И новая волна омоет мир

…

Воинов смотрел на деда Макряка с чуть грустной жалостью, тем самым, видимо, показывая, что всерьёз его не воспринимает.

– Так и чего, дед, чего тебе эти голоса шептали?

Макряк тискал в руке старинную, местами помятую жестяную кружку – хмурился, прятал взгляд под ниспадающими на лицо седыми космами. Наконец пробурчал шамкающе:

– Нищщаво.

Стас усмехнулся. Они с Воиновым сидели в макряковской хате уже с полчаса, а толку ноль – дед ушёл в полную несознанку. И непонятно – то ли это от вредности, то ли из страха, хотя, если вдуматься, чего ему бояться?

Стас вообще сомневался, что Макряк окажется чем-то полезным. Со слов местных выходило, что свои сто лет отпраздновал он давно, – не исключено, в голове уже одна труха вместо мозга. Соответственно, голоса в Поле могли Макряку просто причудиться, маразм – дело нехитрое…

Однако попробовать всё же стоило, и, зная упрямство Воинова, Стас внутренне настроился на долгий разговор. Получится ли только выяснить хоть что-то?

– Слушай, дед, а ты почему Макряк? Прозвище какое-то странное, нерусское…

Очевидно, Воинов решил испытать проверенную тактику увода разговора в сторону – иногда это работало. Если задеть в человеке что-то личное, больное – живинку, так это обозначал Воинов, – то некоторых удавалось раскрыть («раскурочить» – это опять же по-воиновски). А раскрывшись в одном, люди, бывало, растворялись и в другом, в том, к чему Филипп аккуратно, невзначай, и подводил.

К удивлению Стаса, дурацкий вопрос как будто действительно всковырнул деда.

– Эх ты, щщопа с ручкой, – защёлкал он свистяще. – Вроде умный, в конторе работаешшшь, а простейшшего не знаешь.

– Это что же такое простейшее? – изобразил заинтересованный вид Стас.

– То и простейшшее, щто Макряк – это селезень.

Услышав про селезня, Воинов прихмыкнул. А Стас только утвердился в мысли, что дед и впрямь плох – давно, наверное, кукухой едет. Впрочем, живёт всё же в относительной реальности: про контору-то запомнил.

– Ладно, при чём тут селезень?

– А вот прищщём.

Дед, с необычной для старости лёгкостью ухватившись за край стола, приподнялся, зашаркал куда-то к печи. Вынул из глубин накиданной поверх печи одежды древний смартфон, поколдовал с ним и грохнул прямоугольную штуковину перед Воиновым. На экране красовался портрет какого-то мультипликационного героя: рыжий чуб под очками-авиаторами, изогнутый утиный нос, лихо повязанный шарф. Симпатяга, умели же раньше придумывать мультяшные образы.

– Это Макряк? – уточнил на всякий случай Воинов.

– Зигзаг Макряк. В детстве мы смотрели и «Утиные истории», и «Щщёрный плащщ», да и другие мультики. Вы-то, кринжовые, походу воспитывались на «конфетах», вот и выросли отбитыми. Не то что нащще поколение, у нас всё по-другому было. А главное было – это доброта, щеловечность, понимание, щто такое зло, а щщто – правда…

Старик с тяжким вздохом бухнулся обратно на табуретку и вновь подхватил кружку.

Воинов озадаченно покрутил встрёпанный над ухом вихор, глянул на Стаса. В его глазах вроде бы мелькнула какая-то мысль, и хотелось, конечно, чтобы она оказалась дельной, выводящей Макряка на диалог.

– Слушай, дед, – начал Воинов. – А ты этот свой гаджет часто юзаешь?

– В смысле?

– Я почему спрашиваю: кнопки «апгрейда» у тебя не вижу. То есть, ты так и выходишь в интернет по старинке, через этот пластиковый гроб?

Дед откинул подрагивающей рукой лохмы, глянул на Воинова недобро.

– Это ты щто, фащщист, хочешь, щтобы я себе эту залупу в голову закатал? – он ткнул пальцем в сторону переливающегося перламутром «апгрейда» Воинова.

– Так удобно же, дед, весь онлайн в твоей голове, не надо давить на кнопки, да и хренотень эту носить задолбаешься, тяжёлая…

Жестяная кружка покатилась по столу вкруговую, притормозив возле блюдечка с раскрошенным печеньем. Дед Макряк заскворчал неприятно горлом, будто собирая внутри что-то гадостное – харкнуть, что ли, приготовился? Но нет, сдержался, пояснил вполне даже цивильно, хоть и с матерком:

– В пинде у матрёны видал я твой онлайн. Вы же, щщколота, ни хера не знаете, кто и защщем вам эти хреновины ставит. А ставят их ротщильды и следят за вами, через ваши бараньи глаза. Но ладно бы только следили, они ведь и управляют вами. Вы вот как думаете – на хера сюда приехали и ко мне в хату завалились?

И тут бы Стас всхохотнул как следует, но, глянув на внезапно присмиревшего Воинова, сдержался. Что-то тревожное пропечаталось на его лице, какая-то странная тень легла. Однако – не воспринял же он дедовские бредни всерьёз?

– Ротшильды, говоришь? А что Ротшильды тут забыли? – спросил Стас.

Макряк усмехнулся, обнажив голые, беззубые дёсна, и погрозил подрагивающим пальцем.

– Во! Щуете? Вопрос вопросов. Что пиндосы забыли в богом оставленной деревеньке Ростовской области?

Воинов ещё пару секунд посидел, глядя на деда в лёгком гипнотическом раздумье, но тут уж встряхнулся, оправился.

– Да ладно тебе, Макряк, не гони. Эти штуки, – он ткнул себя в букашку «апгрейда» на виске, – российского производства. Их разработал наш, отечественный НИИ, а делают на одном из новых «заслоновских» комбинатов. Все комплектующие – российские, тут вообще вся Россия, полное импортозамещение. Ротшильдами и не пахнет, так-то.

Дед продолжал щериться в неприятной ухмылке.

– Ну и дурак же ты, Филя, сразу видно – простофиля. «Заслон»-то твой под контролем Мамырёва, так? Олигарха недобитого, который сховал накраденное там, на Западе. Его за яйки Ротщильды с цэрэу и скрутили. Типа, не хощщешь жить под санкциями, вкрущщивай в свои аппараты наше пиндосское ПО, но делай это так, незаметненько, впаривая людям, что всё российское. Вот так оно всё это работает, ребятки.

У Стаса внезапно зачесался нос, адски зачесался, настолько, что он в ярости начал его тереть костяшкой большого пальца. Дед-то, оказывается, не простой. Сто лет чудаку, но маразмом всё-таки не пахнет: имя Воинова уловил и запомнил, едва они вошли, представившись. И владельца «Заслона» знает – следит за новостями, получается? Ох, непрост этот селезень, весьма непрост. Конспирология эта дешёвая, правда, но это для поколения дедовских ровесников как раз норма.

Воинов коротко вздохнул и прихлопнул по столу ладонью.

– Ладно, Макряк, некогда с тобой размусоливать. Такой вопрос к тебе – ты на смартфон свой фоткаешь что-нибудь? К примеру, есть фото с Поля?

Дед в момент нахмурился. Снова заскворчал горлом, но заметно потише, будто бы задумчиво даже.

– Ну, мощщет и есть.

– Может, или есть?

– Если есть, то я ведь тебе показывать нищщево не обязан. Нет такого указа, щтобы проверять содержание гаджетов законопослущщных граждан.

Тут в разговор снова подлез Стас: сегодня он выступал в роли этакого добродушного помощника при главном, хотя, на самом деле, формально они с Воиновым были на равных, оба по званию лейтенанты, только из разных отделов ФСБ.

– А ты точно законопослушный, Макряк? Давай тебя по базе пробъём, посмотрим.

Эффект от предложения Стаса не заставил ждать. Дед подсник, ещё более помрачнел, но от напускной боевитости не отступил.

– Ну, проверяй, щщего. Только это и знаете, что мирняк щщупаеть по делу и без. Я ведь знаю вас, таких, на Украине в двадцатых навидался.

– Так ты чего, хохол, что ли?

– Ну, похож?

Так бы, наверное, разговор и зашёл в тупик, но Воинов опытный в деле допросов человек, и таки вывернул обратно к теме ему интересной.

– В общем, смотри, Макряк, я уверен на все сто – какой-нибудь след твой в нашей базе точно есть. И мы можем тебя запросто утянуть в Москву, раскрутим на какую-нибудь статейку – оно тебе надо?

Макряк тяжело вздохнул.

– Но есть вариант, – продолжил Воинов. – Ты сейчас просто открываешь телефон и показываешь нам все фото, которые в Поле делал. Твой выбор, Нео?

– И не отцепитесь же, щщерти, – с тоской в голосе произнёс дед и прихватил своей сухенькой лапкой кирпич смартфона.

Уже через пару секунд на экран выплыли очертания чего-то неясного, наполовину скрытого молочным туманом, а на другом снимке, в чуть развидневшейся пелене, сосна кланялась в землю, будто сгибаясь под невероятной тяжестью. Дальше под листающим желтоватым пальцем Макряка завертелись фото из разных мест. И все как на подбор жутковатые, где-то расфокусированные, где-то выхватывающие природные или ландшафтные кусочки странного, нереального, невозможного в условиях Земли.

Для Стаса Поле всегда было чем-то абстрактным, окутанным мглой сплетен, слухов и домыслов, в которые и хотелось бы поверить, да только – как же в них поверишь? В обществе насчёт феномена этой ростовской местности давно установилось неформальное согласие: оно существует в параллельной реальности, куда никому лучше не соваться.

Это в первые годы после прилёта артефакта вокруг Поля гудел ажиотаж со стороны даже не столько русской общественности, сколько общемировой. Жужжали стайками журналисты, тут и там прыгали съёмочные группки, степенно таяли в тумане дроны документальщиков. Но потом произошёл ряд нелепых и дичайших неприятностей, которые подтолкнули власть к тому, чтобы огородить Поле рядом жёстких запретов. Запретов на посещение, на изучение, на съёмки, на всё про всё, в общем. Кордон вокруг поставили, опять же. Легально здесь продолжал работать разве что Институт, но и его деятельность была засекречена.

И вот поразительное: интерес к Полю пропал, начисто схлынул после нескольких лет официального забвения. Тема просто затерялась в безграничном потоке мельтешащей на больших скоростях новостной ленты. И лишь где-то на периферии онлайна мерцали отзвуки каких-то тайн и загадок, обмусоливаемых одиночками-маргиналами на всяких сомнительных ресурсах. Эти-то ресурсы и подпитывали все те слухи, которые нет-нет да и подогревали ненадолго людской интерес к Полю.

Стас отслеживал всю эту тему, поскольку работал как раз в закрытом отделе анормального, и Поле так или иначе касалось его профессионально. Он, однако, ни на секунду не представлял себе, что жизнь подарит возможность самому побывать здесь – об этом ещё месяц назад не было и речи.

И вот он тут, в паре километров от мест, дышащих такими тайнами и чудесами, которые и вообразить сложно. Даже если они с Воиновым встретят тут хотя бы десятую часть из того, о чём перешёптывается онлайн, это будет невероятно.

Основная цель их поездки заключалась, правда, в другом, но уж она вряд ли достижима. Так думал Стас, хотя Воинов, кажется, придерживался иного мнения – тут уж как получится, никогда заранее не угадаешь…

– А это кто? – внезапно спросил Воинов у Макряка, придержав стариковскую ладонь.

Стас вздрогнул. На экран телефона выскользнула фигура человека – высокого, плечистого, с длинными рыжими волосами, скрученными в ниспадающий на плечо хвост. Фото нечёткое, мутное, но даже в легкой набегающей тени угадывалось лицо – жёсткое и волевое, лицо человека, привыкшего повелевать.

– Этто? – дед Макряк замешкался. – Да шут его знает. Один какой-то там, из Института. Я с ними не общщаюсь, обхощщу стороной.

Воинов снова прихмыкнул.

– На учёного непохож вроде бы…

– А я разве сказал, что ущщёный? – будто бы даже удивился Макряк.

Воинов переглянулся со Стасом, в его взгляде мелькнула вопросительная нерешительность.

– Так, – перехватил в свои руки инициативу Стас. – Давай-ка без этого тумана. В Институте живут ещё какие-то люди?

Дед насупился, смахнул изображение с экрана и снова потянулся к несчастной своей кружке.

– Не знаю я нищщего.

– Не гони давай…

– Не общаюсь я с институтскими, щто неясного? Этот щёрт так вообще случайно встретился в лесу – я его видел-то один раз всего.

Воинов задумчиво забарабанил пальцами по спинке стула. Наконец что-то решил.

– Ладно, Макряк. Скидывай мне в мессенджер все фотки, и на этом сейчас разговор закончим.

Пока Воинов диктовал деду свой айди, Стас размышлял о том, что, конечно, туева хуча тайн скрывается даже здесь, в ветхой хате столетнего деда. К нему их переправили местные, потому что Макряк единственный из деревенских, кто отваживался на прогулки в Поле и в его лесные окрестности. Казалось бы, эта человеческая окаменелость максимум может проковылять от печи к нужнику во дворе, а поди ж – нагуливает километры в опасную глушь. И это наверняка неспроста, в чём-то и тут подвох.

– А всё же, дед, – добил в конце разговора Макряка изначальным вопросом Воинов. – Что эти голоса шептали?

И дед ответил, хотя раньше упорно играл в молчанку:

– Ну, щщептали щто-то типа того, щщто из дыма лучшие придут.

– Чего? Что за бред?

– Да не знаю я нищщего, сразу же сказал вам, отвяньте уже…

Стас и Воинов вышли во двор, Воинов достал из кармана «айкос», задумчиво затянулся.

– Видел, Стасян? Это же точно он?

– Да, Васютка это, без сомнения. Выглядит, кстати, хорошо, как будто даже помолодел, – кивнул Стас.

– Тогда двигаем до Института. Пора брать учёных за тёплые бочка… Ты сядешь за руль-контроль, ладно?

* * *

Прямой дороги от Института к Полю не было, приходилось продираться через лес, который тут, в округе, тянулся от озера до Протасово, местной деревеньки. Слово «продираться» было вполне подходяще: Илья давно заметил, что природа вокруг Поля постепенно меняется, и довольно сильно, неожиданно, совершенно невообразимо.

Мало того что ранее перекрюченные, нависающие угрюмой кроной дубы, бересты и вязы вдруг расправились, подтянулись и как-то раздались вширь. Не беда и в том, что густые заросли боярышника, бересклета и свидины тоже будто бы налились силой и полезли ввысь, перерастая размерами человеческий рост. Самое удивительное, что внезапно наполнился байрачный хмурый лес совсем уж невиданной флорой, которую и не описать-то толком. Зазеленели отовсюду кусты с ядовито-жёлтыми, похожими на колёсики замысловатого механизма листами. Их зигзагами перехватывали голые, без всяких листьев и ягод синюшные стволы не пойми чего – эти задумчиво похрустывали, будто перемалывая внутри что-то жёсткое. Высунули из земли тут и там огромные красные лопухи стеблей взлохмаченные цветы, в чашечках которых шевелились усики с набрякшими тёмной жидкостью бомбонами. И много ещё другого – удивительного, непонятного – внезапно наполнило их родную балку, – на радость биологу Института, Евген Васильевичу.

Захватила небывальщина и животный мир. Илья сам встретил как-то ежа, степенно карабкавшегося по стволу дерева – ему показалось даже, что у зверька не четыре, а шесть лап. Проверять Илья, впрочем, не стал, поскольку всем своим видом ёж демонстрировал явную агрессию. Какие-то разноцветные, похожие на попугаев (это в Ростовской-то области!) птицы вспархивали из кустарников с жутким писком и неслись чуть над землёй, повиливая тельцем вправо-влево.

Евген Васильевич, пропадавший в лесу целыми днями, показывал и вовсе жуткое. Шевелился в видео огромный клуб ужей, сплетённых намертво в подрагивающее месиво – «ужиный король», так сразу же окрестила эту мерзость Янка. В другом видео запрокидывало из норы тонкие, длинные, все в опухолевых наростах лапища нечто паукообразное. В ещё одном видео шевелила жилистым рыбьеобразным хвостом гигантская сороконожка, в чьей морде при повороте головы вдруг обнаруживался ощерившейся кабан.

Много всякого хранилось на жёстком диске «апгрейда» Евген Васильевича, и всё было снято в их лесу в последние годы. Биолог говорил, что это, конечно же, Поле постепенно меняет природу вокруг себя, но неясно каким образом. То ли излучение колдовало – не радиационное только, фон-то держался на одном, вполне приемлемом уровне, то ли велерия, наверняка подпитывающая местные почвы. Но велерию-то запросто пили диваки, не меняясь обликом, заметно молодея разве что.

В общем, что-то такое принёс с собой артефакт из космоса – понять бы что… Они ведь его до сих пор не обнаружили, хотя точно знали: артефакт есть (эпичное видео пролёта по небу со взрывом сразу же стало международным мемом). Не столько знали, сколько верили: иначе с чего бы образоваться было Полю?

Вера в артефакт держала людей в Институте, этих фанатиков науки, видевших чудеса ежедневно, но пока не разгадавших причину их возникновения.

У Ильи с Янкой, впрочем, была несколько иная специализация, связанная с изучением диваков. На встречу с одним из них они сейчас и спешили, прорываясь по еле угадываемой тропинке через невообразимые заросли.

Едва перейдя грунтовку, ведущую к озеру, Илья притормозил Янку, кивнув на ствол поваленного дерева.

– Давай-ка перекурим.

Янка присела на разукрашенную мхом каменюку.

– Слух, Илюх, а чего ты вечно говоришь – перекурим? Ты ж не куришь. Да и я тоже.

Илья пожал плечами.

– Да так. Это у меня от бати выражение, он так говорит. Но он-то как раз курит.

– Да ну?

Янка плавным движением головы скинула с глаз чёлку.

– Илюх, вот никогда не спрашивала… Но я ж архив читала, про тебя в том числе. Твой батя же пропал в Поле. Ты поэтому подался в Институт? Думаешь, найдёшь его тут?

Илья тяжело вздохнул, ничего не отвечая.

– Колись, Илюх.

– Чего ты вечно лезешь, куда не просят? То, что мы с тобой спим, не значит, что я обязан выворачивать душу…

– Ой-ой-ой, спим мы, оказывается. А в любви кто клялся?

– Ни хрена я не клялся.

Янка усмехнулась.

– Вот в этом весь ты. Хмурый, колючий ёж по виду, а чуть надавишь – течёт варенье. Про батю-то своего расскажи? А, Илюх?

– Нечего рассказывать. У меня тут другие задачи.

– Как скажешь.

Илья поднялся с дерева, поправил лямку рюкзака и буркнул:

– Идём, до старой избушки ещё пилить и пилить.

Однако едва они ступили дальше, под густую зелёную бахрому чудного, неизвестного земной науке кустарника, как с грунтовки послышался звук – ехал автомобиль. Илья, цыкнув на Янку, сгрёб её в охапку и усадил на корточки, рядом присел и сам. И когда уже, казалось, что авто проехало, внезапно взвизгнули тормоза и громко бумкнуло. Затем хлопнули дверцы (два раза) и послышался крепкий матерок.

– Что там? – шелестящим шёпотом обозначила вопрос Янка, на что Илья только пожал плечами.

Очевидно, авария. Это удивляло – никто ведь не ездил к озеру по этой дороге уже очень давно. На машине пожаловали заезжие, но не простые люди, простых бы через кордон военные не пропустили. И вот, едва заехав в лес, эти непростые влипают в происшествие – зверь, что ли, какой-то под колёса угодил?

Илья прислушался – два мужских голоса, разговаривают нервно, на повышенных тонах. И походу сбили всё же человека: обсуждают, что тело надо забрать. Интересно, чьё тело? Кого-то из институтских? Или – из лагеря диваков? Больше-то тут появиться некому.

Илья понял, что нужно вмешаться. Во-первых, покалывало любопытство, а потом – ну, всё равно же это их территория тоже, их зона ответственности, надо что-то делать.

Развернув Янку к себе, он сказал:

– Слушай, Янёк, сейчас мы с тобой выйдем на дорогу, поглядим что да как. Если вдруг окажется, что там опасные люди, то ты мигом сваливаешь, через лес – обратно в Институт. Ясно?

Она хотела было возразить, приоткрыла ротик – этот милый свой, птичий ротик, но Илья покачал головой, прикрывая любую возможность дискуссии.

Уже через минуту они вышли на грунтовку. Неподалёку сумрачно плавился под южным полуденным солнцем внедорожный «гроб» беспилотного Shevrolet Cone, а возле копошились фигуры двух мужчин, – сидя на корточках, суетились чего-то, переговаривались.

– Алло, мужики, – сказал Илья, подходя к автомобилю. – Случилось у вас чего?

Оба резко поднялись, причём Илья успел отметить периферией зрения нырнувшую руку одного к притороченной у пояса кобуре.

– Воу-воу, полегче, – тут же умиротворяюще осадил незнакомца Илья. – Я с добрыми намерениями…

Тот, который был без оружия, оценивающе оглядел Илью, пощупал взглядом и Янку за его спиной.

– Ты из местных? Институтский?

– Ну да, мы учёные. А вы?

– Одиннадцатый отдел ФСБ, по работе к вам заехали.

Илья перевёл взгляд на машину, а затем на лежащего в грунтовой пыли человека – его-то ребята из конторы и сбили.

– ДТП?

– Я – Воинов, Филипп Александрович, – продолжил тот, что без оружия. – А это мой коллега, Семёнов Станислав Викторович.

– ДТП – не то слово, – сказал второй, Станислав Викторович, нервно оглаживая кобуру. – И главное, ехали ведь еле-еле, какая по этой дороге скорость… На автопилоте, правда. А этот сучёныш как выскочит, и сам налетел как бы, его аж подбросило.

В извиняющемся тоне Стаса сквозила срывающаяся неуверенность, и он сам на себя разозлился внезапно – реально, в чём они виноваты? Всё…