Холод южного ветра (СИ)

Глава 2

Грузили мы ящики с узлами и агрегатами маяка дотемна. Забили практически всё свободное пространство челнока, даже в кабину пилота пришлось несколько железных коробок засунуть. Когда дело дошло до отлёта, инженер-технолог впервые за сегодня изобразил на роже хоть какие-то эмоции.

Начал с недовольства. Его пожиткам категорически не хватало места, и вялый, неторопливый голос обрюзгшего мужчины приобрёл истеричный накал:

— Мне до одной бабушки, как вы утрамбуете моё имущество! По контракту Федерация обязана предоставить все условия для эвакуации меня и принадлежащих мне вещей!

Брезгливо кривящемуся пилоту было решительно плевать на вопли гражданского. Сопровождающий транспорт десантник вообще смотрел мимо единственного планового пассажира, будто того и не существует на белом свете. Любовался безоблачным тёмным небом сквозь бронепластик шлема.

Не найдя понимания у экипажа лётного средства, мужчина рьяно переключился на сержанта, точно в его власти было приказывать несговорчивым флотским.

— Я требую…

Спорить и пререкаться Бо Мид не стал. Просто развернулся и погнал пустую электроплатформу и нас на территорию базы.

Технарь принялся блажить, что он этого так не оставит. Угрожал всем присутствующим разжалованием в рядовые и судом. Возможно, плевал в наши спины. Слишком визгливо верещал инженер, чтобы не исходить слюной и желчью.

Взвод тихо ржал с бесплатного представления.

Точку в мешочной суете штатского поставил летун. Коротко выматерившись, он сделал неуловимый знак бронированному сопровождающему, и тот без лишнего пиетета забросил успевшего всем надоесть Иви Масстенсена в отсек управления.

Что случилось дальше — мы не видели. Ворота закрылись, челнок взревел и медленно, будто упитанный шмель, поднялся в воздух. Барахло инженера если и осталось на месте посадки — то точно сгорело вместе с травой. Известное дело, при старте от дюз лучше держаться подальше — иначе одни головешки останутся. Минимальная дистанция — двести шагов. Это все знают.

Аэротаксист оказался неплохим спецом. Почти не выбрасывая лисьи хвосты пламени, он взмыл по крутой дуге в небо и только там позволил себе разогнаться. Рёв двигателей до нас ещё не докатился, а челнок уже исчез.

Со стороны смотреть — завораживающе получалось…

Именно поэтому на летунов учатся долго и вдумчиво. Вроде как пять лет штаны протирают то за партой, то в пилотском кресле. Подобрать пехоту в боевой обстановке и при этом их заживо не спалить — сложнейшая задача. Там кожей обстановку чувствуют, на минималках удерживают неповоротливый летальный, тьфу ты, летательный аппарат. Чуть-чуть мощи докинешь, закрылками на полградуса больше вильнёшь — и крематорий для своих получится.

Про уровень капитанов межзвёздных крейсеров и думать боюсь. Здоровенные бандурины, а они их сквозь пояса астероидов гоняют будто комбайны по полям, где опасней перезрелого колоска препятствий почти не встречается.

— Построиться! — всё не успокаивался сержант.

Команда начальства вызвала живейшую реакцию, словно и не таскали весь день увесистые ящики. Каждый спешил занять своё место в строю, на ходу проверяя внешний вид. Не хватало ещё выволочку схлопотать перед отбоем. Да и новостей хотелось всем.

Их, пожалуй, хотелось даже больше, чем отдыха.

В требуемый временной норматив уложились с запасом. Замерли, уставившись перед собой, животы втянули, грудь выпятили. Довольно цыкнув, Бо Мид встал перед нами, поправил кепи и начал зычно, так, чтобы все услышали, просвещать личный состав:

— Наш взвод эвакуируют завтра. В связи с ограничениями полётов в трёхсоткилометровой прифронтовой зоне, командование использует малые десантные челноки вместо привычных вам общевойсковых. Такой вот компромисс с властями… Причина, я думаю, ясна. Аэротакси более скоростная машина, более маневренная, вполне способная обставить почти любую здешнюю ракету. Местные не хотят осложнений в случае непосредственного боевого контакта… В стране со дня на день введут военное положение и туземное правительство очень пугается возможных атак авиации противника. Развёрнуты все средства ПВО. Любой взлёт только по личному разрешению президента или его заместителей. Не переживайте, у Федерации нужные допуски и коды имеются, — подбодрил он посмурневшую солдатню. — Бояться нечего. Не бросят нас тут. Вопросы?

Последнее слово Бо произнёс с таким видом, что всем сразу стало понятно — лучше промолчать. Всем, кроме нашего Ежи.

— Разрешите! — у Брока аж рот перекосило от нетерпения в миллион первый раз выделиться умишком.

Дождавшись кислого кивка командира, выскочка выпалил:

— Скажите, а почему маяк не в космопорту построен, а на отшибе от всего? Не логично ли…

На лопоухого зашикали, увесистый кулак стоящего за его спиной сослуживца треснул чрезмерно любопытного рядового по каске, отчего та немного сползла ему на нос. Все устали, все спать хотят, а Ежи поболтать вздумалось.

Мне тоже до тошноты захотелось пнуть выскочку ботинком по щиколотке. Чтобы рот на замке учился держать. Жаль, не судьба. Лопоухий стоял не рядом.

Правая бровь сержанта поползла вверх, призывая к порядку. Хороший знак. Не орёт — и спасибо.

Все успокоились.

— Отвечаю на вопрос не по существу, — Бо ровным тоном принялся тратить время нашего отдыха на растолковывание малоинтересных фактов. — Помехи. Активное излучение маяка теоретически способно помешать околоатмосферной навигации при заходе транспортов на посадку и работе диспетчеров космопорта. Однако я думаю, дело не в этом. Слишком много народу лишнего там шляется. Здесь же, ввиду удалённости данного места от основных планетарных коммуникаций, режим охраны соблюдать в разы легче, дешевле и спокойней всем.

— Но нас мало для такой важной задачи! — Ежи, что называется, понесло. — Любая бомбардировка приведёт к…

Договорить мудрёную мысль лопоухий не успел. Второй удар в каску оказался посильнее первого. Дотошный Брок покачнулся, едва не уронив висящую на плече винтовку, и с ненавистью обернулся к своему обидчику.

— Два наряда вне очереди, — сержанта, казалось, забавляла назревающая перепалка. — Обоим. И ещё один тому, кто откроет пасть первым.

Ссора затихла, не начавшись.

— Давайте начистоту, — воспитав зарвавшихся подчинённых, начальство настроилось впасть в лирическое настроение, чреватое многословием. — Не нужно мнить из себя нечто крутое лишь на основании того, что я вас обучил стрелять по мишеням и немного бегать. Это миф. Сказка. Самообман. Вы не воины, и вряд ли ими станете. Обидно слышать, да? — Бо смотрел с прищуром, внимательно изучая каждого. — Обидно… Любому мужчине не понравится узнать о собственной никчемности и заведомом проигрыше другим самцам. Но это реальность. Всамделишная. И вас устраивающая, какие бы недовольные рыла вы не корчили… На самом деле, вы все мечтаете только об одном — оттрубить обязательный контракт без житейских бурь и потрясений, получить положенные выплаты и свалить на гражданку с приличной для начала новой жизни суммой денег. Хотели бы воинской карьеры — на заштатный маяк бы не рвались. В армии много более адреналиновых и хорошо оплачиваемых специальностей. Вы же все после базового обучения сами выбрали тишь да гладь.

… Это чистая правда. При выпуске из учебки, после череды длинных и запутанных тестов, нам давали выбор воинской специальности и рода войск. Разумеется, с учётом имеющихся наклонностей и уровня базовых знаний. Я присмотрел для себя вспомогательные части пехоты и добровольно попросился на охрану маяка, втайне лелея надежду о переводе на какой-нибудь занюханный склад без начальства и проверяющих. Остальные, похоже, от меня не слишком отличались…

— В этом и кроется ответ на вопрос рядового Брока по поводу важности. Безусловно, маяк имеет неоспоримую стратегическую ценность, однако в межгалактическом масштабе она несколько преувеличена. И без него всё будет прекрасно работать. Внесут коррективы в навигационные карты, учтут необходимые поправочные коэффициенты, — Бо Мид обвёл взглядом солдат, отметив, что у половины оловянные взгляды от слишком заумных речей. Упростил текст. — В общем, толку от нас едва ли больше, чем слепому от зеркала. Служба идёт, нас не трогают, дембель неизбежен. Понятно?

— Так точно! — радостно взревел взвод.

Окончание лекции ободрило всех, кроме Ежи. Он дул щёки, намереваясь брякнуть очередную чушь, пыжился с видом непризнанного гения, однако разводить полемику не решался. Два наряда — слишком веский аргумент в диспуте, чтобы к ним добавлять третий.

А я отметил про себя то, что сержант ничего не сказал о системах самоуничтожения базы. При необходимости нажмут допущенные люди нужную кнопочку — и кранты всему. И нам, и вышке, и защитному периметру. Космодром же целый останется, его не зацепит. Такое вот разделение по стадиям ликвидации или чему-то там… Уважаю Бо. Особо он этого не скрывает, раз мне сообщил, но и нервировать нас не хочет.

Стрельнул глазами по сторонам. Всех моих сослуживцев, похоже, шитое белыми нитками объяснение устроило. Правильно. Не нужно им много знать — головки заболят. Брок не в счёт. Ему бы во всём сомневаться, включая собственное существование.

— Тогда оглашаю распорядок мероприятий! — перешёл отец-командир к делам насущным. — Оружие, боеприпасы, перенести обратно в каземат! Хранение огневых средств вне специализированных помещений или при отсутствии особых условий несения службы строжайше запрещено.

У нас даже не хватило сил взвыть от такой несправедливости! Выноси — заноси, завтра опять выноси! Издевательство какое-то!

Между ушей прогремел лёгкий набат, призывающий к повиновению, а не обсуждению. На опережение, так сказать.

— Затем, — продолжал Бо, отрешённо-холодно глядя на всех сразу и ни на кого конкретно, — заступаем в караулы. Все! План расстановки я до вас доведу. Не хватало нам ещё сюрпризов в последние сутки… Разойтись! Пять минут личного времени.

Но только взвод, проклиная в душе начальство, армейские порядки и злодейку-судьбу разбрёлся кто куда, меня окликнул Мид:

— Самад! Подойди.

Обречённо вздохнув, я развернулся и побрёл к сержанту. Не повезло ещё двоим: Ежи и Чжоу.

— Вы, насколько я помню, имели страсть к просмотру отличных от развлекаловки передач по визору, — издалека завёл речь сержант. — У кого из вас какая склонность? Я имею ввиду тематику.

Плохо соображая, для чего он спрашивает о моих персональных, не имеющих никакого отношения к службе, интересах, я сделал глуповатое выражение лица и принялся ждать, что ответят Ежи с Доном. Надеялся по их болтовне выработать некую линию поведения и не нарваться сдуру на неприятности.

Промахнулся. Мои сослуживцы тоже предпочли дожидаться добровольца и в первопроходцы не стремились. Даже обычно обожающий высказаться Брок сдержался, чем очень удивил.

Бо Мида передёрнуло.

— Я прекрасно знаю первую солдатскую заповедь, сопляки, — рыкнул он и негромко процитировал. — «Не высовывайся», и вторую «Инициатива имеет инициатора», и третью «Если не озадачен, то можно и поспать». И четвёртую знаю, и двенадцатую… Но давайте оставим казарменный фольклор. Мне от вас сейчас требуются ответы, и желательно внятные.

Переминаясь с ноги на ногу, первым не выдержал Чжоу:

— Мне про животных нравится смотреть. Они классные…

Всё это было произнесено с такой нежностью, что сержант невольно улыбнулся.

— Не спорю. Что тебе известно о фауне этой планеты? Хищники, ядовитые твари?

— Ну-у… — растерянно протянул Дон. — Я как-то…

— Понятно. Вит?

Деваться было некуда. Признался:

— Мне всякие документалки про полицию по душе. Расследования, дедукция… Шерифом хочу стать.

— Сойдёт. Брок?

Лопоухий тоже не стал отмалчиваться:

— Обзоры о политике и способы решения разноуровневых конфликтов, связанных с выборами. После службы собираюсь подавать документы в стажёры дипкорпуса. Специальность — переговорщик. И учиться заочно. На заочном. Точнее, наоборот. Поступить, а уж потом…

Опять его понесло. Идеальную профессию Ежи себе присмотрел — говорить много, непонятно и за деньги.

Однако Бо неподдельно обрадовался:

— Отлично! Слушай мою команду: от разгрузочно-погрузочных работ вы освобождаетесь, от караулов тоже. Сейчас, вместе со мной, идёте в столовую. Включаете визор и изучаете всё, что можно изучить об этой планете. Политика в приоритете.

Ничего не понимая, мы поспешили следом за широко шагающим сержантом. Прошли в казарму, спустились вниз, на минус первый этаж.

Классная у нас столовая! Устроена в защищённом подвале, по соседству с продуктовым хранилищем и общим утилизатором. Здесь всегда тихо, спокойно, и пахнет приятно. Кухонная вытяжка работает на все сто. В жилых помещениях по-другому… Там, сколько не проветривай, а один чёрт носками подванивает. Ну глазорезным пердежом по утрам. Мужской коллектив, ничего не поделаешь…

С разрешения начальства мы посбрасывали изрядно надоевшую амуницию, винтовки благоразумно разрядили и пристроили их каждый возле себя. Каски устроили на столешницах. Головной убор, как-никак. Нечего ему на полу делать.

Включили визор, подвешенный почти под самым потолком. На экране появилось меню с перечнем тематических вкладок. Не сговариваясь, пульт управления доверили нашему умнику. Политика — его сфера, вот пусть Ежи и решает, с чего начинать просмотр.

— Объясняю, для чего это нужно, — дождавшись, пока мы рассядемся поудобней за обеденные столы, сказал Бо. — Летун, как вы слышали, сообщил, что полёты запрещены в трёхсоткилометровой прифронтовой зоне. И всё бы ничего, но ещё вчера линия соприкосновения находилась на расстоянии полутысячи километров от маяка. Я по карте смотрел после прослушивания вечерних новостей. С такой скоростью войска не наступают, поверьте. Во всяком случае, при здешнем уровне технического развития. Мы на Гео-22, если кто запамятовал.

— В смысле? — озадаченно переспросил Брок, почёсывая в затылке.

— Нет никакого смысла, — спокойствию сержанта можно было только позавидовать. — Вообще нет. Вы назначаетесь временным аналитическим отделом взвода и к утру будете должны дать все расклады по обстановке в этом мире. Смотрите, думайте, анализируйте. Не зря же я вас за слегка обезображенных интеллектом принимаю?

Шутка не прошла, никто не улыбнулся.

Видя установившуюся атмосферу с налётом демократии, я честно спросил:

— Чего мы ждём?

Отнекиваться от пояснений Бо Мид не стал. Присел на край стола, скрестил пальцы:

— Информация к размышлению. Слушайте и осмысливайте. Имеем пустой маяк с эвакуированным техническим специалистом, оборудованием и оставшимися на территории военнослужащими, бесполезными по своей сути. Имеем отсутствие запасных элементов питания для защитного периметра. Это те, цилиндрические штуки, которые вы с мать-перемать тягали. В работе осталось всего две, и сэкономить не получится. Они обеспечивают лишь девять процентов необходимых мощностей, да и то с натяжкой. Как вы заметили, их вывезли в первую очередь. Секретная разработка, так положено. То, что ещё функционирует — старьё. Хватает лишь на поддержку освещения да минимума функций жизнедеятельности. Всё равно завтра улетать. Пояс активной обороны, соответственно, обесточен. Вникаем дальше. Допустим, линия фронта действительно переместилась за сутки на столь огромное расстояние. Некто талантливый организовал достойный прорыв и вспорол линию обороны как нож разведчика старые трусы. Выводы?

— Может до нас докатиться? — осторожно выдал Дон Чжоу и тут же сам испугался своих предположений. С лязгом захлопнул рот, прижался к спинке стула.

— Кто знает? — у сержанта, похоже, не имелось внятных ответов. Просто опыт и привычка готовым всегда и ко всему сделали из него немного параноика.

Пока Бо давал вводные, Ежи сидел молча, закрыв глаза. Поначалу я как-то не обратил на это внимание, а теперь присмотрелся: подёргивающиеся веки, дрожащие ресницы, напрягшиеся лицевые мышцы делали его похожим на оживший компьютер. Бред, конечно, но первое впечатление есть первое впечатление. Не знал бы сослуживца — подумал, что умный…

— Мало данных, — наконец произнёс лопоухий, сосредоточенно посмотрев на начальство. — Сделать предварительный прогноз невозможно.

Угу, мудрость от Брока. Вот прямо оракул у нас объявился…

— Мало, — согласился сержант, вставая и направляясь к выходу. — Потому и организовал вас. В памяти визора имеются все необходимые записи официальных телеканалов. Ознакомитесь, разберётесь, доложите. Приоритет — прогноз событий на ближайшую декаду. Не потянете — сбор сведений о перемещении линии фронта за последние дни. Приступайте! Болтать ни о чём можно долго… Про то, что следует помалкивать не напоминаю. Приказываю.

Последнее слово всегда за начальником. Но не для Ежи.

— Господин сержант! — почти выкрикнул он в спину Бо.

Тот развернулся.

— Чего тебе, Брок?

— За нами вся сила Федерации! — пафосно, словно в рекламном ролике для рекрутов провозгласил лопоухий, вставая по стойке смирно из-за торжественности момента. — Да один наш крейсер всю эту планетку нагнёт так, что местные, включая президентов, нам ботинки станут вылизывать! Мы — мощь! Неужели вы думаете, что посмеют…

Я, не выдержав, хихикнул. Настолько дебильных речей мне даже в учебке не доводилось слышать на лекциях по патриотизму.

От моих смешков Ежи сбился с темпа, закашлялся.

— Наш, нам… — передразнил сержант. — Молодец! Методичку выучил! — и добавил командно-хамским, с официозом. — Выполняйте приказ, рядовой!

Причина опасений Бо Мида открылась мне лишь глубоко за полночь по общему времени. Не сразу, постепенно, через множество непонятных слов и сливающихся в одни бесконечные силуэты ведущих.

Язык здесь оказался той ещё гадостью. Буквы «Ш» и «Щ» отсутствовали как таковые. Их или проглатывали, или заменяли режущим слух «С». С «Ж» я вообще не определился — то ли она есть, то ли нет. Литера «З» тоже оказалась не в чести. Использовалась крайне редко. Ударения жили своей, загадочной жизнью.

Обычная новость, читаемая хорошо поставленным голосом профессиональной «говорящей головы», слушалась так:

… Враеские войска в субботу обстреляли передовые поиции 22 сводной бригады в районе населённого пункта Соссони. Наси героические военные дали им достойный отпор, и по данным на 18:00 субботы в этом районе продолалось уничтоение проникаюсей группировки противника, сообила насему телеканалу пресс-секретарь Минобороны, Иара Сакович…

Вроде и понятно, но башка начинает болеть со страшной силой, когда непроизвольно пытаешься переводить чужой диалект в привычные речевые обороты.

У моих собратьев по прослушиванию ситуация обстояла не лучше. Чжоу беспрерывно вскакивал, бегал по столовой, потирая виски и просил отпустить его в караул ко всем остальным. Ежи нервничал, грыз губу, но не сдавался, опцией паузы почти не пользовался, демонстрируя редкостное упрямство. Я хотел спать, почти не пряча зевоту.

Через несколько часов у нас вышел несколько вынужденный перерыв. Вместе с сержантом в продуктовый склад, вход в который располагался из столовой, притащился Сквоч. Единственный во взводе, у которого отсутствовал небоевой позывной № 2. Мы неоднократно спрашивали его фамилию, однако Сквоч только лыбился и гыгыкал в ответ, рассказывая о том, что второй составляющей имени у него нет. Приютский.

Может и так, я про приютского, если что. Слишком тупой личностью являлся наш сослуживец. И физиономия под стать: скошенный, узкий подбородок; неровные, крупные зубы, выпирающие из-под пухлых, длинных губ; большой вислый нос и бесцветные, маленькие глазки. При такой отталкивающей внешности Сквоч обладал удивительной особенностью — он был бесконфликтен и всегда придурковато-добродушен. Настолько, что обычно злых взводных шутников как-то не тянуло подтрунивать над ним. Друзей Сквоч не имел, врагов тоже.

«На своей волне» личность, неинтересная.

С ним мало кто рвался общаться, а он почти никогда не заговаривал первым. Так и жили, будто в параллельных мирах.

По логике, им бы с Чжоу сойтись, но не срасталось. Первый любил одиночество, а второй… да никто не знал, что любил Сквоч.

Пока Бо самолично выносил сухпайки для торчащих по периметру солдат (не доверял он нам, запасливым да вечно мечтающим о сладеньком, шляться по складу), я поинтересовался, как там дела наверху. Тогда от него и узнал, что сержант сделал неслыханное послабление — отменил приказ о разгрузке электроплатформы и отпер гермоворота каземата, загнав её туда целиком. Пожалел, значит… Ну да, задолбались парни, а им до утра скучать на постах.

— Не отлынивает никто. Мид словно с цепи сорвался, — шёпотом делился Сквоч. — Бегает, проверяет, пинки направо и налево раздаёт. Гы-гы… а меня в носильщики назначил. Повезло. Прогуляюсь, пока ребятам корм разносить станем… Да. Никогда таким сержа не видел. Не знаете, может от него баба ушла?

— Хрен знает, — флегматично отвечал Дон, опёршись о стену и посматривая на упаковки солдатского корма, горкой высящиеся на одном из ближних к складу столов. — Хрен знает…

В общем, перебросившись парой слов с сослуживцем, я неожиданно для себя сбросил дремоту и начал делать выводы из увиденного по визору. Результаты мне не слишком понравились.

Основное, что напрягло — правительства обеих враждующих сторон делали огромный упор на некую помощь Федерации в борьбе с врагами.

В выпусках новостей, будто под копирку, вещали о достигнутых договорённостях, результативных переговорах и скорых поставках необходимой гуманитарной помощи. При упоминании последнего пункта «говорящие головы» демонстрировали знающие выражения на своих лицах, как бы намекая: «Мы все понимаем, что речь идёт о чудо-оружии, однако вслух этого произносить нельзя».

Каждая из сторон подавала информацию под определённым углом, фактически провозглашая о том, что Федерация именно с ними, а не с теми нехорошими людьми за границей, которым скоро крышка.

Про наступления или результативные боевые операции не упоминалось ни слова. Репортажи ограничивались полевыми лагерями, окопами с бравыми небритыми мужиками да съёмками залпов из установок реактивного огня.

И везде победы, победы, победы… Обсасывание названий никому неизвестных посёлков и высот, интервью с важными штабистами, грозные обвинения противника в геноциде и преступлениях против человечества.

Если отбросить всю эту шелуху, то обстановка складывалась примерно так: ни войны, ни мира. Стреляли друг в дружку понемногу, минировали подходы, военные получали положенные надбавки и иногда гибли по разным причинам.

Тянулась эта канитель более четырёх лет. Народ привык, тема подзатихла и уже не так будоражила умы.

Но вот в свете грядущих выборов президент Нанды, на территории которой находился маяк, не придумал ничего лучше, чем объявить официальную войну Розении, переводя вялотекущий конфликт в статус полноценных боевых действий.

Даже мы, далёкие от местных реалий, догадались — военное положение ввести дядька хочет, отодвинуть выборы и в конце объявить, что война всё спишет. Видать, плохи его дела на третий срок остаться, раз на подобный шаг решился. Да и повод вроде как имелся серьёзный — страна находилась на грани дефолта.

Лидер местной оппозиции, нагловатый тип с кучерявой причёской, костерил власти настолько самозабвенно со всех трибун, что, казалось, ещё мгновение — и он выпадет из экрана прямо нам под ноги. Затрясётся в неконтролируемом гневе, затопает ногами, взвоет правильный лозунг и бросится на правительство в рукопашную.

Во имя торжества демократии.

Из его пламенных спичей, просматриваемых на перемотке, мы и узнавали о местных проблемах с унылыми перспективами.

Президент же демонстрировал все качества лидера нации. Говорил устало, твёрдо, умно. Подбадривал, выражал надежду, верил в войска и народ. Смотрел будто в душу зрителям, проникновенно, по-отечески. Оппозицию величал не иначе, как «пятой колонной» и «агентами влияния», впрочем, без конкретики.

… После ряда громких заявлений правительства запустились определённые государственные механизмы. Началась первая волна мобилизации, ввели новый налог на армию, экономика переходила на военные рельсы, по всем каналам звучали марши.

В Розении только обрадовались. Похоже, там тоже ситуация обстояла не лучшим образом. Толком разобраться не успели, но всё смахивало на аналогичный кризис.

Поняли, каким боком чужие разборки коснулись и нас. По действующему, как сказал Брок, протоколу в случае наступления войны или иной вооружённой угрозы представительство Федерации эвакуируется до лучших времён. Вся торговая и политическая деятельность прекращается. Официальные дипотношения переводятся в режим удалённого доступа.

Почти всё красиво, всё обоснованно, кроме одного, прочно засевшего в мой мозг и не находящего здравых пояснений: откуда взялась информация о трёхсоткилометровой бесполётной зоне?

Не поленился, нашёл карту, сверился. До космопорта — за тысячу с хвостиком километров, до линии соприкосновения — примерно пятьсот. Упоминаний о прорывах или ожесточённых боях, под которые маскируют полный пиндык и кровавую кашу под чужими сапогами — никаких. Сержант прав оказался.

Получается, если официальные источники тактично умалчивают о реальном состоянии дел на передовой и линия фронта несётся прямо на нас — возможно всякое. Атакующие вполне могут и не знать про нейтральный статус маяка. Или сделать вид, что не знают.

Под ложечкой засосало…

Если нас завтра, точнее, уже сегодня, не заберут — дело дрянь.

Ежи оказался категоричнее в своих суждениях. Устало потирая глаза, он сказал:

— Я ошибался. Полагал взвод слишком важной единицей, — как всегда, начал наш умник не с того. — Оборудование вывезено. То, что осталось — металлолом. Мы — вторичны. Нужно требовать от сержанта связи с руководством. Забудут про нас в суматохе, а потом станет проще списать взвод, чем вытащить.

Весь налёт уверенности в силах космофлота и единстве Федерации с него как рукой сняло. Поумнел?

— С чего взял?

— Э..э… — знайка неуверенно замялся, впервые на моей памяти медля с ответом. — Войной и огнём не шутят. Так моя бабушка говорила.

Оспаривать поговорку я и не подумал. Тоже её слышал.

— Только сейчас дошло?

— Почти. Минут сорок назад.

— Ну ты и тупень! — сдержать себя не получилось. Слишком серьёзно Брок указывал временной промежуток от собственного озарения до признания очевидных фактов. Точно новый закон в физике открывал.

Помалкивающий Дон вскочил с места и помчался наружу, с несвойственной ему торопливостью бросив:

— Сейчас Бо найду. Доложим.

Но добежать он не успел.

Над нами грохнуло. Сильно, оглушающе. Стол подпрыгнул, поставленный на паузу визор вспыхнул экраном, но не погас.

— Ё…

Столовая показалась могилой. Со всех сторон стены, пол и потолок — низ и верх гроба. Просторного, чистого.

С лестницы, в незапертую Доном дверь, ворвались облако пыли и истошный вопль добровольного гонца. Что он кричал — не разобрать.

Прикрыв голову руками, я взглядом искал выход. Наружу, вниз, вбок, куда угодно, только бы подальше отсюда. А вокруг лишь стены, пыль, да запертая дверь продуктового склада.

Громыхнуло прямо над головой.

Ещё сильнее и ужасней, заставляя помещение подпрыгнуть и заваливая меня на пол. По затылку звезданула винтовка, съехавшая по краю столешницы. Ей тоже захотелось полежать рядом с владельцем.

Плохо понимая, зачем я это делаю, уцепился за оружие как утопающий за соломинку. Сорвал с пояса магазин, вбил его в приёмник, дослал патрон в патронник, заорал.

Новый взрыв…

Казалось, целили в меня. Не в кого-то абстрактного, а чётко в меня.

И попали. Темя накрыла внезапная тяжесть, сдавила лоб, в глазах заплясали искорки. В животе свернулся тугой клубок…

— Каска! — надрывно прогудело рядом с ухом.

У меня хватило сил повернуться к источнику шума. Ежи. Не сплоховал, засранец… Это он нахлобучил мне на голову каску, и про себя не забыл — прикрыл бестолковку, а я уж подумал…

Одиночные взрывы сменились непрерывной, понемногу удаляющейся канонадой. В воздухе висела пыль, завораживающе кружась серыми песчинками в непогасшем свете ламп. Хрустела на зубах, забивалась в нос, мешая дышать.

Визор опять моргнул, самопроизвольно включился, перепрыгнул на онлайн-канал и запредельно радостно объявил, демонстрируя на экране пышноволосую красотку, замершую в экстазе:

— Покупайте апмунь от перхоти…

Грохнуло где-то рядом. Пол вздрогнул, мир исказился в пространстве…

Мы с Броком заревели в две глотки, а я в придачу выпустил три пули в ни к месту включившуюся технику. Взбесила она меня, стала последней каплей в и без того переполненной чаше эмоций.

Вопил и Чжоу, на четвереньках мчавшийся прямо в противоположную выходу стену. Сослуживец проскакал мимо нас, со всего маху влетел в бетонную преграду, обмяк и повалился на пол.

На счастье, взрывов больше не последовало. Им на смену пришла не звенящая пустота, не крики раненых, а треск, исподволь пробирающийся сквозь гул в ушах. Мелкий, почти неслышный.

Загудела автоматика вентиляции, всасывая в себя серую взвесь, харкающе закашлялся Ежи.

Не решаясь подняться, я осмотрелся. Столы, ранее расставленные в идеальные ряды, сбили строй и смотрели углами кто куда, стулья, в основном, валялись. Лотки со столовыми приборами поспрыгивали с положенных мест и теперь половина помещения оказалась усеяна ложками и вилками.

Только салфетница уцелела. Как стояла, так и стоит, гордо посматривая на воцарившийся бардак.

Тихо… Вроде, закончилось.

Во мне что-то кардинально изменилось. Если поначалу я воспринимал столовую как последнее пристанище, импровизированный склеп, то теперь, после наступления относительной тишины, она у меня ассоциировалась с утробой матери. Тёплой, уютной, родной, надёжной… Вон, даже ни одной лампочки не погасло, а это о чём-то да говорит.

— Вит! — голос Ежи доносился словно сквозь бракованные наушники для стрельбы. — Вит!!!

— Что?

— Пойдём наружу. Здесь опасно, — неуверенно попросил лежащий рядом сослуживец. Скорее всего, ему и самому не хотелось покидать помещение, спасшее нас от неведомого катаклизма. — Если вход завалило — можем тут застрять.

— Почему?

— Вытяжка работает, а вот за нагнетатели я ничего не знаю. А если их повредило? Мы задохнёмся… Так хоть завал попробуем разобрать.

Ну вот зачем сказал? Знайка долбаный… Ведь так хорошо лежали. В покое, безопасности…

Однако он прав. Я не техник и починить все эти вентиляторы не сумею. Пойду. До выхода. Посмотрю, что там, на улице. Или выберусь, или в завал упрусь. Как пойдёт.

— Дон! — беспокойный Ежи немного отвернулся и принялся звать тихо покоящегося под стенкой Чжоу. — Подъём!

Наш третий «аналитик» на зов никак не отреагировал. То ли живой, то ли не очень…

Окончательно пришедший в себя будущий стажёр дипкорпуса поднялся и, хрустя пылью под ботинками, подошёл к уткнувшемуся мордой в пол Дону. Потрогал его шею пальцем. Боязливо, будто дохлую зверюшку, сбитую на дороге.

Чихнул.

Чжоу дёрнулся.

Посчитав это доброй приметой, Брок с усилием перевернул тело гонца-неудачника на спину, ободряюще похлопал того по предплечью.

— Мы живы. Ты слышишь? Мы живы!!!

Я вторил ему, припадочно вопя:

— Живы!!! Мать его, живы!!!

Эйфория исчезла так же внезапно, как и накатила. Психика ни к чёрту…

Опираясь ладонями о стену, Дон медленно, с кряхтением, принялся вставать. Лопоухий заботливо поддерживал.

— Больно, — пожаловался он, зажав плечо. — Ударился.

— Ничего, сержант починит, — тоном заправской няньки принялся успокаивать Ежи собрата по несчастью. — Идти сможешь?

— Угу…

От наблюдений за хлопотами Брока мне стало стыдно. Умничающий выскочка оказался единственным из нас, кто от страха не потерял разум. Мне каску надел, Чжоу помогает… А я его считал занудой и болтуном, не способным ни на что, кроме демагогии.

Заражённый чужим примером, тоже встал, тестируя во время подъёма организм. Руки-ноги работают нормально, спина не болит. В башке, правда, набат похлеще сержантского, но и он проходит. Лёгкая контузия, не иначе.

Пошатываясь, потопал к лестнице наверх. Тут пыли оказалось в разы больше, чем в столовой. Мощности вытяжки не хватало на создание достойной тяги, потому серый туман продолжал клубиться в дверном проёме и застилать видимость.

— Пошли, штоль, — нарочито грубо произнёс я, вглядываясь в ближайшие ступеньки. Страх прятал. Повторный тарарам можно и не пережить. Лимит везения всегда имеет свойство заканчиваться в самый неподходящий момент.

Не оборачиваясь, перехватил винтовку поудобнее, наизготовку и, вслушиваясь в окружающий мир, двинул наверх, к небу. За мной скрипели подошвы товарищей.

После первого пролёта освещение пропало. Взрывная волна разбила плафоны со слаботочным, светоизлучающим гелем, по старинке называемым лампочками. К пыли добавился мусор на полу, осколки чего-то невидимого и ломкого. Пришлось включать подствольный фонарик.

Узкий, мощный луч эпизодически выхватывал то куски бетонных блоков, то вырванное с мясом напольное покрытие, то ошмётки чего-то совсем уж фантастического, неопознаваемого.

Тянуло сквозняком и гарью. Треск, внизу еле слышимый, значительно усилился.

Новый пролёт. Мусора в избытке, но пройти можно. Чуть-чуть осталось…

В распахнутом дверном проёме выхода забрезжили звёзды.

— Ну, что там? — с лёгким, нервическим заиканием донеслось из-за спины.

— Скоро узнаем… — примериваясь к тому, как лучше выбраться из здания — перекатиться или попросту выскочить, ответил я и добавил, чувствуя себя дураком от смущения. — Ежи, спасибо за каску.