И дьявол пришел за ними...

Тяжелая дверь таверны с громким стуком распахнулась от сильного удара обутой в кожаный сапог ноги, и на пороге возник статный мужчина средних лет, давно не брившийся, в старых пропыленных холщовых штанах и просаленной кожаной безрукавке, одетой на сильное тело, заросшее черным густым волосом. На голове он носил видавшую лучшие дни рваную шляпу с ободранными полями. Незнакомец что-то прижимал к своей груди, завернутое в грязную серую тряпку.

Несколько десятков удивленных глаз посетителей таверны обратились на него — кто с безразличием, кто со скрытой угрозой, почти инстинктивно положив руку на рукоять меча или торчащего из-за пояса ножа, кто испуганно, затравлено. Осмотрев новоприбывшего и убедившись, что он не представляет на данный момент никакой угрозы, все вновь занялись своими прерванными делами. Послышались пьяные крики, громкий раскатистый смех, девичье хихиканье, стук бочонка с костями по доскам старого выщербленного стола.

Вошедший внимательно оглядел тускло освещенное несколькими чадящими факелами помещение, вглядываясь в веселые, пьяные лица. Видимо, он кого-то срочно искал.

Заметив в дальнем углу склонившегося над громадной глиняной кружкой здоровенного одноглазого детину с черными сальными волосами, он удовлетворенно ухмыльнулся, скривив свой тонкогубый рот. И надвинув шляпу на глаза, двинулся к нему, осторожно проскальзывая между заставленными едой и выпивкой столами, минуя наиболее шумные кампании завсегдатаев таверны. За его спиной с громким стуком захлопнулась входная дверь, но на это уже никто не обратил своего внимания.

Мужчина продрался между двумя столами, за которыми сидели наиболее шумные гости, налившиеся вином по самые глаза, разухабисто и на несколько голосов оравшие какую-то непристойную песню, успел ущипнуть за мягкое место промелькнувшую мимо девушку-служанку и, наконец, добрался до цели. Он рухнул на старую скрипнувшую под его весом лавку и положил принесенный с собой сверток на стол. Под тряпкой что-то звякнуло.

Одноглазый оторвал взгляд от созерцания мутной жидкости, плескавшейся на дне его кружки, и уставился на человека, присевшего рядом. Узнав того, кто его побеспокоил, детина ощерился в кривой улыбке, блеснув желтоватыми зубами, и, наклонившись через стол, заговорщицки прошептал:

— Ха, Селим! Неужели это все же ты? Давно жду. Ты принес Это? А, вор?

Голос его был ровным и властным с чуть заметной хрипотцой и совсем не вязался с его пьяным видом. Видимо, он давненько сидит здесь в ожидании и чтобы не вызывать не нужных вопросов похлебывает это разбавленное местное пойло. Селим затравленно оглянулся по сторонам, настороженно осматривая ближайших соседей — не смотрит ли кто на них, тайно наблюдая. Но все было в порядке. Заинтересованных глаз он не заметил. Даже толстобрюхий хозяин таверны скрылся сейчас на кухне, проверяя свои запасы.

По виду Селима было ясно, что он чего-то сильно опасается. Возможно, ему не очень приятна была компания одноглазого, которого все знали как Джок, Каменный Кулак. Джок был правой рукой Малика, главаря шайки контрабандистов, за которым охотится больше половины стражи города.

Но возможно, Селим опасается того, что принес с собой или тех действий, которые были причиной этого. В свертке было что-то объемное и судя по всему достаточно тяжелое. Селим даже не убирал с предмета руку, словно опасался, что его мгновенно стянут, или он, не дай бог, испарится прямо со стола и пропадет в неизвестности.

Вытерев рукой липкий пот со лба, Селим наклонился к Джоку и, кивнув в подтверждении головой, прохрипел чуть слышно, судорожно сглотнув:

— Да, я принес, что обещал. Я всегда выполняю заказ, даже столь трудный, как этот. Но я очень рискую сейчас, придя сюда.

— Верю, — проговорил, прищурив свой единственный целый глаз, Джок. — Ты ни разу не обманул своих заказчиков. Потому мы и обратились к тебе. Никто другой не справился бы с этим делом, это точно, Рога Шамры! Ну, давай что принес.

Селим от этих слов невольно вздрогнул, словно боялся даже краткого упоминания о предмете, лежащем сейчас перед ним на столе. В голове нестерпимо зашумело, Селим мотнул головой, прогоняя слабость и медленно подвинул сверток к контрабандисту. Тот, улыбаясь, хотел было его взять, но Селим, так и не убрав руки, более твердо проговорил:

— Где деньги, Джок? Ты ведь знаешь меня. Сперва оплата. Я никому не позволю себя надуть. Тебе это хорошо известно? Вот и отлично. Гони монеты или товар останется у меня, — эти слова дались Селиму тяжело, он реально не хотел ни на единый миг оставаться рядом с тем, что было в свертке. — Ты же прекрасно знаешь, сколько отчаянных людей сейчас охотится за этой вещью. Я могу сбыть его и через другие руки. Мне без разницы кому, лишь бы платили.

— Ах ты, ублюдок, — вскипел тут же Джок. Его единственный глаз налился кровью и в гневе зло уставился на вора и мошенника, а руки медленно потянулись к мечу на поясе. Но вдруг они замерли на полпути к рукоятке оружия. Джок почувствовал, как острое лезвие кольнуло низ живота, давая о себе знать. Забыл с кем имеет дело, расслабился, не обратил внимания, что вторая рука Селима скрыта под столом. Непростительная ошибка, многим стоившая жизни.

Контрабандист, словно еще не до конца веря в такой исход, осторожно глянул вниз, чтобы лишь убедиться в правоте своих размышлений, — там тускло блестел клинок маленького, но прочного ножа — обычного оружия ночного дельца. Джок поднял взгляд на вора, тот сидел, нервно теребя ткань свертка и вымученно улыбаясь.

— Я не люблю шутить, тем более я не люблю тех, кто шутит надо мной. Плати или все повернется по-другому. Обид я не прощаю. Сиди спокойно. Наш разговор еще не закончен. Вздумаешь еще потянуть свои лапы к мечу, мой ножичек быстро почешет тебе кишки. Ну как, продолжаем?

— Ладно, ладно, — примирительно проговорил Джок, предусмотрительно положив руки на стол подальше от меча. — Не волнуйся ты так, мы же друзья. Никто не собирался обманывать тебя. Что-то ты сегодня дерганый какой-то. Давай говорить о деле. Вижу, ты умный человек. И прошу, убери от меня свою железку, а то я начинаю как-то нервничать. А когда я нервный, я могу о чем-нибудь и забыть. Нам ведь это ни к чему?

Немного расслабившись, но не потеряв бдительности, Селим отвел лезвие от брюха одноглазого, но руку с оружием из-под стола так и не убрал.

— Хорошо, поговорим. Так что теперь ты мне хочешь сказать?

Одноглазый усмехнулся и сунул руку под лавку, наблюдая, как его собеседник напрягся, не доверяя ему, и, вновь почувствовав лезвие у своего брюха, проговорил как можно быстрее:

— Да успокойся ты, ничто тебе не угрожает! Демоны Тарха! Вот то, что ты хотел!

Джок выудил из-под ног объемного вида мешочек и кинул на стол перед вором, оглядываясь по сторонам. Тот же, услышав раздавшийся из мешочка металлический звук, расплылся в сальной улыбке, и острое лезвие вновь отступило от живой плоти одноглазого. Селим жадно схватил мешочек, глаза его алчно заблестели.

Джок же, уже не обращая внимания на вора, притянул к себе товар, проверил на вес, опустил рядом с собой на лавку, скрыв от возможных наблюдателей, и развернув тряпицу. Убедившись, что подельник принес то, что был должен, он ощерился и с довольным видом взглянул на Селима.

Тот, насторожено следя из-под бровей за контрабандистом, положил на стол свой нож так, чтобы быстро в случае чего схватить его и, развязав мешочек, осторожно высыпал на ладонь монеты тангарской чеканки. Тусклый свет факелов нежно блеснул на поверхности полновесных золотых с профилем Дейна III, последнего короля Сандарии. Что ж превосходно! Селим взял одну из них, повертел в пальцах, попробовал на зуб — не фальшивая, хотя от этих контрабандистов всего можно ожидать. Но деньги были настоящими. Ох, как видимо, нуждались они в том, что он украл этой ночью. Может нужно было просить больше, мелькнула шальная мысль, но тут же пропала — здесь и так достаточно с лихвой. Ссыпав монеты обратно в мешочек, Селим крепко перевязал его и повесил на пояс.

Улыбаясь, он поднял взгляд на Джока и только что-то собирался сказать ему, но тут его оборвал громкий стук вновь открывшейся двери, наполнивший помещение топотом армейских сапог. Посетители почти инстинктивно оглядывались на дверь и тут же отводили взгляды в сторону. В проходе столпилось с десяток солдат. И судя по чистой форме и оружию это были не просто городские стражи, нет, это были воины элитного полка короля, что вот уже более пятнадцати лет правит страной после смерти своего отца, глупо погибшего в Черном лесу на охоте.

Капитан небольшого отряда немолодой уже человек с черными волосами и тонкими усиками под носом пристально осматривал зал таверны, вглядываясь в лица каждого из посетителей. Рядом с ним замер человек в черном балахоне с капюшоном, скрывающим его лицо. Солдаты за их спинами стояли в напряженных позах, сжимая в сильных руках обнаженные мечи. Судя по всему, шла серьезная облава и скорее всего по горячим следам.

Тишина, словно вязкое покрывало, накрыла весь продымленный зал. Слышен был лишь треск горящих факелов да тяжелое дыхание посетителей. Давящее на нервы напряжение разлилось в духоте помещения и грозило взорваться каким-нибудь безумством.

Вышедший из кухни с подносом в руках хозяин таверны на миг замер, удивленно рассматривая нежданных посетителей, капельки пота заблестели на его лбу, но он решительно поставил поднос на стойку и замер, скрестив руки на груди, почти с вызовом глядя на новоприбывших.

Солдаты кого-то искали, и, несомненно, этот кто-то совершил что-то уж очень невероятное, или достаточно дерзкое, или смертельно глупое, раз за ним гонится стража дворца.

Капитан, не обнаружив среди сидящих у входа посетителей разыскиваемую личность, медленно двинулся вглубь помещения, осторожно шагая между столов с притихшими завсегдатаями, направляясь к стойке, рядом с которой замер хозяин этого вертепа. Но дойти не успел. Резкий крик: «Капитан, это он. Держите его!», заставил его обернуться. И он увидел того, за кем вот уже добрых полночи гонялся по всему городу, исследуя самые злачные и грязные места. Этот человек стоял в самом темном углу, сжимая в руках свое оружие, и солдаты, рассредоточившись, медленно приближались к нему, окружая. Монах двигался следом за ними, что-то сжимая в руке.

Увидев входящих в таверну стражников, Селим грязно выругался и отвернулся, натянув свою шляпу почти на глаза.

— Ах, шакал, — процедил он сквозь сжатые от гнева губы. — Выследил все же. Глупо было сразу же приходить сюда.

— Что? — не понял Джок, схватившись сразу и за сверток и за меч. — Ты привел их за собой! Как это понимать?

— Понимай, как хочешь, — огрызнулся вор, бросая настороженные взгляды в сторону солдат. — Это стража дворцового храма. Видимо, вещь эта действительно так ценна, как о ней говорят, раз по моему следу сразу же бросилась погоня. Это не просто безделица, так ведь Джок? Но теперь это твои проблемы.

Лицо одноглазого налилось кровью, он тяжело задышал, оглядываясь, пытаясь отыскать выход из сложившейся ситуации. Это заметил монах. Он пристально уставился на двоих собеседников, и именно он узнал в скрытом во мраке человеке разыскиваемого вора. Как Селим не пытался отвести взгляд, но что-то словно ухватило его за подбородок и медленно поворачивало напоказ. Монах опознал его и криком предупредил капитана стражи, направив к преступнику солдат.

— Ах ты, дьявол! Вот живуч, собака, а я думал, он давно уже на небесах развлекает ангелов, — прошептал, оскалившись, Селим, вскакивая на ноги, и схватил свой кинжал, достав к нему еще один. — Надо было добить, да времени не было. Ошибка.

Он приготовился к неравному бою. Шесть солдат медленно окружали его, прогоняя с дороги зазевавшихся посетителей.

Это были искусные воины, и они имели сегодня счет к дерзкому вору. Тайком вор проник на закате в храм Саддхара, дьявола ада, расположенный на скале над западным пределом дворца владыки. Пройдя через множество ловушек и постов, он все же достиг своей цели, оставив за собой с десяток трупов убитых из темноты в спину солдат-охранников. И он вынес на свет древнюю реликвию. Чем нанес оскорбление элитному полку, проморгавшему это дерзкое ограбление. И сейчас солдаты, горя жаждой мести, смело бросились на врага.

Первым атаковал Селима воин со шрамом, пересекающим лицо от левого уха до подбородка. Громко вскричав, он нанес удар. Селим, словно уж, скользнул в сторону, едва не задев угол ближайшего стола, уходя из-под меча врага, и тут же нанес ему два смертельных молниеносных удара — слева подмышку и справа в шею. Брызнула кровь, и солдат, так и не поняв, что же произошло, мешком рухнул на пол. Следующему повезло больше. Селим, резко присев, нырнул под его замах и, подрезав сухожилия, сильным пинком отправил врага под соседний стол. Тот с громким криком рухнул, но пока не выползал из груды щепок, оставшихся от двух колченогих табуретов и лавки.

Некоторые из посетителей схватились за оружие и медленно начали пробиваться к выходу на улицу, исчезая в окутанных тьмой переулках. Оставшиеся жались по углам и скалились из-под столов. Служанки, едва запахло кровью, с громким визгом, побросав все свои подносы, стремительно умчались на кухню. Следом за ними, сжимая в руках обломок доски, скрылся хозяин, но не далеко — он осторожно выглядывал в зал, следя за развитием событий.

В этот момент Селима атаковали уже двое. Вор успел поднять саблю первого из поверженных врагов и теперь смело отражал их атаки. Вот острый меч отбил выпад одного из солдат, Селим увернулся от выпада второго и, приблизившись к первому, вонзил ему кинжал в брюхо, метя под кожаный доспех. На деревянный пол хлынула кровь и водопад горячих кишок. Солдат с криком схватился за свои внутренности и попытался запихнуть их обратно, но у него ничего не получилось. И поскользнувшись в луже собственной крови, он, тихо постанывая, рухнул вниз умирать.

Но второй из врагов Селима был умней. Он атаковал и атаковал верткого вора, не обращая внимание на раны, которые тот ему наносил, связывал его боем, давая возможность оставшимся товарищам зайти вору за спину. Один из них был достаточно юн, он смело сунулся к Селиму, за что и получил удар кинжалом в лицо. Острое лезвие, едва не задев глаз, пробило щеку. Громко крича, юнец отступил, схватившись за рану, но не вышел из боя и через несколько мгновений вновь со всей яростью бросился на врага. Но тут же захрипел и рухнул вниз — это вступил в схватку Джок, расчищающий себе путь к бегству. Рыча, словно взбесившийся буйвол, смяв сопротивление второго солдата, он бросился к двери, опрокинув по пути стол.

Селим с трудом отбивал выпады единственного оставшегося на ногах солдата, пот заливал его лицо, тело наливалось тяжестью. Эта ночь была очень длинной и до предела наполнена событиями. Силы таяли неимоверно быстро, но он не сдавался. Его противник тоже уже устал, но с искаженным гневом лицом все продолжал бросаться безумно в бой. Селим медленно отступал в темный угол, враг все сильнее теснил его. Это не выход. Что же делать?

Но тут краем глаза он заметил невероятное. В бой вступил монах. Он с противным скрипучим криком атаковал Джока. Что-то мелькнуло в его руках, раздался громкий свист, треск, что-то полыхнуло, сразу же зал таверны заполнился паленым мясом. С ужасом Селим увидел, как громадный Джок, словно пушинка отлетел в сторону, так и не выпустив из рук сверток. Все его тело было обожжено до черноты, одежды медленно тлели. Он был мертв, это не вызывало никаких сомнений.

Противник Селима на мгновение лишь отвлекся на это жуткое зрелище, чем не преминул воспользоваться вор, полоснув врага ножом по горлу. Тот захлебнулся кровью и упал, не подавая более признаков жизни. Вот и путь к свободе. Монах еще занимался Джоком, а капитан стоял в стороне, тоже удивленный увиденным. Селим хотел было метнуться в сторону, но тут что-то обожгло его ноги — острое лезвие перебило ему сухожилие и он, не удержавшись, рухнул на пол. И тут же встретился взглядом с солдатом, которого тем же приемом вывел из боя. Тот улыбался, и острое лезвие метило уже в глаз вору. Но Селим был быстрее. Клинок, пробив глазное яблоко, впился в мозг и солдат умер.

Но ловкий вор не успел отпраздновать победу. Что-то тяжелое обрушилось ему на голову, словно вечные небеса не выдержали и рухнули на землю, стремясь раздавить слабого человека. Пришла тьма.

Над вором возвышался капитан, держа в руках проломленную бочку, служившую кому-то стулом.

— Жив? — спросил развалившийся у стены монах тихим скрипучим голосом. Он прижимал руку к боку, из-под которого разливалось пятно крови. Видимо Джок оставил ему напоследок прощальный подарок. Капитан утвердительно кивнул, проверяя мерно бьющуюся на шее вора жилку.

— Живой. Свяжи его и обыщи, — обратился он к оставшемуся в живых последнему солдату, стоявшему в стороне, потирающему наливающийся синяк на щеке, оставленный в подарок сильным ударом контрабандиста. — Он нужен живым для показательной казни на площади.

Капитан подошел к монаху и присел рядом с ним.

— Как ты?

Монах что-то прохрипел — видимо засмеялся.

— Мне пора в путь. Я совершил все. Нэддир ты знаешь что делать. Не подведи…

И монах замер, отправившись в мир иной.

Нэддир повернулся к солдату, который уже умело спеленал находящегося без сознания Селима.

— Что второй?

— Мертв, капитан. Силен, ублюдок, жреца завалил, и как сумел? Я такого еще не видел. А что вытворял…

— Заткнись, — Нэддир обвел усталым взглядом пустую таверну — ее покинули все, даже хозяин больше не показывался с кухни. Часть факелов погасла, и сумрак окутал помещение. Капитан подошел и взглянул на обгоревший труп одноглазого. Он долго вглядывался в его изуродованное лицо, а после произнес:

— Вот те на. Ха! Готов биться об заклад, это же сам небезызвестный Джок, правая рука Малика. Вот и ты попалась пташка. Ха-ха! Джай сбегай за подмогой. Пора здесь прибраться.

Позади с громким стуком захлопнулась дверь, и послышались торопливые удаляющиеся шаги солдата. Нэддир остался в таверне один.

— Так, посмотрим, что же это, — капитан вырвал из мертвых рук Джока опаленный сверток. — Тяжелый. Ради чего же ты пришел сюда, Джок, ради чего так рисковал. Даже жреца не испугался.

Нэддир откинул тряпку в сторону, обнажая содержимое, и в его руках оказался небольшой золотой идол, выполненный в виде обезьянки с длинными передними лапами, сидящей на золотом коврике в позе восточных мудрецов, положив кисти на колени. Обезьяну окружали какие-то кусты со странного вида плодами. Божок, разомлевши, улыбался, но взгляд его маленьких словно бусинки глаз источал лишь презрение. От идола так и сквозило чем-то неземным, нереальным, словно аура мрака тонкой тканью окутывала фигурку, и от этого бывалого солдата аж бросило в дрожь.

— Золотой бог, Сахат, слуга дьявола. Так вот почему так всполошились жрецы, подняв на ноги всю стражу дворца. Еще бы, похитили их святыню. Да, сегодня, по-видимому, мой самый счастливый день. Я поймал вора, добыл украденное да к тому же избавил город от этого ублюдка Джока! Неплохо.

Нэддир приподнял статуэтку над головой, любуясь ею, ее правильными формами, как свет факелов, нежно касаясь золотой поверхности, создает приятные глазу блики. Затем, словно спохватившись, тихо ругнулся, вспомнив, что сейчас сюда нагрянет несколько десятков солдат, поднял тряпку, вновь закутал в нее идола и, сунув сверток подмышку, спешно направился к выходу, больше не взглянув ни на лежащего в беспамятстве вора, ни на трупы своих солдат, ни на разрушенную таверну.

Капитан был счастлив.

Нэддир, счастливо улыбаясь, вошел в свою комнату, находящуюся на втором этаже старого каменного дома, примкнувшего с одной стороны к королевской темнице. Он осторожно, стараясь не нарушить тишину предательским скрипом, прикрыл за собой дверь, запер ее на тяжелый засов и подошел к кровати, стоящей в углу. Он сел на застеленное тканым покрывалом солдатское ложе, положил на колени сверток и сорвал с него тряпку. Лунный свет, льющийся из приоткрытого окна, ласково коснулся золотой плоти бога-обезьяны. Капитан улыбнулся еще шире, огоньки алчности сверкали в его глазах.

Нэддир поставил статуэтку на стоящий рядом с кроватью стол, предварительно смахнув с него на пол пустые кружки. Те, громко стуча, укатились куда-то под кровать, нарушив царственную тишину, но капитан, казалось, этого даже не заметил.

Нэддир никому ничего не сказал о своей находке. Завтра. Все раскроется завтра, и все узнают о его ночных подвигах. Тогда он и вернет жрецам идола, он не идиот ссорится с ними. Но сегодня… сегодня этот божок побудет с ним. Здесь и сейчас. Хоть раз в жизни капитан решил почувствовать себя богачом. И кусок золота на столе дарил наслаждение, омраченное лишь будущими событиями, но Нэддир старался о них сейчас не думать.

Он долго, почти неподвижно сидел на кровати, разглядывая статуэтку, любуясь ею, таинственно блестящей в лучах луны, медленно скользящей по куполу неба среди ярких звезд. Но вдруг его веки отяжелели, словно налились свинцом, дыхание выровнялось, и глубокий сон навалился на него со всей своей силой. Нэддир мешком рухнул на кровать и тут же громко захрапел.

В ту же секунду золотой божок моргнул своими глазами-бусинками, тихонько пискнул и с шумом вздохнул, затем с удивлением огляделся вокруг. Странное место, так не похожее на привычный зал древнего храма, и атмосфера совсем не та — серая, спокойная, пустая. Идол потянулся тонкими ручками, передернул плечами и сошел с постамента, прошествовав к краю стола. Там он замер в удивлении, разглядывая спящего человека. Он тихо и мерзко захихикал, его маленькие ушки затряслись, словно в предвкушении, и весь он прямо наполнился странным сиянием, истекающим у него изнутри.

Затем идол с силой оттолкнулся от стола и прыгнул, приземлившись прямо на грудь ничего не подозревающего человека. Хрустнули в тишине ребра, храп резко прервался, мужчина зашелся в кашле, выплюнув на рубаху сгустки крови, но так и не проснулся, продолжая блуждать в лабиринтах колдовского сна. А божок тем временем, все также улыбаясь, почти нежно обнял его за шею и сдавил горло. В миг хрустнули шейные позвонки, Нэддир, так и не придя в себя, дернулся и затих, погрузившись из мира грез в объятия бездны.

В окутавшей комнату тишине раздался тихий, почти детский смех. Испачкавшийся в крови Нэддира божок преобразился — его глаза, казалось, метали молнии, от тела, переставшего отражать свет луны, потянуло угрозой и неизбежностью. Затем в ночи раздались тихие, но грозные слова:

— Никто не может безнаказанно покушаться на то, что принадлежит Демонам Древней ночи! И дьявол — князь их, не прощает безумцев!

Затем послышался скрип стола, топот маленьких ножек, а после вновь воцарилась тишина.

Голова взорвалась острой болью, медленно разливавшейся по всему телу. Сознание, до этого блуждавшее где-то во тьме, подсвеченной тусклыми искрами, медленно возвращалось, принося с собой ясность мысли. В висках стучало, словно целое племя диких карликов в безумии своем лупили по ним своими тяжелыми молотками.

Он медленно приоткрыл глаза, вернувшись в реальность, но тьма беспамятства сменилась тьмой подземелья. Да, удача отвернулась от него там в таверне. И теперь совершенные ошибки завели его… куда же? Скорее всего, в камеру, вот только где — в храм или дворец?

Селим (а это был именно он) осторожно приподнялся, скривившись от боли — на голове расцвела огромная шишка, — чем это его так? Слава богам череп выдержал! Селим прощупал пространство вокруг и наткнулся на камень стены, к которой и подполз, оперевшись об нее спиной. Холод камня немного остудил разгоряченное тело и заставил поутихнуть боль в голове. Что ни говори, удар был силен. Да, огрели его от души! И как это он проворонил врага.

Прикрыв глаза, успокаиваясь, Селим немного посидел так, расслабившись всем телом, до тех пор, пока боль в затылке не стала едва заметной. Больше не обращая на нее внимания, он начал всматриваться во мрак. Видимо, где-то далеко горел свет — глаза начали понемногу привыкать к темноте, и перед ним проступили контуры небольшого помещения, квадратного каменного мешка, одна из стен которого была замещена на железную решетку из толстых почти с запястье человека прутьев. За ней прятался мрак узкого коридора, и смутно угадывалась решетка соседней камеры. Итак, он в тюрьме. В подземельях дворца. Жреческие застенки были немного иными, там вместо камер были каменные колодцы с водой по колено, куда и сбрасывали узников и будущих жертв.

Тишина, давящая на мозг, почти звенящая, наполняла камеру Селима. Безысходность, возможно, какая-то апатия давила на виски, казалось, ты находишься не здесь, а где-то далеко в ином мире, в иной вселенной, и тишина и одиночество тех миров окружают тебя. Черт, что за наваждение!

Селим сидел на куске прелой соломы и смотрел, словно в никуда, остановив свой взгляд на соседней стене. Голова уже не отвлекала болью, он почти не замечал ее, сил не хватало, резкая слабость навалилась, словно разъяренный медведь, и не давала собраться с мыслями.

Обрывки видений метались перед его взором — бой в таверне, смерть солдат, дворцовая тюрьма, вот он увидел, как его выводят на свет перед старыми седыми судьями, почти расслышал приговор и перед ним появился эшафот. Казнь — смерть — тьма! И жестокий оскал мертвого (почему мертвого?) жреца дьявола Саддхара. Мерзкий смех и противный свист разящей стали. Что же делать? Надо же что-то делать! Разве надо? О, боги…

Неизвестно откуда взявшийся холодный ветерок проскользнул по камням пола, человек ясно почувствовал это, его даже передернуло от этих неприятных прикосновений. Селим повернул голову — словно сдвинул огромную башню, всматриваясь в коридор, — никого, прислушался — тишина. Что это было? Но никто не ответил, поэтому мысль ушла, и Селим вновь окунулся в туманные грезы. Но теперь они вызывали лишь страх. Вот он увидел, как черная тень скользит по камням, скрываясь в кустах у большой реки, стремительный бросок и ночь разрезал предсмертный хрип. Что-то блестящее метнулось по двору казарм, смазанным пятном пересекло присыпанный песком двор, оставив за спиной бездыханные тела двух стражников. И тут огненный череп предстал перед ним, скалясь в вечной ухмылке. Селим, словно ощутил его адский жар, невыносимо терзающий плоть, и вновь вынырнул из забытья.

Что же это со мной? Что происходит? Как тяжело дышать. Где это я? Ах да, в тюрьме. Надо что-то предпринять. Надо бежать отсюда, но как? Я не вынесу этого, боги, нет, не хочу! О, Баргус, что же делать? Он почувствовал, как липкий пот выступил у него на лбу. Он хотел вытереть скатывающиеся прямо в глаза соленые капли, но замер, так и не закончив движение.

Еще мгновение назад ничего не происходило, как вдруг камеру наполнил клубящийся белоснежный туман, просочившийся сквозь камень покрытых вековой пылью стен. Он не спеша уплотнялся, стягиваясь к центру камеры, наполняясь сверкающими во тьме искорками синего цвета. Клубы тумана закрутились, сворачиваясь в спираль, все быстрее и быстрее, пока посреди грязной камеры не заплясало дивное маленькое торнадо. Засвистел пронзительный ветер, откуда-то пахнуло смрадом открытой могилы, Селима чуть не вывернуло прямо на себя, но каким-то чудом он сдержался, зачарованно глядя на творившееся на его глазах действо.

Дикий шальной ветер заметался по камере, взметая пыль к потолку. Селим прикрыл глаза рукой, уберегая их от уколов песчинок, и крепко сжал зубы. Что-то ужасное происходило в его камере. Но он не мог еще до конца осознать истину происходящего и страх острыми иглами пробирался в его тело.

Вдруг все в единый миг прекратилось, ветер стих, будто его и не было, осела на пол пыль, мусор разлетелся по углам камеры. А дивный туман замер, уплотнился, и вот уже сквозь него проявилась худая фигура — странный гротескный силуэт. Он все менял свои очертания, превращаясь постепенно в нечто знакомое. И вот Селим замер, поняв, что видит перед собой огромного роста скелет, окруженный клубами пара — его белые сухие кости хорошо были различимы в чуть подсвеченном мраке камеры.

И тут прямо под потолком вспыхнул огненный шар синего яркого огня, наполнив каземат мертвенным холодным светом.

Селим замер от испуга, даже прекратив дышать. То, что предстало его взору, едва не лишило его разума, и будь на его месте кто-то менее уравновешенный, его рассудок давно бы уже канул во мрак безумия.

Вид мертвеца внушал лишь ужас и отвращение. Остатки гнилого, сочащегося слизью мяса висели на костях его рук и ног, источая жуткую вонь. Белесые черви копошились меж волокон мяса, пожирая мертвую плоть. Светящаяся ядовитым зеленым светом слизь капала на пол. Между ребер, часть из которых была сломана, виднелись истерзанные легкие и шматок не бьющегося сердца; грязные рваные кишки гроздьями свисали ниже предполагаемого живота, облепленные мухами и опарышами. Какая-то студенистая масса прикрывала ребра с правой стороны, переходя словно нарост на плечо и за спину. Кусок мяса на шее покрывали какие-то жуткие наросты и волдыри, сочащиеся темным гноем, обрывок кожи на подбородке высох, почернел и сморщился.

Белый череп с острыми, как у хищника, зубами, казалось, зловеще улыбается, всматриваясь черными провалами глазниц в самую душу замершего у стены человека. Из огромной трещины на макушке свисали ошметки блестящего, раздувшегося мозга, наполненного червями и гноем. Молочного цвета жидкость сочилась из дыры, сбегая по костям челюсти на грудь.

Селим едва не задохнулся от увиденного, но природа взяла свое, и он начал с шумом дышать. Страх сковал его тело и убивал душу. Он разглядел в пустых глазницах мертвеца свою смерть. Этот демон из бездн ада пришел за ним…

Это было само воплощение смерти, жуткой и невероятной. Селим конечно же убивал в своей жизни, и даже не один раз он видел воочию смерть, но никогда не представлял, что за ним она явится в столь пугающем обличии.

Вор, находясь на грани помешательства, выудил из мешочка на поясе странного вида амулет — будь проклят тот день, когда он по своей глупости снял его с шеи, — и, с трудом размыкая губы, выдавил из себя:

— Шаадан руук тарх маас. Изыди, тварь бездны! Мрак твой дом! У тебя нет власти здесь. Изыди!

Селим чуть перевел дыхание и продолжил:

— Шаадан руук тхар сми. Я тебя не боюсь. Со мной бог Даар, Владыка Звездного Света. Я тебя…

Дальше его тихие слова потонули в громовых раскатах неземного смеха. Казалось, сами стены содрогнулись от его мощи и сейчас рухнут вниз, погребя под толщей камня человека и все его грехи. Но кроме Селима никто ничего больше не услышал. Слова застряли в пересохшем горле человека, и он подавился, закашлялся. Страх поработил его, сильная волна дрожи пробежала по его телу, он даже будто бы различил внутри под кожей в самой плоти разряды голубых молний, подсвечивающих мышцы и кости. И тогда он вскочил, неведомо где обретя силы, и, даже позабыв про покалеченную ногу, рванул шатаясь к решетке, громко крича. Он принялся остервенело трясти ее в припадке навалившегося безумия и звать на помощь, осколком сознания понимая, что он обречен и никто не придет. И чем громче кричал он, тем громче смеялся мертвец у него за спиной.

И вдруг жуткий смех стих, словно оборвался на одной ноте. Селим замер, прижавшись к решетке лицом, судорожно сглотнул, чувствуя, как силы начали стремительно покидать его тело, и медленно обернулся. Мертвец замер рядом с ним, схватившись одной рукой за решетку, и приблизил голову к человеку.

Как Селим не покинул этот мир от ужаса, порвавшего его сердце, он не понял и сам, но что-то не дало ему кануть в глубины беспамятства. И он услышал голос, тихий, но наполненный силой и властью, не земной и неведомой человечеству.

«Я чувствую твой страх. Я пью твою жизнь. Ты уже мой. Твоя ошибка привела меня сюда, и ты будешь вечность игрушкой моего сына, знай об этом.»

И тут приступ сильного гнева накрыл вора, он, выпучив глаза, дико вскричал и рефлекторно попытался оттолкнуть от себя монстра. Его руки, не встретив сопротивления, проскочили в живот чудовища, провалившись между кишок, испачкавшись в гнили и червях. Селим, дернул было их назад, но что-то теперь не дало ему это сделать. Холод коснулся его плоти — неземной, страшный, человек безумно вскричал, дернулся всем телом и лишился обеих рук по локоть, ледяными осколками осыпавшихся на грязный пол.

И в следующий миг он почувствовал на шее прикосновение костлявых пальцев. Огненная боль полоснула по коже, наполнив мозг огнем и вспышками ярких цветов. Тело человека неестественно изогнулось, правая нога подломилась под углом, и треснула кость. Мертвец приблизился вплотную к лицу Селима, дохнув на него смрадом чужеродных бездн. И страшный смех вновь раздался в голове человека.

А из левой глазницы мертвеца выглянула на свет темно-синяя маленькая змейка с острыми клыками и глазками-искорками. Но Селим уже не видел ее, мрак высасывал его грешную душу. Змейка, недолго думая, стремительно метнулась к Селиму, пробила его глаз и углубилась внутрь головы, достигнув мозга человека. Селим еще раз дернулся, пронзительно взвизгнул и затих. Смерть, наконец, раскрыла для него свои объятия, но нашел ли он в них долгожданный покой?

Мертвец же, оскалившись, прильнул к шее Селима и, прокусив острыми зубами плоть, добираясь до вены, начал пить остывающую человеческую кровь, медленно насыщая свое страшное тело. Утолив на какое-то время свою вечную жажду, он откинул сморщенный труп человека в сторону. Тело мешком рухнуло у дальней стены, из-под него выскользнула юркая змейка и по ноге взобралась к демону на живот, исчезнув среди слизких кишок. А к трупу стремительно метнулась черная тень, словно сгусток самого мрака.

Мертвец раскинул руки в стороны и оглушительно взревел, наполнив камеру и коридор вибрацией звука.

Дикий предсмертный крик Селима, полный невыносимой боли и страха, понесся далеко по темным коридорам старой тюрьмы. Он заметался в плену вереницы камер, забился под низким каменным потолком, а затем растаял в ночной тишине, словно его и не было, лишь странная дрожь, скользящая по шершавым стенам, еще напоминала о нем. Но вот прекратилась и она.

Два молодых стражника, недавно принявшие пост у вечерней смены, в стареньких пропыленных одеждах сидели у самого входа в каземат, пристроившись на пустых бочках, и при свете одинокого факела, установленного в ржавом держателе на стене, резались в кости, коротая длинную ночь. Спать еще не хотелось да они и не рискнули бы пока, вдруг нагрянет проверка. Старик Мансур, начальник стражи тюрьмы, очень любит внезапные обходы. Благо, что лишь до полуночи, поле его прихода можно не ждать. Но лучше подстраховаться. Воины еще хорошо помнили тот случай, когда один из стражей заснул, а второй в это время развлекался с девицей, что с улицы Лазар, и в их смену совершил побег знаменитый Дархан — вор, убийца и насильник — с трудом пойманный специально собранным отрядом под предводительством мага в горах на западе. Стражников арестовали, засадили в храмовые катакомбы и долго о чем-то пытали в мрачных нижних комнатах. Оттуда нерадивых вояк вынесли вперед ногами. Их отнесли на ближайшее бедняцкое кладбище, где и похоронили в безвестной могиле. Никто не хотел бы последовать вслед за ним.

А висельников сейчас в тюрьме хватает…

Далекий вибрирующий звук, наконец, достиг ушей стражей, ровное пламя коптящего факела дрогнуло, и черные тени в припадке заметались по пыльным стенам. Охранники как раз начали новый круг. Кхамару сегодня крупно не везло, он уже проиграл пять серебряшек и страстно хотел отыграться. Его напарник, потягивая слабое вино, купленное в ближайшей пивнушке, азартно улыбался, поглядывая на кучку монет, лежащую на столе, уже принадлежащую ему. Вечер обещал быть интересным.

— Что это было? — прислушался он к навалившейся вслед за звуком тишине. — Ты слышал?

— Ветер, наверное. Может кто-то кричал. Эти висельники любят по вопить ночами. Не спится им. Ну что, продолжим?

— Может, стоит проверить. Раньше я ничего подобного не слышал. Жуть просто.

— Да брось ты, что там может случиться. Это же тюрьма. — Кхамару очень хотелось отыграться, поэтому ему было лень обращать внимание на что-то помимо игры. — Ну, вот и мой ход!

Он потряс деревянную кружку, в которой бренчали деревянные кубики, резко хакнул и перевернул ее. На грубый стол выпали пять костяшек, испещренные знаками и рисунками.

— Ну, наконец-то! Смотри, мой дом бьет твой по всем статьям.

— Подожди. Слушай, там, по-моему, еще и воет кто-то. Надо все-таки проверить, что-то мне не спокойно. Вдруг кто-нибудь из этих дармоедов там сейчас помирает.

— Ха, да пусть мрут! Нам то, что за дело! Наша задача следить, чтоб они не убёгли, а все остальное — побоку. Думаешь, начальника волнуют страдания этих смертников. Да он рад будет, если они все разом подохнут. Места в тюрьме больше будет, да и нам меньше возни с ними.

— Так-то оно так. Но меня больше волнуют те, кого завтра на казнь поведут. Если они не дай-то бог сегодня отдадут душу, нас с тобой за это не похвалят. Говорят, сам король и вся его семья будут присутствовать на казни. Народу соберется…

Кхамар почесал волосатой лапой небритый подбородок, оглянувшись во тьму коридора. Видит Иршхавал, ему совсем не хочется сегодня идти туда, что-то останавливает его, но разум и страх перед начальством оказываются сильнее.

— Что ж, возможно ты прав. Ладно, пошли по-быстрому все проверим, чтобы ты успокоился, и продолжим игру. — Взяв с собой прислоненный к стене меч, Кхамар направился следом за уходящим во тьму напарником, прихватив со стены горящий факел, чтобы осветить себе путь.

Медленно стражи шли по погруженным в сон коридорам. Мимо камер, где спали заключенные — кто-то из них натружено храпел, кто-то стонал в ночь, кого-то мучили кошмары и старые раны.

Ничего необычного они не наблюдали, и уже было решили отправиться обратно, решив, что зря всполошились, как вдруг где-то во тьме впереди раздался пробирающий до костей противный, писклявый смешок. Стражники замерли, словно натолкнулись на незримую стену, крепко схватившись за рукояти своих мечей, пристально вглядываясь во мрак убегающего вдаль коридора. Недоуменно переглянувшись, они осторожно устремились вперед, и это было их роковой ошибкой.

Завернув за поворот, они оказались в одном из ответвлений основного коридора. В дальней боковой камере горел приглушенный синий свет. Напарники приблизились и… замерли, как вкопанные, в удивлении раскрыв рты и выпучив от страха глаза.

Это была камера вора, проклятого жрецами Саддхара узника, которого завтра ждет жестокая казнь. Ждала… В камере царил полный хаос. По всему полу валялись куски растерзанного тела, ошметки мяса и труха костей. Кровь залила все помещение, скопилась на полу, ручьями стекала по стенам. Со стороны казалось, что здесь безжалостно растерзали целое стадо коров или свиней, так много было крови. И жуткая вонь терзала нос. Но самым страшным был непонятный шар темно-синего огня, зависший прямо в воздухе под самым потолком, наполняющий камеру ровным мертвым светом.

Воины непонимающе оглядывали помещение. Эшлик, напарник Кхамара, тихо молился, едва шевеля онемевшими губами. И тут из мрака коридора за спинами людей вынырнули две руки — кости, покрытые гноящимся мясом, — и по-братски опустились им на плечи. Следом появился белый череп, и в тиши раздался странный голос:

— Вы тоже на праздник! Давно ждем!

Воины вздрогнули, словно их ужалили, обернулись назад и, истошно закричав, будто обезумевшие, стремительно рванули прочь. Факел выпал из ослабевшей руки и рухнул на пол. Тут же какая-то тень набросилась на него, громко рыча, подмяла под себя, и свет погас — синий мрак вновь завладел всем миром.

Кхамару удалось отскочить и вырваться из объятий мертвеца. Он упал на пол, ободрав колени о камень, но тут же вскочил и умчался в ночь, обреченно завывая. Эшлику повезло меньше. Ледяная рука крепко ухватила его за шею и сжала, сминая позвонки. Послушался громкий треск. Глаза жертвы вылезли из орбит, человек захрипел, кровь выступила на его губах, и через миг его тело мешком рухнуло на пол. И снова появилась странная тень, она набросилась жадно на труп, накрыв полностью его, и в тиши раздались противные чавкающие звуки.

И вдаль по коридорам разнесся громкий смех мертвеца, наполнив помещение вибрирующим звуком, унесшимся в след беглецу.

Судьба — жестокая дева!

Огненный шар, все еще освещавший камеру, вдруг словно очнулся, закружился, забился в воздухе и рванул прочь из камеры, огненной кометой разрезав темноту, преследуя беглеца, повинуясь беззвучному приказу своего хозяина.

Кхамар несся к выходу, не разбирая пути, грохоча подошвами стоптанных сапог по пыльному полу тюрьмы. Он бежал так, как никогда не бегал в своей жизни. Он воочию увидел смерть и мчался все дальше от нее, стараясь избежать злой участи.

Вдруг что-то блестящее бросились ему под ноги. Кхамар испугался, попытался затормозить, но не удержался на ногах и, поскользнувшись, рухнул на пол, больно ударившись и так пострадавшим коленом. Человек поднял взгляд и уставился на замершее перед ним существо. Это была маленькая улыбающаяся обезьянка — ее черты расплывались во мраке, но еле видный свет, что исходил от ее тела, позволял хоть как-то ее рассмотреть. Кхамар удивился, ему показалось или это статуя из золота? Нет, не может быть, это живое существо…

Злобный божок склонил голову на бок и всматривался куда-то за спину человека, в его глазках-бусинках метались радостные огоньки, не предвещавшие человеку ничего хорошего.

Кхамар испуганно оглянулся назад, и крик ужаса замер у него во рту. Огненная синяя искра быстро приближалась из тьмы. Еще миг и она с громким звуком впилась в плоть обреченного человека, с треском пробив грудную клетку. Нестерпимый жар неведомых бездн опалил тело Кхамара, в единый миг уничтожив его сознание. Плоть пошла вонючими пузырями, мозг вскипел, глаза лопнули и вытекли, медленно испаряясь, и на полу осталась лишь пузырящаяся лужа обожженной органики, в которой замер потрескавшийся скелет, раскрыв свой рот в последнем беззвучном крике.

Маленький божок тихо захихикал. А огненный шар низко завис над полом, освещая жуткую картину. Золотой идол почмокал губами, окунул палец в месиво и облизал его. Затем медленно двинулся вглубь коридора туда, где хозяин насыщался плотью живых. Сегодня дьявол пирует здесь. И сколько жертв он заберет с собой до рассвета, никто не сможет сказать.

Адская братия сегодня устроит здесь пир. И кровь будет литься рекой. Бездна выпустила своего сына, и он насладится данным шансом сполна.

И вновь жуткий хохот понесся по коридорам обреченной тюрьмы.

На следующий день страшная весть облетела весь город. Оскверненная жестокой расправой тюрьма стала проклятым местом. Ее осмотрели жрецы, но никто более не захотел даже приближаться к этим застенкам, где за одну ночь были безжалостно лишены жизни более сотни человек. Холод отчуждения навис над этим местом. И тюрьму запечатали. Завалили все входы-выходы, и навсегда постарались изгнать из памяти эти печальные события.

А в храме дьяволопоклонников в центральном зале на золотом пьедестале вновь появился обезьяноподобный божок. Кто принес его — не ведомо. Но жрецы Саддхара, дьявола древности, были лишь рады, что посланник меж царствами Света и Тьмы вновь с ними. И кровь новых жертв оросила старинный алтарь. И все так же, как и много веков назад Сахат взирал на это, искривив тонкие губы в радостной усмешке.