Пашка спрыгнул со ступеньки автобуса «Новосибирск — Горно-Алтайск» и, повесив сумку на плечо, прошел вглубь автовокзала столицы Республики. Отыскав площадку, с которой отходят автобусы в Чемал, он остановился и огляделся по сторонам. Город лежал в обширной горной котловине, поэтому вокруг, куда ни глянь, виднелись силуэты вершин со штриховкой редколесья. Жилые домики, магазинчики и кафе приткнулись внизу, словно у ног дружелюбных немых великанов. Пашке, как человеку, приехавшему с равнины, местные пейзажи с непривычки казались какими-то ненастоящими.
Он уже бывал на Алтае, но в столицу горной республики попал впервые. Раньше ему случалось колесить по живописным местам на машине, с друзьями, и обычно они поднимались по Чуйскому тракту сразу в районы высокогорья, не заворачивая в Горно-Алтайск.
На автовокзале в этот час было многолюдно. На скамейках в ожидании рейсовых автобусов томились буднично одетые местные жители, туристы в шортах и ярких футболках нетерпеливо топтались вокруг набитых сумок. Пашка, в серых брюках со стрелками и в добротной рубашке, был похож, скорее, на командировочного. В толпе шныряли таксисты в надежде заполучить пассажира и, как цыгане, не знающие стыда, донимали людей, утомленных жарой:
— Куда надо?.. Куда едем?..
Пашка стоял и размышлял. Поехать на такси означало распрощаться с последними деньгами и полностью положиться на приятеля. Тот обещал ему местечко с небольшой зарплатой, зато с бесплатным жильем и дешевым питанием в столовой. Когда ты без средств и надо срочно смотаться из города, это отличный вариант.
Вспомнив про приятеля, Пашка достал мобильный телефон. Пропущенных звонков не было. Глядя на экран дорогого девайса, он подавил горькую усмешку: от прошлых славных времен у него теперь остались лишь долги.
Разумеется, он взвесил свои возможности, прежде чем брать в кредит самый дорогой телефон, какой могли предложить в магазине, а заодно и игровую приставку. Новейшие гаджеты — это как дверь в новый мир, где краски ярче, изображения четче, звук объемнее. Каждый современный молодой человек, живя в режиме «онлайн», мечтает о таких вещах. Но попасть в финансовую западню оказалось до смешного просто. Фирма, в которой Пашка работал менеджером, разорилась, а пока он искал новую работу, долг вырос с невероятной скоростью. Теперь за Пашкой охотились коллекторы и, как мухи в жаркий день, просто не давали житья. Только здесь, в Горно-Алтайске, он наконец почувствовал, что вырвался на волю. Никакому коллектору не придет в голову искать его в горах, тут можно будет прожить все лето, а потом, может быть, и осень…
Взглянув на часы, Пашка приуныл. Не хватит никакого терпения ждать автобус еще целых три часа! Все скамейки были заняты, а посидеть в кафе не хватало денег. И когда очередной таксист-частник, невысокий черноволосый мужчина лет сорока, неспешно прошел мимо по платформе, обещая довезти быстро и недорого, Пашка окликнул его:
— Мне на Чемал!
Таксист обрадовался, его узкие глазки тут же «обросли» морщинками. Он весело сообщил:
— Нам как раз в ту сторону. Попутчики уже ждут. Едем, едем! — и по-хозяйски повлек Пашку на стоянку.
Возле старенького джипа стояла молодая алтайка в несуразном, но колоритном наряде: в платье старомодного фасона с пышной юбкой до колен, черных чулках с цветочным рисунком и грубых, почти мужских, ботинках. Ее безучастный вид не давал никаких подсказок, кто она, а черты лица как будто размывались, не складываясь в определенный образ. Девушка не обратила на Пашку никакого внимания, хотя, подтянутый и светловолосый, он обычно вызывал интерес у своих сверстниц. Эта же стояла неподвижно, как манекен, словно дразня всех своим нарядом. Окружающие пялились на нее без всякого стеснения.
Водитель поставил Пашкину сумку в багажник и скомандовал пассажирам:
— Садимся! Ты — впереди, а ты, парень, — сзади.
Пашка нехотя подчинился и, заняв сидение за водителем, буркнул «здрасьте» какой-то очень крупной темноволосой женщине, с которой оказался рядом. Девушка села впереди. Пашка отметил, что, кроме него, в этой машине все были алтайцы.
Джип тронулся с места. За окном замелькали улицы с малоэтажной застройкой. Вскоре машина выехала на Чуйский тракт и понеслась вверх по трассе. Старшая попутчица, сидевшая рядом с Пашкой, зацепила водителя вопросом, тот ей охотно ответил, и завязался разговор на алтайском, легкий и непринужденный, как между старыми знакомыми.
Горно-Алтайск остался далеко позади, когда в салоне заиграла примитивная писклявая мелодия, которую издавал чей-то мобильник. Соседка Пашки принялась рыться в недрах безразмерной хозяйственной сумки, шурша целлофаном. Тошнотворная музыка все играла. Пашка, не выдержав, устремил взгляд на хозяйку неугомонного телефона и оторопел. Мало того, что женщина казалась очень крупной, у нее еще было ужасно некрасивое лицо, будто вылепленное неуклюжими ручищами какого-то горе-скульптора, напрочь забывшего о пропорциях. Верхние скулы резко выступали на этом плоском лице, словно две горы на равнине. Еще мастер добавил к портрету великанши большие толстые губы. Все остальные черты были мелкими и не имели значения.
Наконец женщина извлекла из сумки телефон и зашлепала губами, отвечая поначалу мирно и спокойно. Однако уже в следующую минуту, услышав что-то неожиданное, она вскрикнула и горестно застонала. Когда телефонный разговор закончился, трое алтайцев принялись горячо обсуждать полученное известие. Наметился спор, но он быстро угас, и водитель с великаншей замолчали, выжидательно поглядывая на девушку. Та немного помедлила и наконец произнесла единственное слово по-русски:
— Хорошо.
После этого на первом же перекрестке водитель свернул с Чуйского тракта влево, и машина покатилась в неизвестном направлении.
— Что происходит? — заволновался Пашка.
— Эй, у женщины беда, отцу плохо! Заедем в одно место. Мы ненадолго. Ты не переживай, места там красивые, ты таких не видел, — сказал водитель.
— Высадите меня у автобусной остановки! — возмущенно потребовал Пашка.
Никто не отреагировал. Водитель лишь бросил через зеркало осуждающий взгляд.
— Любое промедление — и может случиться несчастье, — сказала девушка на переднем сиденье и, обернувшись, в упор посмотрела на Пашку.
Вот теперь он ее разглядел. И в складке между черных бровей, и в темноте миндалевидных глаз, и в каждой черточке смуглого лица угадывался решительный и смелый нрав. Пашка глубоко вздохнул, но спорить с девушкой, чьи глаза сверкнули, как у волчицы, не рискнул. Не стал он и требовать, чтобы водитель остановил машину прямо среди гор, поросших сумрачным лесом. Он просто поехал дальше, исподволь поглядывая на незнакомых людей и не представляя, чем все это для него обернется.
Водитель вдавил педаль газа и лихо, одну за другой, обгонял попутки, направляя джип вверх по извилистой дороге.
Местность за окном менялась. Горы становились выше и круче. Сначала они расступались, открывая приветливые зеленеющие долины, потом смыкались, и тогда скалистые выступы угрожающе нависали почти над головой, как будто путники оказались в опасной ловушке.
Примерно через час водитель свернул в лес, на грунтовку, идущую еще круче в гору. Джип миновал густую чащу, проскочил сквозь узкую щель между скалами и вынырнул на открытую местность. Здесь, среди гор, напирающих со всех сторон, нашло приют небольшое селение.
Пашка сунулся было в свой мобильник, чтобы уточнить местоположение, но связь пропала.
Джип медленно пересек деревню. По обе стороны дороги были разбросаны простенькие деревянные домишки, сколоченные как будто наспех. Опираясь на клюки, у нескольких жилищ стояли старики, древние, как динозавры. Они чуть поворачивали головы, провожали машину равнодушными взглядами из-под полуопущенных век и снова замирали.
Попутчица-великанша что-то объясняла водителю. Джип свернул с дороги и остановился перед низеньким домом, рядом с которым рос могучий кедр. Обе женщины вышли и поспешили в дом. Водитель унес следом их дорожные сумки.
Пашка вышел из машины и огляделся. Ни антенн на домах, ни столбов с электрическими проводами — никаких признаков современной жизни.
Вскоре водитель промелькнул перед глазами и опять куда-то исчез. Вернулся он с охапкой узловатых веток, свалил их на землю напротив дома и, монотонно напевая себе под нос, начал выкладывать правильную, насколько это было возможно из такого стройматериала, пирамидку.
Дверь в дом распахнулась, и у Пашки вырвался возглас удивления: на крыльце стояла женщина в необычном одеянии. На ней был длинный холщовый халат, украшенный разноцветными ленточками, колокольчиками и еще какими-то побрякушками, и шапочка, расшитая бисером. Приглядевшись, Пашка узнал свою молодую попутчицу. Ленточки были нашиты по всему халату вразброс, а по низу рукавов шли ровненько в ряд. Наверное, когда алтайка поднимала руки, они превращались в крылья сказочной птицы. Новый наряд был ей удивительно к лицу.
В руках девушка держала деревянную колотушку и небольшой бубен.
Она направилась к растущей стараниями водителя деревянной пирамидке. Колокольчики тихо позвякивали при каждом ее движении.
— Айлу — кара-кам, черная шаманка! — шепнул Пашке водитель. — Она будет говорить с Эрликом, главным духом нижнего мира. У нас это называется камланием.
Пашка издал глухой смешок. Он считал шаманов мошенниками и приготовился увидеть нехитрую инсценировку. Но когда из дома вышла великанша, смеяться ему расхотелось. Женщина преобразилась: отчаяние с ее лица исчезло, плечи расправились, взор был устремлен куда-то вдаль. Излучая внутренний свет, великанша торжественно вышагивала по тропинке к костру, словно ступала большими ногами не по земле, а по Млечному Пути. Пашка невольно залюбовался ею, похожей теперь на чересчур крупного и несуразного, но определенно положительного сказочного персонажа.
Шаманка Айлу уселась прямо на траву, поджав ноги. Великанша поставила перед ней чашку с какой-то мутной жидкостью и села неподалеку. Пашка и водитель устроились чуть поодаль.
Чиркнув спичкой, шаманка подожгла уложенный в аккуратную пирамидку хворост. Сначала над пирамидкой потянулся вверх дымок, а вскоре заиграло пламя. Девушка обмакнула березовую веточку в чашку с жидкостью и окропила костер.
— Это вино из молока — жертва духам и богам. Духи-покровители будут помогать Айлу. Ее дальний предок был известным шаманом. Он высекал из бубна полосы огня, выхаркивал железные вещи, иногда выпускал змей из носа… — тихо объяснял Пашке водитель.
Шаманка обвела зрителей взглядом, решительно выдвинула вперед нижнюю челюсть, став при этом немного похожей на Виктора Цоя, и ударила колотушкой в бубен. Потом еще. И еще. Звук получался негромкий, но гулкий, вязкий, настойчивый. Так стучатся в чужую дверь, когда просят о помощи.
Пашка невольно заразился настроем водителя и великанши. Он забыл про скепсис и с интересом наблюдал за магическим действием.
Мрачноватым глухим ударам бубна вторил металлический звон колокольчиков и побрякушек на халате шаманки. Сила и частота ударов нарастали. Сидя на земле, Айлу качалась из стороны в сторону — и вдруг издала долгий, протяжный крик. Звук, отразившись от скал, оброс многоголосым эхом и в конце концов устремился к звездам. Казалось, это духи, о которых рассказывал водитель, устроили перекличку.
Шаманка начала читать заклинания. Пашка тихо поинтересовался у водителя, что означают ее слова.
— Она просит Караша[1] помочь ей. Говорит: «У тебя плеть — черная змея, узда — живые змеи. Ты ездишь на черном коне, спишь на постели из черных бобров. Будь моим посланником к Эрлику!»
Бой бубна теперь стал неровным, импульсивным, будто бы телом шаманки завладели, вселившись в него, духи. Она то ревела как медведь, то кричала как ночная птица. А иногда вдруг переходила на горловое пение. Низкий вибрирующий голос словно с трудом пробирался из самой глубины нутра шаманки, и рождались леденящие душу звуки. Вслушиваясь в них, Пашка внезапно испытал ужас, осознав свою ничтожность в бездне космоса.
Приближался момент экстаза, об этом говорил неистовый рокот бубна. И вот, в последний раз ударив колотушкой, шаманка затихла. Пустыми глазами она смотрела куда-то в сторону. Люди, наблюдавшие камлание, застыли.
Обряд, похоже, был окончен, но все сидели вокруг догорающего костра и не шевелились, словно ждали чего-то или боялись спугнуть волшебство.
Пашка не выдержал и встал. Тягостное ощущение космического одиночества гнало его из этой деревни туда, где кемпинги залиты электрическим светом, а туристы вечерами жарят шашлыки и никто не взывает к подземным духам. Он уже открыл рот, чтобы поторопить водителя, но тут раздался странный гул. Низкий, вибрирующий, нарастающий, он шел откуда-то снизу. Почва под ногами затряслась, будто совсем рядом проезжала танковая колонна, потом гул превратился в мощный, оглушительный грохот и, вырвавшись из-под земли, мгновенно накрыл всю деревню. У Пашки заложило уши.
Дом заскрипел. Кедр, уходящий верхушкой в небо, закачался. С дрожащих скал посыпались куски породы. Передвигаясь неуклюже, словно на ходулях, Пашка побежал к джипу. Он видел, как шаманка и великанша воздели руки к небесам — жест восторга и священного ужаса.
Внезапно все стихло. Первые мгновения тишина была полной и оглушающей. Но вот застрекотали цикады, в деревьях зашелестел ветерок, над головами пролетела стайка птиц…
Привычные звуки лета вернули Пашку к насущным проблемам. Он отчетливо понял, что если не выберется из этой странной деревни сейчас, то придется остаться как минимум до утра. Быстро сгущались сумерки, кроваво-красный сгусток закатного солнца на глазах потемнел и превратился в зловещий синяк.
Женщины ушли в дом. Водитель принес берестяную кружку с уже знакомой мутноватой жидкостью:
— На, это вино из молока. Все, кто был на камлании, должны его выпить.
В нос ударил резкий запах. Пашка сделал несколько глотков кислого, с горьким привкусом напитка.
— Поедем завтра. Можешь переночевать в машине, а я устроюсь у огня, — сказал водитель и, взяв куртку, направился к костру.
— С какой радости? Меня в Чемале люди ждут! — сердито воскликнул Пашка.
Но водитель даже не обернулся. Он лишь на ходу широко развел руки в стороны, будто бы хотел показать, что все вопросы не к нему, расстелил куртку на земле у костра и ушел за новой порцией хвороста.
Какое-то время Пашка возмущенно сопел и мысленно подбирал аргументы, но, когда от кислого хмельного напитка в желудке потеплело и накатила легкая эйфория, он успокоился. Теперь предстоящая ночевка в глухой деревне больше интриговала, чем пугала.
Пашка не захотел оставаться в машине. Прихватив свитер, он тоже подобрался поближе к костру и задумчиво уставился на тлеющие головешки. Еще не остывшие, они мерцали и переливались в темноте красноватыми отсветами.
Неподалеку от костра затрепетали ветки можжевельника, послышался хруст. Пашка насторожился: водитель ушел в другую сторону. Возникло необъяснимое ощущение чужого присутствия. «То ли темнота глаза таращит, то ли тишина скрывает крик»[2], — крутнулась в уме строчка из песни. Внезапный порыв ветра ударил в лицо.
Вернулся водитель. Он принес очередную охапку хвороста и сразу подбросил в огонь большую порцию.
— Здесь, наверное, водятся какие-нибудь дикие звери? — осторожно поинтересовался Пашка.
— Водится кое-что и пострашнее. Тебя как зовут?
— Паша.
— А меня Илдеш.
— Мне показалось, вон там, в кустах, кто-то прячется…
Илдеш не успел ответить. Из темноты вынырнула великанша. Она принесла блюдо с угощением и что-то сказала, переводя взгляд с Илдеша на Пашку.
Водитель перевел:
— Хозяйка просит прощения за то, что тебе пришлось задержаться здесь.
— Как вас зовут? — спросил Пашка женщину.
— Жасмин, — застенчиво ответила великанша.
— Она понимает по-русски, но не говорит, — пояснил Илдеш.
В пляшущих отсветах костра лицо Жасмин казалось и вовсе ужасным: за скулами не было видно глаз, вместо них зияли черные дыры, а рот словно провалился, и осталась лишь глубокая поперечная щель.
Жасмин наполнила стакан жидкостью из кувшинчика и протянула гостю. Пашка сделал несколько глотков все того же кислого вина и съел кусочек угощения, которое напоминало по вкусу очень соленый сыр. Оставив мужчин, Жасмин вернулась в дом.
Кромешная темнота и странные звуки в ближайших кустах не располагали к безмятежному созерцанию языков костра. Пашке было жутковато, и даже хмель не расслабил натянутые нервы. А вот Илдеш, видимо, привычный к таким вещам, явно собирался задремать.
«Нет уж! — Пашка нашел способ хоть как-то отомстить упрямому водителю за свое «похищение». — Будешь меня охранять и рассказывать мне сказки, пока я не усну!»
— Расскажи о ваших духах, — попросил он.
Илдеш вряд ли разгадал коварный замысел своего пассажира, но, даже если понял, возражать не стал. Помолчал, собрался с мыслями и заговорил:
— Наши духи обитают в трех сферах: под землей, на земле и на небе. Там, наверху, обитает дух Ульгень. Посередине, вокруг нас, пока мы живы, находятся духи земли. Много духов. У каждой горы или реки — свой, и все светлые. Под землей, в нижнем мире, духи черные, и правит ими Эрлик. Он наш царь и отец, он творец души человека[3]. Царство Эрлика в нижнем мире кроме духов населяют души умерших. Если кто вздумает уйти самовольно из его царства, то, ступив на мост, тонкий, как человеческий волос, обязательно сорвется и упадет в реку, а ее волны принесут дерзкого беглеца обратно. Об этом нам рассказывали наши деды, а им — их деды…
Илдеш ненадолго затих. Быть может, мыслями он очутился в далеком детстве, когда его, мальчишку, дед учил, как выживать среди злых и добрых духов.
А Пашка вдруг разомлел, но вовсе не потому, что его убаюкал рассказ Илдеша. Голову тянуло к земле. Резь в глазах была нестерпимой, все тело обмякло. Пашка хотел что-нибудь сказать, но не мог пошевелить одеревеневшими губами. И только мозг продолжал работать.
«Что за ерунда, меня как будто парализовало… Неужели Жасмин, эта великанша с кроличьими глазами, подсунула мне отраву? Да меня решили ограбить! — ужаснулся Пашка, неожиданно осознав, что попал в настоящую западню, ведь никто не знает, где он находится. — Надо же, целое представление устроили… А у меня, кроме телефона, и взять нечего». Было обидно погибнуть из-за мобильника, даже такого модного и весьма недешевого. Свою жизнь, пусть и не удавшуюся, Пашка все-таки ценил дороже.
Илдеш тем временем продолжал свой рассказ, наполняя его все более устрашающими подробностями об Эрлике:
— Эрлик питается красной пищей и пьет свежую кровь. Ему приносят кровавые жертвы, особенно во время болезни близкого. Пищу и питье он принимает на красной заре, вечерней или утренней…
Тут Пашка окончательно понял, к чему клонит Илдеш, и совсем окаменел. Сначала его, простофилю, скормят кровожадному Эрлику, а потом прикарманят его телефон! Горе-туриста затрясло, в глазах у него потемнело, и в конце концов, уверившись, что рано утром его принесут в жертву духу тьмы, он отключился.
Пашка открыл глаза и зажмурился. Солнце уже вышло из-за гор и обжигало лицо жестким ультрафиолетом. Сбросив плед, которого вчера не было, Пашка вскочил и, задрав рубашку, осмотрел себя: «Кто их знает, вдруг эти вурдалаки уже высосали у меня половину крови!» — но ничего подозрительного на теле не обнаружил.
Оглядевшись, он увидел, что костер до сих пор горит. Неподалеку валялась измятая куртка Илдеша. Рядом стояли пустая пиала и закопченный чайник.
«Нужно убираться отсюда как можно скорее», — решил Пашка и пошел искать водителя.
Обойдя дом, он пересек небольшую сосновую рощицу, и метрах в тридцати перед ним сплошной отвесной стеной выросли скалы. За кустами слышался шум воды. Тропинка вильнула и вывела на берег небольшой речки.
Поток весело бурлил, перекатываясь по камням и прижимаясь к неприступным скалам, как собачонка к ногам сурового хозяина. Вспомнив рассказ Илдеша, Пашка поприветствовал духа реки, махнув рукой. Ему показалось, что в ответ вода зашумела громче.
Умывшись, он пошел вниз по течению. Вдруг за кустами мелькнуло яркое пятно, послышались голоса двух человек. Не обнаружив никакой тропки, Пашка полез было напрямик через заросли, но, различив слова, затаился.
— Какая ты шаманка! Ты даже кровавую жертву не захотела принести…
Пашка узнал голос Илдеша. В этот самый момент, как назло, под ногой треснула ветка. Собеседники сразу притихли, а затем продолжили разговор на местном наречии. Пашка ничего не понимал, однако несколько раз четко расслышал слово «алтын». Слово показалось знакомым, но что оно означает, он так и не вспомнил.
Положение было хуже некуда — без шума ни туда, ни сюда двинуться не получалось, поэтому Пашка отбросил конспирацию и ринулся сквозь кусты к людям.
— Наконец-то я вас нашел! — Он изобразил радость.
— Мы уже собирались возвращаться, — сказала Айлу и зашагала по едва заметной тропинке.
На ней был летний халатик до колен. Все линии ее невысокой фигурки были мягкими и округлыми, словно Айлу вылепили из глины. Покатые плечи, округлые бедра, узкая талия. Необыкновенно гладкая и чистая смуглая кожа словно светилась. Пашке нравилась Айлу, хотя все в ней было непривычно: и внешность, и разговоры, и то, что она со всеми держалась просто, без жеманства.
— Отцу Жасмин стало лучше? — поинтересовался Пашка, следуя за ней.
— У него тяжелая болезнь. Я буду камлать столько раз, сколько понадобится. Дар шамана не награда, а бремя. Мы не можем отказывать в помощи.
— Что за средневековье? Здесь вообще слышали о медицине?
— Причина всякой болезни — воля духов, поэтому здесь верят только в силу обрядов, — с достоинством ответила Айлу.
— Но на дворе двадцать первый век! — изумился Пашка.
Айлу остановилась и, гневно глянув на Пашку, с презрением произнесла:
— Ты думаешь, это лекарства избавляют от болезни? Вера — основа любого исцеления! — И зашагала дальше.
— Ты кара-кам, черная шаманка. Без кровавой жертвы Эрлику изъеденный духами старик погибнет, — сказал ей вслед Илдеш и, покосившись на Пашку, усмехнулся.
Пашке стало не по себе. Он невольно отшатнулся и сделал несколько шагов назад.
— Я рассказывал тебе, но ты от молочка заснул, как теленок, — поддел его Илдеш.
— Вы специально меня опоили!
— Зачем? — Айлу обернулась, удивленно вскинула брови.
— Не знаю… — Пашка замялся.
— Подожди, ты что — подумал, будто мы приносим в жертву людей? — искренне удивилась шаманка и огорченно покачала головой: — Нехорошо! Ты подумал как дикарь, который не понимает других и приписывает им всякие ужасы. Обычно в жертву приносят домашний скот. Но я вообще против кровавых жертв.
Слова Айлу почему-то сразу же успокоили Пашку. У него не было причин сомневаться в ее искренности. Особенно когда он глядел в ее чудесные глаза.
— Что значит слово «алтын»? — спросил Пашка, осмелев.
— О, бедный Чингисхан! — воскликнула Айлу. — Знал бы он, что спустя каких-то восемьсот лет после его смерти люди забудут, как звучит «золото» по-монгольски. А ведь твои предки сотни лет платили монголам дань!
Девушка резко повернулась и зашагала в сторону деревни. Вновь ощущая себя чужаком, Пашка поплелся сзади, проклиная себя за то, что вообще сел в машину Илдеша. Быть может, Айлу и хороша, но уж слишком своенравна…
Когда они вернулись в селение, девушка сбегала в дом и принесла сладостей к чаю. Наслаждаясь бездельем, Илдеш разлегся у костра, подперев голову рукой. Он с удовольствием потягивал чай и что-то рассказывал Айлу. Наблюдая за тем, как водитель развлекает девушку, Пашка заподозрил, что тот не прочь еще задержаться в этой дыре.
Это был уже явный перебор. Пашка покашлял, чтобы обратить на себя внимание, и вежливо напомнил:
— Пора ехать. Ты вчера обещал.
Прищурив глаза, Илдеш что-то буркнул Айлу. Они дружно рассмеялись. Пашку кольнула досада. Он заметил на себе любопытный, выжидающий взгляд Айлу. Это был один из тех моментов, когда знающий себе цену мужчина обязан что-нибудь немедленно предпринять.
— Не хочешь ехать, тогда я пойду пешком! — выпалил Пашка.
Илдеш вынул из кармана ключи от машины и неожиданно бросил их гостю.
— Прокатись, посмотри, нет ли на дороге проблем, — повелительным тоном, словно упомянутый недавно монгольский хан, приказал он и, не желая терять внимание девушки, продолжил свою болтовню.
Пашка решил, что отомстит водителю действием, а не словами. Он, не колеблясь, сел в джип и, распираемый желанием проучить Илдеша, завел мотор.
Вырулив на дорогу, он постарался взять себя в руки. Не хватало еще в горячке сбить кого-нибудь. Подумаешь, хан нашелся! Наплевать и забыть. Хан-то теперь безлошадный, а это уже не правитель, даже не пастух! Вот и все, наша взяла!
Немного успокоившись, Пашка поехал не спеша, разглядывая по пути деревеньку. Дома выглядели совсем заброшенными. И никто из стариков не выбрался сегодня греться на солнышке, все остались где-то внутри, за темными пыльными окнами.
Впереди показалось то место, где плотная цепь скал, окаймляющих деревню, разрывалась. Здесь дорога, как нитка, продетая в ушко иголки, ныряла в узкую щель и свободно уходила вдаль… Вчера. Сегодня путь из деревни был перекрыт обвалом, следы осыпи тянулись к вершине ближайшей горы. Ни пройти, ни проехать.
Пашка заглушил мотор и вышел из джипа. «Засада так засада! — Он почесал в затылке. — Теперь отсюда не сбежишь. Идеальная ловушка!»
Среди камней валялся узловатый обломок корня. Он удивительно напоминал крошечного медведя, правда вместо мастера тут постаралась природа. Пашка поднял фигурку. Ее очертания были грубоваты, однако хорошо передавали силу и характер настоящего медведя.
Будь Пашка мистиком, непременно посчитал бы свою находку неким знаком. А то и сделал бы из нее тотем, наделив фигурку сознанием и силой. Начал бы ждать от нее помощи, как те, кто остался в деревне у костра…
«Нет, — не без гордости подумал Пашка, — современный и образованный человек теперь верит в другие чудеса — в магию технологий!»
В кармане жалобно пискнул телефон. Не успел Пашка его вынуть, как экран разрядившегося гаджета потух.
«Вот тебе и магия технологий, — разочарованно подумал горе-турист, пряча обратно ставший бесполезным кусок пластика. — Благо цивилизации — мобильный телефон здесь оказался такой же ненужной вещью, какой была бы в городе коряга, напоминающая зверушку…»
Пашка покрутил фигурку медведя в руках и кинул назад, в кучу камней. Там, где она упала, вдруг вспыхнул яркий солнечный блик. Пашка пригляделся. Точно — что-то поблескивает. Немного помешкав, он преодолел несколько метров по острым обломкам, присел и присмотрелся. В груде серых камней, рядом с «медведем», сиял настоящий золотой самородок.
— Ничего себе! — прошептал Пашка, воровато оглядываясь по сторонам. — Неужели золото?!
Когда крупный, с куриное яйцо, самородок оказался на ладони, сомнения развеялись. Простой кусок слюды таким тяжелым быть не мог. Пашка торопливо сунул находку в карман, встал и внимательно осмотрелся вокруг. Проснувшийся азарт золотодобытчика подталкивал его к дальнейшим поискам, но подспудный, похожий на тот подземный гул в деревне, голос внутри твердил, что эта находка — сегодня единственная.
Подчиняясь внутреннему приказу, Пашка справился с азартом. Только снова присел — и поднял «счастливую» фигурку медведя.
«Не сегодня! — подчеркнул он ключевые слова. — Приеду завтра и снова закину «мишку». А вдруг он опять удачно приземлится рядом с самородком?»
Возвращаясь, он заметил, как в окне одного из домов мелькнуло чье-то лицо. Этот кто-то прильнул к стеклу, но, поймав взгляд Пашки, быстро отпрянул. Впрочем, это могло лишь почудиться, все произошло за считаные секунды. В окне другого дома темный, неясный силуэт шагнул в тень и растворился. Только что казавшаяся пустой деревенька вдруг наполнилась жизнью. Правда, жизнь здесь была какая-то тайная.
Илдеш встретил Пашку, пряча лукавый огонек в глазах. Похоже, длительное отсутствие чужака его ничуть не обеспокоило.
— Ну, что там с дорогой? — Водитель сменил ханский тон на обычный, даже с примирительными нотками.
— Дорога завалена, — ответил Пашка ровно и холодно, как бы намекая, что мириться пока не готов. — Без бульдозера нам отсюда не выбраться.
— Застряли, — цокнув языком, сказал Илдеш с явно наигранной досадой. — Хорошо, что вместе, да? Вместе справимся!
— С чем, с завалом? — Пашка удивленно вытаращился на алтайца.
Подошла Жасмин с подносом. Стараясь как можно правильнее выговаривать русские слова, она со всей сердечностью произнесла:
— Паша, кушай!
От подноса шел аппетитный запах. Пашка, который с утра ничего не ел, почувствовал страшный голод.
— Вы можете позвонить кому-нибудь? — спросил он у женщины, уплетая ее стряпню.
Лицо Жасмин поглупело, она неопределенно кивнула головой и поглядела на него с умилением, как мать на малое дитя.
— Но ведь кто-то позвонил ей — сказать, что отец болен! — повернулся Пашка к Илдешу.
— Сюда иногда приезжают родственники оставшихся стариков. Кто-то из них и позвонил.
Пашка обреченно вздохнул и заканчивал свою трапезу в молчании.
Появилась Айлу.
— Тебя долго не было. Все в порядке? — обеспокоенно спросила она.
Взгляд ее смягчился, теперь от нее веяло теплом. Отходчивый Пашка тут же забыл про обиду.
— Дорогу засыпало камнями. Лавина. От моего телефона здесь толку нет. Нужно придумать, как сообщить о нашей проблеме.
— Боюсь, спасателей нам не дождаться, — уклончиво ответила Айлу.
— У тебя есть другой план? — деловито поинтересовался Пашка.
— Во всем виноват алчный Эрлик. Без выкупа последние жители деревни будут изъедены злыми духами и пропадут. Да и нам отсюда живыми не выбраться.
Сердце Пашки замерло. Хотя чего он ждал от шаманки? Он наконец осознал весь ужас своего положения: заперт в горной деревне, в компании темных алтайцев, которые все время твердят о каких-то злых духах.
«Эх вы, пещерные люди!» — воскликнул про себя Пашка.
Хитрец Илдеш, простодушная великанша Жасмин и шаманка Айлу разом повернули к нему головы и посмотрели так, будто услышали его мысли. Пашку это немного смутило.
— Я забыла в доме чайник с водой. Сходи и принеси его сюда, — неожиданно попросила Айлу.
Пашкой снова повелевали, но на этот раз он не возмутился. Айлу именно попросила, а не приказала. Почему бы не выполнить просьбу?
Пашка встал и поплелся к дому. Он не мог отделаться от мыслей об Айлу. Она была красива и умна, но самое главное, в ней чувствовалось достоинство, какая-то особая порода. Ее стремление помочь людям и в его душе будило все лучшее, что до этого таилось или спало. Пашка был готов полностью доверять Айлу. Ну, в смысле… подружиться с ней и так далее. Конечно, если она захочет.
Но картина мира шаманки была странной, иррациональной, нелогичной. И это не сулило ничего хорошего.
Поднявшись на ветхое крыльцо, Пашка толкнул дверь и очутился в небольшой, скромно обставленной комнате. Деревянный стол, лавка, полка с посудой, допотопный умывальник, дровяная печь…
На краю лавки лежала чья-то аккуратно сложенная одежда. Присмотревшись, Пашка узнал шаманский халат. Рука так и потянулась приподнять краешек. Глазам открылись нашитые на полотно куклы из красной материи, с головами, украшенными перьями. Под куклами в два ряда тянулись перламутровые раковины, еще ниже шел ряд медных колокольчиков…
Вдруг из соседней комнаты послышался стон. От неожиданности Пашка разжал пальцы, и тяжелая ткань выскользнула. Потревоженные колокольчики коротко звякнули. Пашка разгладил складки шаманского халата и крадучись подошел ко входу в смежную комнату.
Остановившись на пороге, он вгляделся в полутьму. Окно было задернуто шторой, которая едва пропускала свет. В углу стояла большая деревянная кровать. На ней под белой простыней лежал очень худой человек. Простыня обрисовывала узкие ступни и острые колени. Остальные части высохшего тела угадывались смутно. Костлявая старческая рука лежала темной полосой поверх белой материи, край простыни был зажат в кулаке. И странное дело: на груди старика громоздилось что-то темное. Это пятно, будто живое, давило на старика, терзало его.
Пашке стало неприятно и жутковато. Он отшатнулся, но увиденное уже не отпускало его, дразня своей абсурдностью. Жгучее, болезненное любопытство победило страх и брезгливость, и Пашка шагнул в сторону кровати.
Верхом на старике сидело человекоподобное существо с мощным торсом, большой головой и короткими, но жилистыми руками и ногами.
Пашка не мог поверить своим глазам. Он приблизился еще на несколько шагов, но жуткое видение не рассеялось. Все оказалось еще ужаснее. Сидя на костлявой груди больного, карлик сжимал руками шею старика и, склонив большую плешивую голову, спокойно наблюдал, как несчастный, задыхаясь, метался в холодном поту.
Пашкины ноги сделались ватными, мысли спутались. Он то ли подумал, то ли пробормотал вслух:
— Что здесь происходит?
Карлик обернулся, метнул на непрошеного гостя свирепый взгляд из-под нахмуренных бровей и оскалился. Зубы у него были неровные, крупные и острые. Пашке почудилось, что существо собирается прыгнуть и впиться ему в шею. Он отшатнулся и невольно прикрылся рукой. Но карлик не бросился на него. Он просто исчез.
Старик на кровати несколько раз судорожно вдохнул и задышал ровно и тихо, как ребенок. Измятый угол простыни выпал из разжавшегося кулака.
«Темное пятно всегда поначалу кажется чудовищем, — пятясь к двери, уговаривал себя Пашка. — Все привиделось! Не было тут ничего, никаких злобных карликов!»
В первой комнате вдруг требовательно прозвенел колокольчик.
Пашка оледенел.
Колокольчик снова зазвонил. Превозмогая мистический ужас и одновременно подчиняясь какой-то непреодолимой силе, Пашка развернулся и обреченно пошел на звук.
Карлик сидел на лавке, как попрошайка, с протянутой рукой и сверлил Пашку страдальческим взглядом. Но за притворной мольбой в его глазах блестели злые огоньки. Бородатый и плешивый, с детским тельцем, карлик производил отвратительное и зловещее впечатление. Беззвучно засмеявшись, он снова исчез.
«Не привиделось! — Внутри у Пашки все оборвалось. — Это происходит на самом деле!»
Мир вокруг почернел, как подземное царство Эрлика.
Схватив чайник, Пашка выскочил из дома. Солнечный свет был настолько желанным, что хотелось его пить большими жадными глотками, вдыхать полной грудью, впитывать каждой клеткой, лишь бы он проник всюду и очистил тело от темноты, которая за считаные минуты пребывания в доме, казалось, пропитала Пашку насквозь.
Вернувшись к Айлу, он протянул ей чайник и выпалил:
— Я видел злого духа! Это был зубастый карлик, он душил старика крошечными руками. А после он протянул ко мне руку, словно выпрашивал что-то. Я чуть не умер от страха!
Жасмин страдальчески покосилась на окна отчего дома и всхлипнула. Ее широкое лицо покрылось красными пятнами, а толстые губы стали еще толще и задрожали.
Айлу несколькими словами утешила Жасмин и легонько подтолкнула в направлении дома. Тяжело ступая, та отправилась к отцу.
— Разве можно жить в таком мире? — взъерошив себе волосы, спросил Пашка. Голос у него сорвался на фальцет. — Духи, исчезающие карлики, полная изоляция от мира… У меня голова взрывается! Как вы все это выдерживаете?!
— В нашем мире человек не называет себя царем природы. Мы стараемся видеть и уважать сущность всего, что нас окружает. Наша земля дышит, она живая. И злые духи — часть нашего мира, — убежденно ответила Айлу. — Странно… Карлик протянул к тебе руку. Это значит, Эрлик с чего-то взял, что у нас есть золото. Он не успокоится, пока не получит своего.
Услышав о золоте, Пашка незаметно проверил карманы. Самородок был на месте. «Медведь» в другом кармане — тоже. Рядом с дорогущим, безжизненным сейчас мобильником.
Этот ряд из трех совершенно разных вещей — золотого самородка, причудливого корешка и шедевра современной электроники — вдруг заставил Пашку мысленно взмыть к высотам прозрения, а затем больно рухнуть оттуда на воображаемую землю. Пашка словно очнулся от гипноза, под которым находился всю жизнь в мире «цивилизации».
«Отсюда, с высоты Алтайских гор, жизнь видится в совершенно ином свете! Получается, что не Айлу и Илдеш, а я — пещерный человек. Чтобы не отстать от людей своего племени, я гоняюсь за новинками техники, покупаю их втридорога, а потом вынужден скрываться, потому что не могу вернуть долги. Это то же обожествление вещей, только место тотемов заняли гаджеты с логотипами известных корпораций. И эти престижные вещи, получается, для меня ценнее всего… Правильно это? Определенно нет! Но я знаю, как поправить дело хотя бы на маленьком участке большой Земли, измученной людьми кремниевого века!»
— Думаю, ему нужно это, — Пашка вынул из кармана желто-оранжевый самородок.
— Алтын?! — Нахмуренные прежде брови девушки взлетели вверх, и лицо Айлу просияло. — Откуда это у тебя?
— Нашел среди камней на дороге. Видимо, так захотели духи.
— Удивительно! Мне казалось, ты порабощен цивилизацией и уже не способен очнуться… Впрочем, достойное сердце всегда найдет дорогу к свободе! — Айлу улыбнулась каким-то своим мыслям. — Эрлик будет доволен. Но если про золото узнают злые духи из заброшенных домов, они постараются отобрать его.
— Так это были духи? — Пашка невольно содрогнулся, вспомнив мелькавшие в окнах тени и лица. — Я думал, это ваши старики… ну, или эти… души предков…
— Нет. В покинутых домах селятся черти. У нас говорят: «Лучше я заночую на могиле, чем в пустом доме». Хуже всего, что в этой деревне почти все дома брошенные…
Айлу сидела так близко, что Пашка чувствовал аромат ее волос, свежий, как запах горной реки. Из полукруглых вырезов пластмассовых тапочек выглядывали маленькие пальцы с плоскими розовыми ноготками. В этом было что-то трогательное и беззащитное. Пашка заглянул девушке в лицо, надеясь прочесть ответную симпатию в ее глазах. Но его романтический порыв тут же улетучился: Айлу больше не улыбалась. Она глядела перед собой сурово и темно, одержимая только одной целью — изгнанием злых духов. Пашке даже досадно стало при мысли, что шаманка видит в нем лишь соратника по борьбе с нечистой силой.
— И как с ними бороться? — подавляя разочарованный вздох, спросил он.
— Их отгоняют ветками шиповника. А надежнее — кидать этих тварей в огонь. Скоро начнет смеркаться, это лучшее время для молитв. Мне нужно приготовиться.
Айлу удалилась, чтобы вскоре вернуться в одеянии шаманки, с уже знакомой кружкой из бересты. Все по очереди пригубили горьковатый напиток, который на этот раз имел хвойный запах.
— Когда начнется ритуал — останови работу ума. Ум стремится просеять все через свое сито, дать всему объяснение. А ты посмотри вокруг глазами человека в первый день его сотворения, — посоветовала Пашке Айлу и занялась последними приготовлениями к камланию.
Положив перед собой самородок, она окропила его напитком из кружки, взяла в руки колотушку и бубен и на мгновенье замерла, готовясь к серьезному испытанию. Потомок древнего народа, сейчас Айлу была похожа на маленького воина. Ей предстояло вступить в схватку с темными силами.
Прозвучал первый удар в бубен, и Пашку будто бы отбросило на тысячи лет назад — в те времена, когда жившие на этой земле люди собирались у костра, чтобы просить помощи потусторонних сил. Один из них, обладавший шаманским даром, начинал таинственный ритуал. Ударами в бубен он будто пришпоривал невидимого коня и, погрузившись в транс, устремлялся в другие миры, чтобы узнать волю духов…
Жасмин и Илдеш не отрывали глаз от шаманки. Айлу продолжала камлать, ритмично ударяя в бубен колотушкой.
Пространство вдруг неестественно искривилось. Казалось, все неодушевленные предметы стали живыми и обрели способность передвигаться: и потемневшие сосны, и камни, и деревянный дом… В костре Пашке виделся медленный танец вспыхивающих золотых огней. Он перевел взгляд на росший у дома могучий кедр. Обнаженные корни дерева напоминали ползущих жирных змей. Нечто хищное угадывалось во всех очертаниях кедра. Казалось, вместо сока внутри векового дерева течет кровь, а широко раскинувшиеся корявые ветви — это лапы лесного зверя, обросшие зеленой шерстью.
Шаманская мистерия продолжалась, и самородок у ног Айлу таял, будто кусок льда под солнцем. Золотые капли просачивались сквозь землю одна за другой. По лицам Илдеша и Жасмин тревожно метались отсветы костра.
Вдруг неподалеку послышался тоскливый, злобный вой. Пашка встрепенулся. Он увидел, что вокруг площадки с костром сгустился непроглядный мрак. Звук шел из темноты. Кто-то голодный и жестокий хотел вырваться на свет, но тьма удерживала его в объятиях, как заботливый родитель — неосторожное чадо.
Наконец в круг света выскочило низкорослое двуногое существо. Оно заковыляло прямиком к Пашке, и скоро он разглядел большую косматую голову и длинный изогнутый хвост. Пашку пробрало холодом до самых костей. Будь это зверь, хоть тот же волк, можно было бы попытаться схватить его за горло, а там уж кто кого. Но как бороться с существом из потустороннего мира?
Тварь была уже совсем близко. Ее глаза светились холодно и безжалостно. Зачарованный, Пашка обреченно смотрел в них и не мог пошевелиться.
На помощь пришла Жасмин. Она подскочила, схватила тварь за холку и кинула в костер. Раздался короткий визг, над пламенем взметнулось темное облачко.
А из темноты уже выделился новый приземистый силуэт, за ним еще один, и еще…
Все это время Айлу отрешенно колотила в бубен, громко читая заклинания.
Жасмин хватала одну тварь за другой и не глядя швыряла в костер. Илдеш встал рядом и палкой загонял в огонь самых резвых — тех, что пытались вывернуться.
Пашка все еще сидел в оцепенении. Он видел, что Жасмин начинает уставать. Пара чудищ вскочили ей на спину — и у Жасмин появился черный горб. Другие твари вцепились ей в ноги и повисли гирями, не давая сделать и шага. Жасмин требовалась подмога, но Илдеш был занят, а шаманка Айлу пребывала в трансе…
«Никто не поможет, — подумалось Пашке. — Разве что… Но при чем тут я? Это ведь не моя схватка. Я вообще не отсюда. Хотя… Этот клочок земли окружен горами и пропитан древними предрассудками, но все же это наш мир, человеческий. А чудища — порождения другого мира, враждебного. Так что… Да черт возьми, сколько можно трусить?!»
Черные твари начали обходить Илдеша и Жасмин с обеих сторон, явно подбираясь к юной шаманке. И это окончательно похоронило Пашкины сомнения. Он внезапно почувствовал прилив неукротимой ярости. Что-то непривычное, дикое подтолкнуло изнутри, и, взревев по-звериному, Пашка рванулся на помощь Жасмин. Оскалив зубы, он содрал с великанши присосавшуюся нечисть и побросал в костер. Враги с визгом отступили — скорее всего, от неожиданности.
На миг показалось, что люди побеждают, но мрак продолжал плодить новых чудищ, и не было им числа.
До Айлу твари пока не добрались, но то ли силы шаманки иссякли, то ли все нужные молитвы уже были прочитаны, она внезапно затихла. Стало слышно, как отвратительно копошится и рычит хвостатая нечисть.
«Погибнем! — тоскливо шепнул внутренний голос. — Все было зря!» И Пашка невольно опустил руки, покоряясь неизбежному…
Вдруг где-то вдалеке послышался топот лошадиных копыт. К худу это или к добру, Пашка сразу и не понял. Но злые духи испуганно замерли, а потом с визгом бросились врассыпную. Тьма вокруг начала рассеиваться, на небе заблистала луна.
— Эрлик услышал наши молитвы! Он прислал на помощь своего сына-богатыря! — прошептала Айлу.
Все увидели приближающегося всадника на черном коне. В гордой и надменной осанке посланца было нечто такое, что с первого взгляда заставляло покориться его воле. Всадник взмахнул рукой — и закружился легкий ветерок, который стал очень быстро набирать силу. Танцуя на пространстве между деревьями и домами, ветряная воронка затягивала в себя разбегающихся тварей и постепенно превратилась в черный, бешено вращающийся столб.
Богатырь хлестнул коня плетью. Пашка заметил, что плеть после удара свернулась в клубок, словно рассерженная змея. На голове скакуна, извиваясь, зашевелилась уздечка…
Всадник помчался прочь, увлекая смерч за собой, как послушную собаку. В ночном, покрытом звездами небе полыхнула ослепительная молния. Яркий ломаный след и оглушительный громовой раскат — это последнее, что успела запечатлеть Пашкина память, а затем он потерял сознание.
Лучи солнца обжигали лицо, будто били через увеличительное стекло. Пашка лежал и не решался открыть глаза. Вдруг на него упала тень. Он разлепил веки и увидел над собой старца исполинского роста в белом балахоне.
— Я попал на тот свет? — прошептал Пашка.
— О нет! — улыбнулся незнакомец. — Я отец Жасмин. Спасибо тебе за помощь!
— Так вот в кого она такая… богатырша! — Пашка поднялся с земли.
Старик кивнул и медленно направился к дому.
Пашка проводил его взглядом и подошел к углям вчерашнего костра. На том месте, где лежал золотой слиток, в земле чернело узкое отверстие, похожее на норку. Такие Пашка видел на даче, когда копал с родителями картошку. Если туда налить воды, то вылезет огромный паук с мохнатыми лапами…
— Ну что, едем? — окликнул его Илдеш.
— Так ведь дорога завалена! — изумился Пашка.
Внезапность отъезда почему-то вызвала внутренний протест.
— Караш, посланец Эрлика, своим смерчем раскидал все камни. Путь свободен.
— Я видел молнию…
— А это сам Ульгень-громовержец, пребывающий в вышине, разозлился, увидев мрак и нечисть, — и как топнет ногой, посылая гром и молнию! Если какие из черных тварей и спаслись от смерча, Ульгень выжег их всех до одной. Силы двух миров — верхнего и нижнего — помогли нам… Ну так что? Поехали?
— Мы едем вдвоем? — Пашка бросил взгляд на дом.
— Женщины ушли в деревню навестить стариков. Я вернусь за ними завтра. — Илдеш понятливо подмигнул: — Не волнуйся, ее легко найти. Она тут у нас одна такая.
Перед самым отъездом водитель спохватился и протянул Пашке фигурку медведя:
— Вот, возьми. Айлу нашла его возле костра. Она сказала, что он твой.
— Наверное, выпал из кармана прошлой ночью, — сказал Пашка и спрятал фигурку в сумку.
Уже через несколько часов Пашка осматривал свое новое жилище. Деревянный домик, из окон которого виднелась Катунь, оказался крошечным, но уютным. Пашка подзарядил телефон, чтобы написать несколько сообщений, а затем отключил его и бросил на самое дно сумки. Распаковывая вещи, он достал фигурку медведя и выделил для нее самое видное место на полке.
Сумка была подозрительно тяжелой, словно Пашка забыл вынуть из нее пару кирпичей. Между тем внутри уже ничего не оставалось. Разве что…
Пашка вжикнул молнией потайного кармашка и замер в изумлении. Там лежало три довольно крупных золотых самородка. Не таких больших, как тот, что был пожертвован Эрлику, но вполне достаточно, чтобы покрыть все Пашкины долги.
На пороге появился приятель, зазвавший Пашку в эти края. Он был в гидрокостюме, загорелый, с обветренным лицом. От него веяло какой-то необыкновенной свободой — или это было удовольствие от жизни, какое обычно излучает независимый и счастливый человек.
Пашка закрыл сумку и выпрямился.
— Будешь нашим бухгалтером. Работа непыльная, как ты и хотел. — Приятель явно был рад помочь.
— Я не хочу бухгалтером. Я хочу как ты.
— Без проблем! Инструкторы нам тоже нужны. Только надо будет подучиться. Сейчас мне пора на сплав. Осваивайся, а завтра начнем, — приятель кивнул и поспешил по своим делам.
Пашка вышел на берег Катуни и мысленно с ней поздоровался — теперь не в шутку, а вполне осознанно и серьезно. Мощное течение в оковах каменного русла завораживало. Река представлялась Пашке неукротимой своевольной девушкой, которую оберегали любящие братья-горы, возвышаясь, как стражники, со всех сторон.
Дикий пейзаж, окутанный мистикой, навевал мысли о том, что именно здесь колыбель и тайное место силы человечества. А еще о том, что он, Пашка, нашел мостик между двумя мирами: «пластмассовой» современной цивилизацией и горным пространством, населенным древними духами. И душа Пашки, которая прежде целиком принадлежала миру асфальта и пластика, неуемного потребления и сухого рационализма, теперь уверенно двигалась по этому мостику в сторону другого берега, каменистого и полускрытого зарослями, но настоящего, живого, искреннего.
«Идеальная ловушка — это не запертая обвалом горная котловина. Это, наоборот, то, что вокруг нее, — подумалось вдруг Пашке. — Одно радует: западня нынешней цивилизации преодолима — в ней полно прорех. Надо только знать, куда направиться, когда вырвешься на волю. Мне повезло: я теперь это знаю. И пусть в мире Айлу тоже все непросто и даже опасно, мне кажется, я смогу в нем разобраться. А она мне поможет… я надеюсь».