Город-У

1. СОБИРАТЕЛЬ

Глупое чувство страх. Мутной пеной «закипает» оно где-то в районе желудка. Подкатывает к горлу. Лишает разума. Застилает пеленой глаза и заставляет сердце: то замирать малой птахой, то биться о ребра так, будто проломить грудную клетку его единственная задача и конечная цель жизнедеятельности всего организма.

Кровь злобными толчками несется по сосудам, тужась отогреть коченеющую «периферию».

Еще немного и система пойдет «в разнос»…

Но вот страх отступает. Сердце, бухнувшись еще пару раз, ворча забивается в дальний угол. И вместе с затихающими волнами горячей крови по телу кляксой расползается слабость.

Подрагивающий всеми членами индивид в этой фазе должен тихо осесть наземь.

Где я и нахожусь в данный момент в неординарной позе, для устойчивости опершись на все четыре конечности.

Индифферентное светило методично припекает мой лысый череп. Рядом в аналогично-живописных позах: «ищущий да обрящет» застыли мои боевые соратники. А сам командор лег ничком в придорожную пыль и, кажись, сомлел.

Всадника, как всегда, уже нет. Лишь зыбкое звуковое марево настороженно подрагивает, словно пес, готовое в любой момент сомневающихся опять «повергнуть во прах».

Кстати, насчет праха — из праха пора бы восстать. Вон и командор, придав лику мужественно-непреклонный вид, силится принять адекватную позу. Положение обязывает!

Мое положение обязывает — сделать вид, будто ничего не произошло и, почти не меняя позы, включиться в битву за урожай, благословенного тростника Цынь.

Цынь-циновки. Жаркое-Цынь. Настойка из корней Цынь — обоюдополезная как снаружи, так и изнутри. «элегантные Цынь — панамки, укрывающие от нещадно-палящих лучей гипотетическое вместилище разума. Опять таки штаны из мягчайших волокон обожаемого тростника Цынь. Штаны, которые по истечению гарантийного срока можно отварить и, полив соком свежескошенного тростника Цынь, съесть.

Изобилие граничащее с идиотизмом. И во имя этого изобилия, которое мне же вроде во благо, я должен «накосить» двадцать пять «обхватов» проклятого тростника Цынь до конца «Трудового Будня». Иначе я рискую быть подвергнутым остракизму, а проще говоря, Групповой Порке, что должно способствовать дальнейшему сплочению и нарастанию трудового энтузиазма.

К сожалению, порка хоть и групповая, пороть будут меня одного, зато всем коллективом, а командор непременно припомнит, что это у меня уже повторное мероприятие (будто он может помнить ЭТО лучше меня).

А посему, «невзирая на Всадника», сольемся в едином трудовом порыве, вливая свой безграничный энтузиазм в общий котел — питающий парами своими мощнейший двигатель прогресса нашей уникальной, по своей Уникальности, цивилизации, которая по структуре напоминает Кристалл, а по форме Великую Пирамиду… Уффф!!!..

Когда я понял, что уже «влил» все что мог влить, не оставив даже на черный день — Светило отсветило и наступил Час Всеобщих Сумерек.

Сумерки. Внезапно из-за горизонта, при совершенно чистом небосклоне, выползла гигантская причудливая тень. Сразу стало прохладно, тень вобрала в себя тепло, свет, день. Словно языки холодного, черного пламени потянулись, лизнули тростниковые плантации. Сумерки.

Незабвенное светило устало пялиться на наши поднадоевшие тела и дела, и стыдливо спряталось за циклопической спиной Города. А может просто нырнуло в городские лабиринты и будет там кутить до рассвета. Ведь не даром, в зыбком ночном мареве, со стороны Города, льется призрачный отсвет неведомой жизни, тревожа атрофирующийся разум и унося надежду и покой. Сумерки.

Неслышно подкравшийся край стремительно удлиняющейся тени, бешеным косматым зверем, неся на спине очертания Города, исчез вдали и затерялся в краю Вечной Ночи. Тьма и тоже Всеобщая…

— К-713, в чем дело? Вы маршируете не в ногу!

— Я задумался, Командор!

— В строю думать не положено!

— Так точно, не положено!

Ну вот, я снова попался Командору «на зуб», теперь еще одно замечание и завтра мне увеличат Норму. Тростничок ты мой разлюбезный…

«Ешь, что дают» — девиз всех Пунктов Питания, где мне приходилось есть, что давали. А после того, как вся округа была засажена исключительно тростником Цынь, я лишился и этого разнообразия.

Могу дать голову на отсечение, особенно если это будет голова Командора, что сегодня нас ждут вяленые стебельки обожаемого тростника Цынь. Чудесное блюдо, его можно будет еще долго жевать-пережевывать, даже когда ужин останется далеко позади.

Ну вот, я же говорил… Я всегда говорил, что я не так глуп как кажусь со стороны Командора…

Дожуем и баиньки…

— 713-й, ты спишь? Дурацкий вопрос предполагает дурацкий ответ:

— Сплю!

Зачем спрашивать о том, что тебя совершенно не интересует. Тем более что вопросы вообще не поощряются — можно и добавочную Норму схлопотать, а для особо любознательных — Групповая Порка. Вопросы, очевидно, гнездятся именно в «известном месте» (недаром так трудно усидеть на месте когда эти самые вопросы начинают одолевать), но после незабываемой, как для меня, например, процедуры вопросы отпадают вместе с клочьями шкуры на «известном месте».

— 713-й, я же вижу, что ты не спишь!

Вот привязался! Если обладаешь столь завидным зрением, что даже в Час всеобщей Тьмы можешь отличить спящего от… Впрочем, чем я скорее ему отвечу, тем скорее, быть может (а может и не быть) оставит меня в покое, а посему:

— Ну?

— 713-й, ты знаешь кем я был раньше?

Ооо! Похоже на провокацию. На это у нас заготовлен достойный ответ.

— Параграф 384-й, «Что должен знать Сборщик особо ценных сортов тростника Цынь». Пункт 1-й — Норму, пункт 2-й — своего командора, пункт 3-й…

— Перестань! Я ведь знаю, что ты не настолько глуп, как считает Командор и все это стадо баранов.

Баранов? Пробел! Кто такие, почему не знаю? Командора знаю. Всадника знаю, даже техника видел как-то… издали.

Но похвальная наблюдательность относительно моих умственных способностей должна быть вознаграждена:

— Ну!

— Я не подослан…

— Ну.

— До того как я стал Собирателем МК-685-м, я был Техником.

— Ну???

Техник! Не к ночи будь помянут… Но пора бы разнообразить набор издаваемых звуков, а то этот Тех… будь он не ладен, скоро начнет раскаиваться в своей несколько поспешной оценке моих интеллектуальных возможностей.

— Техники тростник не собирают!

Железная логика, а главное мысль очень свежая… Может, все-таки прав Командор?

— Дай руку!

— Зачем?

— Не бойся, я сыт…

— А я и не боюсь…

Господи! Это же КЛЮЧ! Он и в самом деле Техник. Но как? Как он его сохранил?

— Откуда у вас Ключ?

— Это долгая история. Не об этом сейчас речь… Я должен спешить…

Холод Ключа впился мне в ладонь, и я почувствовал Ужас. Даже Всадник не действовал на меня столь угнетающе.

Я — потомственный Собиратель тростника Цынь, приговоренный еще задолго до своего рождения стать этим самым Собирателем, я, держу в руках Ключ от Города — Ключ от Тайны.

— 713-й! Ты должен попасть в Город! Ты должен пройти все семь Уровней и достичь Вершины! 713-й, ты — последняя надежда!

Стоп! Не так стремительно. Какие уровни, какие вершины? Еще мгновение назад и тень Города нагоняла на меня гнусное желание лечь и накрыться с головой Цынь-цыновкой. Но Ключ? Ну и что Ключ? Ключ открывает вход в Город, а уровни и вершины? Войти я может и войду, а вот будет ли для меня оттуда выход? Вот в чем вопрос! Да и войти, даже подойти, разве что Командора попросить, чтобы проводил. Вот тогда мы похохочем…

Но спросил я, почему-то, совершенно о другом.

— Как я найду дорогу в Городе?

— Память подскажет.

Какая память? Чья? Моя что ли? Да у меня в голове, кроме тростника Цынь, одни сомнения…

— МК-713-й, с кем это вы шепчетесь?

Командор! Только его не хватало для полноты впечатления.

— Беседую сам с собой, мой Командор!

— О чем, 713-й?

— Обдумываю возможности дальнейшего совершенствования техники Собирания для увеличения количества Собранного…

— В Час Всеобщей Тьмы думать не положено!

— Так точно, не положено!

А 685-й — то исчез, будто и не было его вовсе… Но Ключ — вот он! Холодный и тяжелый. Тяжелый и холодный… Холодный…

Кажется, я засыпаю! Кажется, я уже сплю…

СОН.

Оглянись!

Ручьи каменных улиц стекают в черную впадину.

А там в тревожащем сумраке живут серые-серые тени.

Одинокий фонарь.

Стены из серого камня.

Тени скользят вдоль стен.

И вздымается Впадина черной, пустой Пирамидой.

И тянутся улицы — руки к Вершине.

Но там только Черное Ничто, черными потеками оплывающее навстречу застывшим в безмолвной мольбе рукам — улицам.

А у подножия Пирамиды крошечная точка и эта точка — Я.

Я разглядываю себя — маленького и жалкого, одновременно, глазами этого малыша, я вижу громаду черного монумента, вершина которого теряется в серой мгле и чувствую на себе свой собственный взгляд.

Взгляд.

Упорный, рвущий паутину сна и выуживающий меня наружу взгляд.

Кажется, я уже не сплю.

Рассвело.

Рядом стоит Командор и, буквально, грызет меня взглядом. Начало дня многообещающее…

— Доброе утро, Командор!

И улыбнуться пошире, он же все равно считает меня придурком.

— Лыбишься?

— Ага…

— Не положено!

— Так точно, не положено!

А 678-го нет! И на завтраке не было… Но КЛЮЧ есть!

Командор у меня взглядом скоро две дырки просверлит в спине. Надо «косить» и думать, пока есть чем…

— 713-й, вы опять задумались?

Вот пристал, как…

— Никак нет! Думать-то не положено!

— Я и без вас знаю, что кому положено.

— Разрешите влить свой трудовой порыв в общий праздник труда?

— Вливайте… А впрочем… что это у вас под комбинезоном? Так, кажется приехали…

— Осмелюсь доложить: под комбинезоном я, так сказать, в естественном виде!

— Ах, бедненький! Трудовой порыв, видно, боком выходит?

— ???!!!

— Это что? Грыжа?

Твердый командоровый палец уперся мне в живот, где, под тонкой тканью тростникового комбинезона, явственно выпирает проклятый Ключ.

Итак, у меня в запасе ровно две-три минуты вольной жизни беззаботного Собирателя тростника Цынь (будь он неладен), а затем, явный шанс узнать: где обитают те, которые хотят быть слишком умными и очень нестандартными.

Думать! Ведь должен же быть выход… Проглотить ключ и сказать что его и не было — глупо, Командор и так давно лелеет мечту: узнать, чем это я набит. Будет повод заглянуть.

Думать! Думать! Уже некогда. Надо отвечать…

— Это Ключ!

— Какой КЛЮЧ?

— От Города!

Вот это эффект. Челюсть аж на грудь упала. Еще укусит, ишь как пасть распахнул. А когда он ее закроет, время моей сумбурной жизнедеятельности истечет. Терять уже нечего:

— Командор, у вас справа зуб подпорчен!

Ну, теперь все, впору мужественно перегрызть себе горло, чтобы избавить себя и других от грядущих хлопот с моей дальнейшей судьбой.

Бедный Командор, он совсем посинел и почти не дышит, наверное, от злобы, и я тоже, кажется, синею… от страха…

От страха… Ой, как мерзко на душе. И коленки норовят стукнуть друг о дружку. А Командор-то, Командор, и впрямь смотри как скрутило, уже и на четвереньки осел, пятерни растопырил… Да и вон коллеги собиратели в пыль полегли, они-то с чего? Ой, как мерзко, ой, как противно, да что же это такое?…

Да это же Всадник!

Первый раз так кстати. Только бы не лечь рядом с Командором, то-то он порадуется когда очухается и увидит меня прикорнувшего рядышком.

Ой, как противно! В желудке будто тростник побеги пустил, и ноги ватные корнями в землю вросли…

ШАГ. ЕЩЕ ШАГ. За всадником в почетном эскорте… Только бы не упасть. Ну страшно мне… ШАГ. ЕЩЕ ШАГ. Но если останусь, меня же на удобрения пустят: за Ключ этот, который мне и видеть-то не положено (так точно, не положено…).

ЕЩЕ ШАГ. Равнение на Всадника. Ишь, как уважают, так землю носом и роют, так и роют… Залегли — окопались.

ШАГ. НЕ ОТСТАВАТЬ! Как мы вас, совместно со Всадником? И в пыль и во прах! Страшно? Всем страшно! Мне тоже страшно. Это вон Всаднику не страшно, на то он и Всадник.

ЕЩЕ ШАГ. Только бы не отстать. Так в едином строю, я и Всадник, этаким победным аллюром… Только бы не отстать. Соратники Командора, если очухаются, меня в пыль по полю разотрут. А так, в тени, так сказать, Всадника, я и до Города дотопаю. Вон и стены уже видны…

Господи, это же надо, я с виду не так уж велик, а сколько страха вмещаю.

НУ, ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ. Только бы не сомлеть, не порадовать Командора. Стены рядом. Неприступные черные стены… Сколько вы мне снились…

Все не могу больше, сейчас лягу и буду тихонько умирать от пропитавшего меня страха.

Холодная стена… Лбом упереться… Холод… Страх… Все… Все?

Все! Кажется все. Всадника НЕТ! Значит у меня есть минута — две форы. Фу! Никогда в жизни столько не потел…

Где же эта ДВЕРЬ? Ведь должна быть ДВЕРЬ раз есть КЛЮЧ. А время истекает, вон уже в поле радостное оживление: сейчас организуют погоню… А я, все еще, ищу дверь…

Еще немного и можно будет не искать. Так, вон уже и толпа бывших соратников на горизонте, а впереди, конечно, дядька Командор…

ДВЕРЬ? Если это не дверь, то дальнейшее развитие событий уже ясно можно прочесть в глазах приближающегося Командора.

АГА! А ЭТО ТАКИ ДВЕРЬ!

ОТКРЫЛАСЬ!

Ну, а теперь, надо отдать последний долг.

— Эй, Командор! А ведь теперь тебя, как минимум, выпорют!

И плечом на дверь, изнутри! Вот теперь все.

Ну и темнота, вот уж, воистину, Всеобщая Тьма.

Да, но все ли? Ох, кажется мне, что это только начало. Но я устал. Страх выпотрошил меня. Я пуст… Я одна оболочка… Я сон…

СОН.

Кривое Зеркало.

Перспектива, образуемая скрещенными клинками улиц.

Мой Путь.

В кривом Зеркале скрещенье трансформируется в тяжелый чугунный Крест.

Небо земля — взаимозаменяемая серая скорлупа.

Миг и небо под ногами, а Крест и вязкая земля надо мной.

Мой Путь.

Вверх.

В Зеркало.

Множатся взаимные отражения.

Мы.

А кто МЫ?

А кто ТАМ?

Но молчит пирамида — набухая, как паразит насосавшийся дармовой крови погребенных под расползающимся основанием.

В кривом Зеркале петляют уличные пути — свиваясь в ленту Мебиуса.

Замыкая пути.

Совмещая поверхности.

Уводя от Вершины Пирамиды.

Порождая сомнение и смятение.

И все тонет в кривых зеркалах.

И я один.

Я и мой Выбор.

Мой Путь.

И СОН.

Сон?

…Все такая же темень вокруг, но, кажется, в этой темноте я уже не одинок. Я столь интенсивно сопеть не умею…

Ну, что же, от Командора я ушел и вновь имею шанс показать на что я еще способен…