Идеальный воин

1

ИДЕАЛЬНЫЙ ВОИН

Двадцатый шестой роман (тридцать вторая книга)

цикла «Вечный капитан»

1. Херсон Таврический (Византийский).

2. Морской лорд.

3. Морской лорд. Барон Беркет.

4. Морской лорд. Граф Сантаренский.

5. Князь Путивльский.

6. Князь Путивльский. Вечный капитан.

7. Каталонская компания.

8. Бриганты.

9. Бриганты. Сенешаль Ла-Рошели.

10. Морской волк.

11. Морские гезы.

12. Морские гёзы. Капер.

13. Казачий адмирал.

14. Флибустьер.

15. Флибустьер. Корсар.

16. Под британским флагом.

17. Рейдер.

18. Шумерский лугаль.

19. Народы моря.

20. Скиф-Эллин.

21. Перегрин.

22. Гезат.

23. Вечный воин.

24. Букелларий.

25. Рус.

26. Кетцалькоатль.

27. Намбандзин.

28. Мацзу.

29. Национальность — одессит.

30. Крылатый воин.

31. Бумеранг вернулся.

32. ИДЕАЛЬНЫЙ ВОИН.

© 2024

1

Истребителей в небе не видно. Наверное, полетели на свой аэродром докладывать, что самолет «Локхид Ю-2», вторгшийся в воздушное пространство Российской Федерации, отправился мерить глубину Охотского моря без их помощи. Они обязательно передадут, где приводнился катапультировавшийся пилот, и сюда прибудет поисковая группа. Я стянул с себя белый шлем и желтый высотно-компенсирующий костюм, благодаря которому моя одежда осталась сухой, выбросил в море. Начался отлив, так что скоро их утянет от берега. Если костюм не утонет, то будет выброшен на берег в другом месте. Наверняка здесь есть еще какое-нибудь течение, кроме приливно-отливного. Вот там пусть меня и ищут. А я к тому времени уберусь отсюда подальше.

Судя по наличию татуировки и отсутствию послеоперационного шрама, я не помолодел и не постарел. Значит, перемещение не состоялось. Я вернулся в Россию, оказавшись на острове Сахалин. Никогда раньше не бывал на нем, но проходил мимо южной оконечности по проливу Лаперуза вдоль залива Анива, который опознал, якобы заходя на посадку. Помню, что на северном берегу залива находится порт Корсаков, а еще севернее — я видел его, когда снижался к аэродрому, — Южно-Сахалинск, областной центр. Там легче будет затеряться. Даже если меня прихватят в городе, пусть попробуют доказать, что это именно я прилетел на американском самолете.

Решил не задерживаться на берегу, рванул вглубь острова, к горам. Или это сопки? В детстве я был уверен, что так называют горы, которые сопят во сне. Неподалеку от берега моря проходила шоссейная дорога с очень приличным покрытием. Это был не асфальт, что-то новое, незнакомое мне. Ни одной трещины и ямки. Наверное, недавно положили. Почти параллельно дороге шла железнодорожная колея, тоже необычная, с монорельсом. Помню, перед моим отбытием в путешествие по эпохам президент России говорил, что страна будет вкладываться в развитие Дальнего Востока. Неужели сдержал обещание или это дело рук его сменщика?

Дальше шел лес, довольно густой. Я долго прорывался напрямую, пока не наткнулся на звериную тропу. Прошел с километр и не увидел ни одной пластиковой бутылки или алюминиевой банки из-под пива. Даже бумажки не попадались. Приятно было идти по лесу, не загаженному людьми. В Европе таких уже не осталось. Там иногда кажется, глухомань кромешная, а через несколько шагов — бац! — валяется холодильник с оторванной дверцей. Смотришь на него и думаешь: какой дебил и зачем притащил сюда⁈ Какое-то ведь должно быть объяснение, пусть и дебильное.

Внизу со свистом пронесся поезд. Наверное, япошки подогнали скоростной. Они тут рядом, через пролив, самураят потихоньку.

Часа через два я подошел к ложбине между двумя горами или сопками, южная значительно выше, и решил передохнуть у ручья. Вода в нем показалась мне чистой и на вкус нормальной. Я захватил с собой в полет два американских сухих пайка. Оба номер восемь: говяжья вырезка, крендельки с сыром, мягкий сыр, пшеничный хлеб, соус барбекю, лимонад, острый соус, чай с подсластителем и лимоном. Все остальные наборы, которые имелись на складе, были с кофе или какао, которые я не употребляю. Залив воду в пакеты, разогрел еду, сделал чай и лимонад. Тщательно пережевывая пищу, подумал, что план удался. Пусть пиндосы и дальше колошматят друг друга, а я буду наблюдать с противоположного берега Тихого океана.

Закончив трапезу, сжег упаковки, пластиковую ложку, салфетки. Дым был черный и вонял химией. Пока они горели, наслаждался жвачкой. Отвык от нее в предыдущих эпохах. После чего срезал ножом верхний слой земли, сделал углубление и спрятал там всё, что не догорело. Еще в бытность синоби научился не оставлять следов, а в «зеленых беретах» отшлифовал это умение.

Лежу себе под зеленым тисом с красными ягодками, из которых выглядывают черные головки зернышек, жую жуйку с коровьей неторопливостью, радуюсь возвращению в свою эпоху, как вдруг слышу человеческие голоса. Что говорят, не разобрал, но двигались явно в мою сторону. Искать меня могут только по наводке летчиков с истребителей, как нарушителя государственной границы, со всеми вытекающими последствиями. Именно этого мне и не хватало для полного счастья.

Мигом подхватившись, закидывая за спину сагайдак с луком и колчаном, начинаю движение в обратную сторону, но немного забирая на север. Лай собак я не слышал, и идут ко мне не с той стороны, откуда пришел. Значит, по наводке. Наверное, засекли с беспилотника, поэтому передвигаюсь короткими перебежками, прячась под кронами деревьев или в кустах. Вскоре голоса становятся тише, а потом и вовсе исчезают. Я замечаю на склоне впадину под нависшим камнем, вокруг которой растут высокие густые кусты многолетнего травянистого растения с большими, длиной сантиметров двадцать и шириной около десяти, листьями. Не помню, как оно называется, но в бытность мою синоби беднота ела его корни и молодые побеги. Забиваюсь туда и внимательно прислушиваюсь. Где-то неподалеку надрывается горлица. Мне бы ее заботы.

Примерно через час расслабляюсь. Если бы погоня шла по следу или наводке, уже были бы рядом. Решаю остаться в укрытии до темноты. Ночью идти труднее, но безопаснее.

2

Не знаю, как называется эта гора, но с ее вершины Южно-Сахалинск виден прекрасно. Он юго-восточнее и в темноте кажется совсем рядом. Лежит в ложбине южнее двух гор. Вторая, повыше, восточнее той, на которой я. Не знаю, какой здесь часовой пояс и в каких он отношениях с тем, что в Горных штатах, поэтому не могу определить точное время, но вижу множество огней. Огромный светлячок прикорнул у гор.

Я стою рядом с ржавой железной пирамидой высотой метров десять. Это, как догадываюсь, геодезический триангуляционный знак, которым давненько не пользовались. Пусть послужит мне. Пришло в голову, что, если меня повяжут, придется долго и нудно объяснять, откуда у меня столько золотых предметов заграничного производства и как они были ввезены в страну. Решил заныкать здесь большую часть. Оставлю только широкое обручальное кольцо, которое налезает на мой безымянный палец. Оно весит три с половиной грамма. Проба семьсот пятидесятая. Плюс золотые часы «патек филипп», теперь уже раритетные, и серебряная фляжка. Даже если сдам по дешевке, на несколько дней денег хватит, а потом приду сюда за остальным. У ближнего от знака кустика делаю ямку, прячу туда остальные обручалки, кольца с бриллиантами, серебряный доллар тысяча восемьсот семьдесят восьмого года и трофейные золотые побрякушки. Оставлять там марку «Перевернутая Дженни», запаянную в полиэтилен, не рискнул, а распарывать сагайдак и доставать из него золотые монеты не стал. Если найдут, скажу, что получил в наследство вместе с луком, не догадываясь, что они там есть.

После чего начал медленно, осторожно спускаться с горы в сторону Южно-Сахалинска, огибая с запада два, судя по малому количеству огней, небольших населенных пункта, наверное, деревни. Не хватало загреметь и сломать ногу. Тогда проблем у меня станет на пару порядков больше.

Дальше шли сопки пониже, две гряды. Я карабкался на них через заросли кустов и деревьев, спускался вниз, опять карабкался, пока не оказался на сравнительно ровной долине, поросшей лопухами выше человеческого роста. Под одним листом можно было спрятаться от дождя или солнца. Последнее появилось над горизонтом. В город решил зайти за пару часов до полудня, когда на улицах будет мало людей.

Подыскивая место для стоянки, наткнулся на речушку с плёсом, на котором кормились чирки. У самцов была интересная окраска головы из черных, желтых и зеленых изогнутых полос, как у индейца на тропе войны. Я подстрелил ближнего, пронзив стрелой правое крыло, из-за чего еще живая птица попробовала удрать, загребая левым, в итоге вертясь почти на месте. Остальные тут же снялись и, посвистывая, полетели на север. Я разулся и разделся до пояса, полез за добычей. Вода была очень холодная, а дно мягкое, илистое, ноги грузли в нем. Поймав чирка, свернул ему голову и выдернул стрелу. На берегу швейцарским армейским складным ножом фирмы «Венгер» отрезал шею, лапы и концы крыльев, выпотрошил, после чего снял перья вместе со шкурой, швырнув все лишнее в воду. Помыв нож и руки, углубился в лес, где развел костерчик из сушняка. Пока горели дрова, срезал две ветки на шампуры и продел их под шкурой распластанной тушки накрест, чтобы было четыре точки опоры.

Чирок был готов, когда солнце уже было выше сопок на востоке. Я подождал, когда мясо малость остынет, и начал завтракать, запивая вином с водой из фляги. Это было калифорнийское каберне, купленное в баре «Форт Карсон». На военной базе уже, наверное, проклинают меня. Будем надеяться, что подумали, будто я решил полетать без разрешения и разбился. Бабы обязательно добавят, что случилось это не просто так, а из-за гибели Бланки Гловер. Мол, не вынес разлуки. И дружно всхлипнут: как же романтично, мать твою!

Буду честным, этих двоих я прощелкал, увлеченный едой. Расслабился, уверенный, что в этом месте в это время никто шляться не будет. Они были в зеленом камуфляже замысловатого покроя, раньше такой не видел. Оба рослые, подтянутые, темноволосые, с малость азиатскими лицами и молодые, мои нынешние ровесники. На ремнях справа что-то типы кобуры, но длиннее, как бы под короткую толстую дубинку.

— Вот он где! — радостно произнес тот, что малость ниже.

— Тебя что, родители здороваться не учили? — наехал я.

Заставь человека оправдываться, получишь поблажку.

— Учили, — ошарашено произнес он. — Здрасьте!

Второй повторил за ним приветствие.

— Привет, парни! — произнес я и продолжил допрос: — По службе или гуляете?

— По службе, — строго ответил тот, что подлиннее. — Мы лесная охрана, а вы нарушили закон, разведя в лесу костер!

— Ты позавтракал? — спросил я.

— Да, — удивленно ответил он.

— А я вот только начал, — сообщил ему. — Или ты предлагаешь мне есть чирка сырым?

— Так вы еще и утку подстрелили⁈ — воскликнул тот, что малость ниже.

— Конечно, нет, — отказался я от совершенного преступления. — Наткнулся на лису, которая тащила птицу. Увидев меня, бросила добычу и убежала. Я решил, не пропадать же добру⁈ Тем более, что с голоду помирал, три дня не ел, — приврал я, хотя на ужин слопал второй сухой армейский паек.

— Ты кто такой⁈ Как сюда попал⁈ — перейдя на «ты», сердито задал вопрос более длинный.

— С неба свалился, — ответил я правду.

— Очень остроумно! — раздраженно произнес лесник.

— Тогда придумай что-нибудь сам. У меня других ответов нет, — посоветовал я.

— Ты из Южно-Сахалинска? — спросил тот, что ниже.

— Нет, — признался я и выдал байку: — Пацаны, у меня память отшибло. Я не помню, кто такой, как здесь оказался. Четвертый день брожу по лесу, не зная, куда иду и зачем.

— Заблудился, что ли⁈ — с сочувствием предположил он.

— Можно и так сказать, — согласился с ним, — но заблудился я по жизни.

— Пойдем с нами. Доставим тебя в полицию. Пусть они с тобой разбираются. Это не наше дело, — решил тот, что длиннее.

— Тогда ждите, когда доем, — предложил я. — Так понимаю, в полиции кормить не будут.

— Почему же⁈ Будут, если задержат более чем на четыре часа, как положено по закону, — возразил он.

— На ваше положено их болт наложено, — поделился я жизненным наблюдением и продолжил кушать малость подгоревшую птицу.

Видимо, я не сильно далеко ушел от истины, потому что оба заткнулись.

Чтобы им было не скучно, спросил на всякий случай:

— Какой сейчас год?

— Две тысячи шестьдесят второй, — ответил тот, что ниже.

Я чуть не подавился непережеванным мясом.

3

Дознавателю лейтенанту Мещерякову двадцать три года. Как догадываюсь, недавно получил диплом и приступил к исполнению обязанностей. Уж слишком суетлив. Поэтому ему и скинули мелкое административное правонарушение со сложными сопутствующими обстоятельствами. Он среднего роста, плотен, кареглаз и смуглолиц. Скорее всего, в роду были китайцы. На Дальнем Востоке суржики — типичное явление. Русские мужики спивались, подсаживались на наркоту, шлялись по заграницам, гибли в войнах и бандитских разборках, а бабы рожали детей от понаехавших китайских гастарбайтеров. В Китае таких детей называли желтыми русскими. Он сидел за столом, на котором не было ничего, если не считать вмонтированные в столешницу экран и клавиатуру.

Перед тем, как я попал к лейтенанту Мещерякову на допрос, меня раздели догола, поместили в вертикальный аппарат, приказали ступни поставить вот сюда, ладони с растопыренными пальцами приложить вот здесь, смотреть вот в эти глазки и отсканировали. Затем взяли слюну, кровь и волосы на анализ. Видимо, результат оказался неожиданным, потому что сержант полиции, пожилой мужчина, руководивший процессом, посмотрел на меня удивленно.

Дознаватель ознакомил меня с моими правами и обязанностями, предупредил, что допрос записывается на камеры, предложил пригласить адвоката, дежурного или нанять за свои. Я решил, что кивала мне ни к чему, а денег все равно нет.

— Фамилия, имя отчество, дата и место рождения, — начал он.

Я назвал свои, только год рождения подправил, состарив себя ровно на восемьдесят лет, чтобы не запутаться. То есть мне скоро будет двадцать четыре.

— Место рождения не помню, — закончил я.

— Как это не помните⁈ — удивился он.

— А вы свое помните⁈ — изобразил я изумление.

— Да, — ответил он.

— Странно. Ученые утверждают, что новорожденные начинают запоминать только в возрасте несколько месяцев и даже лет, — сказал я.

Он улыбнулся и уточнил:

— Нет, так я тоже не помню! Мне надо знать, какое место у вас записано в личном деле.

— Не помню и боюсь соврать. Вы же предупредили об ответственности за дачу ложных показаний, — объяснил я.

Еще в первую мою эпоху, в советскую ее часть, мой одноклассник, опер из управления собственной безопасности МВД, как-то за рюмкой супа просветил, как надо вести себя на допросах. Единственно правильный ответ — не помню. К нему не подкопаешься и срок с его помощью не намотаешь. Ты не отказываешься давать показания, нет оснований обвинить в ложных и при этом не набалтываешь сам себе срок. Человеческая память — вещь темная, недоказуемая и очень индивидуальная. У кого-то хорошо развита долговременная, у кого-то кратковременная, у кого-то оперативная, двигательная, образная… При этом, если надо, сегодня помню, а завтра забыл, и наоборот.

— Лейтенант, не трать время, — перешел я на «ты». — Я ничего не помню. Очнулся вчера — или позавчера? — посреди леса. Кто я такой, как туда попал⁈ Хоть убей, не помню! Я вот только что назвал тебе свое имя и дату рождения потому, что всплыли в мозгу, а правильные они или нет — понятия не имею.

— Да, странно всё. В нашей базе вас нет и в международной тоже. Такое впечатление, что вы никогда не существовали или приехали из одной из неразвитых стран Африки или Океании, не подписавшей Международную полицейскую конвенцию, но при этом видно, что русский язык для вас родной и выглядите, как типичный гражданин из европейской части, хотя одеты странно, — сообщил он. — Отправлю-ка я вас к врачам на обследование. Всё равно просто так, без чипа о вашей личности, выпустить нельзя. Вы не сможете жить, не нарушая закон.

Видимо, советское правило «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек» уверенно зашагало по всей планете, только вместо бумажки стал чип. Кто бы мог подумать, что тоталитарный коммунистический режим просто опережал время⁈

4

Доктор Юшкевич оказался пожилым, родившимся в начале третьего тысячелетия. Он был внешне похож на президента Лукашенко, а внутренне — полная противоположность. Более доверчивого человека или умело маскирующегося под такового я не встречал. Мне даже как-то стыдно было ему врать. Если бы разговор шел с глазу на глаз, я бы выложил фантастическую правду. На мое счастье или несчастье это было как бы научное обследование под камеру, и я полулежал в специальном кресле с присоединенными ко мне датчиками в самых неожиданных местах. Видимо, это нынешний детектор лжи. Я читал, как обманывать аппарат. Надо эмоционально накрутить себя, и тогда все ответы будут похожи на вранье, попробуй разберись, где какой. Уверен, что с этим уже научились бороться. Поэтому выбрал противоположный путь — полное отключение, абсолютный пофигизм, чтобы все ответы выглядели чистой правдой. Как научили меня синоби, если хочешь, чтобы тебя приняли за дерево, почувствуй себя им. Я так и сделал, вжившись в образ бесчувственного зомби.

На вопросы отвечал быстро, не задумываясь, не вникая в смысл. В основном коротко «да» или «нет». Иногда, как в случае с местом рождения, дал расширенный, заявив, что на ум приходят три города, и назвал Путивль, в котором родился, Макеевку, в которой вырос, и деревню в Тверской области, где был прописан. Некоторые вопросы удивили меня.

— Вы воевали в Китае? — спросил доктор Юшкевич.

Значит, у великого соседа тоже была бойня. Интересно, с кем? По весовой категории напрашивалась только Россия, Индия и США, если последние смогли оклематься после Второй гражданской войны и опять обнаглели.

— Да, — ответил я.

— На стороне правительства или восставших? — задал он следующий вопрос.

О, значит, там тоже была гражданская война!

— На обеих, — признался я.

Воевал ведь и за императора, и на стороне англичан, которых можно считать мятежниками.

— Были наемником? — уточнил доктор Юшкевич.

— Да, — согласился я, хотя в те времена это называлось по-другому.

— Приходилось убивать людей лицом к лицу? — был следующий вопрос.

— Да, — не стал я скрывать.

— Сколько раз? — последовал уточняющий вопрос.

— Сотни или даже тысячи, — раскололся я.

Уже и сам не знаю, сколько уничтожил людей, шляясь по эпохам. Утешаюсь мыслью, что это были не лучшие представители общества, а такие же искатели приключений и/или лучшей жизни, как я.

— Были ранены? — спросили меня.

— Да, — произнес я, а потом вспомнил, что следов от ран у меня сейчас нет, что, наверное, подтвердят данные сканирования.

— Контужены? — был очередной вопрос.

— Да, — последовал очередной честнейший ответ.

Дальше пошли вопросы о том, как я оказался на острове Сахалин и что делал в лесу, на которые отвечал «не помню». Мне показалось, что этот блок был доктору Юшкевичу не очень интересен. Наверное, уже сложил мнение о пациенте и просто добил инструкцию для проформы.

После чего меня освободили от датчиков и предложили подождать в соседней комнате, где сидел молодой рядовой-полицейский по фамилии Кан, явно обрусевший кореец, который привез меня сюда на четырехместном желто-синем полицейском транспортном средстве без капота, багажника и колес, похожем на «божью коровку», которое двигалось на автопилоте на небольшой высоте над оранжевой полосой, нанесенной на дорожное покрытие. Двигатель работал почти бесшумно.

— Электромобиль? — спросил я по пути своего конвоира.

— Нет, водородный, — ответил он.

Когда я вышел из кабинета, полицейский Кан произнес иронично:

— Отмучился?

— Вроде бы, — неуверенно сказал я и спросил в свою очередь: — Что-то еще будет?

— Нет. Поедем в наш участок. Доктор перешлет результат исследования. Там будут решать, что с тобой дальше делать, — рассказал он.

— А что могут сделать? — п…