Горыныч 3.0. Инициация

Глава 1 Подслушанный разговор

— Видели, опять Горгону в психкабинет вызвали… — услышала Ожега перешёптывания одноклассниц в коридоре, пока медленно собирала учебники в сумку.

— Может, узнали, что она Мишке ножом угрожала?.. Он об этом парням рассказывал.

— Да Мишка балабол такой, наверняка лапши навесил, потому что к дуре Блаженной с начала четверти яйца начал внезапно подкатывать, а когда его пацаны обсмеяли, сразу отмазку выдумал. Горгона хоть и злая, но не совсем уж клиника неадекватная. Она и без этого как взглянет — аж мороз по коже…

— Да, да, взгляд у неё кошмарный. Мне тоже не по себе делается.

— Да и Мишка не стукач какой-то.

— Точно!

— … Хотя Горгона за сестру может и правда яйца оторвать и совсем ненормальной становится… Не зря же их с Блаженной по очереди на ковёр к психичке вызывают с тех пор, как они с нами учиться стали. Прописались там в мозгопыточной.

— Между прочим, их давно всех на учёт поставили в социальной службе, у меня у мамы знакомая там работает… я уже говорила. А до этого были типа на домашнем обучении. Даже в начальную школу не ходили, сразу к нам в класс попали.

— Мне даже кажется, что они нас старше. Видели, какие у них сиськи, разве такие бывают в четырнадцать лет?

— Ой, Марта, завидуешь — завидуй молча.

— Они так-то правда нас старше, у Озары день рождения через две недели будет, двадцать первого, и считай, у всех остальных из их троицы, они же тройняшки. Значит, они две тысячи первого года рождения, на год нас старше почти. Ну, на полгода… Так что пятнадцать.

— Даже для пятнадцати у них слишком уж большие дойки, у Блаженной так и вовсе как у коровы, как её на поворотах не заносит, не представляю.

— Может, их кормят чем-то особенным, чтобы росли как на дрожжах?

— Ой, хватит уже о чужих сиськах, что там про социальную службу? Верка, рассказывай уже давай. Что, даже Озару на учёт, что ли, поставили?

— Ну она же тоже из их семьи. Хотя Озара вроде к психичке не ходит, наверное, правильная слишком, и отличница круглая. Так что точно не знаю…

— Озара одна из их семейки нормальная и списать даёт, не жмотится. Ой…

— Да ушла она уже вместе с Блаженной, я видела, как они мимо проходили и к лестнице шли, не переживай. Они явно торопились, и Озара Блаженной что-то выговаривала. Не повезло ей с сёстрами и семьёй.

— Мне вообще мама говорила, что они сектанты.

— Да нет же! Они точно староверы.

— Может, и староверы. Одеваются совсем как монашки-скромняшки: эти их юбки-платья почти в пол, рукава длинные всегда, никаких открытых плеч или этой, как её… зоны декольте и косы ниже пояса. Только платков на головах не хватает или хиджаба.

— Ага, и даже на физкультуре вместе с нами не переодеваются.

— Наверное, чтобы никто не понял, что у них сиськи накладные…

— Наверняка они носки себе подкладывают и лифчики носят с толстой подкладкой…

— Ага, вот Мишка и захотел пощупать… настоящие там у Блаженной или нет.

— Думаешь? Ах-а-ха-ха!

Ожега сжала кулаки от злости. Надо было этому Мишке ещё и язык оторвать, чтобы не мёл им как помелом.

— … Ой, а помните ту историю Блаженной про то, что их прадедушка Змей Горыныч? Это ж надо быть такой дурочкой… Вот смеху-то было.

— Ага… И что живут они на Латрике, где только старые развалины и ни одного дома…

Одноклассницы снова мерзко захихикали и наконец ушли от кабинета.

Ожега тихо хмыкнула и вышла в опустевший коридор. Не то чтобы она боялась встречаться с одноклассницами, скорее, боялась, что спровоцирует конфликт. А это новый виток проблем. К тому же глаза постоянно чесались, а это, в силу её родословной, могло быть не слишком-то хорошим знаком.

Глупые слухи про неё с сёстрами не утихали уже пятый год, как они начали учиться вместе с людьми. Когда они не дождались приглашений в Великолукскую школу и мамы-кудесницы поняли, что их дочери уродились чистокровными юдваргами, как их отцы, то, по настоянию родительниц, поступили в пятый класс общеобразовательной средней школы Себежа, возле которой жили. Ожеге и Оляне тогда было уже по двенадцать лет, а Озаре одиннадцать, хотя документы на них сделали на день рождения Озары и на год меньше, словно они тройняшки, а не двоюродные сёстры. Так было проще объяснить их появление. С острова Латрик через пролив до школы было меньше пятисот метров, а с их родственниками перейти небольшой участок зачарованной озёрной воды точно не проблема.

Дети в классе учились вместе с самого начала, так что они были единственными новенькими, и… можно сказать, по большей части в коллектив так и не влились, оказавшись слишком неподготовленными к реалиям жизни в Яви.

Огромным ударом для них стало несовпадение времяисчисления вплоть до мигов. Что уж говорить, даже спустя почти пять лет Оляна до сих пор путалась в человеческом летоисчислении и могла, перенервничав, в какой-нибудь контрольной написать не «2016 г.» от местного Рождества Христова, а «7524» имея в виду привычное лето от Сотворения Мира в Звёздном Храме. Или вместо «декабря» написать «бейлетя». Не говоря уже о том, что Оляна конкретно зависала, пытаясь сообразить название дня недели, переводя привычную девятидневку в семидневку, которая вдобавок имела схожие названия. Понедельник, вторник, четверг и пятница были нормальными, а вот третейник был средой, шестица — субботой, седьмица — воскресеньем, а осьмицы и недели и вовсе не было, точней, «неделей», то есть днём выходным, когда славят Солнце и ничего важного не делают, назвали всю человеческую семидневку. Право слово, было бы проще, если бы названия совершенно не совпадали, как это вышло с месяцами. И самое грустное: работали тут с понедельника до пятницы, а суббота и воскресенье считались выходными. В девятидневке-то целых три выходных и они распределены на каждый третий день: в третейник, шестицу и неделю! Украденные выходные больше всего возмущали Ожегу. Вот к месяцам она быстро привыкла, хотя месяцев оказалось не девять, а двенадцать, и в месяце не сорок или сорок один день, а тридцать, тридцать один или двадцать восемь и двадцать девять в феврале. Но они назывались совсем иначе, и даже новый год был в другое время. В сравнении с путаницей в неделе, дробление суток на двадцать четыре, а не на шестнадцать часов уже не играло особой роли. Потому что всё у людей было не по Солнцу! Но хотя бы из-за этого уроки длились всего сорок пять минут, а не по девяносто, как у бабушки Зины.

Честно говоря, не одна Оляна сбивалась из-за недели, Ожега и сама часто их пересчитывала, так как эти дни недели не совпадали с принятыми не только в их семье или у юдваргов, но у всех народов Нави и Беловодья. Несмотря на их идеальную память, даже у Озары всегда был под рукой календарь и ежедневник, чтобы ничего не перепутать.

Но в итоге с самого начала эта неразбериха сослужила им плохую службу, учителя да и дети решили, что они отсталые, глупые и не умеют считать правильно. А потом ещё на вопрос одноклассников Оляна простодушно ответила, что они живут на острове Латрик, который, как они позже узнали, был закрыт мощным магическим барьером и в Яви проявлялся лишь на пятую часть от силы и то лишь для того, чтобы был отдельный и безопасный выход в Явь возле города. Для людей там не было ничего интересного, кроме заброшенных руин, которые периодически затапливает в паводок, да парочки огородов нескольких местных, связанных с народами Нави.

Их, естественно, обсмеяли и даже какое-то время, пока не надоело, обзывали бомжами, но тогда история как-то замялась и почти забылась, а чуть позже родители купили в Себеже квартиру, в которой навели двусторонний портал в родовое Гнездо, тем самым сделав «чёрный ход» на непредвиденный случай. Очень вовремя, если учитывать последующую эпопею с социальными службами.

А пару месяцев спустя, когда только всё успокоилось и они привыкли к новым реалиям, случился злосчастный урок литературы, на котором проходили былину «Никита Кожемяка и Змей Горыныч». Наверное, с той былины Ожега поняла, что людей не зря считают самыми лживыми существами на Древе Миров. Эту историю они прекрасно знали. Странно не знать историю собственного Рода. Вот только всё в этой «былине» перековеркали и исказили почти до неузнаваемости. Ожеге было обидно почти до слёз… да и Озара тоже была возмущена, но они промолчали, а вот Оляна молчать не стала.

С Оляной всегда так. Никто из них не умел врать, как это делали люди: легко и непринуждённо, не замечая, как выдыхают Кривде смрадные миазмы лжи, питающие их тёмную богиню. Но Ожега с Озарой умели недоговаривать и уводить разговор, если уж задали прямой вопрос, или могли ответить иносказательно. А вот Оляна была слишком наивной и открытой и практически не умела молчать. Человеческие дети почти сразу дали ей кличку «Блаженная», а сестра с каждым разом лишь подтверждала своё прозвище, и дело было не только в честных ответах, которые порой шокировали и вводили людей в ступор. Хотя в этом тоже был толк: Оляну не воспринимали всерьёз, считая безобидной фантазёркой или вроде того. Почти все…

И если Ожега просто перестала пытаться с кем-либо подружиться и хватало одного взгляда, чтобы от неё отстали и не лезли, то Оляна с её открытостью и жаждой общения не оставляла попыток. А расхлёбывать приходилось им с Озарой.

Впрочем, Озара была единственной из них, кто хоть как-то сошёлся с одноклассниками. В основном потому, что давала списывать уроки, а ещё лучше всех освоила соцсети. Как и попросила её мама-Анна, Озара «вливалась в общество». Да и, кажется, ей действительно были интересны людская культура и традиции. Учителя считали, что Озара «нормальная» и что «девочка старается», готовится к поступлению и не надо её волновать и дёргать, а вот с Ожегой и Оляной необходимо «работать». В том числе социальным службам и психологу, которая это всё и затеяла, переживая за их «будущее».

Эх… Если бы только не запрет на вмешательство в жизнь обычных людей… Но, к сожалению, применять магию можно было только в случае угрозы жизни. Да и то… Особой магии ни у кого из них не было, иначе они бы не учились в обычной школе для людей. Впрочем, даже их мамам было бы сложно отвести взгляд целой куче народа. Всех любопытных не зачаруешь. Во-первых, это противозаконно. Во-вторых, в Себеже вдобавок каждый третий какой-нибудь дальний потомок народа Нави с разбавленной кровью. У таких уже почти обычных людей не имелось родовой памяти и особых способностей, но они обладали иммунитетом к слабенькому внушению или отводу глаз. Так что в школе они с сёстрами должны были справляться сами. Это было своего рода испытанием для них перед окончательной Инициацией, срок которой всё ближе: сразу после шестнадцатилетия Озары, в Коляду, всего через две людских недели.

— Ожега! — прервал мысли оклик сестры.

Озара вместе с Оляной стояли у окон на повороте к кабинету психолога. Озара выглядела обеспокоенно.

— Я волновалась из-за Инициации… — чуть ли не со слезами сказала Оляна. — И она прямо меня спросила… И мне пришлось… Я поделилась своими страхами и переживаниями с Полиной Геннадьевной из-за этого, а она как тогда… когда соцслужба нас на заметку взяла…

— Ладно, попробуем разрулить, — вздохнула Ожега. — Надеюсь, наших «родителей» не вызовут, а то папа-Благомир с мамой-Алёной, как и все остальные родители…

— Да, они все вернутся только ближе к Инициации, — понурилась Оляна.

— Благословение Предка получить тоже очень важно, — закусила губу Озара.

Перед обычными людьми их общими родителями выступали родители Оляны — дядя Благомир и тётя Алёна. Их матери были родными сёстрами, а отцы — родными и двоюродными братьями, так что с детства повелось, что они всех называли мамами и папами, не особо разбираясь, кто точно чей. Озара так лет до шести-семи думала, что её родной отец — папа-Благомир, потому что тот больше всех с ними возился, катал на спине, водил в лес, знакомил с народами Нави на их территории. Папа-Боеслав, её родной отец, почти всё время разъезжал по другим мирам и странам по делам Рода, а отец Озары — папа-Богдан — тоже больше пропадал в библиотеке Гнезда, занимался её расширением или где-то учился.

Папу-Боеслава Ожега не видела уже очень давно, почти полгода прошло, как тот последний раз брал её с собой в поход-тренировку, а потом снова покинул Гнездо, и лишь иногда от него приходили скупые сообщения с посланником. Даже с другими родителями папа-Боеслав должен был встретиться где-то на пути, а мама-Анна что-то упоминала про разведывание безопасного прохода.

В её последний день рождения — тридцатого марта по человеческому летоисчислению, — когда ей исполнилось шестнадцать, отец подарил ей зачарованный нож с рукоятью в виде переплетённых трёх голов Горыныча. Словно намёк на то, что её хотят видеть юдваргом или чтобы она всегда помнила о своей семье и предках. Небольшой зачарованный клинок невозможно потерять и легко спрятать за голенищем сапога, на бедре, за лифом платья или даже в пышной причёске. По желанию нож сам появлялся в руках и всегда попадал в цель, если его бросить.

Ожега им очень дорожила и теперь волновалась, что сплетницы окажутся правы и про нож разнюхали в школьной администрации. Расставаться с подарком ей совершенно не хотелось, как и тянуть проблемы, если ситуация и правда всплывёт. Глупо было надеяться на какую-то честь человека, который может потерять моральный облик.

Если родители узнают, то… Ожега поморщилась. Думать о наихудшем развитии событий не хотелось.