Гроза

— Ну чё ломаешься, как девка? — хохотнул Слепой. — Дают работу — бери. Бьют…

Он замолчал и с насмешливой улыбкой пожал плечами. Вместо него фразу мрачно закончил Гора.

— … двухсоть всех нахер.

Слова упали тяжело. Озлобленно. Гора всё никак не мог смириться. Ну, его можно было понять. Да каждого из них… Горе всего полторы недели оставалось до стодневки, когда они попали в засаду. По первой машине ёбнули так, что она и заполыхала со всем составом. Гора за рулём сидел. Был водила и нет водилы. Он за жизнь свою ещё поборолся. Выполз. Выскребся, но возле “шишиги” и помер. Теперь вот сидел и смотрел на Грозу. Злой, обожжённый весь. Мёртвый. Вообще тогда много ребят полегло, но из тех двухсотых за Грозой увязался только Гора. Хрен знает, почему. Наверное, потому что очень хотел снова родное небо повидать, вот и приехал в чужой голове.

Слепого Гроза получше знал. Хороший был парень, весёлый. Даже после смерти таким остался. В последний раз Гроза его по частям видел. Рядом с мазутой фугас рванул. Оставили чехи им такой блядский подарочек. Мехвода и ещё одного бойца потом собирали. Мёртвым он объявился целый и невредимый. Первым из всех троих. Гроза только сошёл с попутки в родном захолустье, а Слепой его на пустой остановке встретил. Сидел, лыбился во всю рожу. Жевал травинку. Гроза до усрачки перепугался, когда мёртвого сослуживца увидел. Его как домой отправили, так внутри всё окончательно сломалось. Словно всё держалось на каком-то честном слове, на вере во что-то, а как на гражданке оказался, всё и повалилось как стронутые доминошки.

Вернуться-то вернулся, но всё с собой привёз. Из головы просто так не выбросишь, не забудешь.

Гроза глянул на наручные часы. Вроде только пришёл, а уже шесть вечера. Пора домой. Да и комары жрать начали. Возле воды их хренова туча. На другой стороне озера народа поубавилось. Расходились потихоньку. Все всегда на том берегу отдыхали, там и чище, и широкий песчаный пляж, а здесь к воде вплотную подбирались деревья да строительный забор. Ни подъехать, ни разложиться. Это Грозе, наоборот, хорошо там, где людей нет. Только галюны из прошлого — Гора сидел на поваленном дереве, Слепой бродил по колено в воде. Гроза потёр пальцами веки. Мертвяки исчезли. Было бы настроение получше, пошутил бы, что разошлись по своим мертвячьим делам. В этот раз снова только двое приходили. Третьего не было — совсем молодого парнишки. Гроза его имени или не знал вообще, или не запомнил. Он его видел-то всего один раз — в прицеле своей СВД. Назвал потом Тихоном. Тихий потому что всегда был. Если Слепой и Гора пиздели как не в себя, то этот с ним никогда не говорил. Смотрел только, иногда улыбался. Светло так, с пониманием. От его взгляда хотелось пойти да повеситься нахер. Появился он самым последним. Гроза редко его видел. Если уж только совсем какой пиздец наступал.

Когда Гроза размышлял, почему у него чердак потёк, всегда вспоминал Тихона как один из фрагментов, из которых потом сложилась картина безумия по всей его красе. Добило, конечно, другое — когда дяди сверху решили, что надо договориться. И всё как будто сразу стало зря. Все убитые и искалеченные стали бессмысленными и напрасными потерями. И Слепой с Горой, и сотни таких Тихонов, и даже сам Гроза. По разговорам многие чувствовали себя такими же преданными и брошенными, как он. Но не у всех, к счастью, поехала крыша. Лёхе вот, его бывшему сослуживцу, повезло. Всего на полгода раньше вернулся, пристроился к ментам. Ну, Гроза за него мог только порадоваться. Но где-то внутри грызло, что боевой товарищ покрепче, видать, оказался, и фляга у него так не засвистела. Поэтому у Лёхи теперь и друзья живые, и люди на него не смотрят, как на прокажённого. Раз в ментовку взяли работать, значит всё — здоровый защитник общества.

Зато на Грозу смотрели так… Ну вообще по-разному смотрели. Кому-то всё равно было вроде молодёжи всякой. А некоторые… Как эти типа мирные, сука, чеченцы в ауле, которыми мирными ни разу не были. Дай тем волю — всех перережут. Так и эти. Гроза ещё раз потёр переносицу. Загнался. Опасались его местные да и всё. Ну это понятно. Приехал с войны, вот и сторонятся. Казалось, что всем остальным видно, что по нему дурка плачет. Только в самой дурке почему-то не видели. Он же честно пришёл, когда вокруг него погибшие сослуживцы хороводы начали водить. Про мертвяков не сказал, чтобы надолго не закрыли. Да и на учёт вставать — дело такое. Потом ни водительского не получить, ни лицензию. А с приуменьшенными симптомами его развернули туда, откуда пришёл. Мест нет, всем тяжело, вас таких много, а средств нету. Вот и весь ответ.

А Гроза хорошо помнил, как его всё чаще срывало на ровном месте. На войне ладно — измочалил чеха, свои сделали вид, что не заметили, а то и поддержали. Но иногда бывало въедливое ощущение, что за ним приглядывает контрснайпер. Такой нехороший холодок в затылке. Как иголки покалывали. Пасти его могли — без вопросов. Гроза знал, что его искали. Но это чувство не отпускало и в безопасной зоне, пока он заполнял бумаги и отчитывался за каждый патрон. Один раз он, правда, наоборот, не заметил. Простых выездов на той земле не бывало, но этот был не боевой. До поры до времени. Изначально пошли они информацию разведать. Гроза работал как снайпер группы. В одиночку занял позицию, прикрывал своих. В какой-то момент его словно кто-то по затылку легонько ударил, а потом как будто камень бросили в сторону двери разгромленной квартиры, где он засел. Гроза был готов поклясться, что кинули из помещения, где он был один. Пошёл проверить, это ему жизнь и спасло. Сдали их группу. К нему уже чехи подбирались. Если бы не странный камушек, он бы их не заметил. Изрешетили бы его и всё. Замес тогда нехеровый был. Многих потеряли. А Гроза выжил — каким-то чудом.

На гражданке стало хуже… Он ещё по дороге домой с какими-то бритыми придурками рядом с вокзалом так сцепился, что чуть не поубивал их всех. Из-за херни. Покурить попросили, а у него не было. Ну и началось слово за слово… Почему нет? А если поискать? Попрыгай, вдруг деньжата зазвенят. А ему чего трое каких-то выблядков, которые лишь и могут, что гражданских кошмарить? Остановился он, только когда у одного кости из предплечья вылезли. Как будто ветку сухую сломали. И орать тот упырь начал так, словно заживо резали. Тогда отрезвило.

Самым страшным было, что срывало непредсказуемо. Вроде всё хорошо, а через час — уже по пошло по той самой. Поэтому Гроза снова и снова отказывался от предложения дяди Коли, владельца местного ларька, устроить его на работу. Сидел в своей выделенной государством комнате в коммуналке. Пил горькую. Иногда вот выходил подышать. Ни с кем особо не общался. С Лёхой было тяжелее всего. Пиздеть, что всё хорошо, стрёмно. А душу изливать — да нахер это кому нужно?

Странно, что на него та девка запала. Татьяна. Хотя какое там запала. Поначалу он повёлся на её слова, что на самом деле молодой, красивый и всё такое. Пока она не начала затирать, чтобы он ей помог билет в будущее получить, а заодно и от хахаля избавиться. Вилась вокруг него как течная сука, мол, Боренька, мы потом с тобой отсюда уедем. Далеко-далеко. Он, конечно, понимал, что в том далёке ей солдат после войны нахер не нужен. Таньку он послал нахер со всеми её обещаниями. Как будто кроме неё девок не было. Да и уехать он мог один хоть сейчас. Рвануть в Москву или в Питер, а дальше как-нибудь разберётся. В родном городке ничего не держало. Деньги у него были, “боевые” выдали, с войны он пару штук баксов привёз. Награду дали, которая теперь только злость вызывала. Цацки золотые ещё лежали. Можно сгонять в соседний городок и загнать. С ними наебут, скорее всего. Хорошо, если дадут треть цены, но тоже хоть какие-то деньги.

Возможность свалить у него была. Другое дело, что ехать ему некуда. От себя не спрятаться. От выводка мертвецов и проблем в голове — тоже. На самый крайний случай под матрасом лежал “тотошка”. Провёз его с парой магазинов всеми правдами и неправдами. Ему одного патрона хватит, но это уж если совсем припрёт. Пока держался.

Гроза медленно побрёл домой. Тут недалеко — минут пятнадцать до его отшиба. Пожрать надо было ещё взять, а то дома одна тушёнка с гречкой. Шагая вдоль забора, Гроза заприметил впереди мужика за естественным порывом. Наверное, из отдыхающих — культурно отошёл к забору отлить. Места между ним и озером там, как назло, было мало. Гроза, держась поближе к воде, аккуратно обошёл мужика. В спину почти сразу долетело:

— Подождать не мог? Чё попёрся, не видел что ли?

Он не ответил. Слышал, что мужик пошёл следом. Бегло глянул через плечо.

— Чё молчишь?

Обернулся Гроза, когда тот оказался прямо за спиной. Остановился. Смерил внимательным взглядом мужика — с виду крепкий как завсегдатай качалки. Поддатый слегка. Гроза его в первый раз видел. Тот его, скорее всего, тоже. Сюда полгорода съезжалось.

— Мне ждать, пока ты хобот проветришь? Я тебе не мешал.

— За языком следи. Не мешал он.

Мужик потянулся схватить его за футболку, но Гроза резко оттолкнул его тычком в грудь.

— Ты меня не трогай, понял? — сухо произнёс он.

А в душе против воли зашевелилось. Заполыхало. Руки сжались в кулаки.

— Да я тебя сейчас так потрогаю, что размажу, — процедил мужик. — Каждого такого, как ты. Возвращаетесь уроды уродами. Как будто вам всё можно.

Гроза недобро улыбнулся. Вот оно что на самом деле. Он же в камуфляже вышел погулять, не в гражданском. Надел, даже не задумываясь. По привычке. Ей-богу, лучше бы этот качок за свой хер беспокоился, чем гнал на вернувшихся с войны. Остатками здравого смысла Гроза понимал, что оттуда приезжали разными. Кто-то к бандюганам ушёл, кто-то просто творил беспредел. Понимал, но злость шибанула в башку с такой силой, что аж дышать стало сложно. Особенно, когда мужик, видя его замешательство, всё-таки накинулся на него. Гроза легко ушёл от выпада, пробил в солнечное сплетение. Тут же ещё одним ударом — в висок. Качок зашатался… Упал бы, если бы Гроза его за шиворот не схватил и к воде не потащил. Тот как сообразил, куда его волокут, задёргался. Гроза взял его в захват и окунул в воду. Мужик замолотил руками, но Гроза только сильнее его притопил. Животная ярость била по мозгам как тяжёлым молотом. И ощущение какой-то правильности накатывало. Первый же начал, вот пусть и расхлёбывает — прямо из озера.

Гроза бы его утопил. Ещё секунд десять и всё — поплыл бы покойничек. Почувствовал, как ему на плечо легла рука. Обернулся и, его как током прошибло. Тихон. Он мужика сразу отпустил. Тот морду из воды высунул, закашлялся. Сипел что-то, угрожал. А Тихон смотрел, не отрываясь. Не такой, как тогда… в прицеле, а как будто живой.

— Не надо, — попросил он.

В первый раз Тихон заговорил. Гроза думал, что тот всегда молчит, потому что он ни разу не слышал его голос, и разбушевавшееся сознание не смогло придумать.

— Это не враг, оставь его.

Грозу затрясло. Он даже не сразу заметил, что мужик поднялся на ноги.

— Я на тебя… с-суку, заяву напишу, понял? — прохрипел он, торопливо уходя прочь.

— Напишешь, я тебя урою так, что не найдут! — рявкнул вслед Гроза.

Перевёл взгляд на Тихона. Тот ему светло улыбнулся и пропал. А перед глазами снова заметался песок. Ветер тогда был сильный, он как сейчас запомнил. Чехи позабавиться решили. Подвесили пленного за руки на дерево. Исполосованного всего. Гроза даже думать не хотел, сколько тот промучился. Он залёг на позиции, пока бойцы к точке подходили, чтобы раздавить чеченцев к ебене матери. Смотрел на парнишку. Молодой совсем. Школьник поди вчерашний. Не жилец. Он по губам прочитал, что парнишка сказал. А по глазам понял, о чём тот просил. СВД послушно выплюнула две пули. В чеченца, который к нему подходил с тесаком. В парня — прямо в сердце. Вот и всё. Отстрадал мальчишка своё. А Гроза тогда много чехов завалил. Раненый не раненый, сдаётся или нет — всех порешил. Да и свои никого живым не брали. Какой плен для тех, кто людей как баранов резал?

Воспоминания нахлынули с такой силой, что Гроза схватился за голову. Всё снова стояло перед глазами. И опорка та, откуда они боевиков выдавили. И как на следующий день их перебросили на другую позицию. Надо было ехать через аул — либо силой пробиваться, либо хитростью. Выбрали второе. Он тогда сам напросился в вылазку. Даром, что снайпер.

Гроза заставил себя пойти вперёд. Мужика давно уж и след простыл. Напишет заяву — и похуй на него. Через пару шагов снова накрыло — холодом, темнотой нездешней ночи. Они как тени пробрались в аул, чтобы чужие законы вывернуть в свою пользу. Все ему говорили, что его либо сломает, либо он зачерствеет. Правы походу оказались те, кто говорил про сломает. Странно только как-то. Там держался, старался по крайней мере, а домой вернулся и посыпался. Сука… Да что за жизнь-то? Как её жить? Как в неё вернуться? Снайпер с позывным Гроза там своё отслужил, а Борис Морозов здесь, на гражданке, нахуй никому не нужен. Он вот шёл вроде бы домой. Небо родное, озерцо. А видел, как они на рассвете въезжали в аул. В гробовой тишине под взгляды чеченцев. С башкой их старейшины на капоте “уазика”. Видел, как накануне ночью он своими руками эту башку отрезал.

Гроза с силой саданул кулаком об забор. Боль почти не ощущалась.

Дома слегка отпустило. Без топлива злость долго не держалась. Ушла как вода в песок, вместо неё остались усталость и страх окончательно сойти с ума. Следующие два дня Гроза просидел в коммуналке. Жил на гречке с тушёнкой, готовил на электроплитке в комнате. Выходил только на общую кухню посуду помыть, в душ да по нужде. Держался, чтобы не забухать. Слушал зарубежный рок на стареньком кассетнике. Гроза ни слова не понимал, но пели хорошо, душевно. Смотрел старые боевики по телику, читал книги. От предыдущего владельца осталась целая библиотека. Гроза когда после срочки вернулся, ему выдали ключи от комнаты — подошла его очередь на жильё. Соседи сказали, что предыдущий хозяин прямо на диване откис. По запаху поняли, что помер. Наследников не нашлось. Комнату как опечатали, так никто туда не заходил. Гроза тогда радовался до усрачки. В те времена у него каждая копейка была на счету, а тут добра подвалило. Полки с кучей книг по обе стороны окна. Диван с креслом, шкаф, стол. Даже электрочайник с посудой остались. Удивительно, что жэковские не вынесли. Гроза реально на седьмом небе от счастья был, когда всё это увидел. Да и вообще осознание, что у него, наконец, свой дом появился, отдавалось тёплой радостью. Он как в двенадцать лет волей судьбы переехал в детдом, так и почти отвык, что это такое — родной дом. Да и разве могли его испугать байки про покойника? Диван, правда, всё равно пришлось поменять. Но не потому что суеверный, а вонь намертво въелась в матрас. А Грозу от запаха мертвечины на гражданке физически воротило. Он всё залил химозой, чтобы только его перебить.

К вечеру второго дня Гроза решил всё-таки выбраться на улицу. В голове просветлело. Мертвяки не приходили. Сны снились всякие, но с этим уж ничего не поделаешь. По пути с кухни Гроза услышал, что вечером в клубе будет дискотека. Не сказать, что он большой любитель такого отдыха, но решил сходить. Надо же было себя к нормальной жизни возвращать. Гроза порылся в шкафу. Нашёл новые чёрные джинсы — купил в последний день своего прошлого отпуска. Ну, хотя бы штаны его дождались. К джинсам Гроза добавил такую же чёрную футболку с серой надписью и армейские берцы-резинки. Хотел ещё свой любимый лёгкий свитер захватить, но тот за время его отсутствия стал жертвой моли — сожрали его начисто. Перед тем, как уйти, Гроза глянул в зеркало в прихожей. Волосы отросли. Так и не сходил постричься. Всё боялся, а вдруг переклинит на ровном месте. Хотел машинку купить да тоже до сих пор не добрался. Осунулся он сильно. Кто-то на гражданке отъедался, отсыпался, а он словно усыхал.

На улице бухала музыка из открытых дверей клуба. Возле входа тёрлась молодёжь. Все как один — одеты по нынешней моде. Гроза на фоне цветных рубашек и китайских “адидасов” выглядел мрачновато. Заходить внутрь он не торопился. Пока стоял в сторонке, издалека разглядывая тусовщиков. Те беззаботно дымили, передавали друг другу бутылку то ли с вином, то ли с портвейном. Из дверей клуба вывалился парень, с виду ровесник Грозы. На заплетающихся ногах прошёл вдоль стеночки и блеванул. Люди пили и отдыхали. Кто как умел. Гроза подумал, что, может, и у него получится. Найдёт себе девчонку. Хотя бы на вечер. Он же не дебил и не урод. Гроза вытащил сигареты из заднего кармана джинсов, поискал в передних — зажигалку, похоже, он дома оставил. Хотел подойти к людям возле входа, попросить огонька, но краем взгляда заметил, как к блюющему парню приблизился человек в тёмной одежде. С накрученной на голове тряпкой. В тусклом свете опасно блеснуло лезвие широкого ножа. Гроза вздрогнул и выронил пачку. Сердце заколотилось как бешеное. Он даже не раздумывал — рванул вперёд. Успел пробежать пару метров и, как вкопанный, застыл на месте, спугнутый голосом:

— Ну и дурак ты, Саня. Ты бы ещё морилки глотнул.

Человек в тёмной одежде похлопал тошнотика по спине. Не чех, обычный парень. Обернувшаяся на звук шагов девушка с бутылкой в руках и высоченным начёсом на голове скользнула по Грозе безразличным взглядом и снова повернулась к компании. Её друзья смотрели на него как на обдолбанного придурка. Кто-то засмеялся.

Гроза улыбнулся уголком губ. Не дебил он, да. Не урод. Но к клуб ему сегодня дорога заказана. Он развернулся и медленно пошёл обратно. Подобрал с асфальта пачку “Магны”. Сунул в карман. Задержал взгляд на ларьке через дорогу. Подумал, не купить ли зажигалку, и тряхнул головой. Не хватало ещё при дяде Коле галюнов словить. Как там говорят? Курить — здоровью вредить. Вот и прогуляется на свежем воздухе — до соседнего микрорайона и обратно. Гроза неторопливо побрёл по опустевшей к вечеру улице. Прохладно стало, но ничего, не замёрзнет. До ночей в горах здешнему холоду далеко. Впереди мерцал тусклый фонарь — вспыхивал, проливая на на раздолбанный асфальт пятно света, и через какое-то время гас. Когда Гроза подошёл ближе, тот не горел. Одновременно с тем, как лампа с тихим щелчком снова разгорелась, он заметил, как блескануло на укрытом темнотой балконе местной общаги. Усилием воли Гроза заставил себя спокойно идти дальше. Обычная улица, обычный дом. Он даже головой потряс — всё же хорошо было, а сегодня снова всякая херня в башку лезет. Ну ничего, дома его в холодильнике ждал пузырь “Довгани”. Не собирался напиваться, но раз уж в мозгах заискрило, придётся, пока он вместо соседей не начал чехов видеть. Ему мертвяков хватит. Те хоть свои. Можно сказать, родные.

Вокруг такая тишина разливалась — благодать. Не тревожная, застывшая в холодном воздухе, а тоже своя. В небольшом лесочке перекрикивались ночные птицы. Вдалеке затихал шум уходящего поезда. Железка здесь совсем рядом проходила. Что плохо вписывалось в покой тёплой летней ночи, так это прозвучавший девчачий крик. Гроза остановился. Сдвинул брови, прислушиваясь. Крик повторился. На очередной галюн не было похоже, а вот на уличную разборку — очень даже. На гражданке Гроза старался не лезть в чужие дела. Куда ему соваться со своими бедами с башкой? Но сейчас чутьё упрямо твердило, что надо пойти проверить. В конце концов, всегда оставалась возможность развернуться и уйти восвояси. Гроза быстро зашагал в сторону источника звука. Он миновал девятиэтажку, примостившуюся рядом с естественным котлованом, заросшим деревьями и кустарником. Гроза сколько себя помнил, каждой весной в этой яме вода стояла до самого апреля. А летом здесь местные пьянчуги бухали до самое утра или всякие упыри околачивались типа тех, что увидел Гроза. Он в упор посмотрел на двух молодых парней. Гопники или говнари какие-то. Один валял по земле вяло сопротивляющуюся девчонку, второй торопливо расстёгивал ремень на джинсах.

— Отошли от неё оба, — медленно произнёс Гроза.

Те синхронно обернулись, а девчонка даже попискивать перестала.

— Ты откуда такой нарисовался? — с нахрапом в голосе спросил тот, что возился с ремнём.

Повернулся к нему всем корпусом. Набычился. Другой тоже смотрел, но девчонку не выпустил. Гроза уже не понаслышке знал, что пытаться говорить с такими — впустую тратить время. Не понимали они человеческого языка.

— Чё молчишь, когда тебя спрашивают? Ты кто вообще?

Гопник подошёл ещё ближе — вот-вот набросится. Гроза ударил первым. Со всей силы ударил ботинком в колено. Сустав с хрустом вывернулся в другую сторону. Парень истошно заорал. Второй сразу вскочил на ноги, разом позабыв об их развлекушечке на вечер. Гроза пробил ему двоечку в ухо и подбородок, а следом — локтем в солнечное сплетение. Парень без сознания мешком рухнул на землю. Его сотоварищ валялся неподалёку. Блевал и умудрялся орать в перерывах между рвотными спазмами.

— Су-у-ука. Я тебя уро-о-ою падлу…

— Попадёшься мне ещё раз, вторую ногу сломаю, — сухо ответил Гроза.

Больше всех удивила девчонка — даже не попыталась убежать. Когда он подошёл к ней, понял почему. Она была пьяная в стельку.

— Эй, ты как? — спросил Гроза. — Не бойся, я тебя не трону.

Девчонка посмотрела на него абсолютно стеклянным взглядом и кивнула. Гроза вздохнул и поднял её на ноги. Теперь он получше её разглядел. Совсем молоденькая. Лет шестнадцать. Может, даже меньше, если её умыть. Под глазами расползлись чёрные разводы. Колготки разорваны, юбка задрана. Короткая майка болталась на одном плече.

— Они тебе ничего не сделали? — на всякий случай спросил Гроза.

На первый взгляд, не успели, но мало ли. Девчонка помотала головой и пошатнулась. Упала бы, если бы не поддержал её под руку. На земле зашевелился очнувшийся парень.

— Лежи, если жить хочешь, — скомандовал Гроза. — Куртку сними и дай сюда.

Тот нехотя снял оливковую “натовку” и со злостью бросил её в своего обидчика.

— Молодец, хороший мальчик, — с усмешкой похвалил Гроза. — Рыпнешься за мной, ваши трупы завтра менты найдут. Понял?

Он набросил куртку на плечи девчонки, поправил задранную юбку и, придерживая под руку, повёл её из котлована. Через плечо посматривал на гопников. Парень со сломанной ногой уже не орал, а тихо скулил. Другой подполз к нему. Говорил что-то, но слов было уже не разобрать.

— Помнишь, где живёшь? — спросил Гроза, когда они выбрались из ямы и подошли к девятиэтажке.

Он очень надеялся, что несмотря на опьянение девчонка вспомнит. Иначе придётся её вести к ментам. Участковый пункт давно закрылся. Значит, надо будет идти к Лёхе. А лишний раз видеть бывшего сослуживца вообще не хотелось.

— Эй, приём, — Гроза потормошил девчонку за плечи. — Где мама-папа помнишь?

— С-соседний д-дом. С-след-дующий, — с усилием произнесла она и неопределённо махнула рукой.

— Ну тогда пошли.

Девчонка снова кивнула как заведённый болванчик. Покрепче вцепилась ему в предплечье, и её стошнило. Дали о себе знать алкоголь и стресс. Пока её полоскало, Гроза держал её за плечи, а про себя только снова вздохнул — везло ему сегодня на тошнотиков. Когда девчонке стало полегче, он перехватил её поудобнее и повёл к дому, на который та указала. На его счастье, она уверенно указала подъезд, этаж и квартиру. Стоя перед обитой дерматином дверью, Гроза посмотрел на часы. Первый час. Вот будет смешно, если они пришли не туда. Хотя если и туда — тоже. С родителями разговор наверняка будет весёлый. Он нажал на кнопку звонка. Открыли быстро. Видимо, ещё не спали. Сначала в дверном проёме показался мужчина средних лет, а следом за ним — женщина. На лицах обоих Гроза увидел одинаковые испуг и удивление.

— Ваша? — спросил он.

— Мам, пап… я… это… немножко… — следом промямлила девчонка.

Голос у неё задрожал, и она расплакалась. Как будто включила защитную реакцию, чтобы с порога пиздюлей не ввалили. Мать молча схватила её под руку и утащила вглубь квартиры. Отец буравил Грозу цепким взглядом.

— Что произошло? — напряжённо спросил он.

— На пустыре крик услышал. Пошёл посмотреть, а там она и два парня. Ну сам понимаешь, чего им было надо. Они вроде не успели её тронуть.

Снова показалась мать. Сунула Грозе куртку.

— Говорила же ей, чтобы не связывалась с ними! Говорила! — она всплеснула руками и убежала на голос дочери.

— А эти где сейчас? — спросил отец.

Пристально оглядел его с головы до ног. Было в его взгляде что-то такое… недоверчивое, злое.

— На друзей своих так смотреть будешь, — ответил Гроза и усмехнулся. — Если бы я твою дочь хотел трахнуть, то оттрахал бы и там оставил, а не повёл к маме-папе. Не веришь, иди на пустырь сходи. Только смотри, чтобы и тебя там не нагнули.

Не дожидаясь ответа, развернулся и спустился по лестнице. Вышел из подъезда. Вот тебе и прогулялся — до мордобоя. Чутьё подсказывало, что на этом дело не закончится, но и хрен с ним. Гроза повертел в руках трофейную “натовку” и надел её. Хмыкнул. По размеру как для него шили. Проверил карманы. В одном нашлось немного денег, он переложил их в джинсы. В другом — крутая металлическая зажигалка с откидной крышкой. А вот это уже было хорошо. Гроза вытащил сигареты, закурил и неторопливо пошёл в сторону дома.

В коммуналке на его этаже стояла тишина. Соседи ему попались нормальные — не буйные и не шумные. Гроза сходил в душ, пока там утром не выстроилась очередь. В комнате допил остатки заваренного утром холодного чая и лёг спать. Без водки. С надеждой, что сегодня приснится что-то хорошее или не приснится ничего вместо эха войны, которая до сих пор бушевала у него в голове.

Проснулся он поздно — далеко за полдень. Из-за двери слышались голоса соседей. В углу тихо урчал холодильник. На столе — шаркали часы. Никаких кошмаров, никакой войны. Обычный день, пока Гроза не выйдет на улицу, где реальность снова смешается с прошлым. Глядя в потолок, он думал, что словно застрял в чистилище — и не помер толком, и к жизни не вернулся. Завис в ожидании, куда его дальше распределят.

Ближе к ночи объявился Лёха. Гроза ещё когда только услышал стук в дверь, сразу понял, что это бывший сослуживец. Чуйка сработала. Ну и здравый смысл подсказывал — за последние несколько дней наследил он мощно.

— Здорово, Борь, — Лёха пожал ему руку.

Зашёл в комнатушку. Осмотрелся, разглядывая нехитрую обстановку.

— А ничего так у тебя, душевно. Сделал из говна конфетку.

Лёха по-хозяйски сел на кресло возле окна. Фоном тихонько играла какая-то кассета с зарубежными балладами.

— Это чё, Металлика?

— Наверное, — Гроза встал так, чтобы его видеть, прислонился к краю стола. — С чем пришёл? Явно же не про музыку поговорить.

— Не про музыку, — согласился Лёха. — Вчера ночью кто-то двух гопников отмудохал. Из одного “динозаврика” сделали, ногу в обратную сторону загнули. Да так, что даже в травме удивились. У второго вроде просто сотряс. Мне птичка на хвосте принесла, что они теперь очень ищут своего обидчика. Они оба дураки конченые, и мне на них глубоко насрать, но вот разыскивают, судя по всему, тебя.

Он в упор посмотрел на бывшего сослуживца. Без осуждения. Скорее, с пониманием. Гроза усмехнулся и пожал плечами.

— Ну раз ищут, пусть приходят. Можешь им адресок подкинуть.

— Дурак ты, Гроза. Они же тебя застрелить могут.

— Нашёл, кого смертью пугать, — рассмеялся Гроза. — Ты как будто забыл, откуда мы приехали.

— Там хоть смысл был! А здесь тебя придурки малолетние порешить могут.

— Весь смысл теперь сам знаешь где, — отрезал Гроза. — Или, может, ты мне предлагаешь пойти поискать их и извиниться? А?

Лёха тяжело вздохнул и едва заметно покачал головой. А Гроза, глядя на друга, видел, как далеко разошлись их пути после того, как они оба вернулись домой. Он мог сколько угодно говорить, что Лёху не так потрепало. Что тот прослужил всего полгода, но знал, что неправ. На той земле время по-другому ощущалось. Это на гражданке “всего полгода”, а там за неделю можно было постареть.

— Ты не кипятись, — ровно сказал Лёха. — Мы столько говна из одного корыта выхлебали. Неужели думаешь, что я кошмарить тебя пришёл?

— Да кто знает, — хмыкнул Гроза. — Ты же теперь при погонах, а я общественный порядок нарушаю.

— В этом и дело, — вздохнул бывший сослуживец. — Не от хорошей жизни нарушаешь.

Он помолчал, словно подбирая слова. А когда заговорил, у Грозы возникло стойкое ощущение, что сказал Лёха совсем не то, что собирался.

— Я недели две назад был в Москве. Встретил Аньку, жену Святого… Она там тоже была проездом, и вот представляешь, пересеклись на вокзале. Они сейчас в области живут. Святой священником стал. Сын у них родился.

— Ну, как там говорят, неисповедимы пути Господни, — с усмешкой ответил Гроза. — Не могу сказать, что я его понимаю, но хорошо, что выкарабкался.

— Я к тому и веду, Борь, — сказал Лёха и пристально на него посмотрел. — Тебе если нужна какая помощь, ты скажи. Необязательно в одну рожу в дерьме вариться.

Он снова умолк ненадолго. Гроза тоже молчал. Заметил, что у друга ладони в кулаки сжались — видно, припомнил Лёха что-то из тех времён.

— Да все знают, что если бы не ты, Святой давно в могиле лежал бы вместе со всем его взводом. И наши туда отправились бы следом.

Гроза улыбнулся.

— А чего я? Я же тогда весь лазарет обосрал.

Лёха встал с кресла. Покачал головой и пошёл к выходу. Возле самой двери обернулся.

— С теми придурками я потолкую, — обронил он. — А тебе я уже сто раз говорил, но мне и повторить не в лом. Хорош нарываться. Давай к нам. Хочешь — вообще в ОМОН. Тебя как воевавшего с руками оторвут.

— Меня дядя Коля к себе позвал. Хватит с меня пока оружия.

— Ну смотри. Если передумаешь, дай знать. Ты, главное, сам не пропадай.

— Да куда мне деваться.

Гроза ещё долго смотрел на закрывшуюся дверь. Эх, разворошил Лёха память. Вскрыл как старую могилу, из которой завоняло так, что не спрятаться. Грозе хотелось бы закопать всё, утрамбовать как следует и залить раствором, чтобы не вспоминать. Не дёргаться. Не проживать заново. Лёха ушёл, а Гроза остался наедине с куском кровоточащего прошлого. Завелась среди офицеров крыса. С немалыми звёздами на погонах. Для таких война — это бизнес. Грязный, нечестный, но бизнес. Хрен знает, сколько башляли таким крысам, и стоило ли оно того, но этот уже слил два взвода. Один положили чехи, выживших взяли в плен. Другой поехал их вытаскивать — по договорённости. А вместо обмена его тоже весь положили. Один человек ради бабок полсотни бойцов отправил в могилу.

Кто офицера слил, Гроза не знал. К нему просто как-то подошёл командир. Сказал, что взвод Андрея Святова попал в засаду. А тот самый Егоров собирается договориться об обмене пленными. Гроза хорошо запомнил глаза командира, когда тот рассказывал, где в ближайшие пару дней будет Егоров. Тревога в них была, потому что за такое запросто под трибунал можно было пойти. И надежда, что его поймут. Гроза тогда на самом деле сразу всё понял. Кивнул и взял ярко-красное яблоко, которое ему командир протянул вместе с подсумком с двумя магазинами для СВД.

Когда Гроза вернулся в опорку, там уже все знали, что Егорова снял чеченский снайпер. Договорённость с чехами пошла по пизде, но разве это причина бросать ребят? Командир велел выдвигаться. Своих они вытащили — тех, кто дожил. Андрюху Святого Гроза хорошо запомнил. Тот как неживой был. Может, обкололи чем. Глаза мутные, ничего не соображал. Молодец, что оклемался. А командира и самого Грозу потом ещё слегка потрясли. Но и они, и их военный врач на честном глазу подтвердили, что Борис Морозов территорию не покидал по причине небоеспособности. Обожрался немытых яблок, слёг с подозрением на дизентерию и загадил весь лазарет. Оклемался он только, когда пришло время выдвигаться ребят выручать.

Гроза подошёл к шкафу. Покопался в бауле, вытащил из внутреннего кармана гильзу. Сохранил он её — на память. Командир тогда с запасом боекомплект выдал, а он всего три патрона потратил. Два на пристрелку ушло, а той мрази одного хватило. За спиной с тихим щелчком закончилась кассета. Гроза обернулся. Зря, он, наверное, так с Лёхой. А, может, и нет — зачем кого-то с собой на дно тянуть?

Ночью Гроза снова не видел кошмаров. Утром выбрался до ларька, закупился продуктами. Потрепался с дядей Колей. Пообещал даже подумать про работу. Тот почему-то обрадовался. Как будто так важно было пристроить его хоть куда-то. Дядя Коля вручил пару бутылок “Пепси”, словно Гроза для него по-прежнему оставался детдомовских пацаном, которого он подкармливал.

Гроза забросил закупленное в комнатушку и добрался до рынка. Что-то неуловимо было не так. В многоголосье ему то и дело слышались отрывистые голоса чехов. Пару раз он тряхнул головой, тщетно пытаясь отогнать наваждение. Но наваждение ли? Враг? Здесь?.. А где вообще это — здесь? Грозе на секунду показалось, что он умудрился заблудиться посреди толпы. Но нет… Вот знакомая улочка, вот жилище местного торговца оружием Ахмеда.... Они его взяли почти со всеми подельниками. Стоп, какого торговца?

— Зря ты один на рынок пришёл.

Голос доносился то ли из головы, то ли со стороны. Резко повернув голову, Гроза увидел идущего рядом Гору. Тот мрачно буравил взглядом разношёрстную толпу.

— Зря пришёл. Они только с виду мирные. Подойдут и пристрелят...

— Ничего, мы прикроем, — раздался с другой стороны голос Слепого.

В ноздри ударил запах крови. Гроза аж вздрогнул. Обернулся. Справа на перекладине висела туша свиньи. Частники из области привозили на продажу.

— Твари, — процедил Гора. — Убить их всех нахер.

Гроза сначала не понял, о чём тот говорил. Моргнул и оцепенел — на перекладине, где только что видел тушу, висел мёртвый парень. Подвесили его за руки, до пола болтались синие петли кишок. Рядом с трупом стоял чех с тесаком. Щерился звериным оскалом, смотрел прямо на них. Гроза бы на него бросился, но Слепой остановил.

— Стой! Посмотри, сколько их. Уходи! Сейчас же!

Гора выругался, а Гроза непонимающе огляделся по сторонам. Вроде бы только что обычные люди были. Ну те, которые якобы мирные. А теперь чехи лезли как тараканы. Кто-то их всё-таки сдал! Сучье племя. Одного завалил, так сразу другие нашлись! Ну ничего, он и этого достанет. Гроза, расталкивая людей, рванул домой. Позади слышались выстрелы. Кто-то кричал, что русская собака всё равно не убежит.

В коммуналке Гроза вытащил из-под матраса “тотошку”. Не его калибр. Ему бы родную СВД или хотя бы “калаш”. Вот тогда бы и поговорили на одном языке. Но ладно, справится и так. Гроза привычно проверил магазин. Второй сунул в карман джинсов. Он быстро спустился по лестнице. В подъезде ему дорогу перегородил Тихон.

— Не надо, не ходи туда, — предупредил он. — Тебе нужно спрятаться.

— Не буду я прятаться, — процедил Гроза. — Я этих тварей сейчас всех перестреляю.

Вдали что-то грохотало. Как будто из гранатомёта шмаляли.

— Слышишь? — обеспокоенно спросил Тихон. — Куда ты со своим ТТ против них сейчас пойдёшь? Спрячься пока, а потом уже по одному уберёшь. Ночью. Как тогда в ауле, помнишь?

Мысль виделась здравой, но Грозе всё равно чуть не завыл от досады. Он выбежал во двор дома. За соседним домом что-то горело и дымилось.

— Давай за мной, — скомандовал Тихон. — Я покажу куда.

Гроза бежал за ним следом. Мимо такой же коммуналки — в местный лесочек. Он ушёл бы дальше, но Тихон его остановил. Показал на заброшку старой лыжной базы.

— Спрячься.

— Да там же в первую очередь искать будут!

— Не будут, — сказал Тихон и кивнул в сторону, откуда они только что пришли. — Никто не придёт. Нет там никого.

Первым порывом Грозы было встряхнуть мальчишку. Как это нет?! Они же все только что видели и мёртвого парня, и чехов. Взрывы слышали. Да там до сих пор что-то чадило и горело. Гроза зло посмотрел, куда показывал Тихон, и вздрогнул. Не было ни дыма, ни звуков выстрелов. За ним никто не бежал. О войне напоминал только “тотошка” в руке. Он непонимающе и растерянно посмотрел на Тихона. Тот невесело дёрнул уголком губ и пожал плечами.

— Я дома… — с усилием произнёс Гроза.

— Дома, — кивнул Тихон. — Здесь не с кем воевать.

— Значит, и прятаться не нужно… Разве что от себя.

Гроза медленно зашёл в заброшку. Под ногами похрустывало стекло. Несло ссаниной. Грозу трясло. Это насколько он поехал крышей, что чуть людей не перестрелял? Гроза дошёл до стены и тяжело опустился на пол. Повертел в руке пистолет. Ну вот и решение. Ему тоже одного патрона хватит, а всем сразу спокойнее станет. Перед тем, как нажать на спусковой крючок, Гроза хотел вспомнить что-то хорошее, но не получалось. В голове крутился калейдоскоп из крови и смерти. Хорошее наверняка где-то было, схороненное в самом дальнем уголке душе, но его просто так не найти.

Гроза поднёс пистолет к виску. Да и похер. Как уж есть. Даже и не страшно. Он своё уже отбоялся на сто лет вперёд. Горько немного, что сломался. Он всё иначе представлял, когда возвращался домой. Но как ему тогда сказали в дурке — не он первый, не он последний. Всем тяжело. Там мест нет. Здесь — тоже не нашлось этого места.

В проёме двери появился Тихон. Сделал несколько осторожных шагов.

— Не стреляй, — попросил он. — Ты подожди немного, тебе помогут. Но не стреляй.

— Да кто мне поможет? Очередные чехи что ли?

Тихон подошёл совсем близко. Гроза не боялся, что тот ему помешает. Чего ему сделает собственный галюн? Пока он ещё понимал, что мальчишка — всего лишь результат поехавшей крыши.

— Не надо. Просто поверь мне. Пожалуйста.

От этого “пожалуйста” Грозе как по сердцу полоснули.

— Да не могу я с этим жить, понимаешь?! — сорвался он. — Не могу и не хочу!

Сквозь звук собственного голоса он услышал быстрые шаги. Первым порывом было направить “тотошку” в дверной проём, но сдержался. Он же наверняка сейчас чеха увидит, а там какой-нибудь случайный прохожий. Хватит, настрелялся. Вместо чеха показался Лёха. Друг выглядел растерянным и каким-то расстроенным.

— Гроза? — позвал он. — А ты чего тут задумал?

Лёха показал на пистолет, который Гроза по-прежнему держал у виска.

— Ты положи “ствол”, ладно? Не надо, не делай херни. Давай поговорим?

— Да не о чем говорить, — устало ответил Гроза. — Лёх, я не могу так больше. Я почти каждый день Слепого вижу. Гору. Чехи везде мерещатся. Я всё, Лёх, понимаешь? Всё.

— Ты живой, значит ещё не всё.

— Иди ты нахер, психолог, блядь, доморощенный.

— Сам иди! — неожиданно зло ответил Лёха и почти умоляюще на него посмотрел. — Блядь, Гроза, положи “ствол”. Давай попробуем тебя починить. Не получится — слово даю, я тебе сам оружие достану и мешать не буду. Но не пори ты горячку. Успеешь сдохнуть.

Он медленно подошёл к нему. Смотрел сверху вниз. Как будто не боялся, что бывшему сослуживцу может в башку ёбнуть, и пуля уже в него полетит. Доверял несмотря ни на что. Как будто что-то осталось от того Грозы, который его полгода прикрывал.

— Дай мне пистолет, — попросил Лёха.

Гроза мрачно на него глянул. Внутри насмерть схлестнулись желание закончить всё прямо сейчас и какая-то тупая надежда, что действительно что-то можно поправить. Он тяжело вздохнул, отвёл пистолет от головы и протянул его Лёхе. Тот быстро забрал “тотошку”, вытащил магазин, вытряхнул патрон из ствола.

— Гроза, ну ёб твою мать, — устало сказал Лёха, засовывая пистолет за пояс. — Я же вчера к тебе заходил. По-человечески не мог сказать, что у тебя кукуха отлетает? Думаешь, я не понял бы?

— Да у меня от кукухи одно гнездо осталось, — горько усмехнулся Гроза. — Да не, ты бы понял, только смысл? Я же ходил в дурку. Меня развернули. Я им, конечно, не всё рассказал, но вряд ли это что-то изменило. Да если бы я даже кого завалил, меня скорее посадили бы, чем отправили на лечение.

Лёха наградил его очередным тяжёлым взглядом и повторил фразу, которую сказал ему в коммуналке.

— Дурак ты, Гроза. Вставай давай. Сам тебя отвезу, куда надо. Мне-то никто слова поперёк не скажет. А если попробуют, я быстро кого нужно подключу. Подлатают тебя, и будешь как новенький. Жить сможешь по-нормальному.

Он протянул ему руку. Гроза ухватился за ладонь и поднялся на ноги. Усталость накатила вперемешку с обречённостью. Лёха его успокаивал. Какое там по-нормальному после дурки, но ладно. Лучше уж так, чем свистеть флягой. Обида душила. Почти детская какая-то — ну какого хрена это всё с ним произошло? Гроза молча шёл рядом с Лёхой. Заговорил, только когда в служебный “бобик” сели.

— Как ты меня нашёл?

Лёха нахмурился, заводя машину.

— Да парень какой-то в участок прибежал. Орал как заполошный, что тебе помощь нужна. Сказал, где ты, а потом свалил.

— Парень? — переспросил Гроза. — А как он выглядел?

— Да молодой совсем. Лет восемнадцать, наверное. Светловолосый такой. Знаешь его?

Гроза едва заметно улыбнулся.

— Нет, — он покачал головой. — Видел, но не успел узнать.

— Ну вот он тебе жизнь спас.

Он не ответил, а Лёха, на его счастье, не стал вдаваться в подробности. Довёз до больницы, и дальше всё как-то быстро завертелось. Как по накатанной. Хрен знает, чем им Лёха угрожал, но в тот же день Грозу отправили в психушку в области. А потом дни слились в одинаковые и тягучие отрезки жизни. Его лечили. В более-менее ясном сознании Гроза держался за мысль, что такое бессмысленное существование рано или поздно закончится. Читал книги. Когда разум давили лекарства, спал сутки напролёт. Гора со Слепым ушли. Гроза надеялся, что навсегда. Он будет их помнить, но видеть галюном собственного сознания больше не хотел никогда.

В палате Гроза был один. Может, так совпало, что остальных выписали. Хотя, больше верилось, что это Лёха подсуетился и накапал, кому надо. Гроза попросил не приходить, пока не выпишут. Лёха такой просьбе не обрадовался, но пообещал и держал слово. Посетитель был только один раз. Перед самым отбоем Гроза увидел сидящего на соседней койке Тихона. Несколько секунд он тупо рассматривал взявшегося из ниоткуда мальчишку.

— Ты ведь не глюк? — наконец, спросил Гроза.

Тихон улыбнулся и покачал головой.

— А как? Я же видел… — Гроза ошеломлённо умолк. — Я же сам тебя… Как?

— Задержался за тобой присмотреть, — со смешком ответил Тихон. — Ну и как видишь, не зря. Но ты врачам про меня не говори.

Его появление с трудом укладывалось в голове. И дело было даже не в мешающих соображать колёсах. Гроза всегда мыслил другими категориями. Считал, что после смерти ничего нет. Поймал пулю — всё, досрочный дембель на тот свет. А Тихон выглядел неправильно живым. Да и проще было поверить в очередной сбой в башке, чем в призрака.

— Это ты привёл Лёху? — уже зная ответ, с усилием спросил Гроза.

Тихон кивнул.

— И камень тот тоже ты бросил?

Тот снова качнул головой.

— Зачем? — Гроза нервно дёрнул плечом. — Там столько полегло… Одним больше, одним меньше. Какая разница?

— Мог бы просто спасибо сказать, — добродушно усмехнулся Тихон. — Разве плохо кому-то помочь? Ты и сам так делал.

В груди болезненно защемило. Гроза с трудом, но поверил, что с головой у него всё в порядке. Просто вот так бывает, что иногда смерть — не последняя отметка.

— Не тому ты решил помогать, — едва слышно произнёс он.

— А это уж не тебе решать, — беззаботно отмахнулся Тихон. — Ну ничего, дальше сам будешь справляться. Мне уж давно пора, а у тебя теперь всё будет хорошо.

Он легко соскочил с кровати, улыбнулся уголком рта и, махнув рукой на прощанье, исчез в коридоре. Гроза нутром чуял, что тоже навсегда. Таблетки таблетками, а в башке и в сердце резало так, словно он вместо успокаивающих всё это время конфеты жрал. Гроза лёг на кровать, с головой накрылся одеялом. Вроде и ничего плохого не произошло, но херово было так, что душу раздирало на части, а глаза жгло огнём. Уже засыпая, он подумал, что зря он бросил институт. Сейчас был бы учителем физкультуры. А вместо этого три года смотрел как вчерашних детей с автоматами в руках убивают на войне. Горькие мысли смыло пустотой без кошмаров. Хоть какая-то польза была от колёс. Сознание просто выключалось до следующего возвращения в реальность. Как старый неисправный телевизор — только что была мешанина из помех и покорёженных картинок, и её сменили чёрный экран и тишина.

Сон отступал неохотно, тяжёлыми волнами. Сквозь забытье Гроза чувствовал холод. Под ногами — влагу, словно лежал в луже или обоссался. Слышал запах сырости, затхлости и гнили. Гроза открыл глаза и тут же вздрогнул. Вместо привычной и опостылевшей палаты он лежал на полу — на отсыревшем одеяле. В незнакомой комнате с обшарпанными стенами. Вдоль них громоздились ржавые остовы кроватей. Гроза почувствовал, как внутри всё словно сдавило ледяным жгутом. Он быстро поднялся на ноги. Со злой растерянностью огляделся по сторонам. Нет, он ошибся. Эта комната была ему знакома. Та же решётка на окне. Две кровати. Краска на стенах, правда, другого цвета. Облупившаяся и замызганная. Гроза машинально потряс головой. Ему же стало лучше, галюны ушли. Неужели снова накрыло? И как-то странно, слишком реалистично. В голове чуток шумело, но не как после таблеток. Скорее, словно он решил днём вздремнуть часок в своей комнатушке, а очнулся только к вечеру, заспанный и слегка потерянный.

Гроза медленно вышел из разбитой палаты и оказался в таком же разбитом коридоре. Окатило неприятным холодом. Он же только вчера ходил здесь туда-сюда как неприкаянный. Просто чтобы размяться после бесконечной лёжки на кровати. А сейчас всё вокруг выглядело так, словно прошло много лет. Гроза, посматривая под ноги и переступая осколки стекла, осторожно пошёл дальше. Повсюду он видел одно и то же: пустые, разорённые палаты, лужи затхлой воды, обвалившиеся потолки. Внутри всё заполняла необходимость найти хоть что-то, что поможет убедиться, что он не сбрендил окончательно. Гроза судорожно метался взглядом по одинаково заброшенным помещениям. Прислушивался, но слышал только шелест дождя. Он добрался до места, где раньше был пост медсестёр и похолодел. На стене возле засыпанной крошкой и мусором стойки он увидел пожелтевший календарь на две тысячи шестой год. Да и сама стойка выглядела иначе. Вместо продавленного дивана возле стены — обитая дерматином скамейка. Гроза с силой схватился за голову. Зажмурился. Снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Он по-прежнему стоял посреди заброшенной чёрт знает сколько лет психушки. Злой, растерянный и напуганный. Гроза с силой сжал дрожащие ладони в кулаки. Почувствовал боль от впившихся в кожу ногтей, но реальность не изменилась. Гроза нервно рассмеялся. Может, он просто сдох? Кто-то из персонала перепутал таблетки, и он передознулся. Угодил в какое-то нигде, где нет ничего, кроме разрушенной дурки, как отражения его души. Нет… Так не бывает. Просто не бывает. Гроза снова тряхнул головой и почти бегом рванул по коридору. Он обшаривал каждый уголок больницы в тщетной надежде хоть что-то, что объяснит произошедшее. Но очередная находка, наоборот, ощущалась как удар под дых. Стопка отсыревших журналов с тем же годом выпуска, что и на календаре. Странные штуковины с надписью “при пожаре открой крышку” на стенах. Он такие ни разу не видел. На полу встречались использованные шприцы — пластиковые вместо стеклянных. Пустые пачки от незнакомых ему сигарет.

В крыле, где раньше были кабинеты персонала, со стен смотрели другие таблички с другими именами. Оглушённый, Гроза упрямо шёл вперёд. Знал, что если остановится, страх захлестнёт его с головой. Он добрался до подсобных помещений. Крыша здесь сохранилась получше, с потолка не текло. В одной из комнатушек Гроза увидел сваленную на пол одежду — много разной, слежавшейся и покрытой слоем трухи. Словно кто-то наскоро все вытащил из шкафов вдоль стен, выбрал что представляло ценность, а остальное побросал на пол. Он пошвырялся в тряпье. В воздух тут же поднялось густое облако пыли. Гроза не удержался и чихнул. Звук оказался слишком громким для застывшей во времени, заброшенной психушки. Неуместным, как будто кто-то заливисто рассмеялся на похоронах. Но никто не услышал и не пришёл, словно Гроза был единственным живым человеком здесь или во всём мире.

В тряпичных завалах он отыскал военную форму: футболку, камуфляжные штаны и рубаху. Пошив немного отличался от той, которую он носил. И такую расцветку он раньше не видел. Снова чувство охватило, что он стоит с закрытыми глазами на скользком бревне над бурной ледяной рекой. Чуть дотронься до него — и свалится вниз. Но он зачем-то держался. Балансировал на грани безумия.

Гроза встряхнул форму от пыли и переоделся. Почувствовал себя немного увереннее, чем в белой больничной одежде. Покопался в шкафах. Отыскал потрёпанные берцы. Уже не удивился, что военная обувь тоже слегка изменилась. Он вышел на улицу. Здесь узнавания стало больше. Гроза хорошо запомнил, как они долго ехали в больницу где-то на отшибе области. И как ему стало не по себе, когда он увидел одноэтажные корпуса в окружении леса. Он как сейчас помнил прорезавшую сознание болезненную мысль, что он отсюда никогда не выберется. Видимо, она всё-таки оказалась пророческой. Гроза задрал голову. С затянутого свинцовыми тучами неба, не переставая, лил дождь. Гроза сложил ладони лодочкой, собирая воду. В горле совсем пересохло. Пара глотков не сильно облегчили жажду. Он подумал, что надо вернуться в больницу — найти, во что набрать воды. Пошёл обратно и застыл на месте. Сквозь шум дождя он отчётливо услышал шаги и голоса. Первой мыслью было рвануть в здание. Спрятаться, но ноги словно приросли к земле. Ступор накатил как у срочника, впервые попавшего в замес. Пока он пытался справиться с оцепенением, среди деревьев показались двое. Похожи на военных. В чёрной форме. По лицам оба свои, не чехи. Почему-то в сознании это отозвалось облегчением, пусть Гроза и понимал, что несмотря на все сумасшествие вокруг, он всё ещё находился дома.

Военные его тоже увидели, но признаков агрессии не показывали. Даже оружие не вытащили, хотя у обоих были пистолеты в кобуре. Гроза растерянно блуждал по ним взглядом. Когда они подошли поближе, смог рассмотреть их получше. Оба примерно лет тридцати. У одного взгляд открытый и добрый, не как у человека на войне. У другого, наоборот, тяжёлый. Глаза почти чёрные, зрачков не видно. И стрижка не по уставу — длинные волосы, собранные в хвост. Гроза такие патлы только у неформалов видел. Лица у обоих холёные.

— Это тебя спасать что ли надо? — спросил парень со светлыми добрыми глазами.

— А что, Саш, ты тут ещё кого-то видишь? — усмехнулся длинноволосый и, глядя на Грозу, добавил — Далековато ты забрался. Как тебя звать?

От простого вопроса Грозу пробрало холодом. Ледяным морозом до самых костей. Он растерянно посмотрел сначала на одного военного, потом на другого. Память отозвалась глухой тишиной. Он помнил срочку, помнил два курса института, пока не бросил. Помнил войну. Но ни одного имени — ни своего, ни сослуживцев, словно кто-то тщательно вымарал из сознания всё, что связывало его с другими людьми.

— Всё нормально? — спросил тот, кого назвали Сашей. — Ты не бойся. Мы здесь, чтобы тебе помочь.

— Не помню… — тихо произнёс Гроза. — Вообще никаких имён…

Против воли в его голосе прозвучала растерянность.

— А что помнишь? — спросил длинноволосый. — Как сюда пришёл, знаешь?

Гроза нахмурился и отрицательно головой.

— Давно ты здесь?

— Нет… — в горле запершило, Гроза кашлянул. — Не знаю. Я проснулся тут и всё. Может, час назад.

— У меня так было, когда я сильно перебрал, — усмехнулся темноглазый. — Но ты явно побил мой рекорд по перемещениям в несознанке.

— Тёмный, хорош, — одёрнул его напарник.

Тёмный. Похоже на позывной. Гроза ощущал себя донельзя странно. Вроде бы свои рядом. Живые, настоящие. Ёрничали над ним и над друг другом. И в то же время скреблась мысль — а свои ли? Пока он лихорадочно соображал, что можно говорить, а что нет, чтобы не сделать ещё хуже и без того паршивую ситуацию, Саша вытащил из разгрузки бутылку с водой и протянул ему. Гроза помедлил, но всё-таки взял. Захотят убить — пристрелят и дело с концом. Кто его здесь найдёт? С наслаждением он выпил полбутылки. В голове слегка просветлело.

— Ты не стесняйся, допивай, если хочешь, — сказал Саша. — Ты вообще как? До машины дойдёшь?

— Да здесь идти всего-ничего, — отмахнулся Тёмный.

Гроза посмотрел сначала на одного, потом на другого. Что-то не складывалось. Что-то билось внутри и требовало ответа, прежде чем он пойдёт куда-то в неизвестность.

— Какой сейчас год? — глухо спросил он.

Военные переглянулись.

— Ну, с утра было второе мая две тысячи двадцать первого, — с усмешкой сообщил Тёмный.

Он ещё сказал что-то про просранный выходной, но Гроза уже не уловил суть. Он попытался вдохнуть, но воздух вдруг стал слишком плотным. Давил со всех сторон. Гроза даже не заметил, как Тёмный оказался совсем близко. Только почувствовал укол в шею. Гроза тут же дёрнулся, но тот его удержал. Вроде не качок с виду, а, сука, сильный.

— Тихо-тихо, это чтобы лучше дышалось и спокойнее в штаб ехалось.

— Поспишь, пока едем, а потом на свежую голову поговорим, — успокаивающе добавил Саша.

Злость угасла, не успев разгореться. Сознание заволокло плотной пеленой. Сразу стало как-то безразлично. Не хорошо и не плохо — просто никак. Сейчас мог бы рухнуть весь мир или только его судьба, ему было всё равно. Хотя его судьба уже хлюпала где-то под ногами — в грязи и лужах дождевой воды. В душе это отдавалось полным безразличием. Незнакомые люди куда-то его вели под руки. Может, на смерть. Может, действительно хотели помочь человеку, которого видели впервые. Какие-то незнакомые люди в бесконечно далёком году. Или всё это предсмертный бред, пока его в девяносто шестом пытались откачать? Возможно, уже и не было ни человека, чьего имени он не помнил, ни снайпера с позывным Гроза.

Дождь ливанул ещё сильнее. Где-то вдалеке сверкнуло, а следом — глухо грохнуло. Совсем близко.

Начиналась самая обычная весенняя гроза.