Имаго

Имаго

День этот был самым обычным. Таким обычным, что даже сейчас, когда память стала безупречной, я с трудом вспоминаю, что же было в этот день. Обычные разговоры на работе, обычное блуждание по лабиринтам сети, немного пасьянсов и пентикса. Работа давно перестала радовать — скучно возиться с самодельными детекторами только чтобы сэкономить шефу тысячу баксов в год. Все равно ведь получится хуже, чем у настоящих специалистов, которые этим всю жизнь занимаются. А для настоящей, своей работы денег нет, только для такого вот наколенного кустарничества. Дорога домой тоже как всегда — толкотня в метро, привычно раздражающие тетки, рвущиеся в открывшиеся двери как свиноматки к помоям, не замечая, что кто-то еще и выходит из вагона. Холодная слякоть на улице. Фонари не горят, но ногам света не нужно. Ноги сами знают каждый шаг, каждую выбоину в давно не чиненном асфальте, позволяя голове заниматься своим. Наверное из-за этого все и случилось — я в задумчивости не заметил машину. То ли этот гад гнал не включая свет, то ли вывернул из подворотни. Только я его не увидел. Хотя свет фар на темной улице было бы сложно не заметить даже в крайней углубленности. Позже, восстанавливая все происшедшее в памяти, я решил, что света не было. Я просто ощутил страшнейший удар и полетел куда-то. И потерял сознание. Очнулся от боли и холода. Я лежал на асфальте в луже, и все болело так, словно меня разорвало пополам. То есть я чувствовал, что голова моя лежит в луже, потому что холод сводил с ума, мучил не меньше, чем боль во всем остальном теле, которое кроме боли уже ничего не ощущало. К счастью, так было недолго. Потом холод и боль отступили, мне стало почти комфортно. Я лежал и ждал, поможет мне кто-то, или нет. Конечно сбивший меня водила и не подумал остановиться, а улица наша в этот час была не слишком людной. Я не могу с уверенностью сказать, долго ли лежал я тогда в ожидании помощи. Но когда рядом со мной послышались возбужденные голоса, мне уже было все равно. Вокруг меня сгустилась тьма, а впереди, где то очень далеко, вспыхнула яркая звезда. И я потянулся к этой звезде как к последней надежде и помчался по черному, с редкими белыми искрами на стенах, тоннелю. И, влетев в свет, потерял себя.

Именно потерял себя, а не потерял сознание. Потому что следующим ощущением было, что я лежу на спине, а подо мной что-то мягкое и теплое. Я точно знал, что между путешествием по темному тоннелю и этим лежанием на спине не прошло и мгновения. Но как я перешел от одного к другому — не помнил. Это сейчас я понимаю, что в тот момент происходила перестройка моего… организма. Переход с одной системы восприятия к другой, занявший очень короткий миг. Но во время этой перестройки время для меня остановилось. Время вообще оказалось очень странной штукой. Но это-то я всегда подозревал. Я всегда знал, что у физических событий одно время, а у меня, у моей личности, совершенно другое. Мое время течет то медленно, то быстро относительно времени внешнего мира. А здесь нету никакого времени внешнего мира. Сам внешний мир есть, а вот времени у него нету. Хотя я не понимаю, как такое может быть. А тогда я просто лежал и ждал. Сам не знаю, чего я ждал. Я ждал, и ничего не происходило. Подо мной по-прежнему мягкое и теплое. Сверху, перед глазами, светлое и неразличимое. И тишина.

Не знаю, сколько я так лежал — часы, недели, месяцы. Здесь нет времени кроме времени моих собственных ощущений. А своим ощущениям я пока не могу всецело доверять. В общем, лежал я так, пока мне не надоело. И тогда я встал. Это хорошо, что тогда я ни о чем не подумал, потому что если бы я подумал, то возможно не смог бы встать. А так вот просто взял и встал, ни о чем не думая. К счастью, тело мое само знало, как это делать. Главное было не мешать ему своими мыслями. Вот я встал и огляделся. И ничего не увидел. То есть видно все было, только смотреть было не на что. Вокруг бесконечное светлое пространство. Туманная белизна вверху — не потолок, скорее небо, покрытое плотной и очень равномерной облачностью. Только гораздо светлее, чем в облачный день. Но никаких следов Солнца, никаких теней. А стою я на такой же белой плоской поверхности, которая еще вроде легкой дымкой покрыта. Так что ее практически не видно. И поверхность эта куда-то очень далеко уходит, где виден горизонт — линия, по которой сходится чуть более светлый потолок… или небо и чуть более темный пол. Поверхность пола теплая, мягкая, но ноги не проваливаются. И вообще такое ощущение, что я на облаке стою. Твердом таком, теплом и совсем не сыром. И сам я голый. И на теле никаких шрамов, хотя меня и сбила только что машина. Вот тут я и понял, что умер и нахожусь на том свете.

Черт побери! Значит церковники все же правы? Я никогда не верил в загробную жизнь, я всегда был атеистом. Не просто атеистом из тех, которые верят, что Бога нет. С моей точки зрения подобные атеисты немногим лучше бьющих поклоны старушек. Нет, я был настоящим научным атеистом. Я не верил ни в то, что Бог есть, ни в то, что Бога нет. Я рассматривал обе гипотезы и старался понять, какая из них более отвечает моим знаниям о мире, людях. И приходил к выводу, что если Бог и есть, то по крайней мере никак не общается с людьми. А о том, что происходит с разумом человека после смерти, нет достоверных сведений. Следовательно, по принципу Оккама мы должны считать, что со смертью исчезаем насовсем, а Бога нет. Но вот я же умер и не исчез. Я мыслю, а следовательно существую. И я нахожусь в месте, подозрительно похожем на всякие библейские рассказы. И что мне там дальше обещали? Суд и вечные муки, как атеисту. Что же, буду ждать здешних полицейских. Интересно, как они выглядят?

Я ждал довольно долго, но за мной никто не приходил, никто меня не тащил на суд или в котлы и на сковородки. А с чего я собственно взял, что меня потащат на суд, поставят лицом к лицу с типом в мантии и с крыльями, будут предъявлять обвинение и зачитывать приговор? Это ведь земные предрассудки. Да и на Земле нередко приговор выносится заочно. Может суд уже был, и я уже… нахожусь в аду? Ну, наверное в аду, поскольку на рай это местечко мало похоже. Но если это ад, то в чем же состоит мое наказание? А может это как раз и есть наказание — одиночество в месте, где даже глазу не за что зацепиться. Вечность одиночества это действительно жуткая штука. Наверное хуже, чем вечность мучений. Потому что к мучениям можно привыкнуть, если все равно умереть не можешь и необратимого ущерба они не приносят. Но зато дают хоть какие-то сенсорные ощущения. А вот отсутствие сенсорных ощущений — пытка пострашнее. Настоящие робинзоны на необитаемом острове сходили с ума через два-три года. От того, что не с кем общаться. А испытатели, лишенные сенсорных ощущений в специальных боксах, не выдерживали и суток. Читал я об этом. Я, правда, пока с ума не схожу. Испугался немного — это есть, но и только. Хотя неизвестно, сколько я тут нахожусь. По субъективным ощущениям около суток, но это только ощущение. С другой стороны, никакой вечности мучений от одиночества и сенсорного голода у меня не будет. Сойду с ума и все. Какой смысл мучить сумасшедшего? Он все равно ничего не понимает уже. Но сейчас-то что мне делать?

И я пошел в сторону горизонта. Пошел просто потому, что никакого другого занятия придумать не мог. А мне казалось, что в моем положении лучше делать хоть что-то, чем совсем ничего не делать. Шел я так довольно долго, наверное несколько часов. Вокруг ничего не менялось. Так же было бы на Земле, если бы я шел по воде аки Христос посередине Тихого океана. Разница, впрочем, была: я совершенно не уствал. Когда я был жив, после такого перехода у меня ноги бы уже отваливались, а тут никаких ощущений. Только идти мне надоело. И тогда я побежал. В жизни я был не слишком хорошо тренирован, ну разве что в молодости. А здесь бежалось мне легко, даже с удовольствием. И никакой одышки. Впрочем, я ведь уже понял, что на самом деле не дышу. После смерти и дышать незачем — все равно не задохнешься. Постепенно я наращивал темп — усталости нет, усилий не требуется. И в конце концов помчался так, что не каждый гоночный автомобиль угнался бы. На Земле при такой скорости мне давно бы голову ветром оторвало. А тут воздуха нет, ничто не тормозит бег души. Вот только вокруг ничего не меняется. Пейзаж такой же, как если бы я на месте стоял. Может я и не бегу вовсе, а мне только кажется? Или бегу, но по кругу? Но почему-то я был уверен, что не просто бегу, но бегу по прямой и очень быстро. Смысла в этом, похоже, никакого нет, но раз нет усталости, то какая разница — бежать или лежать? Если мне предстоит пребывать здесь вечность, то я смогу узнать, можно ли передвигаясь с конечной скоростью бесконечное время добраться до края бесконечности.

Бесконечного времени мне не потребовалось. Даже очень большого времени не потребовалось. Горизонт вдруг стал приближаться, расти. Я сбавил скорость сначала до простого бега, потом до шага, и наконец уперся в край загробного мира. Край оказался высокой стеной такой же туманной, как пол, с цветом промежуточным между цветами пола и небесного свода. Стена была не слишком отчетливо видна, но хорошо ощущалась как упругий барьер, не пускающий меня дальше. А с чего я собственно взял, что это край? Просто стена, отгораживающая мою клетушку от остального загробного мира. Стена непроницаемая для меня, поскольку пока я не нашел способа за нее проникнуть. Но вполне преодолимая для чего-то другого: уголком глаза я успел заметить радужное облако, выскочившее из стены и умчавшееся куда-то туда, откуда я прибежал.

Торчать у стены мне быстро надоело. Двигаться можно было вдоль стены, либо назад, перпендикулярно стене. Подумав, я решил бежать назад. Туда ведь улетело радужное облако, возможно за мной. А если я нахожусь в замкнутом пространстве, то доберусь до противоположной края и узнаю размер моей камеры. И уже оттуда двинусь вдоль стены. И я помчался.

На этот раз я бежал меньше, чем к стене. Меньше по времени, а по расстоянию — не знаю. Возможно моя скорость возросла с ростом опыта пребывания в загробье. Несмотря на отсутствие ориентиров, я по-прежнему был уверен в своей способности бежать точно в избранном направлении. И эта уверенность меня не подвела. Скоро я почувствовал, что меня необъяснимо привлекает какая то точка впереди, чуть правее моего курса. Я двинулся к этой точке, через некоторое время ставшей видимым темным пятнышком. Пятнышко оставалось таковым достаточно долго, а потом как-то вдруг резко выросло в огромную черную полусферу. На глаз метров с сотню в высоту. Никакой стены на этот раз не было, протянутая рука утонула в чернильном мраке без сопротивления. Граница полусферы была слегка размытой, так что часть руки просматривалась как бы сквозь туман.

У этого артефакта мне пришлось задуматься, что делать дальше. Хотелось и черную полусферу обследовать более внимательно, и по пространству туманного зала еще побродить на предмет других особенностей. Уйдя, я ведь запросто мог не найти полусферу снова, но и войдя в нее мог не вернуться назад. Пока я так колебался с решением, выяснилось, что место это отнюдь не глухое. На моих глазах несколько радужных облаков выскочило из черноты и умчалось в туман. И еще несколько влетели туда. Ну, будь что будет, глупо же мертвому смерти бояться — я нырнул в черноту. И оказался висящим в пустоте. Вокруг не видно не зги, лишь где-то далеко впереди то ли что-то светится, то ли в глазах глюки от слишком напряженного вглядывания. Я потянулся к этому свету, и свет приблизился, расходясь в стороны, окружая меня небольшими пятнами неправильной формы. Что-то знакомое показалось мне в форме пятен: крошечные облачка со спиральными краями. Так это же галактики! Я же видел такое в учебнике по астрономии. Это выходит, что я без звездолета путешествую по Вселенной со скоростью намного выше световой? Быть этого не может, я на такой скорости не смог бы видеть свет. Если конечно то, что я вижу, на самом деле свет. Все это здорово, но как мне назад вернуться? Даже при сверхсветовых скоростях Вселенная очень велика. Я оглянулся и увидел сзади яркую звезду. Что-то знакомое, что я уже видел умирая. Значит черный тоннель — Вселенная, свет впереди — маяк, показывающий направление в туманный зал. Я рванулся назад и вылетел в звезду, в пространство туманного зала.

Так, с навигацией понятно, все продумано. Можно отправляться обследовать Вселенную в черной полусфере. Конечно занятно, как огромная Вселенная умещается в сравнительно небольшом объеме. Но в этом я потом буду разбираться. Вновь россыпь галактик вокруг меня. Интересно, а нашу Галактику, где Земля, я могу найти? Оказывается могу. Не понимаю, откуда я знаю это направление, но понесся туда, куда меня тянуло, и вскоре увидел перед собой сияющую громадину со спиральными рукавами и двумя небольшими облачками рядом. Все как и должно быть. Если уж я Галактику нашел, то Солнце тоже наверняка найти могу. Надо полагать, встроен в меня такой компас. Так оно и оказалось, Солнце я нашел за несколько минут. И ведь казалось бы трудно различить планеты на фоне звезд невооруженным глазом, да еще человеку в астрономии не слишком подкованному. Но каким-то образом я видел звезды отдельно, а планеты отдельно. И точно знал, какая из них которая от Солнца. У третьей оказался уже через секунды. Вид с орбиты точно как по телевизору: огромный бело-голубой шар медленно проплывает подо мной. А вот дальше мой компас спасовал. Москву придется искать своими силами. Но при моей скорости это-то раз плюнуть. Тем более оказалось, что при некотором напряжении я могу видеть через облака. И даже в полной темноте на ночной половине. Контуры континентов различаются отчетливо, нашел Балтику, Финский залив, затем Ильмень-озеро, а от него уже просто было выйти к Волге, водохранилищам на севере от Москвы. И вот я завис над светящимся городом.

Не знаю, тянет ли преступника на место преступления, но меня потянуло на место моей смерти. Тем более, что родной район, в двух шагах от дома. Домой я тоже хотел заглянуть. Но не заглянул, когда увидел в свете фар свое валяющееся в луже тело. Светила стоящая рядом милицейская машина. Рядом машина скорой помощи, мне явно уже бесполезная. И помимо официальных лиц несколько зевак. С момента моей смерти прошло всего несколько минут. Только сейчас я сообразил, что среди виденных сверху городских огней не было подвижных. А люди вокруг моего тела застыли как перед первыми фотоаппаратами. То есть это не они застыли, а это я, оказывается, живу в десятки раз быстрее, чем на Земле. Живу? Да, я не ощущал себя мертвым, хотя мое изломанное тело валялось перед глазами. Но я же мыслю, воспринимаю информацию, действую. Значит живу, хотя и не так, как в прошлом. Но визит домой был бы сейчас явно неуместен. Жена даже еще не узнала о случившемся. И вообще при моем ускоренном времени я смогу сделать это потом. Через несколько моих суток или недель, которые здесь обернутся минутами или часами. А сейчас я просто не понимаю, как мог бы общаться с этими неподвижными статуями, даже если бы нашел способ оказаться для них видимым или слышимым. Может потому призраки и не общаются с людьми, что живут в другом темпе времени?

Я задумался о своих новых способностях — перемещаться в пространстве просто усилием воли, видеть в темноте и сквозь облака, мыслить в десятки раз быстрее. И резко остановился, увидев вдруг перед носом забор. Оказывается в задумчивости я перешел незаметно для себя от полета к более привычному пешему передвижению и вышел к стройке очередного элитного муравейника. Забор этот привычно возмутил меня: перекрыли, сволочи, кратчайшую дорогу к метро. Если бы не этот забор, то возможно я был бы сейчас жив. И я в сердцах пнул этот забор ногой. Вообще-то я подсознательно считал, что, как призрак, должен быть бесплотен и проходить сквозь материальные препятствия. Тем более, что в телесном виде летать в межгалактическом вакууме было бы несколько неудобно. Действительность оказалась иной: я с удивлением увидел, как обломки досок полетели прочь от моего пинка, а в заборе образовалась изрядная дыра. Хорошенькое дело! Получается, не так я и бесплотен. То есть проблема общения с людьми для меня вроде решена: если даже я невидим и не слышим, то писать-то смогу. Но для начала нужно выяснить пределы моих новых физических возможностей. При жизни-то я этот забор босой ногой сокрушить не смог бы. Не был я Джеки Чаном или Шварцнегером.

Результаты исследования оказались настолько поразительными, что мне со стройки пришлось отправиться в горы. Это сначала я убедился, что могу брать предметы и перемещать их. Причем спокойно поднимаю бетонную плиту. А когда я кулаком эту плиту пробил насквозь, то решил продолжить в менее людном месте. А то со стороны живых людей мои упражнения наверное показались налетом на стройку банды чеченских моджахедов. В общем, по боевым возможностям мое призрачное тело можно было бы сравнить с крупнокалиберным орудием. Большие разрушения я не решился производить даже в заснеженной пустыне северного Урала. А с мелкими предметами у меня получалось ничуть не хуже, чем раньше. Хотя по всем расчетам при моем ускоренном времени эти предметы должны были бы казаться мне очень хрупкими, рассыпающимися при малейшем прикосновении. Так нет же, похоже, когда я беру что-то, оно переходит в мой темп времени. Если конечно я не хочу его сломать. На этом я решил вернуться в Москву. Тянуло меня туда почему-то. И уже на кольцевой я понял, что тянет меня не просто в Москву, а к местам смерти людей. К своим коллегам по несчастью, можно сказать. А в таком крупном городе люди умирают часто. Оказывается я не только в темноте могу видеть, но еще и чувствую умирающих на большом расстоянии.

Первого умирающего я нашел в больнице, в реанимации. Мужчина лет шестидесяти с умным волевым лицом умер от инфаркта. Хоть я и не врач, но в этом разобрался. Да и не мудрено, если видишь тело человека насквозь и каким-то образом узнаешь больные органы. Перед смертью он пришел в сознание, но умер легко и быстро. Интересно, что тут мое время, бегущее стремительно по сравнению с людьми, как бы затормозило, и я наблюдал весь процесс лишь те несколько минут, которые он продолжался, а не мои личные часы. Я увидел, как после остановки сердца вокруг головы мужчины стало формироваться радужное облако, как оно вытянулось веретеном и умчалось ввысь. А на постели осталось лишь бездыханное тело. Потом я метался от больницы к больнице, от умирающего к умирающему, находя их в разных городах. Поразительно, сколько народу умирает каждую минуту на Земле. Радужные облака, души, отделившиеся от тела, формировались у всех. Но лишь у меньшинства они уходили вверх, а у большинства рассеивались, исчезали вскоре после смерти. Причину такого различия я не уловил, возможно из-за недостаточно богатой статистики. Во всяком случае, возносились души разного пола и возраста. А в прочем на больничной койке люди мало отличаются, тем более что многие из них были без сознания в момент смерти.

Вот тут наступил момент задуматься. Информации я получил много и весьма неожиданной. Прежде чем что-то делать дальше, следовало построить непротиворечивую модель ситуации. И я сиганул обратно в туманный зал сквозь знакомый черный тоннель Вселенной. И там, усевшись на пол рядом с Вселенной (смешно это конечно говорить, но как еще говорить, если в туманном зале Вселенная казалась не больше крупного здания), начал размышлять.

Итак, умерев, я получил возможности супермена — видеть невидимое, путешествовать по Вселенной с немыслимой скоростью, точнее со скоростью мысли, рушить скалы пальцем или даже одним волевым усилием, жить во временном темпе намного более быстром, чем земные люди. И еще путешествовать вне Вселенной, в каком-то ином мире, но здесь мои возможности пока непонятны. И еще я узнал, что не все души умирающих возносятся, а многие кажется просто исчезают после смерти. Если конечно я верно интерпретировал увиденное. Сейчас я попал в свою стихию: систематизировать новую информацию — моя профессия ученого. Самое первое — следует понять иерархию вопросов. Как возможно упрятать необъятную Вселенную в сравнительно небольшую сферу, как мне удается входить туда и выходить обратно, передвигаться там, видеть звезды передвигаясь со сверхсветовой скоростью — вопросы технические и не слишком важные. Какие то штучки с дополнительными измерениями и иными способами восприятия информации помимо обычных человеческих чувств. Что представляет из себя туманный зал, и что находится за его пределами? Это уже важнее, но это вопрос подчиненный. Сейчас информации по нему у меня мало, а ответив на другие вопросы я возможно найду ответ и на этот. Кто и зачем все это сделал? Вот это конечно и есть самый важный вопрос, который мне сейчас предстоит решить.

А что все явления, с которыми я столкнулся, имеют природу не естественную, а искусственную, я уверен совершенно. Если верить всему, что я знаю об истории Земли, жизни на ней, возникновения человечества (а как ученый, я знаю, что этому можно верить), то никакой души, сохраняющей сознание человека после смерти быть просто не может. Значит душа — некий искусственный механизм, который кем-то придается человеку (когда, как — технические детали, которые в данный момент не важны) и бэкапит содержимое мозга. Да, именно это слово из жаргона компьютерщиков. Ведь мозг и в самом деле лишь компьютер. Очень сложный, со сложной программой, способный к саморазвитию, но компьютер, отличающийся от милых моему сердцу пней более количественно, чем качественно. А что я сам делал, когда хотел сохранить данные в случае вирусной атаки или, Гейтс побери, падения харда? Бэкапил содержимое харда со сбросом данных на другой носитель. Вот похоже душа и есть этот самый другой носитель, работающий на каких то иных физических принципах, нежели наша земная техника. Пока мой мозг работал, душа лишь накапливала информацию, а когда мозг загнулся, она отделилась и сама начала работать по тем же программам. Потому-то я и продолжаю существовать, думать, жить после смерти, что душа стала… моим новым телом, вместилищем моего сознания, памяти. Кстати, это просто объясняет штучки со временем: мой новый процессор более быстроходный, чем старый, нейронный. Вопрос лишь в том, кто мне его презентовал. Ради традиции я мог бы условно назвать его Богом. Тем более, что, подозреваю, это именно он создал нашу такую маленькую в моих теперешних масштабах Вселенную. Вот только он конечно не имеет ничего общего с теми богами, о которых распинаются земные религии. Зачем он вытащил мое сознание сюда и дал эти сверхвозможности? Чтобы после смерти мучить вечно за прегрешения или вознаградить? Ну, это для самых примитивных земных садистов и властолюбцев. Понятно, зачем это придумали древние царьки диких кочевников или ихние жрецы. Но не человеку же двадцатого века верить в такую чушь. И, строго говоря, я даже не знаю, это он, она или они. Так зачем была дана мне жизнь после смерти? Если не для того, чтобы вознаграждать или наказывать за грехи, то значит для того, чтобы я стал его… их помощником. Рабом? Глупости! Даже мы уже через какую то сотню лет научимся делать машины, способные взять на себя любую работу. Любую, кроме творческой, потому что если дать машине творческие способности, способность развиваться, то рано или поздно она перерастет нас и мы станем ей не нужны. Значит, им нужно, чтобы я работал для них как творец, став одним из них. Не вижу другой возможности, в ином качестве я просто бесполезен для существ, способных создать все это. Могу ли я работать для них творчески? А почему нет? Сейчас, конечно, я знаю слишком мало, но я способен учится. Да, такая идея вполне логично все объясняет. Включая и то, что не каждая душа возносится сюда. Очевидно в них встроен механизм, определяющий уровень развития сознания или способность к дальнейшему обучению. То есть я прошел какой-то отбор, который не все проходят. Только зачем им помощники? У них, что, своих детей нет?

И эта мысль меня поразила: а что я, собственно, знаю о том, как размножаются сверхцивилизации? Какой должна быть природа тех, кто обогнал нас в своем развитии на миллионы или даже миллиарды лет? Мы пока рожаем и растим своих детенышей в точности как животные. Но долго ли это будет продолжаться? Уже скоро, через несколько десятилетий, максимум через сто лет можно будет вырастить зародыш до ребенка в пробирке. Это аллегория, конечно, это будет очень сложная пробирка, совсем на пробирку не похожая. Но это будет возможно. И неужели люди никогда не воспользуются такой возможностью? А еще позже, через десятки или сотни тысяч лет, человек откажется от своего тела, потому что это животное тело не может жить в пустоте или при высоких температурах, не выдерживает больших ускорений, радиации. Человечество же не вечно будет жить на Земле, будет расширять свой ареал в Галактике. А значит неизбежно ему придется приспосабливаться к другой среде обитания. Именно приспосабливаться, потому что куда проще переделать себя, чем переделать всю Вселенную. Мне понятно, что и в людях со временем будет все меньше биологического, животного, и все больше от разума. В конце концов уже и сейчас биологическое взросление людей происходит быстрее, чем социальное, чем обучение. А что говорить о существах намного более развитых? Вполне возможно, что для них биологическое начало будет ничто по сравнению с развитием информационным. Возятся ли они с ребенком с самого начала его существования как биологического объекта? Вполне возможно, что и нет. Для них ребенок уже существует исключительно как объект информационный. И они начинают общаться со своими детьми лишь когда те достигнут достаточно высокого уровня развития. Очень маленького, детского по сравнению с ними, хотя возможно весьма высокого по сравнению с нами. Но ведь и мы не общаемся с яйцеклеткой или сперматозоидом. Матери общаются со своими детьми с момента рождения, но это дань биологическому, животному. А вот для отцов ребенок начинает становиться реальностью позже, когда начинает разговаривать. Может ли так быть, что мы, люди, что-то вроде зародышей для сверхсуществ? А Земля, да и вся наша Вселенная это что-то вроде инкубатора для нашего развития. А почему нет? Тогда все происходящее со мной укладывается в одну логику. Но этот жестокий отбор среди своих детей, когда лишь немногие переходят на следующую стадию… А почему так быть не должно? Мы очень любим своих детей, но уже рожденных. Это определяется нашей биологией, животным в нас, тем, что женщина за время своей жизни может родить лишь нескольких детей. Но мы совершенно не думаем о смерти миллионов сперматозоидов или яйцеклеток. Хотя это тоже потенциальные дети. И к абортам мы в большинстве своем относимся довольно легко. Ну а если бы мы жили миллионы лет и женщины могли бы рожать сотни, тысячи детей, то так же они любили бы каждого? Сомневаюсь. Да тому есть пример наших прабабушек. Это ведь сейчас один ребенок в семье — норма, два — реже, а три — исключение. А прабабки наши рожали по десять — двенадцать. И большая часть умирала. И они конечно тоже любили своих детей, но не так, далеко не так. Да и наши братья меньшие, что молятся Аллаху, у которых тоже десяток детей в семье не редкость: как легко они отправляют своих детей взрываться в автобусах и на стадионах. От большой любви это? Ой, что-то сомневаюсь! Выходит, существа, живущие миллионы или даже миллиарды лет, детей своих должны любить куда меньше, просто потому, что этих детей на протяжении одной жизни может быть очень много. Не удался один — следующий будет хорошим. Это у нас любовь исступленная, потому что другого ребенка уже не будет — жизнь-то короткая. Наверное сверсущества тоже любят своих детей, но тех, кто уже развился, чего-то достиг, показал, что в него труд и время не напрасно вкладывали. А мы пока лишь личинки, что-то на уровне одноклеточных. Потому нами и не дорожат. Все дело в уровнях развития. Чтобы меня полюбили, оценили, я должен подняться сперва на их уровень, ну хоть близко.

Хорошо, примем за рабочую гипотезу. Но, исходя из этой гипотезы, сейчас-то мне что делать? Рвануться на Землю и установить там справедливость? По этой гипотезе новые способности моего тела даны мне всерьез и надолго. И наверное я еще не все освоил, так что с суперменистостью у меня порядок, всех негодяев перебить могу запросто. И, возможно, мне в этом никто и мешать не будет. Только вот толку с этого! Одних перебью — другие на их место придут. Я же на Земле еще это знал. Чтобы что-то изменить всерьез и надолго, нужно всех людей изменить. А на это много поколений требуется и мне не под силу. Ведь пытались некоторые, на крест лезли за это. А кончилось тем лишь, что крест заменили колом и костром. На том же стадионе. Нет, человечество мне быстро изменить не под силу, даже будучи бессмертным духом и суперменом. Само изменится со временем, и без моей помощи будет примерно то же, что и с помощью. Значит это не задача. Помочь семье? После моей смерти им конечно тяжело придется. Но ведь выживут. Сказать по правде, я не шибко хороший кормилец был. Жена побольше меня зарабатывала. Ну, так всегда бывает с теми, кто занимается интересной работой — зачем дураку платить, если работа ему и так интересна. Сын уже институт заканчивает, с его специальностью работу найдет. Так что выживут и без меня. А не выживут — здесь встретимся. Или не встретимся. Но тут уже я ничего сделать не смогу. Тут я уже все, что мог, сделал раньше. Взрослые они, поздно воспитывать и перевоспитывать. Выходит, незачем мне тратить сотни или тысячи лет личной жизни на помощь, без которой они обойдутся. Наверное все прочие сюда попадающие так же думали, поскольку не было нашествия сверхмогучих призраков в истории человечества. Отдельные случаи наверняка были. Есть же откуда-то запрет на самоубийство в религиях. Потому что слишком ранний уход из жизни не способствует достижению нужного для посмертия уровня развития. Но постоянных контактов наверняка не было. И я теперь понимаю почему: слишком мучительно контактировать с живущими в десятки раз медленнее. И обследовать нашу Вселенную что-то не хочется. Раньше мне это было бы интересно, но когда я узнал, что это лишь малышовая песочница… Придется подумать, что делать здесь.

На этой мысли я осознал, что рядом со мной тусуется одно из переливающихся всеми красками облаков — чья-то мятежная душа, как я понимаю. На мое внимание облако отреагировало, подплыв поближе и вдруг превратившись в прекрасную юную девушку, совершенно обнаженную.

— Привет, новенький, — сказала девушка, — а ты молодец, быстро растешь.

— П-привет…

— Меня Таней зовут, а ты?

— С-сергей…

— Ну что ты так удивляешься? — улыбка девушки была ослепительна, не чета какой-нибудь Клавдии Шиффер — Никогда девушек не видел?

— Таких — нет. — Мне удавалось лишь глупо хлопать веками (странно хлопать тем, чего на самом деле нет). — А откуда ты здесь взялась?

— Ну, не притворяйся, что ты совсем глупый. Дураков тут не бывает. Оттуда же, откуда и ты, из России, с Земли.

— Я думал, что души тут выглядят радужными облаками. А ты выглядишь… так же, как я.

— Как ты думаешь, а на самом деле ты как выглядишь? Не смотри на себя, мы все себя так воспринимали сначала. Трудно воспринимать себя радужным облаком, но со временем привыкнешь.

— А почему я тебя вижу как… девушку, хотя все остальные — радужные облака?

— А я и есть девушка, а чтобы ты мог увидеть меня такой, я тебе передала соответствующую информацию. Ты еще новичок и не готов воспринимать все как оно есть. Твое сознание настроено воспринимать мир через земные органы чувств, а себя в человеческом теле. Вот ты так и воспринимаешь всю информацию. Со временем это пройдет.

Значит то, что я вижу, лишь иллюзия? Жаль! Повинуясь неосознанному порыву, я положил руки на плечи Тани и почувствовал живую теплую кожу, удивительно нежную. Прямо передо мной такие полные зовущие губы… Твердые ладошки уперлись в грудь, оттолкнули сильно, хотя и не грубо.

— Какой ты быстрый! — Таня смеялась — Тебе еще рано об этом думать, ты еще слишком молодой. Повзрослей, научись управлять своим новым телом, а потом уже с девушками будешь обниматься.

— А что, здесь и это можно?

— Ничто человеческое нам не чуждо, мы же пока еще люди. Механизм, суть другие, но эмоции, ощущения похожи.

— Таня, а сколько тебе было, когда ты умерла?

Маленький кулачок больно ударил меня в грудь.

— Никогда не говори здесь, что мы умерли! На самом деле мы родились. И ты должен думать именно так, иначе пропадешь. А мне жаль будет, ты мне понравился. И спрашивать возраст у девушки неприлично. Да и какое это здесь имеет значение? Пока я старше тебя по здешнему счету, но это может быстро измениться. Все от тебя зависит.

— Тань, а все-таки, кто мы, зачем мы здесь? Раз уж ты старше меня, ты что-то об этом знаешь?

— Ну, раз мы с тобой разговариваем, значит ты сам обо всем догадался.

— О чем? Что люди — зародыши какой-то сверхцивилизации?

— Ну да. Пока родившийся не придет к этой мысли, с ним нельзя общаться. Ты, кстати, пришел к этому очень быстро. Наверное быстрее всех, кого я знаю.

— Это скорее всего потому, что я много фантастики читал и всегда был атеистом. Но я не представляю, как об этом мог бы догадаться другой, кто не любит фантастику.

— Чуть труднее. На самом деле это не совсем ты догадался, а твое тело тебе подсказало. В нем заложено очень много информации, но проявляется она постепенно, когда ты к ней готов и начинаешь ее активно искать.

— Тань, а как ты превращаешься из радужного облака в девушку? Как ты передаешь мне эту информацию?

— Слишком много вопросов. Я же сказала тебе, что твое тело само все знает. Сейчас ты должен его освоить полностью, тогда поговорим.

Вдруг Таня на какое-то мгновение прижалась ко мне, и я почувствовал ее губы на своих.

— Не обижайся, сейчас на самом деле мои ответы не так помогут тебе, как помешают. Исследуй себя, учись, а потом мы еще не раз встретимся. Пока!

С серебряным смехом Таня превратилась в радужное облако и умчалась.

Ну вот, есть хоть какая-то определенность. Значит, если верить Тане, моя догадка правильная. И я действительно нахожусь в детской, в яслях, где мне предстоит научиться управлять своим телом и развиваться, чтобы подготовиться… к следующей линьке. Но интересно, а почему эта детская выглядит именно так? Другие радужные облака могут летать, значит и я тоже. Летал же я по Вселенной. Но тогда логичнее было бы сделать этот зал объемным… А с чего я взял, что он плоский? Я вижу его таким, но это ничего не значит. Я привык жить на плоской земле под небом. И в человеческом теле, предназначенном для передвижения по плоскости. Как Таня сказала, я вижу себя сейчас в облике человека только потому, что я таким себя воспринимаю. Это я понимаю: я получил новое тело, совершенно не похожее на человеческое, но обладающее теми же функциями. И органы движения этого тела я воспринимаю как ноги, а поскольку я могу передвигаться в этом зале без проблем, то воспринимаю это как хождение по ровному полу. Нырнув во Вселенную, я видел ее так, как ожидал увидеть комическое пространство. Потому оно и было для меня объемным, и я видел галактики, звезды. Пока мое сознание оперирует только теми образами и идеями, которые я накопил в земной жизни, я способен воспринимать информацию только через них. А что если попробовать увидеть этот зал в объеме?

Получилось у меня это быстро. Я действительно висел в центре огромной хорошо освещенной сферы — сейчас я уже отчетливо видел ее границу. И рядом со мной маленькая черная сфера моей бывшей Вселенной. А пространство вокруг наполнено круговертью радужных облаков. Они носятся туда-сюда, чинно прогуливаются парами, собираются в неподвижные скопления. Подойти к ним я не решился пока — Таня ясно дала понять, что мне еще рано общаться со старшими. Сначала ползать научись, а потом уже дерись за погремушку. Так что я двинулся к краю, границе детской. На этот раз я не бежал, а летел. И добрался куда быстрее, чем в первый раз — за считанные минуты. Теперь стена выглядела не туманной, а четкой, как бы из темного стекла, даже с отражением как у нормального стекла. Хотя, конечно, к стеклу это образование не имело ни малейшего отношения. Как и то, посредством чего я видел, к свету. На ощупь стена теперь тоже казалась стеклянной, холодной и твердой. Я ударил в нее кулаком и ощутил боль в костяшках пальцев. Тоже правильно: для первых шагов стена была упругой, чтобы я не разбился о нее с разгона. А сейчас мне нужно установить возможности своего тела, и боль в этом поможет, предупредив об опасном приближении к его пределам.

Сквозь стену на сей раз было видно какое-то движение. Но как я не вглядывался, расплющив нос, разглядеть ничего определенного не мог. А зал? Интересно, а с чего я взял, что он трехмерный? Только потому, что я сам жил в трехмерном мире? А если попробовать увидеть больше измерений?

Оказалось, что я и это могу. Вот только пришлось прервать такое видение через секунды. Потому что голова закружилась, и я почувствовал, что могу с ума сойти. Ладно, постепенно привыкну. Слепому, если вдруг прозреет, тоже наверное сначала трудно. Слишком много информации при отсутствии готовых схем ее переработки. Я стал смотреть на радужные облака. Мир, в котором мне предстоит жить, люди, с которыми мне предстоит общаться. А выглядит эта форма очень даже ничего, красиво. А переливы цветов играют ту же роль, что на Земле черты лица и мимика — это мне уже мое тело подсказало. Очень удобно. Разберусь, ничего, китайцы тоже в первый момент все одинаковыми кажутся. И еще что-то важное связанное с Таней: взрослые боги не могут быть ни мужчинами, ни женщинами. Они должны объединить в себе оба эти начала, разные эмоциональные структуры. Да, я родился для новой жизни, но впереди еще длинный путь, еще много метаморфоз. Интересно, а каким будет результат этого пути, имаго взрослого бога?