Хвостикулятор

Сегодня мне позвонили из больницы скорой помощи и сказали, что Ефим Григорьевич Голокост доставлен туда со множественными ранениями. Чуяло моё сердце! Рано или поздно, но этим должно было кончиться. Либо в руках самородка взорвалось очередное его изделие, либо соседи не выдержали наконец и заказали гения в складчину.

— Ранения — серьёзные? — охрипнув, спросил я.

— Нет, но… много. Кровопотеря, знаете... Пришлось переливание делать.

— А… причины?

В динамике как-то странно поперхнулись, словно борясь со смешком.

— Кошки драли.

— Какие кошки? — заорал я. — У него в дому отродясь кошек не было!

— Утверждает, напали во дворе.

— Кошки?! Стаей?!

— Н-ну… по его словам…

— К нему уже пускают?

Выяснилось, что пускают, и я немедленно вызвал такси.

На Ефима было страшно смотреть. Забинтованная голова уподобилась скатанному ребятнёй снежному шару, откуда выглядывали наружу лишь нос, рот и левое око. Великий изобретатель лежал укрытый простынёй до подбородка, но, надо полагать, прочие части организма тоже изрядно пострадали.

— Как ты, Фима?..

Отяжелённое пластырем веко с усилием вздёрнулось. На меня страдальчески уставился выпуклый тёмный глаз.

— Ключи… — сипло вымолвил потерпевший, кивнув при этом в сторону тумбочки.

Я выдвинул ящик и действительно обнаружил там ключи от квартиры.

— Езжай… ко мне… — заговорил он как бы в беспамятстве. — На столе ноутбук, а к нему подсоединено… Ну сам увидишь, что там к нему подсоединено…

— И что?

— Ноутбук… отформатируй…

— В смысле?

— В смысле… жёсткий диск… А что подсоединено… уничтожь…

— Как?!

— Раствори… в кислоте… Или на рельс положи… под локомотив… под трамвай… Но так, чтоб видели…

Определённо бредил человек.

— Фима, — сказал я. — Может, тебе принести чего? Фрукты, минералку...

Выпуклый тёмный глаз полыхнул гневом.

— Время пошло… — прохрипел мой изувеченный друг. Потом запнулся и закончил со страхом: — А может, уже и вышло…

Казалось, перед подъездом Голокоста происходит съёмка телевизионного сериала. Два дворника-таджика замывали последние пятна крови на асфальте, а у крыльца галдела небольшая толпа жильцов и жиличек.

— А я говорила! — надсаживалась одна. — Я говорила! Собак бродячих чипируете! А кошек?..

— Слышь! — возражали ей. — Вот только не надо тут про кошек! Чтобы кошки всем двором на мужика бросились?..

— Но бросились же!..

— Что случилось? — спросил я, подойдя.

Примолкли. Возможно, приняли за сотрудника в штатском.

— Да тут одного нашего… этого… кошки порвали.

— И свидетели есть?

Призамялись. В свидетели никому не хотелось.

— А вы кто? — спросили меня.

— Друг, — честно признался я.

— Чей?

— Ефима Григорьевича. Только что от него… из больницы.

— Слышь! — сказали мне. — Ну ты себе друзей заводишь… Это ж кем надо быть, чтобы котов достать?

— Да ладно вам их отмазывать! — вскинулась всё та же дама. — Адвокат нашёлся!

— Ну других же не трогают!

— Так видел кто-нибудь или нет? — допытывался я.

Оказалось, никто не видел. Только слышали.

Что же, интересно, произошло? Голокост обитал на втором этаже, и, пока я одолевал эти два с половиной пролёта, подумать успел о многом.

Кошки… Воля ваша, но что-то с ними в последнее время не то. Раньше — как? Каждая гуляла сама по себе — и вот, здравствуйте вам, организованная преступность! Попутно вспомнилась история, приключившаяся недавно с одной моей знакомой. Вываживала она собачонку. Сволочная, между нами, собачонка — кидалась с истерическим лаем на всё, что шевелится. И вот идут они с ней по скверу, а впереди с обречённым видом сидит посреди аллеи понурая драная кошка. И не убегает. А остальные (штук двадцать — крепенькие такие, бойцовые) расположились вдоль бордюра. С обеих сторон.

Дура-знакомая возьми да и спусти свою шавку с поводка. Та, естественно, хватает жертву за горб и начинает самозабвенно трепать. Тут-то её и накрывает кошачья банда. Её и кинувшуюся на помощь хозяйку. Кроме шуток! Она (в смысле, хозяйка) мне потом руки-ноги показывала: сплошь искусаны, исцарапаны. И пёсика пришлось к ветеринару везти.

Но эта история, так сказать, бытовая, жизненная. А вот когда в действие вмешивается ещё и Ефим Григорьевич Голокост с каким-нибудь своим безумным открытием, — тут жди чего угодно. Вплоть до конца света.

Что же он такое придумал, хотелось бы знать. Впрочем, сейчас узнаем.

С этой мыслью я и отомкнул дверь его квартиры.

Вошёл — и остолбенел. Навстречу мне в прихожую вылетел с воплем — кто бы вы думали? Котик! Чёрно-белый, как памятник Никите Сергеевичу Хрущёву работы Эрнста Неизвестного. Завидев распахнутую настежь дверь, заметался, и я поспешил её захлопнуть. Выскочит за порог — лови потом по всему подъезду!

— Киска, — укоризненно спросил я. — Так это твоих когтей дело?

Спросил, разумеется, в шутку. Во-первых, котик вроде бы не агрессивный, во-вторых, в четыре лапы человека так не распишешь, в-третьих, нападение случилось во дворе, а не в квартире, и доказательством тому — замываемый дворниками асфальт…

Вообще-то, как я уже упоминал, к домашним животным Голокост равнодушен. Если приютит кого, то разве что для опытов. Стало быть…

Подтверждая мою догадку, котейко крутнулся, предъявив на миг смуглую попку-пуговку. И не только её. Изнанка вздёрнутого хвоста была усажена по осевой линии десятком крохотных металлических бусинок. Словно на швейной машинке прострочили. Какие-нибудь датчики. Ну-ну…

— Так, — сказал я. — Дай пройти.

А тот уже крутил восьмёрки вокруг моих штиблет, чуть с места не сдвигал. Может, просто жрать хочет? Хотя, нет… В прихожей аккурат под политбарометром стояла полная хрустелок миска и пластиковое ведёрко с водой.

Спотыкаясь и перешагивая через кота, я проник в комнату. Там посреди стола действительно дремал раскрытый ноутбук с подсоединённым к нему… Как бы это вам передать словами? Больше всего устройство напоминало перевёрнутое блюдце, на котором установили стеариновую свечу, утончающуюся к вершине. Кроме этих двух предметов, на столе больше не было ничего.

Значит, сначала отформатировать жёсткий диск…

Подсел к ноутбуку, тронул пластину. Экран ожил. Обозначилось окошко какого-то чата. Сверху: «Объект был в сети в 07.14». Ниже: «Объект. 07. 14. Они всё знают». Внизу — мигающий курсор и строчка: «Напишите сообщение».

Стоило активировать программу, подопытный вспрыгнул на стол. Завертелся, зажонглировал хвостом, что-то вякнул. Строки на экране дёрнулись. «Объект в сети, — прочёл я. — Объект. 11.15. Что с Фимой?»

Взглянул на часы. 11.15.

Мотнул головой, стряхивая внезапную одурь, и чисто машинально отбил: «Кто спрашивает?»

Нажал ввод — и вы не поверите, но стеариновая свечка на перевёрнутом блюдце, заставив меня вздрогнуть, вывихнулась, закривлялась, а само устройство издало прерывистое мурчанье.

Котик отреагировал незамедлительно:

«Объект. 11.17. Спрашивает Объект. Что с Фимой?»

Та-ак… Я откинулся на спинку стула. Кое-что уже начинало проясняться.

Мало ему прежних неприятностей — теперь ещё и в зоолингвистику влез! Нет, расшифровать кошачий язык пытались многие, но каждый раз повторяли одну и ту же ошибку: исследовали урчанье, шипенье, мурлыканье и прочую фонетику, не учитывая, что всё это бессмысленно, если не брать в расчёт жестикуляцию.

Точнее — хвостикуляцию.

Разумеется, мимика мурла также весьма существенна, однако трудноуловима. Можно сказать, неуловима вообще. Поди пойми, с помощью чего кошки ухитряются состроить столь трогательную физию! Мышцы? Какие там на фиг мышцы? У собак — да! Собака существо мордастое — и лоб морщит, и брылья развешивает, осклабиться может при случае. Словом, работает на публику в дальних рядах, как театральный актёр, чтобы даже с последних кресел каждую её гримасу разглядели. А вот кошки скорее актёры кино: чёрт разберёт, которым волоском она дёрнула и дёрнула ли вообще, но выразительна — сил нет!

Беда, к сожалению, в том, что современные приборы подобные тонкости не фиксируют.

То ли дело хвост!

Помнится, мелькнула в ленте новость, будто некто из Франции пытался вести диалог с кошкой, мяукая и шевеля перед её носом указательным пальцем. На четвёртый день был укушен за крайний сустав и опыты прекратил.

Ну на то он и француз! А вот Ефима Григорьевича Голокоста, как видим, одним укусом не остановишь. Укусов потребовалось много. Аж до переливания крови.

Так что же он всё-таки изобрёл?

Насколько я понимаю, металлические бусинки передают положение смысловых точек хвоста. Данные поступают в ноутбук, перелагаются в текст. Затем следует обратный процесс: экспериментатор печатает сообщение — и оно переводится на кошачий с помощью устройства…

Назовём его — хвостикулятор.

Ну да… Сначала назовём, а потом растворим в кислоте. В крайнем случае положим под трамвай. Но так, чтобы все видели…

Я очнулся.

«Что с Фимой? Что с Фимой? Что с Фимой? Что с Фимой?..» — выскакивало на экране.

Сделал над собой усилие — набрал:

«Кошки порвали».

«Насмерть?»

«Нет».

Чёрно-белого Объекта смело со стола в прихожую. Слышно было, как он там судорожно захрустел сухим кормом. А потом словно залопотал ручеёк. Видимо, припал бедолага к ведёрку с водой. На нервной почве.

Вот почему он так испугался открытой двери. В квартиру могли ворваться мохнатые соплеменники и расправиться с предателем, что рассекретил их язык, хранимый в тайне веками, а то и тысячелетиями. Не зря же французская киска цапнула учёного за указательный палец, которым тот пытался хвостикулировать!

Но как узнали? Допустим, чёрно-белый Объект удрал во двор и там расхвастался: дескать, с хозяином беседует. Но это надо вконец соображение утратить! Хотя… Мало ли сейчас отморозков в кошачьей среде! И, кстати, виною тому — отчасти мы, люди. Видел кто-нибудь, как бродячая кошка котят школит? Чистый карантин! Чуть что не так — шипит, когтями бьёт. И котята боятся, живут по уставу…

Но детишкам-то нашим этого не растолкуешь! Принесут котёнка в дом, а взрослые — против. Выставят за дверь, и оказывается беспризорник в подъезде, один, без материнской опеки. Отсюда отсутствие моральных ценностей, незнание запретов. Общается во дворе с такой же, как он, шпаной, мяукает на сленге…

— Объект! — позвал я.

Никакой реакции.

«Объект!» — набрал я на клавиатуре.

Хвостикулятор непристойно извернулся и пискнул что-то по-кошачьи.

Через некоторое время Объект вновь объявился на столе. Был он жалок и весь дрожал.

«Проболтался?» — начал я допрос.

«Нет».

«Как же они узнали?»

«Подсмотрели».

Я вскинул глаза. Под окном Голокоста издавна произрастала акация, распадавшаяся надвое, как рогатка, на уровне второго этажа. Идеальный наблюдательный пункт! В развилке, правда, никого не видать, но это ни о чём не говорит.

Да-да, именно подсмотрели, а не подслушали. Наверняка во время бесед с Ефимом чёрно-белый Объект ошивался перед ноутбуком, и вся его хвостикуляция прекрасно читалась с дерева.

И всё-таки: чего испугался Голокост? Кошки напали? Так на него и люди нападали, а это, поверьте, гораздо серьёзнее. И вообще какой ему теперь смысл уничтожать хвостикулятор? Наоборот! Чем больше народу о нём узнает, тем лучше! Или братья наши меньшие выдвинули условие: уничтожишь — отвяжемся? А ведь вполне вероятно…

Нет, невероятно. Зачем тогда нападать, да ещё и сворой, если условие уже выдвинуто? Стало быть, как ни крути, а главная цель кошачьей громады — не размениваясь на переговоры, ликвидировать устройство… и свидетелей. Коих на сегодняшний день насчитывается трое… Два человека и один Объект…

Да что я гадаю? Если врачи пропустили меня в палату к Ефиму, то и телефон ему, видимо, оставили.

Достал сотик, попробовал связаться.

Зазвучали долгие гудки. Ну правильно: пока извлечёт из-под простыни повреждённую руку, пока нашарит свою мобилу, пока попадёт забинтованным пальцем куда надо…

— Уничтожил? — услышал я шамкающий голос больного.

— Нет ещё…

— Уничтожь…

— А смысл, Ефим? Да вызови ты, я не знаю, какого-нибудь корреспондента! Это ж сенсация! Вмиг прижухнут…

— Кто?

— Кошки!

— Не прижухнут… — глухо отозвался он. — Кота… выпустил?

— Нет. А надо было?

Но Ефим уже отключился. Точнее — отключил телефон. Хотя, возможно, просто сел аккумулятор.

Всё равно не понимаю. Если главная цель — сохранить всё в секрете, на кой им, скажите, чёрт понадобился этот теракт? Снова захотелось в сталинские времена, когда по дворам ездили не только собачники, но и кошачники? А, нет! Отловы начались только при Хрущёве, а Сталин вроде бы видел в кошках важный стратегический ресурс — недаром ведь по его личному распоряжению их доставляли особыми эшелонами из Сибири в одолеваемый крысами послеблокадный Ленинград! А Лаврентий Павлович Берия — тот и вовсе, говорят, был от них без ума — держал дóма, холил, лелеял… По примеру кардинала Ришелье.

Некоторое время я ошалело смотрел в зелёные трагические глаза Объекта. Потом резко повернулся к ноутбуку.

«А мне ты зачем разболтал?»

Объект понурился. Потом встряхнулся и с видимой неохотой ответил:

«Всё равно порвут».

«Кого? Тебя или меня?»

«Обоих».

Я не выдержал, встал и подошёл к серванту, за чьей мутной стеклянной дверцей таились полбутылки принесённого мною в прошлый раз коньяка. Налил во что попало, выпил залпом, задумался.

А ситуация-то, выходит, куда опаснее, чем представлялось ранее…

Может, вызвать МЧС? И что я им скажу? Что на мою жизнь покушаются дворовые кошки? Представляю себе реакцию дежурного…

Минутку-минутку! А с чего бы это они на меня покусились? Ну скрылся человек в подъезде — и что? Может, он вообще из другой квартиры!

Тем не менее я вернулся в прихожую, открыл дверцы кладовки и оглядел груду хранившегося там хлама, из которого Ефим монтировал свои невообразимые устройства. Бейсбольной биты не углядел, зато обнаружил бадик (нет, не подумайте, не индонезийский кинжал — всего-навсего палку для ходьбы). Пожалуй, сгодится…

С бадиком в руках я почти уже ступил в комнату, но запнулся на пороге. В древесной развилке за окном угнездился дымчатый котяра с жёлтыми глазами. А на подоконнике с этой стороны крутился Объект. Оба хвостикулировали, причём по очереди. Настолько увлеклись беседой, что даже не заметили, как я подобрался на цыпочках к столу, прислонил бадик и снова подсел к монитору.

О чём толковал дымчатый, сказать трудно, зато реплики Объекта выскакивали на экране без промедления:

«Дразнись-дразнись! Самому скоро бусики на хвост пришьют!»

В ответ дымчатый выгнул спину и, судя по всему, выразился энергично и кратко.

«Подумаешь, Фиму вы подрали! — продолжал Объект. — У него сообщник есть! Вот он и пришьёт! Всем двором, как я, с бусиками будете ходить!»

Похоже, дымчатый опешил и что-то переспросил.

«А он уже здесь! — ликовал Объект. — Он в квартире!»

И до меня наконец дошло.

— Ах ты, сукин кот! — взревел я, вскакивая. — Сначала Фиму подставил — теперь меня?!

Собеседники метнулись кто куда: тот, что по ту сторону стекла, оборвался из развилки наземь, а тот, что по эту, — нырнул за шкаф. Я ринулся в прихожую, распахнул входную дверь настежь и, потрясая бадиком, вновь ворвался в комнату.

— Пошёл вон!

Выгонять мерзавца на площадку не пришлось — сам вылетел.

Захлопнул за ним дверь, отдышался.

Ну Фима! Ну экспериментатор! Тут ещё поди разберись, кто над кем экспериментировал! Известно же, что умение напакостить хозяину возведено кошками в искусство аж со времён Древнего Египта…

Да, теперь всё понятно. Задразнили котейку через окно, а он, негодяй, в отместку вон что придумал… И ведь сработало! Поверили, напали…

Интересно, жильцы уже разбрелись или до сих пор обсуждают событие? Вот бы не разбрелись… На толпу ещё осмелься напади!

Опершись на подоконник, выглянул, насколько позволяло стекло, наружу. Толпы перед подъездом, увы, не наблюдалось.

Пришлось ещё раз наведаться к серванту — за коньяком.

А Голокост-то, пожалуй, прав. Хвостикулятор должен быть разрушен.

Конечно, разумнее всего отсоединить устройство, появиться с ним на крыльце и демонстративно разбить. Пусть видят, что никакие бусинки их хвостам не угрожают. Кстати, чем разбить? Не бадиком же!.. Где тут у Ефима был молоток?

Молоток нашёлся в инструментах.

Стиснув его правой рукой, а хвостикулятор — левой, я покинул квартиру. Дверь за собой прикрыл, однако оставил щель — на тот случай, если придётся удирать вверх по лестнице!

Почти уже дошёл до конца второго пролёта, как вспомнил вдруг, что забыл отформатировать жёсткий диск. Но не возвращаться же!

Отжал плечом железную дверь подъезда — и обмер.

Двор был пуст, точнее — безлюден. Кошки сидели полукругом. И, стоило ступить на крыльцо, двинулись ко мне.

Да, но как они это сделали! Атакующий кот обычно становится на цырлы, выгибает спину и отставляет хвост подальше, пытаясь таким образом добавить себе роста и устрашить врага. А тут все упали на пузо и стремительно поползли на меня со всех сторон, шипя, как пробитые шины. На хребтах шевелилась шерсть.

Нервы мои не выдержали, я швырнул в нападающих хвостикулятором, и, отскочив, с лязгом захлопнул железную дверь. Уняв сердцебиение, поднял глаза и обмер повторно.

На первой промежуточной площадке, преграждая мне путь к Ефимовой квартире, сидело ещё котов восемь. Глаза их были безжалостны.

«Бусинки? — прочёл я в них. — Будут тебе сейчас бусинки!»

А предводительствовал бандой… Кто бы вы думали? Да-да, именно он. Объект! Иуда! Провокатор хренов!

В растерянности я взглянул на своё оружие. Молоток не бадик — короткий, тяжёлый, от людей им, может, и отмашешься, а вот от котов…

Однако податься было некуда.

Я завопил и кинулся напролом.

Сентябрь — декабрь 2022

Волгоград — Бакалда — Волгоград