Город золотой

Сай грыз сушку. На зубах хрустел мак, отдавался горечью под языком. За окном заорала сигнализацией потревоженная машина, и Сай вздрогнул. Никак не привыкнуть.

В замке повернулся ключ. Вошла Ирма, бросила сумку на тумбочку перед зеркалом, включила свет, и только тут увидела сидевшего с ногами в кресле Сая.

— Ты чего впотьмах? — удивилась сестра.

— Ир, — Сай замялся и отложил сушку, — я хочу тебе что-то сказать…

— Опять? — девушка недовольно скривилась. — Подожди уж тогда, пока я разденусь, руки вымою, чаю попью… тогда твои страшилки и послушаю.

— Тогда может быть уже поздно, — Сай покачал головой.

— Ох, Сай, — сестра вздохнула, — у тебя в школе проблемы? Тебя обижает кто-то? Ну откуда это все?

— Это сон, — горько сказал Сай, — это ведь просто сон, правда? А скоро я проснусь, и ничего этого не будет. И я опять не успею сказать тебе, чтобы ты садилась в тот поезд, не ждала родителей.

— В какой поезд, ну какой еще поезд?

— На Котлас, — вздохнул Сай.

— Я бы поняла, — сказала Ирма, разуваясь, — если бы ты выбрал что-то поближе или хотя бы потеплее. Ладно. Никуда не уходи, я сейчас… сейчас поговорим.

Она скрылась в ванной.

Сай никуда не ушел. Ушел мир — погрузившись в знакомую коричневую мглу.

— Сай! — Старик тряс его за плечо. За окном едва тлел мутный рассвет. — Просыпайся. Белоснежка вернулся.

— Откуда? — Сай сел на куче тряпья.

— Ты его отправлял на станцию, помнишь? Горелово…

— Да, — сказал Сай и вспомнил, — надо разбудить остальных. Надо уходить.

— Сай, — Старик замялся, — я тебе доверяю, конечно… но почему? Тут — ни души на десятки километров.

— Через шесть часов, — сказал Сай, глядя в глаза Старику, — здесь будет зачистка. Не веришь мне — спроси у Белоснежки, что он видел на станции.

Потом они шли под назойливым дождем, так и не прекратившимся со вчерашнего вечера. Лучше всего было Белоснежке, которому, как разведчику, досталась единственная плащ-палатка. Остальные месили грязь, подставляя потокам воды разноцветные полиэтиленовые спины. У Ники дождевик был желтый и уже порядком продранный. Тиль в последнем поселке нашел себе ядовито-зеленую новенькую накидку, Старик и Сай щеголяли в одинаковых темно-синих.

— Сай, — у Ники дрожали губы, а волосы слиплись мокрыми иглами, — если ты такой умный — может, скажешь, где мы сдохнем? И как скоро. А то, может, и идти толку нет никакого.

— Я не знаю будущего, — серьезно сказал ей Сай, — я его делаю. Сшиваю. Как одеяло из лоскутов.

— Одеяло, — мечтательно протянул Тиль, — одеяло бы нам сейчас не помешало. И чего-нибудь горячего внутрь.

— Или горячительного, — в тон ему отозвался Белоснежка, и в этот момент позади грохнуло.

Негромко… будто хлопушка. И еще раз, и снова.

Белоснежка матюгнулся, а Тиль бухнулся в траву. В той стороне, где был поселок, небо посветлело и стало ржавого цвета.

— Вот тебе и Горелово, — задумчиво сказал Старик, — все кончилось.

— Вставай, — Ника пнула Тиля, — разлегся тут. Нам еще топать и топать.

И они топали. Пока оставались силы.

«Сон, — думал Сай, механически переставляя ноги, — и это тоже».

Толстая ива склонилась над водой так, словно хотела утопиться, но у нее не хватило смелости. Узкие ветви касались поверхности и уплывали по течению. На стволе было удобно сидеть и следить за тем, как зеленые стрекозы, точно полупрозрачные бомбардировщики, пикируют к зеркалу воды.

— Скажи, — Сай сощурился на заходящее солнце, — если бы ты знал, что произойдет через пару месяцев, что бы ты сделал?

— Ну, это смотря, что бы знал, — ответил Лекс, — деньги бы поставил на правильную команду.

— Что мир полетит к черту. Как в фильме-катастрофе, ага? Смертность девяносто процентов, спятившая толпа, армия с танками и все такое… А спасти ты можешь только одного человека.

— Готично, — Лекс помолчал, — почему одного?

— Таковы условия.

— Знаешь, чего… не нравятся мне такие разговоры. Ты меня будто проверяешь. Правда что ли что-то знаешь? Откуда бы?

— Если б я был уверен, — Сай вздохнул, — но мне кажется, что я сплю и вижу кошмар. Или в кошмаре мне снишься ты.

— Ну спасибо, — отозвался друг, — куда бежать-то, Кассандра?

«Не имеет значения, — подумал Сай, — потому что ты все равно станешь пробиваться в закрытую зону, где остался твой отец. И тебя застрелит белый от страха человек в каске и камуфляже».

— Бери своего старика, — сказал он вслух, — и уезжайте из города. Можно не сейчас. Месяц-полтора в запасе еще есть.

— Угу, — скептически заметил Лекс, — так вот прямо и скажу: «пап, бросай своих австрияков, забей на конференцию, поехали в деревню».

Сай промолчал.

На переправе водой унесло палатку. Виноват, конечно, был Тиль, который плохо ее привязал, и Старик, который не проверил узел. И еще немного танк, стороживший мост выше по течению. Танк казался мертвым и брошенным, но проверять ни у кого желания не возникло.

А еще Сай по собственной дурости утопил ботинки, но о своей потере промолчал.

— Все, — с угасанием дня Белоснежка все мрачнел и наконец не выдержал, — мне похер, кто нас может увидеть. Если мы сейчас не разведем огонь, нам все одно не жить.

Сай неожиданно для себя легко согласился.

Огонь давал ложное чувство защищенности. От мокрой одежды валил пар, а влажные дрова нещадно чадили. Если бы местность была под наблюдением, то найти беглецов не составило бы труда. Но, кажется, хотя бы с этим им повезло.

Сай украдкой рассматривал лица товарищей.

Ника погибла давно, самой первой — подорвалась на мине. Бог знает, кто устроил минное поле за периметром городской больницы. Да и не важно это. Важно то, что в этот раз Сай заставил их пойти в обход, и его впервые послушали.

Потом еще один случай, когда она и Тиль ушли за водой и не вернулись. Сай не стал выяснять, что произошло: просто снялись на день раньше, и все обошлось.

Белоснежка остался в Горелове. Когда вокруг стал ад, и команда зачистки принялась утюжить поселок, Белоснежка выскочил с пистолетом на крышу и начал стрелять по огнеметчикам, давая остальным время уйти. И все из-за того, что ребята устали, заленились прочесать окрестности, а Старику до смерти надоело дергаться с места каждый раз, когда скажет Сай. Никто не ожидал, что у военных все еще есть локомотивы и топливо…

Во второй раз Белоснежка вовремя увидел дрезину на станции, и Старику снова пришлось поверить в «интуицию» Сая.

У Белоснежки есть пистолет, да. И четыре патрона. Он — единственный из компании — умеет стрелять. Никто не спрашивал, где он научился. Никто не спрашивал и о том, почему, несмотря на двадцать два года, волосы у парня — бумажно-белые. Как никто не выяснял у Ники, почему та вздрагивает и сжимается от любого прикосновения, у Тиля — почему на его правой руке не хватает двух пальцев, а у Сая — откуда он знает об опасности еще до того как опасность хоть чем-то себя проявила. У них — общее настоящее, но прошлое принадлежит каждому в отдельности.

Со Стариком было сложней всего. Его смерть затаилась впереди, и Сай пытался понять, как с ней справиться.

— Сай!

Он понял, что Тиль уже не в первый раз обращается к нему, а все остальные сидят и молча смотрят.

— Извини. Задумался.

— Расскажи еще раз про то, куда мы идем. У тебя так красиво выходит…

— Там течет река, — хрипло начал Сай, — и вода прозрачная, холодная. Такая чистая, что виден каждый камешек на дне: серый, красный, желтый, снова серый. Пескари туда-сюда шныряют — руками ловить можно. Луг за рекой, и лес рядом. А потом озеро, синий камень на берегу. Дорога на гору, дома за горой. Солнце светит, дети на дороге играют. И небо голубое-голубое… но одну звезду все равно видно, даже днем. А стен не будет, и зла не будет, потому что не найдут дорогу туда те, у кого зло в сердце…

— А нас-то… пустят? — серьезно поинтересовался Тиль.

Сай улыбнулся.

— Тебе когда-нибудь поклонятся люди, потому что будут уважать тебя и ценить твои слова. Белоснежка отрастит бороду и поселится в высоком доме над рекой. Он будет очень толстый и очень важный. И детей у него будет целый выводок. Может, семь, а может и больше…

— Пошел ты, — неожиданно зло сказал Белоснежка, и хрупкое видение залитого солнцем склона рассыпалось гаснущими искрами в глазах Тиля.

Белоснежка вскочил и рванул прочь от костра — только треск сучьев да шум веток.

— Простите меня, — Сай опустил голову, — сейчас это и вправду выглядит, как неумная фантазия.

— Не извиняйся, — тихо ответил Старик, — у него груз на душе, но ты в нем не виноват.

— Я сейчас, — Ника поднялась и ушла вслед за Белоснежкой.

Тиль завозился, потом тоже встал.

— Эх-хех, — сказал он со вздохом, — хорошо б дожить до того дня, когда мои слова будут ценить. Пойду, дров принесу.

Они остались вдвоем со Стариком. Тот поворошил угли длинной веткой, зарыл в теплый пепел на краю костра несколько картофелин и спросил, не глядя на Сая:

— Ты бы мог спасти всех? В смысле, не только нас, а вообще. Понимаешь, о чем я?

Сай кивнул, потом помотал головой.

— Нет. Не думаю. Смысл не в спасении всех. Смысл в чем-то другом.

— В светлом городе на холме, где не будет зла?

— Не знаю. Почему я? Почему вы? Знаешь, чего я боюсь больше всего… что мы дойдем. Когда-нибудь мы обязательно дойдем, а там… ничего нет. Обугленный холм, высохшая река и заросшие вьюнком развалины. И то же серое небо, что и везде. Что мы будем делать, если не найдем светлого города?

Старик пожал плечами:

— Быть может, смысл именно в этом?

«Я должен выбрать, — подумал Сай, — выбрать один сон и досмотреть его до конца. Здесь — в моих руках жизни. Там — сестра, родители, Лешка… и тоже все зависит от меня. Я не могу спасти всех. И не могу решить, что настоящее: мокрый лес и гарь мертвых поселков, или теплая кора ивы, склонившейся над сонной рекой. Но одно почему-то исключает другое».

— Сай! Исайка! Иди сюда!

Женщина подставила миску под струю воды. Струя разбилась стеклянными брызгами, осела росой на желтых боках ягод.

— Привет, мам!

— Смотри, что я привезла.

— Ух ты! Это тот, что ты сажала?

— Здорово, правда? Угощайся!

Миска опустилась на стол. Сай отщипнул янтарную ягоду, положил в рот, раскусил…

Ягода была кислой, как лимон. Сай выплюнул ее на ладонь.

— Что такое? — удивилась мама и тоже взяла виноградину. — Ох, отрава. Прости, я его не попробовала. Что ж это… сорт неправильный? Или гроздь плохая? Нет, весь кислый. Уксус какой-то. Может, на компот его, а?

Сай встал, подошел к матери и обнял ее.

— Не надо компот, — сказал он, — выкини.

— Исайка, ты чего? Ты здоров?

Прохладная рука легла на лоб.

— Да, ма… у меня все хорошо. Я очень тебя люблю. И папу… и Ирму. Но я не могу поступить иначе. Прости.

Когда Сай проснулся, щеки были мокры от слез, и ему казалось, что он все еще ощущает аромат ее духов.

— Я дом нашел, — сообщил Белоснежка, материализуясь из ниоткуда, — вроде, нетронутый. Пустой. Сай, ты как, ноги еще ходят? Может, найдем тебе валенки.

— Не надо мне валенок. Идем.

Брошенная сторожка вернула полузабытое ощущение дома. Здесь было тепло, ветер и дождь остались снаружи, и казалось, что враждебный мир — тоже.

— А давайте здесь поживем, — мурлыкнула Ника, — ну хотя бы недолго. Пожа-алуйста. Сай, миленький, скажи, что тут безопасно.

— Безопасно, — подтвердил Сай, — но остаться мы не можем.

— Гляньте, что я нашел! — воскликнул Тиль, лишая Нику возможности ответить Саю какой-нибудь колкостью. — Гитара!

— А играть умеет кто-нибудь? — весело спросил Белоснежка, и тишина была ему ответом.

— Это для Ники, — сказал Сай.

— Что-о? — возмутилась девчонка. — Сай, ты чего, опух? Я три блатных аккорда знаю, да и те не помню.

— Научишься, — Сай потер пальцами переносицу. — Она тебе пригодится, когда ты вернешься в Москву.

— Ты долбанутый. Ты…

Ей не дал договорить Белоснежка, положивший руку на плечо девушки. И Ника не вздрогнула, не отстранилась — лишь посмотрела растерянно.

— Ты слышала, что сказал Сай, — спокойно и ласково сказал Белоснежка, — возьми гитару.

Старик сидел на крыльце. Сай опустился рядом.

— Ты что-то решил, — лица было не видно в темноте, лишь светился оранжевой звездой огонек сигареты. — Ты тоже нес груз — а теперь его нет. Не жалеешь?

— Нет.

— А если твоего города не существует?

Сай улыбнулся, хотя Старик тоже не мог видеть его лица.

— Мы его построим.