Город детства

Неделя выдалась тяжелая. Июльская жара топила мозги, как воск. Продажи, словно назло, неуклонно снижались. Директор бычился и капризничал — каждое утро учинял планерки с разборами полетов, вылавливал опоздавших, как мух. В пятницу стрелки часов, распаленные солнцем, завязли. С огромным трудом мы дождались конца рабочего дня, и завалились в бар. Я, Глеб, Аркашка и Жорик.

Первый стакан райски холодного пива ушел в мгновения. Взяли по второму, затем по третьему. Языки развязались, забурлила кровь. Стало легко и весело. Жорик открыл серию анекдотов. Он всегда смешил, этот Жорик, я завидую таким. Потом перебрали по косточкам придурка-шефа и кое-каких коллег.

Глеб исчез первый.

— Ну все, ребята, я исчезаю. Мне еще ребенка из садика забирать.

Но мы и не расстроились. Так, скуксились для виду. Правильный парень, самый молодой и удачливый. И все у него спорится, и все у него есть: коммерческая хватка, любимая жена, классная тачка. И жизнь его, как фруктовый кефир. Иногда он наводит на меня скуку.

Потом позвонили Жорику, его домогались какие-то бабы, и он тоже решил отчалить. Аркашка бросил несколько острот ему на прощание.

Я с Аркашкой сидел еще долго. Не знаю, что на нас нашло, но в конце мы взяли двести водки. А после пива это чревато. Хотя никто из нас не выехал. Оба остались в норме. Болтали за жизнь, беседа казалась чертовски интересной.

Когда вышли из бара, жара уже спала. Солнце почти село, мазнув над крышами оттенком хурмы. Веяло свежим, чуть влажным, запахом асфальта.

— Гребаный город, — сказал я. — Здесь отравленная атмосфера, вечные пробки и злые люди.

— Иа. Ага, точно, — икнув, согласился Аркашка.

— Слушай, давай завтра на природу махнем, а? — лучшие идеи, как известно, рождаются под градусом. — Я место знаю классное. Озеро Лесное. Удочки возьмем, палатку, шашлык.

— А-балдеть! — поддержал Аркашка. — Базаров нет, я двумя руками.

Мы стояли около бара и курили.

Обговорив детали предстоящего путешествия, мы пошли в сторону дома, благо, было близко и по пути.

— Знаешь, Влад, что меня беспокоит? — произнес Аркашка, кончив икать.

— И что же?

— Молодость, Влад. Ты чувствуешь, как она ушла?

— В каком смысле?

— Нам с тобой уже за тридцать, — он покосился на меня, приподнял густые брови. — И молодость прошла, понимаешь?

— Хм, — усмехнулся я. — Не знаю. Я лично себя молодым считаю.

— Ты уверен? — Аркашка растянул в улыбке длинный рот. — А зря… Вот мне даже телок снимать уже не хочется. Раньше бывало, выпьешь сто грамм… А тебе разве хочется?

— Мне? — почему-то удивился я. — Не знаю. Я жену люблю.

— Э, брат, это ты врешь, — погрозил пальцем Аркашка. — Просто запала нет уже, согласен?

— Вряд ли. Мне жены хватает. Это любовь, Аркан, лю-бовь.

— Ну-ну, слышали мы такие сказки. Хочешь сказать, даже на других баб не засматриваешься?

— Да не, заглядываюсь. Но это как на выставке, понимаешь? Красивые картинки.

— Любовь все равно не вечная. Год, два, а потом…

Я повел плечом. Спорить в этот раз не хотелось.

— Надо где-то отлить, — заметил я.

На счастье, подвернулся старый заброшенный дом.

Это было двухэтажное кирпичное строение, обнесенное полуразрушенным забором, строение с оттенками высохшей рябины, кое-где выщербленное, без признаков жизни. В прошлом здесь водилась какая-то контора. Почти на всех окнах первого этажа крепились паутины из ржавых прутков, и только два крайних зияли неприкрытой чернеющей пустотой. Конечно, дом и раньше попадался мне на глаза, но внутрь я никогда не проникал.

— Блин, я тоже в туалет хочу, — известил Аркан.

Мы пролезли через дыру в заборе и направились к угловому окну.

Спьяну про осторожность забыли, легко забрались в дом. Внутри было темно. Пахло мочой и плесенью. Я достал мобильник, включил функцию "Фонарик" и посветил. Мы пристроились у стенки с черными матерками на облупившейся штукатурке. Облегчились.

Но выходить сразу не стали. Я поводил рукой с мобильником — зайчик пробежался по всем стенам.

— Смотри, дверь какая! — изумился Аркашка.

В торцовой стене, ближе к углу, была деревянная дверь, свежевыкрашенная в кремовый цвет, что выделяло ее на общем фоне. Я подошел с намерением открыть ее. И повернул золотистый бочонок замка-ручки. Дверь поддалась. Нам в глаза ударил яркий полуденный свет, я зажмурился.

— Ясно, другой выход, — заключил Аркадий.

Мы вышли.

Но пейзаж перед нами предстал явно иной, не тот, который ожидался, который здесь должен был быть. Слева тянулось необъятное гороховое поле, из него там и тут выглядывали золотистые короны подсолнухов. Прямо шла ухабистая грунтовая дорога, а справа, в отдалении, виднелись небольшие каменные дома. Дорога истекала от наших ног. Позади остался тот же заброшенный дом и свежевыкрашенная дверь в стене. Справа на обочине, в двух шагах от нас, росло дерево — большой раскидистый тополь. Мощный ствол захватили в своеобразную вилку два велосипеда, прислоненные к нему. По их желтым рамам бегали змейки — тени трепещущей листвы. Было солнечно и нежарко.

— Это же "Салют", — констатировал я. — Сейчас таких не выпускают. А ведь блестят, как новенькие.

Я взял один, оседлал и покатился.

— Ух ты, как классно! — услышал я свой голос сквозь свистящий в ушах ветер.

Полевой аромат гороха ударил в ноздри. Сзади зазвенело, я оглянулся. Аркаша догонял меня на другом велике.

— Давай на перегонки!

— Да ты уже проиграл, — засмеялся я и активней налег на педали.

Мне удалось оторваться, но вскоре Аркан сократил разрыв, а затем и вовсе вырвался вперед.

И если б не первый дом, он бы не остановился.

— Ладно, ты победил, — смирился я.

Запыхавшиеся, мы спешились и прочитали вывеску.

ПРОДМАГ

Я ухмыльнулся. Слов не было. Мы вошли. Магазин пустовал. На открытых прилавках — бери, что хочешь. Кукурузные палочки в большой прямоугольной коробке, такие были в советское время. Пол-литровый "Дюшес" в болотистом темно-зеленом стекле, с маленькой этикеткой на конусе бутылки. Пиво "Жигулевское" — того и гляди, перепутаешь с "Дюшесом". Водка "Пшеничная", прозрачная вытянутая бутылка с большой золотистой этикеткой. Крупные конфеты "Гулливер" в желтой обертке. И еще много всякой старинной всячины.

— Черт, куда мы попали? — нахмурившись, протянул Аркашка.

Я пытался протрезветь.

— Ты разве еще не понял? Это наша общая галлюцио… цио… нация. Город детства.

— Тогда ущипни меня за зад.

Но я взял с витрины коробку кукурузных палочек, варварски вскрыл ее и начал хрустеть.

— Н-да, палочки из детства гораздо вкуснее.

Аркашка последовал моему примеру.

— Раньше сахарной пудры не жалели, — заметил он.

— Разве в галлюниках можно жрать и ощущать вкус? — спросил я то ли у него, то ли у себя.

— Нет, конечно.

Мы вышли из магазина, прихватив еще по бутылке "Жигулевского". Я сел на траву и задумался.

— Тогда, если это не групповая галлюцинация, то что же с нами происходит? Мы попали в параллельный мир? Или нам открылось окно в прошлое?

— Не окно, а дверь… Слушай, да не заморачивайся ты. Погуляем и вернемся, а потом будем разбираться. Вон смотри, Лу-на-парк.

Я повернул голову в сторону, куда Аркан тыкал пальцем. Посреди горохового поля красовался, словно мираж, огороженный белоснежным забором, городок развлечений. Над воротами высилась дугообразная вывеска: "Лунапарк". Издали это походило на многообразный карточный домик или возведенное в поле строение эльфов из компьютерной игры.

— Черт, как же мы его раньше не заметили? — я почувствовал, как к груди подкатывает волна. — Наверно такой же приезжал, когда я перешел в старшие классы.

Мы взяли велосипеды, и пошли туда, хрустя на ходу палочками.

Перед нами предстал безлюдный парк аттракционов, раскинутые шатры зазывали радугой вывесок. Гигантскими виноградными гроздьями болтались на ветру желто-зеленые и светло-красные шары.

— Вау! Пещера страха!

Я приметил ее сразу, как зашли в ворота. Когда-то я мечтал побывать в ней и второй, и третий, и десятый раз, но мелочи хватало только на один. Не раздумывая, я сел в тележку, хлопнул пробкой "Жигулевского" о бортик, тележка тронулась и окунулась в пещеру. Аркашка, дуралей, поперся стрелять в тир.

В пещере было темно, хоть глаз выколи. На крутых поворотах с легкой вспышкой света навстречу мне выскакивали скелеты и страшилища. Дух захватывало, как в детстве. Сердце выскакивало из груди. Потом я пустился по второму и по третьему разу.

Аркашка ждал меня у выхода из Лунапарка.

— Почему ты не пошел в Пещеру страха?

Он махнул рукой.

— С детства не люблю острых ощущений.

Я хмыкнул. Мы бросили в урну опустошенные коробки и бутылки, и с велосипедами пошли по полю, на ходу принявшись поедать горох.

— Пора и честь знать, — сказал он.

— Думаешь?

Он кивнул.

Несмотря на вновь выпитое пиво, хмель куда-то улетучился. Я чувствовал себя почти трезвым. И вместе с тем испытывал особый душевный подъем, этакую внутреннюю невесомость. Над нами пролетела чайка, я остановился и положил велосипед. Обмякши, я лег прямо на горох, раскинул руки и уставился на небо. Ни единого облачка. Бездонная синь кружила голову. Небо здесь было другое — оно то высасывало меня, то падало на меня, то зеленело, то белело. Я тихонько засмеялся.

— Ты чего ржешь? — удивился Аркадий, стоя надо мной.

— Мне кажется, я схожу с ума, — отметил я.

Одной рукой он придерживал велосипед, а другой расколупывал стручок гороха.

— А вот и первый человек.

Он всегда был чертовски наблюдательным, этот Аркашка.

Сторож горохового поля в черном плаще несся прямо на нас, с двустволкой наперевес.

— Эй, засранцы! Горох не трогай, солью стреляю!

И он пальнул один раз в воздух.

Я вскочил. Мы забрались на велики и помчались обратно к двери. Еле успели. Как только Аркан взялся за ручку, просвистел выстрел. У меня внутри все сжалось. В следующий миг я понял, что цел и что Аркан тоже цел. Мы проскользнули в приоткрытую дверь.

В понедельник, встретив Аркашку в офисе, я первым делом спросил:

— Ты ходил туда?

— Куда?

— Не придуривайся. Второй раз ходил?

— Не, — он принял серьезный вид. — Мне было боязно. А ты что, ходил? Когда мы выбрались оттуда, ты даже не решился снова открыть дверь.

— Ну, так я хотел вернуться на трезвую голову. И вчера днем я это сделал.

— И как? — он приподнял густые брови.

Лицо его превратилось в знак вопроса.

— На этот раз там был самолет.

Мимо прошел шеф, с подозрением поглядел на нас, но промолчал, и мы инстинктивно перешли на полушепот.

— Какой самолет?

— Ну, этот, Ил-2, что ли. В моем детстве такой стоял в парке, и мне все хотелось залезть в кабину и включить его, но она была наглухо запаяна. Вчера же я не только забрался туда, мне удалось его завести и проехать полкилометра. Слава богу, взлетать я не умею.

Аркан присвистнул.

— Я не решился, — сказал он. — Мне до сих пор кажется, что все было сном… У тебя есть какие мысли, откуда оно взялось?

— Я думал всю субботу и не мог найти никаких логических объяснений. Это не галлюцинация, не машина времени. По-моему, это какая-то параллельная реальность, возвращающая нас в детство. То есть некий пустынный город с атрибутами нашего детства. И вот что еще мне пришло в голову. Город Детства исполняет те заветные желания, которые горячо зудили нас в детские годы.

— А как же велосипеды?

— У меня не было "Салюта". А я мечтал. У тебя разве был?

— Нет, только подержанный "Уралец".

— Вот, видишь… Я надеюсь, ты никому не расскажешь про эту дверь?

— А кто поверит?

Но Аркашка разболтал. Правда, только своим. Он сообщил Глебу и Жорику, что приключилось с нами после того, как они ушли из бара. Впрочем, и этого хватило.

В тот же вечер (был вторник) Глеб с Жориком, посмеиваясь над нами, поплелись в заброшенный дом. Уж не знаю, что там с ними происходило, но утром они пришли на подъеме. Собственно, в то утро я и узнал, что они уже в курсе. Делать нечего, в пятницу, вместо традиционного пивбара, пошли все, вчетвером. Потом каждый стал ходить, когда ему вздумается.

В один замечательный вечер я повел в Город Детства свою жену.

— Владик, ну хватит разыгрывать, — Надя до сих пор не верила.

Это и понятно.

— Я не разыгрываю, — серьезно сказал я. — Сейчас сама все увидишь.

— Ты просто какой-то сюрприз придумал, да?

Ее наивные оливковые глаза по-детски смотрели на меня.

— Ладно, можно и так сказать — это сюрприз.

Мы забрались в дом (я помог Наде). Солнце еще не зашло, в исписанной комнате не было темно. У заветной двери, подбрасывая камешки, сидел какой-то хмырь, парень-акселерат, с короткой стрижкой и тупым взглядом. Я почувствовал неладное — в груди затеребило. Когда мы приблизились, он поднялся и преградил нам дорогу. Роста у него оказалось метра два. На лице красовались прыщи.

— Вы туда?

— Ну да, — хмуро подтвердил я. — А ты кто такой?

— Вход пятьсот рублей.

— Что-о?! — меня бросило в жар.

— Пятьсот рублей. Все вопросы к Глебу. Теперь это его фирма.

— Какая, на хрен, фирма?! — во мне все закипело. — Это же я нашел эту дверь!

— Ну и что. Все вопросы к Глебу. Получите скидку для коллег.

Я посмотрел на него снизу вверх. Прыщавый детина был явно сильнее.

Как назло, выходя на прогулку, мы не взяли с собой денег. Пришлось развернуться и уйти ни с чем. У меня в горле застрял комок. Жена сначала ничего не понимала, а потом стала хихикать.

— И к чему весь этот цирк? Глупость какая-то.

Я ничего не говорил.

Наутро, придя в офис, я первым делом нашел Глеба и ухватил его за дорогой сиреневый галстук. Попытался слегка придушить.

— Слушай, ты, нувориш проклятый! Какую ты там фирму придумал?! И как у тебя совести хватило?

Он по-бабски моргнул несколько раз.

— Да подожди ты, Влад, не кипятись. Я тебе карточку дам. Своим — всего сто рублей на три посещения.

— Эх, щас бы как врезал тебе!

— Ну давай, рискни! — спокойно сказал он и вырвал галстук.

Отряхнулся, как будто сбросил с себя мою пыль, и добавил:

— А что ты хотел? Иной за возможность попасть в детство миллионы заплатит. Пятьсот — это не бабки. Это почти задаром.

— Думаешь, все продается и покупается? — сплюнул я. — Не случайно ты в школу при Ельцине пошел.

— Причем тут школа?

— Короче, скажи этому своему прыщавому дебилу, чтоб он убирался оттуда. Я надеюсь, ты еще не подал рекламу в газету?

— Нет, только с работы кой-кому сказал, — он вдруг сник, как спущенный шарик. — Ладно, посмотрим.

И пошел восвояси.

— Ты все понял? — крикнул я вдогонку.

Но он промолчал.

Вечером я отправился на проверку, один, без жены, без Аркашки. На всякий случай прихватил самодельный электрошокер.

К моему облегчению, у двери никого не было. Сердце радостно запрыгало, я огляделся по сторонам и медленно подошел к входу в Город Детства.

Когда я открыл дверь, меня словно током дернуло. Ноги и руки онемели. Нечто подобное, кажется, я видел уже в любимом фильме моего детства, "Гостья из будущего": там главный герой вместо машины времени обнаружил вот этакое. За дверью в Город Детства была старая кирпичная кладка. Такая же, как и все стены дома, из бледно-красного кирпича, полувековой давности. Кирпичи во многих местах были выщерблены, изъедены временем. Словно в насмешку, на краю кладки слегка колыхалась паутина. Я постучал по стене, она оказалась на удивление прочной.

— Ну вот, доигрались, — вслух произнес я.

…Все из-за этого ублюдка, Город Детства не потерпел такого к себе отношения. Так мы с Аркашкой решили поутру. Но бить ублюдка теперь бесполезно. Морали читать тоже. Надо решать, что делать? Какой поступок совершить, чтобы проход снова открылся? Ведь, кажется, так построены все фантастические сюжеты со всякими волшебными каналами?

— А может, как раз нужно его наказать, и тогда дверь откроется? — почесал голову Аркан.

— Нет, слишком примитивно, — возразил я.

Мы сидели в курилке и потягивали сигареты.

— А если самим нужно что-то поправить в своей жизни? — он сделал философски-печальный взгляд, как у больного щенка.

— Не знаю… Послушай, нужна ли нам вообще эта чертова дверь? Ну, сходили мы туда, сделали пару-тройку экскурсий. Воплотили несбывшиеся в детстве мечты. Разве этого недостаточно?

— Тебе может и достаточно. А я так и не дождался, когда в Городе появится море.

— Зачем тебе море? Съезди в отпуск на юг.

— Во-первых, там бесплатно. А во-вторых… В детстве меня возили на Черное всего один раз. И где-то по дороге, на берегу, был заброшенный почерневший фрегат. Не знаю, откуда он взялся в то время. Сейчас его наверно точно нет. Тогда мы просто проехали мимо, а я так хотел по нему полазить. Но мне не дали. Кажись, я даже плакал. И вот я надеялся, что Город предоставит мне возможность полазить по старинному фрегату.

Я удивленно поглядел на Аркадия. Такого откровения от него я не ожидал. Он же посмотрел чистыми глазами, мол, чего тут такого, что ты уставился?

Мы так и не решили, что нужно сделать.

Вечером я сидел дома, на диване, и смотрел телевизор. Надя что-то готовила на кухне. Я тупо глядел на экран и думал о своем. После рекламы начали показывать сюжет местных новостей. Я увлекся. Меня поразило, что семья живет в соседнем доме. Возможно, я даже видел мамашу, определенно видел, встречал во дворе, но девочку… Лет десяти, прелестная, с умным бледным личиком, она уже не вставала с постели. Редкая болезнь. Медленная и мучительная смерть, паралич всего тела, адские боли — я живо представил все это. Максимум через месяц надо сделать операцию, в Германии. Сумма почти собрана, но не хватает еще три штуки евро.

Меня как озарило. Я решил, что это знак, и, будто зомбированный, пошел одеваться. Надя удивленно выглянула из кухни:

— Ты куда?

— Да так, пойду пройдусь.

Сбербанк еще работал. Жаль, конечно, с новеньким авто придется отложить, ну да черт с ним, куплю велосипед. С халтурками я накопил три штуки, остальное хотел взять в кредит. Что ж, пусть лучше к девочке вернется детство, ведь оно должно быть счастливей моего.

Думаете, после того, что я сделал, дверь открылась? Ничего подобного. Видно, что-то все равно было не так. И я подозреваю, в чем суть. Где-то в глубине души я жалею потраченные деньги, но постоянно борюсь с этим осадком. Возможно, когда я выиграю эту внутреннюю борьбу, дверь откроется. Ведь девочка теперь жива-здорова, уже бегает-прыгает по двору. Значит, не зря. Ее детство будет в сто крат прекраснее, время же другое, и у нее сбудутся все забавные мечты ребенка.

А мы с Аркашкой ходим туда каждую пятницу, проверяем, не исчезла ли кирпичная кладка. Я очень хочу увидеть Аркашкин фрегат. Ведь надежда умирает последней.

Август 2008 г.