И был день…

******

Вначале ничего не было.

Только размашистой подписью с вензелями вокруг главных знаков выступали бугрые облака, непохожие на привычные дымчатые фигуры. Можно было прочитать их, если знать их звуки. Они стояли прочно и навечно, и не меняли своих форм, словно и не было движения воздуха там, наверху, словно и не было этого верха, а было лишь продолжение земли с бездвижной травой и горами, где-то угадывающимися за тяжёлым туманом, попасть в который означало – смерть. Поэтому туман жил сам по себе, а люди сами по себе, и, когда он приближался, они поспешно собирали детей и прирученных животных (сверху казалось, как дары Божьи, сброшенные с неба), и плотно закрывали тяжёлыми камнями маленькие округлые входы в свои пещеры, а туман считали живым существом и оставляли ему откуп, как идолу жертву. Пётр догадывался, что где-то в горах растёт сильно снотворное растение, и, насытившись его ароматом, сползающий в долину туман, отравляет людей.

И теперь, накинувшись на оставленное бедное животное, туман затаился на некоторое время, наслаждаясь трапезой, и, дождавшись первых лучей, стало вяло и изнеженно растворяться в их тепле. С солнцем очнулись облака и нехотя разбрелись по небу, разрывая узоры вензелей; опасливо зачиркали ослепительной белизны птицы, проявились удивительно правильной формы шары ярко-сиреневых и матово-алых кустов… Солнце поглотило рваные остатки тумана, и долина снова рассыпалась визгом детей и снисходительными окриками женщин. Пётр в который раз поблагодарил местного Бога, что капсула упала в лесу, возвышающемся над долиной, и что он мог ремонтировать её с утра и до утра, не взирая на туман и ливни в полдень и на закате, заставляющие людей жить в страхе. Мужчины охотились в долине на грызунов и небольших хищников с зеленоватой шкуркой, они не доходили даже до леса, не рискуя в любой момент попасть под дождь. Сам дождь был не так страшен, но сильные лучи солнца смертельно быстро испаряли влагу, создавая брата утреннего тумана. В долине не было крупных зверей – они не могли укрыться в норах, как грызуны, донимали Петра в лесу.