное хозяйство, но все равно нужно в десять раз больше. Мэр только латает дыры, которые образовались в результате недостатка финансирования на обслуживание такого рода жилья. Эти дома уже выкачали из бюджета в десять раз больше, чем было затрачено на их строительство. И ведь это только начало.

— Так вот почему этот проект назвали «мышеловкой», — сообразил Коломейцев.

— Догадываетесь, да? Жильцы стали заложниками своих собственных квартир. Пожалуй, для российского бюджета будет дешевле демонтировать эти дома и построить новые жилые массивы, чем продолжать держать их на балансе. Но на это нужны колоссальные средства. Вот что значит пренебрегать зарубежным опытом.

— На западе тоже были такие проблемы?

— А как же! Но, конечно, не таких масштабов, как у нас. Опыт строительства подобных домов был. Но у них, слава богу, не было серийности. Они переболели многоподъездностью еще в тридцатых. Но, по иронии судьбы, именно в семьдесят четвертом году, когда в Канаде на архитектурном симпозиуме приняли решение о строительстве либо одноподъездных, либо вообще безподъездных домов, Россия как будто в насмешку всему миру утвердила программу серийного строительства «мышеловок».

— Странно, — пробормотал президент корпорации.

— В этом деле много странного, — согласился Глазьев. — Самое интересное, что сегодня ни в одной архитектурной энциклопедии вы не найдете имен проектировщиков этих домов. Как этой группе, совершенно безымянной в советской архитектуре, удалось протолкнуть такой проект на государственном уровне — просто загадка. Троих из них я знал лично. Двое сейчас в Америке, один в Израиле.

Коломейцев долго молчал, переваривая услышанное, затем неожиданно спросил:

— А может быть правдой, что люди, живущие в таких домах, более агрессивные и менее талантливые?

— Вполне, — ответил Глазьев. — Но это не ко мне. Это к Карениной Ларисе Петровне. Она занималась этими проблемами, причем с точки зрения искусствоведения. Могу дать телефон…

Буквально через минуту после того, как президент положил трубку, позвонили из Вашингтона. Разговор был краткий и деловой. На первом этапе американцы готовы инвестировать в строительство жилых домов в России полтора миллиарда долларов.

— Прислать вам проект конструкции домов? — спросили из-за океана.

«Какой к черту проект? — нетерпеливо взвизгнуло внутри. — За такие деньги они воздвигнут массивы по любой конструкции».

— Пришлите, — ответил президент корпорации, едва сдерживая волнение.

6

Потоцкая опознала всех четверых. Это были те самые девочки, которые выбежали вчера из подъезда. Трое имели весьма кислый вид, четвертая, самая высокая, взглянула на Галину весьма высокомерно. Когда их увели, Галина перевела испуганные глаза на следователя:

— Неужели это они?

— Они, — кивнул следователь. — Правда, еще показаний не дают, но это дело времени. Трое из них еще упираются, а одна из них уже призналась, что они заходили в подъезд покурить и увидели двух спящих бомжей.

— Боже мой, — прошептала Галина и перекрестилась. — Они хоть в своем уме?

— В своем, — кивнул видавший виды следователь. — Все четверо учатся в лицее. Одна из них чемпионка района по шахматам. А самая высокая — дочь известного бизнесмена. Некоего Крестовского. Наверное, слышали. Не знаю, как он будет вытаскивать дочь…

— Они что же, наркоманки?

— Да, похоже. Утверждают, что марихуану курили впервые. Врут, конечно. Дяденька, видите ли, виноват: угостил их на улице косячком.

— А зачем бомжей-то резать?

— Ненавидят. Сами-то они из элитных домов. Ходят в элитную школу. А в неэлитных местах проявляется классовая ненависть. В последнее время это часто. Особенно в подъездах.

Потоцкая покачала головой, помолчала. Затем зябко поежилась.

— Как страшно жить. И что же, на первом этаже никто из жильцов не слышал, как на площадке убивают? Неужели никто не вышел?

— Не только никто не вышел из жильцов, но и эти самые жильцы дали девочкам нож, — криво усмехнулся следователь. — Вы думаете, где они его взяли? Позвонили в первую попавшую квартиру. Открыл мужчина. Они ему вежливо: «Дяденька, дайте нож на пять минут. Побольше». Он и дал. И даже не спросил, зачем. Потом через десять минут красавицы оттерли его от крови и с милой улыбкой вернули назад. Вот вам, пожалуйста, девочки — будущие матери.

Следователь покачал головой, затем деловито протянул руку:

— Давайте я подпишу ваш пропуск. Печать в секретариате.

Потоцкая вошла в секретариат со стучащими зубами. Женщина, шлепнувшая ей печать, сочувственно произнесла:

— Да не переживайте вы так! Все будет хорошо. В вашем подъезде, наверное, такое в первый раз?

Потоцкая удивленно взглянула на секретаршу.

— Второго раза я не переживу.

— В этих подъездах вечно что-то случается. Хорошо хоть сейчас есть кодовые замки. А что творилось до них — просто ужас. Особенно в девяностом году. По трупам в подъездах заводили особую сводку.

— Спасибо, вы меня очень успокоили, — пролепетала Потоцкая и поплелась на выход.

На улице дул такой же пронизывающий ветер, что и вчера. Было сумрачно. На душе тревожно. Она спешила в школу и представляла своих учеников, которые вот также, выкурив по косячку, могут преспокойно зарезать в подъезде двух бомжей из классовой ненависти. И не просто зарезать, но и распахать до кишок животы, выколоть глаза и вставить в них чинарики. Потоцкая мысленно перебрала всех своих девчонок и мальчишек из восьмого класса, руководителем которого она была, и пришла к выводу, что ни один из ее учеников не способен на подобное. Это и понятно. У них не элитная школа, и у ее учеников еще нет повода к классовой ненависти.

На Рязанском проспекте Галина Петровна собралась перейти дорогу на зеленый свет, но неожиданно перед ней остановилась черная иномарка с затемненными стеклами. Передняя дверца открылась, и из нее вышел мужчина амбалистого вида в зеленом пиджаке и черном галстуке.

— Вы Потоцкая Галина Петровна? — с улыбкой спросил он.

— Да! — удивленно ответила женщина.

— Пройдите, пожалуйста, в машину, — вежливо попросил мужчина, открывая заднюю дверцу.

— Это еще зачем? — пробормотала она и попятилась назад.

Амбал одним движением поймал ее за локоть и молча впихнул на заднее сиденье. Дверь за ней тут же захлопнулась, и Галина оказалась рядом с каким-то грузным седым мужчиной с фиолетовыми мешками под глазами. Его взгляд был тяжелым, а голос простуженным.

— Я отец одной из этих несчастных девочек, против которых вы только что дали показания, — произнес он мрачно.

Потоцкая осмотрела его с ног до головы и демонстративно отодвинулась подальше.

— Вы полагаете, они несчастные? — спросила она. — По-моему, несчастные те, с кем ваша дочь расправилась…

— Отнюдь, — перебил мужчина. — Им на том свете будет гораздо лучше. А здесь — только хуже. А девочки несчастны тем, что им приходится созерцать все это российское убожество. Они не виноваты. Виноваты их отцы, которые вовремя не вывезли их из этой варварской страны. Что касается девочек, это у них возрастное. В таком возрасте всегда остро выражено чувство протеста. Они не ведали, что творили.

— Ничего себе, чувство протеста, — задохнулась Галина. — Если все так будут протестовать, то мы будем ходить по трупам! Короче! Что вам от меня надо?

— Чтобы вы отказались от показаний, — спокойно ответил мужчина.

Галина с минуту молчала, собираясь с мыслями и терпя на себе его тяжелый взгляд, затем неожиданно для себя выпалила:

— Ни за что! Ни за что я не откажусь от своих показаний! Можете меня зарезать, повесить или живьем закопать, но ваша дочь за содеянное должна понести наказание по всей строгости. И она его понесет!

— Не понесет! — покачал головой мужчина. — От показаний вы так и так откажетесь, не сейчас, так потом. Лучше, конечно, сейчас. Ваши нервы будут целее.

— Никогда! — бросила ему в лицо Галина и выскочила из машины.

Она пошла быстрым шагом через дорогу, не оглядываясь, но услышала, как сзади хлопнула дверца и иномарка почти бесшумно рванула с места. Сами ублюдки, и детей такими же воспитали, подумала Галина и посмотрела на часы. К уроку она успевала.

В этот день она провела четыре занятия и еще дополнительный факультатив со старшеклассниками. Когда она, уставшая, пришла в садик за Алешкой, ей сказали, что сына забрал муж.

— Как муж? У меня же нет мужа! — ужаснулась она.

7

Во второй раз президент «Артстройинвеста» держал себя с Глорией предельно корректно. Он позвонил ей через секретаря и на «мобильный» и попросил подойти на следующий день к десяти для уточнения кое-каких деталей. В целом совет директоров одобрил ее статью.

Ровно в десять двери его кабинета распахнулись, и девушка во всем кожаном перешагнула порог. Он с улыбкой указал ей на кресло около стола. Красавица опустилась в него весьма грациозно и пронзила президента умным взглядом.

— Мы навели справки и выяснили, что та проблема, которую вы затронули, действительно существует. Одно мне непонятно, откуда у вас статистические данные? Подобной статистикой, насколько мне удалось выяснить, занимаются только три организации в мире: ЮНИСЕФ, Союз архитекторов Европы и одна из спецслужб Пентагона. Ваши данные откуда?

— Это коммерческая тайна, — улыбнулась девушка. — Если вас смущает то, что мои данные могут быть неточными, вы можете проверить их в любой из этих организаций.

Коломейцев рассмеялся. И такую остроумную девушку он принял за шлюху?

— Мы берем вашу статью. Цена, которую вы назвали, вполне для нас приемлема.

Президент вытащил из стола приготовленный заранее конверт и бросил перед ней. Она взяла его изящной ручкой и, не взглянув, небрежно сунула в карман куртки. Столь пренебрежительное отношение к только что полученному гонорару удивило Коломейцева. Обычно в этот момент настроение у получателей конвертов резко менялось, появлялся блеск в глазах, суета в движениях, начиналась излишняя разговорчивость, граничащая с заискиванием. Ничего подобного у этой девушки Коломейцев, к своей досаде, не увидел.

— Наша компания хотела бы продолжить сотрудничество с вами. Нас интересует тема: влияние конструкции домов на психику людей. Могу дать телефон Ларисы Карениной. Она специалистка по этому вопросу.

— Мне не нужен телефон, — ответила девушка. — Я изучала проблему.

В это время позвонили из мэрии и сообщили, что начинается закрытый конкурс на горзаказ. Это касается строительства жилого массива в Тушине. Предоплата гарантирована.

— Тридцать процентов! — произнес приглушенный голос, и послышались короткие гудки.

Это означало, что данный конкурс их корпорация выиграет железно, однако тридцать процентов из всей суммы, которую они получат на строительство, Коломейцев должен будет вернуть наличкой кому положено. Ну, и аппетиты у них, однако, подумал президент. Раньше было двадцать.

— Итак, на чем мы остановились? — натянул улыбку Коломейцев, отмечая про себя, что конкурс упускать нельзя ни в коем случае, а эти тридцать процентов он покроет тем, что дважды сдаст комиссии несколько домов. — Есть научное объяснение тому, что на психику человека влияет конструкция зданий?

— Есть целая теория, что широта и качество человеческого мышления напрямую зависит от широты и качества жилища, в котором человек обитает.

— Что-то такое припоминаю у Достоевского, — проявил осведомленность Коломейцев. — Петербургские комнатенки, похожие на гробы. Кстати, греки жили в домах без окон и дверей, однако их нельзя упрекнуть в бесталанности.

— Потому что их жизнь проходила на площадях перед храмами богов, чью суть они стремились постичь. А римляне стремились не столько постичь, сколько жить как боги, в домах из белого мрамора, украшенных истинными произведениями искусства. Поэтому в их характере было что-то мраморное — этакое сочетание гордыни и воли с истинно имперской широтой мышления.

— Русские бояре тоже потрясали широтой души.

— Исключительно потому, что жили в теремах. А крестьяне ютились в тесных избах, поэтому они были угрюмы и несловоохотливы. Кстати, марксистская идея коммунистического братства могла прижиться только в рабочих слободках. Так что сегодня можно с уверенностью сказать: русская революция вышла из бараков.

— А коммунары из коммуналок, — иронично вставил Коломейцев.

— Коммуналки тоже сыграли свою роль в характере людей, — улыбнулась журналистка. — Они внесли в русский характер удивительную черту — стукачество. Бытует мнение, что тому способствовала атмосфера сталинского режима, а этому, оказывается, способствовала общая кухня. Говоря научным языком, скучность, раздражительность и психологическая усталость от тесноты вынуждали людей к пакостничеству, агрессии и подслушиванию.

— Теперь я понял, что облагораживаю нацию, — лукаво улыбнулся Коломейцев. — Кстати, сегодня я поеду смотреть коттедж на крыше дома. Если у вас есть время, можете поехать со мной.

У девушки было время. Она провела с ним целый день, осматривая роскошные квартиры их корпорации. Где-то в обеденное время снова позвонили из мэрии и спросили, согласен он на тридцать процентов? Президент ответил, что детали обсудит в конце дня, и отключил «сотовый». Конец дня их застал на крыше дома в роскошном коттедже с садом и бассейном. К этому моменту Коломейцев уже понял, что больше не сможет жить без этой девушки, что он влюбился, как безусый пацан, и, кажется, первый раз в жизни.

— Кстати, ваша квартира соответствует широте вашей души? — спросил он у Глории, замечая в ее глазах восхищение при виде этого райского уголка.

— К сожалению, нет! — поморщила нос журналистка.

— Тогда я вам дарю этот дворец! — произнес президент неожиданно не столько для нее, сколько для себя. — Я не шучу. Он ваш!

Не дав ей опомниться, Коломейцев в ту же минуту шагнул в лифт и помчался вниз. Был уже девятый час. Выбежав из подъезда и запрыгнув в машину, он набрал телефон мэрии, но ему ответили:

— Поздно, батенька! Конкурс выиграет «Домострой».

Президент устало потер виски и подумал, что потерял из-за нее минимум полтора миллиона, которые можно было прикарманить сразу при перечислении на счета. Плюс еще полтора за коттедж, который он неожиданно подарил ей. Вот черт! Не успеешь влюбиться, а уж три миллиона как не бывало, покачал головой Коломейцев и велел водителю трогаться.

8

В тот вечер жена президента ждала своего суженого с большим нетерпением. Она не такая дура, чтобы закатывать скандал и требовать отчет по счетам. Здесь надо действовать тонко. Вероника некстати вспомнила, что муж в последнее время не только уклоняется от супружеских обязанностей, но и избегает общения с ней. Возвращаясь с работы, он незаметно прошмыгивает в свой кабинет, валится на диван и весь вечер лежит, чужой и молчаливый, игнорируя телевизор и вкусный ужин. Если бы причиной охлаждения к жене были шлюхи, то он бы приходил под утро с бегающими глазами и лихорадочным блеском в глазах. Были в их супружеской жизни и шлюхи, но после них муж всегда возвращался к жене с чувством вины. Однако в этот раз все было по-другому. Она даже грешным делом подумала, уж не начало ли это очередной импотенции? Три импотента за каких-то шестнадцать лет — это уже слишком! Но все было намного хуже. Мужа явно обуревали платонические чувства. И к кому? К черт знает откуда взявшейся безродной журналистке!

Перед приходом супруга Вероника вылила на себя флакон тех самых возбуждающих духов, от которых шевелятся даже мертвые. Однако ее муж, как и в другие дни, равнодушно прошел мимо жены и проследовал к себе в кабинет. Она бесшумно последовала за ним, ласково обняла и положила голову ему на грудь.

— Я так соскучилась, — промурлыкала она. — А ты — как айсберг в океане.

— Извини, — пробормотал он и вяло чмокнул в щеку. — Что-то я устал в последнее время. Какая-то пресыщенность. И вообще чего-то не по себе.

Он вздохнул и мягко освободился от ее объятий.

— Ты случайно не болен? — спросила она озабоченно, положив ему на лоб ладонь.

— Да-да, болен! — страдальчески сморщился он. — В последнее время у меня колет в боку. И сердце побаливает.

Чаровница невзначай обнажила ножку, незаметно расстегнув пуговицу на халате, но он повернулся к ней спиной, включил телевизор и принялся развязывать галстук.

Совсем охладел, с тревогой подумала она и зашла спереди, на ходу расстегнув две верхние пуговицы. Ее полные белые груди, упакованные в ажурный бюстгальтер, действовали на мужчин безотказно. Особенно это заводило мужа. Только на этот раз, едва скользнув по ним взглядом, он поморщился, как в зубном кабинете, и рухнул на диван.

— Ты меня больше не любишь? — спросила она плачущим голосом.

— Люблю! — ответил он скороговоркой. — Но почему сразу в постель? Ведь можно любить и духовно.

«Боже мой, — простонала про себя Вероника. — Если мужик заговорил о духовной любви, то это первый признак импотенции». Однако многоопытная женщина знала, что импотенция тут ни при чем. Все гораздо хуже. Ему засорила мозги та юная рокерша, прикидывающаяся журналисткой. «О, бедный Григорий, как ты безнадежно болен».

В это время по телевидению шли криминальные новости.

«В подъезде дома номер тринадцать на Ферганской улице со зверской жестокостью убиты нигде не работающие мужчина и женщина. Следственными органами ведется работа над выяснением их личностей. В качестве подозреваемых задержаны четверо учащихся Московского технического лицея».

На этом месте Григорий подпрыгнул:

— Ты видала, кого показали?

— Каких-то четырех девчонок.

— Одна из них, по-моему, Светка. Дочка Крестовского.

— Не может быть. Ее бы не показали.

— Даю зуб, что она.

— Бог с ней. Ты лучше скажи, почему городские заказы уплывают к конкурентам?

Григорий отмахнулся и угрюмо уставился в телевизор.

Ничего, недобро улыбнулась Вероника. Скоро она исчезнет, и ты снова вернешься в родные пенаты.

Именно на этой мысли зазвонил ее «мобильник». Вероника поднесла телефон к уху и услышала голос детектива.

— Есть новости относительно этой девушки! — произнес он взволнованно.

— Попозже, я сейчас занята, — вальяжно ответила она.

Вероника ответила так специально, чтобы услышать эту новость в одиночестве. Муж может заметить волнение и догадаться. Она еще пару минут пробыла в мужнином кабинете, задала несколько незначительных вопросов, после чего не спеша отчалила в гостиную. Там супруга президента нетерпеливо набрала номер детектива и с недовольством в голосе произнесла:

— Я слушаю! Какие еще у вас новости? Относительно ее я жду только одну новость.

— Вероника Аркадьевна, это невероятно, но у нее очень сильная крыша. Мы не успели даже вытащить ствол из машины, как ее тут же превратили в решето. Двоих наших ранило.

— Вот оно что, — пробормотала Вероника. — Птичка, оказывается, засланная. Установите за ней наблюдение. Выясните, на кого она работает. Сдается мне, что на «Домострой».

9

Куда теперь бежать? Кого звать на помощь? Галина Петровна, не помня себя, понеслась в сторону Рязанского проспекта ловить милицейскую машину. Что касается внешнего облика мужчины, забравшего мальчика, воспитательница ничего вразумительного сказать не сумела. В лицо не помнит, как одет не помнит, что говорил — вылетело из головы. Самое главное, что Алешенька даже не пискнул по поводу того, что его забирает какой-то неизвестный дяденька.

— Да ведь он такой доверчивый! К любому пойдет с раскрытыми глазами.

Галина неслась, задыхаясь, по темной и пустынной улице и от отчаянья не замечала, что за ней бесшумно следует иномарка с потухшими фарами. Когда она добежала до проспекта и стала дико озираться по сторонам в поисках милицейской машины, черная иномарка спокойно выползла из переулка и остановилась напротив несчастной женщины. Из машины вышел мужчина и подошел к ней.

— Вам, вероятно, не терпится пообщаться с правоохранительными органами? Вы делаете ошибку.

— Кто вы такой? Что вам надо? Это вы украли моего ребенка? — закричала она истошно.

— Спокойно, Галина Петровна, — улыбнулся мужчина. — Вашего ребенка не украли. В данный момент он в целости и безопасности. Однако дальнейшая его судьба будет зависеть от вас.

Галина все поняла. Она снизила тон и как можно спокойней спросила:

— Что я должна сделать?

— Прежде всего успокоиться и ни о чем не волноваться, — с широкой улыбкой произнес мужчина.

— Я спокойна. Что дальше?

— А дальше идите домой и ждите. С вами свяжутся.

Галина пристально вгляделась в глаза этого непонятного человека в элегантном костюме, затем осмотрела иномарку, запомнила номер и только после этого молча повернулась и отправилась домой.

Она совершенно не помнила, как зашла в подъезд без чипа, как прошла через площадку первого этажа и через то место, где еще вчера лежали два изуродованных трупа, как доехала на лифте до квартиры, отперла ее ключом. Осознавать себя начала только на кухне, сидя под настольной лампой у телефона. Ждала она, казалось, целую вечность, хотя по времени не более получаса. Наконец зазвонил телефон.

— Я слушаю! — с готовностью воскликнула Галина.

— Добрый вечер, Галина Петровна, — услышала она угрюмый, с легкой одышкой голос, который слышала сегодня утром перед школой. — Как себя чувствуете?

— Плохо я себя чувствую. Если можно, по существу.

— Ну, что ж, — миролюбиво согласились в трубке. — Вы почувствовали, каково родителю, когда его ребенку грозит опасность? Я думаю, что почувствовали. Поймите меня правильно, как родитель родителя. Мне тоже невыносимо без моей дочери. Завтра вы пойдете в милицию и откажетесь от своих показаний. Вам это ничего не стоит. И вас за это никто не осудит. А мою дочь могут осудить.

— Хорошо, я пойду, — еле слышно пролепетала Галина. — А мой сын? Я хочу его сейчас.

— Сейчас нельзя. Только после того, как вы откажетесь от показаний. И не пытайтесь даже спорить. Все равно будет по-моему.

10

Второй городской заказ на строительство жилого комплекса у метро «Калужская» глава «Артстройинвеста» упустил еще более глупо, чем первый. И опять из-за нее. Глория принесла ему новую заметку, и он, еще не познакомившись с текстом, неожиданно предложил ей работать в корпорации в штате.

— Надо подумать, — улыбнулась она.

— Подумайте, до вечера, — согласился он. — А вечером обсудим детали в ресторане.

— Вы меня приглашаете в ресторан? — подняла она бровь.

— Только с единственной целью: чтобы в спокойной обстановке поговорить о дальнейших перспективах нашего сотрудничества.

Глория насмешливо взглянула ему в глаза и, разумеется, все поняла.

— Ресторан — не мой стиль, — ответила она.

— Но иногда очень полезно поменять обстановку, — улыбнулся президент, скользнув взглядом по ее кожаной куртке. — Так во сколько за вами заехать?

— Я не люблю, когда за мной заезжают.

— Но если вы приедете на мотоцикле, то произведете фурор. Впрочем, специально для этого случая я могу вам подарить «Фокус». Последнюю модель. Это самый удобный «Форд» для девушек.

— Я не стремлюсь к удобству, — поморщилась она.

— Ах, да! Вы предпочитаете спортивный стиль. Тогда могу предложить «Феррари».

От «Феррари» она бы тоже, вероятно, отказалась, но позвонил секретарь:

— Вам звонят из мэрии по поводу городского заказа.

Какого черта? — подумал президент. Ведь его же отдали Смирнову. В ту минуту ему и в голову не пришло, что звонили по поводу другого заказа, как раз по строительству жилого комплекса у Калужского метро.

— Я перезвоню, — сказал он секретарю.

— Они просят до двенадцати решить вопрос, — предупредил секретарь.

— Просят — решим.

На часах еще только половина одиннадцатого. Глория, внимательно слушавшая его разговор по телефону, тут же поднялась с места.

— Не буду вас отвлекать. До свидания.

— Так я жду вас сегодня в девять у «Метрополя». «Феррари» будет стоять в вашем гараже на маршала Соколова. Так вы приедете?

— Приеду, — сказала она коротко и вышла из кабинета.

Коломейцев от неожиданности чуть не подпрыгнул в кресле. Разумеется, о том, что ему следовало до двенадцати позвонить в мэрию, он конечно же забыл. Нужно было в ближайшие два часа купить «Феррари», осмотреть ее, заправить и поставить в гараж. Поручить это дело было практически некому. Машина должна быть выбрана с особым вкусом, чтобы по стилю и по цвету она соответствовала Глории. Президент лично побывал в трех автосалонах, и только в четвертом нашел то, что ему было нужно. На это ушла большая часть дня. Когда Коломейцев вернулся в офис, секретарь сказал, что из мэрии звонили трижды и были очень недовольны. Коломейцев позвонил в мэрию, и ему ответили:

— Поздно, батенька. Второй заказ тоже решили отдать Смирнову. Ты хотя бы «мобильный» не отключал…

Коломейцев схватился за голову, но тут же себя успокоил. Американские инвестиции покроют все. Ничего-ничего! Он все наверстает, когда заключит договор на совместный проект. Но и здесь он напрасно тешил себя надеждами.

Те же двое джентльменов в Вашингтоне на шестом этаже здания национальной безопасности вели любопытный разговор:

— В последнюю неделю я все больше склоняюсь к тому, чтобы осуществление нашего проекта «Крысобой» отдать Смирнову, а не Коломейцеву.

— Это потому, что Коломейцев попросил выслать чертежи?

— Не только. Хотя с «Домостроем» на этот счет будет меньше проблем. Смирнов дал согласие сразу, без какого-либо предварительного рассмотрения проекта. Мне это понравилось. Объем инвестиций его явно ошеломил.

— Смирнов жулик.

— А Коломейцев нет? Странно это слышать от вас, который всегда ставил на жуликов. Жить в России и не быть жуликом также невозможно, как находиться на скотном дворе и не вдыхать запах дерьма. Я знал многих допропорядочных джентльменов, которые, попав в Россию, начинали вести себя в ней как отпетые уголовники, потому что в России позволено все. Это не страна, это полигон для испытания самых безумных проектов. Не зря же Нострадамус называл Россию Тартарией, от слова Тартар. А Данте называл Россию «Десятым кругом ада».

— Вы так ненавидите Россию? Почему? Ведь только благодаря ей у вас сегодня такие баснословные счета в швейцарских банках.

— Я знал многих джентльменов, которые заражались от русских этой необъяснимой залихватской бесшабашностью и в течение часа «профукивали» состояния. Если все так будут относиться к собственности, в мире начнется хаос. Поймите, если мы не уничтожим русских физически, они уничтожат нас своей широкой душой.

— Ну, хорошо. Если из двух жуликов выбирать меньшего, то я бы предпочел Коломейцева. Он ближе к мэрии. А следовательно, у него больше шансов реально воплотить наш план.

— Но он менее самостоятельный. «Артстройинвест» процветает исключительно за счет городских заказов. Рынок элитного жилья в России не развит из-за бедности населения. Так что от элитного жилья больше убытка, чем дохода. Мне больше нравится Смирнов.

— Смирнов жадный. Он больше ворует и покрывает убытки тем, что недостраивает дома. Обычно «Домострой» только возводит коробки и отделывает один из этажей. На него-то и приглашают приемную комиссию. Но однажды один из таких домов принимал сам мэр. Вместо отделанного четвертого этажа он потребовал показать десятый. С тех пор «Домострой» близко не подпускают к гор-заказам.

— Ошибаетесь, только за последние две недели Смирнов выиграл два закрытых конкурса на строительство жилого комплекса в Тушино и у метро «Калужская». Московское правительство ставит на Смирнова. Я тоже думаю, что нам надо поставить на Смирнова. Коломейцев может просечь «Крысобой»…

11

Глория приехала к «Метрополю» ровно в девять на «Феррари» — подарке главы корпорации. Швейцар бросился открывать дверцу, да так и застыл с изумленным взором. Из «Феррари» вишневого цвета вышла ослепительная красотка в черном бархатном платье с декольте, на высоких тонких каблуках. Коломейцев подошел к ней и взял ее под ручку.

— Вы неотразимы, — произнес он и почему-то смутился.

Это платье ей шло больше, чем кожаный костюм. На лице минимум косметики и никаких украшений, кроме серебряной цепочки на шее. Такие девушки и не нуждаются ни в каких украшениях, подумал он, отметив, что весь ресторан устремил взоры на его гостью. Он шел за Глорией, жадно оглядывая ее с головы до ног, и не находил в ней ни единого изъяна. Все безупречно и безукоризненно. Тогда-то президент впервые и позавидовал тому мужчине, который будет обладать ею… или уже обладает.

Последняя мысль повергла главу корпорации в ужасную тоску. Или она будет моей, или ничьей, решил он про себя и усадил ее за стол.

Коломейцев взглянул в ее глаза и отметил, что в данную минуту они невероятно красивы. Еще он отметил, что сегодня девушка смотрит на него теплее, нежели всегда. Еще бы, подумал он. Такие подарки растопят и каменное изваяние.

Все мужчины ресторана продолжали смотреть на Глорию, и Коломейцеву это было приятно. Как-никак публика этого заведения не была из бедных и могла себе позволить любых красоток. Однако загляделась на его спутницу.

— Ну, что, ближе к делу? — произнесла она деловито, пригубив из своего бокала.

— Вы торопитесь?

— У меня не очень много времени.

Тем не менее они поужинали, затем еще около получаса мило посидели, потягивая вино и слушая музыку. За это время к столику подошло шесть мужчин, намеревавшихся пригласить девушку на танец. Она всем тактично отказала, и это понравилось Коломейцеву. Сам же он ее пригласить не решился.

— Кем вы меня видите в вашей корпорации? — наконец спросила она.

— Начальником рекламной службы.

— Мне не интересна реклама.

— А что же вам интересно? — удивился президент.

— Исследовательская работа. Все страны мира исследуют причины влияния помещений на людей, и только в России никому ничего не надо. Есть такие дома, которые ломают психику человека, особенно неокрепшую. Замечено, что преступления, совершаемые в подъездах, отличаются особой жестокостью.

— Что делать? Россия дикая страна, — вздохнул президент.

— Россия здесь ни при чем. Подобное явление наблюдалось во всем мире.

— Серьезно? — удивился Коломейцев. — Неужели такие грязные, вонючие подъезды есть и на западе? И подростки также коптят спичками потолки? У них там тоже недостаток финансирования?

— Финансирование тут ни при чем. Если вы заметили, то подъезды «хрущевок» и «сталинок» намного приличней, чем подъезды «высоток», хотя финансирование на их обслуживание одинаковое. И преступления в основном совершаются в подъездах домов девяностой серии.

Коломейцев задумался.

— Правильно, — произнес он после короткого молчания. — Эти подъезды как будто для того и созданы, чтобы совершать в них хулиганства.

Глория откинулась на спинку стула и взяла в руки бокал.

— А что, если поставить вопрос так: эти подъезды сами провоцируют на преступления.

— Ну, это уже из области фантастики, — рассмеялся Коломейцев.

— Не совсем, — покачала головой Глория. — О влиянии архитектуры на психику человека было известно еще во времена Древнего Египта. Архитектура может духовно поднять нацию, а может положить основу ее деградации. Кстати, в семидесятых годах, когда в Советском Союзе утвердили план серийного строительства многоподъездных высоток, один известный немецкий архитектор опубликовал по этому поводу любопытную статью в «Штерне».

— Читал! — соврал Коломейцев.

— Обратили внимание на самое главное? В их конструкции заложено нечто такое, что невольно ломает человека. Достаточно двадцати лет проживания в домах такого рода, чтобы человеческая психика стала полностью разрегулированной.

— Для рекламы элитного жилья это можно процитировать, — захлопал в ладоши Коломейцев. — Но в то, что подобное существует на самом деле, я не верю.

Глория полоснула президента таким укоризненным взглядом, что он смутился. Журналистка не спеша приложилась к бокалу и продолжила с того же места, с какого ее оборвали:

— Это для взрослых двадцать лет. А для детской психики достаточно и десяти. — Она прищурилась и поставила бокал на стол. — Ровно через десять лет после этой статьи в Советском Союзе появились очень агрессивные молодежные группировки, которые породили новые микрорайоны.

— То есть пророчество Генриха Штольца сбылось? — поднял бровь Коломейцев. — Он стал известен?

— Он не стал известен. Вскоре после публикации этой статьи его нашли убитым в собственной квартире.

— За что? — удивился Коломейцев.

— За термин «мышеловка».

Честно говоря, главу корпорации не особенно занимало то, что пыталась донести до него Глория. Все его мысли были заняты только одним: поскорее бы наступил момент, когда она запросится домой. Девушка выпила два бокала вина, а следовательно, сама повести машину не сможет. Неизбежно, что ему обламывается счастье вести Глорию домой. Однако Коломейцев просчитался: в десять минут одиннадцатого гостья посмотрела на часы и сказала, что ей пора. Президент с готовностью взял ее под локоток и повел к своей машине.

— Спасибо, но я доберусь сама, — произнесла она и освободила руку.

— Но вы же пили, — возразил он.

— Вы тоже, — ответила она.

— Но меня повезет водитель.

— А я привыкла сама.

Она элегантно села в «Феррари», лукаво улыбнулась и лихо рванула с места.

12

Всю неделю Вероника Аркадьевна жила в страшном напряжении. Эта чертовка на мотоцикле представляла собой гораздо большую опасность, чем ей думалось вначале. Супруга главы корпорации знала, что ее муж никогда не западет на простую смазливую мордашку. Он также терпеть не мог кокетливых, жеманных и легкодоступных женщин. Он любил умных, гордых и независимых. И еще его привлекали опытные. Из молодых найти такую было практически невозможно, поэтому она спокойно относилась ко всем этим многочисленным юным куртизанкам, с которыми частенько путался ее молодой супруг. Они не представляли угрозы для их брака, а вот эта супергел — представляла.

Детектив следил за ней и ежедневно сообщал новости. Глория — это не настоящее имя. На самом деле ее зовут Зинаидой. А фамилия Полежаева. Во всяком случае, под такой фамилией она числилась внештатным корреспондентом газеты «Версия». Где живет — неизвестно. По всей видимости, где-то за городом. В последнее время ночует в подаренном ей коттедже.

А ведь говорила, сучка, что подарка не приняла, злилась Вероника. Но, справедливости ради нужно отметить, что на «Феррари» она не ездила, а по-прежнему гоняла на своем мотоцикле. Также Вероника Аркадьевна узнала, что муж к ней в коттедж не наведывался ни разу. Однако они ежедневно встречались на работе.

— Он хочет взять ее в штат, начальником отдела рекламы, — доложил детектив.

— Дырку от бублика он возьмет, а не ее, — пробормотала в ответ Вероника.

— Может, ее шлепнуть из снайперской винтовки? — предложил детектив.

— Само собой. Но только не сейчас. Сейчас нужно выяснить, на кого она работает?

Это выяснилось через два дня. В тот же день произошло еще одно событие, которое повергло и ее, и супруга в шок. С утра позвонили из мэрии и сообщили, что американцы своим партнером в серийном строительстве домов в России избрали «Домострой». От этой вести Вероника Аркадьевна полдня лежала на кровати лицом в подушку. К полудню она внезапно поняла, что строительной империи, которую она возвела руками своего супруга, пришел конец. Ее третий муж не оправдал надежд. Бедная Вероника снова поставила не на ту лошадку. Обратно к жизни супругу президента вернул внезапный звонок детектива. Его голос был возмущенным.

— Глория только что вошла в управление «Домостроя».

Ах, вот оно что! — подскочила на кровати Вероника. Вот теперь, кажется, все встало на свои места. Теперь понятно, кто и с какой целью заслал ее в «Артстройин-вест» под видом журналистки. И надо отдать должное: чаровница блестяще справилась со своей работой. Инвестиции все-таки уплыли к конкурентам.

— Что мне делать? — спросил детектив.

— Продолжать наблюдение.

Вероника энергично вскочила с кровати и быстро понеслась под душ. Все отлично! Все прекрасно! Нужно уметь держать удар противника. Как же она его недооценила?

Взбодрившись ледяной струей, «президентша» накрутила на голову полотенце и босыми ногами прошлепала в гостиную. Еще не все потеряно. Григорий под ее руководством еще трижды обставит «Домострой», но, главное, он должен снова вернуться под ее влияние, и не просто вернуться, а слепо уверовать, что любая его деятельность без мудрых советов жены неизменно приведет к краху. Эту «домостроевскую» куртизанку можно, конечно, и грохнуть, но тогда муж всю жизнь будет помнить о ней, и нет никаких гарантий, что этой Дульсинее вскоре не найдется замены. Нет! Он должен ее возненавидеть. Уличить в предательстве! Перенести потрясение! Это навсегда отобъет охоту к куртизанкам подобного рода. Только тогда он искренне осознает, что более надежной женщины, чем его жена, нет на всем свете.

Вечером Коломейцев пришел очень мрачный. Молча проследовал в свой кабинет и рухнул на диван лицом вниз. Вероника мягко зашла к нему, присела на диван и нежно погладила по голове.

— Ничего, — произнесла она ласково. — Ты еще обставишь Смирнова. Неужели он тебя умней?

Супруг дернулся и произнес с досадой:

— У меня все надежды были на инвестиции. За неделю не продалась ни одна квартира. Люди предпочитают брать что подешевле. Коттеджи на крыше домов тоже были дурацкой фантазией. Они все стоят без движения. В них ходят как в музеи, и никто не покупает.

Почему же без движения? — улыбнулась про себя Вероника. Один коттедж, кажется, уже нашел хозяйку.

— И вообще… — произнес плаксиво муж и запнулся.

— Что вообще? — мягко спросила жена.

— Нам нужно развестись.

Вероника была готова и к этому. Но все равно ей понадобилось время, чтобы совладать с собой. Она продолжала гладить ему голову, как маленькому ребенку, и также ласково, с улыбкой намурлыкивать:

— Зачем же нам надо развестись? Из-за конкурентов?

Он нервно стряхнул с себя ее руки и резко поднялся.

— Скажу тебе прямо: я люблю другую.

Коломейцев быстро взглянул в родные глаза жены и тут же их отвел. Большинство женщин от такого признания закатили бы истерику, но Вероника была не такая глупая, чтобы поддаваться эмоциям.

— Почему же сразу развестись? — произнесла она спокойно. — Мне тоже нравятся многие мужчины…

— Это не то! — перебил он. — Это совсем другое. Я ее люблю по-настоящему.

— А она? — спросила Вероника, сдерживая внутри клокотание.

— Она мне сказала, что не крутит романы с женатыми мужчинами. Она очень порядочная.

Как в ту минуту у Вероники зачесался язык добавить к этому прилагательному существительное «сволочь»! Ибо ее многолетний опыт подсказывал, что порядочными действительно бывают только сволочи. Но умудренная опытом женщина сдержалась. Еще не время раскрывать карты. Еще нет сообщений от детектива.

— Ну что ж, раз ты все обдумал, я не намерена мешаться у тебя под ногами.

Она повернулась и тихо вышла из кабинета.

— Ты самая мировая в мире женщина, — услышала она вслед. — Я знал, что ты меня поймешь. Я всегда буду помнить о тебе.

— Спасибо! — кротко произнесла она.

13

Галина Петровна не спала всю ночь. Ей мерещились кошмары и без конца слышался голос Алешеньки: то он хныкал, то жалобно стонал, то звал маму. Она еле дождалась утра и, едва начало рассветать, побежала в милицию. Было еще очень рано. Дежурный сказал, что раньше десяти никто не придет, а следователь появится только в двенадцать. Пришлось ждать еще около двух часов. Бедная женщина, нахохлившись, сидела в коридоре на обшарпанном стульчике, встречала входящих сотрудников унылом взором и никак не могла унять дрожи.

Ее узнавали, здоровались, спрашивали, чем помочь, но она качала головой и отвечала:

— Мне к следователю.

Ближе к двенадцати наконец появился и он. Она метнулась к нему как к спасителю:

— Александр Петрович, наконец-то! Я все утро вас жду.

Следователь взглянул Галине Петровне в глаза и понял все. Он нахмурил брови и угрюмо произнес:

— Пойдемте ко мне в кабинет.

Едва они переступили порог его тесного кабинета, она сразу с мольбой в голосе начала:

— Александр Петрович, я зря на этих девчонок возвела поклеп. Ведь на самом деле я не помню. Было темно.

— Я так и понял, — мрачно произнес следователь.

Он посмотрел на Галину с сочувствием и шепотом спросил:

— Они вас запугивали?

— Никто меня не запугивал! Дайте мне лист бумаги! Я отказываюсь от своих показаний.

— Сядьте, Галина Владимировна, и успокойтесь. Расскажите, кто вас так напугал? Не бойтесь! Мы всегда сумеем вас защитить.

— Умоляю, Александр Петрович, — заплакала женщина, — не вмешивайте меня в это дерьмо! Я совершенно не помню лиц тех девчонок. Что же они из-за меня будут страдать.

Не добившись от свидетельницы никаких объяснений, следователь в конце концов был вынужден принять от нее заявление с отказом от показаний. Когда Потоцкая выходила, то неожиданно на крыльце РОВД столкнулась с соседом по дому. Они машинально поздоровались, и сосед, прежде чем зайти в отдел, трижды оглянулся на Галину Петровну. Затем почему-то нахмурился, прошел в кабинет к тому же самому следователю, от которого вышла его соседка по дому, и первое, что произнес, скороговоркой поздоровавшись:

— Я не уверен, что это были именно те девчонки, которые попросили у меня нож. Я отказываюсь от своих показаний…

А Галина в это время что есть духу неслась домой. Сердце ее билось, дыхание перехватывало. Дурные предчувствия терзали ее душу. Она ворвалась в квартиру и кинулась к телефону. Первым делом позвонила в садик.

— Не привели моего Алешеньку? — спросила она как можно более спокойным голосом.

— Нет! А должны привести?

— Да, должны. Как только приведут, позвоните мне домой, если вас на затруднит.

— А кто должен привести? — поинтересовались в детсаде.

— Родственник, который забрал его вчера вечером. Он меня предупреждал, что возьмет Алешку погостить, а я и забыла.

— Слава богу, — вздохнули на том конце провода. — А мы уж думали, что похитили…

Затем Галина позвонила в школу и сказала, что заболела, поэтому уроки отменяются. После чего положила трубку и стала ждать. Более тягостного ожидания, чем это, она не испытывала за всю жизнь. Несчастная не пила, не ела, а только сидела, не шевелясь, и смотрела на телефон. Так прошел день. За окном стемнело, а ей все не звонили. Она взглянула на часы. Уже половина седьмого. Галина с замирающим сердцем набрала телефон садика и попросила позвать воспитательницу из средней группы.

— Там уже никого нет. Детей давно разобрали, и она ушла домой.

Галина Петровна положила трубку на место и заплакала. Куда сейчас идти? К кому обратиться за помощью? Мужа нет. Он по пьяни в тридцатиградусный мороз свалился в канаву и замерз, когда Алешке еще не было года. Братьев у нее не было. От отца никакого толку, как, впрочем, и от матери. А милиции Потоцкая не верила. Галина Петровна попыталась вспомнить номерные знаки той черной иномарки с затемненными стеклами, да так и не вспомнила.

В десять зазвонил телефон. Галина схватила трубку и отчаянно закричала:

— Да, я слушаю, алло!

После короткого молчания неторопливый, с легкой одышкой голос угрюмо произнес:

— Я в курсе, Галина Петровна, что вы сегодня утром отказались от своих показаний. Но мою девочку еще не выпустили. Как только ее выпустят, так я сразу верну вам вашего сына.

— Но мы так не договаривались! — закричала Галина. — Я сделала все, что вы хотели…

— Вам не нужно было узнавать этих девчонок. Тогда бы они были сейчас дома. Их задержали после вашего опознания.

Галина задохнулась, не зная, что на это ответить.

— Что же мне делать? — всхлипнула она рассеянно.

— Ждать, дорогая моя. Ждать! Вашему сыну ничто не угрожает. Он в нормальных условиях: сыт, в тепле, ухожен. В данный момент он уже в постели. Передаю ему трубку.

— Мама, — услышала она его голос. — Ты когда меня заберешь?

— Скоро, сынок. Тебя не обижают?

— Нет. Мне здесь хорошо. Много игрушек. Конфеты дают. Только по тебе сильно скучаю.

— Я тоже…

— Убедились? — вклинился мрачный голос с усталой одышкой. — Пока пусть побудет у меня. Как только мою дочь выпустят, я в ту же минуту верну его вам. И без глупостей.

Не ведала Галина Петровна, что произошло за четыре часа до этого звонка. Узнав, что учительница отказалась от показаний, известный бизнесмен Олег Крестовский, отец одной из этих девочек, находящихся под следствием, в ту же минуту распорядился отвести ребенка обратно в детский сад. Но неожиданно позвонил Красин, про которого говорят, что он контролирует все финансовые потоки городской казны.

— Слышал, у вас неприятности, Олег Владимирович, — произнес Красин сочувственным голосом. — Помочь найти убийцу этих бомжей?

— Что требуете взамен, Семен Васильевич?

— Ну, что вы? Как можно? Я не собираюсь чужие несчастья использовать в своих интересах. Понимаю, у всех бывают неприятности. Вот у меня тоже. Смирнов заартачился: наотрез отказался возвращать оговоренные проценты из перечисленных средств на городские заказы.

— Почему?

— Потому что заключает с американцами договор на серийное строительство жилья. Теперь в городских заказах «Домострой» больше нуждаться не будет. Когда корпорации повалят иностранные инвестиции, уже не она перед мэрией, а мэрия перед ней начнет заискивать.

— Понятно. Мэрия больше не нужна, и проценты возвращать незачем. А грохнуть его тоже нельзя.

— Конечно, нет. Это будет настолько очевидно. Да и какой смысл? Денег уже не вернешь.

— Смысл один: чтоб другим было неповадно.

— Но мои ребята все на виду.

— Мои — тоже. Могу поискать залетного.

— О нет! Ниточка от любого киллера, известного или неизвестного, все равно приведет ко мне. Черт с ними, с киллерами. Вот что я у вас хотел спросить: до меня дошли слухи, что вы у свидетельницы похитили пятилетнего пацана.

— Что делать? Отцовские чувства не менее отчаянны, чем материнские. Но пусть вас это не волнует. Я уже отдал распоряжение вернуть мальчишку матери.

— А я хотел бы вас попросить попридержать мальчонку.

— Зачем? — удивился Крестовский.

— Возможно, он мне понадобится.

— Вот уж не думал, что у вас влечение к мальчикам…

14

Где этот чертов детектив? Почему не звонит? — весь вечер злилась Вероника. Она то включала телевизор, то ставила музыку, то бралась листать журналы, то ходила из угла в угол со скрещенными руками, затем разом все выключала и кидалась на тахту. Телефон у него, что ли, вырубился или самого его прибили?

Наконец в девять вечера раздался долгожданный звонок.

— Ну, что еще там? Почему так долго?

— Мы устанавливали микрофоны.

— Успешно?

— Вполне! Но мы обнаружили, что у него уже стоят микрофоны. Мы их не тронули. Поставили рядом свои.

— Кто же за ними еще шпионит? — задумалась Вероника. — Хм. Наверное, заказчики. Ну, да черт с ним! Как наша знакомая?

— Пробыла в Управлении около часа. Затем села на мотоцикл и уехала за город. Я не поехал за ней и пошел в офис, чтобы узнать, к кому она приходила.

— Узнали?

— Да! Она приходила к Смирнову. У него в кабинете пробыла не более пяти минут. Все остальное время девушка сидела в приемной и ждала, когда Смирнов освободится. Не похоже, что она вхожа в свиту президента. Да, вот еще какой любопытный факт: через пару минут после того, как она зашла к нему в кабинет, Смирнов вышел и сказал секретарше, что его нет. После чего заперся. Обычно он так делает, когда к нему приходят девушки легкого поведения. Однако через пару минут гостья вышла.

— О чем они говорили, конечно, не знаем?

— К сожалению, нет. Но микрофоны мы установили не зря.

— Что? Они созванивались?

— Буквально полчаса назад. Позвонила Глория и сообщила, что завтра вечером она свободна. Смирнов сказал, что завтра в десять будет ее ждать в своем загородном доме в селе Черная Грязь.

— А с какой целью? — заволновалась «президентша».

— Как я понял, с целью любовного свидания!

— Ес! — радостно воскликнула Вероника и подкинула до потолка телефон.

Птичка поймана! Собственно, Аркадьевна ни минуты не сомневалась, что красотка рано или поздно попадется в ее сети, но не думала, что это произойдет так скоро. Что ж, завтра великий день! Завтра мужу предстоит пережить потрясение, которое он запомнит на всю жизнь. После него Вероника еще лет десять может быть спокойной за чистоту чувств своего супруга.

— Знаете, где у него пистолет?

— В бардачке машины.

— Догадываетесь, что нужно сделать?

— Конечно!

— И после этого она должна исчезнуть!

В это время Коломейцев лежал на своем диване и думал над тем, почему американская фирма отдала предпочтение Смирнову, а не ему. Вороватость Смирнова была известна всем, и американские боссы не могли не знать этого факта. Они очень скрупулезны в таких вопросах. Сведения о партнерах собираются годами. Предпочтение отдается тому, у кого больше всех гарантий на оборот капитала. Что-то здесь не то, чуял собачьим чутьем президент корпорации. Ведь Смирнов в этом отношении с большим отрывом проигрывал Коломейцеву. Но, видимо, заокеанские партнеры преследовали совсем иную цель, нежели получение прибыли от инвестиций.

Коломейцев достал записную книжку и отыскал телефон известного искусствоведа Ларисы Карениной. Не раздумывая, он набрал ее номер, представился и спросил:

— Есть ли, Лариса Петровна, научное объяснение тому, что те или иные конструкции домов влияют на психологию людей?

Каренина долго думала, после чего неуверенно произнесла:

— Не знаю, Григорий Алексеевич, насколько это научно, но если исходить из теории немецкого архитектора Генриха Штольца, то все дело в углах. Как он писал: мы живем не в отдельно взятых домах, а, прежде всего, в мире энергетических волн. В углах концентрируется отрицательная энергия, а овалы, по мировой теории о красоте, притягивают положительную энергию космоса.

— Есть теория о красоте? — удивился Коломейцев.

— А как же! — воскликнула Каренина. — Люди считают красивым то, что имеет овальную форму. А у поэта Михаила Кульчицкого есть такие строчки: «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». И это говорит о его испорченной психике, поскольку углы, а это уже доказано, воздействуют на человека разрушающе. Взять к примеру Пикассо: он своей угловатой живописью разрушил всю европейскую школу классического изобразительного искусства.

— А если взять архитектуру?

— И она по той же причине была лишена острых углов. В Китае, к примеру, строго запрещено ставить кровати и столы к углам. А в Германии запрещено жить в мансардах и даже сдавать их под офисы. Потому что чем острее конус помещения, тем это разрушительней сказывается на психике. Но странно, Григорий Алексеевич, что вы это у меня спрашиваете. Вы же окончили архитектурный.

— Но у нас это не преподавалось.

— Изъяли из программы? — удивилась Каренина. — Это, вероятно, в связи с серийным строительством домов девяностой серии. Эти дома как будто созданы для того, чтобы оглуплять людей и вызывать в них агрессию.

— Вызывать агрессию, вы сказали?

— Именно агрессию! Причем необоснованную. О необоснованной агрессии впервые начали писать в конце семидесятых. Но ведь именно тогда и стали появляться первые «высотки». А в начале девяностых наблюдался самый пик психического напряжения в обществе. Только порожден он был совсем не политической ситуацией в стране, как принято считать сейчас, а агрессивностью молодежных группировок. Политическая напряженность была и в пятидесятых, и семидесятых, но никому и в голову не приходило ставить на квартиры бронированные двери.

— Значит, по-вашему, все дело в «высотках»?

— Не по-моему, а по законам архитектуры. Эти ужасные подъезды с множеством каких-то непонятно для чего предназначенных закутков и площадок. Их как будто для того и создавали, чтобы разбудить в людях звериные инстинкты. Иногда мне кажется, что в конструкции таких домов умышленно заложено нечто такое, что ломает человеческую психику. Конечно, мэр сейчас делает все возможное, чтобы прекратить этот бардак в подъездах. Но кодовые замки проблемы не решили. Теперь он хочет в каждый подъезд посадить по милиционеру. Но в Москве сто тысяч подъездов. Где взять такую армию милиционеров? А все дело-то в конструкции.

— А не приходило вам в голову, что серийное строительство этих домов не что иное, как иностранная диверсия? — неожиданно спросил Коломейцев.

— Насчет диверсии не знаю, — засмеялась Каренина. — Но из всего этого можно сделать вывод, что бездарность также наказуема. В частности, Штольц приводил пример с Суданской цивилизацией. Их культуру раздавили собственные дома, которые были в виде пирамид. По его словам, в таком жилище чувствуешь себя крысой, которую поминутно бьют по голове…

15

После разговора с Карениной президент корпорации еще долго пребывал в задумчивости. Он всегда знал, что в строительном бизнесе больше чем где-либо замешано грязи и криминала, но никогда не думал, что строительная отрасль еще и поле боя политиков. Бросить бы все к черту и уехать в какую-нибудь цивилизованную страну. Не одному, конечно, а с Глорией. Купить домик у океана, завести детей и жить преспокойно до старости, не вмешиваясь ни во что. Сколько же для этого нужно денег? Коломейцев мысленно подсчитал и вдруг впервые в жизни сообразил, что покой в этом мире — вещь весьма дорогостоящая. Если бы американский проект обломился ему, то за пару лет он сумел бы сколотить нужную сумму. И тогда навсегда бы укатил из страны.

Коломейцев услышал за дверью мягкие шаги жены и поморщился. Кого угодно он готов сейчас видеть, но только не ее. После того, как он встретил Глорию, жена ему стала просто отвратительна. К счастью, она прошла мимо и не заглянула к нему со своими в доску опостылевшими ласками. Завтра с утра Коломейцев подаст на развод. После развода придется расстаться с половиной своей недвижимости (она-то своего не упустит), зато он будет иметь право на Глорию. А свое состояние Григорий восстановит. Только как?

Коломейцев подумал и набрал телефон Смирнова.

— Анатолий Ефимович, добрый вечер! Это Коломейцев. Звоню, чтобы поздравить.

— А, коллега! — обрадовался конкурент. — С вашей стороны это очень мило. Я как раз только что о вас думал.

— В какой связи?

— В связи с сотрудничеством. В последнее время столько навалило заказов, что встал вопрос о расширении корпорации. Что, если нам объединиться?

Ну вот, подумал глава «Артстройинвеста», еще не подписал договор с американцами, а уже приготовился к пожиранию конкурентов. Настоящая акула!

— Подумать надо, — уклончиво ответил Коломейцев. — Вам заокеанский проект уже прислали?

— Естественно.

— Любопытно бы взглянуть.

— Да ради бога!

— Тогда я сейчас подъеду?

— Буду ждать…

Через час Коломейцев уже сидел за огромным компьютером в роскошном особняке на улице Басманной. Чем больше он всматривался в экран, тем круглее становились его глаза.

— Это не дома, а геометрические фигуры, — пробормотал он с удивлением.

— По-моему, очень даже оригинально. А то что же, все коробки да коробки. А здесь хоть какое-то разнообразие. Но главное, что они просты в конструкции. Строятся блоками.

— Даже слишком просты. Я бы даже сказал, примитивны. Но чем оправданы эти конусы? Вот, например, эта громадина в виде песочных часов?

— Вероятно тем, что квартиры на первых и последних этажах будут больше. Жильцы, как известно, не любят эти этажи, а тут им будет компенсация в виде лишних метров.

— А что это за конусообразная уродина, сужающаяся книзу?

— Эта? Хм… В одиночном исполнении здание действительно кажется уродливым. Но в комплекте смотрится очень даже оригинально. Рядом должен стоять дом, сужающийся кверху.

— Но к чему все эти ужимки?

— А я откуда знаю? За океаном не дураки живут. Если так сконструировали, значит, есть какая-то целесообразность. Мое ведь дело не рассуждать, а строить.

— А вам не кажется, что люди в таких домах будут чувствовать себя крысами, которых ежеминутно бьют по башке?

Смирнов удивленно поднял брови.

— Вы что же, в них жить собираетесь? Это жилье для малоимущих. После «хрущевок» такие дома им будут казаться дворцами. Тем более что их себестоимость менее пятидесяти долларов за квадратный метр.

Коломейцев неодобрительно покачал головой и отвернулся от экрана. Смирнов едва заметно усмехнулся:

— Хотите сказать, что вы бы отказались от участия в этом проекте?

Григорий задумался. А действительно, что бы сделал он? Не стал бы строить, если бы выбор пал на него? Бред! Еще бы как стал. И заработал бы на этом состояние. А потом бы слинял на острова. С Глорией, естественно.

— А что говорят по поводу этого проекта наши специалисты? — спросил Коломейцев, не ответив на вопрос.

— Вы что же думаете, я буду советоваться с нашими специалистами? — засмеялся Смирнов. — У меня деньги лишние? Понимаю, что дома экспериментальные. Но так уж исторически сложилось, что Россия — страна экспериментов. Здесь можно все: обкатать любой проект, внедрить любые технологии, сбыть залежавшуюся продукцию, похоронить радиоактивные отходы. Это страна не предназначена для жизни, она предназначена для сколачивания капитала. Думаете, не вижу, что дяденьки за океаном что-то мудрят? Ради бога! Мне наплевать. Сколочу состояние и уеду. А у вас другие планы?

Президент «Артстройинвеста» отрицательно покачал головой и ничего не ответил. Смирнов понимающе развел руками и разлил по рюмкам коньяк.

— Предлагаю обсудить совместное сотрудничество. Коломейцев опрокинул рюмку и поднялся с места.

— Не сегодня.

— Что ж, можно завтра в это же время. Хотя, — улыбнулся Смирнов, — завтра я, пожалуй, буду занят…

16

На следующий день Коломейцев до самого вечера пребывал в унылом расположении духа. Прежде всего из-за того, что утром не явилась Глория. А ведь договаривались, что в четверг она придет знакомиться со своим отделом. Коломейцев несколько раз звонил ей на «мобильный», но он почему-то был отключен. Беспокойство и дурные предчувствия весь день терзали главу корпорации. В девять он приехал домой, прошмыгнул в свой кабинет и лег на диван. Только бы не вперлась жена! — последнее, что мелькнуло в голове в тот вечер.

Именно на этой мысли супруга постучала в дверь.

— Я занят! — рявкнул он раздраженно.

Вероника, игнорируя занятость мужа, приветливо вплыла в кабинет с серебряным подносом в руках, на котором дымилась чашка чая и лежал кусок его любимого пирога с грибами.

— Ну, зачем это? Мы же разводимся, — поморщился он.

— Я как раз и хотела обсудить условия развода. Точнее, хотела сказать, что мне ничего не надо. Я завтра переезжаю к маме, так что ты не волнуйся. Особняк мы делить не будем. Он твой по праву.

Лицо Коломейцева вытянулось. На нее это было не похоже. Григорий всегда был уверен, что кто-кто, а уж его жена в случае развода сделает все возможное, чтобы ободрать его как липку.

— Нет, почему же, мы все поделим пополам…

Она закрыла ему рот и поставила перед ним поднос.

— Собственность для меня не имеет никакого значения. Лишь бы ты был счастлив. И давай закроем эту тему.

Коломейцев неохотно поднялся с дивана, взял с подноса чай и переломил пополам пирог. Жена с печальной лаской посмотрела на него, а он отвел глаза.

— Как ее зовут? — спросила Вероника тихо.

Григорий перестал жевать и после некоторой паузы дрогнувшим голосом произнес:

— Глория.

Это было выдохнуто так трепетно и инфантильно, что Вероника едва сдержалась, чтобы не залимонить ему подносом. Она коварно расхохоталась про себя, но внешне осталась такой же кроткой, пресвятой мадонной. Аркадьевна сделала задумчивое лицо и умирающим лебедем произнесла:

— Как много сейчас девушек с такими именами. У Толика Смирнова возлюбленную тоже зовут Глорией. Он, кстати, сегодня звонил и спрашивал, как ты настроен насчет сотрудничества? Я думаю, тебе нужно поговорить с ним, и немедленно. Сегодня, конечно, нет, сегодня Смирнов встречается со своей Глорией в Черной Грязи, а завтра он будет ждать твоего звонка.

Вероника заметила, что двойное упоминание этого имени в качестве возлюбленной конкурента несколько смутило мужа. Он опустил чашку на поднос и побледнел.

— Откуда ты знаешь про его любовницу? — спросил Григорий севшим голосом.

— Смирнов мне сам рассказал. Ты же знаешь, он любит хвастануть. Уж так она ему нравится, что бог ты мой! Не девка, а огонь! Что длинноногая блондинка — это само собой. Но она как сумасшедшая гоняет на мотоцикле и не признает никаких машин. А из одежды признает только кожу.

В ту же минуту поднос с чашкой со свистом полетели на пол. Коломейцев вскочил с дивана и, ни слова не говоря, помчался по лестнице вниз. Если бы в тот момент он случайно оглянулся, то увидел бы на лице жены мстительную улыбку. Вероника услышала, как обезумевший муж завел машину и выехал из гаража. Только после этого она позвонила детективу и коротко сообщила:

— Он выехал.

— Вижу, и уже следую за ним.

— По времени все нормально?

— Думаю, на месте будет минут пятнадцать одиннадцатого.

А Коломейцев между тем бешено мчался по Москве в сторону Ленинградского шоссе. Он стонал и скрежетал зубами. Неужели это та самая Глория? Его Глория — любовница Смирнова? Значит, Смирнов ее к нему заслал?

Глава корпорации что есть силы сжимал баранку и чем больше набирал скорость, тем отчетливей осознавал, что его обвели вокруг пальца как пацана. А ведь точно, вспоминал он, из-за Глории он прошляпил первый горзаказ, затем из-за нее же — второй. Ведь она появлялась в офисе именно в те дни, когда решались вопросы с заказами… А как по глупому он проморгал инвестиции…

Летя на огромной скорости и не обращая внимания на светофоры, Коломейцев искренне удивлялся своей идиотской слепоте. Да как же он не сообразил раньше? Ведь всего за один месяц знакомства с Глорией он из богатого, преуспевающего промышленника превратился в жалкого банкрота. А Смирнов за это время совершил вираж в точности наоборот. И черт! — вспомнил внезапно Коломейцев, едва не врезавшись в «жигуль». А ведь она появилась в его жизни именно в тот день, когда он ждал звонка из Вашингтона.

Несмотря на все эти факты, в глубине души бедняга надеялся, что любовница этого проходимца и жулика Смирнова — совсем другая Глория. Только бы это оказалась не она, думал в отчаянии Коломейцев. Остальное можно пережить.

Через сорок минут Григорий въехал в Черную Грязь и, не снижая скорости, полетел через все село к роскошному особняку главы «Домостроя». Коломейцев был у него дважды и знал, что без пульта открыть ворота практически невозможно. Но, к его удивлению, они были распахнуты настежь.

Григорий осторожно въехал во двор, выключил фары и осмотрелся. Над входной дверью горел светильник, окна каминного зала на первом этаже были плотно занавешены. И вдруг с правой стороны у ограды он увидел приваленный к стене мотоцикл. У Коломейцева перехватило дыхание. Это был мотоцикл Глории.

Первые две минуты президент сидел без движения. Перед глазами все мутилось, и в ушах слышался рокот волн. Его к жизни вернули чьи-то шаги с противоположной стороны дома.

Коломейцев достал из бардачка пистолет и вышел из машины. Он постоял немного и понял, что шаги ему послышались. В ту же минуту Григорий ногой толкнул дверь и вошел в дом.

Он прошел через пустой коридор, гостиную и, когда шагнул в каминный зал, внезапно увидел ее. Глория сидела перед пылающим камином, красивая и задумчивая. Одной рукой она подпирала щеку, другой держала кочергу. Светлые волосы роскошно ниспадали на рукав ее кожаной куртки. Она подняла голову и нисколько не удивилась явлению президента. Также очень спокойно девушка кинула взгляд на его пистолет в руке и едва заметно усмехнулась.

— Как ты могла? — произнес не своим голосом Коломейцев.

— Что именно, Григорий Алексеевич?

— Обманывать меня с ним… — кивнул головой президент.

— А разве вы мне муж? — улыбнулась она.

— А он что же, муж? — прохрипел Коломейцев.

— Нет! — ответила она. — И вряд ли им будет.

Чем больше Глория сверлила его насмешливым взглядом, тем горячей кипела внутри обида.

— Где он? — простонал Григорий вне себя от боли.

— В ванной на втором этаже, — произнесла она и повернулась к огню.

Коломейцев, покачиваясь, поковылял по лестнице, дошел до ванной комнаты и услышал, как внизу хлопнули двери. Глория вышла на улицу. Бедняга толкнул дверь ванной и увидел сидящего в пене Смирнова. Смирнов при виде Коломейцева поднял брови и расхохотался.

— Это и есть твой сюрприз, Глория! — крикнул он весело.

От его веселой рожи в глазах Коломейцева потемнело. Он закрыл за собой дверь и поднял пистолет. Лицо Смирнова вытянулось.

— Это относится к эротическим фантазиям? — спросил он с дурацкой улыбкой на лице.

— Я хотел на ней жениться, — прохрипел Коломейцев.

— На ком? — удивился Смирнов.

— На Глории. Твоей любовнице, которую ты мне заслал.

— Я тебе заслал? Любовницу? — с недоумением переспросил Смирнов, смахивая с головы пену. — Ты имеешь в виду Глорию? Да я ее впервые вижу. Вернее, вижу второй раз. Вчера она нагло явилась ко мне в офис и назначила свидание в моем же загородном доме…

— Полно вздор молоть! — произнес сквозь зубы Коломейцев и выстрелил.

17

Все это произошло словно во сне: выстрел, испуганный крик хозяина дома, после которого он молниеносно закопался в пену, наконец внизу — отчаянный рев мотоцикла. Глория уезжает, мелькнуло в голове. А Смирнов продолжал находиться под водой и, кажется, не собирался выныривать. Неужели убил? — тоскливо подумал Коломейцев, и внутри у него все сжалось.

Григорий сунул пистолет в карман и со всех ног помчался за Глорией. В ту же минуту из ванной с фырканьем вынырнул глава «Домостроя» и, вдохнув воздуха, произнес:

— Что за идиот?

Смирнов вылез из ванны весь в пене, прошлепал к окну и увидел, как Глория на мотоцикле вылетает из ворот, а Коломейцев с отчаянным лицом дергает дверцу собственного «Форда». Ее, видимо, заклинило. Но вскоре ему удалось попасть в машину. После того, как он завел мотор и бешено вылетел за ворота, Смирнов пожал плечами и пробормотал:

— Будь я проклят, если что-нибудь понимаю в такой эротике.

Немного постояв у окна, хозяин дома махнул рукой и вернулся в ванную. Погрузившись в пену, президент некоторое время поблаженствовал с закрытыми глазами, затем взял «сотовый» и набрал номер своего зама:

— Олег, сможешь ко мне подъехать с девочками? Вечер пропадает впустую. Вчера ко мне в кабинет вошла супер-гел, положила руки на плечи и сказала: «Только с тобой хочу осуществить свои эротические фантазии». Я, как дурак, назначаю ей свидание в Черной Грязи. Она приезжает и требует, чтобы я шел в ванную и ждал сюрприза. И вот дождался: не успел я намылиться, в ванную входит — кто бы ты думал? — Коломейцев с пистолетом. Он в меня стреляет, и они уезжают. Как тебе сюрприз? Нет, он не попал. Но я в недоумении: это и есть эротические фантазии или какое-то недоразумение? Словом, вези девчонок без всяких фантазий и прихвати охрану…

А Коломейцев между тем несся за Глорией. Он догнал ее у въезда на шоссе, где мотоциклистка была вынуждена остановиться, чтобы пропустить поток машин. Григорий тормознул в полуметре от нее и крикнул в открытое стекло:

— Глория, я, кажется, убил Смирнова.

Она повернула голову и пронзила его строгим взглядом:

— Так точно или кажется?

— Какое это имеет значение, Глория? Пересаживайся ко мне, и поедем…

— Куда?

— Куда глаза глядят. Неужели ты не видишь, что я без тебя не могу.

В его лице было безумие. На губах же Глории застыла тонкая усмешка.

— У меня совсем другие планы, Григорий Алексеевич, — ответила она и крутанула ручку газа. Мотор взвыл как бешеный, но трогаться еще было нельзя. Поток не прекращался.

— Постой, Глория! — в отчаянии закричал Коломейцев. — Неужели ты меня бросишь?

Она даже не повернула головы. Коломейцев вытащил из кармана пистолет и взвел курок.

— Клянусь, я выстрелю, если ты ко мне не пересядешь!

Глория взглянула ему в глаза и рассмеялась, обнажив свои великолепные зубки. Вне себя от горя Григорий вытянул руку с пистолетом и дважды выстрелил. В глазах девушки появилось удивление. Словно спохватившись, она взметнула кверху руки и упала с мотоцикла. В ту же секунду раздавшийся сзади выстрел выбил из рук убийцы пистолет. Коломейцев оглянулся и увидел, что на него зловеще несутся три мотоциклиста в закрытых шлемах. У одного из них в руках была винтовка.

Президент рванулся с места и полетел по встречной полосе в сторону Москвы. Он увидел в зеркальце, как мотоциклисты остановились на обочине у мотоцикла. Двое из них спрыгнули на землю и склонились над девушкой, третий с винтовкой только притормозил, а потом пустился догонять убийцу. Коломейцев шарахнулся влево, смешавшись с потоком машин, и больше уже ничего не видел.

Но если бы каким-то чудом президенту удалось увидеть то, что происходило на обочине, его бы это крайне удивило. Один из мужчин, склонившихся над девушкой, осторожно отнял ее руку от груди и начал медленно расстегивать молнию. Не успел он обнажить и половины ее черной футболки, как девушка внезапно открыла глаза и спокойно произнесла:

— Патрон, когда вы наконец прекратите ко мне приставать?

— Тьфу ты, черт! — произнес густым басом мотоциклист. — Ты нас напугала.

— Вот и я говорю: «Черт!» Патроны-то у него холостые.

Мотоциклисты переглянулись.

— Что вы думаете по этому поводу, Рахметов? — спросил из-под шлема бас.

— Думаю, что мы недооценили Веронику Аркадьевну.

Девушка поднялась с земли и молча застегнула молнию куртки. Мужики тоже молчали, чего-то соображая.

— Решайте быстрее, шеф, — произнес нетерпеливо Рахметов.

— Вы считаете, что это тот случай, когда можно отойти от принципов? — произнес с сомнением шеф.

— Я считаю — да! — ответила девушка.

— Вы тоже так считаете, Рахметов?

— Мы никогда не убивали сами, но в данный момент во имя интересов нации я готов взять на себя грех. Смирнов должен быть ликвидирован.

Шеф вытащил из кармана радиотелефон и произнес:

— Серега, прекращай преследование. С коллегой все в порядке.

Мужчины запрыгнули на мотоциклы и, приказав девушке ждать Серегу, с выключенными фарами понеслись в село Черная Грязь.

18

В половине двенадцатого Коломейцев возвратился домой. Выскочившая из постели Вероника видела из окна третьего этажа, как он въехал во двор и с потерянным лицом вошел в дом. Сейчас с раскаяньем упадет на грудь и начнет плакаться, подумала Вероника, предчувствуя победу. Мужики все одним миром мазаны: когда им плохо, неизменно возвращаются к женам. Она оказалась права.

Григорий зашел в спальню жены, пластом рухнул на одеяло и простонал:

— Я убил двоих.

Вероника вздрогнула, хотя знала, что этого не могло быть.

— Зарубил топором? — на всякий случай спросила она.

Коломейцев поднял голову и увидел в глазах жены насмешку. От этого его охватило еще большее отчаяние.

— Я серьезно! Только что вот этими руками я пристрелил двоих, — тряхнул ладонями президент.

— Ах, все-таки пристрелил, — иронично улыбнулась Вероника, с облегчением вздыхая про себя. — И кого же мы пристрелили?

— Смирнова, — с ненавистью прохрипел Коломейцев. — И эту сучку… его любовницу.

— На которой ты собрался жениться? — уточнила Вероника.

Коломейцев тяжелым взглядом посмотрел на супругу. Он хотел спросить: «Откуда ты знаешь?», но вместо этого униженно пролепетал:

— Прости. Я был дураком…

Григорий потянулся было к жене, но она отстранилась:

— Расскажи, как это произошло.

— Он лежал в ванне. Я выстрелил… Он нырнул и больше не вынырнул.

— А долго ты ждал, пока он вынырнет?

— Минуты две.

— Целых две? — издевательски цокнула языком Вероника. — Как ты выдержал? Ты же боишься крови.

— Крови я не видел. Было все в пене.

— Ну, а как ты убил свою возлюбленную? — поинтересовалась Вероника с издевкой в голосе.

— Из машины. Я выстрелил в нее два раза. Она упала.

— Кровь была?

Коломейцев открыл было рот, чтобы воскликнуть: «Да сдалась тебе эта кровь!», да так и замер с раскрытым ртом. Он помнил, как стрелял, помнил ее удивленные глаза, помнил, как она всплеснула руками и свалилась с мотоцикла, но крови он, умри, не помнил.

— Так была кровь или нет? — переспросила жена.

— Наверное, потом была, если я выстрелил, — неуверенно пробормотал муж.

— Дай мне свой пистолет!

Коломейцев удивленно посмотрел на жену.

— У меня его нет. В меня выстрелил какой-то псих на мотоцикле и выбил пистолет из рук. Пистолет остался на обочине, а мотоциклист погнался за мной. У него в руках была винтовка.

— Догнал? — удивленно спросила жена.

— Почти догнал. Но потом развернулся и поехал назад.

Кажется, начинает бредить, подумала Вероника. Пора заканчивать спектакль. Она скрестила на груди руки и принялась молча ходить из угла в угол.

— Ну что ж, — произнесла Аркадьевна после тяжелого молчания. — Пора подвести итоги: ты себе заработал как минимум десять лет.

Муж обреченно опустил голову и затрясся. Неожиданно он поднял красные глаза на жену и умоляюще простонал:

— Вытащи меня из этого дерьма. Ты же умная.

Вероника остановилась и смерила мужа презрительным взглядом. Победа была полной. Можно было помучить еще, но в этом уже не было необходимости.

— Я тебя вытащу, но в последний раз, — произнесла она строго. — Так вот, слушай, дурья башка: я сразу догадалась, что Глория — человек Смирнова. Ее специально подсунули, чтобы она засорила тебе мозги и ты прошляпил все свои заказы. Я тебе не говорила. Хотела, чтобы ты убедился сам. Убедился?

— Упаси бог кому-нибудь еще убедиться такой ценой… — мрачно произнес он.

— Не скули! Никого ты не убил. Я зарядила твой пистолет холостыми патронами.

Коломейцев встрепенулся. Глаза его вспыхнули надеждой. Он упал перед женой на колени и обнял ее ноги. Жена отпихнула мужа ногой и сунула в руки телефон.

— Звони Смирнову. И извинись перед ним.

Коломейцев торопливо набрал номер своего конкурента и попросил позвать Смирнова. Но Смирнова к телефону не позвали, а стали строго расспрашивать, когда Коломейцев видел его в последний раз.

— Что за чушь? Только что уехал от него.

— Это уголовный розыск. Сидите дома, к вам уже едут.

Милиция приехала ровно через десять минут после этого звонка. Президенту «Артстройинвеста», предъявив ордер на арест, надели наручники и повели на выход.

— Но в чем дело, товарищи? — запротестовала жена. — Что он совершил?

— Убил президента строительной корпорации «Домострой» и тяжело ранил журналистку газеты «Версия», — ответил капитан.

19

Это случилось двенадцатого октября около полуночи. А за полтора часа до этого двое мотоциклистов подкатили к особняку Смирнова. Они привалили свои мотоциклы к кирпичной ограде и тихо проникли внутрь. Быстро и осторожно пробежали они по теневой стороне двора и юркнули в дом. На первом этаже было тихо. В пустой гостиной царствовал полумрак, в каминном зале горел камин. Они быстро и бесшумно поднялись на второй этаж. На всем этаже горел свет только в ванной. Один из них вытащил пистолет, другой пнул дверь ванной комнаты.

То, что предстало их взору, заставило мотоциклистов удивленно переглянуться. В ванне весь в пене и с запрокинутой назад головой сидел Смирнов. Между глаз его зияла черная дырка, из которой тоненькой струйкой стекала в ванну кровь и растворялась в белоснежной пене. Рахметов подошел к нему, пристально вгляделся в остекленевшие глаза президента и произнес:

— Готов.

— Что вы по этому поводу думаете, Рахметов? — спросил шеф.

— Не знаю, что и думать, — ответил Рахметов.

Он внимательно осмотрелся по сторонам и вдруг увидел на полу стреляную гильзу от пистолета. Рахметов надел перчатки и, подняв ее, показал майору.

— От «Вальтера», — произнес он с задумчивым лицом. — А из чего стрелял Коломейцев?

— Вот из этой чешской «Збройовки», — ответил Рахметов, доставая из кармана пистолет.

— Значит, должна быть еще одна гильза? Кстати, вот она, около коврика. Не поднимайте ее, Рахметов! Ее мы оставим. А эту прихватим с собой.

Мужчины также бесшумно спустились с лестницы, тихо пробежали через двор, сели на мотоциклы и с потухшими фарами понеслись к трассе.

Когда они подъехали к обочине, то увидели, что оба мотоцикла валяются на боку, а Сережа стоит на коленях перед лежащей на земле девушкой. Мужики спрыгнули с мотоциклов и подбежали к ним. Мотоциклистка лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала. Она была бледна и по-прежнему спокойна. Грудь и живот были у нее в кро-ви.

— Кто в нее стрелял? — строго спросил шеф.

— Не знаю, — ответил дрогнувшим голосом Сережа. — Я подъехал, она уже лежала.

— Рахметов, ловите машину!

Рахметов поднял руку, и тут же остановилась патрульная машина. Менты, моментально сориентировавшись, оперативно тормознули какой-то джип и отправили в нем девушку в больницу. Сами же принялись опрашивать свидетелей, исследовать почву и составлять протокол. Наконец один из них нашел две гильзы.

— Это от марки «Ческа збройовка», — произнес начальник патрульной службы.

Мотоциклисты переглянулись.

— Я видел, кто в нее стрелял, — произнес один из них густым басом. — Я запомнил марку и номер машины…

20

После того как мужа увезли, Вероника Аркадьевна позвонила детективу.

— Что произошло, вы мне можете объяснить?

— Могу. Но это не телефонный разговор. Я сейчас подъеду.

Он подъехал через двадцать минут, весьма запыхавшись, и сразу с порога извиняющим тоном начал оправдываться:

— Вышла небольшая промашечка.

— Вы не успели заменить боевые патроны на холостые?

— Что вы, Вероника Аркадьевна! С патронами все нормально.

— Почему же Смирнов оказался застреленным?

Глаза детектива вылезли из орбит.

— Что вы такое говорите? Этого не может быть.

— Только что моего мужа взяли по подозрению в убийстве Смирнова и этой стервы журналистки.

— Ну, журналистку-то грохнул я.

— Вы? — открыла рот Вероника.

— А что вы удивляетесь? — развел руками детектив. — Вы же сами приказали убрать ее.

— Так-так. Продолжайте, — схватилась за виски «президентша». — В чем ваша промашка?

— Я вас предупреждал, что у нее крыша. Ее прикрывали три мотоциклиста, причем не из охраны «Домостроя», а откуда-то гораздо покруче. Подготовка на уровне «Альфы».

— Но это вы хватили.

— Один из них с расстояния ста метров попал из винтовки в пистолет вашего мужа. Я еще удивляюсь, как ваш муж умудрился дважды выстрелить в журналистку.

— Она упала?

— Упала, а потом поднялась как ни в чем не бывало. Один из мотоциклистов, тот, что был с винтовкой, погнался за вашим мужем, а двое других поехали в село. Вот в этот момент я подъехал и выстрелил в девушку. Я хотел ее затащить в машину, чтобы потом утопить, но увидел, что тот с винтовкой возвращается. Мне ничего не оставалось, как уехать. Вот какая получилось промашка. Значит, не судьба ей исчезнуть бесследно. Но видит бог, я сделал все, что мог.

— Минуточку, — подняла палец Вероника. — Вы заметили, что за моим мужем погнался бандюга с винтовкой и преспокойно остались на месте?

— Нет. Я сорвался было за ним, но когда увидел, что девушка ожила, понял, что преследователя сейчас отзовут. Так оно и случилось.

— Второе, — загнула палец Вероника, — вы видели, что они поехали в село, и вы еще удивляетесь, кто убил Смирнова?

— Я не удивляюсь. Удивляетесь вы. Мне на Смирнова наплевать. Хотя действительно странно, кому еще кроме нашей корпорации может быть выгодна его смерть?

— Но в его убийстве обвиняют моего мужа.

— Абсурд! Проведут экспертизу и сообразят, что пуля не соответствует его пистолету.

— Но он потерял пистолет! А, кстати, какой марки ваш пистолет?

— У нас в корпорации у всех одна марка: «Ческа збройовка».

— Ваш пистолет, конечно, со спиленными номерами?

— Конечно.

— А у моего мужа?

— Тоже…

— Мерзавец! Теперь на него повесят убийство журналистки.

— Сомневаюсь! Во-первых, не найдут свидетелей, а во-вторых, она только ранена. Сейчас она в больнице.

21

Восемь дней Галина Потоцкая жила на валерьянке. За это время она превратилась в сплошной клубок нервов. На работу не ходила, ничего не ела, не пила, не спала. Глаза ее провалились, лицо потемнело. Ужасные картины рисовались в ее воображении. Тот тип, похитивший ее мальчика, больше не звонил. Но она сама ежедневно звонила в КПЗ и спрашивала, отпустили ли тех девчонок, которых обвиняют в убийстве бомжа. Наконец вчера ей сказали, что их выпустили под залог. Весь день несчастная женщина проплакала над телефоном, но тот тип, похитивший ее сына, так и не позвонил.

Звонок раздался на следующий день в восемь вечера.

— Галина Петровна, будьте дома, я сейчас к вам подъеду, — услышала она знакомый голос с одышкой.

— С Алешенькой? — воскликнула она, но в ответ услышала короткие гудки.

Он явился один, сразу позвонив в квартиру, хотя она не сообщала ему ни кода подъезда, ни номера квартиры. Он посмотрел ей в глаза тяжелым взглядом и угрюмо прошел в комнату.

— Что случилось? Где мой сын? Почему вы его не привезли? — заметалась хозяйка.

Гость тяжело опустился на стул и взглядом указал на диван. Галина притихла и послушно присела на краешек дивана.

С минуту он молча смотрел на нее, затем неожиданно полез в карман и вытащил пистолет.

— Убейте меня, Галина Петровна! Один тип выкрал у меня вашего сына и надругался над ним.

— Что? — прошептала Галина, холодея от ужаса. — Что вы сказали?

— Вот, Галина Петровна, — продолжал мужчина, вкладывая в ее руку пистолет, — вот вам ствол — убейте меня! Щелк — и все! Смелее жмите на курок.

— Где мой сын? — прохрипела Галина, роняя пистолет и без чувств сползая с дивана.

Мужчина поднял пистолет и снова вложил ей в ладонь, затем похлопал по щекам.

— В лоб, Галина Петровна! Метьте только в лоб. Это будет наверняка. Жмите, жмите на курок! Смелее.

Он подвел ее руку с пистолетом к собственному лбу и подмигнул. Глаза Галины были безумными. Она совершенно не осознавала, что происходит с ней.

— Ну же, вы не стреляете!

И она нажала на курок. Но ничего не произошло. Курок не сдвинулся с место.

— А! Не получается? — расплылся в улыбке мужчина.

— Это потому, что он на предохранителе. Вот этим пальчиком сдвиньте собачку и нажмите на курок. Ну же!

Галина нажала и услышала щелчок.

— Вот уже лучше, — обрадовался мужчина. — Только в пистолете нет обоймы. Не волнуйтесь, я вам ее вставлю.

— Где мой сын? — произнесла она устало, снова роняя пистолет.

— Этот мерзавец держит его в подвале.

— Кто?! — встрепенулась Галина, и глаза ее налились кровью. — Кто посмел прикоснуться к моему сыну? Я убью его.

Мужчина одобрительно закивал.

— Я дам вам его адрес. Он будет вечером. Но сына вряд ли вам вернет.

Глаза Галины вспыхнули отчаянным огнем.

— Немедленно везите меня к нему!

Дальше Потоцкая помнила очень смутно. Ее добросили до вокзала, посадили на электричку и помахали рукой. Она куда-то ехала, шепча, как безумная, адрес какого-то загородного особняка и сжимая в кармане холодную рукоятку пистолета. Она где-то вышла и в кромешной темноте побрела через какое-то село. После чего уткнулась в кирпичный забор. Галина каким-то звериным нюхом почувствовала, что это именно тот дом, о котором говорил ей мужчина. Она перелезла через забор, хотя ворота были открыты. Во дворе перед входной дверью горел фонарь. В глубине двора стоял автомобиль, к ограде был привален мотоцикл. Было тихо. Окна первого этажа светились через шторы слабым светом. Стоял запах дыма. Видимо, топили камин.

Галина обошла кругом дом и увидела на железной двери подвала огромный замок. Она поскреблась, постучала и простонала в черную щель:

— Алешенька, ты здесь?

Но ей никто не ответил. Несчастная решила войти в дом. В ту самую минуту, когда она уже почти коснулась ручки двери, неожиданно услышала спиной, как к дому подъехала машина. Галина метнулась за угол и затаилась.

Во двор, к неудовольствию женщины, въехал какой-то автомобиль с выключенными фарами. А говорил, никого не будет, вяло мелькнуло в голове. Из автомобиля вышел мужчина. Он немного постоял, подозрительно посмотрел в ее сторону и вошел в дом.

Пока Галина раздумывала над тем, что предпринять дальше, из дома вышла девушка в кожаном костюме и направилась к мотоциклу. Взобравшись на него, она поставила ногу на рычаг и замерла, как будто что-то ожидая. Ждать пришлось недолго: в доме внезапно раздался выстрел, и девушка тут же, заведя мотоцикл, вылетела на улицу. Не в Алешеньку ли стрельнули? — мелькнуло в голове у Галины.

22

Приблизительно в это же время в одном из известных бильярдных клубов два господина в смокингах вяло катали шары. Они играли шестую партию подряд, и в глазах у обоих читалась скука.

— Сколько мы еще здесь должны торчать? — спросил один из них, посмотрев на часы.

— Как минимум час, — угрюмо ответил другой. — Нужно серьезно относиться к своему алиби. Так что играть будем до одиннадцати, не меньше. Потом вы поедете домой, а я — на электричку.

— Как ваша дочь? Она еще под следствием? — поинтересовался первый господин.

— Она уже одной ногой в Англии, — мрачно ответил другой. — Мне нужно было туда отправить ее гораздо раньше. Тогда бы ничего не случилось.

— А такое случается только в России, — тонко улыбнулся напарник, загоняя очередной шар.

Мужчина, которому предназначался вопрос, внимательно посмотрел на партнера и еще больше нахмурился. Ухмылка соперника по бильярду ему явно не понравилась.

— Когда я учился в Саратовском университете, знаете, как развлекались наши девочки, этакие хрупенькие, нежные создания, созданные для любви и ласки? Ходили по улицам и швыряли в окна камни. Спрашивается, зачем? А от тоски. В России все преступления совершаются от тоски…

В это время у первого господина зазвонил «сотовый». Он поднес его к уху и услышал:

— Семен Васильевич, только что звонил шеф и просил приехать в Черную Грязь с девицами и охраной.

— Охраной? — удивился Семен Васильевич.

— Именно с охраной. Только что в него в порыве ревности стрелял Коломейцев. Но не попал.

— Это еще что за фокусы? — в недоумении пробормотал игрок. — Ничего не понимаю.

— Я тоже не понимаю, ехать мне или нет?

— Ты это у меня спрашиваешь? Он же твой начальник.

— Как? Я думал, что… вопрос с моим президентством уже как бы… решен, — произнес голос в трубке.

Семен Васильевич расхохотался.

— Ты все правильно понял, Олег. Езжай с девицами и с охраной, но в случае, сам понимаешь каком, сначала звони в милицию, а потом мне. Запомнил? Первый звонок в милицию.

Господин в смокинге положил телефон в карман и развел руками.

— Вот это новость! Коломейцев только что стрелял в Смирнова.

— Зачем? — удивился второй игрок.

— Из-за бабы, как я понял.

— Попал?

— Промазал.

Мужчины задумчиво уставились друг на друга и молчали так минут пять. Наконец один из них спросил:

— Скажите, это нам на руку?

— Если бы убил, было бы на руку. А так решительно нет! Более того, этот инцидент может сорвать весь наш план.

— Я думаю, все будет нормально, — махнул рукой первый. — Материнский инстинкт сворачивал горы, а тут — такая безделица…

А в это время материнский инстинкт толкал Галину дальше. Она тихо проникла в дом, без единого шороха обследовала гостиную, каминный зал, кухню и, убедившись, что на первом этаже никого нет, на цыпочках поднялась на второй этаж. Свет горел только в ванной комнате. Было слышно, что в ней какой-то мужчина разговаривал по телефону. Когда он умолк, Галина достала пистолет и толкнула дверь.

Мужчина лежал в ванне, и намешанная пена вокруг него благоухала чем-то невообразимо дорогим. При виде женщины с пистолетом лицо его недоуменно вытянулось.

— О! Сюрпризы продолжаются! — воскликнул он. — Вы тоже часть эротической фантазии?

Галина медленно подошла к нему и направила пистолет на лоб.

— Где мой сын? — произнесла она сквозь зубы.

— Не понял! — поднял одну бровь Смирнов, догадываясь, что девушка явно не в себе.

— Сейчас поймешь, — зловеще произнесла Галина и сняла пистолет с предохранителя. — Повторяю, где мой сын? В каком подвале ты его прячешь?

— Да ты что, сумасшедшая? — забеспокоился Смирнов. — Какой сын? При чем здесь сын? Ты бы шла отсюда со своим стволом.

— Где мой Алешенька! — завопила женщина вне себя от отчаяния и вдавила пистолет ему между глаз.

— Э-эй! Поаккуратней с оружием! Все! Хватит! Я сыт вашими эротическими фантазиями!

— Эротическими? — прохрипела Галина и выстрелила.

Он откинулся назад и застыл с дымящейся дыркой во лбу. Галина опустила пистолет и попятилась. Она не хотела убивать. Выстрел получился как-то сам собой. Что же я наделала? — подумала она. Боже мой! Я убила человека…

Тут только она заметила, что ее руки, плащ и пистолет в крови. Она выбежала во двор и бросилась к какому-то баку с водой. Умывшись и отерев от крови плащ, она хотела закинуть пистолет за забор, но подумала, что, возможно, он ей сегодня еще пригодится.

Она протерла пистолет носовым платком и сунула в карман. В ту же минуту женщина услышала вдалеке рев двух мотоциклов. Галина перепрыгнула через забор и побежала на железнодорожную станцию.

Когда через сорок минут она вышла на Курском вокзале, то уже точно знала, кого сегодня убьет еще: этого типа, чья дочь со своими подружками зарезала двух беззащитных бомжей. Что она сегодня с ним встретится, в этом отчаявшаяся женщина не сомневалась. Галина сошла с перрона и сразу увидела его черную иномарку с затемненными стеклами. Несчастная, не вынимая руку из кармана, сняла пистолет с предохранителя и со зловещей улыбкой направилась к автомобилю.

И вдруг дверца иномарки распахнулась, и из нее с радостным криком выскочил Алешка. За ним, сдержанно улыбаясь, вылез тот самый тип, который был почему-то в смокинге.

— Мама! — закричал Алешка, бросаясь ей в объятия. — Как я по тебе соскучился!

— Все нормально с вашим сыном, Галина Петровна, — произнес тип с легкой одышкой. — Никто его не трогал. Тот товарищ, оказывается, пошутил. Шутник чертов! Но больше он шутить не будет! Уверяю вас. Вы пистолетик-то верните!

Галина осыпала Алешку поцелуями и больше ничего не понимала. Алешка что-то весело щебетал и гладил мамочку по щеке. Тип залез в Галинин карман, вытащил пистолет и сунул его себе за пояс.

— Извините, что не могу вас подвезти. Вот вам на такси и вот вам за беспокойство.

Он сунул женщине в плащ внушительную пачку долларов и направился к машине. Расположившись на заднем сиденье, мужчина в смокинге в последний раз взглянул на плачущую от счастья женщину, криво усмехнулся и приказал водителю ехать. Едва машина тронулась, в кармане зазвонил телефон.

— Ну что, Олег Владимирович, вас можно поздравить? Нашли убийцу этих бомжей. Оказался их же товарищ по мусорной куче.

— Вас тоже можно поздравить, Семен Васильевич, — отозвался Олег Владимирович, — с новым президентом «Домостроя». — Надеюсь, он будет лучше понимать нужды городских заказчиков…

Эпилог

Девушка умерла в больнице, так и не придя в себя. Ее похоронили на Новодевичьем кладбище. Народу было немного, в основном журналисты. Когда уходили, ее родители в последний раз оглянулись и увидели над могилой дочери трех мужчин в рокерских куртках. Они стояли с поникшими головами и молчали. Потом один из них что-то произнес, обращаясь к фотографии на плите. Если бы присутствующие на похоронах смогли услышать, то слова мотоциклиста показались бы им странными. А говорил он о том, что смерть их коллеги не была напрасной, поскольку цель была достигнута. Те джентльмены из Совета безопасности больше не видят среди российских строителей кандидата на воплощение своего «Крысобоя». Президент «Артстройинвеста» себя дискредитировал, а новому главе «Домостроя» американские финансисты не доверяют, так что еще лет пять можно жить спокойно. После этого, немного помолчав, рокеры исчезли также внезапно, как и появились.