Идея фикс

Александр Лаптев

ИДЕЯ ФИКС

(фантастическая повесть)

Сначала появился свет. Нестерпимо синее небо свободно раскинулось надо мной, и я смотрел на него с невыразимым блаженством, как если бы узрел пред собой Врата Господни. Вот только какой-то назойливый предмет мотался на фоне синевы, происходило некое возмутительное нарушение гармонии вблизи меня. Я напрягался, стараясь остановить движение, но не поспевал. А потом на лицо мне упало что-то мокрое и холодное; у меня прервалось дыхание, и я зажмурился... Почти сразу прорвался звук. И явилась боль. Я услышал чей-то стон. Открыл глаза. Радий склонился надо мной, закрыв половину неба. Он как-то странно внимательно смотрел мне в глаза; открыл рот и, продолжая смотреть, произнес: - Очухался? Я ответил не сразу. Подумал немного, собрался с мыслями. Потом шевелю губами: - Что случилось? А сам лежу без движения и отчего-то боюсь двинуться, даже стараюсь не моргать. - Ничего. Все нормально!- как-то уж чересчур бодро ответил Радий.- Все хорошо у тебя. "Ну-ну,- думаю.- Сейчас проверим". И начинаю ворочать шеей. (А он смотрит на меня, как будто знает мои намерения и ему самому интересно: получится у меня что-нибудь или нет.) Ну, я свернул голову на левый бок - ничего. Повел вправо... Тоже вроде ничего. Перевел дух потихоньку. - Слушай,- говорю,- а у меня как - ноги целые? - Целые,- отвечает Радий.- Я уже проверил: переломов нет. - Да-а?- протянул я. Надо же... Встать, что ли? Взял и приподнял голову, посмотрел на свое распростертое тело. Увидел выпуклую грудь, комбинезон расстегнут до живота, увидел вытянутые вдоль туловища обе целые руки, а также и обе ноги в квадратных тяжелых ботинках, в каких альпинисты на Земле лазают по скалам...- Нет, говоришь, переломов?- переспросил для верности. - Нет, нету!- подтвердил Радий. "Ну ладно,- думаю,- козья морда. Из-за тебя, видать, все получилось". - Давай,- говорю,- руку. Он взял с готовностью меня за кисть и сразу сильно потянул. - А-а-а!- закричал я. Радий немедленно перестал тянуть, выпустив руку. - Спина!- проскрежетал я зубами. - Что? Что такое? Что такое?- заметался Радий. - Спина,- снова произнес я, не зная, как объяснить. Словно стальной иглой пронзили меня от шеи до поясницы, жгучая боль отдалась по всему телу, обожгло и руки, и ноги, и жарко стало в голове. Пот обильно проступил на лбу. Несколько минут я лежал без движения и тяжело дышал. Радий, напуганный, по-видимому, не меньше меня, с застывшим лицом наблюдал за мной. - Дай попить,- промолвил я. Он поднялся, отошел, и мне сразу стало легче, словно бы одним присутствием он придавливал меня к земле. Но Радий тут же вернулся, в руках у него была пластмассовая фляжка с водой. Превозмогая себя, я поднял левую руку и твердо ухватился за фляжку. Поднес к лицу, не поднимая головы, наклонил горлышко к губам и начал пить. "Должно быть, травма позвоночника!- думал я, глотая теплую воду.- Что-то случилось с позвоночным столбом. Ясно пока одно: это не перелом. Если бы это был перелом, все было бы не так. Я не знаю как, но не так..." Не заметив того, я выдул полфляги. Вытер рукавом комбинезона губы и протянул фляжку Радию. - Что с вездеходом?- спросил я уже довольно спокойно. - Дак что... Вон.- Он мотнул головой в сторону. Я скосил глаза и... все понял. Вездеход лежал перевернутый, и все восемь его колес неподвижно торчали в синее небо. Зрелище было довольно эффектное: на фоне чистого неба - черные, странно неподвижные колеса. - Что ж ты,- воскликнул я в сердцах,- натворил? - Да понимаешь,- сразу пустился он в объяснения,- почудилось мне! - Что почудилось? - Будто дорогу кто-то перебежал. - Дорогу перебежал...- повторил эхом я. - Ну да. Я и свернул... - Свернул... Куда свернул? - Ну, в сторону. Хотел объехать. - А-а, ну да. Хотел объехать. И что? - Ну, и вот...- Он опустил голову. Все мне стало ясно. На скорости более двухсот километров в час этот парень резко дернул руль, отчего колеса, конечно, тоже резко дернулись, то есть поворотились вбок, и машина, разогнанная до предела, вместо того, чтобы свернуть вправо ли, влево, вместо этого по железным законам сохранения импульса она продолжила прямолинейно-поступательное движение - заломила переднюю колесную пару и... Жаль, я не мог видеть этого со стороны. Воображение живо нарисовало, как вездеход, спружинив на передних колесах, словно на трамплине, взвился высоко в воздух, взлетел, кувыркаясь в синеве, а потом упал, быть может, спиной или боком и покатился, подпрыгивая, по твердой ровной поверхности, корежа ее железными несминаемыми бортами, закручиваясь, резко дергаясь и приостанавливаясь от очередного удара, снова раскручиваясь и уносясь вдаль... Жаль, что я не мог этого видеть. В это время я находился внутри взбесившейся машины, болтался на кожаных ремнях, как манекен на испытательном стенде, и умудрился повредить себе позвоночник... Радий молчал, я тоже. Что тут скажешь? Факты, как говорится, все на лице. Но скоро мне надоело лежать. Я раздвинул пошире ноги и развел руки по сторонам, приготовляясь перевернуться потихоньку на левый бок. - Не лезь!- зарычал я, увидев, как Радий снова собирается мне помочь.- Иди лучше вызови подмогу. Тоже мне, водило!.. Он побрел прочь, а я приступил к выполнению сложного и рискованного упражнения. Наклонил голову влево и вытянул шею, подобрался весь, а потом полегоньку так, почти без усилий начал поднимать правое плечо, помогая себе правой рукой и ногой. "Все нормально!- твердил я про себя.- Все отлично. Руки и ноги действуют, значит, перелома нет. Если бы был перелом позвоночника, я не смог бы пошевелиться, а я могу, и даже - вот!приподнимаю тело и почти уже дошел до верхней точки. И мне при этом не больно, и позвоночник не стреляет, а ведет себя нормально!" Так, убеждая себя, заглушая дурные предчувствия, смог я лечь на левый бок и расслабиться, удовлетворившись таким огромным на первый раз достижением. В этот момент вернулся Радий. - Передатчик не работает,- сообщил он без энтузиазма. - Это почему это?- поинтересовался я, лежа на боку и не сразу понимая значения сказанного. - Не знаю,- пожал он плечами.- Кажется, питания нет. Я оглянулся на вездеход. Но чего было оглядываться - я его уже видел. Он стоял на крыше, а система электроснабжения, вспомнилось мне, работала от двигателя по стандартной системе отбора мощности. Чего ж тут удивительного? Конечно, у передатчика нет питания! - Слушай, Радий,- начал я как можно мягче.- Там есть тумблер на передней панели, под ним написано: переключение питания. Перещелкни его вниз, то есть вверх, и у тебя будет тридцать минут для радиосвязи. Давай... Радий ушел, а я продолжил свои упражнения. После того как сумел перевернуться на бок, я стал пробовать шевелить ногами. Сначала правой, то есть верхней... Подтянул к груди, вытянул, опустил... Ничего! Потом левой, которая подо мной... Тоже ничего, нормально. Значит... значит, точнопереломов нет. Этот самый неприятный для меня вариант в результате последних опытов совершенно отпал, и я задышал почти уже свободно; лежал расслабленно на левом боку, приложив ухо к горячему грунту и закрыв глаза, и начинал уже думать, что все в порядке, что просто вот прилег я тут ненадолго, полежу чуток, а потом встану, и мы отправимся на корабль. - Там блокировка горит!- услышал я и открыл глаза. Радий стоял по стойке "смирно" и грустно смотрел на меня. - Сейчас,- пробормотал я. Что "сейчас", я пока не знал... На живот перевернуться было не очень сложно, но я проделал это с величайшей осторожностью. И только затем, когда лег вполне уверенно на грудь, когда уперся ладонями в горячий твердый наст и отставил в сторону правое колено и когда еще раз глубоко вздохнул,- тогда только приступил к основному действию: начал медленно-медленно приподниматься. Я старался сохранять спину прямой, желая предохранить позвоночный столб от любых скручивающих или растягивающих усилий... и мне это удалось! Когда я поднялся на четвереньки и не почувствовал при этом никакой боли, то так обрадовался, что чуть не вскочил сразу на ноги. Но сдержался. Радий внимательно следил за мной и (слава богу) не делал попыток мне помочь. Я снова глубоко вздохнул, все еще стоя на четвереньках, и стал понемногу осаживаться назад, приводя корпус в благородное - вертикальное положение; и когда я почти уже выпрямился, то не удержался и резко перескочил на корточки!.. Некоторое время я ничего не воспринимал. Только чувствовал смутно, что все еще сижу, в глазах и в голове расходятся ослепительные разноцветные круги, а внутри тела протянулся один раскаленный нерв и горит нестерпимым огнем... - Кажется, диск вылетел,- произнес я чуть слышно. - Чего?- наклонился Радий. Я заставил себя повернуть к нему лицо, посмотрел на него сурово. - Диск,- говорю,- у меня лопнул в позвоночнике! - Ну уж!- хмыкнул он с таким видом, словно я сообщил ему о забавном природном феномене. - Неси аптечку давай!- крикнул я. Вот наградили меня напарничком. Все ему напоминать нужно. Пока он лазил в перевернутый вездеход, я предпринял героические усилия, пытаясь встать на ноги. Будь что будет, решил я и начал давать тягу на берцовые мышцы. В академии я делал полные приседы со штангой весом в сто сорок килограммов, так что должен же я суметь поднять себя одного?.. Радий принес аптечку и, увидев меня, остановился. Лицо его выражало не то удивление, не то сожаление. Я уже стоял на ногах и боялся пошевелиться. - Доставай триколин,- скомандовал я. Радий сразу положил на землю черный медицинский чемоданчик, откинул верхнюю крышку.- Набери три ампулы в инъектор и иди сюда,- наставлял я. Как мне хотелось взять аптечку и сделать все самому!.. Вместо этого я начал стягивать потихоньку комбинезон с плеч. Радий тем временем нашел пистолет-инъектор, выдрал три зеленые стеклянные ампулы из клейкой ленты и, отламывая их с концов, стал переливать по очереди в ствол инъектора. Вопросов он не задавал, видно, сам все понял. Когда он закончил приготовления, я тоже был уже готов. С инъектором наперевес он двинулся на меня. - Осмотри спину,- кивнул я вбок головой.- Поищи между лопатками - там должно быть видно.- Я умудрился все-таки стащить с себя комбинезон и стоял теперь по пояс голый, чувствуя на плечах жар солнечных лучей. Радий зашел сзади, я затаил дыхание: черт знает, что там у меня!.. - Ну?!- не выдержал я. - Здесь, что ли?- произнес Радий, и в следующий миг... Впечатление было такое, словно он нажал у меня на спине красную кнопку, по сигналу которой объявляется в организме всеобщая и самая беспощадная боевая тревога. Я изогнулся весь и рефлекторно махнул рукой назад и встретил на пути дурную голову Радия... - Что ж ты,- воскликнул я в сердцах,- делаешь? Кто тебя просил до меня дотрагиваться? А он молчит. Потирает ушибленную щеку той рукой, в которой у него пистолет зажат, и смотрит обиженно. - Ты извини меня,- добавляю,- плечо у меня само собой дернулось, не хотел я тебя огорчить. Давай выстрели мне в спину ровно шесть раз. Сумеешь? - Ага,- отвечает.- Сумею. - Ну так давай, быстрее только. У меня голова уже кружится,- сказал и засомневался, верно ли он все понял? А вдруг он такой неловкий, что не сумеет сделать правильно блокаду? Но он сумел. Подошел осторожно и, не притрагиваясь ко мне, выстрелил шесть раз в мою спину - почти посредине, между напрягшихся лопаток. И сразу отошел на пару шагов, на всякий случай... Через несколько минут уже я ходил вокруг вездехода и шевелил потихоньку плечами, желая удостовериться, что все со мной нормально. Мы использовали за один раз четверть наличного триколина. Срок его действия- шесть-восемь часов. Итак, до тридцати двух часов более или менее сносной жизни мне обеспечено. Но я не собирался торчать здесь столько времени. Нужно было сообщить о случившемся на корабль, и через три часа сюда примчится такой же точно вездеход и заберет нас. А доктор потом разберется, что там у меня в спине приключилось. С такими оптимистичными мыслями приблизился я к вездеходу и, нагнувшись, заглянул через боковой люк в темное нутро. - Так ты говоришь, контуры не настраиваются?- переспросил я Радия. - Не настраиваются,- подтвердил он, разведя для убедительности руки. Я нагнулся еще ниже и, радуясь, что могу так низко наклоняться, полез внутрь. Вездеход, конечно, не был рассчитан на такое необыкновенное рабочее положение. И все удобства его обратились теперь в полную свою противоположность. Сначала я ступал ботинками по гулкой крыше, мучительно всматриваясь вниз и боясь раздавить какую-нибудь лампочку или расплющить датчик. Потом пришлось взбираться на полуметровую ступеньку, в которой была упрятана согласующая аппаратура и о которую в другое время я рисковал разве что стукнуться головой (да и то, если бы высоко подпрыгнул). Двигаясь дальше по крыше, снова по лампочкам, датчикам и по переплетенным проводам, приблизился я, наконец, к командирскому - своему!- креслу. Но что значит поменять все местами! Как ни всматривался я в пульт управления, никак не мог узнать привычного расположения клавиш и рукояток. Руки тянулись совсем не туда и пытались схватиться совсем не за то. Тогда я стал вспоминать регламент радиосвязи. И все сразу упростилось. Не надо пытаться охватить мыслью все процессы. Достаточно последовательно выполнять отдельные операции. "Включите аварийное питание!" - я включил; тут же загорелся красный светодиод. Хорошо! Далее: "Наберите частоту настройки!" Набираю: 227134. Затем: "Нажмите тангенту настройки на пониженную мощность!"- нажал... Ничего. Пиковый индикатор настройки как стоял на нуле, так и не вздрогнул даже. Что такое? Я принялся набирать другие частоты, всякий раз нажимая на тангенту настройки, перешел на ручной режим... Никаких результатов! - Может, с антенной что случилось?- услышал я сзади. Радий незаметно пробрался в вездеход и наблюдал за моими манипуляциями. Антенна... Я хлопнул себя по лбу. Какой же я!.. Конечно, антенна. До чего это я дошел! Ведь у вездехода нет теперь антенны. Если он стоит на крыше, то какая может быть у него антенна? Тут можно целый год крутить ручки настройки - и все без толку... - Слушай, Радий, а ты как сегодня ехал - по графику?- спросил я, начав обдумывать одну мысль. - В каком смысле?- отозвался он. - Ну... диспетчер знает, куда мы поехали? - Диспетчер?.. До Радия еще не дошел смысл моих вопросов. Я внимательно посмотрел на него. - Где журнал выездов? - Там, внизу,- показал он глазами на пульт. Я выдвинул плоский ящик у себя над головой и достал большущую, всю истертую тетрадь, в которую экипажи записывали, согласно инструкции, выездное задание. Я как-то раньше не обращал внимания, а теперь это неприятно поразило меня: записи велись крайне неаккуратно. Многие слова и цифры трудно было разобрать, не все графы были заполнены, много зачеркиваний и исправлений. Напрягши зрение, я стал рассматривать координаты последних выездов. Градусы и секунды прыгали непредсказуемо. Три дня назад стояло: 37о22`45``; два дня - 37о22`48``; накануне 37о22`46``; сегодняшняя графа оказалась пустой. - А ты почему ездишь как попало?- воскликнул я с досадой. Досадно было, что лишь теперь я обратил на это внимание. - Да так...- начал неопределенно Радий и замолчал. Конечно, у него не было убедительного ответа на подобный вопрос. Вместо того, чтобы смещать вектор поиска каждый день на одну секунду (как это и должно быть), он совершал ничем не вызванные и не оправданные скачки - то вперед на три секунды, то назад - на две.- Ну и где же мы теперь находимся?- спросил я как можно равнодушнее. - Пятидесятая секунда,- ответил он грустно. И прибавил: - Западного уклонения. - Пятидесятая? Ну, ты даешь! - А что? - спросил он со спокойствием, граничащим с идиотизмом. - Что?! Да где же нас теперь будут искать? На какой секунде прикажешь нас выискивать? - Искать? Зачем нас искать? У меня задергалось веко. Этот парень еще ничего не понял. - Ты что, не видишь, что у нас нет связи? - Как нет? - Да так! Сходи погляди на антенны. Иди-иди. Долю секунды он смотрел на меня, потом бросился вон. Я остался там, где стоял. - Что же это?- Вконец расстроенный показался он в дверном проеме.- Что делать-то, а?! - То-то,- отрезал я.- Будешь знать, как нарушать график выездов...

Через полчаса мы сидели на улице в тени вездехода и закусывали аварийным пайком: пресное печенье, белковый шоколад, пластиковые коржики, овощной сок... - Далеко мы заехали?- спросил я как бы невзначай. - Пятьсот шестьдесят километров,- ответил Радий, жуя печенье. - Нормально,- кивнул я и отхлебнул сок из пластмассовой баночки. Радий искоса глянул на меня, но ничего не сказал. Картина была ясна как день. Связи нет, машины нет, помощи ждать не приходится... Хотя нет, можно и ждать. Можно надеяться на чудо - что там, на корабле, узнают каким-нибудь сверхъестественным образом про то, что у нас тут случилась авария и что нам срочно требуется помощь, догадаются, опять же, где нас искать, и немедленно отправятся в путь. К вечеру приедут. Хотя какой тут вечер! До вечера тут далеко (я все по земным меркам продолжаю мерить). А солнце печет... - Так что делать будем?- спросил я Радия, который, похоже, не сильно-то опечалился происшедшим. - А что?- удивился он.- Будем ждать. - Чего ждать? - Как чего, помощи! - И долго это? - Ну, дня два... - А не хочешь двадцать два?! - Почему двадцать два?- вытянул лицо Радий. - А почему два? - Гм...- задумался он. Поднял руку и потрогал себя за макушку. - То-то и оно!- заключил я.- Ждать нам нечего. Надо идти. - Куда?- спросил он. Я озадачился таким вопросом. "Куда..." Этот Радий умеет задавать настолько дурацкие вопросы, что не сразу и придумаешь, что ответить. - Ну, к кораблю, наверное,- молвил я в раздумье. Радий склонил голову набок и, чуть помедлив, согласился: - Ладно, пойдем к кораблю. - В принципе, тут недалеко,- желая подбодрить его, сказал я.- Часов за двести дойдем. - За двести?- ахнул он. - А за сколько? Радий засопел, нахмурился. Очевидно, стал делить пятьсот шестьдесят километров на пять километров в час. - Не забывай, что нам и отдыхать иногда нужно,- заметил я.- Десять часов идем, потом десять отдыхаем. - А-а-а, ну да, ну да... - Ну, раз так, давай собираться!- подвел я черту.- Приготовь аварийный комплект, аптечку и документацию. Радий поднялся и полез в вездеход. - И Кешу не забудь!- крикнул я вдогонку. Он сразу высунулся, словно только и ждал этого. - Зачем его? - Вещи понесет,- сказал я.- Кто вещи-то понесет? Ты, что ли? Радий все чего-то сомневался. - Давай, давай,- подбодрил я.- По-быстрому. Кеша нам не помешает. В крайнем случае, бросим... Тебе трудно, что ли? Радий выволок двумя руками из вездехода громадный прямоугольный ящик приятного зеленого цвета и кинул его у моих ног. - Вот!- произнес он, отирая пот с лица. Вздохнув, я приступил к сборке. Кеша - это робот такой. Железный человек с автономной энергетической установкой и с кинематической системой внутри, с управляющим процессором в голове, снабженный речевым анализатором и самым примитивным синтезатором (на две сотни слов). Как и все первые роботы, он был сделан "под человека". Имелись у него две членистые ноги, туловище - плоское и прямоугольное, две руки и яйцеобразная, сверкающая на солнце голова. На голове прилеплены были, словно две большущие стеклянные пуговицы, два "глаза". В глубине их можно было разглядеть подвижные фотоэлементы с переменной диафрагмой. Выглядел он, конечно, не очень эстетично. Сплошная пародия на человека. Все разведчики дружно не любили Кеш (хотя и не могли толком объяснить - за что). Ждали новую модель, но ее все не было. - Вот так!- произнес я с удовлетворением, закрутив отверткой последний винт на стальной груди робота и любовно оглядывая творение своих рук.- Так вот!- Открыл крышечку у него на груди и вставил в специальный паз ремонтную отверточку, после чего захлопнул крышку и, привстав, нажал на чуть заметную кнопочку на голове у робота. Одно неоспоримое достоинство у робота все-таки было: он практически не требовал профилактики. Вездеход, к примеру, нужно время от времени заправлять горючим, необходимо накачивать колеса воздухом, нужны аккумуляторы, масло, опять же... А с Кешей совсем не то. Его собрали - и он сразу готов к употреблению. Все, что надо ему, есть уже у него внутри. Ресурс жизнедеятельности рассчитан на восемь тысяч семьсот шестьдесят часов - то есть, на целый земной год. (Хотя я не слышал, чтобы где-нибудь роботам пришлось трудиться так долго.) Радий ждал, пока я закончу. Возле него лежали на земле большой брезентовый тюк с лямками и кубическая коробка весьма приличных размеров. - А коробка зачем?- поинтересовался я.- Что там? - Вода и продукты,- ответил Радий и кивнул на Кешу.- Он в руках ее понесет. - А мешок? - Тоже. - Что тоже? - Продукты и вода. - Что, там одни продукты?- удивился я. - Ну да. Десять суточных наборов и двадцать литров воды... Да, я забыл, еще палатка. - Ничего себе!- присвистнул я.- А аптечка где? - Здесь,- показал он на тюк. - Самое главное спрятал подальше,- усмехнулся я.- Давай-ка переложи инъектор и все ампулы в коробку. - Ну, не знаю,- засомневался было Радий, но потом нагнулся и стал расшнуровывать тюк. Я посмотрел меж тем на часы. С момента аварии прошло два часа. Следовательно, блокада будет действовать еще часов шесть. Это меня устраивало. Как раз успеем совершить один переход, а потом будем лежать в палатке и отдыхать. А после Радий снова прострелит мой позвоночник, и мы двинемся дальше. Что будет, когда лекарство закончится, я не знал и боялся об этом думать. Шестьдесят часов мне гарантированы, а там... что-нибудь придумаем. Да и помощь, может, подоспеет. Должны же вспомнить про нас, в конце концов! - Готово!- сообщил Радий, отряхивая ладони от несуществующей пыли. Кеша стоял рядом и держал на вытянутых руках ящик с продуктами, за плечами у него висел здоровенный тюк. Мне даже стало жаль его - таким несчастным он выглядел, таким безответным... Но я тут же одернул себя - это же робот! Железо. Чего его жалеть? Это все конструктор виноват. И надо было им делать его похожим на человека?.. - Какая у него допустимая нагрузка на руки?- спросил я, вставая. - Сто пятьдесят!- с гордостью ответил Радий. Можно было подумать, что это он про себя сказал. - Слушай,- воодушевился я внезапно,- так он и нас с тобой унести сможет? - Сможет,- охотно согласился Радий.- Еще как сможет! Одного сзади посадит, другого спереди. Я слышал - так бывало. - Как? - Ну, выносили роботы людей на себе. Один, мне рассказывали, несколько суток нес на себе разведчика. - Ничего себе!- восхитился я, с новым, особенным, интересом оглядывая Кешу.- А ты его брать не хотел. Что бы мы без него делали?.. Все-таки странное существо - человек. Стоит ему побыть недолго где-нибудь - в самом захудалом месте, как он настолько привыкает к нему, что не хочет уже никуда уходить, страшится двинуться туда, где ему будет лучше и легче, но куда необходимо двигаться, топать, следует прикладывать усилия и рвать невидимые нити, которые опутывают его против воли. - Эх ма!- вздохнул я всей грудью, да ничего и не прибавил более. - Да...- согласился Радий. Один только Кеша ничего не говорил и ничего не думал. - Ну, пойдем, что ли?- произнес я наконец.- Нам сегодня сорок километров надо сделать. - Пойдем,- ответил Радий уныло. - Кеша!- обратился я к третьему члену нашего отряда.- Иди вперед. Направление: сорок три, шестьдесят семь, тридцать восемь. И Кеша (вот молодец!) сразу взял да и пошел. - Пять километров в час!- крикнул я в его железную спину. Это для начала, подумал я, направляясь за ним, потом пойдем быстрее. Солнце все светило, все жарило, все висело в одной точке, подлое! Воздух блистал и плавился, горизонт дымился. Но нам ничего. Мы - разведчики - люди тренированные. Двинулись мы вначале довольно резво. Минут десять крыли по пяти километров в час, потом пошли быстрее. Где-то начиная с сороковой минуты, мы топали уже весьма бойко, с энтузиазмом выбрасывая ноги и вдыхая всей грудью обжигающий воздух. Не знаю, кто как, а мне обычно во время ходьбы ну просто самые дурацкие мысли лезут в голову. Даже непонятно, почему вдруг такое начинает думаться?! На этот раз я стал решать загадку: почему мы всегда в колонну по одному ходим. Почему обязательно один впереди идет, за ним другой топает, а уж за другим третий шагает? Почему бы не взять нам и не развернуться всем в ряд, то есть в шеренгу, и не пойти, подобно нормальным свободным людям, гуляющим по бульвару и ничем не озабоченным? Хотел я даже Радия про то спросить, но, обернувшись, увидел, что он погружен в свои мысли, и не решился тревожить его своими проблемами. Наверное, это просто привычка у нас такая, решил я где-то через полчаса и, оглянувшись повторно, спросил Радия: - Ты пить не хочешь? - Нет,- ответил он. "Ну и ладно,- сказал я про себя.- Нет так нет. Я тоже, в общем-то, не хочу. Это я так спросил, машинально". И тут же приказал Кеше снизить скорость. Жарко что-то стало. И в ногах потяжелело. Сколько ж мы идем? Глянул на хронометр - два часа уже шагаем. Километров, верно, двенадцать сделали. - Стой, Кеша!- крикнул я.- Привал сделаем.- (Вспомнил вдруг регламент пеших переходов: короткий отдых каждые два-три часа пути.) - Садись давай,- говорю Радию.- Кеша, ставь ящик на землю.- А сам взял и оглянулся, дай, думаю, посмотрю на вездеход. Кривизна поверхности тут незначительная - его еще долго будет видно. И точно. Как будто совсем близко - на резкой границе желтого и синего лежал боком к нам перевернутый автомобиль. Он был совсем маленький, жалкий и беззащитный. У меня сжалось сердце - так скучно он выглядел. - Хочешь пить?- поинтересовался теперь уже Радий и, не мешкая, вытащил флягу из чемодана, свернул колпачок и начал быстро пить.- Что, не хочешь?воскликнул он с надеждой. - У нас сколько с тобой воды на двоих?- спросил я его сурово. - Двадцать литров,- не задумываясь, ответил Радий.- Значит, по литру в день на человека,- тут же сосчитал я.- А ты что делаешь? - Ничего,- ответил он.- Попил немножко... - Попил... Ну-ка дай!- протянул я руку.- Нам с тобой по литру в день полагается. Это значит- по двести граммов за пять приемов. Понял? Сказав так, я ловко поднес фляжку к губам и вдруг укусил пластмассовое горлышко, впился в него зубами, едва не подавившись, когда вода хлынула мне в горло, схваченное судорогой. Естественно, я закашлялся... Радий шагнул ко мне и резко хлопнул по спине ладошкой... Мне показалось, что между лопаток у меня случился маленький атомный взрыв. Тело мое само собой выгнулось, я вскочил на ноги, сразу перестав кашлять, и, мне так показалось, чуть не улетел в синие небеса. Я даже не обратил внимания на фляжку, отлетевшую в сторону, и на воду, полившуюся из нее. Сразу дико заболела голова, всем членам сделалось жарко, словно их наполнили жидким парафином, все поплыло куда-то, стало неверным, неустойчивым... Я ходил, останавливался, садился на корточки, снова вставал и ходил, ходил... Не знаю, сколько это продолжалось. Минуту или полчаса. Только вдруг я обнаружил себя лежащим на земле лицом вниз. Голову мою покрывала мокрая тряпка, под щекой лежало что-то мягкое. По телу волнами пробегали жаркие волны, а спину я вообще не ощущал; вернее, ощущал одно сплошное онемение. Я не знал, есть ли у меня спина, может, и не было уже. Открыв глаза, я увидел сидящего вполоборота ко мне Радия. - Ты что же вытворяешь?- обратился я к нему с чувством. - Лежи отдыхай,- отозвался он.- Тебе нельзя разговаривать. Вот, думаю, бестия. Одни неприятности от него. Больше никогда не поеду с Радием в поиск. Пусть катается с другими. Лучше один буду ездить. - Сколько времени?- спросил я резко. - Четыре тридцать. Я сразу приподнял голову. - Это что, я два часа провалялся? - Ну да,- кивнул он.- Где-то так. Я тебе аэрозоля дал нюхнуть, ты и уснул. Я замер, не зная, как реагировать на такое сообщение. Он дал мне нюхнуть аэрозоля... Надо же, какой догадливый! - А Кеша где? - Вон он,- кивнул Радий мне за спину. Я оборотился на другую сторону и увидел робота, стоящего по стойке "смирно"; за спиной его висел продолговатый тюк. - Он что, так и стоял все время?- удивился я. - Конечно!- удивился в свою очередь Радий.- А что ему, прыгать прикажешь? Шутка получилась не смешной, и поэтому я не засмеялся. Радия тоже можно понять: сидеть под палящим солнцем два часа и ничего не делать... - Эй, Радий!- обратился я к нему со всей серьезностью.- Если ты еще хоть раз дотронешься до моей спины, то я не знаю, что с тобой сделаю. Понял? - Понял,- ответил он.- Больше не притронусь. Удовлетворившись таким ответом, я решил вставать потихоньку. Опыт вставанья у меня уже был, поэтому я приступил к данному маневру достаточно уверенно. Как бы там ни было, но блокада должна была еще действовать. Руки перед грудью, одну ногу согнуть и упереться коленкой в землю, вдохнуть побольше воздуха и... Через минуту я уже был на ногах, прислушивался к своим ощущениям. - Пить будешь?- спросил Радий, держа одной рукой флягу с водой. - Ну давай,- ответил я. Радий подал мне теплую на ощупь фляжку, и я немедленно освободил ее от остатков жидкости, на этот раз без приключений. - Значит так,- сообщил я, утирая губы ладонью. Посмотрел на солнце. Оно все висело в одной точке, кажется, ни на волос не сдвинулось. Местный день длится сто семьдесят два часа. И столько же - ночь; вот отчего солнце почти не переместилось по небосклону.- Сейчас пойдем дальше. Будем идти,добавил я,- будем идти четыре часа по восемь километров в час. Мы и так много времени потеряли. - Хорошо,- легко согласился Радий. И в самом деле - чего ему не соглашаться? - Кеша!- скомандовал я.- Бери чемодан. Кеша взял двумя руками деревянный ящик и, выпрямившись, замер. - Пошли. Курс прежний. Скорость - восемь. Кеша, услыхав такую команду, сразу повернулся и пошел. Я, собравшись с духом, напряг правую ногу и, чуть не зажмурившись, как перед прыжком с вышки, как перед входом в экзаменационную аудиторию, шагнул вперед. Шагнул еще раз, и еще, и еще... Пошел, плюнув на все сомнения и всевозможные опасения, растоптав собственные страхи квадратно-кованым каблуком своего негнущегося ботинка. Шли мы, в общем-то, довольно скучно. Лишь скрип подошв да ртов дыханье. Справа и сверху светит солнце, слева, прямо и кругом - даль беспредельная, в своей однообразности утомительно-неприятная. Иногда я оглядывался и смотрел на брошенный вездеход, проверяя по нему скорость нашего удаления в необходимом направлении. Вездеход, казалось, и не удалялся вовсе, вместо этого он делался меньше и меньше, съеживался и сморщивался, сдувался и скуксивался. Так мне казалось. - Сколько мы прошли?- проговорил я в пространство. - Двадцать одна тысяча шестьсот семнадцать метров,- произнес граммофонным голосом Кеша. - А времени сколько теперь?- опять спросил я. - Пять часов тридцать две минуты. Я опечалился. Мне казалось, что мы идем уже черт знает сколько, и подошвы мои уже вовсю горели, и тело взмокло, и душно было и невесело на душе. - Ты не устал?- обернулся я к Радию. - Я, что ли?- переспросил он, как тот школьник на уроке. - Ну, не Кеша же!- осадил я его. - Нет, не устал,- угрюмо молвил Радий. Я отвернулся. Вот же незадача. Никто кроме меня не устал. Ну ничего, решил я, сжав зубы и дыша глубоко носом, буду терпеть. Вспомнилось, как нас на Земле тренировали в чем-то очень похожем. Тоже было несладко. Но мы твердо знали тогда, что через несколько часов марш-бросок закончится и мы снова очутимся в нормальных климатических условиях. Эта мысль присутствовала в нас постоянно, и она спасла многих от частичного или полного помешательства... - Эй, Кеша! Убавь-ка шагу,- сказал я машинально, продолжая вспоминать. Кеша сбавил темп, и сразу стало легче. И куда, подумал я, куда мы так спешим? Тише едешь, говорят умные люди,- дальше будешь. Не нам - дуракам спорить с умными людьми. Не нам оспаривать вековую мудрость народную. - Правильно?- спросил я громко. - Чего?- отозвался Радий. - Да нет, это я так, ничего,- пробормотал я смущенно. Ну вот, еще и заговариваться начал. Допекло. С досады поднес руку к лицу и посмотрел на часы. Шесть ноль две. Господи, как все это надоело! И что за мука такая - шляться по пустыне в такую жару; и что за напарник мне попался бестолковый!.. Давно бы на корабле были, и я сейчас лежал бы - вот в эту самую минуту!- раскачивался бы в гамаке в своей каюте и читал "Черного странника", разглядывал кошмарные фотографии или угадывал очередной космический кроссворд. Да, так бы и было... У времени есть одно хорошее свойство- оно никогда не останавливается. Что бы ни случилось, как бы ни складывались события, секунда спешит за секундой, копятся минуты и часы, превращаясь в года и в столетия. Ровно через восемь часов после начала всего, отмерив, потом выяснилось, тридцать девять километров, мы резко затормозили. Солнце все стояло в одной точке, груди наши вздымались, как бока у взмыленных лошадей, а кругом было море света и сплошная желтизна, неизъяснимое величие и оскорбительное к нам равнодушие. - Ставь палатку!- отдал я распоряжение и опустился устало на землю. Восемь часов, восемь часов - вертелось в мозгу. Восемь часов - это значит, что сейчас начнется для меня самое смешное. Чтоб отвлечься от неприятных мыслей, я стал следить за Кешей. Он поставил перед собой ящик и снимал, неловко выворачивая плечевые суставы, мешок из-за спины. На металлических плоскостях его остро сверкали блики, и весь он казался неуклюжим, громоздким. Даже странно было, как он на ногах держится, все казалось, что он вот-вот упадет, но он почему-то не падал. Вообще ни разу еще не упал. - Радий, иди помоги ему, что ты стоишь? Радий нехотя приблизился к роботу. Тот сразу перестал ломаться. Радий взял двумя руками тюк и, приподняв и наклонив его к себе, подождал, когда робот, совсем как человек, вытащил сначала одну руку, потом другую. - Молодец,- похвалил я его.- Давай ставь быстро палатку, поужинаем - и спать. - Ага,- кивнул Радий и поставил тюк стоймя на землю. Потом выпрямился и повертел головой. - Ты что, потерял кого?- озадачился я. - Да, смотрю, куда палатку ставить. Я с трудом сдержал смех: ну, юморист... - Ставь где стоишь. Вот прямо где стоишь!- разумно посоветовал я. Радий подумал немного, посмотрел себе под ноги и... принялся распаковывать тюк. - Здесь так здесь... Мы залезли с Радием в палатку (этакий треугольник высотой в полтора метра и шириной как раз на двоих) и улеглись на надутый пол. Поужинали так ничего себе; воды, конечно, не хватило, но не это заботило меня. Я прислушивался к собственным ощущениям, пытаясь уловить болевые токи, вибрирующие в спине. Действие блокады должно было полчаса как кончиться, а боль все не появлялась. Может, потому, что я двигался подряд несколько часов?.. Я лег на спину, закрыл глаза. Палатка была свето- и теплоизолирующая, лежать в ней было приятно. Так бы и лежал всю жизнь. Хорошо!.. А Кеша там на солнце парится... - Сколько спим?- прервал мои размышления Радий. - Шесть часов,- ответил я.- С половиной. - О'кей.- Радий повернулся лицом к стене и начал глубоко дышать. Я остался лежать на спине - самая безопасная поза в таких случаях... Еще не проснувшись полностью, я почувствовал скованность во всей спине, от поясницы до самой шеи. Словно понатыкали в меня железных прутков, стянули концы их в кучу да спаяли крепко. И так меня теперь корежит, и тянет, и черт-те что со мной творится. Я попробовал поднять правую руку - и немедленно возбудил болевые токи по всему телу. Все ясно. Как бы время узнать? Только подумал, как услышал "с улицы": - Пора вставать. Пора вставать. Пора вставать. Пора... - Да заткнись ты, идиот!- крикнул Радий мне в ухо. Голос сразу смолк. - Ты чего орешь?- возмутился я, с трудом повернув голову.- Правильно он говорит- пора подниматься. Давай вставай... Радий отворотился на другой бок. - Ты чего улегся? Вставай давай, не слышал, что ли?- повысил я голос. - Щас,- буркнул он.- Встану... - Щас,- передразнил я.- Вот и вставай. Щас...- А сам лежу, не двигаюсь. Знаю, что нельзя мне теперь двигаться. Эх, если бы со мной все нормально было, разве б валялся я тут? Да давно бы уж вскочил, вылез из палатки, приготовил завтрак... Радий засопел обиженно и полез на четвереньках из палатки. - Приготовь инъектор!- напутствовал я его. А сам решился перелечь на живот, пока он там все делает. Через пять минут, когда мне таки удалось выполнить рискованный маневр, край палатки приподнялся, и возник силуэт в проеме. - Ну что?- спросил силуэт голосом Радия. - Инъектор приготовил?- осведомился я. - Приготовил. - Сколько? - Два кубика. - Ладно,- вздохнул я.- Помнишь, куда вчера стрелял? - Помню,- ответил он.- Между лопаток. - Ну тогда давай, стреляй прямо через куртку. Так можно, я знаю. Только не промахнись. В позвоночник не попади. В позвоночник нельзя. Не попадешь? - Постараюсь,- ответил он. - Постарайся уж,- напутствовал я его.- Да что ты стоишь? Давай быстро, время дорого. Радий сделал все как надо. Шесть раз нажал он на курок инъектора, шестикратно выстрелив в меня спасительной обезболивающей жидкостью, после чего покинул палатку, а я остался лежать, дожидаясь действия чудесного лекарства, чтобы пойти затем дальше по пустому жаркому пространству чужой планеты. Каюсь - уснул! Ну так что с того? Лежал человек и задремал нечаянно, что ж теперь - орать на всю пустыню?! - Ладно-ладно. Встаю...- бормочу, мотая головой.- Хорошо, что все уже готово... А палатка? А палатка-то и не готова! И нечего орать. Я и так тебя услышу... Аж башка трещит.- Я вылез, согнувшись, из палатки. Ух!.. Кеша глядел на меня своими радужными глазами-пуговицами. - Что, Кеша, стоишь?- спросил я его ласково.- Ну, стой, стой.- А сам начал понемногу выпрямляться, все еще боясь судорог в спине, но уже почти уверив себя, что все обойдется. И действительно - все обошлось. Через какую-нибудь минуту принял я нормальное вертикальное положение и стоял, как Кеша, прямо и глядел почти радостно на блистающий желтыми красками мир. Обводил бессмысленным взглядом пустынные пространства, чем-то напоминающие свежеиспеченный, горячий еще, дымящийся кекс, только что вынутый из духовки - длинный-длинный, необозримо широкий, неохватный и, к сожалению, несъедобный. - Радий!- крикнул я.- Собирайся скорее.

На удивление, идти было много легче, чем накануне. Сначала было труднее, а потом легче. Правда, солнце проклятое все жарило, все грело наши плечи и головы, но и к нему мы, кажется, начали привыкать - Кеша, я и Радий. Так и шли гуськом, махали конечностями, крыли по восемь километров за час, удаляясь от места нашего нелепого кувыркания и приближаясь к месту предполагаемого отдохновения. Там, впереди, в перспективе желтого пространства стояла носом кверху наша ракета, и ждали нас в ней товарищи, а также прохладные затемненные каюты с упругими гамаками и много-много холодной и вкусной воды. Я все время заглядывал за железное плечо Кеши, будто надеясь первым заметить ракету, хотя знал, что до нее полтыщи километров, до нее много дней пути, все по пустыне, все в желтизне и в жаре и в разных неконтролируемых мыслях. Через четыре часа мы сделали привал. Уселись прямо на землю, раскрыли по банке мясных консервов и принялись сосредоточенно жевать. Кеша стоял рядом, загораживал солнце и смотрел на нас как бы укоризненно, будто был голодный, а мы не даем ему ни крошки хлеба. Я не выдержал и приказал Кеше повернуться к нам спиной. В самом деле, стоит и пялится, чуть не в рот заглядывает, никакой деликатности. Опустошив банки, мы зачем-то зашвырнули их подальше, как бы в кусты выбросили, чтоб, мол, никто потом их не увидел. Запили теплой водой (совсем понемногу) и, враз отяжелевшие, поднялись и двинулись дальше, в новый четырехчасовой переход. Скорость оставили прежнюю, то есть восемь километров в час. На третий день я решил сбавить немного скорость. Семь с половиной километров - это все-таки много. Это почти что восемь, хотя и не совсем восемь, но и, однако же, не скажешь, что семь. Опять мы шли - нога в ногу и голова в голову - как единый отряд, продираясь сквозь пылающую пустоту, вперед и прямо, вперед и прямо. Сделали на тридцать минут привал после четвертого часа - и снова шли. Разговаривали мало, точнее, совсем не разговаривали. Молчали, как рыбы, которые, как известно, не умеют разговаривать, потому что им мешает вода, а нам мешала жара и что-то еще, чего я не могу выразить и что надо самому почувствовать, оказавшись в похожей ситуации, когда не то что говорить, а и думать не всегда хочется, а хочется лечь куда попало и уснуть, уснуть надолго, до тех пор, пока все вокруг не образуется, не изменится чудесным образом и не придет в норму, чтоб стало и легко, и тихо, и темно, и прохладно. На пятое "утро" я проснулся раньше всех и лежал в палатке и все отчетливее понимал конец относительной для меня нормальности бытия и начало горестных событий. Я лежал и под сонное сопенье Радия подсчитывал оставшиеся километры. Получалось следующее: прошли мы за четыре дня двести тридцать пять километров, оставалось пройти триста двадцать пять. Это, по-хорошему, на шесть дней. Консервов нам хватит, воды тоже должно хватить, но... у нас кончился триколин. Накануне Радий вскрыл две последние ампулы, и я теперь не знал - плохо это или хорошо. Убийственную силу триколина изведали многие. Достаточно попрыскать чуток им на руку, и можно было потом жечь эту руку, пилить, кусать зубами - и никакой тебе боли. И я в эти четыре дня также не чувствовал никакой боли в спине, но это не значило, что все у меня там наладилось. (Хотя и не исключало этого.) Теперь-то мне и предстояло проверить, и я сильно опасался, лежа в палатке на спине, что результат проверки будет отрицательным. Радий тем временем заворочался, задвигал локтями и перевернулся на другой бок, продолжая равнодушно спать. - Радий!- произнес я громко.- Радий, вставай, пора уже.- Сам не знаю, зачем я это сказал. А он не просыпается, продолжает нахально спать. - Кеша,- позвал тогда я.- Сколько времени? - Восемьдесят семь часов, десять минут,- сообщил безотказный робот. - Да нет, сколько мы спали? - Пять часов пятьдесят девять минут. - Ага!- обрадовался я. Пора уже, пора вставать.- Радий, вставай немедленно!- закричал я.- Ты смотри, времени-то сколько. Солнце садится! Последняя реплика неожиданно возымела действие. - Где?- спросил Радий, подняв голову и уставив на меня сонные глаза. - Вставай,- повторил я уже спокойнее.- Думать будем, что дальше делать. Радий сделал непонимающий вид, поморгал глазищами, помотал головой, зажмурился и... охая и постанывая, стал подниматься. - А сам чего лежишь? Поднял меня, а сам валяется! Откинув край палатки, Радий оглядывал меня неприветливо. Сбоку его освещали зловещие красные лучи заходящего солнца, и одна щека у него была бордовая, а другая темная. - Я не могу,- ответил я спокойно. - Чего не можешь? - Идти не могу. Радий озадачился таким ответом. - Почему?- спросил он, немного подумав. - Спина,- сказал я, стараясь не трясти головой. - Спина?..- повторил он.- А что спина? - Ничего,- все так же спокойно ответил я.- Дальше пойдешь один. Некоторое время Радий обдумывал услышанное. Можно было решить, что он рассчитывает в уме интегральное уравнение третьего порядка. - Не могу я идти. Понимаешь? Мне дышать больно!- воскликнул я.- Так что это... давай собирайся, а я тут останусь. Возьмешь Кешу... А я тут буду лежать. - Совсем идти не можешь? - Совсем. - А что, если... - Не надо,- остановил я его.- Не теряй времени. Скоро солнце сядет. Тогда он молча повернулся и шагнул в сторону. Немного погодя я услышал, как он собирает вещи, расшнуровывает тюк... - Я поделю продукты пополам!- крикнул он. - Оставь мне одну треть,- ответил я.- И принеси сюда.- Я все еще боялся пошевелиться, хотя и понимал, что не удастся мне пролежать без движения пять, а может, больше суток. Ну ничего, думал я, как только Радий уйдет, так я начну пробовать шевелиться. При нем мне почему-то не хотелось производить какие-либо действия.- Когда придешь на корабль, сразу отправь за мной вездеход,- зачем-то сказал я, хотя это и так было понятно. Но мне хотелось, очевидно, думать о чем-нибудь хорошем, а хорошими для меня могли быть только такие мысли. - Я готов!- В багровом проеме снова появился Радий. Лицо его было одновременно безмятежно и озабоченно. - Ну иди, раз готов,- буркнул я. - Тут вот консервы и вода.- Он поставил мне в ноги ящик.- Здесь пять литров воды и семь банок мяса. - Хорошо,- ответил я.- Ты, главное, дойди. - Да уж дойду как-нибудь,- усмехнулся он. Посмотрел на меня внимательно и вышел. Тень его проплыла по боковой стенке. - Мы пошли!- донеслось до меня. - Давайте,- крикнул я. Потом послышались какие-то невнятные звуки... - Ну пошли же!- с нажимом произнес Радий.- Да иди ты, чтоб тебя!..- И тут же раздался глухой удар, будто бы кто пнул сильно ботинком по железу. - Что случилось?- не утерпел я. - Да что...- обиженно отвечал Радий.- Этот Кеша... Он не слушается. Не хочет идти! - Как это не хочет? Как он может не хотеть?! Эй, Радий! Кеша! Две тени упали на красный бок палатки. Раскрылся вход. - Кеша!- обратился я к роботу.- Ты почему не слушаешься? Почему идти не хочешь? Кеша смотрел на меня сверху своими радужными глазами. - Нельзя!- пророкотал он. - Ты должен идти!- сказал я внушительно.- Иди с Радием! На корабль. Должен, понимаешь? - Нельзя!- снова произнес робот. - Что нельзя-то? Ну что нельзя?!- взвился вдруг Радиий. - Нельзя идти,- стоял на своем робот. - Вот дубина!- с чувством сказал Радий и, мне показалось, хотел ударить робота, но сдержался. - Погоди, Радий. Давай разберемся,- сказал я примирительно.- Сейчас я вот только приподымусь чуток...- Перекатившись на бок, я толкнулся от пола одной рукой и поднялся на локте, оперся на руку и замер в полулежачем положении, удовлетворившись на первый раз и таким скромным достижением. - Кеша,- обратился я к роботу.- Отвечай нам скорее: почему ты не хочешь идти? - Нарушение инструкции,- отрезал робот. Мы переглянулись с Радием. Но робот еще не закончил. - Запрещается оставление человека в беспомощном состоянии. - Чего оставление?- переспросил Радий. - Оставление человека в беспомощном состоянии,- повторил робот. Я хохотнул. - Это он меня имеет в виду!- произнес я довольно. - Да он же все путает!- заволновался Радий.- Он же неправильно все понимает!- (Я кивал согласно в ответ.) - Он же все не так понимает.- И, оборотившись к Кеше, стал втолковывать ему правильный взгляд на положение вещей.- Кеша, ты рассуди, железная твоя голова! Мы с тобой пойдем сейчас на корабль, а потом отправим за ним (показал на меня) вездеход, и его тоже привезут. Понял? - Нельзя!- ответил невозмутимо Кеша. - Да почему же нельзя? Почему нельзя-то? Что ты заладил? Вот дурак! - Радий, ты не кипятись, объясняй спокойно,- вставил я. - Кеша. Слушай меня,- беря себя в руки, снова заговорил Радий.- Ты логически рассуди. Предположим, ты сейчас не пойдешь со мной, а останешься с ним (показал на меня)... Ну и что? Что же тогда будет?- (Кеша молчал.) Ты будешь с ним сидеть, как... этот самый... а я не смогу найти корабль (ну тут он приврал, конечно, но я не стал поправлять, в интересах общего дела, так сказать). Ведь чем скорее мы попадем на корабль, тем лучше будет ему!- закончил он, махая обеими руками сразу во все стороны.- Ну?!. - Нельзя,- проговорил робот. У меня затекла левая рука, но я боялся пошевелиться и продолжал опираться на ладонь. Шутки ради попробовал повращать головой - не очень пока активно... Вроде бы ничего, вращается... - Ну, что делать будем?- обратил Радий на меня пылающий взор. - Иди один,- с некоторым сомнением произнес я. - Как один? Как один?!- закипел Радий.- Почему я должен идти один? Я перестал двигать шеей. - Ну возьми Кешу, если очень хочешь. Он, в принципе, не так много весит... Слушай, Радий. Что ты, первый раз робота увидел? Раз он сказал нельзя, значит нельзя! Сказал не пойдет - значит не пойдет...- Я немного рассердился. Чего спорить, когда все ясно?.. Мы замолчали. Пространство вокруг насыщалось краснотой, сгущаясь и темнея, жара спадала. Я вспомнил, что ночами здесь весьма прохладно. Минус двадцать - не шутка. - Радий, не тяни,- сказал я.- Возьми в ранец консервы и воду, в руки компас и иди. Двадцать килограммов унесешь как-нибудь. А то гляди, скоро темно станет. Радий ничего не ответил. Постоял еще с минуту, о чем-то там подумал и отошел от палатки. - Эх, Кеша, Кеша!- вздохнул я, с каким-то особенным интересом разглядывая железную его физиономию. - Не вздумай комбинезон бросить!- напутствовал я Радия, когда он, снаряженный в дорогу, заглянул в палатку, чтобы проститься со мной.- Ночью будет холодно, включишь обогрев. - Ладно,- ответил он. - Ну... топай! - Ага,- сказал Радий и... Скользнула тень, четыре или пять приглушенных шагов раздались в тишине, и Радия не стало. Исчез человек, пропал, сгинул, будто и не было его. Робот по-прежнему стоял возле входа в палатку, торчал, как перст судьбы. Голова его была обращена в сторону уходящего человека, глаза следили за удаляющейся фигурой. О чем он думал в тот момент? Кто знает! Скорее всего, ни о чем. Разве может он о чем-нибудь думать? Кровавые сумерки все длились. Это, наконец, стало действовать на нервы. Застывший закат. На Земле такого не увидишь. Там - ррраз!- и стемнело. Ррраз!- и нет никаких тебе красок. А тут - раз, два, три, четыре, пять!- и все без толку. Все краснота и краснота. Ни тебе синего, ни фиолетового. Никакого! Огонь кровавый во все небо, и тень, так неохотно надвигающаяся с противоположной стороны, будто уснувшая, будто позабывшая, куда ей дальше идти и зачем она здесь оказалась. Такого нигде больше не увидишь. - Садись, Кеша,- предложил я. Как-то неприятно видеть все время перед собой торчащую фигуру. Словно куда-то надо тотчас идти, нужно быстро собираться и бежать...- Садись, Кеша!- повторил я.- В ногах, знаешь ли, правды нет. Кеша сел. (Он, вообще-то, молодец. Всегда слушается... если это не противоречит инструкциям. А инструкции, если уж разбираться, составлены весьма разумно. Вот и в этот раз я должен был признать, что прав Кеша, а не мы. В самом деле - мне робот был нужнее, чем Радию. И это очень правильно, что он остался. Не представляю, что бы я теперь делал, если бы он ушел тоже.) - Я посплю немножко, ладно?- спросил я. - Хорошо,- отозвался Кеша. Он сговорчивый, этот железный человек. Я опустился на спину, расслабил руки. Закрыл глаза. Сквозь веки проникал кровавый свет. Я зажмурился сильнее... не помогло. Ну и пусть! Пусть проникает. Что он мне?.. Надо бы палатку застегнуть, а то холодно скоро станет. Я открыл один глаз. Кеша сидел на входе спиной ко мне и смотрел в пустыню. Казался он задумчивым, погруженным в свои глубокие думы, и я не стал тревожить его. Пусть сидит. Он неожиданно напомнил мне Ларса - мою собаку. Однажды мы ночевали с ним в палатке на Земле, и он вот так же сидел всю ночь у входа и смотрел, подняв уши, в темноту. Именно этим он запомнился мне больше всего - как он сидел и как смотрел, недвижимый, во тьму. Ничем другим не запомнился, а только этим. Почему?.. Потянуло прохладой. Я скосил глаза и поискал, чем бы накрыться. Но ничего не нашел. Я не на Земле. И это не та палатка, в которой можно найти одеяло... Я проспал неожиданно долго. Солнце уже зашло, было темно. И было тихо. Я лежал и прислушивался неизвестно к чему. Что мог я здесь услышать? - Кеша!- позвал я. - Я здесь,- послышалось. Зашелестела материя, взвизгнул замок на входе. Возник на фоне черного звездного неба угловатый силуэт. - Сколько времени?- спросил я. - Девяносто шесть часов семнадцать минут. - А во сколько Радий ушел? - Девяносто два часа пять минут. Так. Значит, я проспал четыре часа. Недурно. - Вот что,- сказал я.- Будешь теперь считать часы, начиная с момента ухода Радия. Понял? - Да. - Поесть бы,- вздохнул я. Все это время я привычно лежал на спине и не делал никаких движений, даже головой не вертел.- Принеси чего-нибудь. Банку консервов, пару галет и воды. Робот направился за продуктами. А я в этот момент подумал, что неплохо бы ввести ему в диалоговую систему обязательное условие - подтверждать каждый раз принятие команды. А то как-то неестественно получается. Я вот ему приказал, а он ничего не ответил. - Кеша. Где ты там?- Вероятно, мои собственные рассуждения подействовали на меня.- Кеша, ты почему не отвечаешь? Отвечай, когда я тебя спрашиваю! - Хорошо,- отозвался Кеша.- Я иду. - Вот-вот,- подхватил я.- Говори всегда, что ты делаешь. Чтоб я знал. Ясно? - Ясно. - Я должен знать, чем ты занимаешься. Понял? - Понял. - Вот и ладно. Что ты там принес? Давай сюда. - Я принес консервы мясные, одну банку. Принес галеты, три штуки. Принес воды, один литр.- Сказав это, Кеша наклонился и вошел в палатку, наступая железными своими ногами на надутый матрац. - Стой, Кеша!- крикнул я.- Положи все там, где стоишь. Ты мне ноги отдавишь. - Хорошо,- сказал Кеша и положил невидимые в темноте предметы там, где стоял, рядом с моими ногами. - Не видно ничего. Сделай тут свет какой-нибудь... Сразу ударил в лицо яркий луч. - Выключи немедленно!- запротестовал я.- У тебя же есть аварийное освещение. Вот давай его. - Хорошо,- проговорил Кеша. Луч погас, и загорелась, даже и не загорелась, а затлела едва-едва малюсенькая лампочка где-то у робота на груди. Света она практически не давала. Но я рассудил, что сейчас я ослеплен яркой вспышкой, поэтому ничего не вижу, и мне потому надо привыкнуть снова к темноте... Надо привыкнуть. Человек, он ведь ко всему привыкает. Первые часы было даже интересно. Эта темень, кусок звездного неба в проходе, робот с тусклой желтой лампочкой, палатка - и все это в тишине. В удивительной прозрачности ночи, когда не слышно ни шороха! На Земле не так. На Земле никогда не бывает абсолютной тишины. Даже в степи, вдали от города, все равно присутствуют какие-нибудь звуки. Трава ли шевелится, ветерок звенит, или донесется издалека невнятный звук... А здесь ветра почему-то нет. Странно, но это так. Ветер здесь всегда нулевой. Это одна из загадок этой планеты - наравне с удивительно ровной ее поверхностью. Я лениво думал обо всем этом, вспоминал ночи на Земле, проведенные почти в такой же палатке, и ел не спеша консервы из банки. Думать об этом было приятно, как приятно думать о чем-то необязательном, об ушедшем и никак тебя не касающемся, не имеющем ощутимых последствий - ни дурных, ни хороших. Что мне еще оставалось делать в таком положении? Минимум- пять суток впереди ничегонеделанья, сто двадцать часов лежанья, без цели и без мыслей. Когда нечего делать, все знают, лучше всего спать. Недостаток сна и избыток треволнений в предшествующие дни помогли мне проверить эту истину на себе. И двое суток я благополучно проспал, лишь иногда просыпаясь для того, чтобы подкрепиться консервами и перекинуться парой фраз с Кешей, который стоял, как часовой на посту, охраняя меня от неведомых опасностей и добавляя мне уверенности и спокойствия. Но к исходу вторых суток (это свойство всех разведчиков - везде мерить время земными сутками) я почувствовал, что выспался окончательно и бесповоротно: однажды проснувшись, я не смог уже более уснуть. Не помогало ничего. И тогда я решил подняться. Предварительно застегнув комбинезон на все замки и включив обогрев, я приступил к этому рискованному мероприятию. В принципе, процедура была мне уже знакома: переворот на грудь, группирование тела и медленное отжатие на руках; потом подъем корпуса и обретение устойчивого положения, сидя на корточках, а уж затем - выпрямление в полный рост... Все шло благополучно до последнего момента. Когда я сидел уже на корточках, трудно с непривычки дыша, и приготовлялся к окончательному выпрямлению, вдруг вспомнил, что выпрямиться в палатке во весь мой двухметровый рост мне никак не удастся. Необходимо сперва выбраться наружу. Стараясь не скручивать туловище, избегая каких бы то ни было сотрясений, я повернулся лицом к выходу и, нащупав замок молнии, расстегнул его. Морозный воздух ударил мне в лицо, сбив на секунду дыхание, и почти сразу мне стало легче. - Кеша, ты где?- позвал я, выглядывая наружу. - Я здесь,- ответил граммофонный голос. Поднялась из темноты угловатая фигура и двинулась на меня. - Стой там. Не подходи!- воскликнул я, испугавшись, что Кеша вздумает мне как-нибудь помочь.- Я сам, сейчас. Робот остановился в двух шагах. - Сколько градусов?- спросил я, собираясь с силами. - Минус двадцать два,- ответил робот. - Хорошо,- кивнул я.- Очень хорошо... Стой там. Сейчас... Я выполз на коленях из палатки на твердый грунт. Вздохнув, медленно вытянул из-под себя правое колено и выставил ногу вперед, поставив ее на всю ступню. Прислушался к себе... вроде ничего. Так, ладно! Положил обе руки на правую ногу и, наклонив вперед корпус, стал отталкиваться от ноги, подымаясь все выше и выше. Все поднимался, пока вдруг, как-то очень уж неожиданно не ощутил, что ноги мои уже выпрямились и я стою прямо, и дальше подниматься уж нет никакой возможности. "Ура!" - воскликнул я про себя, сохраняя, впрочем, бесстрастное, то есть тупое выражение лица. - Кеша,- позвал я.- Подойди ко мне. Дай руку. Кеша так же медленно, словно бы почувствовал ответственность момента, подступил ко мне, поднял переднюю конечность. Я взялся за нее обеими руками, оперся, как на перекладину, и сразу почувствовал себя намного спокойнее и увереннее, как если бы нашел в себе и в мире дополнительную опору, что, в сущности, было справедливо. - Постой, Кеша, постой,- бормотал я, хотя Кеша и не думал никуда уходить.Я отдохну сейчас, и пойдем. Сейчас...- Я дышал всей грудью, только теперь по-настоящему ощутив ночной холод. Лицо мое было мокро, капли пота замерзали, превращаясь в ледяные кристаллы.- Сейчас пойдем,- бормотал я. Куда мы пойдем, было неясно, но мне страшно хотелось идти. И было удивительно, что до сих пор я лежал в палатке и не делал попыток встать. Как мог я проваляться столько времени? Я поднял голову и взглянул на звезды. Незнакомые звезды горели ярко и остро. Они не мигали и не дрожали, как на Земле, висели каждая на своем месте - устойчиво, мертво, на века! Я сделал маленький шажок - просто переставил ногу на ступню вперед. Робот сразу переместился за мной. - Молодец,- похвалил я.- Так и делай... Сейчас пойдем прямо. Двадцать шагов!- сообщил я, назвав наугад цифру, и сразу шагнул - раз! И тут же еще- два! И еще. И еще... Кеша, держа согнутую в локте руку, послушно двинулся за мной. Мы отошли, наверное, метров на пятьсот. Так хорошо мне было идти, что я готов был шагать, пока не упаду, до того восхитительным мне это казалось. А на обратном пути, когда мы, остановившись и развернувшись на месте, пошли обратно, я неожиданно для себя самого произнес: - Сейчас соберем палатку и отправимся к кораблю. - Хорошо,- немедленно отозвался Кеша. И мне нестерпимо захотелось обнять его. До чего славный малый!.. - Курс прежний,- сдерживая ликованье, сказал я.- Ты помнишь курс? - Помню. - Молодец!- похвалил я.- Сейчас. Пойдем... Пока я закусывал, Кеша свернул палатку и собрал все вещи - съедобные и несъедобные - в один большой тюк, связал его, прицепил лямки и даже надел сам на себя, не дожидаясь моей помощи или команды. И странно было видеть мне пустое пространство без палатки. Оно сразу как-то осиротело, словно бы открылось для всевозможных бед и напастей. И страх взял меня. Зачем я это затеял? Лежал бы сейчас в тепле на мягком надутом матрасе, так ведь нет, нужно куда-то тащиться! - Курс прежний, скорость...- Я призадумался. Сколько сказать?..- Два километра в час,- наконец сообразил.- Пошли. И мы пошли! Кеша впереди - черепашьим шагом, я за ним. Отправились в черноту морозной ночи, к кораблю, к теплу, к добрым людям. Часа через два мне пришлось выключить обогрев. Ходьба отнимала столько сил, заставляла так бешено работать сердце, что дополнительного тепла не требовалось. Лицо горело, пар вырывался из легких и оседал кристаллами на ресницах и бровях. Но я терпел. Главное - чтобы не было боли! А ее не было. Я все время прислушивался к себе. Где-то к концу первого часа спина стала неметь, превращаясь в большую студенистую массу, тяжело колышущуюся при каждом шаге (казалось мне) и грозящую сорваться и упасть на землю. Потом, когда тяжесть ее достигла максимума, я стал ощущать покалывание. Словно слепая птица тыкалась тупым клювом в позвоночник, пытаясь то ли дозваться до меня, то ли проткнуть насквозь. Я шел и слушал эти сигналы, ждал, что дальше предпримет птица: оставит ли меня в покое или разъярится и начнет рвать на куски. К концу второго часа покалывание и пощипывание перешло в ровное давление, как если бы несколько спиц уперлись в меня и стремились, хотя не очень охотно, протолкнуться внутрь. И я не очень уж их опасался, полагая, что пока еще они не совсем нагло себя ведут. Но потом давление их стало усиливаться, спицы начали раскаляться, так что мне все время хотелось повести плечами и освободиться от назойливого присутствия, как будто внешнего, но на самом деле, я это прекрасно знал,- внутреннего и неотделимого от меня.

В этот первый переход мы протопали двадцать два километра! Мог ли я надеяться на подобное чудо после случившегося? Шесть часов! Целых шесть часов удалось мне продержаться, прежде чем почти упасть на землю, вконец обессиленным - не так физически, как морально. Почти четыре километра в час мы шли! Ну не чудо ли? Я не стал ужинать и, едва Кеша растянул палатку, вполз в нее, мало уже заботясь о своем травмированном позвоночнике, и уснул сразу, не застегнув даже вход, зная, что об этом позаботится предусмотрительный Кеша. "Какой он все-таки молодец!- думал я, засыпая.- Просто не знаю, что бы я без него делал. В самом деле, если бы он ушел с Радием, что бы я теперь делал? Бр-р-р!.. А где теперь Радий? Что с ним? Эх, Радий, Радий! Натворил ты дел. Наколбасил. Теперь вот расхлебывай...- Послышался звук застегиваемого замка.- Молодец, Кеша,- в который раз подумал я,- какой же он все-таки молодец!.." Проснувшись через несколько часов и с трудом припомнив "вчерашние" события, я чувствовал страшную тяжесть и скованность в спине. "Все правильно,- успокаивал я себя,- так и должно быть! Я надергал за долгий переход позвоночник, и теперь он воспалился. В месте смещения диска произошли множественные микротравмы, и теперь мне больно. Все правильно! Теперь надо потихоньку подняться и постараться размять спину. И мы пойдем дальше..." Но сделать это оказалось куда как трудно. Почти час потребовался мне, чтобы кое-как выбраться из палатки. Мне все же удалось подняться и встать рядом с Кешей. Я решил, что, если мне удастся самому добраться до него, тогда все! Тогда идем. А нет - нет! Тогда не идем. Тогда остаемся на месте. И вышло так, что я добрался до Кеши, следовательно, вышло нам идти. Но вот незадача: я по забывчивости или еще почему не собрал палатку, то есть не я не собрал, а Кеша. На этой почве у меня вышло затруднение, даже получился спор с Кешей. Он, конечно, был прав. Но мне отчего-то досадно стало, что я не имею над роботом полной власти, что существуют неведомые мне инструкции, которым он подчиняется больше, чем мне. А спор вышел из-за пустяка. Я велел Кеше собирать пока палатку, а потом догонять меня, поскольку сам я вознамерился начать путешествие в одиночку. Кеша начал спорить. Он дал мне понять, что не допустит этого! Он не может отпустить меня от себя в силу незыблемых положений впрессованной в его железно-проволочные мозги умной и нужной инструкции. Напрасно я пытался победить его здравой логикой. Напрасно я обещал оставаться в пределах прямой видимости и ждать его, пока он не догонит меня. Все зря. Кеша был непреклонен. Что ж... Может, так и надо? Я очень быстро согласился с ним, поняв невозможность каких-либо компромиссов, и стоял подле, пока он сворачивал в тугой сверток палатку и запихивал ее в брезентовый тюк. Никогда не приходило мне в голову, что так вот придется мне с ним близко познакомиться. И никогда бы не подумал я, что эти неуклюжие, медлительные и неумные роботы могут быть действительно чем-то полезны человеку, и не просто полезны, а прямо необходимы, как вот теперь, в нынешнем моем положении. Мне не пришлось долго ждать. Три минуты - и Кеша был готов. Мы двинулись дальше. На этот раз я решил отказаться от его помощи. Буду идти сам, думал я, пока смогу. Нужно держать себя в руках, нечего надеяться на робота, нужно самому бороться! Решив так, я поставил Кешу впереди, а сам пошел сзади. Когда идешь за кем-нибудь, то идти намного легче. Это всем известно. Не знаю, в чем тут дело, но это так. Видно, в человеке глубоко сидит привычка к лидеру, его стремление видеть впереди себя кого-то, и равняться на него, и следовать за ним. Вот и мне, когда шел за Кешей, было как-то спокойнее. Его широкая спина не просто загораживала от меня перспективу пустых пространств, но она как бы скрывала от меня целый враждебный мир, и защищала меня, и внушала уверенность. Мы словно несли с собой свой собственный мирок, кусочек Земли, и не так тяжело было думать о том, что впереди триста километров пути, и забывалось иногда, что кругом морозная ночь, ночь под чужими звездами, на чужой планете. Ночью в палатке я лежал и складывал часы. Пятьдесят часов плюс тридцать будет восемьдесят. Если предположить, что Радий будет идти сто двадцать часов, то через сорок-сорок пять часов нас найдут. Ура! Сорок часов - это же сущий пустяк! Но потом я начинал сомневаться. Может быть, Радию не удастся уложиться в столь малый отрезок времени. Шутка ли- преодолеть триста двадцать пять километров за сто двадцать часов! Это совсем не пустяк. Это только думать легко, а ты вот попробуй-ка - ножками, ножками... Нет, сто двадцать часов - явно мало. Считай, все сто сорок... или сто пятьдесят! Вот так. Сто пятьдесят часиков. За сто пятьдесят часиков он железно дойдет. Же-лез-но! Я вдруг открыл глаза. Уставился в темноту. А почему, собственно, мы не отправили на корабль Кешу? У него, кажется, максимальная скорость - двенадцать километров в час. Следовательно, меньше чем за пятьдесят часов (ему ведь не нужен отдых) добежал бы он до корабля, и нас с Радием давно бы уже спасли... Но нет. Кеша не пошел бы. Не пошел бы - железная башка! Тогда возвращаемся к первоначальному варианту. Сто пятьдесят часов минус восемьдесят часов, получается семьдесят. Не так уж и много. Не так и много... Мы сделали еще два перехода. Соответственно - тридцать два и двадцать восемь километров. А потом случилось... что-то со мной потом случилось. Потом я проснулся утром и как-то сразу и безоговорочно понял, что переходы наши закончились. Что творилось с моей спиной! Казалось, раскаленный булыжник вплавился в меня и палит огнем, так что огненные волны расходятся по всему телу. Этого еще не хватало. "Только этого мне не доставало!" повторял я тупо. Боль лишила меня способности мыслить и трезво оценивать ситуацию. Боль распластала меня, и я с трудом сдерживал крик. Болевой шок! В академии нас знакомили с подобным явлением. Сначала, помню, была теория. "Боль,- говорил молодой профессор в очках, шагая возле доски,- это нормальная, естественная реакция всего живого на внешние раздражители. Если бы организм не чувствовал боли, то он бы погиб. И мы знаем,- продолжал он,- подобные случаи, когда в силу тех или иных функциональных расстройств человек переставал чувствовать боль. Как правило, такие случаи имели фатальный исход!" Профессор говорил долго и умно. Он весь углубился в собственный доклад и не видел, как студенты, потеряв всякий интерес к нему, а также не наблюдая никакого контроля за собой, начали пошаливать, все шибче и шибче, и так расходились под конец, что вообще уже перестали обращать внимание на докладчика. И поделом!подумал я с неожиданной злостью. Что толку во всех его поучениях, если теперь вот мне от них ни жарко, как говорится, ни холодно! Что мне толку от советов "постараться отвлечься от мыслей о боли, переключить внимание и заставить себя думать о другом"! Как же я заставлю себя думать о другом, когда... когда я только об этом теперь и думаю?! Тогда, помню, был еще тест на болевую выносливость. Цепляли на руки и на ноги кожаные браслеты, от которых тянулись разноцветные провода к управляющему прибору, усаживали человека в кресло и начинали вращать на приборе ручки. Я хорошо помню свои ощущения. Было, помню, не то чтобы очень больно, а как-то вдруг упало враз настроение, и тяжело так стало на душе, и казалось, свет дневной померк, будто случилось по моей вине что-то непоправимое, такое, от чего жить не хочется. Я выдержал всего полторы минуты. А казалось, будто прошли века и эпохи, пока сидел я в том пыточном кресле и переживал свое горе. Я так и не понял до сих пор, что это было. Но больше повторить опыта не захотел. И не слышал, чтобы кто-нибудь согласился на повторную попытку. Не то теперь. Теперь я не могу вскочить и оторвать от себя электроды. Теперь это надолго. Теперь мне самому придется бороться с моей болью. Наверное, так честнее. Ты один, и она одна! И ты борешься с ней - со своей болью. Кто кого... Вдруг в лицо мне ударил ослепительный луч. Сквозь сощуренные веки я увидел Кешу, он стоял в проходе палатки и светил мне в лицо. - Выключи свет! Кеша, ты что? Луч сразу погас. - Зачем ты пришел? - Ты звал меня,- ответил он. - Звал? Нет, я не звал, Кеша. Я не звал. Иди... Нет, постой. Стой.- Мне вдруг стало не по себе. Пространство словно сжалось вокруг меня, стало враждебным, агрессивным. - Я заболел, Кеша,- сказал я.- Не могу больше идти. - Тебе нужна помощь?- спросил он. - Да. Нужно на корабль. Там помощь. На корабль. - Пойдем на корабль,- предложил Кеша сразу. - Не могу. Не могу идти. - Почему? - Травма у меня. Позвоночник. Понимаешь? - Да. Травма. Не можешь идти,- повторил робот. - Ну и дурак!- вдруг крикнул я.- Чего ты там понимаешь! Понимает он... Иди отсюда. Выйди из палатки, холоду напустишь. Понимает он... Кеша вышел на улицу, застегнул замок на входе. Мне стало стыдно. Нельзя распускать себя. Кеша не виноват ни в чем. Бесполезно на него злиться. Это не умно, в конце концов... - Эй, Кеша!- позвал я. - Я слушаю. - Кеша... какая температура сейчас? - Минус двадцать семь градусов Цельсия. - Так... понятно. А сколько мы прошли с тобой? - Сто двенадцать километров. - Ага... Хорошо.- Я спрашивал и тревожно прислушивался к себе: станет мне легче или тяжелей? Но мне не становилось ни тяжелей, ни легче. Раскаленный булыжник все так же нестерпимо жег спину. - А сколько осталось до корабля? - Двести тринадцать километров,- ответил Кеша. Это если за нами не вышлют вездеход. А его, конечно, вышлют. Не могут не выслать. Это было бы свинством с их стороны - не выслать за нами вездеход! С них спросят потом строго: почему это вы не послали своевременно за вашими товарищами вездеход? Как же вы не подумали о них? Мы - ваши наставники и учителя думали, что вы уже вполне сформировавшиеся разведчики-исследователи, а вы все еще школяры. Несерьезно! Придется вас отправить всех на переэкзаменовку. Кроме вот... вот них!.. Я вздрогнул. Кажется, задремал. Чудно. Лежал, лежал и на тебе - уснул! Чудно... А все-таки жалко. Не повезло мне. И как так получилось? Вот Радий - жив, здоров, уже пришел на корабль, поди... Или не пришел? - Кеша, сколько времени? - Сто двадцать один час пятьдесят семь минут. Нет, еще не пришел. Вряд ли. Если только очень спешил... спина болит... Поесть бы надо... - Кеша, открой консервы. Через минуту робот поставил возле моей головы раскрытую банку и сказал вдруг: - Последняя банка. Пищи больше нет. - Как последняя?- Я с недоумением посмотрел на него.- Кеша, ты что? Что ты говоришь? - Последняя банка,- повторил робот.- Предупреждаю: последняя банка! - Как последняя, Кеша? Мы ж съели всего... Сколько мы съели? - Шесть банок. - Каких шесть? Каких шесть?... Глупо, конечно, было спорить, но уж очень обидно стало. Все в одно утро: и булыжник в спине, и последняя банка. Робот, он ведь не мог ошибиться. Это я дал маху. Забыл, что у меня ограниченный запас. Жрал, словно на курорте, вот и кукуй теперь. И сразу же есть захотелось. Минуту назад не хотелось, а теперь вдруг захотелось... - Ладно, убери. Я не буду есть,- произнес я.- Надо экономить теперь. Кеша взял банку. Я проследил за ней глазами, будто опасаясь, что Кеша ее выбросит или съест... Ха-ха! То-то смеху было бы... если бы Кеша съел мои консервы. Просмеявшись и прокашлявшись, я как будто немного успокоился. Тяжесть спала с моей груди, стало легче. Повернул голову направо, потом налево... Вроде ничего. Ну Кеша, уморил... - Сейчас пойдем, Кеша. Я встаю. Открывай замок. Тяжело ступая, робот прошествовал ко входу. Раздался треск, створки палатки раскрылись. - Молодец, Кеша. Я встаю,- сообщил я.- Ты отойди пока. Отойди в сторону. Я сейчас... Любопытно - мне вроде как неловко стало перед ним, что вот я сейчас тут буду корячиться, а он будет на все это смотреть. Правильно я сделал, что прогнал его. Если бы он видел мои конвульсии, бог знает, что бы он подумал! Какие бы мысли могли родиться в его звонкой голове, какие ассоциации у него бы возникли. Ну а я, уж точно, тогда не встал бы - слишком замысловатым был мой подъем. Я почти не соображал ничего. Руки, ноги, туловище принимали самые неестественные положения, самые неправдоподобные позы, лишь бы встать, выпрямиться, как и подобает нормальному человеку... Когда я, покачиваясь, вышел из палатки, Кеша сразу шагнул ко мне. Конечно, он решил, что мне нужна помощь. И он не ошибся. Помощь мне была в самый раз. И я не стал от нее отказываться. Схватился за твердую его руку и стоял так, не веря еще, что я все-таки стою, и желая привыкнуть к этому состоянию. Странным образом смешались во мне два противоположных ощущения: опаляющий огонь по всей спине и обжигающий холод на лице и на руках; и одно казалось естественным продолжением другого. И я скоро перестал чувствовать разницу: мне то хотелось включить обогрев комбинезона, а то, наоборот, охлаждение. Я и сам не знаю, зачем мне понадобилось вставать? Лежал бы себе в палатке, ждал спокойненько помощи. И что за непоседливость такая?.. Все равно меня найдут. Несколько десятков километров- ну ничего-то не решают! Но что-то внутри меня, непонятная мне самому сила гнала меня в ночь, принуждала идти, превозмогая боль и холод. Это, кажется, сам дух борьбы гнал меня вперед, заставлял преодолевать обстоятельства. Так, наверное, пробивается росток сквозь камень, так глухой и слепой полураздавленный червь извивается и ползет куда-то, к одному ему ведомой цели. Мы еле плелись. Наверное, от голода у меня разболелась голова. Промаявшись четыре часа, наконец остановились. Девять километров - таков результат моего героического усилия. Пока Кеша растягивал палатку, я сидел на земле и бессмысленно глядел перед собой. Этот переход вымотал меня вконец. Даже голод притупился, одна только слабость и боль во всем теле! Когда палатка была готова, я вполз в нее и упал лицом вниз, услышав лишь звук застегиваемого замка. Кеша сам позаботился обо всем, без лишних расспросов и объяснений. Сон не принес мне ни облегчения, ни успокоения. Казалось, будто я провалился в черную яму, где все вязко, все противно и нет ни воздуха, ни света. И я хочу подняться, да не могу, не могу пошевелиться; страшная тяжесть давит мне на спину, и нет никакой возможности освободиться от нее, сбросить этот невыносимый гнет. Много раз умирал я во сне, задыхался, терял сознание. Опора уходила из-под ног, и я начинал вращаться в гигантской воронке, затягивающей меня в свою сердцевину, откуда нельзя выбраться... Я проснулся от собственного крика. Лицо было мокро, я с трудом дышал, словно после тяжелой и долгой работы. Стало сразу необыкновенно легко, груз, придавливавший меня всю ночь, исчез, но след его остался на мне там, на спине, где он давил своим жестким квадратным основанием,- спина горела, ее стягивало и корежило, и словно тысячи маленьких пламенных сердец бились в ней, причиняя острую боль. На миг мне стало страшно. Что со мной? Я все время твердил себе, что это просто травма, просто вылетел диск... Но откуда мне знать, что это именно так? Откуда? Мне так удобнее думать? Да? Да! Так удобнее, безопаснее. Вылетел диск, просто диск... Но почему такая оглушающая боль? Почему она растет? Что ей надо? Словно жестокое кровожадное чудовище набросилось на меня, прилипло своими омерзительными крыльями к моей спине и теперь медленно и неотвратимо вживляется в меня, врастает в мою обнаженную плоть, растворяется в ней, чтобы мучить меня, чтобы причинять страдания, чтобы убить меня страданием, лишить сил, разума. И никто не может мне помочь. Никто... Это ощущение собственной беспомощности, забытости... оно страшнее всего! Когда понимаешь, что ты уже не можешь ничего исправить, это предел отчаяния, дно, ниже которого ничего нет... - Кеша... Кеша, ты где?- Я вдруг испугался, что робот ушел, бросил меня. Это невероятное предположение овладело мной, несмотря ни на какие доводы разума. И я даже не сразу понял, что Кеша отвечает мне. И я сам уже бормочу: - Да, да, молодец, молодец, Кеша. Молодец... С великими муками, ценой нечеловеческих усилий мне удалось перевернуться на спину. Не хотелось показывать роботу, как мне трудно, и я старался все время улыбаться. Представляю, какая была у меня улыбка. - Сколько сейчас?- спросил я сдавленным голосом. - Сто сорок три часа, ноль минут. - Да?- Я даже приподнял голову.- Так много?.. Значит, скоро за нами приедут. Как думаешь? - Да,- согласился Кеша.- Скоро приедут. - То-то и оно! Приедут... Скоро...- И опустил голову на подушку. Стало почти хорошо, даже боль уменьшилась... Хотя нет, это вряд ли.- Кеша, а что, там остались консервы?- вспомнил я про вчерашние свои мытарства с банкой.- Давай их сюда. Кеша немедленно достал откуда-то вскрытую килограммовую жестянку, полную мяса, протянул мне. В мясо воткнута была миниатюрная пластмассовая ложечка. Я схватил ложку и принялся жадно есть. Такой голод во мне проснулся! Ничего, теперь можно, теперь все можно... - Кеша, дай воды. Есть вода?- Мне представилось вдруг, что, может, и вода уже закончилась? Почему бы и нет?! Я ведь не следил за водой, ни за чем не следил... Но Кеша деловито и спокойно извлек из угла палатки две литровые фляги - обе полные. Ну, слава богу, хоть с водой все в порядке. Не знаю, что со мной сделалось, но я съел все мясо! Опустошил банку. Сначала хотел съесть половину, но, видно, уж так разогнался, что не смог остановиться... и съел! Может, хотел чувством сытости заглушить неутихающую боль? А может, подсознательно стремился приблизить минуту своего спасения? Ведь если я оставлю пищу на потом, то предопределю тем самым последующие события. Значит, мне придется еще какое-то время тут торчать и ждать помощи, пока я не прикончу эти несчастные консервы. А так все у меня как будто в порядке. Консервов больше нет, ждать, следовательно, нечего. Следовательно, меня скоро выручат! Спасут в самом скором времени! Ведь у меня нет больше продуктов питания... Спина по-прежнему горела, но уже не с таким жаром. Я закрыл глаза и тут же поплыл. Словно в расплавленном стекле - лежу на нем, то глубже погружусь, то поднимусь выше... В болезненных ощущениях есть какая-то прелесть, если тут уместно это слово. Я теперь, с учетом моего нового опыта, кажется, стал лучше понимать такое темное и дикое явление, как мазохизм. Я лежал и чувствовал, как поднимающиеся из глубин этого стеклянного озера кипящие струи мягко проходят по моей спине, повдоль, жгут ее нестерпимо, и тогда я выгибался, приподнимал тело, словно и в самом деле рассчитывал так спастись от опаляющих огней и течений. Я одновременно находился как бы в двух мирах: здесь, в этой богом забытой палатке, занесенной невесть куда, в какую звездную глухомань, и в то же время там - в прекрасном огнедышащем озере, в котором лениво вскипает и переливается всеми красками расплавленное стекло, и толкает меня, и медленно поворачивает, и куда-то стремит. Ощущение было так необычно, так ярко, что мне не хотелось прерывать его, не хотелось выходить из этого жутковатого состояния!.. Не знаю, сколько прошло времени. Могло показаться - целая вечность, а могло несколько минут. Ткань действительности прорвалась, я попал в иное измерение, в новое состояние души и не хотел из него выходить. В какой-то момент я почувствовал холод на лице. Открыл глаза и увидел совсем близко робота. Он склонился надо мной, одна рука его лежала у меня на лбу. Я рефлекторно отвел голову. - Кеша, ты чего? - Температура. Сорок ноль две!- произнес он раздельно. Я не сразу его понял. - Какая температура? - Температура тела - плюс сорок ноль две сотых,- повторил робот.Заболевание. Опасно для жизни. Необходима помощь. Он смотрел на меня, а я ничего не мог понять. "Сорок и две, сорок и две... Сорок и две..." - Необходимо лечение,- произнес робот без всякого выражения.- Температура повышается,- проговорил робот. Снова протянул ко мне руку, дотронулся до лба.- Сорок и двадцать три. Я не знал, что отвечать. Меня раскачивало на расплавленных волнах, и мысли не желали слушаться, не поддавались контролю. Вдруг я ощутил холод. Рука Кеши - железная его пятерня - стала отчетливо холодеть. И сразу легче мне стало, яснее сделались мысли. - Что это?- спросил я, приоткрыв глаза. - Понижаю температуру. Необходимо понизить температуру тела. Я невольно улыбнулся. Этот железный человек приравнял меня к себе! В его электронном мозгу забита простая и ясная связка: если в конструкции, в любой ее части наступает перегрев, тогда необходимо понизить ее температуру. И вот он, не имея никаких инструкций на подобный случай в отношении человека, предпринял аналогичные действия. Он решил чисто механически понизить мою температуру. Рука его все холодела, так что ощущение стало слишком резким. - Хватит, Кеша,- произнес я.- Достаточно. Аккумуляторы посадишь!- А сам подумал, что робот мог бы в такой ситуации просто открыть палатку и еще вернее остудить меня. Интересно, почему он не сделал именно этого? Какое-то время мне было относительно спокойно. Все ощущения, казалось, сосредоточились у меня на лице, точнее, на лбу; одно ледяное пятно, в которое стягиваются все чувства и мысли. Но потом во мне стало что-то меняться. Сам себе я представлялся двухполюсным магнитом, на одном конце которого собираются положительные заряды, на другом - отрицательные, только вместо магнитных зарядов расходятся по телу флюиды тепла. Они скапливаются в противоположных точках и притягивают к себе остальные частички, и дисбаланс становится все резче, все острее. И между ними начинается борьба, я почти вижу ее в себе, зримо представляю: это два света, две субстанции - одна идет снизу, поднимается от ног и рук, захватывает грудь и спину и стремится к голове; другая противится ей, старается ее нейтрализовать, исходная точка ее - на лбу, там средоточие сил, оттуда расходятся благотворные волны, которые не позволяют жаркой, испепеляющей силе захватить все, затопить собой пространство, подчинить себе мозг. Я слежу за этой борьбой, я вижу себя словно со стороны, мне представляются два света: синий и холодный - в голове и огненно-красный все, что ниже шеи. На границе их извивается и дрожит гибкая линия смешение двух цветов; и я хочу помочь живительному - синему - цвету, пытаюсь мысленно протолкнуть границу противостояния дальше в тело, вниз, и мне это почти удается, но стоит на миг расслабиться, стоит отпустить волевое усилие - и граница сразу подскакивает и подступает к самому подбородку. Эта борьба поглощает меня, я ни о чем больше не думаю, я весь в ней, и она вся во мне. Я уже не чувствую боли, вернее, нет какого-то определенного, четко оформленного ее очага или средоточия. Все тело, начиная с шеи и кончая пальцами ног, представляется мне одним большим огнедышащим куском. В нем нет разрывов, в нем нет неровностей - это именно одно аморфное образование, в котором расплавились все субстанции, переплавились в одну сплошную массу, они вступили во всеобщую переделку, в переплавку, результатом которой будет лишение тела отличительных признаков, его слипание в одну сплошную вязкую массу... Иногда я словно выныривал из душного и густого потока и видел тогда темный свод палатки и робота, застывшего надо мной. Рука его лежала на моем пылающем лбу, сам он казался уснувшим. Блестящие его глаза-пуговицы были словно притушены. Но стоило мне пошевелиться, стоило чуть отвести голову, как робот немедленно оживал, просыпался, глаза его наполнялись светом, и тогда я видел, что он следит за мной. И я спешил зажмуриться; мне казалось, что если что-нибудь изменится в расположении окружающих предметов, то это повлечет за собой только ухудшение моего положения. Ситуация замерла в неустойчивом равновесии, и я инстинктивно ограждал себя от любых перемен. И я снова тонул в мутном течении, опять словно отделялся от своего тела и наблюдал со стороны борьбу двух цветов, двух разноименных сил... Не знаю, сколько это длилось. Время нарушило свой естественный ход, или сам я выпал из него, перешел в иное состояние - туда, где иные законы, где все нереально, неустойчиво... А потом я очнулся. Удивительная, непривычная ясность ощущалась у меня в голове. Будто из головы вынесли все лишние предметы, которые дотоле загромождали ее и мешали думать, и теперь там стало пусто и просторно, и мысли свободно потекли, ничем не сдерживаемые. Тела я вовсе не чувствовал. Тела у меня не было! Мне даже пришлось посмотреть на себя, чтобы удостовериться, что оно существует. Я хотел пошевелить пальцами, поднять руку, двинуть ногой... Тщетно. Ничего не вышло. Я просто забыл, как это делается! Я не знал, что для этого нужно предпринять. И я лежал и размышлял над такой загадкой. - Кеша,- позвал я.- Который час, Кеша? - Сто сорок восемь часов,- ответил он. Но ответ этот мне ничего не сказал. Я пытался его осмыслить и не мог. Что такое сто сорок восемь часов, я не знал. Они должны были что-нибудь значить, но я не мог понять, что именно. Какая-то тайна заключалась в них, но я не мог ее разгадать. - Кеша, где Радий?- снова спросил я. - Его нет.- Рука его по-прежнему лежала у меня на лбу. - Убери руку, я устал,- попросил я. Робот поднял руку, подержал на весу, словно раздумывая. - Температура повышается,- проговорил он.- Нужна помощь. - Да,- согласился я.- Знаю... Надо идти!- внезапная мысль пришла мне в голову. Нужно идти дальше! Оттого, что я тут лежу, мне и стало плохо. Если бы я не лежал, а шел, сопротивлялся, мне не было бы так скверно! - Кеша, мы сейчас пойдем!- произнес я с надеждой.- Мы сейчас пойдем на корабль. Сейчас я встану... Помоги мне. Дай руку!- Я хотел поднять руку и не смог. Я не знал, где она находится. Мне пришлось посмотреть вниз, чтобы увидеть ее. Она лежала рядом с туловищем, чуть согнутая в локте.- Кеша, возьми меня за руку и тяни наверх!- приказал я. Робот опустил свою клешню, и я увидел, именно увидел, а не почувствовал, как он взял меня за руку. Он поднял ее и... положил на место. - Ну что же ты. Поднимай меня!- воскликнул я. - Нельзя,- ответил он ровным голосом. - Почему нельзя? Почему нельзя? - Нельзя!- повторил робот. Я закусил губу... Черт возьми. Заладил... - Дай попить,- попросил я с досады. Во рту пересохло, голова горела. Робот поднес к моим губам фляжку. Я хотел возмутиться, взять ее руками, но не сумел этого сделать. Вместо этого я открыл рот, а робот стал наклонять флягу... Я глотал теплую воду и думал о том, как дать знать Кеше, чтобы он остановился. Ведь я не мог произнести ни звука, не рискуя при этом захлебнуться. Но робот как-то понял меня. - Достаточно?- спросил он, отнеся флягу от лица. - Да,- прохрипел я.- Хватит. Странно, но я по-прежнему не чувствовал своего тела. Вода, пройдя через горло, словно ушла в никуда, перестала существовать; и в то же время я знал, что напился, пить мне больше не хотелось. Это было очень странное ощущение! Но я успокоился. Перестал думать обо всем. Какая разница? Я лежу, и мне хорошо. Впервые за последнее время боль не мучила меня. И ничего не хотелось. Если бы даже сейчас вот раздался рев двигателей и послышались голоса людей, приехавших за нами, я бы, наверное, не обрадовался. Чего такого? Мне и так хорошо... Я закрыл глаза. Лежал и ни о чем не думал. Вспоминал Радия, как мы ехали, как смешно потом грохнулись. Ох, как я злился! Чего я злился? Непонятно... На лоб мой опустилась металлическая рука, но я даже не открыл глаза. Зачем? Зачем шевелиться, зачем о чем-то тревожиться? Глупо. Глупо все. Все наши потуги. Для чего? Что мы делаем на этой мертвой планете? К чему эти рейды, эти электромагнитные съемки? Кто это придумал? Исследования. Познание неведомого. Для чего?!. Все равно всего не познаешь. "Тайна сия глубока есть!" Кто это сказал? Тайна сия глубока есть. Глубока... Какая тайна? О чем я?.. А, да. Радий. Радий ушел и не возвращается. Почему он не приходит? Куда он делся? Этот Радий - с ним одни недоразумения. Никогда больше не поеду с ним на съемку. Один буду ездить. Или с Кешей. Точно! Этот не подведет. По крайней мере, он не будет гнать вездеход и бешено крутить баранку. Он не такой дурак. Хотя, Радий тоже не дурак. Это я зря. Просто он молод еще. Я сам такой был два года назад. Два года! А теперь я уже не тот. Я другой. Два года в разведке - это даром не проходит. Много чего можно узнать за два года. Когда ты далеко от дома, когда оторван от привычной обстановки, тогда все обретает новый смысл, тогда ты по-другому смотришь на вещи, тогда постигаешь новую шкалу ценностей. Для того, чтобы лучше понять и оценить все, нужно покинуть свой мир - только так можно разобраться во всем. Там, на Земле, я жил, как все, и ничего толком не понимал. А теперь я многое понял. Я увидел планету, такую необычайную, такую ровную... Кто ж ее так разгладил? Вот же черт! Что со мной?.. - Кеша,- позвал я и еле услышал свой голос. Я кашлянул, вернее, хотел кашлянуть. Лишь сипенье, слабые хрипы...- Кеша. Ты где?.. Я открыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Звездное небо раскачивалось надо мной, я словно погружался в эту бездну и тут же удалялся от нее. Мерцала и искрилась в дробящемся звездном свете голова робота. Он шел, глядя строго вперед, мерно раскачиваясь и тяжело впечатывая каждый шаг; я чувствовал спиной его железные руки, и эти руки куда-то несли меня. Робот казался задумчивым, но о чем он мог думать?.. Я снова закрыл глаза. Так легче. Не видно ничего, и кажется, что все нормально, все в порядке. Ничего не случилось. Тьма милосердна. Тьма спасает, она избавляет от невыносимости жизни. Погружение во тьму сладостно, это есть освобождение от всех нитей и цепей, это есть снятие оков, это свобода и покой... Затем я словно провалился куда-то. Наступило беспамятство. Черная, глухая пустота... А после какие-то блики, беспорядочные движения, какое-то неудобство... И что-то трясется кругом, мелькают тени, какие-то звуки лезут в голову, в самую черепную коробку, лишают покоя и сил. И досадно это мельтешение. Оно тревожит, не дает обрести спокойствие. Хочется воспротивиться нежданному вторжению, заслониться от него, отмахнуться... Но нет сил. И нет воли. Все равно. Всё - все равно.

Яркий свет. Я смотрю, напрягаясь, сквозь прищуренные веки, мне приходится превозмогать жжение в глазах. Но я терплю, и постепенно свет становится ровнее, мягче, я уже могу шире открыть глаза, уже не так больно. Постепенно, как будто приближается реактивный лайнер, нарастает низкий гул. Словно вошел в стену, сотканную из плотного звука, он вдруг затопил меня, наполнил низким гудением. Я оглядываюсь и ничего не могу понять. Четырехугольная коробка, вся белая, гладкая. Голые стены, потолок. Всепронизывающий гул... Что со мной? Вдруг в белой гладкой стене обозначается прямоугольный проем, и в нем появляется фигура... Андрей?!. Андрей! Мне хочется крикнуть, страшное беспокойство овладевает мной. - Лежи, лежи,- слышу я. Он быстро приближается, наклоняется и внимательно смотрит мне в глаза. "Что? Что там такое?" - хочу спросить я, но почему-то не могу. А он, подняв и опустив брови, медленно выпрямляется. - Андрей!- наконец удается мне совладать с голосом. Он удивленно поднимает брови. - Ты... можешь говорить? Ну-ка, скажи еще что-нибудь! - Андрей... где я? - Не беспокойся, все в порядке. Летим домой. На Землю! Я пытаюсь понять его слова, но мне плохо это удается. Что-то я забыл и не могу вспомнить. Я напрягаюсь, закрываю глаза. И губы мои сами, помимо сознания, что-то шепчут. - Что? Говори громче!- в самое ухо кричит Андрей. - Кеша. Где Кеша?- слышу я собственный шепот. - Какой Кеша? - Ну Кеша, робот... был со мной... - Какой робот?- снова повторяет Андрей и делает удивленные глаза. А я уже вспомнил, я уже знаю, чего мне недостает. - Робот, где робот, он был со мной, где он?- У меня такое чувство, что это сейчас главное для меня, что нет ничего важнее на свете, кроме как знать что с Кешей! Эта мысль гвоздем сидит во мне. - Я не знаю,- говорит Андрей. - Спроси, где он,- прошу я. Андрей серьезно смотрит на меня. - Зачем он тебе? - Надо! Спроси, пожалуйста. Андрей мнется. Ему явно не нравится мой вопрос, но он не хочет мне отказать. И он говорит: - Ладно. - Иди,- тороплю я его.- Спроси... - Ну хорошо. Сейчас схожу. Ты только не волнуйся. Лежи. Он уходит. Его долго нет. Очень долго. Я успеваю уснуть, увидеть какой-то сон, подумать об этом сне и опять вспомнить Кешу. Это странно, непонятно, но нет сейчас для меня ничего важнее, как увидеть его. Наконец сквозь гул двигателей я слышу голоса. Дверь открывается, и входят в каюту двое: Андрей и Игорь... Они улыбаются, им вроде как очень весело. - А-а-а! Пришел в себя. Молодец!- Это Игорь. Старается подбодрить. Подходит, так же внимательно, как и Андрей недавно, смотрит мне в глаза.Повезло тебе! Еще немного и... Я пытаюсь улыбнуться тоже. - Робот тебя принес. До сих пор не понимаем, как ты выдержал... - Где он?- удается мне вставить слово. - Да где...- Игорь пожимает плечами.- Оставили его, там.- Кивает головой куда-то в сторону. - Где? - Ну на планете, где же еще! А что с ним оставалось делать? - Как, вы оставили его? Но почему?- Я пытаюсь подняться, но не могу. Тело совсем не слушается. - Ты лежи давай! Тебе еще до Земли нужно добраться,- произносит строго Андрей. Наклоняется и подтягивает простыню до подбородка. - Робот этот израсходовал свой ресурс,- снова говорит Игорь.- Он даже стоять не мог. Что ж нам на Землю его тащить? - Вы бросили его? Бросили?!- У меня непроизвольно сжимаются кулаки, я пытаюсь подняться.- Ведь он же из-за меня! Из-за меня израсходовал весь ресурс. Понимаете? Это из-за меня!.. - Да успокойся ты! Что ты волнуешься?- Игорь снимает очки, протирает платочком стекла.- Ну да, оставили! А что было делать? У нас каждый грамм на счету, а тут почти центнер веса... Я молчу, сцепив зубы. Меня душит злоба. Хочется встать и встряхнуть их обоих как следует. Каждый грамм у них на счету!.. Я отворачиваюсь. Не желаю больше разговаривать. Катитесь вы!.. И они уходят. Сделав вид, будто что-то вдруг вспомнили, тихо поворачиваются и уходят. Нет, я не виню их. Никого не виню. Разве могут они понять? Для того, чтобы понять, нужно повторить мой путь. Но я никому этого не желаю. Слишком большой ценой достается такое знание. Да и нужно ли оно?.. А я знаю, что мне делать! Я не брошу Кешу одного. Пусть он истратил свой ресурс, пусть "невосстанавливаемый" - разве это главное? Каждую секунду сознавать, что он где-то там, один, лежит недвижимый и смотрит своими радужными глазами в чужое небо, на чужие звезды и на чужое солнце - слишком тяжело. Да, я понимаю, что это железо, что в нем нет ничего человеческого, и все же... Это можно назвать психозом, навязчивой идеей. Возможно... Пусть называется как угодно. Не в названии дело, нет, не в названии...