Houseki no kuni: Философский камень в стране самоцветов

Глава 30 Песчинки и осколки

Проснуться было непросто, но что-то настойчиво вытягивало меня из сна, унося куда-то прочь. Чувствуя, как кто-то медленно тянет меня за правую руку, я не мог понять, что происходит. Тело волочилось следом, безжизненное и неподвижное, будто погружённое в плотный мрак. Сознание было затуманено, и я едва различал звуки вокруг. Поначалу всё было похоже на шум далёкого ветра или еле заметного плеска воды, но я не мог ни пошевелиться, ни открыть глаза, чтобы удостовериться. Я был заперт в своей оболочке, полностью оторванный от окружающего мира.

Затем я почувствовал, как холодная влага окружает тело. Мои глаза с трудом приоткрылись, и я увидел, что меня действительно тянули сквозь воду. Каждый шаг, каждое движение сопровождалось приглушённым плеском, а в окружающей тишине это было единственное, что я мог слышать. Постепенно мои глаза начали различать, как всё вокруг становилось темнее. Это происходило медленно, но неумолимо. Свет, который когда-то сверкал откуда-то сверху, исчезал, а тени вокруг сгущались, превращая воду в вязкий, непроглядный мрак.

Я начал понимать, что меня утаскивают всё глубже. Страх пробуждался вместе с моим сознанием, и тьма, окружавшая меня, казалась не просто тьмой, а чем-то живым, что жаждало поглотить меня. Ощущение тягучей темноты, проникшей во всё вокруг, становилось невыносимым. С каждой секундой я чувствовал, как моё тело становится всё тяжелее, словно само море пыталось удержать меня в своих глубинах. Вспоминания о недавней битве с селенитами всплывали в моём сознании, но казались далёкими и бесполезными. Почему я снова здесь? Почему меня тянут в эту бездну? Эти вопросы терзали меня, но ответов не было. Я пытался сопротивляться, но тело оставалось неподвижным, не подчиняясь моим усилиям. Я чувствовал, как холод воды всё сильнее проникает в меня, заполняя каждый уголок моего существа, утягивая меня всё глубже в бесконечную тьму.

В какой-то момент, осознав, что свет почти окончательно исчез, я понял, что тьма вокруг меня была не просто проявлением ночи. Это был мрак глубин, бездонный и всепоглощающий. Это было место, откуда нет возврата. Моё тело стало тяжёлым, и я почувствовал, как будто сама вода сдавливала меня, не давая двигаться. Но я не мог позволить себе просто сдаться. Когда мои глаза вновь открылись, я уже не видел света. Вода вокруг была чёрной, как смола, и я не мог различить ни верх, ни низ. Но что-то заставило меня остановиться. В один момент я почувствовал, что больше не двигаюсь. Нечто твёрдое попало под мою свободную руку. Илистая почва подо мной казалась нереальной, но, получив шанс, я впился в неё с отчаянием. Я нашарил небольшой камень и вцепился в него, словно от этого зависела моя жизнь.

Существо, тянувшее меня, почувствовало сопротивление и замедлилось. Я напряг все свои силы, удерживая камень. Неизвестный тянул меня с ещё большей силой, но я не отпускал свою опору. Вода вокруг затихла, и наступила мёртвая тишина. Наконец, рука, что держала меня, ослабила хватку, и я почувствовал, как давление на мою руку исчезает. Тьма вокруг стала ещё глубже, но уже не было того удушающего ощущения. Я услышал тихие шаги, приближающиеся ко мне. Существо отпустило мою руку и теперь стояло надо мной. Сердце забилось быстрее, когда я приподнял голову и увидел перед собой тёмный силуэт. В этот миг, несмотря на полумрак, я узнал её.

Это была Аквамарин, та самая кристальная дева, что когда-то спасла меня из тьмы океана. Её очертания лица, обрамлённые длинными голубыми волосами, и школьной формы были всё ещё неясными, но я не мог не узнать её. В этот раз всё было иначе. Вместо того чтобы спасти меня, она тянула меня в глубину, туда, откуда нет возврата. И теперь она стояла надо мной, как воплощение этой бездны. Но я не мог позволить всему закончиться так. Я почувствовал такой знакомый прилив звериной ярости — не на неё, а на себя. За то, что позволил себя загнать в эту ситуацию. Сжавшись всем телом, я удерживал камень, и Аквамарин, казалось, понимала мою решимость.

Я не собирался отпускать.

Я не дам себе утонуть в этой тьме.

— Прости меня…

Её голос, знакомый и чужой одновременно, пронзил меня, как острие ледяного кинжала. Он был таким же, как в тот момент, когда она спасла меня из холодных глубин океана, но теперь в нём слышалась неизбывная тоска.

Ощутив неожиданный прилив сил, я медленно поднялся на ноги, чувствуя, как пыль осыпается с моих плеч. Первым, что я осознал, было то, что это вовсе не море. Я огляделся вокруг и увидел, что мы стоим на Луне. Самой настоящей Луне. Блестящий песок, перемешанный с лунным грунтом, редкие крошечные осколки самоцветов, разбросанные повсюду — всё это резко напомнило мне о произошедшем. С ужасом я понял, что эти осколки… они были частью нас. Часть тех, кто оказался здесь раньше. И теперь я был одним из них.

— Прости меня, я не нашла твои осколки, сколько ни искала их здесь, — её слова эхом отдавались в окружающей тишине, и каждый звук казался ударом в грудь. — Я всё это время искала их, но это совсем не то море, в котором мы когда-то встретились. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Ты главное не переживай. В крайнем случае Учитель точно сможет помочь. Я в этом не сомневаюсь, а пока что нам нужно идти.

Подняв голову, я увидел планету, висящую в чёрном небесном своде.

Земля. Она была голубая, далёкая, покрытая облаками. Так много воды, и так мало земли. Она выглядела так близко и одновременно недосягаемо далеко. Я повернулся назад, в сторону, откуда меня тащили, и увидел вдали силуэт города селенитов. Этот странный город, о котором мне рассказывал Акулеатус. Я понял, что должен попасть туда, но мои силы иссякли, когда я встал и выпрямил спину. Я чувствовал, что сам туда не дойду. И тут пришла мысль — может, Аквамарин сможет мне помочь. Она была способна передвигаться здесь, будто море всё ещё окружало нас. Она говорила об осколках, но, возможно, она просто обманывала себя. А вдруг мои осколки действительно могут быть в этом городе?

— Здесь безопасно, — продолжила она, и в её голосе появилась странная уверенность. — Это место, где мы, самоцветы, можем жить спокойно. Лунаряне нас не потревожат. Здесь мы найдём покой.

Её слова звучали как приговор. Смирение, с которым она говорила, казалось, уже приговорило меня к тому, что ждало впереди. Но я не мог с этим смириться. Не сейчас. Не так.

— Нет… — едва слышно выдохнул я, пытаясь не потерять контроль над телом. Каждое движение давалось с невероятным усилием, словно я боролся против невидимой силы, удерживающей меня в этом мрачном месте. — Я никуда не пойду…

— Что? Но почему? — её голос задрожал от непонимания, и я услышал в нём нотки тревоги. Она сделала шаг ко мне, её тень удлинилась, сливаясь с окружающим мраком. — Здесь нет другого пути, нет другого выхода. Мы должны идти дальше… вместе.

— Нет, — я напрягся, собирая все свои силы, чтобы произнести эти слова чётко и уверенно. — У меня остались сёстры. Семья. Они ждут меня… Я не могу оставить их одних. Я не могу позволить себе уйти, не завершив свои дела. Мы почти построили водный канал, систему подземных укрытий с тоннелями, новый вид пушек уже отлили… Фос ещё не стала рыцарем…

Аквамарин вздохнула, её голос стал тише, почти шёпотом:

— Но здесь, в море, тоже есть наши сёстры. Они тоже ждут тебя. Они, как и я, хотят узнать, что происходит дома… Ты ведь знаешь, что здесь, в этом месте, ты можешь найти покой. Море примет тебя, оно успокоит твою душу.

— Это не море, — выдохнул я, чувствуя, как холодная ярость зарождается в моей груди. — Это не мой дом. Это… это нечто другое. Я чувствую это. Здесь всё не так, как должно быть. Это место… оно не настоящее, пойми это.

Аквамарин замолчала, словно бы осмысливая мои слова. Она сделала шаг назад, и её образ начал колебаться, будто волна прошла сквозь него. Она казалась растерянной, её голубые глаза наполнились сомнением.

— Но если это не море… тогда что это? — её голос прозвучал тихо, словно она боялась ответить на собственный вопрос.

— Это… — я попытался сосредоточиться, и наконец, правда начала проступать сквозь туман, что окутывал мой разум. — Это Луна… Мы на Луне, Аквамарин. Настоящей Луне.

Она выглядела ошеломлённой, её взгляд метался по сторонам, как будто впервые осознавая окружающую её реальность. Я видел, как она с трудом пыталась принять это, её сознание упорно цеплялось за образ моря, который она выстроила в своём разуме.

— Луна? — прошептала она, её голос прозвучал слабо, почти неуверенно. — Это где лунаряне живут? Но… я не могу этого понять… Это должно быть море, я чувствую это…

— Это не море, — я повторил, чувствуя, как внутри меня растёт решимость. — Но это не важно. Нам нужно выбраться отсюда. Мне нужно завершить дело. Аквамарин… мне нужна твоя помощь.

— Помощь? — она казалась сбитой с толку, её глаза наполнились тревогой. — Но как я могу помочь тебе, если я не могу даже найти твои осколки⁈ Я пыталась, искала их повсюду, но это было бесполезно. Я… я подвела тебя.

— Нет, ты не подвела меня, — я посмотрел ей в глаза, пытаясь донести до неё всю серьёзность своих слов. — Ты спасла меня тогда, и ты можешь помочь мне сейчас. Ты веришь, что мы в море, и это даёт тебе силу. Ты не могла найти мои осколки потому, что искала их не там. Но я знаю, где они.

Аквамарин замерла, её глаза широко раскрылись.

— Ты знаешь, где твои осколки? — спросила она, в её голосе вновь зазвучала надежда. — Тогда… я помогу тебе. Мы найдём их вместе. Но… когда мы это сделаем, ты пойдёшь со мной дальше?

Я закрыл глаза на мгновение, пытаясь справиться с волной эмоций, что накрыла меня. Я знал, что она просит невозможного, но у меня не было выбора. Я оказался в тупике и мне нужна была её помощь, как никогда прежде.

— Да, — выдохнул я, открывая глаза и глядя на неё твёрдо. — Я пойду с тобой. Но сперва… мы найдём мои осколки.

Аквамарин кивнула, её лицо стало спокойным, как поверхность тихого моря. Она протянула мне руку, и я, собрав всю свою силу, принял её помощь. В этот момент я почувствовал, как её решимость перешла ко мне, как будто она передала мне часть своей веры.

На безжизненной поверхности Луны, в царстве вечной ночи и холодного вакуума, среди бескрайних просторов блестящего песка, начало происходить нечто зловещее. В первую очередь, движение было почти неуловимо — песчинки, миллионы мелких частиц, начали дрожать, словно подчиняясь далёкому эхом странной силы. Эта сила была ненасытной, жаждущей, и она манила лунную пыль в единую точку. Песок начал медленно стекаться, образуя маленькую, но стремительно растущую массу. Вихрь из частиц закрутился, поднимая серебристую пыль, которая мерцала в призрачном свете далёкого Солнца. Песчинки двигались так, будто знали, куда направляться. Они сливались друг с другом, как если бы выполняли заранее запланированный ритуал, складываясь в подобие формы, что всё больше походила на человеческую фигуру.

Сначала это было нечто аморфное, лишённое четких контуров, лишь грубые очертания ног, рук, туловища. Но каждая крупица пыли, на своём месте, добавляла новой точности и силы этому странному созданию. Вот уже начали вырисовываться ноги — длинные, крепкие, как колонны, чьи очертания пульсировали слабым красноватым светом. Затем постепенно появилось туловище — широкое, массивное, обвешанное невидимыми мышцами, которые словно бы скрывались под хрупким на вид, но непробиваемым кристаллом. По мере того, как фигура обретала форму, её черты стали обостряться. Руки вытягивались, обретая неправильную длину, словно нарочно деформированные, чтобы внушать страх и ужас. Пальцы, подобно смертоносным клинкам, вытягивались, удлиняясь до устрашающей длины. Лезвия на концах пальцев были тонкими, как нити, но в то же время несравнимо острыми, блестя в свете Луны, как предвестники смерти.

В области, где должно было быть лицо, появилась едва заметная линия, которая вскоре разверзлась, превращаясь в зияющую пасть. Зубы — длинные, искривленные, словно извлечённые из самых глубоких недр ночных кошмаров — заполнили пасть двумя рядами. Их острота и количество казались бесконечными, способными уничтожить любую преграду на своём пути.

Когда форма окончательно обрела определённость, кристалл, составляющий тело существа, начал постепенно меняться. Серебристый блеск лунной пыли уступил место глубокому, кроваво-красному цвету. Каждая клеточка его существа заполнилась этим алым светом, превращая его в воплощённую угрозу. Свет этот был зловещим, давящим, будто нечто тёмное и древнее проснулось в его недрах, оживляя мёртвую материю. Красный свет, исходивший изнутри существа, становился всё ярче, заполняя собой окружающее пространство. Тень этого существа падала на лунную поверхность, обрисовывая ужасающую фигуру — больше не человека, но и не зверя. Это было нечто иное, нечто, что существовало вне границ человеческого понимания.

Создание, чьё тело поглощало солнечное излучение, сделало первый шаг. Его нога, опустившись на лунную пыль, не оставила следа, но лунный грунт под ним задрожал, словно признавая в нём хозяина. Тело существа напряглось, чувствуя окружающее пространство, и в этот момент оно осознало, что оказалась в естественной среде своего обитания. Здесь, на Луне, среди этого мёртвого и в то же время живого песка, оно было в своей стихии. Здесь, под кровавым светом, она ощущала себя полноценным существом, свободным от всяких ограничений. Хищный взор существа обратился вдаль, к силуэту далёкого города, где жили селениты. Инстинкты, пробудившиеся в глубине его новой природы, подсказали, что там, в том месте, скрыта добыча. Оно чуяло это — слабые вибрации, тонкие ароматы жизни, настолько отличные от пустоты, в которой оно было рождено. Существо знало, что его цель близка, и его пасть растянулась в звериной улыбке, полной безумия и жажды уничтожения.

Мягкий, бархатистый песок расстилался вдоль побережья, уходя к спокойной линии горизонта. Волны тихо накатывали на берег, оставляя за собой блестящие следы соли на гладких камнях, словно стремясь коснуться их в последний раз. Море вдали едва слышно шептало, а солнце, спрятавшись за лёгкими облаками, заливало окрестности тёплым, рассеянным светом, который превращал мир в спокойное, умиротворённое место. Мы сидели чуть дальше от воды, где морской бриз лишь едва касался наших лиц. Перед нами, на доске, выложенной из плоских морских камешков, стояли фигурки, ожидая своего следующего хода. Киноварь, сосредоточенная и спокойная, как всегда, медленно подвинула одну из них вперёд. Её алые волосы, свободно струившиеся по плечам, чуть шевелились на ветру, словно языки пламени.

— Ты опять за своё, — улыбнулась она, не поднимая взгляда от доски.

— Что ты имеешь в виду? — я поднял брови, делая свой ход, но в голосе слышалась лёгкая ирония.

— Ты снова забываешь, что я не люблю, когда играешь в обороне, — она прищурилась, глядя на меня с хитринкой в глазах. — А может, ты просто не хочешь выигрывать?

Я посмотрел на неё, поймав её взгляд. В её алых глазах читалась смесь серьёзности и того едва заметного веселья, которое она редко позволяла себе проявить.

— Вовсе нет, — возразил я, усмехнувшись. — Просто не хочу, чтобы ты скучала от лёгкой победы.

Киноварь фыркнула, её улыбка стала шире.

— Знаешь, я всё равно тебя обыграю. Ты ведь помнишь, сколько раз уже было?

— Счёт давно потерян, — согласился я с лёгким вздохом, снова глядя на доску. — Но это делает игру только интереснее, не так ли?

Киноварь сделала ещё один ход, неотрывно следя за реакцией на моём лице. В этот момент я заметил, как её взгляд стал более задумчивым, как если бы её мысли были где-то далеко отсюда, за пределами этого тихого места.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, что будет дальше? — неожиданно спросила она, её голос стал чуть тише.

Я замер, её слова выбили меня из колеи.

— К чему ты это?

— Я не знаю, — она чуть сжала губы, её взгляд на мгновение устремился в сторону моря, но затем она снова посмотрела на меня. — Иногда я просто думаю о будущем… о том, что нас ждёт. И становится как-то странно.

Я внимательно посмотрел на неё, пытаясь понять, что именно её тревожит.

— Ты думаешь о чём-то конкретном?

Киноварь слегка покачала головой, её волосы рассыпались по плечам.

— Нет… Просто размышляю. В последнее время всё меняется так быстро, и иногда это пугает.

Я сделал очередной ход, снова привлекая её внимание к игре.

— Всё меняется, но это не значит, что мы не можем находить радость в том, что у нас есть сейчас, — сказал я, стараясь вернуть лёгкость в разговор.

Киноварь посмотрела на доску, её взгляд был сосредоточен, но в то же время, в нём мелькнуло что-то глубже, что-то, что она не хотела говорить вслух.

— Ты прав, — наконец сказала она, снова улыбнувшись, но в её улыбке читалась грусть. — Всё меняется, но… как долго мы сможем удержать то, что у нас есть?

Её слова эхом отозвались в моей голове, словно предвестие чего-то неизбежного. Я посмотрел на доску, на фигуры, которые двигались по ней в соответствии с правилами, и подумал о том, как легко всё может измениться.

— Иногда, — добавила она, её голос стал тихим. — Кажется, что мы порой играем в шахматы с самой судьбой. Но кто знает, какой будет следующий ход…

Город селенитов простирался под бескрайним лунным небом, словно сверкающий оазис в пустыне безжизненного лунного ландшафта. Высокие, изящные здания, будто высеченные из лунного света, тянулись к небесам, их поверхности переливались всеми оттенками серебра и голубого, отражая далёкий свет Земли и Солнца. Улицы города были оживлены, селениты, как всегда, праздновали, их радостные голоса эхом разносились по хрупким, почти прозрачным стенам. Свет, исходящий от их тел, заливал пространство мягким, успокаивающим свечением, создавая ощущение вечного праздника и мира.

По мере того как веселье нарастало, один из селенитов, предпочитавший уединение, отошёл от центра города. Он всегда любил тихие уголки, где можно было отдохнуть от суеты и понаблюдать за далёкой Землёй, что величественно висела над горизонтом, окутанная облаками. Здесь, на окраине города, он ощущал особую связь с этим мерцающим шаром, покрытым бескрайними океанами.

Но в этот раз что-то нарушило его покой. Неожиданная тяжесть охватила его тело, словно лунная пыль стала слишком густой, обволакивающей каждую его частицу. Селенит взглянул на свои руки и заметил, что из его пальцев начали сочиться тёмные, маслянистые капли, которые оставляли за собой блестящие следы на кристаллической поверхности.

Его газообразное тело, обычно невесомое и лёгкое, стало тянуть вниз, как будто наполнилась свинцом. Он попытался сделать шаг, но каждый его движение давалось с трудом, словно невидимая сила удерживала его на месте. Тревога охватила селенита, и он почувствовал, как внутренняя гармония начала разрушаться, давая место чему-то тёмному и чуждому. В этот момент до него донёсся звук, нехарактерный для их спокойного мира, — крики. Он повернул голову и увидел, как другие селениты, ранее погружённые в своё вечное празднество, начали разбегаться в разные стороны, их тела, светившиеся раньше мягким светом, теперь метались в панике, нарушая изначальную гармонию города.

Селенит застыл на месте, наблюдая за тем, как некогда безмятежный город превращался в хаос. Его пальцы продолжали сочиться тёмной жидкостью, которая капала на лунную пыль, впитываясь в неё. Он ощущал, что с его телом происходят необратимые изменения, словно сама Луна отвергала его, выталкивая что-то чуждое наружу…

Светлое утро в лесу окутывало нас своим спокойствием, как тонкое одеяло. Пруд, окружённый зелёными зарослями и цветами, спокойно искрился в солнечном свете. Листья деревьев шуршали от лёгкого ветерка, и поверхность воды переливалась, создавая причудливые узоры. Мы сидели на каменистом берегу, погружённые по пояс в воду, наслаждаясь этой умиротворяющей атмосферой.

Наши маленькие кораблики из дерева, веточек и кусочком ткани, которые я, Алма, Желли и Борт сделали собственными руками накануне, теперь плавали по воде. Кораблики были разными: от простых деревянных конструкций до изящных моделей, украшенных цветными камнями. Мы с Алмой и Желли сидели в воде, наблюдая, как маленькие флотилии, созданные нашими руками, медленно плывут по пруду.

Фос, Циркон и Жад, не имея своих кораблей, с восторгом играли с нашими. Они ныряли в воду, создавали волны и порой выскакивали, чтобы захватить и аккуратно перенести наши кораблики в свои импровизированные «порты», хотя о значении этих слов узнали буквально вчера. Их лица светились детским восторгом и азартом, а взаимодействие с нашими флотилиями превращалось в весёлое соревнование.

Фос, не удержавшись от радости, завизжала от восторга, когда её маленький флот атаковал кораблики Циркона. Она крикнула:

— Смотрите, как я захватываю порт! Ваша защита ничего не стоит!

Циркон, с усмешкой, ловко направляла свои кораблики в сторону Фос.

— А ты думала, что так легко у меня получится? Я подправлю свои стратегии!

Жад, тоже не желая отставать, развлекалась, создавая морские волны, которые легко сбивали кораблики Фос и Циркон.

— Внезапный шторм! — сказала он, наблюдая за тем, как вода волнуется под действием его рук.

Я, глядя на их весёлые лица и оживлённые игры, чувствовал, что всё это наполняет момент особым смыслом. Алма, сидя рядом, продолжала наблюдать за стычкой Борт и Падпараджа, её интерес был сосредоточен на том, как они сталкиваются своими клинками и проверяют друг друга на прочность.

— Посмотри, — заметила она, указывая на Борт, которая уже собиралась к новой атаке. — Как она умело держит оборону. В таких играх, как у нас с корабликами, не было бы такого накала.

Желли, расслабленно развалившись, наслаждалась тёплыми лучами солнца, проверяя свои деревянные кораблики, которые были неподвижны на воде.

— Эти солнечные лучи просто потрясающие, — сказала она, вздыхая от удовольствия. — Хороший сегодня день.

Я наблюдал за этими простыми радостями и чувствовал глубокое удовлетворение. Даже в этом моменте, полном лёгкого развлечения и веселья, была своя ценность. И в бесконечных играх и шалостях, и в напряжённых поединках Борт и Падпараджа, был свой особенный смысл.

Алма кивнула, её взгляд вновь возвращаясь к бою, но улыбка на её лице говорила о согласии. Желли продолжала отдыхать, её спокойствие было как отражение того, как каждый из нас находил радость и смысл в этих простых моментах. Я посмотрел на наши кораблики, плывущие по воде, и на игривые выражения лиц Фос, Циркона и Жад, и почувствовал, что именно в таких простых, но важных моментах мы все можем находить своё счастье и смысл.

На лунной поверхности царил зловещий покой.

Город селенитов был пустынным, а его тёмные, безжизненные улицы, казалось, впитывали каждый звук, превращая его в безмолвный ужас. Вдоль стены одного из зданий лежала бесформенная лужа белой жидкости. Её когда-то сложное и изящное тело теперь было практически полностью растворено, лишь одна уцелевшая правая рука с золотыми браслетами тянулась вверх к черному небу. Головы, тела — ничего не осталось, кроме этой одинокой конечности. Но даже в таком состоянии селенит всё ещё сохранял своё сознание. Он мог ощущать мир вокруг себя, хотя его восприятие было смутным, словно сквозь плотный туман. Он не видел в привычном смысле, но мог осознавать, что происходит поблизости. Однако это не приносило утешения. Каждое мгновение существования было мучительным, невыносимым, и он не знал, сколько ещё сможет выдержать.

И тут он услышал шаги. Лёгкие, но звонкие, словно эхо чуждого ему мира. Звук, нарушивший тишину, внезапно наполнил его ужасом. Лужа начала дрожать, ощущая приближение чего-то чудовищного. Страх охватил его, желание умереть, забыться, исчезнуть стало нестерпимым. Из темноты перед ним появилась фигура. Высокая, мощная, облеченная в тёмный кристалл, отливающий красным. Это существо не имело лица, лишь изогнутую в зловещей усмешке пасть, готовую разорвать его на куски. На поверхности демона виднелись трещины и сколы, но они, казалось, только добавляли ему зловещей силы.

Демон остановился рядом с остатками селенита.

Тот попытался закрыться, как-то спрятаться в себе, но страх сковал его остатки, и сознание начало угасать. Но демон не остановился на этом. Ему было недостаточно увидеть страх в уже несуществующих глазах своей жертвы. Он медленно, с хищной улыбкой, коснулся своей остроконечной рукой жидкой массы селенита. Лужа тут же начала бурлить, как кипящая вода, и из её глубин вырвался крик ужаса и боли. Каждый пузырь, каждое движение приносило невыносимые муки, которые усиливались с каждым мгновением.

Селенит мечтал о смерти, о том, чтобы всё это наконец закончилось. Но демон, наслаждаясь его страданиями, не позволял ему уйти так легко. В этот момент всё, что оставалось от селенита, было болью и ужасом, затмевающими всё остальное.

Зима выдалась особенно снежной и холодной. Мы с Антарктицит в один из дней решили устроить себе небольшой отдых и выбрались на пруд возле школы. Всё вокруг казалось окутанным в мягкое белое одеяло, а воздух был свежим и прозрачным, как кристалл.

Антарктицит стояла напротив, держась за клюшку, и весело улыбался. Её глаза искрились задором. Мы поставили пять деревянных ворот в разных местах на льду, каждый из которых был разного размера. Это было наше особое развлечение — набивать очки, забивая шайбу в эти ворота. Большие ворота приносили меньше очков, маленькие — больше, и, конечно, чем сложнее было попасть, тем интереснее становилась игра. Я ощутил тепло внутри, когда увидел, как Антарктицит сосредоточилась, готовясь сделать удар. Это был момент, когда всё казалось таким простым и настоящим. Мы были вдвоём на этом замёрзшем пруду, окружённые лишь холодом зимы и искристым снегом. Никаких забот, только мы и эта игра. В обычный хоккей не поиграть с нашими телами, но и так было весело.

— Готов? — спросила Антарктицит, бросив на меня лукавый взгляд.

Я улыбнулся в ответ, кивнув, и приготовился отразить его удар. В этот момент я понял, как мне дорого это время, эти мгновения, которые мы делим.

Антарктицит взмахнула клюшкой, и шайба со свистом понеслась в сторону самых маленьких ворот. Шайба проскользнула в ворота, издавая тихий стук, и самоцвет победоносно вскинула руки.

— Одно очко! — воскликнула она, довольно улыбаясь.

— А теперь мой черёд, ха-ха!..

— Ха! Наконец-то! — голос отразился от стен, разрывая тишину зала.

Принц Эхмея, лидер лунного народа, стоял в центре огромного зала, его простая белоснежная роба струилась мягкими складками, подчеркивая аскетичность образа. Однако контрастом к её скромности служили золотые украшения, щедро усыпанные крупными красными камнями, которые, словно живые, отражали слабое сияние луны, проникающее сквозь узкие оконные проёмы в высоком потолке. Зал был словно вырезан из одного куска камня, поглощая всю тьму; стены, темные и неприступные, играли оттенками голубого и сиреневого, как морозные узоры на стекле, отбрасывая мягкие отблески на гладкий пол. Единственным источником света в этом безмолвном, хрустальном мире был свет луны, проникающий сквозь оконные проёмы, создавая таинственные отблески и играя тенями по стенам.

Эхмея поднял глаза, наблюдая за демоном, что медленно скользил по потолку, сливаясь с тенями. Существо, покрытое чёрным кристаллом, двигалось бесшумно и изворотливо, как ночной хищник, чей каждый шаг был рассчитан до мелочей. Его тело, словно бы сделанное из тьмы, поблёскивало в полумраке, а красные камни, украшающие поверхность, горели, как зловещие глаза, подглядывающие за жертвой.

Он наблюдал за приближением демона, и его взгляд горел странным, радостным огнём. Он видел, как существо замирает, распластавшись по потолку, и медленно спускается, почти касаясь теней. Но в душе принца не было страха, лишь тихое, мрачное удовлетворение. Он знал, что конец близок.

— Помнишь нашу первую встречу, Магистерий Ребис? — его голос, мягкий и почти весёлый, прозвучал в пустоте зала. — Ты был как дикий зверь, выбравшийся на свободу, а вокруг тебя — добыча. Мы испытали доселе невиданные чувства страха… Но тебе не хватило сил, и безумный хищник был разбит. Тебя впоследствии изучили, как и философский камень, — голос Эхмеи звучал ровно, как будто он произносил нечто очевидное и неизбежное. — На то потребовались годы и свет самого Солнца, проникающий в каждую твою песчинку, чтобы разгадать твою суть, увидеть в тебе не просто дикого зверя, но олицетворение разрушительной силы, не знающей пощады. Ты — наш природный враг, неизбежно стремишься к концу всего, с чем сталкиваешься. Твои камни — это словно капли крови, питающие древнюю жажду. Твоя природа — это суть самой тьмы, скрытой в каждой трещине этой необъятной вселенной. И именно ты способен освободить наши души. Время наконец пришло…

Эхмея говорил, и с каждым словом его тело медленно теряло свою форму. Газ, что составлял его сущность, становился тяжелее, как будто переходя в жидкое состояние. Бледные, почти прозрачные капли, блестящие как росинки, скатывались с его рук и плеч, падая на пол и мгновенно испаряясь, будто никогда и не существовали. Он чувствовал, как его сущность тает, распадается, но эта мысль не пугала его. Наоборот, он находил в этом искренний восторг. Боль от красных камней, украшавших его тело, наполняла его радостью — чистой, острой, как первый вдох после долгого погружения.

Демон, наконец, спустился почти вплотную к нему, и в тот же миг бросился вперёд. Эхмея не сопротивлялся, и чёрные когти существа впились в его тело, прорезая его как масло и сбивая с ног. Рана, глубокая и жуткая, распахнулась на его груди, но принц лишь улыбнулся, глядя в пустые глаза демона.

— Ах… Что ж… Я уже согласен и на ад… — прошептал он, сжимая пальцы вокруг раны, откуда текла светящаяся жидкость, будто последний след его жизни. — И рад, что ты всё же смог пробудиться вновь, всего спустя каких-то восемь лет.

Его тело дрожало, удерживаясь на грани разрушения. Белоснежная роба постепенно покрылась алыми разводами, похожими на цветочные лепестки, пропитавшиеся росой. Эхмея ощущал, как всё внутри разваливается, как его форма теряет целостность. Газ, что некогда придавал ему облик, теперь едва держался, словно хрупкая ваза, треснувшая от лёгкого касания. Но Эхмея не отводил взгляда, даже когда он понял, что дальше не сможет стоять. Его ноги дрожали, а руки, едва видимые за прозрачностью, тянулись к потолку, к Земле, как в последний раз.

Мрак заполнил зал, и в его объятиях Эхмея наконец ощутил покой, которого жаждал так долго.

Я стоял посреди бескрайней зелёной равнины, чувствуя, как мои пальцы крепко сжимают верёвку воздушного змея, и мой взгляд был устремлён в голубое небо, где парил чёрный треугольник. Сегодня солнце светило особенно ярко, заливая всё вокруг мягким, тёплым светом, в то время как прохладный ветерок играл с травой, тихо шурша и покачивая её, пытаясь вырвать из моих рук эту простую, но важную игрушку. Воздушный змей, собранный из лоскутков моей старой формы, представлял собой мозаичное полотно воспоминаний, воспаряя и опускаясь, словно танцуя в такт ветру.

Но маленький чёрный силуэт на фоне чистого лазурного неба не был одинок. Вокруг меня разливалась радость, смех, и мир, казалось, пульсировал жизнью. Другие змеи взмывали в небо, их яркие цвета резко контрастировали с моим тёмным змеем. Слыша весёлый смех самоцветов поблизости, я чувствовал, как их восторженные крики ветер подносил ко мне, когда они, с нескрываемым удовольствием, бегали со своими змеями неподалёку.

Однако я был поглощён своими мыслями. Мой взгляд, словно приклеенный, следил за чёрным змеем, который грациозно парил на фоне небес, где две луны словно напоминали о бесконечности времени. Мой разум был переполнен воспоминаниями, калейдоскопом пережитого за последние годы. Каждый порыв ветра, каждое движение змея напоминали мне о моём жизненном пути, о решениях, которые привели меня сюда, о моментах радости и печали, через которые я прошёл.

В такие моменты я осознавал, ради чего стоит жить. И я не позволю никому нарушить этот мир…

Демон из красного кристалла стоял в центре полностью разрушенного города, некогда наполненного жизнью селенитов. Город, который был величественным и безмятежным, теперь представлял собой лишь груду развалин. Обломки зданий, некогда гордых и высоких, лежали на земле, покрытые пылью и осколками. Густая тишина нависала над этим местом, нарушаемая лишь шорохом песка под ногами демона. Он стоял на центральной площади, его тёмный кристаллический облик был угрожающе неподвижен. Его рука, вытянутая вверх, казалась застывшей в вечности, как будто он пытался удержать что-то невидимое для всех, кроме него самого. Но даже в этой статуе мрака была некоторая странная нежность, словно в последний раз он пытался удержать призрак прошлого, память о чем-то, что было для него важным.

Медленно, почти незаметно, часть его вытянутой руки начала крошиться.

Первые крупинки кристалла отделились от его тела и упали на землю, как падающие звезды. Это движение оживило демона, и он, опустив руку, взглянул на неё. У него не было глаз, но каждый разлом и трещина были очевидны. Вместо них была пустота, глубокая и бесконечная, из которой не исходило ни света, ни жизни. На месте пальцев, где некогда была целая рука, теперь зияли пустоты, обнажая острые, нерегулярные края кристалла. Не хватало трёх пальцев и части предплечья, и всё это медленно осыпалось вниз.

Красный кристалл, из которого состояло его тело, постепенно превращался в лунные песчинки.

Он посмотрел на свои руки, словно пытаясь осознать свою скорую гибель. Последний раз он поднял голову, взглянув на голубую планету, висящую в безмолвном небе, как напоминание о мире, от которого его отделяла бесконечность. Его ноги, словно ослабленные не только временем, но и внутренней борьбой, подломились. Тело, некогда столь мощное и незыблемое, рухнуло на землю. От удара о землю оно начало раскалываться, теряя свою форму и силу. И в тот же миг, как красный кристалл коснулся лунного грунта, он рассыпался на мелкие яркие песчинки, которые, словно потерянные мечты, медленно развеялись по ветру, исчезая в мраке разрушенного города.